Автор книги: Дмитрий Колупаев
Жанр: История, Наука и Образование
Возрастные ограничения: +12
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Очерк 6. К вопросу о социально-политическом устройстве государства в средневековой Руси
В основе развития каждой культуры или цивилизации (в данном случае будем считать эти понятия синонимами) лежит некий неразложимый осадок, её инвариант. Среди растений и животных таким инвариантом является генно-хромосомный аппарат – геном, отвечающий за сохранение и передачу наследственной информации. Нечто похожее можно наблюдать и в общественной жизни, где «эволюционно сформировался подобный же инвариант, обеспечивающий негенетическое социальное наследование составляющих надбиологической жизни человечества».[19]19
Алексеева-Бескина Т. И. Саморазвивающаяся система города и константы переходных периодов урбогенеза. – Город в процессах исторических переходов. Теоретические аспекты и социокультурные характеристики. – М., 2001. – с. 111.
[Закрыть] Он получил (пока ещё не общепризнанное) название социогенома. В любом случае именно они придают качественное своеобразие определённой стране и делают Россию – Россией, Францию – Францией, при всех возможных изменениях, модификациях.
Как же развивался социогеном русского народа в его историческом центре – Москве? Политическое развитие в средневековой России в XIV–XV вв. проходило в обстановке сначала совместного «сожительства» в рамках одного государства и заимствования ценностных ориентаций в политической и социальных областях с Золотой Ордой, а затем уже борьбой с её осколками, а также с постоянным усиливающимся противостоянием с Великим княжеством Литовским, с Ливонским орденом, а впоследствии, и с войнами с Швецией. Поэтому Московское государство, постепенно складывается в форме разветвленной военной организации, главной социальной задачей которого является военное дело. Вся система экономической жизни России была направлена на поддержание обороноспособности страны. Этот принцип, заимствованный из политического наследия Чингисхана» определял характер власти в московском государстве, когда вся система принятия решений, и не только военных, сосредотачивается в руках одного государя. Этот восточный принцип «власти-собственности» стал наиболее значимым рефреном развития российской истории. При этом «власть – собственность» в Московском государстве сосредотачивалась в руках московского князя, и в его лице «…В государе – царе и великом князе всея Руси выступает власть единоличная с территориальным и политическим значением; он наследственный владелец всей территории, он правитель, властитель живущего на ней населения; его власть определяется целями общего блага, а не гражданскими сделками, не договорными служебными или поземельными отношениями к нему его подданных».[20]20
Ключевский В. О. История России: специальные курсы. – М, 2003. – С. 132–133.
[Закрыть]
Социально-экономической основой «власти-собственности» было неоспоримое право элиты на избыточный продукт, взимаемый в виде «ренты-налога». Весь результат экономической деятельности централизованно направляется в царскую систему распределения, а затем, расходится среди различных социальных слоев в тех параметрах, которые определяются степенью близости той или иной социальной группы к властным структурам. По мере постепенного упрочнения подобной социальной практики распределения социальных и материальных благ, постепенно проявляется тенденция приближенных к этому процессу лиц сделать институты подобного распределения и их формы (сначала земля, а затем, при Петре I и казенные заводы) своей собственностью. Однако этот процесс не превращает новообращенных хозяев в частных собственников, по крайней мере, в европейском смысле. К.Маркс, напомним, называл такую систему «азиатским способом производства».[21]21
Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. – М., 1965. – Т.13, с. 7; Т. 25. Ч. 2. С. 354.
[Закрыть] Социальная структура раннего Московского государства, таким образом, внешне покоилась на старом, европейском фундаменте, а его наличие определяется долго сохраняемым институтом наследственного владения – «вотчины». Однако постепенно, в рамках повседневной социальной практики, она дополнилось видоизмененным азиатским, точнее, тюркским (по аналогии с турецкими «сипахами»), военно-служилым владением – «поместьем», которое давалось за службу князю, но не было наследственным владением. По мнению отечественных историков «… Этот факт сообщил всему строю Московского государства своеобразный характер. В других странах мы знаем государственные порядки, основанные на сочетании сословных прав с сословными обязанностями или на сосредоточении прав в одних сословиях и обязанностей в других. Политический порядок в Московском государстве основан был на развёрстке между всеми классами только обязанностей, не соединённых с правами. Правда, обязанности соединены были с неодинаковыми выгодами, но эти выгоды не были сословными правами, а только экономическими пособиями для несения обязанностей. Отношение обязанностей к этим выгодам в Московском государстве было обратно тому, какое существовало в других государствах между политическими обязанностями и правами; там первые вытекали из последних как их следствия; здесь, напротив, выгоды были политическими последствиями государственных обязанностей. Это различие отношения выражалось в том, что там сословные обязанности слагались с лица, отказавшегося от сословных прав; здесь, напротив, не позволено было слагать с себя обязанности даже под условием отказа от выгод, и часто обязанность оставалась на лице, не пользовавшемся соответствующими выгодами. Так, обязательная ратная служба в Московском государстве соединена была с поместным владением, но иному служилому человеку не давали поместья, если он и без того имел средство служить, владел достаточной вотчиной».[22]22
Ключевский В.О. История России: специальные курсы. – М, 2003. – С. 372–373.
[Закрыть]
Основываясь на дореволюционной традиции в русской историографии, американский историк Р. Пайпс определяет средневековую политическую систему средневековой Руси как вотчинную монархию, в которой функции главы государства и хозяина княжества-вотчины совпадают полностью.[23]23
Пайпс Р. Россия при старом режиме. – М., 1993 – С. 92, 102.
[Закрыть] Царь-собственник не только территории, но и, в известном смысле, населения, на ней проживающего. Последнее разбито на категории по функциональному признаку («государевы служилые люди», «государевы тяглые люди», даже «государевы богомольцы»). В данном случае американский исследователь русской истории исходит из традиционного для западного ученого процесса рассмотрения отношений собственности. Однако здесь видится внешняя сторона совпадения понятий, когда за формально внешними европейскими формами, оставшимися в виде мертвой исторической традиции, скрывается азиатское содержание самого социального явления.
Своеобразию политической системы Московского царства в определенной мере способствовал географический фактор. Но здесь господствовал не традиционный для марксистской историографии тезис о торговых связях, как стимуле становления государства. Москва, как город, лежал вдалеке от торговых путей, располагаясь на притоке реки Оки, причём последняя впадала в Волгу. Недаром, на протяжении столетий, главными политическими соперниками Московского княжества станут торговые города: Тверь, Нижний Новгород, и, особенно, Господин Великий Новгород. Имевшаяся в Московском княжестве природа позволяла русскому крестьянину обеспечить минимум его житейских потребностей и спастись в лесистой московской местности от татарских набегов, но она оставляла очень мало способов накопления прибавочного продукта, как это хорошо показано в работе Л. В. Милова. Россия, по его мнению, «была многие столетия социумом с минимальным объемом совокупного прибавочного продукта…»[24]24
Милов Л. В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. – М. 1998. – С. 411.
[Закрыть]. Московское государство постоянно забирало у крестьян не только прибавочный продукт, но и часто самое последнее, мотивируя подобную социальную практику высшими государственными интересами. Какого-либо внешнего интеллектуального влияния на московских властителей, кроме политических традиций Золотой Орды не было. Правда, нельзя исключать и определенное воздействие византийской политической мысли (через православное духовенство), но оно не могло быть значительным. Вряд ли русские князья усердно изучали труды византийских мудрецов, зато они прошли великолепную 250-летнюю практику ордынской политической школы. Сложившееся в таких условиях государство было не столько вотчинным, сколько военнослужилым. И таковым оно, в том или ином виде, оставалось до конца XX в. В таком государстве имелось много военной силы и разного рода командиров, но отсутствовали граждане. Оставляя до более благоприятного времени терминологические споры, отметим, что военнослужилый фактор в любом случае оставался, наряду с «властью – собственностью» доминирующим в истории России, неоднократно меняя форму, но сохраняя практически в неизменном виде содержание. В этой связи нелишне будет процитировать слова М. М. Сперанского, знакомого с нашей государственностью не «понаслышке»: «Россия есть, и всегда была государство военное. Гражданския ея установления суть средства, а не цели ея бытия. Начала ея управления были всегда совершенно военныя, всё и всегда управлялось одними дневными приказами, хотя форма их была различна».[25]25
Цит. по: Прутченко С.М. Сибирские окраины. Историко-юридические очерки. Приложения С.М.Прутченко. – СПб.,1899. С. 16.
[Закрыть]
Московское княжество во время правления Ивана Калиты (1325–1341 гг.) сумело занять ведущие позиции в Северо-Восточной Руси. Это стало возможно по причине того, что «…Орда перестала высылать на Русь своих людей для сбора денег, отдав это право Московии. Именно получение фискальной власти стало для княжества переломным моментом».[26]26
Хоскинг Джефри. Россия и русские. Книга I. – М., 2003. – С.88.
[Закрыть] Наличие мощной силы военно-служилого элемента позволяло собирать эту дань и подавлять вооруженной силой недовольных этим процессом. Таковы истоки политического возвышения Московского княжества в рамках исторического процесса, о чём не любят рассуждать отечественные историки.[27]27
Или им это не дают обстоятельства социально-политической действительности в лице административного начальства. – Примечание автора.
[Закрыть] Когда же и как Московское княжество стало лидером социально-политического развития страны, уже основываясь на требованиях развития своей страны, а не желаниях ханов Орды? Отправной точкой или переломным моментом в истории России принято считать Куликовскую битву 8 сентября 1380 года. Это историческое событие является начальным этапом формирования русской национальной идентичности и началом процесса становления независимого Российского государства. Но какие причины социального характера подвигнули московских князей – слуг Золотой Орды возмутиться против своих хозяев? В середине XIV века в Золотой Орде наступил период феодальной раздробленности – за 24 года сменилось 42 хана. Московские князья за все это время дань собирали – ибо народу русскому не было известно истинное положение дел, но дань в Орду не посылали. Победивший в междоусобной войне в Орде хан Мамай потребовал от Москвы выплатить дань за 20 лет. Вот тут-то и сказалась потомственная жадность представителей рода Калиты. Выдвинув идеологическое обоснование на неуплату дани в форме того, что Мамай был сыном наложницы, а не законной жены хана Узбека (что, кстати, было аргументом не идти на Русь и для Казанских татар), московский князь Дмитрий собрал всех служилых людей, нанял воинов в Великом княжестве Литовском, и разбил «бастарда» Мамая. То, что, одержав первую за 130 лет победу над татарами, московский князь Дмитрий не проникся национальной идеей, лучше всего иллюстрирует его поведение в 1382 году. Тогда к Москве подошёл уже другой хан, Тохтамыш, от законной жены хана Узбека, и «национальный герой», причисленный впоследствии к лику святых, бежал на Север, в Белоозеро, прихватив и жену, и казну. Тохтамыш Москву сжёг, но урок Куликовской битвы для татар не прошел даром – они удовлетворились подтверждением «статус кво», то есть продолжением выплаты дани, а за московскими князьями закрепили право передавать великокняжеский престол по наследству, сохраняя ритуал получения ярлыка.
На рубеже XIV–XV вв. в московском княжестве, в период правления князя Василия I (1389–1425 гг.) произошёл важный социальный сдвиг в системе властных отношений в княжестве. В своём завещании князь Василий I впервые письменно закрепляет право передачи престола не старшему в роду князей, а старшему сыну великого князя. Сточки зрения всех форм историографии – и либеральной, и марксистской, государственной, теократической и прочее – факт, несомненно прогрессивный, хотя бы с точки зрения сохранения элементарного социального порядка в государстве.
Это завещание Василия I не было сразу принято всей элитой князей и бояр не только Московского княжества, но и других, формально независимых и полунезависимых княжеств. В традиции всё ещё сохранялся принцип родственного наследования, тем более, что отец Дмитрия Донского, князь Иван Иванович стал Великим князем только после смерти своего старшего брата Симеона Гордого. Да и завещание самого Дмитрия Донского было достаточно неясно, в тексте которого оставлялась возможность наследования престола Великого князя, вслед за Василием, его братом Юрием.[28]28
См: Зимин А. А. Витязь на распутье. Феодальная война в России в XV в. – М., 1991. – С.8.
[Закрыть] Последний воспользовался своим историческим правом и начал противостояние со своим племянником, вошедшее в российскую историографию как феодальная война 1425–1453 гг. В задачу автора данной работы не входит рассмотрение всех перипетий этой борьбы, долго вёдшейся с переменным успехом. Здесь важен социальный, а, подчас, и в узком смысле, психологический аспекты данного исторического явления.
Война между родственниками за обладание престола московского княжества шла не только между персоналиями, но и между представителями различных социальных менталитетов. Основную ударную силу войска Князя Юрия Дмитриевича (дяди Василия II), и его сыновей Василия Косого и Дмитрия Шемяки, составляли выходцы из Вятской и Галицких земель. Это были охотники – промысловики, периодически становившиеся торговцами в период реализации своей добычи. В этом регионе средневековой Руси было много городов, которые вели обширную торговлю с соседними областями и посредничали с зарубежьем. Этих людей отличали предприимчивость и высокие боевые качества. Как отмечают отечественные историки социальное устройство в Вятской и Галицких землях было близко к новгородскому, при наличии своих бояр и ополчения, подчинявшихся «ватаманам» (то есть прародителям казачьих атаманов, хотя бы лингвистически), земским воеводам.[29]29
См.: Зимин А. А. Витязь на распутье. Феодальная война в России в XV в. – М., 1991. – С. 19.
[Закрыть] Именно эти «витязи» Северной Руси неоднократно оказывались победителями в боевых столкновениях с Московскими полками, обеспечив и Юрию Дмитриевичу, и его сыну Дмитрию Шемяке кратковременное господство над Москвой. А Василий II одерживал свои победы (в боевом, сугубо ратном смысле) над своими противниками в ходе феодальной войны при помощи ханов Золотой Орды и в Москву часто прибывал в сопровождении татарского эскорта.[30]30
Зимин А. А. Там же, с. 107.
[Закрыть] Помимо татар, победу Василию Тёмному обеспечил и большой слой служилых бояр московских, боявшихся установлению в Москве новых порядков, появления новых людей, финансовой реформы (Дмитрий Шемяка первым начал на Руси чеканить так называемую «копейку», мелкую разменную монету), и что самое главное, Дмитрий Юрьевич Шемяка наотрез отказался платить дань татарскому хану.[31]31
Там же, С. 129.
[Закрыть] В своих работах А. А. Зимин так охарактеризовал «моральные» основы Москвы быть центром объединения русских земель: «Не стала Москва… средоточием сил национального сопротивления татарам, не смотря на гром Куликовской победы. И. В. Всеволожский (московский боярин, приближенный к Василию II «Тёмному – Д.К.), выклянчивая в Орде ярлык на великое княжение Василию II, …доказывал, что его подопечный обязан своей властью только воле ордынского царя и распоряжению своего отца, Василия I. Князь же Юрий искал великого княжения «духовною отца своего». Этим отцом был Дмитрий Донской, с именем которого связывали победу над татарами. Борьба за наследие Дмитрия Донского, которую вели галицкие князья, была вместе с тем борьбой против татарских поработителей. Образ Георгия Победоносца особенно почитался на Севере Руси – в Новгороде, на Двине и Вятке. Ему посвящались церкви. Этот культ как бы связывал воедино образ победителя змия (под которым разумели татар) и образ блистательного князя Юрия Дмитриевича, основателя могущества галицких князей, истинного наследника Дмитрия Донского. Знамя борьбы с татарскими насильниками прочно держал в своих руках и его сын князь Дмитрий Юрьевич Шемяка.
А вот Василий II стал верным вассалом Улу-Муххамеда (хана Золотой Орды – Д.К.), навел татар на Русь и платил ордынскому царю и наемникам татарам колоссальные «выходы» и поборы. Василий II сделал татарские отряды составной частью русского войска и создал вассальное Касимовское царство, не только беспокоившее ордынцев, но и стоившее дорого для подданных великого князя.
Верные своей политике («разделяй и властвуй») татары поддержали Василия II тогда, когда поняли, какую опасность для них представляет Дмитрий Шемяка. Они всегда были готовы поддержать слабейшего против сильнейшего».[32]32
Зимин А.А. Витязь на распутье. Феодальная война в России в XV в. – М., 1991. – С.195–196.
[Закрыть] Такой же политики придерживались и большинство князей московской поместной службы и удельных князей. Здесь сыграла боязнь, социальная зависть посредственностей к таланту. Правда, расплата за этот сиюминутный успех и возведение на престол слабого и слепого Василия II наступило в течении 150 лет, ко времени правления Ивана Грозного. Дар социального предвидения не был развит у мелкопоместного дворянства Северо-Восточной Руси. А северные витязи, выступившие на стороне Юрия Дмитриевича и Дмитрия Шемяки были слабы численно и имели малые материальные резервы для длительной борьбы с многочисленными противниками.
При этом, после победы в феодальной войне, московские властители постарались отблагодарить тот социальный слой своего государства, который обеспечил им массовую поддержку внутри Руси. Судебник 1497 г. юридически провозгласил, что вся земля находится в собственности великого князя. В статье 63 Судебника 1497 года говорится: «О землях суд», то есть упоминает о землях великого князя, боярских, монастырских и чёрных землях, добавляя помещика, «за которым земли великого князя». Судя потому, что срок иска в поземельных спорах для всех категорий определялся в три года, видно, что никакой поземельной иерархии в Московском княжестве не существовало, социальное положение и вотчинных и поместных хозяев установленный великим князем закон приравнивал к общему знаменателю. Вывести из этого какой-то феодально-развитой строй европейского образца весьма сложно. О равенстве всех землевладельцев перед законом говорит ст. 6 °Cудебника: «А которой человек умрет без духовной грамоты, а не будет у него сына, ин статок весь и земли дочери; а не будет у него дочери, ино взятии ближнему от его рода».[33]33
Российское законодательство X–XX веков. В девяти томах. Т. 2. Законодательство периода образования и укрепления Русского централизованного государства. – М., 1985. – С. 61 – 62.
[Закрыть] Так, мелкопоместное дворянство и удельные князья получили от своего «сюзерена» не потомственные владения, не бенефициарии, а право условного держания земли, на правах бессрочной военной службы. Напоминает это не централизованные европейские государства, а военно-ленную систему Золотой Орды и Османской империи. Что ж, как говорится в русской народной пословице: «По Сеньке и шапка».
Очерк 7. Неизвестная средневековая Русь: социальные отношения в Новгороде и Великом княжестве Литовском
В очерках № 3–4 автор уже затрагивал тему особого исторического положения Новгорода и западных русских земель в отечественной историографии. История Руси – России с конца XIII века в трудах большинства отечественных историков – это история Москвы и сопредельных с ней территорий. Основа для такой парадигмы – государственный централизм и московскоцентризм, не допускающий никакой иной вариантности в развитии русских земель. В качестве основного аргумента для торжества подобной точки зрения приводится факт военной и политической победы московского варианта исторического пути России. О московской победе никто и не спорит, но почему иные, альтернативные пути развития истории нашей страны отвергаются как не состоятельные и не достойные изучения?
Социальная структура Новгорода как государства достаточно полно уже рассматривалась в очерке № 3. В дополнение к сказанному автор хотел бы остановится на следующем. В политический ареал господства Золотой Орды Господин Великий Новгород не входил, хотя периодически платил Орде «откуп». Внешнеторговые связи Новгорода простирались на весь Север Европы. Гораздо раньше голландцев новгородские ватаги «ушкуйников» (морские бродяги, разбойники и купцы, своеобразный реликт викингов – варягов, и, в определенном смысле, предтеча казачества) проникли на Новую землю и Щпицберген. Доходы новгородской казны росли, а соответственно и патрициата города. Поэтому внутри городского сообщества усиливалось влияние мощных торговых кланов, именуемых в Новгороде «боярами» по старорусскому образцу. Правда в самом Новгороде эти «бояре» были больше торговыми предпринимателями, хотя известная доля земельной собственности за ними числилась. Но сама земля в новгородской социально-экономической системе не являлась главным социальным и политическим регулятором, поскольку была неплодородна и, в лучшем случае, была источником получения строительного леса и продуктов бортничества. Поэтому новгородские «бояре» – под этим термином в городе понимались многочисленные социальные слои, имеющие существенный материальный достаток, как-то: посадники и тысяцкие, так называемые «степенные», то есть состоящие на службе в городской администрации, бывшие «степенные», вышедшие в отставку, старосты новгородских «концов», сотские ополчения – вся эта многочисленная группа, заняла к XIV веку главенствующее положение в городе, составив так называемый совет господ, во главе которого стоял новгородский архиепископ. Общегородское вече этот совет старался собирать как можно меньшее число раз и из него постепенно вытеснялись пригороды Новгорода. В начале XIV века новгородские горожане отвергли титул князя Новгородского.[34]34
См.: Хоскинг Джефри. Россия и русские. Книга I. – М., 2003. – С.105.
[Закрыть]
Продолжая свою торговую экспансию, Новгород стал одним из крупнейших торговых центров не только самой Руси, но и всей средневековой Европы. Сам город как бы стал передаточным звеном торговли Запада и Востока. В нём находились многочисленные склады для товаров, а в самом городе существовал так называемый «Немецкий двор» для купцов Ганзы. Ещё в конце XII века, примерно в 1197 году купцы Великого Новгорода проникли в Сибирь, в устье реки Оби.
Напряжённой была культурная жизнь города, которая окрашивалась по тогдашней системе ценностей в религиозные тона. В начале XV века в Новгороде, под влиянием западноевропейских ересей, появились свои религиозные движения – ереси «жидовствующих» и «стригольников». Первая ересь, сторонником которой был архиепископ Геннадий, через латинское издание библии перевели на церковнославянский ветхий завет. «Стригольники» явились, в определённом смысле, предтечей баптистов по своей программе. Всё это говорит о напряжённой духовной жизни жителей Новгорода, происходящей в контексте развития средневековой европейской культуры.
Тем не менее, будучи гораздо выше по уровню социального развития, чем Москва, Новгород проиграл политическую борьбу. Отечественные историки считают в своих работах, что это произошло от измены православию, из-за контактов с католической Литвой, в союз с которой хотел вступить Новгород во второй половине XV века. Но в это историческое время католичество ещё не захватило власть в Великом княжестве Литовском и окатоличиванию подвергались только этнические литовцы, а большинство населения княжества тогда составляли православные русичи. Уния с князем Литвы позволяло Новгороду продолжить процесс контактов с зарождавшейся на Западе культурой Возрождения. В то же время (в 1470 гг.) Московский князь всё ещё оставался, пусть и формально, агентом Золотой Орды.
Но в Новгороде шла яростная внутренняя борьба, и большая часть простого народа, так называемая «чадь», а подчас и просто охлократическая чернь, стала высказывать свои симпатии московскому князю, как противнику богатых бояр, которых можно было бы в ходе борьбы ограбить. Богатые же горожане составили так называемую «пролитовскую» партию, во главе которой негласно стояла женщина – Марфа Посадница. В 1470 году эта группа горожан одержала верх на Вече, и в соответствии со старым, не отменённым обычаем, пригласила в Новгород на княжение киевского князя Михаила Олельковича, русского князя, но вассала Великого княжества Литовского.
На следующий год возникли традиционные пограничные споры между Новгородом и Псковом. Московский князь Иван III воспользовался им, как предлогом, и послал в помощь Пскову войско, в основном состоявшее из касимовских татар. В 1471 году состоялась битва между новгородцами и москвичами на реке Щелонь. Московский воевода Даниил Холмский поступил в старых традициях Золотой Орды. Послал новгородскому архиепископу бочонок с золотом накануне битвы. В решающий период сражения кавалерийский полк новгородского архиепископа не вступил в бой. Битва была проиграна новгородцами. В итоге последние вынуждены были заплатить Московскому князю 15 тысяч рублей контрибуции и обязались отказаться от союза с Литвой. Формально независимость Новгорода сохранялась.
В 1477 году от промосковской партии к Ивану III прибыло посольство, с жалобами на бояр. В ходе беседы новгородские агенты Москвы назвали Московского князя «государём». То есть в тогдашнем понимании хозяином, а не «господином» – главой суверенного государства. Реакция Ивана III последовала незамедлительно. Московский государь предъявил Новгороду ультиматум: «Вечу не быти, посаднику не быти, а государство всем нам держати». В 1478 году к Новгороду подошла сильная московское войско: вечевой колокол был снят, а три тысячи «бояр» новгородских разосланы по окраинам московского государства. Их состояния и владения взяты в казну Великого князя, а не разграблены новгородской чернью, как те наивно надеялись.
Падение Господина Великого Новгорода чем-то напоминает судьбу античного Карфагена. Горожане имели развитую инфраструктуру, много денег, но не было у них порядка, организации. Немецкие спортивные тренеры имеют пословицу – «Порядок бьёт класс». В данном случае примитивный военно-служилый порядок Московского княжества, приправленный ордынскими традициями коварства, оказался выше более культурно развитых новгородцев.
Вторая часть бывших земель Киевской Руси – Западная Русь, имеет в отечественной историографии ещё менее завидную судьбу. В ходе освещения исторического процесса куда – то пропало пол страны – Киевской Руси. Автор этих строк уже поднимал вопрос о Русских землях, попавших под номинальную власть Великого княжества Литовского. Помимо того, что западные русские воины выдержали, в конце концов, военный натиск Золотой Орды, им ещё и удалось, в контакте с другими народами Восточной Европы (литовцы, поляки, чехи) одержать совместную победу над Тевтонским орденом в битве при Грюнвальде в 1410 году. В ходе этих постоянных войн в православных, русских регионах Великого Литовского Княжества формируется слой профессиональных воинов, которых на польский манер начинают величать шляхтой или шляхетством. Их большее количество, чем рыцарство в Европейских странах определено постоянными набегами татар и их отражением, а также войнами с рыцарскими прибалтийскими немецкими образованиями. Причем походы литовских князей на Москву в середине XIV века рассматриваются самими военными деятелями княжества как составная часть борьбы с Золотой Ордой, поскольку Москва тогда была агентом Золотой Орды. Выступление князя Ягайло против Дмитрия Донского было произведено в контексте вмешательства Литвы в межфеодальную войну в самом улусе Золотой Орды. Впрочем, князья Великого княжества Литовского индефферентно смотрели на службу православных литовских князей Москве (достаточно вспомнить воеводу Боброк-Волынского на Куликовом поле и литовско-русского князя Остея, который руководил обороной Москвы против Тохтамыша в 1382 году).
Сама по себе православная шляхта не была аналогом европейского рыцарства. Это был частично перенесённый с польского образца социальный слой военных федератов – крестьян, обязанных власти только военной службой. Рядом с ними жили «холопы, хлопы» – то есть население, которое платило налоги и было освобождено от военной службы. Попасть в «шляхту» было сравнительно просто – во время очередной войны надо только вступить в войско, а там, уж как говорится, «Либо пан, либо пропал». При этом социальная разница между «шляхтой» и «хлопами», по мнению отечественных исследователей, была невелика. «…Подавляющее большинство шляхты составляла так называемая застенковая шляхта, аналог русских однодворцев. Её представители обитали в крошечных хуторах («застенках»), сами пахали землю вместе с крестьянами, поскольку всё их дворянское достояние зачастую заключалось в дедовской сабле».[35]35
Гумилёв Л.Н. От Руси к России: очерки этнической истории. – М., 1992. – С.242.
[Закрыть] Этот пример, хотя он и больше относится к самим полякам, был очень распространён в западнорусских землях именно из – за начавшегося развиваться польского социального и культурного влияния. Связано это было отнюдь не с прелестями польских девиц, воздействующих на неокрепших духом православных отроков, в стиле гоголевских произведений, о которых пишет тот же Л.Н. Гумилёв, а с отсутствием развития в западнорусских землях законсервировавшихся там традиций Киевской Руси и ростом, с развитием книгопечатания, юридического и правового влияния стран Восточной Европы. Именно в XVI веке, с появлением, благодаря Игнатию Скорине печатного старорусского шрифта, возможности вести правовые отношения в Великом княжестве Литовском, появляются так называемые Литовские статуты, впервые регулирующие социальные отношения в княжестве. Появляются пока ещё на русском языке, пусть и в его раннем белорусском варианте. Это говорит, как о пока ещё малом влиянии тогда католической церкви в княжестве, так и о наличии всё ещё сильной критической массы собственно православного, русского населения. Ну, а то, что православная знать, в частности князь Острожский, успешно воюет с Московскими князьями, говорит о том, что московская государственная модель в то время разделялась ещё не всеми православными.
Наличие своего митрополита в Киеве, и существующие пока слои православной русской знати в западнорусских регионах, позволяли ещё долго сохранятся этой особой русской православной общности. Причём это были не украинцы или белорусы в понимании политиков XX века, а люди, вплоть до конца XVIII века, называвшие себя «руськими» людьми. Причины трансформации этого реликтового по выражению Л. Н. Гумилёва этноса, в украинский и белорусские народы, предмет специального научного исследования.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
