Текст книги "Этика Райдера"

– Куда скажешь, – Ксения рассмеялась. Она сразу почувствовала к девушке расположение, наверное, с того момента, как та дала шутнику отпор.

– Спасибо, – улыбнулась девушка, забралась в машину и замолчала.

Какой-то новый и необычный запах наполнил салон.

– Так ты скажешь, куда?

– Да, улица Лебедева десять.

– Лебедева? Это где? – не сразу сообразила Ксения.

– Первомайский район.

– Это где Инское кладбище?

– Да! Улица Лебедева, дом десять.

– Ага. Помню. – На мгновение Ксения пожалела, что предложила помощь, было не по пути.

– Спасибо.

– Что хотел ушастик? – спросила Ксения, включая заднюю передачу.

– Какой ушастик?

– Которого ты отшила? Клеился?

– Клеился? – переспросила девушка.

– Ну! Ты чего такая странная?

– Я с другой планеты.

– Да ладно!

– Да.

– С другой планеты? – Ксения выбрала в навигаторе улицу Лебедева, ткнула пальцем в нужный дом и включила автопилот.

– Да.

– С какой же?

– Окула. – Сообщила незнакомка и заучено добавила: – Ударение на первый слог.

Во рту Ксюхи пересохло, а сердце заколотилось так, будто она выпила литр кофе. Первый раз про «Окулу» она услышала от отца, когда в начале лета тот вернулся из временного лагеря. Затем про неё начали говорить со всех экранов и по всем радиостанциям. Однако бурный поток сенсаций и удивительных открытий быстро замылил восприятие, сделав из пришельцев нечто туманное и сверхъестественное, вроде московских звёзд шоу-бизнеса, про которых все говорят, но никто лично не видел. Кроме того, пришельцы были заперты в специальном лагере рядом с озером, в четырёхстах километрах на север, в глухих местах, и появиться в городе могли только после цунами новых оглушительных сенсаций. У Ксении возникло странное чувство, будто она что-то пропустила – не зашла вовремя на нужный сайт, не включила телевизор, забыла спросить у отца. Будто все вокруг уже знают новость, а она ещё нет. Быстро нащупав в сумочке смартфон, она зашла в интернет и промотала новостную ленту. Фотографии, отзывы, глупости и ни слова о том, что инов выпустили в город. Тогда откуда перед ней может взяться пришелец? Пришелица.

Девушка сидела ровно, слегка подскакивая на спидбрейкерах, с каменным лицом и застывшей улыбкой следила за движениями Ксюши. Затем она протянула руку и прощебетала:

– Сичищичичире Щищитиререре.

– Что? Я не понимаю по-вашему, – непослушным голосом отозвалась Ксения и машинально потрогала протянутую руку.

– Это моё имя.

– Очень приятно, но я не смогу запомнить. Это…

– Тогда ты можешь называть меня Сичире. – И девушка неестественно махнула ручкой. – Пустяк.

Ксения присмотрелась: чёрные волнистые волосы, гладкое, почти идеальное лицо, чёрные рисованные брови, подведённые карие глаза, небольшой носик и едва подкрашенные, улыбчивые губы. Несмотря на некую кукольную неестественность (а может, именно поэтому), девушка была очень красива.

Ксению охватило недоверие. Почему она так легко и быстро поверила? Да, лицо необычное, слишком гладкое и красивое. Косметика, кремы, лосьоны, пудра, солярий? Она представила, как сейчас незнакомка прыснет весёлым смехом и, довольная лёгкой «добычей», зайдётся в приступе дурацкого веселья. «Может, и снимает, чтобы в сеть залить, посмешить знакомых», – подумала Ксения.

– Ну да, так я и поверила, инопланетяне не должны быть похожи на людей.

– Да. Мы на вас не похожи. Это голограмма.

– Ты – голограмма?

– Нет, я настоящая, лицо – голограмма.

Ксения снова присмотрелась. Розовая кофточка с высоким воротом, белые шёлковые перчатки, голубые джинсы и закрытые туфельки поверх носков. Всё было надёжно спрятано.

Всё, кроме лица.

1.6
Новосибирск
сентябрь, 2030

Тёплый воздух ворвался в холостяцкое жилище, зашелестел флагами, торчавшими из книжной полки, потрепал шторы, покатал по полу шарики скомканной бумаги и, добравшись до пепельницы, устроил в ней бурю. Увидев, как пепел оседает на стол, книги, клавиатуру, Антон захлопнул окно и, обругав собственную непредусмотрительность, отправился на кухню за мокрой тряпкой. Протирая стол, он бросил взгляд на часы – до прихода Ксюши оставалось два часа.

Антон взял пакет и принялся собирать с пола мятые листы бумаги, пакетики от чипсов и пустые пивные банки, оставленные вдоль плинтуса. Нагнувшись, чтобы проверить, нет ли чего под диваном, он обнаружил там несколько комков пыли, невесомых и подвижных, и скопление гнутых пивных крышек. Пришлось брать лыжную палку и вытаскивать.

Под столом он нашёл сброшенные в спешке носки, три пробки от шампанского и недавно пропавший штопор. Расправившись с мусором и пылью, он вернулся на кухню. В очищенный от испортившихся продуктов холодильник он разместил свежекупленный торт, упаковку пива и бутылку австралийского «перечного» шираза. Это вино должно бы послужить орнаментом к сюрпризу, который он подготовил Ксюше.

На батарее накрытый кухонным полотенцем стоял стакан с мутной вспененной жидкостью. Антон подошёл к стакану и приподнял полотенце. В нос ударил кислый дрожжевой запах.

– Отлично, – сказал Антон и переставил стакан на стол.

Затем на столешнице появился пакет с мукой, солонка и нарядная бутылка оливкового масла с книжечкой-сертификатом на узком горлышке. Отмерив два стакана муки, Антон смешал её с дрожжами. Размешивая вязкое тесто ложкой, подсолил и капнул на глазок масла. Добавляя муки, он добился нужной плотности, закатал рукава, помыл с мылом руки, вытер, обсыпал ладони мукой и вмял обе кисти в тёплый и липкий комок. В этот момент в кармане звякнул телефон.

– Чёрт! – ругнулся Антон. – Перебьются.

Телефон не унимался. Тогда Антон стал перебирать голосовые команды: – Снять! Говори! Ответ! Чёрт! Алё! Слухаю! Твою мать!

– Привет, чего ругаешься? – пробурчал в кармане сдавленный голос Вадима. – Всё в порядке? Я не вовремя?

– Вад, привет! Ты всегда вовремя, как аванс! – соврал Антон, давя и подворачивая мягкое тесто.

– Как поживаешь? Что делаешь?

– Да вот пригласил Ксюшу в гости, готовлюсь.

– Ну да, понимаю, – ехидно отозвался из кармана Вадим.

– У тебя какие новости? Когда вторая межгалактическая война закончится?

– Ну ты скажешь! – довольный голос закашлялся смехом. – Мы войны не допустим!

Антон улыбнулся. Вадим сделал паузу.

– Ты к моей не ходил?

Антон только сейчас вспомнил, что друг просил «присмотреть» за собственной женой. Эта задача не укладывалась в голове, не имела адекватного решения, и потому обречённо плелась смертельно раненным бойцом в хвосте растянувшегося на километр отряда из других задач.

– Вад, извини, совсем забегался. Статьи, ремонт небольшой затеял, то да сё. Гемор один.

– Значит, не ходил?

– Нет. Да и неловко… дурацкая ситуация, расспрашивать Катю, как-то, знаешь… – Антон не договорил, скатал из теста колобок, поместил в центр небольшой миски, накрыл полотенцем и, оставив на столе подниматься, пошёл мыть руки.

– Ясно… Жаль, конечно. Наверное, если бы ты глянул, было бы не так тоскливо. Мне кажется, она что-то скрывает.

– На чём основываются ваши подозрения? – строгим, серьёзным голосом спросил Антон.

– Как-то по-другому общаться стали, словно чужие…

– Так всегда при долгих расставаниях.

– Эксперт в этом? Говорю, по-другому. Не искренне, как-то в спешке, через силу. Такое чувство, что ей не интересно, хочет поскорей положить трубку. Должна бы соскучиться, трещать не умолкая…

– Злится?

– Возможно, – Вадим задумался. – И ещё, я один раз позвонил, а подошёл какой-то мужчина.

– Погано, – согласился Антон. – Кто это был?

– Сказала гости, друзей пригласила.

– Реально гости были?

– Как бы да, слышно, что вечеринка, орут, гудят.

– Тогда я что-то не пойму, – возмутился Антон. – Неприятно, конечно, но может реально с друзьями отдохнула? В крайности-то не бросайся.

– Хорошо, допустим, здесь я сгущаю, – согласился Вадим. – Но тут ещё случай был.

– Ну?

– Позвонил один раз, когда у вас там ночь. Поздно, примерно в полпервого.

– И разбудил? – ухмыльнулся Антон.

– Нет. Знаешь, она всегда поздно ложится. В два, иногда в три. Сидит в соцсетях.

– И?

– Не ответила, – потерянным голосом сообщил Вадим из кармана.

Антон вытер руки, выложил телефон на стол и открыл холодильник. Внимательно осмотрев содержимое, он достал два твёрдых помидора, одну фиолетовую луковицу, пакет с шампиньонами и кусок сыра пармезан.

– Чего молчишь? – спросил Вадим.

– А что сказать? Легла спать раньше, телефон не услышала, ванну принимала, да мало ли что.

– Я до трёх звонил, – тихо сказал Вадим.

– Ну, ты даёшь! Зачем себя мучить?

– Не понял! Может стоять в сторонке со свечкой? – возмутился Вадим.

– Вад, ну а ты что хотел? Свалил на полгода в другую галактику…

– Это не другая галактика…

– Не важно, на Земле тебя нет, на орбите нет, на Луне тебя тоже нет. Тебя рядом нет! – Антон начал резать помидоры. – А девушка сидит одна, ей скучно.

– Спасибо, друг, умеешь поддержать. Огромное спасибо… Чёрт… Думаешь, изменяет?

– Я сказал, что ей скучно… – Сквозь сеть сомнений очень трудно проскочить, подумал Антон. А проскочив – не будет ли тебя мучить чувство неполноценности, как ныряющего в ячейку малька? – Но, кто знает… Человек всегда в опасности искушений. Он из порочного материала.

В трубке раздался тяжёлый вздох. Антон сложил порезанные помидоры на отдельной тарелке и взялся за лук:

– А ты когда вернёшься-то?

– Не скоро.

– Тогда вырезай в шапке дырочки.

– Не понял? – удивился Вадим.

– Для рогов, – объяснил Антон и достал первый шампиньон.

– Сука.

– Извини. Вад, всё будет хорошо. Не накручивай. Что у вас там новенького на межгалактическом фронте?

Вадим снова тяжело вздохнул:

– Да много всего. Нашёл в номере регулятор силы притяжения. Забавно, можно устроить невесомость и летать.

– Да, прикольно, – согласился Антон. – А в совете новости? Что это вообще за совет, я не могу понять никак. Он вообще что-то решает или так – бабка-сплетница для какого-нибудь межгалактического диктатора?

– Тоха, утомил уже, честно.

– Что такое?

– Ну откуда здесь чего-то межгалактическое возьмётся? Скажи? Есть планетарный совет. В него входят представители, всего сто двадцать семь. И от Земли делегация. Это даже не вся галактика, даже не один рукав галактики, не сектор, не зона, это такой маленький, едва заметный фрагмент.

Антон открыл банку с томатной пастой, всыпал в неё ложку молотого чили и принялся размешивать.

– И чем там наши заняты?

Казалось, Вадим был рад смене неприятной темы:

– Ну, вот сейчас пытаемся ограничить миграцию, деньги выбить на размещение…

– На что?

– На тектумов. И ещё, в сфере научно-технического сотрудничества у нас происходит активное взаимодействие, мы пытаемся его интенсифицировать, добиться отмены квот на импорт, снятия ограничений на наукоёмкость импортируемого оборудования…

– Это как? – Антон оставил в стороне тарелку с натёртым пармезаном и взялся за перчики.

– У научного оборудования есть разные степени наукоёмкости. – Вадим задумался. – Это сделано, чтобы папуасам случайно не продать лабораторию термоядерного синтеза. За нас, вроде как беспокоятся.

– Это мы что ли папуасы?

– Ну да. – Вадим вздохнул. – Для них – да.

– Сволочи.

– Да нет, не сволочи. Просто опыт богатый.

Антон фыркнул и достал распухшее тесто. Колобок надулся, покрывшись живописными трещинами, как пересохшая пустыня.

– Ещё чем заняты?

– Ещё? – Вадим сделал паузу. – Добиваемся вступления в торговую ассоциацию…

Тесто оказалось слишком липким и случайно пристало к клеёнке, украшавшей стол веточками цветущей сакуры. Антон попытался его оторвать, но тесто сопротивлялось и тянуло на себя всё, что стояло на столе. Неудачно рванув, он опрокинул бутыль с оливковым маслом и жирная жидкость потекла по столу.

– …тогда можно будет торговать не только с Окулой, но и с другими планетами. Нам валюты не хватает, а они покупают только семена. И перепродают. Наша делегация уже не раз высказывалась на заседаниях против такого вопиющего факта торговой дискриминации…

Антон всё-таки отделил тесто от клеёнки и теперь месил его навесу, тревожно наблюдая, как масло обтекает стаканы, банки и миски, медленно приближается к телефону.

– …вообще не единственный случай дискриминации. Нам также запрещено посещать другие планеты. Сейчас этот вопрос не стоит так остро, потому что у нас нет ни финансовых, ни технических возможностей, однако мы настроены оптимистично и надеемся на расширение сотрудничества с другими развивающимися цивилизациями. Которые, как и мы, находятся в насильственной изоляции. Нас такой «железный» занавес совершенно не устраивает. И ответственный представитель нашей делегации Чугунков Михаил Юрьевич, уже не раз высказывался по этому вопросу, как на общих заседаниях, так и на обсуждениях в рабочих группах…

Так, тряпка – он принялся спасать стол от оливкового оползня. Антон слушал речь своего друга, пресс-секретаря земного представительства при планетарном совете, весьма невнимательно, краем уха. Вадим вошёл в знакомый фарватер и вдохновенно описывал всю проблематику работы с пришельцами в их логове. Когда речь его стала совсем неотличима от газетной, Антон спросил:

– А где вообще планетарный совет базируется? Какая планета?

– Тоха, неужели у вас в новостях не показывали?

– Что-то не припомню, – засомневался Антон.

– Планетарный совет находится на спутнике Дондры Наллур в Тангале. Здесь расположен отдельный комплекс, известный под именем «Чёрный Каньон», мы называем это место «Ущельем», потому что очень похоже на ущелье, все дома чёрные…

– Чёрный Каньон? – удивился Антон.

– Да.

– Звезда смерти!

– Иди ты.

– А армия у них там есть?

– Разумеется.

– Мощная?

– Весьма. Только нам про неё мало что известно.

– Шагающие роботы, плазменные пушки, фотонные торпеды, межгалактические круизёры?

– Вот тебя плющит… Неплохо ты готовишься к встрече Ксюши. Уже набрался наверно? А! К слову сказать, тут есть такое улётное пойло! Уносит – чума!

– Ну?

– «Джаожуй» называется. Им тут вся делегация глотки полощет.

– Полощет?

– Ну, на людей не было рассчитано, поэтому глотать нельзя.

– Правда что ли?

– Да, бактерии какие-то. Могут вызвать необратимые мутации. Убойная вещь!

– Да ну нах! Бактерии, мутации, с ума что ли посходили?

– Ага, тебе дать попробовать, потом за уши не оттянешь.

– Наркотическое…

– А вот нет, представь себе, не наркотическое.

– И что? Никто не глотает? А если случайно?

– Есть нейтрализатор.

Антон закончил вытирать стол, открыл банку с оливками и, подворовывая себе в рот по одной-две, принялся нарезать ароматные шарики на крохотные зелёные колечки.

– Ну, это ладно, – прожёвывая оливку, оборвал он Вадима. – Что там с нашими-то баранами?

– Ты про кого?

– Про этих, что в тайге приземлились и теперь расползаются по городу, как тараканы.

– В этом направлении мы тоже работаем. Недавно отправили заявку на созыв внеочередного заседания президиума совета…

– Ну, понеслась, – едва слышно прошипел себе под нос Антон, но Галантай не услышал.

– …с целью решения вопроса о прекращении скрытого содействия незаконной иммиграции тектумов на Землю. Решение по этому вопросу будет принято в самое ближайшее время. Мы не теряем надежды на позитивные изменения по этой важной для нас проблеме. В случае отказа, собираемся поставить вопрос об увеличении выделяемых финансовых средств и продовольствия на содержание растущей колонии тектумов. Необходимые пришельцам продукты мы вынуждены покупать за валюту, которой у нас практически нет.

– А! Вот это молодцы. Сорвать бабки точно не помешает. И на дороги ещё! Дороги пришельцам тоже нужны. И больницы, и благоустройство дворов, детских садов, школ…

– Об этом тоже шла речь на нашем предварительном совещании.

– Правильно. Пусть выделяют. Наши чиновники всегда знали, как правильно распорядиться казёнными деньгами, – Антон закинул в рот очередную оливку. – То пенсионерам раздадут, то бедных накормят.

Вадим затих.

– Ладно, всё с тобой ясно.

– Да не обижайся ты, шучу же.

– Шутник. – Вадим прокашлялся, – Сходи всё же к Катюхе, узнай, что там? Окей? Проведи журналистское расследование.

– Добро.

– Давай, – сказал Вадим, друзья попрощались, и смартфон умолк.

День заканчивался. Антон включил свет, и кухня окрасилась в тёпло-оранжевый цвет. Тишина вместе с тенями расползлась по углам, сделалось уютно и одиноко. Антон включил телевизор, вымыл руки и достал тесто. Он разделил его на две половинки, скатал из одной шарик, принялся плющить и растягивать, стараясь вылепить блин. Та же участь постигла и вторую половинку. Затем, выложив оба блина на противень, смазал их томатной пастой и взялся за пармезан. Следом пошли в ход томаты, лук, грибы, оливки и перчики – в общаге он был мастером пиццы – руки сами выполняли отточенные годами движения. Последними, поверх помидоров, легли порезанные листья базилика и сухая приправа из прованских трав. С удовлетворением посмотрев на часы, Антон подошёл к духовке, открыл крышку и задвинул в разогретое чрево оба противня. В этот момент со стороны открытого балкона раздался глухой удар и запищали автомобильные сигнализации.

Антон выглянул. В густом вечернем сумраке машины играли разноцветными лампочками, делая двор похожим на новогоднюю ёлку. Две фигуры в чёрных куртках подошли к «феррари», между ними вспыхнула зажигалка. На матовом капоте красной машины чернела глубокая вмятина. Отскочивший в сторону кирпич лежал рядом. Мужики подняли голову вверх, пытаясь высмотреть хулигана. Антон глянул вниз и, заметив, как Ксюша наблюдает за парковкой своей машины, быстрым шагом вернулся к духовке. Он выставил температуру и время, проверил пиццу и начал убирать со стола ненужные продукты. Когда Ксюша поскребла в дверь (она любила так делать, когда была в хорошем настроении), на столе уже стояло вино и горели свечи.

Он успел.

1.7
Гатчина
сентябрь, 2030

Заключительный фильм «Тёмной башни» Печа с Силей ждали пять лет, с того самого момента, как побывали на премьере первой серии.

Magnum opus55
  Великая работа (лат.) – со слов самого Стивена Кинга.


[Закрыть] о странствиях Роланда Дискейна по «сдвинувшемуся» миру Стивен Кинг писал тридцать лет. Киношники управились с экранизацией резвее, но – хвала револьверам и картам Таро – не так шибко, чтобы похерить ужатыми сроками, съёмкой на бегу, спринтерским монтажом дух и атмосферу произведения, клубящуюся смесью пороха и песка. Даже с актёрами в масть попали, только Сюзанну Дин нашли слишком смазливую – напрочь забываешь про её инвалидность.

«Человек в чёрном пытался укрыться в пустыне, а стрелок преследовал его». Одно из тех начал, что врезаются в память, похищают тебя с первой строки. Второе место в собственном рейтинге любимых романных зачинов Печи – сразу после «Идущих» Бентли Литтла: «Джон Хокс умер, но продолжал идти». Главное – начать движение с первой строки рукописи.

«Человек в чёрном пытался укрыться в пустыне…» Так начался и закончился цикл «Тёмной башни», на который Кинга вдохновили [битая ссылка] поэмы [битая ссылка] Роберта Браунинга и [битая ссылка] Томаса Элиота. С последней страницей изменился сам Печа. Кинг не обманул, не разочаровал, замкнув сюжет в кольцо (тем более король ужасов предупреждал, лукавя, конечно, понимая бессмысленность затеи, но: не читайте дальше, оставьте всё как есть, Роланда, вошедшего в башню, его друзей – счастливых в другом измерении, оставьте, не поднимайтесь со стрелком на последний ярус!), но преподнёс парню сомнительный подарок. Теперь стрелок в его сердце постоянно брёл по бесконечной пустыне, к новой Тёмной башне, к новому кругу. Да, у него был Рог Эльда, а у читателя – надежда, что теперь-то всё закончится по-другому, но путешествие продолжалось…

«Стрелкá», фильм по первой книге, они посмотрели с Силей сразу после 2026-го Нового года. Не выходя из штопора пьянок, Печа и Силя завалились в реконструированный «Наследие Люмьер». Кинга читали оба (Силя, правда, пропустил «Волки Кальи» и «[битая ссылка] Ветер сквозь замочную скважину»), афишу приметили сразу. Они взяли билеты на дешёвый первый ряд, пропустили по несколько стекляшек пива в кафешке при кинотеатре, прихватили парочку с собой и объявились такие хорошие и начитанные в зале.

Силя месяц как вышел из СИЗО, где провёл втрое больше времени за то, что на синих бровях намял лицо и бока технарскому преподу, который завалил его на идеологии, а после так некстати подвернулся на извилистом пути обконьяченного на чей-то днюхе Сили. Вроде бы, в деле фигурировали ремень, мусорный контейнер и гематомы в области глаз. Силя вылетел из технаря и угодил в изолированную жилплощадь рядом с церквушкой, в которую его безуспешно пыталась загнать мать.

После десяти минут фильма Печа почти полностью протрезвел. Силя посасывал из горлышка пиво и носом тоже не клевал, только достал обонятельные тампоны-трансляторы – сказал, мутит мальца.

Зрелище было шикарное. Роланда Дискейна играл Клинт Иствуд – идеальный ковбой экрана, идеальный актёр, с которого Кинг и писал образ стрелка. Разумеется, сам Иствуд в силу возраста сниматься уже не мог, но тысячи «слепков», оцифрованного в 2014 году («Miramax Films», ещё не имея прав на экранизацию, умела предвидеть будущее) лица актёра, подретушированные графикой, были успешно использованы для создания главного героя. И поди отличи от живого!

Пиво выдохлось, глаза слезились, в голове крутились только что увиденные фрагменты. Единственным минусом стал мочевой пузырь Сили, который взбунтовался в самой концовке, но парень стойко терпел позывы. Пропустить хоть кадр? Выкусите, черти! Ща! Даже за литруху чешского абсента! Пялясь через очки в экран и вцепившись в подлокотники, Силя раскачивался, а вместе с ним раскачивал весь ряд и возмущённые гатчане.

– Пять Дэ! – сказал Печа перепуганному пацанёнку слева. – Эффект тряски!

Лысый мужик, похожий на капитана «Звёздного пути», попытался матом утихомирить эти качели, но широкоплечий мутноглазый Силя пообещал раскачать его после фильма, если тот «не завалит своё вафлисткое хайло».

Из зала они вышли счастливые и подсчитывающие дни до премьеры следующей серии. Ах да, Силя выбежал…

После «Стрелкá» Печа взахлёб перечитал подаренный Ником цикл – все восемь книг, паря, все восемь книг!

На полу валялась раскрытая коробка от диска с возвышающейся посреди кроваво-красного поля роз башней на обложке. «Наследие Люмьер» закрыли на очередную реконструкцию после того, как в малом зале рухнула часть потолка, хорошо хоть ночью, перепугав до привычной влаги дрыхнувшего на VIP-диванчике ваську.

– Сьогодні в клюбi будуть танці! – с предвкушением сказал Печа, ввинчиваясь в ложбинку продавленного дивана, пока рекордер пробовал диск на вкус.

Силя, устраивая на шатком подлокотнике пиво, косо глянул на друга:

– «Вопли Видоплясова» слушаешь?

– От Хохла на заводе нахватался. Любимая фраза перед получкой или выходными. Что за «Вопли»?

– Группа чёткая, дельная. Была. Салоеды до кризиса вообще молодчагами ходили – «Вопли», «Океан Эльзы», в двадцатых – «Майданек X».

– Не слушаю такую шнягу.

– А зря. Декарок твой – вот где галиматья.

– Хавай кебаб! Я по этому грохоту и скрипу не закидываюсь.

– Ай, да. Речитативы слушаешь: «Работаем, как едряной насос, ломаем Жору, ебём „Альбатрос“. Застрахуй, застрахуй братуху, застрахуй, хуй, хуй, хуй, хуй…»

– Въебаться хочешь? – холодновато спросил Печа.

– В тебя что ли? – Для проформы огрызнулся Силя, но было видно, ежиться дальше не хочет. – Лады. Давай ещё погавкаемся перед таким фильмом? Сьогодні танці!

На экране появилась четырёхпалая рука стрелка Роланда, а декарок, украинское ретро и прочие свистопляски с ностальгическими битами самоуничтожились автоматически. Вселенная Стивена Кинга была благосклонна лишь к малейшей активности мира за пределами экрана: пиву и открытым ртам.

– Уже хочу увидеть Алого Короля, – шепнул Силя.

– Перемотать?

– Я тебе перемотаю!

– Направь сюда лещугана.

Траурно ползли титры. Печа кинул перемотанный скотчем пульт на ковёр.

– И нахера было это городить?

Концовка оставила скомканные впечатления. Да что там! Она убила весь цикл! Бухой сценарист довёл Роланда до последнего этажа башни и столкнул с творцом Мироздания – самим собой (тут, видимо, старенький Иствуд играл вживую). Стрелок разрядил револьвер в свою более позднюю версию и занял место за пультом. Занавес. Чтоб вы сдохли, голливудчики хреновы! Лопнули, как ваша грёбаная экономика!

– Чего, тоже вариант, – сказал Силя. Газета на его коленях была усеяна чешуёй и обсосанными косточками.

– Пиндосы!

– Вруби новости… О! Месси звонит. Что базарить?

– У меня спрашиваешь?

– Твоя хата – тебе решать.

Печа сердито сербанул пива, потянулся за солёной, хрустящей соломкой.

– Пусть берут пузырь и валят сюда. – Он подгрёб пульт ногой и стал щёлкать каналы. – Два пузыря!

– Оставь новости! Что там за кипиш? – сказал Силя, отрываясь от инструктажа по качеству и литражу пойла. И опять в телефон: – Дрон и Монте-Карло с тобой? Тогда три флянца волоките, что тупите как ины!

По телевизору показывали небольшое шествие. Люди с редкими транспарантами и размытыми лицами. Питер. Невский проспект. На одном из плакатов была изображена жирно перечёркнутая морда пришельца – не настоящего ина, фотографии которых с момента посадки корабля нередко просачивались в сеть, а вырезанная из какого-то фильма, возможно «Дня независимости».

О пришельцах с момента прибытия немного подзабыли, особенно в маленьких городках далеко от Сибири. Говорить стали меньше, брать интервью у «приближённых» реже – во всяком случае, в Гатчине пообваляли эту тему, наигрались. Это как гуманитарная помощь, которая упала где-то там и была живенько слопана теми, у кого рот побольше да руки подлиннее. А что попрятали – нам всё равно не покажут. Все вроде как в курсе – про расселение, лагерь, вступление Земли в планетарный совет, помощь, – но уж больно похоже на далёкий звон. На который, как говорится, бригаде Печи было с высокой колокольни. Конечно, сенсация, но когда собственные штаны подтягивать надо…

Сейчас же происходило нечто новое. Крики, кулаки и разбитые витрины – это аргумент к вниманию, более веский, чем аплодисменты и мечты о вечном двигателе. Голос за кадром сообщал о столкновениях в центре Петербурга, демонстрациях, драках. Потом стал расширять географию бесчинств, добавляя к культурной столице всё новые и новые города: Новосибирск, Красноярск, Омск, Екатеринбург, Челябинск, Уфу, Пермь, Москву…

Казалось, что разом всюду стало неспокойно: от мелких стычек, запечатлённых всевидящим оком камеры и зафиксированных протоколами, до впечатляющих погромов.

– Ёпт! Когда мы всю эту кухню проспали? – сипло спросил Силя, игнорируя пляшущую возле его кружки полторашку пива. Это был тревожный знак.

– Ты можешь кружкой не болтать! – попросил Печа, тоже магнитясь взглядом к экрану.

А потом диктор сообщил, что в беспорядках виноваты пришельцы. Ины вступали в открытые конфликты друг с другом – на улицах, в магазинах, парках. Нередко эти стычки перерастали в вооружённые столкновения. Люди не могли разобраться в причинах агрессии, пытались вмешаться (в большинстве своём они не знали, что дерущиеся – инопланетяне, голографические маски хорошо выполняли свою функцию) и становились участниками побоищ. Были погибшие – со стороны людей и инов.

Новостной выпуск венчал неделю, и сводка происшествий, подведение кровавых итогов, выглядела жутко. Больше всего пугало непонимание: почему? зачем?

В дверь застучали.

– Ты когда звонок новый купишь? – тихо, автоматом просил Силя.

Печа не ответил, пошёл открывать.

Пацаны притащили три патрона анисовой: два литровых и пол-литровый. И пакет закуси.

– У Месси получка, – сказал на кухне Монте-Карло. – Потом раскинем.

– Пошли в зал. Там бляди космические лютуют. – Печа кивнул в сторону неоштукатуренной арки. – А что, их давно выпустили?

– Месяц или два как, – ответил заплетающимся языком Дрон, уже успевший где-то порядком закинуться. – Совсем недавно… Ик!.. Уже даже фронт борьбы какой-то успел нарисоваться в Новосибе… ик… у меня листовка от… ик… откресеренная где-то была… – Парень вяло похлопал по карманам, помотал головой. – Вы «Дискавери» не смотрите?

– Мы на тебя, пьянь, смотрим.

– Такую малюпаху драл вчера… там ваще… полный фарш…

– Кралю какую-то зацепил вчера «Под фонарём», – расшифровал Месси. – Пили вместе, а на дискач Дрон, сука, ломанул с какими-то армейскими шлёпками. Ну и тётю подсёк – у неё всю ночь хендожился. Задолбал уже – весь день про сиськи её впрягает…

– Там не сиськи… ик!.. там – буфера… сука, фарш… ослепнешь от счастья, если увидишь… а сосёт – не оторвать…

– Давай в комнату, сосун!

Силя поздоровался с пацанами только в зале – не отлипал от экрана. Шла программа «Один на один» с Артуром Соловьёвым, однофамильцем знаменитого ведущего.

Слева в красном кресле сидел глава Комитета по приёму и переселению космических эмигрантов, его оппонентом в синем кресле был молодой писатель-фантаст Намик Хананян.

– А и напишут, я вам говорю, напишут, – вспыхивал молодой да горячий Хананян. – И в конгресс США, и в Китай, хотя сейчас это чахлая сила. А потом и другим, тем, кого кризис не сильно пошатнул: в Южную Америку, Канаду, Скандинавию, Британию. И что, думаете, промолчат?

– Я думаю о других вещах, – сдержано отвечал Александр Вилле.

– О чём этот хачик впрягает? – усмехнулся Месси, колдуя над рюмками. – Кто писать будет?

Никто ему не ответил, стали разбирать рюмки, таскать из банки дешёвые размякшие корнишоны.

– Хотите, чтобы опять… партизанщина в Китае, хотите Индию и Пакистан на грани ядерной войны? Вы зачем открыли это ваше гетто, этот лагерь?! Зачем выпустили их, причём под шумок, как тараканов соседям? Это же чужой разум! Даже не душа, которая потёмки! Разум!

– Реальность, как известно, далеко от мнимых откровений беллетристики. Вы рассуждаете, будто роман пишете. И я совершенно не понимаю ваши отсылки к нестабильной ситуации конца прошлого десятилетия. Мы… – Вилле задумался, было видно, что он пытается подобрать нужные слова: – … оказались вынуждены открыть лагерь, причём именно тихо, «под шумок», как вы выразились, иначе бы возникла паника… тут надо принимать во внимание психологию…

– Чью? – зарычал Хананян, нащупав слабость оппонента. – Нашу? Их? Психологию масс? Именно масс! Вот как вы видите нас – масса там, масса здесь, и можно их смешивать, как пластилин.

– Во паря шпарит, – хохотнул Монте-Карло. – Слюна летит.

– А чё, дело говорит, – сказал Силя. – Что хотят, то творят. Чудищ этих на улицы выпустили.

Полусонный Дрон приоткрыл левый глаз.

– Этого… твою… они ж нас умнее походу… прилетели сюда… а вы пыжитесь… бля, буфера… – Он поднял левую руку, наводя на мысль о параличе правой стороны: закрытый глаз, опущенная рука. – А руки-то помнят…

– Хавай кебаб. Гандоны твои ины, – сказал Печа. – Смотри, что твари лепят. Их приютили, а они пачки крошить.