Текст книги "33 принципа Черчилля"

Отбор фактов предполагает контроль за источником и самой распространяемой информацией. Одно из первых распоряжений Черчилля в Адмиралтействе после начала Первой мировой войны касалось «незамедлительной организации цензуры почты и телеграфных сообщений, а также увольнение всех иностранных граждан с должностей в почтовом ведомстве». Спустя четверть века, занимая пост премьер-министра, наш герой еще более трепетно относился к информации, которую командующие и чиновники на различных уровнях сообщали прессе. С его стороны неоднократно звучали упреки в адрес лиц, которые своими публичными заявлениями ставили под угрозу реализацию намеченных планов, подрывали боевой дух сражавшихся на поле боя и работавших в тылу, либо вообще касались вопросов, выходящих за рамки их полномочий (как правило, в этом случае возмущение Черчилля вызывали рассуждения военных относительно политических вопросов). «Я не готов нести бремя войны, которое возрастает из опрометчивых заявлений, раздающихся неожиданно время от времени», – высказал свое возмущение Черчилль министру информации. Для снижения подобных инцидентов он старался ограничивать список лиц, имеющих право общаться с прессой, а также создавал механизмы, которые препятствовали источнику информации разглашать ценные сведения. В других эпизодах ограничения касались самой информации с присвоением ей соответствующего грифа. «Секретность служит щитом, прикрывающим недостатки правительства», – объяснял он свои решения. В процессе премьерства Черчилль постоянно совершенствовал систему обращения с информацией ограниченного доступа, вводя новые правила относительно допусков лиц, а также процедуры хранения соответствующих сведений⁷.

Основную идею второго этапа работы с информацией хорошо иллюстрирует следующее высказывание Черчилля, адресованное генералу Эйзенхауэру: «Мы оба знаем, что важно не только сообщить правду, но и знать, как ее правильно представить». На этапе представления использовались разные приемы. Например, во время Битвы за Британию Черчилль распорядился, чтобы при сообщении о воздушных налетах пресса и радио информировали население «в спокойных тонах» и проявляли к подобным новостям «все меньше интереса». Он рекомендовал следующее: «факты отмечать без особого подчеркивания и без крупных заголовков», «не указывать точно пострадавшие населенные пункты и местности», не публиковать фото разрушенных домов, «если только в них нет ничего особенного и они не служат демонстрацией хорошей работы убежищ Андерсона[3]3
  Компактные убежища во дворах домов, предложенные министром внутренних дел Джоном Андерсоном.


[Закрыть]».

На этапе представления информации важную роль играет языковой аппарат, который определяет восприятие новых сведений путем их классификации и распределения по категориям. От того, как назовешь то или иное событие, решение или объект, такое отношение к нему и сформируешь. Прекрасно понимая эту когнитивную особенность, Черчилль внимательно подходил к подбору слов, выступавших фактически ярлыками и триггерами в сознании населения. О том, как это выглядело на практике, можно увидеть на примере объяснения терминов «вторжение» и «освобождение» министру иностранных дел во время Итальянской кампании 1944 года: «Мы „вторгаемся“ во все страны, с которыми находимся в состоянии войны. Мы „входим“ во все покоренные страны, которые хотим „освободить“». Относительно Италии, с «правительством которой заключено перемирие» – «мы „вторглись“ в нее в начале операции, но в свете проявленного со стороны итальянцев сотрудничества нам следует все наши дальнейшие продвижения в Италии рассматривать, как „освобождение“».

Признавая важность работы со СМИ, нельзя забывать, что пиар и пропаганда сродни огню, который способен согреть и спасти, но при неумелом обращении чреват ожогами и разрушениями. Красивый словесный оборот способен как вдохновить публику, так и обернуться против самого автора послания, что, например, произошло с предшественником нашего героя на посту премьер-министра Невиллом Чемберленом, который, характеризуя в начале апреля 1940 года возможные наступательные активности вермахта, заметил, что фюрер «упустил автобус». Последовавшие через несколько дней события: захват немцами Дании и вторжение в Норвегию показали, насколько ошибался глава правительства Его Величества, а памятная фраза об упущенном автобусе лишь усилила эффект массового недовольства.

Из других ловушек, которые подстерегают всех работающих с общественном мнением, является ошибка в интерпретации и смысловые искажения в процессе восприятия на стороне реципиента. Поэтому важно тщательно подбирать слова, избегая двусмысленных и неправильных толкований. В этом отношении Черчилль прекрасно владел языком, но даже он не был застрахован от неприятных курьезов. Например, при обсуждении в палате общин Норвежской кампании в апреле 1940 года наш герой заметил, что как первый лорд Адмиралтейства он предоставляет полную свободу действий британским подлодкам топить суда противника при первой же удобной возможности. Журналисты же Daily Herald, интерпретировали эту мысль, как «обещание топить все немецкие суда» в норвежских портах, подвергнув высказывание политика критическому разбору. Черчилль был вынужден подготовить официальное обращение на имя управляющего редактора Daily Herald, обратив внимание на некорректность приведения в газете высказываний, которые не произносились, и уж тем более на недопустимость формирования на их основе критических замечаний⁸⁹.

Подобные ситуации, когда отдельные фразы вызывают ошибочное толкование или оборачиваются против того, кто их произнес, неприятны, но терпимы. Гораздо хуже, когда озвученные с трибуны или в СМИ сведения создают у общества радужную картину успешности и всесильности, но кроме слов за этой картиной ничего не стоит и она быстро сменяется отрезвляющим пробуждением. В таких случаях порой лучше хранить молчание, чем вселять необоснованную уверенность. Выше мы говорили о том, что молчание несет в себе риски, но иногда их следует принимать. И даже Черчилль – активный сторонник пиара – выбирал этот путь, не давая публике в отдельных случаях ни заверений, ни объяснений. «Лучшая пропаганда – это результаты», – заметил он в апреле 1940 года во время руководства Адмиралтейством. С переездом на Даунинг-стрит, когда после капитуляции Франции Британия останется один на один с нацистской Германией и обратится за помощью к США, он повторит эту мысль, написав британскому послу в Вашингтоне: «Разумеется, я выступлю здесь по радио, но я не думаю, что слова сейчас много значат. Не следует уделять слишком много внимания резким поворотам общественного мнения в Соединенных Штатах. Только сила событий сможет управлять им». В близком окружении он выразился более откровенно: «Пропаганда – замечательная вещь, но все же миром двигают события. Если мы сокрушим гуннов на нашем острове, нам не нужна будет пропаганда в Соединенных Штатах»¹⁰. Что лишний раз подтверждает известную истину – пиар способен направить общественное мнение и обеспечить на время успешное восприятие происходящих событий, но без реальных достижений его власть ограничена и без реальных успехов наступит час, когда карета превратится в тыкву.

Принцип № 5
Трудолюбие

Как уже упоминалось выше, Черчилль по праву рождения оказался в благоприятных условиях для достижения успеха – сын канцлера Казначейства, общавшийся с премьер-министрами, наследником престола и представителями семьи Ротшильдов. Вступив рано на политическую стезю, он укрепил связи, которые достались ему в наследство, а также наладил новые контакты, открывавшие доступ к информации и помогавшие решать сложные проблемы. Все это – важные факторы, но у нашего героя была еще одна черта, без которой его достижения, даже в столь выгодных условиях, оказались бы значительно скромнее: Черчилль был трудоголиком. «Вы не поймете мистера Уинстона Черчилля до тех пор, пока не осознаете, что главной его страстью, импульсом и правилом жизни является желание быть постоянно чем-то занятым», – писал о нем один из современников. Черчилль считал, что «ни один человек, кто бы он ни был и где бы он ни проживал, не имеет права на безделье». Сам он признавался, что «мог по пальцам пересчитать дни, когда маялся от безделья» и что воспринимать жизнь как «нескончаемый фильм, в котором ты играешь главную роль, – страшно увлекательно!»¹

Особенностью почти маниакальной любви Черчилля к труду было то, что этот роман начался в молодые годы – период, когда большинство предпочитают проводить время в увеселительных забавах. На этот счет он даже сформулировал следующее правило: «Вам хочется преуспеть? Для этого вы должны работать, в то время как другие развлекаются»². В то время как его однополчане в индийском гарнизоне Бангалор коротали свободное время за непринужденными беседами, игрой в поло и участием в светских мероприятиях местного значения, лейтенант Черчилль штудировал сочинения выдающихся философов, ученых и историков. Участвуя в военных кампаниях, он находил время для написания многочисленных репортажей, а позже стал автором четырех книг о сражениях, свидетелем которых ему посчастливилось быть. Не изменил Черчилль своим привычкам и после избрания в парламент. Когда его кузена, 9-го герцога Мальборо, спрашивали: «Где Уинстон?», тот обычно отвечал: «Наверху, в своей комнате, поглощен работой». Молодого политика нельзя было встретить на Пэлл-Мэлл или в Гайд-парке, где гулял высший свет, обсуждая последние политические новости. Если он и принимал приглашение на какое-нибудь мероприятие, то лишь с конкретной целью. Даже когда он не занимался политикой, он все равно был занят: размышлял над чем-то, планировал что-то или просто читал. В молодости его съемная квартира на Маунт-стрит была заставлена книгами. Книги были везде. Даже в ванной находились книжные полки. «Уинстон буквально спит с энциклопедиями», – шутили его друзья.

Куда бы Черчилль ни отправлялся, он брал с собой документы, книги и письменные принадлежности. В помещениях, где он останавливался, устраивалась полноценная «литературная фабрика». «Не могу представить, когда Уинстон отдыхает или спит», – удивлялся американский журналист Джордж Смолли, посетивший комнату Черчилля во время пребывания нашего героя в знаменитом шотландском замке Данробин. Внимание Смолли привлек огромный письменный стол с аккуратно разложенными стопками бумаг, а также большие металлические ящики, в которых эти бумаги прибыли из Лондона. Покидая замок, Черчилль купил билет в просторное купе, где можно было разместить все эти ящики; время в пути он провел за работой, как будто речь шла не о «поезде, а о естественной и удобной лаборатории, в которой дистиллировалась литература высочайшего качества»³.

Благодаря своему трудолюбию британский политик получил сразу несколько бонусов, благоприятствовавших его продвижению наверх. Во-первых, будучи всегда занят каким-то делом, у него не было времени на праздность, которая в чрезмерных количествах сначала мотивирует на безделье, а затем навевает тоску и вызывает депрессию. Во-вторых, постоянное повышение градуса активности, сопровождавшееся участием в различных событиях и взаимодействием с непохожими друг на друга людьми, позволяло многое знать и многому научиться. Исследования показывают, что даже при наличии способностей для достижения высочайшего уровня мастерства в определенной области нужна практика в объеме не менее десяти тысяч часов, что эквивалентно ежедневной трехчасовой отработке необходимых навыков на протяжении десяти лет. В-третьих, в условиях нелинейности успеха и приложенных усилий (когда полученный результат не соответствует затраченным ресурсам) трудоголизм позволяет не сбавлять обороты при отсутствии достижений, продолжать вкалывать и сохранять настойчивость до того дня, когда наконец произойдет скачок – и все, что было вложено, окупится сторицей.

О пользе трудолюбия написаны сотни страниц, однако этой практике гораздо сложнее следовать, чем давать на ее счет советы. Прилежание, аккуратность и последовательность в работе требуют немалой силы воли, чтобы заставить себя вместо расслабляющей ленной неги или возбуждающей атмосферы удовольствий выбрать скромное очарование усердного труда. Отчасти именно по этой причине так мало людей достигают настоящего успеха. Пример с Черчиллем показывает, что важную роль в развитии трудолюбия играет самоорганизация и целеустремленность. «Он всегда был организован, словно часовой механизм, – вспоминает близко работавший с ним историк Уильям Дикин. – Он знал, как правильно сублимировать жизненную энергию и как ее правильно расходовать. В процессе работы Уинстон превращался в настоящего диктатора. Он сам устанавливал для себя безжалостные временны́е рамки и выходил из себя, если кто-то сбивал его график».

Но одной силы воли недостаточно. На пике своей работы человеческий мозг способен потреблять до четверти всего кислорода, воды и питательных веществ, поступающих в организм, что делает умственную деятельность одним из самых энергозатратных мероприятий. Неслучайно, изучая историю и великих представителей человечества, Черчилль обращал внимание на «почти неистощимый запас физической энергии» у короля Генриха VIII и его дочери королевы Елизаветы I, на «огромную работоспособность» премьер-министра Уильяма Питта – старшего, на «поражавшего окружающих своей бурной энергией» императора Наполеона. Давая своему обладателю возможность продолжительно и продуктивно трудиться, мощная энергетика является частым спутником выдающихся личностей. Черчиллю повезло. «Его способность к тяжелому труду – просто потрясающая!» – восхищался коллегой Джон Фишер, который и сам, занимая на восьмом десятке пост первого морского лорда, мог дать фору многим молодым офицерам⁴.

К сожалению, природа далеко не всех одаряет столь щедро прекрасными физическими данными. Однако это не означает, что для всех остальных трудолюбие бесполезно. Ограниченный запас жизненных сил, который, кстати, характерен для всех, означает лишь важность своевременно и правильно организованного отдыха. Черчилль в этом отношении являл собой неоднозначный пример.

С одной стороны, он был ярым сторонником перманентной нагрузки. Зная нелюбовь своего шефа к выходным, подчиненные иронизировали, что одиннадцатой заповедью Черчилля является: «Седьмой день – время отдыха. Это значит – занимайся всем и не смей отдыхать!» Шутки шутками, но Черчилля действительно тяготили выходные. «Работа была его жизнью, – подчеркивала Бонэм Картер. – Досуг и отдых были для Уинстона наказанием». В начале карьеры, работая под началом отца Бонэм Картер – Герберта Асквита, Черчилль поражался и не одобрял манеру премьер-министра полностью переключаться на досуг, «когда за сорок дней отдыха он лишь один раз упомянул о политике». «Асквит не любил говорить о деле в нерабочее время, – вспоминал Черчилль. – Он проложил строгие границы между делом и потехой, и сторонний наблюдатель мог иметь некоторые основания думать, что дело перестало его интересовать». Наш герой придерживался иного подхода, полагая, что «те, кто живет своей работой, постоянно узнают больше». Возглавляя на тот момент Адмиралтейство, он, в отличие от Асквита, предпочитал проводить уик-энды и праздничные дни на служебной яхте «Чародейка». «Офицеры всех рангов прибывали на борт на обед или ужин, ведя непрестанные дискуссии по всем аспектам морской войны и управлению военно-морским флотом», – вспоминал Черчилль. За три предвоенных года он провел на борту «Чародейки» восемь месяцев, она стала, по его собственному признанию, «моим офисом, почти домом», а «работа превратилась в единственное занятие и развлечение». Результатом этого подхода – с посещением всех доков, верфей, военно-морских сооружений и крупных судов на Британских островах и в Средиземноморье – стало понимание «как все выглядит, где что находится и как одно состыкуется с другим»⁵.

С другой стороны, Черчилль тоже иногда терял хватку, и окружающие не могли этого не заметить. «Ничего юношеского не осталось в этом бледном, нервозном, утомленном лице, – описывает журналист Гарольд Бегби встречу с 30-летним политиком. – Это лицо человека усталого, изнуренного, опустошенного. Он говорит, как пятидесятилетний мужчина, тяжело и медленно, взвешивая каждое слово». С годами усталость стала проявляться еще чаще. Сохранилось множество свидетельств с описанием усталого вида премьер-министра в годы Второй мировой войны. Да и сам Черчилль порой признавался, что «чувствует себя выдохшимся и изможденным». Как и всем, ему нужен был отдых. И он это отлично понимал, считая залогом успешного восстановления хорошее питание и крепкий сон. Не будем останавливаться на кулинарных предпочтениях политика, поскольку это выходит за рамки нашего повествования, а сосредоточимся на втором средстве поддержания работоспособности⁶.

Среди современных экспертов бытует мнение, что сокращение сна дает людям больше времени на работу и свершения. В качестве примера приводятся различные исторические личности, в том числе и наш герой, – якобы им хватало всего нескольких часов сна. Но в отношении Черчилля подобные выводы ошибочны, как, впрочем, и сами рекомендации меньше спать. «Уинстон работает день и ночь, – делилась его супруга Клементина с сестрой Нелли Ромилли. – Славу богу, он в порядке. Усталость дает себя знать, если он спит меньше восьми часов. Ему необязательно спать сразу восемь часов, но если в течение суток он не набирает их, то видно, что он изнурен и устал»⁷.

Последнее замечание является принципиальным для понимания подхода Черчилля. Осознавая, что у него нет возможности набрать восемь часов ночного сна, британский политик взял за практику прерываться на дневной сон. Он научился этому во время посещения Кубы в 1895 году и стал активно использовать часовую сиесту в годы Первой мировой войны. Благодаря этому он смог продлить работу до двух-трех часов ночи, пробуждаясь обычно в восемь утра. «Дневной отдых и сон освежают человеческий организм гораздо лучше, чем ночное забвение, – описывал он свой взгляд на восстановление работоспособности. – Мы поступаем бессовестно и недальновидно, перегружая свой организм. Нам следует надвое делить наш день в интересах дела или для получения удовольствия». К аналогичной практике он вернулся в годы Второй мировой войны, объясняя, что «в намерения природы не входило заставить человечество работать с восьми утра до полуночи без освежающего забвения, которое, если даже оно и продолжается всего каких-нибудь двадцать минут, позволяет восстановить все жизненные силы». «Этот порядок, который я соблюдал на протяжении всей войны, я рекомендовал и другим в тех случаях, когда им приходилось в течение длительного времени выжимать последнюю каплю сил из своего организма», – вспоминал Черчилль.

В 1946 году экс-премьера посетил американский производитель звукозаписывающей аппаратуры мистер Гфроерер. Между ними состоялся следующий диалог:

– Какой у вас распорядок дня в Америке? – спросил Черчилль.

– В восемь утра я уже за рабочим столом; с небольшим перерывом на ланч в полдень я работаю до половины шестого, и так пять раз в неделю, – ответил гость.

– Любезный, это самая лучшая рекомендация по сокращению жизни, которую я когда-либо слышал, – произнес политик. – Вы должны спать некоторое время между ланчем и ужином, и никаких полумер. Снимайте с себя одежду и идите в постель. Именно так я всегда и поступаю. Не думайте, что из-за дневного сна вы будете работать меньше. Это глупое представление людей, не имеющих воображения. Наоборот, вы сможете сделать больше. Вы вместите два дня в один, ну пусть не два, но как минимум полтора⁸.

К сожалению, у большинства современных людей нет возможности выкроить в своем напряженном рабочем графике время на дневной сон. Да и с практической точки зрения осуществить эту процедуру тоже, как правило, бывает затруднительно. Но чему учит опыт Черчилля и что подтверждают исследования нейрофизиологов – экономить на сне не следует. И если есть возможность и потребность в отдыхе, их необходимо обязательно использовать.

Если речь идет об интеллектуальной деятельности, то помимо питания и сна еще одним средством восстановления умственной активности, которое использовал Черчилль, были физические нагрузки. В массовом сознании грузная фигура британского политика не слишком ассоциируется со здоровым образом жизни и спортивными упражнениями. И небезосновательно. Черчилль действительно никогда не делал гимнастику по утрам и никогда не посещал спортзалы. Зато он вел активный образ жизни, увлекаясь охотой и поло. И если в поло он закончил играть в 52 года, то верховой ездой продолжал заниматься до глубокой старости. Кроме того, он обожал плавание и даже построил в своем поместье искусственный водоем с подогревом. Как и в случае с верховой ездой, это увлечение также прошло с Черчиллем через всю жизнь. Лишь перейдя на девятый десяток, он был вынужден отказаться от любимых водных процедур по настоянию врачей, которые запретили ему плавать из-за частых простуд и бронхитов.

Попытки Черчилля в организации труда и отдыха были направлены на повышение работоспособности при наличии объективной ограниченности человеческих ресурсов. Горькая истина состоит в том, что, говоря о важности трудолюбия, не следует забывать, что этого качества может оказаться недостаточно в условиях временны́х, когнитивных и интеллектуальных лимитов. Понимая, что полностью преодолеть эти сдерживающие факторы не представляется возможным, политик руководствовался в своей умственной деятельности следующими тремя правилами, которые благотворно влияли на эффективность его интеллектуальных усилий.

Первое – расстановка приоритетов. Все задачи неоднородны – одни более срочные, другие более важные, третьи могут быть просто делегированы исполнителям. Расстановка приоритетов позволяет навести порядок, не упустить важное и успеть в срок.

Второе – экономия интеллектуальных усилий. Выше уже упоминалось об энергозатратности умственной деятельности. Не следует расходовать энергию впустую, напрягая мозг понапрасну. Например, обладая хорошей памятью, Черчилль предпочитал не тратить лишних сил на запоминание того, что можно записать. По словам его официального биографа сэра Мартина Гилберта, он «записывал все, что привлекало его внимание, – любую деталь, которая требовала пояснения, каждую мысль, которую следовало передать дальше». «На протяжении сорока лет он выработал привычку тут же диктовать идеи, которые приходили ему в голову, – объясняет М. Гилберт. – Это был постоянный процесс, который мог произойти во время чтения газет, путешествий, изучения официальных бумаг или просто каких-нибудь бесед».

И наконец третье правило – концентрация. В наш век избытка пестрой, несвязанной и фрагментированной информации, которая доносится из разных источников и отвлекает, способность к концентрации приобретает еще большее значение, чем во времена Черчилля. Без нее невозможно своевременное и успешное завершение ни одного мало-мальски важного дела. Лишь сосредоточившись на конкретной области и абстрагируясь от всевозможных отвлекающих факторов, можно приложить максимальные умственные усилия к усвоению материала или решению серьезной задачи. Представляя собой одновременное сочетание в головном мозгу процессов возбуждения и торможения (причем на торможение расходуется в два раза больше энергии, чем на возбуждение), концентрация требует обычно определенного опыта. Черчилль, как и большинство людей, не обладал этим навыком от рождения. Однако постоянно совершенствуясь на этом пути, он со временем научился фокусировать внимание и умственную энергию. По мнению его сына, достижению успеха наш герой был обязан именно «развитию удивительной силы концентрации». Хорошо знавшая Черчилля Бонэм Картер признавалась, что порой концентрация ее друга доходила до «одержимости, которая придавала его усилиям такой импульс, что им невозможно было противостоять».

Благодаря этим трем столпам – расстановке приоритетов, рациональному расходованию умственной энергии, а также способности к концентрации – Черчилль смог значительно повысить эффективность своей умственной деятельности и даже выкроить время на хобби. «Моя работа настолько хорошо организована, что у меня всегда остается время на досуг», – хвастался политик. Чего мы и всем желаем⁹.