Текст книги "Семь самураев СССР. Они сражались за Родину""

В. Б. Исаков: Почему такой странный итог? Откуда такое единодушное голосование в поддержку Беловежского соглашения? Здесь надо иметь в виду несколько моментов.

Во-первых, многими гражданами России, в том числе многими депутатами, происходящие тогда события воспринимались как борьба Горбачёва и Ельцина. Проголосовать за Союз – означало проголосовать за Горбачёва, проголосовать против – означало проголосовать за Ельцина. А Ельцин выступил и Беловежское соглашение очень ярко поддержал. Люди уже к тому времени устали от Горбачёва, от его многословия и пустословия, за которыми ничего не следовало. Ельцин, наоборот, находился в зените славы, могущества, популярности. И это, наверное, причина номер один: слепая вера в руководителя, наивная надежда, будто всё, что он делает – на пользу России.

Другие – просто боялись. В депутатском корпусе к тому времени назрел раскол, и люди, которые называли себя «демократами», оказавшись во власти, тут же овладели методами самых отъявленных «партократов», включая психологическое давление и шельмование в СМИ. Проголосовать в той ситуации «против» – означало вызвать на себя волну гнева газет, обрушить на себя поток проклятий, телеграмм, звонков по рабочему и домашнему телефону. Далеко не все депутаты были готовы это выдержать.

Д. В. Лобанов: И такое было?

В. Б. Исаков: Конечно. Приходишь утром на пост, где хранятся депутатские телеграммы, а там их – сотни. Тебе. Вся буква «И» в шкафу ими забита. И почти все – с угрозами или оскорблениями, с требованиями немедленно поддержать Б. Н. Ельцина. Людьми владела слепая надежда, что если мы проголосуем «за Ельцина», то сразу всё пойдет хорошо.

Д. В. Лобанов: То есть, судили не по делам, голосовали сердцем?

В. Б. Исаков: Я не мог их за это осуждать, но и согласиться с ними не мог. Зная предысторию вопроса и понимая опасные грядущие последствия распада СССР, у меня просто рука не поднималась проголосовать против Советского Союза. Я постоянно стоял у микрофона, собирался выступить, как-то образумить депутатов перед окончательным голосованием. Отойти было нельзя – твое место тут же было бы занято оппонентом и ты назад уже не вернешься. Моя собственная карточка для голосования была воткнута в гнездо на моем депутатском месте, но я строго-настрого наказал соседям не голосовать «за» ни за одно из «развальных» предложений. Когда я вернулся, они пошутили: «А мы за всё проголосовали «за». Я немедленно получил распечатку голосований: Беловежское соглашение – «против», по другим вопросам – «воздержался» или «не голосовал». Вздохнул с облегчением: ведь если хотя бы по одному из вопросов было бы «за», мне пришлось бы со скандалом аннулировать итоги своего голосования.

Д. В. Лобанов: Знаете, удивительно то, что все коммунисты проголосовали за разрушение Советского Союза.

В. Б. Исаков: Коммунисты в тот период были очень несамостоятельными. Если «демократы» могли действовать как группой, так и в одиночку, в том смысле, что довольно самостоятельные ребята были, то коммунисты постоянно ждали, что им дадут указания, наставят на верный путь, подскажут, как голосовать, и потому постоянно опаздывали. Не было, по-видимому, указания, как голосовать по данному вопросу, поэтому «проголосовали сердцем» – как обыкновенные обыватели.

Д. В. Лобанов: Среди людей моего поколения довольно приличный процент тех, которые считали, что разрушение Советского Союза есть процесс позитивный. Но в 2000-х годах они стали вспоминать Советский Союз с теплотой, с любовью. Вспоминается дружба, которая тогда была, вспоминаются отношения между мужчиной и женщиной, которые не были замешаны на материальном благополучии и материальном достатке. Как Вы думаете, чем вызвана такая ностальгия у людей моего поколения, которые еще застали Советский Союз? У людей Вашего поколения, которые прожили в нем часть своей сознательной жизни, тоже наверняка возникают подобные ощущения и воспоминания?

В. Б. Исаков: Отвечая на Ваш вопрос, я хотел бы вернуться к предыдущему вопросу. Вы справедливо заметили, что у значительной части населения в то время существовали стереотипы. Но ведь депутаты – такая же часть населения. И те же самые стереотипы они тащили на себе: что Советский Союз – это исчадие зла, что вот де спалим дом и вместе с ним всех тараканов уничтожим. Ну, спалили. Какие-то тараканы погибли. Остальные разбежались, а потом вернулись. Кроме того, выяснилось, что новый-то дом строится с огромным трудом, а оказывается не лучше, а хуже старого во многих отношениях.

Конечно, чем дальше, тем больше прошедшее видится в розовой дымке. Наверное, это свойство человеческой памяти – мы всегда немножко идеализируем прошлое. Я отношусь к этому спокойно. Да, было много хорошего в Советском Союзе, но было и много плохого, которое со временем подзабылось. Как и в нынешней ситуации – тоже не всё плохо, есть и позитивные моменты: какое-то новое измерение свободы человек получил, в конечном итоге, после всех разрушительных событий.

На мой взгляд, если выделять главную проблему, то это необходимость для России сойти с пути развития через кризисы. Это значит – видеть и решать проблемы не тогда, когда потолок начал падать на голову и кирпичи на тебя рушатся, а когда проблема только обозначилась, когда она только появилась. Вот тогда надо от чего-то реально отказываться, выделять время, силы, средства и начинать укреплять стены дома. А наша бюрократия так работать не может, и нынешняя элита, что характерно, тоже не умеет – так же слепа, бездарна, так же ведет страну к очередному кризису. А что на следующем рубеже будет, к чему страна подойдет? Возможно, в конечном счете, – сделает шаг вперед. Но какой ценой? С какими издержками? С какими потерями? Сохранится ли вообще Россия как единое государство в горниле очередного кризиса?

Сегодня многие пишут, что развал Союза – это первый этап развала России. Что в конечном итоге останется Московия с прилежащими нечерноземными областями. Остальные все отплывут: Кубань – в одну сторону, Дальний Восток – в другую. Считать эти оценки и прогнозы ерундой – такая же политическая слепота, какая была у советских и партийных бюрократов. Они бесконечно тянули с принятием решений, и дождались, что все решили без них.

Д. В. Лобанов: Ваш ответ переходит в мой следующий вопрос. Как я оцениваю, у нас происходит падение экономики, у нас коллапс в промышленности, отдельных отраслей просто нет уже – таких, как приборостроение, станкостроение и так далее, идет деградация науки, деградация образования. На мой, опять же, субъективный взгляд, продолжается деградация здравоохранения в современной Российской Федерации. Что нас ждет и что сделать, чтобы не допустить следующей дезинтеграции страны?

В. Б. Исаков: На мой взгляд, и страна, и каждый отдельный человек должны понимать смысл своего существования. Ведь как ни плоха была прежняя советская идеология, она все же подсказывала ответы на этот ключевой животрепещущий вопрос. Она говорила, что собой человек представляет, каково его место на земле, причем о многих вещах говорила правильно. Говорила, например, о том, что источником богатства является труд, и на первом месте стоит человек труда. Лично я с этим полностью согласен.

Сегодня же нам пытаются втолковать, что на первом месте стоит удовольствие, потребление, что смысл жизни в том, чтобы накопить побольше денег и потратить их все на себя, любимого. Причем, любыми законными и даже незаконными способами. Какая-то часть общества, конечно, вполне удовлетворена этим горизонтом целей и с удовольствием включилась в гонку потребления. Но в целом для русского менталитета этот смысл не убедителен. Объединить общество и утвердить в нем здоровый моральный климат, создать стимулы к труду, к росту, к развитию науки, образования, культуры на этих лозунгах не получается. Мы не Америка, не Великобритания и не Франция, мы совсем другая страна. И попытка сформировать из россиянина среднеамериканского обывателя пока, к счастью, не увенчалась успехом.

Предвидится какой-то слом впереди, поскольку очевидно, что избранный 20 лет назад путь завел страну в тупик, создал огромное количество проблем. Чем дальше, тем больше возникает массовое общественное неудовольствие, неудовлетворенность людей. Люди не видят своего места в созданной системе, не видят в ней своих перспектив, этой системой не удовлетворены. Власть полагает, что она с ситуацией справится, поскольку в её руках телевидение, армия, милиция-полиция, ОМОН-ОПОН. Но в России всё происходит неожиданно и не по плану. Надо, очевидно, строить государственную жизнь, экономику, духовную жизнь и всё остальное по-другому, как то иначе, чем сейчас. Под флагом коммунизма строительство не получилось, под флагом наживы тоже пока не получается. Может быть, стоит подумать над какими то другими вариантами?

Д. В. Лобанов: Интересно, по прошествии двадцати лет Вы себя ощущаете одним из семи самураев, которые стояли на последнем рубеже обороны своего Отечества?

В. Б. Исаков: Я и тогда не считал себя «последним самураем», просто поступил, как подсказывала совесть. Говорю то, что четко чувствую и понимаю: распад Советского Союза был колоссальной трагедией, вину за которую несет советское и российское руководство. Итогом этого распада стало появление двух десятков «суверенных» и «полусуверенных» государств, которые сосут соки из собственных народов. Посмотрим правде в лицо: сообщество народов, составлявших ранее Союз ССР, отброшено в своем развитии на десятилетия, оно практически утратило шансы занять достойное место в XXI веке. Это место занято другими – более умными, успешными, системными. Пора взяться за ум и сделать выводы, пока не подошли вплотную к следующей черте – развалу Российской Федерации.

Константинов Илья Владиславович

Биография

КОНСТАНТИНОВ Илья Владиславович

Российский государственный, политический и общественный деятель; директор Департамента Института развития гражданского общества и местного самоуправления (до января 2009 г.).

Родился 28 декабря 1956 г. в Ленинграде, окончил экономический факультет ЛГУ. преподавал политэкономию в Ленинградском заводе-ВТУЗе. Был уволен в 1983 г. за “содержание” лекций, работал грузчиком, полотером, кочегаром.

1987–1990 – оператор газовой котельной 3-го Петроградского участка производственно-эксплуатационного объединения “Лентеплоэнерго”.

В 1988 г. участвовал в создании политклуба “Альтернатива”.

1990–1991 – член Совета Представителей Движения “Демократическая Россия”.

1990–1993 – Народный депутат, член Верховного Совета РФ, член Комитета по вопросам экономической реформы, Комитета по свободе совести, вероисповеданиям, милосердию и благотворительности. В 1992 г. на Учредительном Конгрессе Фронта национального спасения (ФНС) был избран одним из сопредседателей и председателем Исполкома ФНС.

В 1995 г. участвовал в кампании по выборам в Государственную Думу Российской Федерации второго созыва, был инициатором создания избирательного блока “Союз вкладчиков – Фронт национального спасения”.

1999 – член Президиума Центрального совета ВОПД “Духовное наследие”.

С 2006 по октябрь 2008 года – секретарь по идеологии Партии социальной справедливости; с октября 2008 года – член центрального совета партии “Справедливая Россия: Родина/Пенсионеры/Жизнь”.

В 1988 г. участвовал в создании ленинградского дискуссионного политического клуба “Альтернатива”. Входил в редколлегию органа Ленинградского народного фронта – газеты “Набат”.

В 1989 г. вошел в инициативную группу по созданию Демократической партии России (ДПР). Был членом Координационного совета блока “Российское единство”. Участвовал в создании Свободно-демократической партии России (СвДПР) и был избран ее сопредседателем. В 1990–1991 годах являлся членом Совета Представителей Движения “Демократическая Россия” от Ленинграда. С августа 1991 г. – член Думы Российского христианского демократического движения. Во время попытки государственного переворота, предпринятого ГКЧП, в августе 1991 г. принимал участие в организации обороны Дома Верховного Совета РФ. В 1991 г. вышел из СвДПР и примкнул к Российскому христианскому демократическому движению (РХДД). В феврале 1992 г. принял участие в организации Российского Народного Собрания, был избран членом Центральной Думы и Президиума Собрания, в июне 1992 г. стал председателем его Правления.

В октябре 1992 г. вошел в Оргкомитет Фронта национального спасения (ФНС) и на Учредительном Конгрессе ФНС был избран одним из его сопредседателей, а также председателем Исполкома ФНС. Резко выступал против усиления президентской власти в 1993 г. 1 мая 1993 г. участвовал в завершившейся кровопролитием демонстрации в Москве. В сентябре 1993 г. после указа Президента Б. Ельцина о роспуске Съезда народных депутатов и Верховного Совета РФ начал формирование боевых дружин защитников Дома Советов России и принимал участие в его обороне в октябре. После штурма Белого Дома был арестован. Освобожден по объявленной Государственной Думой первого созыва амнистии в феврале 1994 г.

В 1994 г. участвовал вместе с А. Руцким в организации Социально-патриотического движения “Держава”, однако в дальнейшем отошел от Движения и возродил Фронт национального спасения. Стал инициатором созыва в октябре 1994 г. III Конгресса ФНС, на котором был избран одним из двух сопредседателей Фронта.

В 1995 г. участвовал в кампании по выборам в Государственную Думу Федерального Собрания РФ второго созыва. Был одним из инициаторов создания избирательного блока “Союз вкладчиков – Фронт национального спасения” (СВ-ФНС).

Сохранить хотя бы то, что осталось от страны

Д. В. Лобанов: Илья Владиславович, чем для Вас был Советский Союз?

И. В. Константинов: Родиной. Этим всё сказано. И странно, что могут быть иные интерпретации. Советский Союз это страна, в которой мы родились, выросли, воспитывались, учились… Никто из нашего поколения, кого я знаю, не воспринимал в качестве Родины Российскую Федерацию – в качестве Родины воспринимали именно Союз Советских Социалистических Республик. Что-то нам в этой стране нравилось, что-то не нравилось, что-то мы хотели изменить, а что-то менять не хотели. Какие-то реформы мы поддерживали, против каких-то выступали. Но это всё никак не касалось самого, так сказать, субъекта нашего отношения. Страна, народ, Родина – это для нас было едино, мы так были воспитаны. Советский Союз для меня был Родиной в полном смысле этого слова.

Д. В. Лобанов: СССР был мировой державой, второй экономикой мира, государством с мощной армией, мощнейшей наукой. Так что же привело к распаду такой страны?

И. В. Константинов: Это очень сложный вопрос, на который можно отвечать очень долго, потому что короткого однозначного ответа, на мой взгляд, нет. Сработала целая совокупность факторов. Здесь и поражение в холодной войне, здесь и несовершенство внутриполитической системы, здесь и пробуксовка плановой экономики, здесь и неблагоприятная для нас внешнеэкономическая конъюнктура, связанная с падением мировых цен на нефть, здесь и недостатки внутренней системы отбора кадров, здесь и идеологический кризис, в который явно погрузилось советское общество. Марксизм-ленинизм как государственная идеология явно переживал, начиная где-то с 60-х годов, глубочайший внутренний кризис, и это не могло не отразиться на настроениях людей. Здесь и деятельность международных разведывательных и иных центров, которые работали против нашей страны. Здесь и внутренняя «пятая колонна», и ошибки руководства…

Если обобщить всё сказанное, то, на мой взгляд, можно сделать вывод: «Так сложилось исторически», – есть такая вроде бы ни к чему не обязывающая, но вместе с тем емкая фраза. Так сложились обстоятельства. И поэтому я категорически (подчеркиваю это!) против того, чтобы искать какого-то отдельного «козла отпущения», что иногда делается некоторыми злонамеренными или очень ограниченными людьми. Например, говорят, что Советский Союз развалил Горбачёв, или что Советский Союз развалил Яковлев, или еще кто-то. Они, конечно, свою роль сыграли, это несомненно. Но абсолютно очевидно, что в другой ситуации, в другой среде, всё закончилось бы совершенно по-другому.

Д. В. Лобанов: Соединенные Штаты Америки желали разрушения Советского Союза и многое делали для этого. Чего они боялись? Экономического конкурента, идеологического противника, военного соперничества?

И. В. Константинов: Я думаю и то, и другое, и третье, плюс четвертое, пятое и шестое. Прежде всего, вопрос идет о геополитической конкуренции сверхдержав. Борьба между сверхдержавами, на мой взгляд, так же естественна и неизбежна, как противостояние полюсов у магнита. Это совершенно нормальное, необходимое и, главное, неизбежное явление. Сверхдержавы борются за свои сферы влияния, за расширение своих возможностей, за усиление своих позиций. За то, чтобы протянуть свои «щупальца» как можно дальше и глубже. В этой борьбе они сталкиваются с другой сверхдержавой и используют против нее тот арсенал средств, который имеется в распоряжении. Вот в этой борьбе мы Соединенным Штатам Америки проиграли. Это исторический факт, который никем не оспаривается. Он очень печален, и с ним во многом связаны последующие события вплоть до наших дней. Думаю, что и в будущем мы увидим результаты такого стечения обстоятельств.

Д. В. Лобанов: Скажите, в идеологии, которую нес Советский Союз, была опасность для Западного мира, для Соединенных Штатов Америки?

И. В. Константинов: Разумеется. Это была альтернативная идеология, альтернативная цивилизация, альтернативный образ жизни, альтернативная экономика, альтернативная культура – всё иное. Абсолютно иное. И само наличие альтернативы представляло угрозу для американского государства, американского образа жизни и прочего. Всякое искушение представляет угрозу. Так же, как в религии всякий раскол представляет угрозу, так и в политике всякая альтернатива всегда представляет угрозу. Наличие идеологической альтернативы представляло серьезнейшую угрозу Соединенным Штатам Америки и Западу в целом и было главным вызовом, с которым западная система боролась в XX веке. Весь XX век.

Д. В. Лобанов: На сегодняшний день существует мнение, что тот уровень комфорта, то качество жизни, которым пользуется так называемый средний класс на Западе, в Штатах, отчасти обеспечил именно Советский Союз, потому что конкурировали две системы, и нужно было конкурировать в том числе и в качестве жизни. Вот 1 мая 1886 года в самой свободолюбивой «демократической» стране, в Соединенных Штатах Америки, была расстреляна мирная демонстрация рабочих Чикаго, требовавших установить 8-часовой рабочий день вместо 12-15-часового. Был ли бы он установлен, если бы не существовало СССР?

И. В. Константинов: Думаю, что Вы правы. Думаю, что конкуренция систем создавала предпосылки для появления того феномена, который получил название «социальное государство», «государство всеобщего благоденствия», «государство всеобщего благосостояния» и прочее. Мне кажется, само появление этого феномена обязано существованию борьбе двух систем и, прежде всего, двух сверхдержав.

Д. Д. В. Лобанов: Более того, после крупнейшей в истории человечества войны, в которой мы победили, наша страна достаточно быстро восстановила саму себя. Первой запустила человека в космос, первой в Европе запустила атомный реактор. В СССР человек, родившийся в крестьянской семье, имел равные стартовые возможности с человеком, родившимся в академической семье, чтобы стать артистом, учёным, инженером, академиком…

И. В. Константинов: Да, было. Об этом, кстати, в свое время много писал Александр Зиновьев. Он считал, что это было главное достижение Советской системы и главная её прелесть. Тот, кто был никем, мог стать всем. Это так.

Д. В. Лобанов: Внутри СССР были силы, которые хотели разрушения страны?

И. В. Константинов: Конечно, были силы, и серьезные силы.

Д. В. Лобанов: Кем они были мотивированы, кто это был?

И. В. Константинов: Я думаю, что это была, прежде всего, правящая партийно-государственная номенклатура.

Д. В. Лобанов: То есть элита?

И. В. Константинов: Да, элита. Это была главная сила, заинтересованная в ликвидации существующей системы и демонтаже государства. Имелись и другие силы. Конечно, само собой разумеется, была оппозиционно настроенная либеральная прозападная интеллигенция. Она существовала и активно работала. Были так называемые теневики, которых тоже не устраивала социалистическая система – по понятным причинам. Они рисковали в ней головой, наживая капиталы. Было некоторое недовольство у части технической интеллигенции. Меньше всего недовольства было, скажем так, в среде рабочего класса и крестьян. Это не случайно… Конечно, слова о диктатуре пролетариата всегда были мифом. Пролетариат никогда не являлся гегемоном в Советском Союзе. Гегемоном всегда была номенклатура. Но, тем не менее, подчеркнуто уважительное и бережное отношение к рабочим всё-таки присутствовало. Рабочие получали прилично. Я сам начинал свой жизненный путь рабочим на Адмиралтейском заводе. Так что рабочую среду прекрасно знаю, помню и сужу о ней не по книжкам и газетам. Рабочие неплохо получали. Имели возможность получить со временем квартиру, если у них всё нормально складывалось на работе, купить какую-нибудь подержанную, а то и новую машинку, получить дачный участок и со временем на нем построиться. А это собственно и был предел мечтания советского человека. А что еще-то нужно? Поэтому в рабоче-крестьянской среде недовольства было меньше всего. А вот в элитах недовольство усиливалось, назревало и просто, я бы сказал, бросалось в глаза.

Д. В. Лобанов: А как Вы думаете, почему? Ведь если взять фигуру Яковлева, фигуру Горбачева – они же, безусловно, принадлежали к элите?

И. В. Константинов: Конечно. Знаете, почему? Я на этот вопрос получил ответ очень давно, ещё в начале 70-х годов. Мне пришлось в университете учиться в одной группе с дочкой одного из секретарей Ленинградского обкома партии. Мы частенько бывали у нее дома (фамилию я называть не буду) и беседовали с её отцом. И вот однажды, прилично подвыпив, на дне рождения дочери, он сказал совершенно откровенно, совершенно не стесняясь, что он крайне недоволен существующим положением дел. Звучало это примерно так: «Почему я, доктор наук, секретарь обкома партии, человек прошедший большой жизненный путь, должен жить на всём казенном? Почему я не могу иметь не служебную, а собственную квартиру? Почему я не могу иметь не служебную, а собственную дачу? Почему я не могу иметь не служебный, а собственный автомобиль? И не один, а несколько? Почему я не могу передать всё это детям и внукам? Что за странная система?». Очевидно, что не только он, но многие из них были категорически не согласны с таким положением дел. Они считали, что элита должна иметь не просто привилегии (а привилегии они в Советском Союзе имели), они были убеждены в том, что элита должна иметь наследуемую собственность, неотчуждаемое имущество, которое в любом случае остается их потомкам при любом раскладе, при любом исходе карьеры. А именно этой-то уверенности советская элита и была лишена. Отсюда и недовольство.

Д. В. Лобанов: Недавно нынешняя элита Российской Федерации усиленно пыталась навязать нам отмечание ещё одного юбилея – восьмидесятилетия Ельцина. Как Вы считаете, Ельцина можно назвать соучастником Горбачёва в операции по разрушению СССР?

И. В. Константинов: Я считаю, что Ельцин был ключевой фигурой в разрушении СССР, потому что Горбачёв, с которым я хорошо знаком, насколько я могу судить из своих воспоминаний и личных впечатлений, не ставил пред собой конкретной цели ликвидации Советского Союза. Такой цели как непосредственной политической задачи у Горбачёва не было. Это стало следствием тех действий, которые он предпринимал в политике, идеологии, организационно-управленческой и прочих областях, будучи первым лицом государства. Это следствие его действий, но не сознательная цель. Ельцин же сознательно преследовал цель ликвидации Советского Союза, поскольку только таким путем он мог получить власть первого лица и стать, как он говорил, хозяином страны. «Хозяин» – это было его любимое слово. Поэтому его роль в разрушении СССР колоссальна, его лично и его команды. Поэтому, собственно говоря, всё, что он делал, начиная с момента избрания его депутатом Съезда Верховного Совета России в 1990 году и до Беловежского соглашения, было посвящено реализации этой сознательной, сформулированной, ясной и четкой задачи. Поэтому именно он, так сказать, главный «киллер» Советского Союза.

Александр Яковлев – идеолог перестройки

Д. В. Лобанов: На Ваш взгляд, для него было несущественным, что на референдуме народы СССР высказались за сохранение Советского Союза?

И. В. Константинов: Несущественно. Для него и для его команды мнение народа было вопросом второстепенным.

Д. В. Лобанов: То есть для него и его команды вопросы, связанные с правом, были второстепенны?

И. В. Константинов: Совершенно точно.

Д. В. Лобанов: И 1993 год тому подтверждение?

И. В. Константинов: Абсолютно верно. Для него всегда главную роль играл фактор силы. Если есть возможность, если достаточно сил, значит, надо делать.

Д. В. Лобанов: Значит, нужно расстрелять парламент из танков?

И. В. Константинов: «Винтовка рождает власть». Этот знаменитый тезис Мао Цзэдуна был в полной мере воспринят Борис Николаевичем. Он относился к типу политиков-разрушителей. Причем мало того, что он не уважал ни право, ни интересы народа, он просто еще, ко всему прочему, субъективно любил насилие. Вот есть любители насилия, есть такая особенность у некоторых людей. Ельцин был своего рода политическим садистом, который получал удовольствие, наслаждение от насилия и разрушения. В тех ситуациях, когда в принципе можно было решить вопрос путем переговоров, он всё равно прибегал к силе, потому что это доставляло ему наслаждение. Вот такой своеобразный, опасный, жестокий тип человека. И поэтому какие-то дифирамбы ему петь, на мой взгляд, столь же кощунственно, как ставить памятник Чикатило. Для меня Ельцин – абсолютно отрицательный персонаж.

Д. В. Лобанов: Как же объяснить, почему ему открываются памятники?

И. В. Константинов: Ничего сложного в этом нет. Нынешняя элита состоит из его преемников, она сохраняет основу, суть того, что было сделано при нем. Подчеркивает, так сказать, правопреемство, подчеркивает неизменность принципа сохранения основы основ. А основа основ – это что? Это приватизация, достигнутые имущественные результаты для элиты. Памятник Ельцину – это памятник…

Д. В. Лобанов: Собственным сбережениям?

И. В. Константинов: …собственным сбережениям и собственным виллам, яхтам, заводам, домам, пароходам.

Д. В. Лобанов: И футбольным командам.

И. В. Константинов: Конечно. Что же тут странного?

Д. В. Лобанов: В августе 1991 года мне было 23 года. И на меня те августовские события произвели жуткое впечатление такого первого надлома, после которого страна покатилась просто в пропасть. Как гром среди ясного неба были новости из Белоруссии о создании так называемого СНГ. Скажите, пожалуйста, для Вас эти события, когда группа лиц собралась в Беловежской пуще и приняла так называемые соглашения, были неожиданностью?

И. В. Константинов: Но это не август 1991 года, это декабрь.

Д. В. Лобанов: Я говорю, что август 1991 года положил начало этим событиям.

И. В. Константинов: Это и было началом. И стало началом понимания ситуации для меня тоже, не только для Вас. У меня и до того существовали подозрения, но полной ясности не было. Именно в августе 1991 года я понял окончательно, куда ветер дует. Именно в августе 1991 года я понял, куда ведет дело команда Ельцина. А закончилось всё Беловежским соглашением. На Ваш вопрос, было ли Беловежское соглашение неожиданностью, отвечу так: «И да, и нет». Да, было неожиданным, потому что, с формально-юридической точки зрения, Ельцин незадолго до того, выступая на заседании Верховного Совета, гарантировал Верховному Совету подписание нового Союзного договора. Более того, он был обязан его подписать, таково было поручение, данное ему высшим законодательным органом. Он обязался это сделать, поэтому, с формально-юридической точки зрения, Беловежское соглашение было неожиданным, так как оно противоречило решениям Съезда Верховного Совета и заявлениям самого Ельцина. А по сути дела, не было неожиданным, поскольку по всему внутреннему алгоритму событий, по тому, как работал аппарат, механизм власти, чувствовалось, что дело идет именно к этому. Мы не знали, когда все случится, но то, что Ельцин вел корабль именно на эти рифы, сомнений к тому времени уже не оставалось. Поэтому и отвечаю: и да, и нет.

Д. В. Лобанов: Как объяснить, что в Верховном Совете РСФСР 12 декабря 1991 года из 250 депутатов всего проголосовавших против распада СССР проголосовали только 7 депутатов. Перечислю пофамильно: Бабурин, Исаков, Константинов, Павлов, Полосков, Балала, Лысов. Как так получилось? 250 и 7!

И. В. Константинов: Очень просто. Во-первых, чисто формально, 250 депутатов, конечно, не участвовало в голосовании, потому что тогда, так же как и сейчас, существовала практика голосования несколькими карточками, и фактически в зале людей было меньше. Где-то 170 человек. Это, во-первых. Но не это главное. Главное состояло в том, что в обществе после августовских событий 1991 года сложилась такая обстановка, такой психологический климат, когда действия всяких оппонентов Ельцина, всякое противодействие его политике вызывало крайне враждебную реакцию средств массовой информации и значительной части населения. Такие люди немедленно подвергались травле, самой настоящей травле. Ну, вспомните хотя бы «заявление шести». Первое заявление шести руководителей Верховного Совета, среди которых был Исаков и ряд других людей, занимавших различные должности в Верховном Совете Российской Федерации. Первое заявление, еще до подписания Беловежских соглашений, о пагубности политики Ельцина. Все эти люди были тогда подвергнуты полномасштабной травле. Горячева, Исаков… Всё фамилии я уже не помню. Можно посмотреть по источникам «Заявление шести»[1]1
  21 февраля 1991 года на заседании Верховного Совета РСФСР было оглашено «письмо шести» (заместителей председателя Верховного Совета С. Горячевой и Б. Исаева, председателей обеих палат В. Исакова и Р. Абдулатипова и их заместителей А. Вешнякова и В. Сыроватко), в котором критиковался авторитарный стиль Б. Н. Ельцина в руководстве работой Верховного Совета. В его защиту активно выступил Р. И. Хасбулатов (первый заместитель председателя), и депутаты не придали этому письму особого значения.


[Закрыть]. Оно было осуждено Верховным Советом, всё его подписанты, депутаты Верховного Совета, занимавшие высокие должности вице-спикера, руководителей палат, председателей комитетов, подверглись беспрецедентной травле в средствах массовой информации. Просто по улице невозможно было пройти: от Кремля, где проходили съезды, до гостиницы Россия выстраивалась сплошная цепочка из демонстрантов, которые подвергали охаиванию всех противников Ельцина, причем охаиванию вплоть до угрозы применения физического насилия, я уже не говорю об оплевывании. Травля была настоящая, полномасштабная. Эту обстановку психологическую надо учитывать. Для того чтобы противостоять Ельцину в той ситуации, требовалось определенное мужество. Нужно было понимать, что ты идешь, мягко говоря, против течения. А против течения готовы идти далеко не все, даже в самые ответственные моменты жизни. Далеко не все. Таково первое обстоятельство.