Текст книги "История французского психоанализа в лицах"

Пример другого текста 1957 года: «Невербальные отношения в психоаналитическом лечении» (The non-verbal relationship in psycho-analytic treatment). В небольшом очерке Нашт дал изрядное количество советов своим коллегам: «Следует еще раз подчеркнуть, насколько важно для пациента иметь возможность испытать это желание единения (union) в глубоком покое – желание безличного союза, как бы выходящее за пределы личности аналитика […], ничто не должно отворачивать пациента от мира реальности, в котором он должен научиться жить как можно более полной жизнью […], если глубокая внутренняя установка аналитика может позволить пациенту достичь этой безмолвной области и наслаждаться там удовлетворением от своего рода слияния, к которому он бессознательно стремится, эта установка также должна позволять аналитику контролировать ее таким образом, чтобы он мог вернуть пациента во внешнюю реальность и тем самым подчеркнуть необходимость разделения, подразумеваемого во всех сферах жизни […]. Только определенные страхи, обычно непризнаваемые, но тем не менее сильные, заставляют человека поверить в то, что разные стремления противоречивы и несовместимы, заставляя его отказать себе в том или этом стремлении… Если анализ может помочь ему сначала распознать эти стремления, а затем принять их в различных формах, перестав раздирать себя иллюзорными противоречиями, он [пациент. – Д. Л.] достигнет такой целостности, которая, безусловно, является самой достойной целью, которую может поставить психоаналитическое лечение»[52]52
  Reading French Psychoanalysis, р. 113.


[Закрыть].

Многие упрекали и продолжают упрекать Нашта за его авторитарный характер и действия. И действительно, Саша Нашт на протяжении десятилетий был тем «фаллическим» образом, на который опиралась часть психоаналитического общества (в широком смысле слова). Зададимся же вопросом: а мог бы другой человек возглавить сообщество в сложное послевоенное время? Сумел бы свободолюбивый и бунтарский Лакан сформировать целостное сообщество, способное интегрироваться в международную ассоциацию? Более того, готов ли был кто-либо еще нести ответственность, которую нес Нашт еще при жизни? На него указывали пальцем не только в случае побед, но и во времена неудач и конфликтов, которых было предостаточно.

О Наште как о человеке может многое поведать следующая история, о которой рассказывает Рудинеско. В декабре 1967 года Марсель Бланшет потерял дочь в автомобильной катастрофе. В полном отчаянии он уехал в Межев, где тщетно пытался найти какой-то покой. Его друг Саша Нашт присоединился к нему. Они долго гуляли по снежным тропинкам. Марсель говорил вслух, а Саша тихо шел рядом. Иногда он нарушал молчание вдохновленным комментарием о местном воздухе: «Как бальзам для раны». Марсель спросил своего спутника: «Может ли психоанализ вылечить человеческие страдания?» Нашт ничего не ответил, прямо как Фрейд, прогуливаясь с композитором Густавом Малером на улицах Лейдена. Эта перипатетическая терапия длилась три дня на заснеженных лесных дорожках. Когда наступал вечер, двое друзей грелись у костра. Спустя три дня каждый вернулся к своей жизни[53]53
  Roudmesco E. Jacques Lacan & Co.: a history of psychoanalysis in France, p. 214.


[Закрыть].

Приблизительно в середине 1960-х годов самочувствие Нашта ухудшилось: вскоре он узнал, что болен раком простаты. Однако его характер и здесь не позволил ему просто сдаться – вплоть до жуткой агонии и смерти 27 августа 1977 года он сохранил работоспособность. Во многом благодаря блестящей репутации в среде аналитиков, когда его труды «примерно тридцать лет […] были постоянной, если не обязательной ссылкой для участников психоаналитического общества, большинство из которых побывали на его кушетке»[54]54
  International dictionary of psychoanalysis, p. 1102.


[Закрыть]. Даже после разрыва, когда Лакан и Нашт перестали общаться, это не мешало первому посылать некоторых своих пациентов ко второму.

Анализируя наследие Нашта, несложно заметить, что он уделял больше места вопросам клиники, чем теории. Полагая психоанализ не только теоретическим учением, но и серьезным клиническим подходом, Нашт последовательно развивал собственные идеи на этой почве. Так, например, общеизвестна его цитата «Молчание аналитика – важный фактор для интеграции пациента» или его убеждение, что психоаналитик более воздействует на пациента «через то, чем он является, чем через то, что он говорит». Нашт так осторожно относился к словам, полагая что они отдаляют человека от бессознательной потребности в абсолютном единении, которое и полагалось Наштом целью психоаналитической терапии. (К тому же это была откровенная полемика с Лаканом, утверждающим язык важнейшим фактором аналитической работы.) Молчание выступало в качестве возможности для регрессии пациента.

Саша Нашт видел необходимость подвести человека «к центру самого себя», собственной, если мы допустим такое выражение, самости. Нашт предполагал, что существует нечто «исключительно внутреннее» в человеке, чей источник нам неизвестен; это «внутреннее» способно привести человека к целостности и постоянству, дать надежду на удовлетворение и познакомить его с самим собой.

Небезынтересной работой представляется и его сочинение «Присутствие аналитика» (La présence du psychanalyste), вышедшее в 1963 году. В этой работе, помимо общих замечаний о технике анализа, Нашт указывает на многочисленные особенности переноса, что перекликается с мыслями Шандора Ференци. По его мнению, аналитику необходимо являть пациенту свою «доброту» как знак того, что врач реально «присутствует» рядом с пациентом, а не отстраненно «следит» за ним.

Нашт пишет о том, что «при присутствии […] постоянная доступность и безусловная доброта, неограниченное терпение и возможность быть понятым […] позволяют пациенту отучить себя от детства, в котором пациент научился жить […]. Вот почему это глубокое отношение между аналитиком и анализантом, при условии, что оно является подлинным, мне кажется, может быть заменой нейтральному отношению на определенных этапах лечения, которое обычно представляют слишком жестким» [55]55
  Pascale G. La Présence, p. 5.


[Закрыть]. Сегодня эти идеи кажутся особенно востребованными в работе с «больными аутизмом, наркозависимыми, депрессивными и пограничными пациентами», а также при «развитии ребенка» [56]56
  Там же, р. 31–32.


[Закрыть].

Зимой 1967 года, гуляя по заснеженным тропинкам вместе со своим другом, Нашт показал, что значит «полное присутствие» и каков его терапевтический эффект.

Литература

1. Дьяков С. Жак Лакан. Фигура философа. М., 2010. 560 с.

2. Фрейд З. Анализ конечный и бесконечный [Электронный ресурс]. Режим доступа: URL: http://royallib.com/book/freyd_zig-mund/analiz_konechniy_i_beskonechniy.html (дата обращения: 23.12.2020).

3. Энциклопедия глубинной психологии. Т. II. Новые направления в психоанализе. Психоанализ общества. Психоаналитическое движение. Психоанализ в Восточной Европе. М., 2001. 752 с.

4. International dictionary of psychoanalysis / Editor in chief – Alain de Mijolla. USA, 2002.

5. Pascale Gérard – La Présence: De la présence dans le proces-sus analytique avec les patients border line, 2010 [Электронный ресурс]. Режим доступа: URL: www.barbier-rd.nom.fr/presence-Pascale-Gerard.pdf (дата обращения: 23.12.2020).

6. Reading French Psychoanalysis / Edited by Dana Birksted – Breen, Sara Flanders and Alain Gibeault, London, 2010.

7. Roudmesco, Elisabeth – Jacques Lacan & Co.: a history of psychoanalysis in France, 1925–1985 / translated with a foreword by Jeffrey Mchlman. USA, Chicago University.

Рудольф Левенштейн

Имя Рудольфа Левенштейна достаточно часто звучит в психоаналитическом пространстве. Однако, несмотря на это, русскоязычный читатель мало знаком с его личностью. Главным образом имя Левенштейна появляется рядом с именем Лакана, и известен он благодаря конфликту, произошедшему между учеными. Однако Левенштейн интересен и как самостоятельная фигура, аналитик, чей вклад в развитие психоанализа и так называемой эго-психологии нельзя придавать забвению.

Рудольф Левенштейн (Rudolph Maurice Loewenstein) родился 17 января 1898 года в самом сердце Польши, в городе Лодзь, что в ста километрах на юг от Варшавы. Левенштейн происходил из еврейской семьи из Галиции, что не помешало ему получить медицинское образование на родине, а в качестве области научной деятельности он выбрал неврологию, одну из наиболее сложных дисциплин, которая в девятнадцатом веке только начинала развиваться, а для амбициозного еврейского юноши (мы можем вспомнить и Фрейда с его выбором специализации) этот путь был бы тернист, но многообещающ.

В поисках наставника Левенштейн обратился к швейцарской школе неврологии и переехал в Цюрих, где стал учеником Эйгена Блейлера. Именно благодаря Блейлеру Левенштейн познакомился с психоанализом, который со временем стал его профессией. Для получения образования и освоения практики Левенштейн отправился в Берлин. Есть свидетельства о том, что 21 марта 1922 года он прочел в Берлинском психоаналитическом объединении доклад на тему «О психоанализе черной мессы». Содержание доклада для нас остается неизвестным, однако название отсылает к весьма мрачной теме, и в дальнейшем Левенштейн еще будет обращаться к таким мрачным феноменам – черным мессам или антисемитизму. Личный психоанализ Левенштейн проходил в Германии у Ганса Загса и окончил его в 1925 году, тогда же вступил в Немецкое психоаналитическое общество.

В начале практики его супервизором был Макс Эйтингон, который сыграл не последнюю роль в развитии психоаналитического общества и заслуживает несколько слов. Он был меценатом, соратником Фрейда, который за собственные деньги создал несколько психоаналитических объединений, библиотек и институций. Кроме того, именно он создал ту систему образования – дидактический анализ и супервизорский контроль, – которая до сегодняшнего дня актуальна в МПА[57]57
  International dictionary of psychoanalysis, р. 988–989.


[Закрыть].

Именно Эйтингон рекомендовал Левенштейна Рене Лафоргу для обучения других аналитиков во Франции. В целом это соответствовало идее Фрейда – создать во Франции образовательный центр, и потому молодой, талантливый, а главное – преданный делу Фрейда Левенштейн как никто лучше подходил на эту роль.

Итак, Левенштейн отбыл во Францию, в Париж, где психоанализ все еще не имел ни должного распространения, ни даже достаточного количества аналитиков, которые могли проводить обучающий анализ (собственно, «сертифицированным» аналитиком была только Евгения Сокольницка). Поначалу Левенштейна материально поддерживали Мари Бонапарт и Рене Лафорг (что весьма интересно, учитывая обвинения последнего в пособничестве нацистам и разделении их взглядов). С Мари Бонапарт его связывали более близкие отношения. Левенштейн анализировал Бонапарт, когда она не была у Фрейда в Вене (интересный случай «двойного» анализа – сразу у двух аналитиков), он также был аналитиком ее сына. Ходили слухи о романе между принцессой и Левенштейном, которые нам не кажутся фантастическими.

Однако, кроме проведения обучающих анализов, Левенштейн, будучи знакомым с текстами Фрейда в оригинале, должен был внести порядок в теоретический хаос, царивший в среде французских психоаналитиков. В 1928 году он и Мари Бонапарт впервые перевели на французский фрейдовский «Случай Доры»[58]58
  Roudinesco E. Jacques Lacan, р. 19.


[Закрыть]. Теперь, наконец, должны были исчезнуть сложности, связанные с пониманием «истерии», однако этого не произошло из-за бесконечной терминологической, а также теоретической путаницы. Французские психоаналитики все еще метались между собственно Фрейдом, неврологией и психиатрией, и целостного понимания, что такое психоанализ, все еще не было. Благодаря тому, что Левенштейн прекрасно владел несколькими языками, он часто занимался переводами; в 1935 году он перевел совместно с Бонапарт «Пять лекций Фрейда о психоанализе».

В 1930 году Левенштейн получил французское гражданство, но этого недостаточно для начала практики. Как и Саша Нашт, который приехал в Париж из Румынии, Левенштейн, получивший диплом в Польше, должен был сдать специальный экзамен для французской комиссии. В Париже Рудольф Левенштейн не терял времени, спустя пять лет защитил докторскую диссертацию по теме: «Психоаналитическая концепция мужчины». Его руководителем был небезызвестный Анри Клод.

Наиболее известным анализантом Левенштейна был некто иной, как сам Жак Лакан, начавший свой анализ в июне 1932 года. О том, как проходил этот анализ, нам доподлинно неизвестно до сих пор, но из обрывков информации мы можем судить о том, что на кушетке у Левенштейна Лакан бунтовал и спорил. Его не устраивала продолжительность встреч, он самовольно прерывал их, а также читал психоаналитическую литературу, против чего решительно выступал сам Левенштейн, будучи приверженцем ортодоксальной техники. «Неудивительно, – пишет Дьяков, – что Лакан сбежал от него при первой же возможности, пообещав как-нибудь вернуться. В доверительных разговорах с друзьями он говорил, что Левенштейн недостаточно умен, чтобы анализировать его»[59]59
  Дьяков А. Жак Лакан. Фигура философа, с. 61.


[Закрыть], кроме этого, Лакан упоминал о Левенштейне как о наиболее «разочаровывающем» наставнике[60]60
  Roudinesco E. Jacques Lacan, р. 70.


[Закрыть].

Впору задаться вопросом – так ли был плох Левенштейн? При всей симпатии к Лакану и уважении к его авторитету мы должны отметить, что, очевидно, не обошлось без сугубо личного конфликта, вполне возможно, вызванного психоаналитической ситуацией. Нарушение сеттинга, споры с аналитиком принято рассматривать как явные признаки сопротивления. Впрочем, противоречия между Левенштейном и Лаканом не были сугубо противостоянием двух во многом разных людей: можно предположить, что противостояние имело и «теоретическую» сторону и было частным случаем войны двух больших психоаналитических партий, характер которых мы опишем далее.

К тому же Левенштейн анализировал, например, таких выдающихся деятелей французского психоанализа, как С. Нашт, Д. Лагаш, и они, насколько мы можем судить, не критиковали Левенштейна. В пользу качеств Левенштейна говорит и то, что, несмотря ни на что, Лакан сохранял доброжелательные отношения с Левенштейном. Так, 14 июля 1953 года после событий первого раскола он написал письмо, в котором рассказывал «Лео» о событиях. Письмо написано в целом в приветливом дружеском тоне, а завершается такими словами: «Знайте, Лео, что, если вы приедете во Францию до или после Конгресса, мы с женой будем рады вам, и я буду счастлив, если вы посетите со своей супругой наш загородный дом, куда я вас давно приглашал. Я бы смог рассказать вам гораздо больше о том, чего мы все ожидаем от предстоящей работы. […] Будьте уверены, однако, что наша преданность вам остается неизменной»[61]61
  Lacan J. Television, p. 65.


[Закрыть].

«Теоретическая война» между психоаналитиками была, к сожалению, не единственной. Первого сентября 1939 года началась Вторая мировая. Германия напала на Польшу, и в Европе разгорелась масштабная война. Во Франции готовились к войне, мобилизации подлежали и врачи. Левенштейн начал службу в качестве военного врача, но после перемирия вынужден был бежать на юг Франции, в Марсель. Оттуда он переехал в Швейцарию, где вновь после учебы в Берлине встретился с Хайнцем Гартманом. Понимая, что власть нацистов распространяется очень быстро и, по всей видимости, надолго, он в 1942 году уехал в США. «Французский» этап жизни Левенштейна окончился, начался наиболее плодотворный – «американский».

Можно представить, насколько непросто было Левенштейну: в который раз он менял страну и был вынужден начать все сначала. С другой стороны, эти обстоятельства Левенштейн сумел превратить в сильную сторону, и на месте национальной идентичности появилась наднациональная идентичность – идентичность психоаналитика. «Мой адрес – не дом и не улица». Скоро Левенштейн навсегда прописался в Международной психоаналитической ассоциации.

В 1946 году Рудольф Левенштейн женился на Элизабет Р. Гелерд (Elisabeth R. Geleerd, 1909–1969), которая также была врачом и психоаналитиком, родом из Нидерландов. В 1936–1940 годах она обучалась психоанализу в Вене и Лондоне, а затем уехала в США, где и познакомилась с таким же мигрантом Рудольфом Левенштейном.

В теоретическом плане Левенштейн был сторонником эго-психологии. Он был одним из одаренной троицы[62]62
  Malcolm J. Psychoanalysis: the impossible profession, р. 8.


[Закрыть], куда, кроме него, входили Хайнц Хартманн и Эрнст Крис. В сороковых годах они осели в Нью-Йорке и, пользуясь относительно небольшим авторитетом и опытом своих американских коллег, возглавили местные психоаналитические объединения, которые уже существовали в Нью-Йорке и Чикаго. Вместе с властью распространялась и доктрина: психоанализ казался идеальной основой для масштабной и всеобъемлющей психологической системы. Кроме того, интересным кажется факт, что больше всего об «адаптации» говорили, как раз те, кто пережил эту проблему, – эмигранты из Европы.

Примером совместной работы трех психоаналитиков – Левенштейна, Криса и Хартманна – может выступать статья «Заметки о теории агрессии», вышедшая в 1947 году. В ней авторы сделали попытку обобщить и проанализировать фрейдовское понимание этой проблемы, а также дополнить ее собственными представлениями. Они говорили о том, что как только проблема агрессии достигла своего наибольшего развития в творчестве Фрейда, то затем он почему-то перестал уделять этой проблеме достаточно внимания. «Фрейд сделал свое собственное “сопротивление” ответственным за эту паузу»[63]63
  Hartmann H., Kris Е., Loewenstein R. M. Notes on the Theory of Aggression [Электронный ресурс]. режим доступа: URL: http://www.tandfonline.com/doi/abs/10.1080/00797308.1947.11823076 (дата обращения: 23.12.2020).


[Закрыть], – утверждают они.

Вспомним о конфликте, непроизвольно возникшем еще в межвоенный период в психоаналитической среде, участниками которого были Лакан и Левенштейн. Дело в том, что ряд аналитиков начали опираться на более поздние работы Фрейда, в которых роль «Я» стала куда более значительна. Как уже, должно быть, понял читатель, речь идет о формировании так называемой школы эго-психологии, возглавляемой Анной Фрейд. Во главу психической жизни было поставлено человеческое «Я», а психика служила в основном целям адаптации к внешнему миру.

Эго-психологам противостояли аналитики, чей негласный лидер Лакан не уставал всячески критиковать новомодную американскую теорию: «В первую очередь тут нужно отметить недавние наработки по теории эго тройки американских исследователей – Хартманна, Левенштейна и Криса. Эти работы порой весьма озадачивают своего рода умножением понятий. В них беспрестанно говорится о “десексуализированном” либидо – едва ли не “делибидинизованном” – или о “дезагрессивированной” агрессивности»[64]64
  Лакан Ж. Работы Фрейда по технике психоанализа, с. 214.


[Закрыть]. Человек, как считали противники эго-психологии, не сам приспосабливается к действительности, а формирует вокруг себя собственную реальность. И это самое «Я», которое появляется вместе с реальностью, скорее «двойник», с которым человек сам себя может ассоциировать.

Концептуально система эго-психологии была наиболее полно представлена на Конгрессе франкоязычных психоаналитиков, состоявшемся в Париж в 1965 году.

Левенштейн исследует и ряд других проблем, которые сегодня принято называть «остро социальными», а именно проблему антисемитизма. В 1952 году он издает книгу «Психоанализ антисемитизма» (Psychanalyse de l'Antisemitisme). В английском переводе книга изменила свое название на Christians and jews. A Psychoanalytic Study (на русский не переведена).

Левенштейн начал работу над ней еще в 1941 году во Франции после встречи с Мари Бонапарт, во время которой они затронули вопросы гонения евреев. Со временем Левенштейн объединил свои черновики, однако заканчивал рукопись уже в США, но на французском языке. Не без иронии Левенштейн писал: «Гораздо легче перевести текст, чем переписать на хорошем английском то, что было написано на плохом английском. Вот почему я продолжал писать на французском языке, даже после того, как я переехал в эту страну»[65]65
  Loewenstein R. Christians and jews: a psychoanalytic study, р. 9.


[Закрыть].

Антисемитизм рассматривается автором сразу с нескольких точек зрениях, таких как параноидальное образование, как проявление скрытых садо-мазохистических тенденций; однако основной механизм, задействованный в образовании антисемитизма, – это проекция, наподобие той, когда «средневековый монах, который видел в каждой красивой женщине воплощение сатаны, проецировал свои собственные подавленные желания»[66]66
  Там же, р. 33.


[Закрыть]. Однако, кроме констатации фактов, Левенштейн объясняет и саму причину феномена: как и поздний Фрейд, он видит причину антисемитизма в культуре, а именно в христианской культуре, построенной на церковной догме. Христос и в его лице христианство было предано и распято евреями. Бессознательное, как полагает Левенштейн, усваивает этот образ. Это приходит с началом школьного образования и в дальнейшем только сильнее усваивается: «Евреи, которые описаны в Евангелии неверующими палачами Христа, становятся в воображении ребенка символами разрушительных инстинктов, воплощающих все негативное, что подавляет ребенок в себе самом. С другой стороны, так как христианского ребенка идентифицируют с сыном Бога, Богом-Отцом, который признается евреями, то и Бог становится связанным в сознании с евреями. Отныне “евреи” запечатлеваются в памяти как “старцы”, старшее поколение, – иными словами, они становятся преобразованным изображением своего отца. Таким образом, древний конфликт между Христом и евреями, которые имел место девятьсот лет назад, отражает архаический конфликт ребенка с отцом и становится бессознательным символом его [ребенка. – Д. Л.] эдипова комплекса»[67]67
  Там же, р. 40.


[Закрыть].

Выходит, что бессознательный антисемитизм, который демонстрировали некоторые пациенты Левенштейну, – продолжение эдипальных конфликтов и попытка их разрешить, совершив не символическое, а буквальное убийство отца. Однако нельзя не отметить известную настойчивость Левенштейна в своих выводах: «В некоторый момент в ходе аналитического лечения почти у всех нееврейских пациентов будет проявляться в той или иной степени антисемитизм»[68]68
  Loewenstein R. Christians and jews: a psychoanalytic study, р. 30.


[Закрыть]. Имеют ли под собой основание такие выводы или же они являются следствием исторической ситуации – решать, несомненно, уже самим практикующим аналитикам.

Левенштейну была свойственна предприимчивость, которая не раз выручала его и заставляла двигаться вперед, начиная все с нуля. Это качество очень скоро помогло ему не только начать в Америке практику и научную работу, но и построить карьеру: в 1950–1952 годах он был президентом Нью-Йоркского психоаналитического института, через несколько лет он стал секретарем, а затем и президентом Нью-Йоркского психоаналитического общества (1959–1961), в период 1957–1958 годов Левенштейн был лидером Американской психоаналитической ассоциации, а в 1965–1967 годах – вице-президентом МПА.

Левенштейн много работал в качестве аналитика и супервизора. Своим трудом он заслужил уважение коллег и снискал славу одного из наиболее значительных американских аналитиков. Он умер в 1976 году в Нью-Йорке; смерть он встретил счастливым человеком – отрадно умирать, понимая, что твое наследие переживет тебя.

Литература

1. Дьяков В. А. Жак Лакан. Фигура философа. М., 2010. 560 c.

2. Лакан Ж. Работы Фрейда по технике психоанализа (Семинар, Книга I (1953/54)). М., 2009.

3. Janet Malcolm – Psychoanalysis: the impossible profession. New-York, 1980.

4. Elisabeth R. Geleerd Papers – A Finding Aid to the Papers in the Sigmund Freud Collection in the Library of Congress – Washington, D.C., 2009 [Электронный ресурс]. Режим доступа: URL: http://hdl.loc.gov (дата обращения: 23.12.2020).

5. Hartmann H., Kris E., Loewenstein R. M. Notes on the Theory of Aggression [Электронный ресурс]. Режим доступа: URL: http://www.tandfonline.com/doi/abs/10.1080/00797308.1947.11823076 (дата обращения: 23.12.2020).

6. International dictionary of psychoanalysis. Editor in chief – Alain De Mijolla, Thomson Gale, 2005.

7. Lacan J. Television: a challenge to the establishment. New-York, London. 1990.

8. Loewenstein R. Christians and jews: a psychoanalytic study. Presses Universitaires de France, Paris, 1951.

9. Roudinesco E. Jacques Lacan. New-York, Columbia University Press. 1997.