Текст книги "Этика Райдера"

Часть вторая. Внутреннее дело

Уилл встретил немигающий взгляд лисы […] Взгляд, казалось, говорил: я зверь – и не смей осуждать меня.

– …Ты хороший человек, ты это знаешь?

– А это важно?

– Да, я начинаю думать, что важно.

Клайв Баркер, «Таинство»

2.1
Новосибирск
январь, 2031

В вагоне стояла хрупкая тишина. Выходной, вся жизнь бурлит на поверхности, бездумно, вхолостую. Но спускаясь в метро, люди задерживают дыхание, напрягаются – начинается затяжной нырок между двумя лунками. Говорить – не захлебнуться бы. Тратить силы на что-то кроме движения к точке выхода – вдруг не дотянут?

Напротив Ксении стоял подросток с бутылкой «Думского» лимонада. Он пил шипучку слишком жадно, слишком сладко – явно «на публику». Передвижная, живая реклама, работающая с глазами аудитории, в основном – такой же молодёжи. К тому же дешёвая. Не надо платить за эфирное время, аренду щитов или информационных кубов. Ящик шипучки ходячему «стенду» – и все довольны. Все. Кроме желудка подростка.

На коленях Ксении лежал «Волшебник Земноморья» Урсулы Ле Гуин. Ксения вернулась к книге, но продолжить чтение она не успела. Мимо зычно промаршировали два массивных ботинка.

Она подняла взгляд. Куртка бомбер, армейские штаны, свисающие подтяжки, гладкая болванка черепа. Скинхед прочеканил до хвоста вагона и остановился перед темнокожей женщиной, читающей газету.

– Факинг нигер, – сказала Бритая голова. – Гоу хоум!

Ксения инстинктивно сжалась. Парень был её ровесником. Ботинки могли стоять перед ней, злой рот кричать: «Еврейская шмара! Недотравили вас, жидомордых!» Что-то подобное она уже слышала. Одна – никогда; рыжеволосая, красивая, нос без горбинки. В компании друзей-евреев – да, было; протест друзей выражался в выпячивании своего происхождения и удивительной способности гордиться каждым пережитым унижением.

– Стенд ап! Кому сказал!

Чернокожая женщина отложила газету. Ей, несомненно, было страшно, но она неплохо держалась. Мужчина с жиденькой бородкой через одно место от неё внимательно рассматривал бегущую рекламную строку под потолком. Его глаза слезились.

Трудно любить этот город, когда сталкиваешься с подобным. Трудно помнить об опасности, когда с улыбкой спускаешься в метро, садишься в вагон и радуешься утопии подземных огней. Трудно, когда легитимизированный фашизм безнаказанно марширует по тем же улицам, спускается следом в подземку. Трудно… когда стоишь у гроба сокурсницы, студентки из Нигерии, забитой бандой бритоголовых: в теле переломаны все кости, можно сложить, как тряпичную Мальвину, а распухшая голова не помещается в ящик. Когда за гробом плачет светловолосый муж убитой, коренной сибиряк…

– Райз, сука! Оглохла!

Скинхед отступил и стал заносить для удара ногу. Он мог пнуть женщину коленом в лицо, ударить кулаком, но решил не мелочиться – нужен был размах, момент славы тяжёлых ботинок.

Женщина вскочила (газета скользнула на пол), наматывая на руку ремешок прозрачного термопакета с курицей. Термопакет не проигрывал берцам бритоголового в серьёзности намерений. Праща, в карман для снаряда которой положили большой камень.

– Только попробуй, сопляк! – закричала чернокожая.

Чистая русская речь пощёчиной остудила юношу, устрашила похлеще замороженной птицы. Он отступил к дверям, оглянулся по сторонам. Лицо перекосила не нашедшая выхода ненависть. Заторможенное животное, ожидавшее от жертвы покорности.

– Россия – для русских! – крикнул он, продолжая демонстрировать убогий лексикон, невежество и политическую безграмотность: – Федерация – для русских! Зиг Хайль!

Он махнул в сторону чернокожей ногой – не ударить, скорей отпугнуть, и вдруг вышел на «Сибирской». Какая-то девушка стала фотографировать его через окно на телефон, но скинхед трусливо закрывал лицо.

Мысли о книге и цели поездки начисто вымело из головы Ксении. «Расисты не допускают чёрных мыслей» – вспомнила она, но фраза не показалась забавной.

Женщина с термопакетом вышла на «Красном проспекте». Поспешно, глядя под ноги, пряча в шарф бледное (не смотря на цвет кожи) лицо. Словно чувствовала что-то, потому что на следующей станции в вагон вломились сразу шесть или семь фашистов.

Ребёнок молодой особы указал на двери:

– Ловите! Тётя туда ушла!

Ксения услышала голос трусливого фашиста:

– Смылась сучка! Прошляпили!

Он видимо успел пересесть в соседний вагон и связаться с остальными отморозками, выискивающими жертв в поезде. Теперь зондеркоманда была в сборе. Потная, блестящая, разъярённая бегством черномазой. В других вагонах одна скука: пенсионеры со славянскими фейсами, бледнолицые парочки, впалощёкие беспризорники. И до них, конечно, доберутся, когда перебьют всех «неправильных», а пока…

– На «Красном проспекте» наши есть?! – крикнул мордастый фашист. – А, в жопу! Не найдут!.. Так, что там… Эй, желтолицый, не стыдно за девкой прятаться?

Шесть или семь пар глаз сошлись на Ксении.

Она не понимала. В животе выкристаллизовывался комок льда.

– Сюда якудзу тащите!

Ксения вскрикнула, когда скинхеды стали наступать. Закрыла глаза, сжалась. Порывы движений, кислый запах пива, чья-то рука, цепляющаяся за её плечо, соскальзывающая…

Она открыла глаза.

Пожилого японца избивали в проходе ногами. Вагон молча наблюдал за этим. Ублюдки с трёхлучевой звездой – символом ЮАРовских расистов – на рукавах поднимали и опускали тяжёлые ботинки, теснили друг друга, чтобы больше успеть, причаститься. Молодой человек в неприметной одежде снимал всё на камеру. При этом как-то нехорошо улыбался.

Японец захлёбывался криком. Кто-нибудь. Помогите. Вызовите полицию. Нажмите стоп-кран. Не стойте. Пожалуйста.

«Он прятался за мной, – поняла Ксения, у дверей. – Прятался от фашистов за еврейкой…»

Избитое тело японца выволокли на следующей станции. Двери закрылись. Полицейский у колонны старался смотреть в другую сторону.

– Ма, это же не по-настоящему, да? – спросил ребёнок.

Девушки с утончёнными лицами, парни с широкими плечами… никто не ответил на мольбы пожилого японца. Рыхлолицый мужчина утирал со рта кровь. Попытался вступиться или попал под раздачу? Может, хоть один… У Ксении дрожали руки, влажные пальцы ощупывали экран смартфона. Она тоже не смогла нажать всего три кнопки: «115».

Новосибирское метро. Обед субботы. У всех на виду. Без объявления войны с инородцами.

Женщина в платке плакала.

– У меня сын такого возраста… боже…

– Не плачьте. Я всё снял, – сказал молодой человек с камерой на ухе. – Это англичане их деньгами спонсируют, чтобы устраивали такое.

Он вышел перед Ксенией на «Студенческой» и спешно пошёл направо. Чёрная шапка скрывала его волосы… если таковые имелись. «Почему его не тронули? – подумала Ксения. – Почему не отобрали камеру?» Возможно, это был один из так называемых контролёров, которые снимают своих, чтобы потом разобрать с отрядом проколы, обсудить недоработки «санитарного часа».

По электронному натяжному потолку наплывали рекламные строки, словно начало очередных «Звёздных войн». Мелькали видеоролики на медиа-кубе, текстовые поздравления вдоль стен бегущей строкой. Она направилась к эскалатору. Не запри её сегодня перед домом маленький красный «жук», владелец которого не удосужился оставить под стеклом номер телефона, – день начался бы по-другому. Она бы поехала на машине.

Что взяли эти бритоголовые трусы от настоящих скинхедов? Знает ли хоть кто-нибудь из этой шестёрки-семёрки фашистов о предтечах своей «религии»? Слышали ли об английских скинхедах конца 60-х, выросших из движений «грубых парней» и крутых стиляг? Смесь Белой культуры рабочего класса с культурой ямайских эмигрантов. Первые скинхеды слушали танцевальную музыку, восхищались вест-индийской культурой, строго и опрятно одевались: рабочая обувь, джинсы, куртки из ослиной кожи и подтяжки. И практически никакой агрессии на расовой почве. Откуда она могла взяться, когда скины взрастили свой стиль из негритянской культуры? Да, движение английских скинхедов зачастую было связано с бессмысленным насилием, в которое выливались социальные протесты, но именно они – истинные «skinheads» («бpитоголовые»), тогда как современные неофашисты – «boneheads» («головы из кости», «болваны»), не иначе. С единственной идеологией – расизмом.

Страна вторичностей. Здесь даже отрицательные персонажи – опороченная, фальшивая копия чужих антагонистов. Без корней, внятной мотивации, уникальных меток. Страна ущербных (жаль, не смешных) злодеев. Что же тогда говорить о её героях?

Из спуска в метро станции «Берёзовая роща» поднимался густой пар, словно внизу открыли двери огромной парилки. По улице Кошурникова Ксения обошла торговый комплекс, огромный и нарядный по случаю новогодних распродаж, и вышла к парку. С его территории долетал гул – разнообразный и беспрерывный, будто концерт всех российских групп в одном месте в одно время.

Открывшееся зрелище взбудоражило её. Отличный день, морозный, бодрящий, солнечный, а впереди – незабываемое зрелище. Ажурная скатерть, прикрывшая след от окурка – инцидент в метро.

Такой большой толпы Ксения не видела давно. Даже самые внушительные ватаги болельщиков, отмечавших долгожданную победу сборной, не шли ни в какое сравнение с тем, что творилось на проспекте рядом с парком. Людей было так много, что в холодном январском воздухе над ними стоял едва заметный туман. Движение по улице перекрыла полиция, заткнувшая своими угловатыми машинами, как пробками, ближайшие сонные дворы и единственный выезд на улицу Гоголя. Полицейские в синих доспехах стояли у домов и держали в руках короткие, мерцавшие красным дубинки. В чёрных шлемах отражалось небо.

Ограждённая со всех сторон разноцветная толпа плескалась, как вода в огромном тазу, обтекая белые айсберги карет скорой помощи, синие биотуалеты и жёлтые зонтики организаторов.

Ксения прошла мимо палатки санэпидемнадзора, из которой закутанная в пуховик женщина встречала всех недовольной физиономией, и оказалась в самом центре шумного собрания. Внимание привлекли невысокие тумбы с инопланетными закорючками, вокруг которых собирались люди. Или это были не люди? Как здесь найти Сичире? Она подошла к одной такой тумбе и от неожиданности открыла рот. Лица собравших здесь мужчин оказались совершенно одинаковыми. Отличались они только ростом и одеждой. Глаза, носы, губы, даже зафиксированные улыбки – всё идентично!

Ксения достала телефон и набрала Сичире.

– Привет, это Ксения.

– Вичипичиури мучипичи.

– Что?

– Ай! Извини, привет-привет!

– Я пришла на демонстрацию… но тут так много… всех ваших так много, и…

– Ой, здорово! Ты пришла?! Молодец! Здорово-здорово! Подходи к стойке со значком букашки.

– С каким значком?

– Со значком букашки! Э-э… это рядом с входом!

– Какой букашки?

– Рядом с входом!

– Сейчас попробую.

Ксения осмотрелась, сориентировалась и, увидев большие квадратные колонны, направилась в их сторону. Голос в телефоне продолжал:

– Мы решили разделиться на….

Рядом с Ксенией лопнул шарик, и она вздрогнула.

– …и чтобы понятно, что…

Гул усиливался, и слова Сичире стали теряться в многоголосом шуме.

– Я тебя вижу, я тебе машу, смотри! Я машу! А! Ксения, сюда! Сюда!

Ксения заметила, как над толпой мелькает чья-то большая разноцветная варежка. Она обошла собравшихся вокруг очередной тумбы и увидела сразу десяток одинаковых на лицо девушек. Среди них была одна, которая держала руку рядом с ухом, а второй отчаянно размахивала. Увидев Ксению, та подпрыгнула и мелкими шажками, слегка вприсядку побежала навстречу.

– Сичире?

– Да! Привет, Ксения! Это так здорово, что ты пришла! Мы как раз собирались уже…

– А почему у всех одинаковые лица? – перебила Ксения.

– Лица? – удивилась Сичире. – У всех разные, это голограммы одинаковые. Мы специально так сделать, чтобы люди понять, что это неестественно!

Сичире была так возбуждена, что её русский сделался хуже.

– Я так пириричи, ой!.. так взволнована! Я себя ошибать. Извини.

– Да ничего, ничего, всё в порядке.

Вместе с пришелицей Ксения подошла к тумбе и поздоровалась со всеми. Это было очень странно, видеть столько одинаковых лиц, столько Сичире. Она посмотрела на «свою» и постаралась запомнить, как та одета: огромные варежки и не меньших размеров шапка заметно контрастировали с изящными тёмными брюками и жёлтым пальто в обтяжку. «Как пудель», – мелькнуло в голове.

Между тем, Сичире начала что-то щебетать на родном языке, не выпуская при этом руку Ксении, сжимая всё сильнее и в пылу эмоций потрясая ею перед подругами. В ответ те улыбались одинаковыми улыбками на одинаковых лицах.

– У меня для тебя подарок, – Сичире повернулась к Ксении, быстро сняла варежку и, запустив руку в незаметный карман, извлекла небольшую полупрозрачную фигурку. Протянула Ксении. Держала она её как-то странно: зажав между средним и безымянным пальцами. Ксения случайно заметила, что остальные пальцы будто бы склеены.

– Держи! Подарок тебе! Это я привезла с Окулы, – прокричала Сичире.

– А что это?

– Это м-м… – пришелица замешкалась и обратилась к подругам: – Качачавичичи рипирири куачап?

Ей что-то ответили.

– Это Миф.

– Что?!

– Миф. Держи!

Ксения всмотрелась в фигурку. Она была похожа на животное с длинным хвостом, шарфом обёрнутым вокруг ассиметричной головы с тремя разновеликими глазами. Взяла в руки и от удивления вскрикнула:

– Она ничего не весит! Как это?

– Да, это потому что это Миф! Миф умеет парить! Смотри!

Сичире выхватила фигурку из рук Ксении, подняла на уровень лица, подержала немного, а затем отпустила. Миф остался висеть в воздухе, едва заметно поднимаясь и вращаясь.

– Ух ты!

– Да! – воскликнула Сичире, довольная реакцией человека. – Но это ещё не всё!

– Не всё? А что ещё?

– Миф – он… как же это… это такое существо. Он не живой и не мёртвый… но это… м-м… я не знаю как называется.

В этот момент воздух всколыхнул жуткий рёв, словно рядом оказалось стадо слонов и всем им вздумалось дунуть в хобот одновременно. Ксения зажала уши. Когда стихло, Сичире схватила её за рукав и потащила.

– Ой! Пошли! Мимичичичи! Пошли! Вот держаться Миф карман и мимичичичи!

Толпа вокруг девушки наполнилась чириканьем, щебетанием и цоканьем каблуков. Над пришельцами неизвестно откуда возникли анимированные транспаранты и растяжки, двинулись над толпой по улице. Ксения шла вместе со всеми, едва успевая оглядываться по сторонам.

«Свобода лица», «Не отнимайте у нас персональность», «Мы разные», «Мы вас любим», «Земля – наш новый дом», «Земля, Окула, Вселенная» – надписи призывали к миру и дружбе.

Пришельцы прошли по проспекту около трёх километров и оказались у парка имени Дзержинского. Ксения старалась не терять Сичире из виду. Рядом с той незаметно оказался высокий юноша в синей куртке с капюшоном на плечах и тяжёлым, скандинавским лицом. Он постоянно улыбался, как и все, время от времени переговариваясь о чём-то с иншей. Они явно были давно знакомы и нравились друг другу.

Когда шествие остановилось, демонстранты начали разбредаться по сторонам, а в воздухе возникла музыка и хриплые инопланетные возгласы. Судя по всему, они призывали к чему-то. Сичире ещё сильнее оживилась и, схватив Ксению за рукав, потащила в сторону большой жёлтой палатки.

– Фрукты с Окулы! – прокричала она. – У-у, скорее!

Вокруг палатки стояли квадратные растрёпанные ящики с чем-то действительно похожим на фрукты. Рядом высилась хмурая некрасивая женщина в белом халате поверх шубы и внимательно всматривалась в лица подходящих. При виде Ксении она нахмурилась ещё сильнее и закричала:

– Девушка! Да, вы, вы девушка. Вам нельзя! Только пришельцам! Это только для иноплетян! Только иноплетянам можно, девушка.

Ксения застыла рядом с ящиками и с удивлением посмотрела на Сичире.

– Это же фрукты, – умоляюще сказала та.

– Не имеет значения. Они не прошли экспертизу, могут быть ядовиты и вызвать заражение.

– Как жаль, – расстроилась Сичире. – Тогда я тоже не буду! Пойдём на танцы! Или нет, на хоккей! Пойдём на хоккей! Да!

На стадионе приветствовали команды. Одна состояла из людей, вторая из пришельцев. Обе были на коньках, но ровно стояли только люди. Инопланетяне, хоть и сиявшие, как отличники-первокурсники, держались на коньках с большим трудом, а клюшки сжимали неправильно, как ружья. Игра получилась соответствующая. После пятнадцатой шайбы, решили перемешать команды. Пришельцев поставили в защиту и на ворота, людей в нападение, и игра стала гораздо интересней. Получилось азартно и смешно. Ксения постоянно смеялась, закутавшись с носом в покрывшийся пушистым инеем шарф.

Затем рядом со стадионом возник шебутной инопланетный торгаш, раздававший пробники инопланетных духов. Морозный воздух наполнился необычными, приятными запахами. Заученной с диким акцентом фразой пришелец обещал открытие магазина «совсесем недалекоко, здесь-здесь рядом, на Дзержижинского, как только наладядят поставки». Ксения успела прихватить пару пакетиков и визитку.

Постепенно людей и пришельцев становилось меньше. Солнце заволокло высокой дымкой, пошёл мелкий снег. Первыми начали расходиться те, у кого была хуже обувь, следом те, у кого была тоньше шапка, за ними потянулись и остальные. Померкнувшее солнце не спасало от знающего своё дело сибирского мороза. Полиция принялась изрыгать из громкоговорителей нетерпеливые фразы о том, что «посадка в автобусы только из очереди» и что надо «соблюдать порядок». Сичире предложила пройтись пешком до метро. Небольшой компанией они покинули парк и направились обратно в сторону «Берёзовой рощи». Их примеру последовали другие, и небольшая, но шумная колонна двинулась по проспекту. Они уже почти прошли парк, оставив последнего омоновца позади, когда внезапно отряд вооружённых битами и арматурой людей перегородил улицу. В мегафон грянули яростные призывы убираться с Земли. В космос. Опешившие пришельцы разбились на группки, гул голосов приобрёл испуганный оттенок.

– ПРОВАЛИВАЙТЕ!

Властный голос, обработанный усилителем, взрезал проспект.

– ВОН С НАШИХ УЛИЦ! ВОН ИЗ НАШИХ ГОРОДОВ! ВОН С ЗЕМЛИ! ВЫМЕТАЙТЕСЬ, ВОНЮЧИЕ ВЫРОДКИ!

Вооружённые люди подхватили призыв главаря.

– ВОН! ВОН! ВОН!

А потом бросились на расходящихся в растерянности демонстрантов. А потом начался хаос.

Со стороны парка послышался взрыв. Мимо проехали забитые полицией чёрные машины, из них сквозь решётку бронестёкол на улицу смотрели серые, безучастные лица. Раздался автоматный треск, возникший над парком дымовой столб вспорол вертолёт.

Ксения застыла с открытым ртом.

Психологический тренинг учит следующему подходу к сложным ситуациям:

Анализ ситуации – «Что происходит?»

Наработка вариантов – «Что нужно сделать?»

Реализация и контроль – «Что ты будешь делать?»

Ерунда! Непригодная чушь!.. Она… она не знала, что…

Вертолёт над парком продолжал шарахаться из стороны в сторону, как затравленная птица, попавшая в сеть. Новые взрывы – перечная смесь, побежали люди. Разноцветные, весёлые одежды аквариумными рыбками трепыхались в расставленных ловушках, падали, извивались на холодном асфальте.

С визгом шарахнулся в сторону автобус.

Какая-то девушка побежала в переулок, сразу три бандита кинулось за ней.

Раздались выстрелы, кто-то упал, словно лишившись скелета.

Неужели видисты, о которых говорил Антон?

Проспект Дзержинского. Обеденное время. У всех на виду. Без объявления войны с не-людьми.

Она услышала голос Сичире, безумно этому обрадовалась, даже почувствовала руку… обернулась. Это был тот высокий юноша в синей куртке, он тянул её к подвесным монорельсам транспортных путей. Ксения не сопротивлялась. Где же Сичире?

Высокий бежал впереди. Они не успевали. Двери транспортной кабинки закрывались, и за пластиком Ксения различила лицо подруги – комично-испуганное, смоделированное голограммой, – ударившую о прозрачную дверь огромную варежку.

Это хорошо, Сичире спаслась, подумала она. Но почему бегу я? Ведь…

Выстрела она не слышала, но высокий парень дёрнулся, как от удара палкой между лопаток, его ноги подломились, и он рухнул лицом в наледь. Ксения закричала. Бросила взгляд в сторону проспекта, увидела приближающиеся фигуры. Тёмные куртки, маски на пол-лица.

Она запаниковала. Новый приступ – оглушающий, густой.

– Стой, сучка!

Она бросилась влево по заснеженной улочке вдоль закатанных в асфальт ненужных трамвайных путей. Случайные прохожие не реагировали. Кто-то даже попытался её задержать, она с трудом увернулась от рук, от агрессивного пьяного взгляда.

Она бежала – вперёд, направо, вперёд, налево, вперёд, через улицу, вперёд…

Мимо проломанных заборов, над которыми высились фермы строительных манипуляторов, мимо безликих домов, трусливо зашторенных окон, – вниз по скользкой улочке, к реке. Боясь упасть, боясь обернуться… Может, звуки погони всего лишь стучащая в висках кровь?

А потом сбитый одышкой вопль снова приказал ей остановиться, ударил в спину камнем. Она едва не заплакала. Продолжала бежать, укрывая лицо от колючего ветра, глотая через шарф воздух. Стало сводить мышцы ног. Господи, только не сейчас…

Ксения добежала до пустой остановки, где не было даже табло с расписанием маршрутов, и остановилась. Сил не осталось. Она развернулась. На щеках замерзали слёзы. Преследователь перешёл на шаг, приблизился, остановился. Ни единого прохожего, ни единого автомобиля. Внезапный кошмар, обернувшийся бегством, не собирался заканчиваться. Теперь видист медленно поднял перемотанную изолентой биту. Ксения стояла около проезжей части, касаясь каблуками бордюра. Тусклый свет едва затрагивал лицо преследователя. Она разглядела человека среднего роста, скорей всего молодого парня в чёрной вязаной шапке, чёрном гольфе и грязно-зелёной дутой куртке, на рукаве которой было вышит средневековый шлем с узкой смотровой щелью и вертикальным ребром жесткости посередине. Парень сделал шаг, и она увидела слезящиеся после бега глаза.

Преследователь занёс биту над головой, но медлил. Скрывающая нижнюю часть лица чёрная повязка вздымалась и опадала от тяжёлого дыхания. Между ними безразлично падал снег. Шумели – далеко-далеко, в другой реальности – разогретые сердца машин.

«Не делайте этого, я не они, я своя», – хотела сказать Ксения, но вместо слов изо рта вырвалось что-то нечленораздельное, визгливое.

Парень словно проснулся.

– Курва инопланетная! – выплюнул он с яростью и отвращением. – На своём зачирикала?!

Сейчас он ударит, подумал она, замахиваясь сумочкой, как чернокожая женщина в метро замороженной курицей. Попыталась замахнуться – руки не слушались.

– Что?! – взревел парень, шагая на неё.

Она со страхом смотрела на опускающуюся биту… почему-то опускающуюся в сторону, не для удара. И тут тяжёлый ботинок впечатался ей в живот.

Ксения задохнулась, взмахнула руками, оскользнулась, её развернуло и толкнуло на проезжую часть. Прямо на несущееся тёмно-синее пятно…

Шанса увернуться не было. Машина отбросила её обратно. Ксения почувствовала, как от удара ломаются рёбра, а мир взрывается болью и белизной.

А потом был новый удар – о лёд мостовой, самый болезненный и неожиданный, потому что она не падала, а скользила по жёлобу без начала и конца. Не должна была упасть… Вспышка. Кровавый всхлип. Она потеряла сознание.

Очнувшись, увидела распухшую голову ледяной змеи, свисающую из отверстия, – в сточной трубе замёрзла вода. Ксюша лежала у самой стены, раздавленная, как соломенная фигурка, глядя в одну точку, прямо в безглазую голову змеи. Нет… глаза были, только внутри, спрятаны, как глаза одной рыбы… она видела как-то в журнале… глаза внутри прозрачного черепа…

У ледяного монстра перед её лицом имелось с десяток глаз: скованные грязным льдом кусочки сгнивших листьев, мелкие камни, воздушные лакуны. Этот взгляд гипнотизировал.

Одна рука неподвижно лежала под боком, но и в другой не осталось силы. Тело предало её: не повиновалось, но чувствовало. И холод плитки под щекой, и слёзы, текущие по лицу, и болезненную вязь внизу живота – эстамп ботинка, и раскалённую топку в груди, в стенки которой бились кулаки пламени. Холод и жар. Боль и слёзы.

Она хотела пошевелиться, даже если бы это значило новую боль, но не могла. В глазах мутилось.

«Поможет мне кто-нибудь?» – подумала словно не о себе.

Кто-нибудь…

Ксения услышала человеческие голоса. Даже смогла разобрать слова.

– Печа! Что тут?! Это ты её?

– Она человек, сука! Человек!

– Погнали отсюда.

– Кабул…

– Ноги, бля!

Холодными пёрышками падали снежинки, на лицо, на глаза.

Происходило что-то ещё, только с ней одной, но она не понимала что. Странное тепло. Успокаивающее. Не жестокое. Новыми органами чувств она созерцала необычное расщепление внутри себя, одновременно глядя на кусочек мира, оставленный ей подачкой, – огрызок серой стены с разбухшей водосточной трубой.

Глаза её кровоточили, раздавленные рёбра горели огнём, в висках лопнул гул, и она умерла, глядя на ледяную опухоль стока.