Текст книги "Солнце в воротах храма. Япония, показанная вслух"

Первое японское государство – Яма́то

Защищаясь от набегов племён Яматай, мигранты с материка, оседавшие на самом крупном острове, Хо́нсю, всё больше сплачивались. И в результате этого бесконечного противостояния, уже к III в. на территории от острова Кюсю и до центральной части Хо́нсю (вокруг нынешней преф. На́ра) сложилось первое японское государство Ямато.

Под этим названием оно и развивалось до 670 г., когда особым императорским указом было переименовано в Ниппон (яп. 日本) – Японию. Упоминаниями о войнах Ямато против Яматай испещрены все древние летописи Японской истории.

Границы государства Ямато к VII в н. э. К тому времени под словом «эми́си» японцы подразумевали как некогда самостоятельное, но уже вымиравшее племя эмиси, так и вытесняемых всё дальше на север айнов – которые, к тому же, начали смешиваться с эмиси в единый кочевой этнос.

И хотя писалось это «Ямато» очень гордыми и красивыми иероглифами (大和 – «великая гармония, мир»), изначально оно было просто разговорным сокращением от «я́ма-хито́» (山人), что переводится как «люди с гор», или «человек-гора». Так этих пришельцев называли «лесные» айны, которые до их появления практически полностью населяли всю эту территорию.

Эти «люди с гор», по большому счёту, и заложили основу современной японской нации. Они принесли с Большой Земли новые знания, новые виды оружия, технологии изготовления одежды, навыки земледелия и рисоводства, а также зачатки письменности. В их глазах айны выглядели дикарями. Неудивительно, что жители Ямато считали себя очень «цивилизованными», а всех аборигенов стали называть общим презрительным словечком эми́си, то есть «люди-креветки».

И хотя чистокровные айны отходили всё дальше на север, на юге ещё оставалось множество мелких, в том числе и южных племён, не желавших сеять рис и присоединяться к осёдлым Ямато. Поэтому вопрос, кого древние японцы считали «креветками», а кого – «чистыми» айнами, так и остаётся не выясненным до сих пор. Скорее всего, так называли всех аборигенов без разбору – примерно как для европейских колонистов в Америке все индейцы были «краснокожими».

В отличие от рисоводов с Большой Земли, племена эмиси существовали малыми родовыми общинами. Главными занятиями у них были охота, рыболовство и собирательство. В каждой такой общине главная ставка делалась на конкретного охотника или рыбака – и семейную группу, которая его поддерживает. Природа вокруг была столь богатой, что земледелие было им просто не нужно. Заселяться всей группой на каком-то поле, чтобы годами на одном месте возделывать рис – зачем? Этак все звери в округе разбегутся, и вся рыба в речке кончится…

Так что поэтому никакого коллективного сознания у эмиси не было. В своих верования, мифах и представлениях о мире они не озадачивались вопросами о том, как «эффективней» управлять своим племенем. На понятие государственности, как и на осёдлую жизнь, им было глубоко плевать. И это было одной из главных причин, из-за которых пришлые рисоводы никак не могли ужиться с «дикарями»-кочевниками.

Японо-айнские войны

Осваивая новые земли, японцы теснили айнов всё дальше на север, истребляя и порабощая всех, кто не желал им подчиниться. Японо-айнские войны продолжались более полутора тысяч лет! Эпохальные саги об этих битвах и героях айнского народа в сегодняшней Японии популярны ничуть не меньше, чем в США – истории, книги и фильмы об индейцах, защищавших свои вольные прерии.

Именно «благодаря» этим постоянным стычкам с «дикарями», к XII в. в японском обществе и сложилось самурайство. Особо отличившихся вояк стали выделять как класс – и назначать им земельные участки. Таким образом их окончательно привязывали к госслужбе – и посылали в очередные битвы за новые земли. Что интересно, иногда самураями становились даже айны, перешедшие на сторону японцев. Самый известный из таких родов – клан Абэ, на чьих фамильных гербах до сих пор прописываются айнские символы.

К середине XV в. небольшой группе самураев клана Мацума́э удалось переправиться на Эдзо́ – нынешний Хоккайдо. Но, как и в следующие два столетия, колонизация этого острова встретила яростное сопротивление айнов.

Историки насчитывают не менее шести затяжных и масштабных айнских восстаний, каждое из которых готовилось планомерно и продолжались по нескольку лет.

При этом стоит отметить: называть те войны исключительно «борьбой айнов против японцев» было бы всё же не верно. Поскольку на стороне хокайдосских повстанцев сражалось немало японцев. Если говорить точнее – то была борьба большинства жителей Эдзо за свободные промысел и торговлю, за свою независимость от центрального правительства. А правительство это из кожи вон лезло, мечтая заполучить контроль над выгодными торговыми путями. Шутка ли: через остров Эдзо́ можно было проложить новый, альтернативный «шёлковый путь» в Маньчжурию!

Самым же кровавым и значительным из айнских выступлений считается восстание под предводительством Сягусяина 1669–1672 гг.

Сягусяи́н (1606–1669)

Сягусяин не принадлежал к айнской аристократии (ниспа́), но был чрезвычайно харизматичным лидером. Именно ему удалось объединить под своей властью большинство разрозненных кланов южного Хоккайдо.

Он также не являлся традиционным вождём (т. е. старейшиной локальной группы). Но смотрел далеко в будущее и понимал: если айны и дальше хотят жить независимо, им придётся освоить и грамотность, и современные технологии, и дипломатию. Уже в этом смысле он был одним из самых прогрессивных айнов своего времени. Несмотря на традиционную изолированность айнских родов друг от друга, он умудрился собрать под своими знамёнами чуть ли не всех айнов южного Эдзо. А в этой «последней большой войне», которая носит теперь его имя, проявил себя ещё и как прекрасный стратег.

Готовясь к атаке флота Мацумаэ, Сягусяин выстроил поселение-крепость Сибэтя́ри на самой южной оконечности острова – и на самой высокой точке перед впадением реки Сидзунай в океан. В том числе и благодаря этому, повстанцам удалось почти полностью уничтожить армию неприятеля – и, пусть ненадолго, но всё-таки выгнать японцев с Хоккайдо.

Однако после прибытия крупных сил Мацумаэ основные силы айнов оказались разбиты, а сам Сягусяин был вынужден сдаться. В конце 1669 г., во время празднования заключения мира, он, как и другие вожди восстания, был убит японскими солдатами, опьяневшими от сакэ.

Тем не менее, даже потеряв такого выдающегося вождя, восстание продолжалось вплоть до 1672 г.

Сягусяин – один из главных национальных героев айнского народа. В 1970 г. в городе Синхида́ка ему воздвигли памятник. А в 2016 г. на месте лендарной битвы при Сидзунае был основан мемориал, у которого айны собираются ежегодно, чтобы почтить память участников восстания.

* * *

Хотя, конечно, сегодня уже никто не сомневается, что даже восстание такого лидера, как Сягусяин, было обречено изначально – как и все остальные, что предпринимались до него или после. И вот почему.

Охотничья культура айнов никогда не знала больших поселений. Самой крупной социальной единицей для них всегда являлась локальная группа. Эти люди всерьёз полагали, что любые задачи, которые ставит перед ними внешний мир, могут быть решены силами одной родовой общины. В их культуре каждый отдельный человек значил слишком много, чтобы его можно было использовать как безымянный, безвольный винтик.

Система же освоения Хоккайдо «по Мацумаэ» сводилась к тому, что самураям клана раздавались прибрежные участки земли (которая фактически принадлежали айнам). Однако сами эти вояки-аристократы не умели и не желали заниматься на этой земле ни рыболовством, ни охотой. Полученные участки они сдавали в аренду откупщикам, которые и вершили за них все хозяйственные дела, нанимая себе в помощь надсмотрщиков и переводчиков.

А переводчики и надсмотрщики обращались со вверенными им айнами, как со скотом. Избивали стариков и детей, насиловали женщин. Всё их «общение» с местными жителями велось через ругань и рукоприкладство. Под их «хозяйствованьем» айны находились фактически на положении рабов.

Всё это происходило на фоне совершенно туманных, но соблазнительных перспектив на отношения с Россией, чей первый посол Рязанов «за грубость и непочтительность» был с позором изгнан со «священной японской земли» в 1804 г. Но с чьим адмиралом Путятиным уже в 1855-м всё-таки был заключён договор о дружбе и торговле – так называемый Симодский трактат, по которому Япония и получила в свои владения Кунашир, Итуруп, Шикотан и группу малых островков Хабомаи.

Сёгунат торжествовал. Да после такого триумфа не подчинить себе мятежный Хоккайдо было бы просто нелепицей!

Да, как ни парадоксально это звучит, – именно в результате подписания «дружбы» с Россией вся дальнейшая борьба айнов оказалась обречена. И хотя их последним крупным сражением считается восстание на Кунашире в 1789 г., – борьба айнов за свои права на Хоккайдо не утихала вплоть реформации Мэйдзи (1968), когда новое правительство стало активно использовать закупленные у иностранцев пушки и ружья.

Лишь после этого айны сложили свои мечи, копья и луки со стрелами – и покорились страшной судьбе.

В ходе реформ Мэйдзи началась решительная и тотальная колонизация Хоккайдо. Мужчин заставляли стричь бороды, женщинам запрещали делать татуировку губ, носить традиционную айнскую одежду. Всё больше айнов переходило фактически на положение рабов. Многих юношей отрывали от семей и направляли работать на морские промыслы ещё севернее, на Кунашир и Итуруп, где все они жили скопом, в больших бараках, и от традиционной лесной, вольной жизни были отлучены. Остатки несчастной нации утопали в депрессии, а многие просто спивались.

В 1875 г., уже по Петербургскому договору, весь Сахалин был закреплён за Россией, а все Курилы переданы Японии.

Однако северокурильские айны не решились расстаться со своей родиной. И поплатились за это очень жестоко.

Всех оставшихся курильских айнов японцы задумали переселить на японскую территорию. Но не на обжитые острова, а на Шикотан. Решив избавиться от «айнского вопроса» раз и навсегда, – свезли всех на один их крупнейших Курильских островов. Отняли орудия лова и лодки, запретили выходить в море без разрешения. А вместо этого стали привлекать их на различные работы, за которые платили пищевыми пайками – выдавали им рис, овощи, немного рыбы и сакэ. Эта еда совершенно не была похожа на привычный айнский рацион – то есть даже питание у них стало совершенно чужое. Людей вымывали из реальности, и при этом держали в постоянной скученности, к которой они были физически не приспособлены.

Началась паника. Очень многие умерли в первый же год, и резервацию ликвидировали. Уцелевшую горстку – не более 20 человек, больных и обнищавших, – вывезли на Хоккайдо.

Долгие годы после Второй мировой войны прогрессивные учёные и общественные деятели Японии пытались доказать, что все эти 15 веков японское государство занималось геноцидом. Буквально – планомерным и жестоким истреблением исконных жителей Японских островов, растянувшимся на полтора тысячелетия. Но лишь совсем недавно, 19 апреля 2019 г., правительством Японии наконец был принят «Закон о мерах по созданию общества, в котором уважается гордость народа айнов», официально признавший айнов Хоккайдо коренным народом Японии.

Бронислав Осипович Пилсудский (1866–1918)

Погружаясь в эту, казалось бы, совершенно не русскую тему, мы постоянно встречаем одно «вроде бы знакомое», но несправедливо полузабытое славянское имя. Точнее, у нас его, как правило, вспоминают совсем не за то, за что стоит помнить на самом деле.

А ведь именно этому человеку удалось в одиночку – и в предельно суровых условиях! – сохранить память о целой цивилизации, у которой не было своей письменности.

По школьным учебникам мы помним, что Бронислав Осипович Пилсудский, обрусевший польский дворянин, учившийся Санкт-Петербурге в конце XIX в., – не кто иной, как заговорщик-террорист из группы нападения на Александра III. Но если Александра Ульянова за это, как известно, отправили на виселицу, то Пилсудского, поскольку сам он бомбу бросать не собирался, осудили на 15 лет каторги и отправили на юг Сахалина.

Официально – чтобы строить на острове метеостанции. Но, словно уже вдогонку, поручили ему кое-что ещё. Представляю себе эту сцену:

«А поскольку вы у нас, батенька, господин образованный – студент Петербургского университета, юрист, – давайте-ка заодно и разведайте: что это тут за странные племена обитают? Язык, говорят, неведомый, что о себе думают – неизвестно. Вот и поизучайте их там, как можно подробнее, а рапорты шлите нам. Да уж не подведите, голубчик. Преуспеете – глядишь, и до амнитистии доживёте-с!»

И вот старательнейший человек, педантичный аккуратист и интеллигент до мозга костей прибывает на Сахалинскую каторгу – в дичь и грязь, которые ещё совсем недавно описывал Чехов. И вместо того, чтобы пасть духом, – постепенно начинает выполнять эту интереснейшую, по сути, задачу: буквально с нуля фиксировать цивилизацию, о которой никто на тот момент ничего не знал.

Своей письменности у айнов так никогда и не появилось. Сейчас они пишут либо латиницей, либо японской фонетической азбукой, подлаживая знаки катаканы под айнский язык. В обоих случаях искажения неизбежны: получается эдакий странный «японский суржик». Впрочем, и разговорный айнский, наверно, мог бы совсем исчезнуть, если бы не титаническая работа Пилсудского над составлением словаря.

На восковых валиках фонографа Эдисона Пилсудский производил уникальные записи речи айнов, собирая их устный фольклор. И постоянно делал фотографии. Всю необходимую для этого аппаратуру ему присылали из Географического общества.

Представим только: в конце ХIХ в., из Петербурга – на Сахалин. Отправляешь письмо с таким заказом на материк – и ещё через полгодика на санях да редких морских судах что-нибудь из заказанного, даст бог, до тебя и доедет… Это я вспоминаю уже то, что слышал о Пилсудском ещё в своём сахалинском детстве. Даже тогда, в 1970-е гг., о нём по всему Сахалину ходило много поразительных историй. Вот и у моего отца было несколько друзей, чьи родители, а то и деды знавали Бронислава Осиповича довольно близко.

После 10 лет каторги, в 1898-м, Пилсудскому смягчили наказание – и перевели во Владивосток, на работу в этнографическом музее. А в 1901-м, когда его ссылка закончилась, он добровольно вернулся на Сахалин. И уже по поручению Академии наук продолжил изучать айнов, нивхов и орочей, завершая свои бесценные труды.

В итоге вместо назначенных ему 15 лет он провёл на российском Дальнем Востоке аж 18. За эти годы он успел собрать уникальную коллекцию песен и речи айнов, записал целый сборник мифов и легенд айнского фольклора, составил с нуля три уникальных словаря неизвестных доселе языков (10 тыс. слов айнского, 6 тыс. нивхского и 2 тыс. языка орочей), а также запечатлел на фотографиях все типы сахалинских аборигенов, их быт, жилища, основные обычаи и обряды.

В 1903 г. Пилсудский получил медаль от Географического общества за колоссальный вклад в дальневосточную этнографию. И лишь после этого, уже в конце 1905 г., наконец вернулся в родную Польшу. Но уже не через Россию, – а через Хоккайдо и США.

Последний год жизни Пилсудский провёл в Париже, где при невыясненных обстоятельствах утонул в Сене. Современники полагали, что он покончил с собой. Что само по себе звучало не удивительно: после всего пережитого – нетрудно представить, какой непроглядный мрак мог царить у этого человека в душе.

Тем более что в последние годы каторги его интерес к айнам перестал быть «сугубо научным». В мае 1902 г., во время очередного обхода острова, Борис Осипович оказался в селении Ай. Там жил главный айнский староста Сахалина – Киму́ра Богу́нка, авторитет которого распространялся на весь остров. Воспользовавшись его гостеприимством, этнограф решил пожить там какое-то время и продолжить исследование айнов. В итоге он познакомился ещё и с племянницей айнского старосты. Через год эта девушка, Чухсанма́, родила ему сына Скэдзо́, а потом и дочь Ки́э.

После каторги он пытался забрать семью из селенья, но суровый айнский староста этого не позволил. Увидеть свою дочь Борису Осиповичу так и не довелось. Сегодня все потомки как сына, так и дочери Пилсудского – официальные японские граждане, живущие на Хоккайдо.

В 1946 г. именем Бронислава Пилсудского назвали гору на острове Сахалин. Японцы и айны в свои времена называли её «Татэгасэя́ма». Каждый год туристы устраивают восхождения на неё. Я и сам пару раз поднимался. Вроде и невысокая, всего 400 метров. Но поразительных строгости и красоты.

Мифология айнов

Самое оригинальное из айнского фольклора, что я встречал на русском языке, – это книга Пилсудского «Фольклор сахалинских айнов», которую он закончил собирать по записям со своих восковых валиков и послал в Географическое общество в 1903 г. В СССР она издавалась по крайней мере дважды, а недавно её переиздали снова, год 2002, место издания – мой родной Южно-Сахалинск. И теперь этот бесценный кладезь, всем на радость, можно совершенно бесплатно читать в сети.

Причём – обратите внимание: теперь, в сетевой версии книги, к текстам на русском добавлена ещё и айнская транскрипция. То есть можно проговаривать всё на айнском языке, если кому захочется. Рекомендую попробовать – очень необычное ощущение.

Эти сказки и песни Пилсудский начал записывать осенью 1902 г. на восточном побережье Сахалина, куда выехал со своим фонографом на айнские медвежьи праздники. Окунувшись в фантастическую сокровищницу айнского фольклора, он был настолько поражён богатством услышанного, что собирался остаться там ещё на год, чтобы по-настоящему во всём разобраться. В это время он писал своему коллеге и учителю Л. Я. Штернбергу: «Главным образом записываю сказки, предания, песни: имею уже сто с лишним сказок, до 30–40 преданий, 15 «хаюки» (песен о старых войнах), любовных несколько песен, колыбельных, во время плясок, во время работы и т. д. Чем дальше, тем больше хочется накопить, использовать всё и тогда только делать общие выводы. Я не прочь был бы остаться ещё на год среди айнов… работы хватит!»

Каждая история из этой книги – уникальный пример того, как у древних айнов работала голова. С нашим менталитетом, что говорить, даже не сравнить. Вот, например, моя любимая:

Жила одна женщина. Однажды в её дом зашёл очень бледный мужчина и женился на ней. В один прекрасный день заявил, что идёт дрова рубить, взял топор и вышел из дому.

Вскоре услыхала женщина какой-то странный голос. Вышла она на двор и вот что ясно услышала: «Я – снег, и сейчас растаю».

И действительно, на склоне пригорка женщина увидела тающий снежный комок.

Тогда-то она и поняла, что муж её был снегом-мужчиной.

Эту сказку я раньше встречал на Сахалине и в других вариациях, где пояснялось: «поняла» в последней строке означает, что она «забеременела».

В общем, очень своеобразно и любопытно был устроен мозг у этих людей. Подчеркнём, совершенно не земледельческий, не коллективный менталитет – а напротив, сугубо индивидуальный. Ведь и охотник в лесу полагается только на свои инстинкты, он даже и не думает на кого-то рассчитывать. Сам выслеживает что орла, что медведя. Он знает, что в охоте всё зависит только от него.

* * *

Для древних айнов не было другой суши, кроме островов. И самой главной сушей считался остров Эдзо́, то есть современный Хоккайдо.

Вселенная, согласно их мифам, состоит из шести миров. А эта структура мира практически едина для всех наших северных народностей – чукчи, ительмены, саамы, народности всего Северного круга воспринимают мир примерно так же. И мне, как уроженцу Дальнего Востока, это очень знакомо. Я не большой специалист в хромосомах, но как филолог «спинным мозгом чую» в космологии айнов явное влияние Севера.

Все люди, согласно айнам, живут в верхнем мире Ка́нна-моси́ри – это «мир, в котором множество топает ногами». Вообще, в их эпосе часто делается акцент на ноги, мы ещё к этому вернёмся.

Любую сушу айны считали островом. Они верили, что весь мировой океан с островами располагается на спине гигантского лосося. И когда лосось шевелится, на суше происходит землетрясение, а в океане – приливы и отливы. Во время шторма лосось заглатывает суда, потому они и гибнут.

Сразу под миром людей расположен Нитнэ́-каму́й-моси́ри – «мир дьяволов», или «мокрый подземный мир». Влажный и сырой, куда после смерти попадают злые люди.

А по соседству с ним, также под миром людей, расположен Каму́й-моси́ри. Камуй – это боги, верховные духи. Очень созвучно с японским «ка́ми», если заметили. И там же, под землёй, находятся как рай, так и ад, чьи обитатели ходят вверх ногами – так, что ступни их ног соприкасаются с нашими ступнями, пока мы ходим по земле в этом мире.

Под Камуй-мосири расположены ещё два «нижних» мира, о которых, увы, мифологии не осталось – даже Пилсудский успел сохранить далеко не всё. А уже в самом-самом низу расположена светлая и прекрасная страна Тира́на-моси́ри – «самый нижний мир». Хотя и не понятно, зачем, если рай там и так уже уже есть. Но у них, видимо, были на то свои объяснения. Есть над чем поразмыслить, не правда ли…

В самом начале мира суша не была отделена от воды, и все элементы сущего были перепутаны. Земля походила на огромное болото. Задумав создать мир людей, верховный бог Пасэ́– Каму́й призвал на помощь трясогузку. Культовая птичка в их мифологии: когда она трясёт своей гузкой, происходит что-нибудь судьбоносное. И вот, спустившись с неба, она стала бить крыльями по воде, месить лапками, работать хвостом. И постепенно вода превратилась в океан, а на нём появились дрейфующие участки суши.

Ряд мифов посвящён созданию острова Эдзо́ как основного мира айнов. Главных героев, как правило, четверо. Четыре важнейших айнских тотема – медведь, трясогузка, орёл и дерево ива.

Согласно главному мифу о медведе, к одинокой женщине по ночам стал являться незнакомец, «весь в чёрном». Который однажды признался ей, что он – не человек, а бог горы в облике медведя. От бога горы женщина родила сына, а уже от этого сына впоследствии произошли айны.

Орёл также считался спасителем айнов, который во время великого голода накормил весь народ.

Трясогузка же почиталась как создательница «мира людей» Канна-мосири – и как покровительница влюблённых. Это она обучила людей обязанностям мужей и жён. То есть трясогузка – айнская богиня материнства, хранительница семьи.

А дерево ива считалось божеством-покровителем, поскольку человек был создан из прута ивы и земли. Из прутьев сплели, землёй залепили – вот так и получился человек. Сразу после рождения каждый айнский ребёнок получает особый талисман из ивы – «ина́у», который должен охранять его в течение всей дальнейшей жизни.