Текст книги "Петербург умышленный и отвлечённый. Город в классической литературе XIX века. Комментарий"

Дмитрий Мурин
Петербург умышленный и отвлечённый. Город в классической литературе XIX века. Комментарий

All rights reserved. No parts of this publication can be reproduced, sold or transmitted by any means without permission of the publisher.

© Мурин Д. Н., текст, 2021

© «Страта», оформление, 2021

Любезный читатель!

Книга, которая перед вами, далеко не первая и, конечно, не последняя из тех, которые стремятся проникнуть в глубины отечественной культуры. На ее страницах я обратился к двум главным предметам нашей культуры: к ее литературе периода «золотого» XIX века и к Санкт-Петербургу, главному «дому» этой литературы и едва ли не к главному ее герою.

Мне думается, что эта книга не только поможет заглянуть в наш «плюсквамперфектум», но и поможет интегрировать в читательском сознании литературные, исторические и краеведческие сведения, свести воедино в скромных «школьных» масштабах три формы культуры: материальную, духовную и художественную. Город – главный герой этой книги. Ф. М. Достоевский назвал Петербург «самым умышленным и отвлеченным городом на свете». «Умышленный» – это искусственный, «сочиненный», пригрезившийся Петру Великому и возникший по его воле. «Отвлеченный» – это не только отличающийся от России, но и «оторвавшийся» от своей земной реальности. Это город, построенный из мифов, легенд, «быличек»; это город мистический, метафизический, порождающий особую атмосферу бытия и особый склад души человека, в нем обитающего. Но здесь речь пойдет о другом Петербурге – реальном и конкретном. Его улицы и площади, сады и каналы, храмы и театры, события и даты явятся предметом рассмотрения в форме комментария к художественным произведениям. И конечно же, люди, ибо петербуржец – это не только житель города, это, если так можно сказать, национальность. В. Г. Белинский в статье «Петербург и Москва» (1844) очень точно описал тип «среднего», как теперь говорят, петербуржца и как раз почти в середине XIX века.

Эта книга не столько мною написана, сколько «сработана». Загляните в библиографию на ее последних страницах: это мои «соавторы», и я им благодарен за то, что они «согласились» мне помочь. Но коли существует громадная историческая, историко-литературная, мемуарная и краеведческая летопись, то может возникнуть вопрос: зачем еще одна книга? Затем, чтобы объединить. Я пытался свести на страницах «Комментария» разрозненные и «спрятанные» по другим книгам сведения. Кроме того, многие из этих сведений чаще всего труднодоступны не только читателю-старшекласснику, но и учителю: «валюту разных стран» я кладу в один «банк».

Жанр комментария существует давно и будет существовать всегда, потому что прошлое нуждается в «разгадывании» и разглядывании во имя будущего. Это может избавить от «ошибок отцов». Так как комментарий ко многим произведениям, традиционно входящим в общее среднее образование, уже существует, я старался включить в эту книгу, во-первых, только то, что имеет прямое или косвенное отношение к Петербургу как к городу и столице Российской империи. Во-вторых, мне хотелось рядом с общеизвестным (для учителя) поместить интересное частное о быте, нравах, обычаях, о биографиях лиц и домов. Жизнь на Большой Морской или на Гагаринской набережной, жизнь в Коломне или на Охте, которая «выглядывает» из-за спины героя русской классики, здесь предстает в ее исторических, топонимических и прочих реалиях, а не в художественном воплощении. Быть может, эти реалии помогут проникновению в художественный мир той русской жизни, от которой мы теперь отделены почти двумя столетиями.

Далеко не все исторические персоны объяснены на страницах «Комментария». Особенно это касается исторических лиц в романе Л. Н. Толстого «Война и мир»: их там названо около шестидесяти, а прокомментированы около десяти важнейших имен. В романе А.С. Пушкина «Капитанская дочка» не объяснены унтер-офицерские чины, практически в литературе больше не встречающиеся. Таким образом я стремился избавить учебное пособие от информационной перегрузки. По этой же причине не все «лики города» детально освещены на его страницах. Многое только названо.

Петербургский комментарий русской литературы XIX века, естественно, ограничивается его рамками. Однако многое в культуре города и, главное, в литературных произведениях требует, чтобы мы оглянулись в «осьмнадцатое столетие», в уходящий на глазах Пушкина, Грибоедова и их современников «век вельможества». Но в ХХ век я сознательно стремился не «заглядывать», кроме современных названий улиц и площадей, рек и каналов, мостов и театров и т. п. Последнее – для того, чтобы ориентироваться в петербургском пространстве и соотносить прошлое с настоящим, настоящее с прошлым.

Комментарий как жанр не допускает субъективных оценочных суждений. Он должен сообщать факт. По мере сил я старался придерживаться этого правила, однако не уверен, что оказался полностью беспристрастен. Особенно трудно стать «над» фактами, когда речь идет об именах персонажей ушедшего времени, которое мы именуем историей.

Говоря о городе, поднявшемся «из тьмы лесов, из топи блат», я сознательно не характеризовал его дворцы и дома, храмы и театры с точки зрения архитектурных особенностей и достоинств. Меня сдерживала, во-первых, боязнь перегрузить книгу этими фактами. Во-вторых, многие книги о Петербурге описательного, справочного, исследовательского характера с этих позиций рассматривают «строгий и стройный» вид города. В-третьих, даже краткие характеристики зданий как произведений архитектуры заставили бы обязательно ввести, а значит, и объяснить десятки терминов, с которыми в обиходе мы встречаемся редко. И это тоже, на мой взгляд, превратило бы книгу, предназначенную для параллельного с художественным произведением чтения, в некую самостоятельную «познавательную величину».

Материал книги организован следующим образом. Имена авторов комментируемых произведений традиционно располагаются в хронологическом порядке. Каждый раздел открывается небольшой статьей об авторе, его адресах в Петербурге и Петербурге в его творчестве. Собственно комментарий движется «вслед за автором». Материалы о монархах и архитекторах помещаются на тех страницах, где их роль, смысл или значение наиболее уместно могут быть подчеркнуты. Понимаю, что место расположения этих материалов может представиться спорным. Чтобы не увеличивать «информационный груз» книги, в ней не делается отсылок к другим ее страницам при повторах тех или иных имен, реалий, топонимов. Хорошо это или плохо – пока не знаю.

В конце книги указаны все основные источники, использованные в составлении и написании комментариев. В тех случаях, когда за цитатами не следуют ссылки на автора, это значит, что сведения почерпнуты или из энциклопедических справочников, которые авторов, как правило, не указывают, или из других источников, где тоже ссылок на авторство нет. Прошу также любознательного читателя учесть, что иногда «пыль веков» скрывает истину, и разные источники предлагают разные сведения. Чаще всего это касается дат и адресов. Я старался отыскать «третейского судью» и с его помощью делал выбор. Однако не исключено, что неточности могут быть обнаружены, особенно в датах и адресах.

Комментарий – это «избирательное чтение». Учащимся я не советую заглядывать в «Комментарий» – за исключением редчайших случаев – при первом чтении художественного произведения. Первое чтение – дело святое, и здесь диалог автора с читателем никем не должен нарушаться. Комментарий нужен при изучении произведений, при осознании мозаики его художественной детализации; для постижения роли Петербурга, города и столицы в нашей истории, в нашей литературе, в нашей духовной жизни.

Все даты приводятся по так называемому старому стилю. В конце книги помещены именной и предметно-топонимический указатели. В них нет перечисления абсолютно всех имен и названий, встречающихся в книге, но указаны главнейшие и неоднократно встречающиеся.

Хотелось бы думать, что книга «Санкт-Петербург в классической литературе XIX века. Комментарий» поможет читателю, юному и зрелому, в более глубоком постижении мира русской литературы и роли Петербурга в ее истории. Я хочу еще раз отдать дань благодарности моим невольным соавторам – «всем честию, и мертвым и живым», по слову Пушкина, – которые донесли до нашего времени и живые картины, и живые факты трехсотлетней жизни города.

Автор-составитель

Александр Сергеевич Грибоедов

«Ум и дела твои бессмертны в памяти русской, но для чего пережила тебя любовь моя?» Эти слова по желанию жены писателя Нины Грибоедовой (княжны Чавчавадзе) были высечены на его могильной плите. Слова оказались пророческими. Имя Грибоедова навечно вписано в литературу и историю нашей культуры.

В Петербург Грибоедов, москвич по рождению, приехал в 1814 году. За плечами были два факультета Московского университета, участие в войне с Наполеоном в звании корнета гусарского полка. Он вышел в отставку и поселился в столице. Первая известная квартира Грибоедова в Петербурге – на Екатерининском канале у Харламова моста, угольный дом Вальке (ныне канал Грибоедова, 104/25; сохранился). Через три года он был зачислен на службу в Коллегию иностранных дел одновременно с В. К. Кюхельбекером и А. С. Пушкиным. На обязательстве не разглашать служебные тайны их подписи стоят одна за другой. Коллегия находилась на Английской набережной (ныне дом 32). «Длинное двухэтажное здание в классическом стиле, с фасадом, украшенным колонным портиком, с лепным фронтоном, и теперь протянулось над Невой, сохраняя свой прежний облик. Оно возведено в XVIII веке и перестроено в начале XIX века архитектором Кваренги» (М. Басина).

Жизнь Грибоедова в Петербурге протекала не среди чиновников Коллегии, а среди людей литературы и театра, среди людей, близких к кругам декабристов. Он не раз бывал у «дерзкого вольнодумца» П. А. Катенина, сочинителя и офицера Преображенского полка. Офицерские квартиры находились в верхнем этаже громадного здания, стоящего на углу Большой Миллионной улицы и Зимней канавки (ныне дом 33; сохранился). В соавторстве с Катениным в 1817 году Грибоедов написал комедию «Студент».

Среди нескольких петербургских адресов Грибоедова – гостиница Демута, Торговая улица (ныне Союза Печатников) в доме В.В. Погодина, Исаакиевская площадь, дом Булатова (ныне дом 7) – следует особо отметить один. Это дом купца Чаплина на Невском проспекте – углу Больший Морской улицы (ныне дом 13). Писатель здесь жил вместе со своим приятелем графом А. П. Завадовским. Завадовский поссорился с В. В. Шереметевым из-за его любовницы балерины Авдотьи Истоминой. По условиям дуэли стреляться должны были и секунданты Грибоедов и А. И. Якубович. Шереметев был смертельно ранен, а Грибоедов выслан из Петербурга и назначен секретарем дипломатической миссии в Персию.

Комедия «Горе от ума» была написана в конце 1823 года, но театральную рампу увидела только в 1831 году с цензурными искажениями и купюрами сначала в Петербурге, а потом в Москве. Действие комедии происходит в Москве. Однако Петербург может быть отнесен к многочисленным внесценическим образам комедии. Город и его персоны, его реалии, его функция столицы империи соприсутствует в комедии ее сюжету. «Вообще жизнь в Петербурге много способствует развитию юмористического и сатирического направления великих талантов. «Горе от ума» хотя и посвящено изображению Москвы, однако могло быть написано петербургским человеком» (В.Г. Белинский).

«Горе от ума»

«Я сорок пять часов, глаз мигом не прищуря,

Верст больше седьмисот пронесся…»

Здесь все указывает на то, что Чацкий приехал из Петербурга. Известно, что длина петербургско-московского почтового тракта составляла 720 верст, и герой проехал их необычайно быстро: не менее 16 верст в час. По дорожным правилам летом ездили со скоростью 10, зимой 12 верст в час, а осенью и весной – как случится. Косвенное подтверждение приезда Чацкого именно из Петербурга – слова Молчалина: «Татьяна Юрьевна рассказывала что-то, // Из Петербурга возвратясь, // С министрами про вашу связь…». Сплетни отмирают быстро, заменяясь новыми, так что вряд ли Молчалин говорит о давнем.

«А этот, как его, он турок или грек?

Тот черномазенький, на ножках журавлиных,

Не знаю, как его зовут…»

Вероятно, Грибоедов знал, как его зовут; об этом знала вся Москва. Но появился он в Петербурге. Еще в конце XVIII века мальчик из Индии, сын раджи из Биджапура, в составе посольства приехал в Россию. В Париже он был крещен в римско-католическую веру, получил имя Александра и фамилию Порюс. В России он получил отчество Иванович и прозвище Визапурсий, титул князя. Он был принят в Сухопутный шляхетский корпус и сделал успешную военную карьеру; был завзятым театралом, посетителем светских гостиных, дамским угодником. В 1801 году он вышел в отставку, вскоре поселился в Москве, женился на дочери купца-сахарозаводчика. Внешне он был тщедушен, низкоросл, на тоненьких ножках, однако толст. «Маленькие блестящие глазки на широком скуластом лице, черные до плеч волосы. все это делало Визапура настоящим посмешищем» (А. Домерга, французский актер). В Москве его почитали за светского льва, бонвивана и гастронома – он приучил москвичей к устрицам. Скончался полковник князь Визапур в 1823 году в имении жены в Казанской губернии.

«Покойник был почтенный камергер,

С ключом, и сыну ключ сумел доставить.»

Камергер (нем. Kammerherr, букв. «комнатный дворянин») – старшее придворное звание. Почтенный камергер – это, вероятно, обер-камергер. Он руководил придворными кавалерами; представлял членам императорской семьи получивших право на аудиенцию; распоряжался на церемониальных обедах и пр. Близость ко двору давала придворным чинам как личные, так и служебные преимущества. Характерна фраза О. Бисмарка, канцлера Германской империи: «То, чего я достиг, я достиг, скорее, как камергер, чем как министр». Золотой ключ – знак звания камергера. Он носился на голубой ленте у левой фалды на пуговице.

«При государыне служил Екатерине…»

Екатерина II Алексеевна (17291796) – государыня императрица с 1762 года. До принятия православия она звалась София-Фредерика-Августа, принцесса Ангальт-Цербсткая. В 1745 году была выдана замуж за наследника русского престола Петра Федоровича, будущего императора Петра III (1728–1762).

императрица Екатерина II

Будучи великой княгиней, она много претерпела от мужа, от императрицы Елизаветы Петровны, от окружающей ее придворной среды. «Покинуть родину для далекой страны, где надеялась найти второе отечество, и очутиться среди людей одичалых и враждебных, где слова по душе сказать не с кем… в таком положении минутами меркла светлая мечта честолюбия, которая завела ее в такую нелюдимую пустыню» (В. О. Ключевский). «Или умру, или буду царствовать», – писала она своим друзьям. На русский престол она взошла после заговора гвардейских полков и дворцового переворота, во главе которого стояли братья Орловы.

Одаренная незаурядным умом, замечательными природными качествами – волей, способностями познавать и развиваться, любознательностью и страстями, – она поставила себе задачу довершить дело Петра в европеизации Российской империи. «Ее царствование – одно из замечательнейших в русской истории; и темные, и светлые стороны его имели громадное влияние на последующие события, особенно на умственное и культурное развитие страны».

Осуществляя политику «просвещенного абсолютизма» в той степени, в какой это возможно в России, Екатерина II и сама была не чужда литературно-просветительской деятельности. Двенадцать объемных томов – плод ее неутомимого пера. Страсти альковные неизменно дополнялись двумя другими – читать и писать. «Она писала в самых разнообразных родах: детские нравоучительные сказки, педагогические инструкции, политические памфлеты, драматические пьесы, автобиографические записки, сотрудничала в журналах, переводила. составила житие преп. Сергия Радонежского». «От природы веселая, она не могла обойтись без общества и сама признавалась, что любила

быть на людях». «Задумав дело, она больше думала о том, что скажут про нее, чем о том, что выйдет из задуманного дела…». «В уме ее было больше гибкости и восприимчивости, чем глубины, вдумчивости, больше выправки, сноровки, чем силы творчества, как и вообще во всей ее натуре было больше живости, блеска, чем чувства» (В. О. Ключевский).

Разнополярность эпохи, которую она окрасила своей личностью, хорошо просматривается в названиях двух документов. Записка князя М. М. Щербатова, историка и публициста века Екатерины, называется «О повреждении нравов в России». А шесть лет спустя после кончины императрицы историограф «дней Александровых» Н. М. Карамзин написал панегирик под названием «Историческое похвальное слово Екатерине Второй».

В обыденной жизни она была совсем неплохим человеком. «В обыкновенные дни, когда не было торжественных приемов, образ жизни Екатерины. отличался большой простотой. Она вставала раньше всех лиц своего штата, в 6 часов утра, и только в последние годы своей жизни поднималась в 8 часов утра. Сама зажигала восковые свечи, растапливала камин и одевалась. Затем она звонила, чтобы потребовать воды, а также льду для обтирания лица. Если прислуга мешкала, государыня терпеливо ждала; она вообще не любила прибегать к взысканиям. По окончании туалета она иногда переходила в кабинет, куда ей подавали крепкий кофе с густыми сливками и гренками – такой крепкий, что после нее камер-лакей и истопники несколько раз переваривали его для себя.

После этого раннего завтрака начинались доклады; Екатерина, слушая их, обыкновенно вязала или вышивала по канве. Обедала Екатерина II в час дня, кушая три или четыре блюда и запивая их чистой невской водой. После обеда некоторое время посвящалось чтению книг <…> В 6 часов обычно собирались на половине императрицы приближенные лица. В 10-м часу Екатерина удалялась в спальню и, не ужинав, ложилась в постель» (В. Н. Авсеенко).

Поэтический портрет императрицы создал Г. Р. Державин в оде «Фелица» (1782). Однако увидев «Фелицу» близко, был разочарован. «Подлинник человеческий с великими слабостями оказался не соответствующим тому идеалу, который сложился в его пылком воображении». «Като (Cathos, как звали ее в обществе Вольтера) лучше видеть издали», – писала Екатерина сама о себе.

Императрица заботилась о строительстве, развитии и благоустройстве Петербурга. Город за время ее царствования продвинулся за Фонтанку, которая до сей поры его ограничивала. Образно говоря, Екатерина получила в наследство город деревянный, а сделала его каменным.

В екатерининское время была учреждена «Комиссия о каменном строении», которая занималась вопросами застройки города. В 1768 году Екатерина II дала распоряжение генерал-полицмейсте-ру Н. И. Чичерину: «Прикажи на концах каждой улицы и каждого переулка привешивать досок с имяни той улицы или переулка на русском и немтском языке; у коих же улиц и переулков нет еще имян, то изволь оных окрестить. Форм же досок получше и почище зделать, хотя без многих украшений, но просто». Были построены такие знаменитые здания, как Таврический и Мраморный дворцы, Гостиный двор, здания Академии наук и Академии художеств, Публичной библиотеки, множество частных домов, дворцов, особняков.

«Со времен Екатерины II Петербург совершенно изменился в наружном виде своем, и во внутреннем устройстве, и в нравах и обычаях. Только некоторые памятники зодчества припоминают прошлое – все прочие новое или возобновленное. Все великолепие города, за пятьдесят лет перед сим, сосредоточивалось на набережной Невы и в центре его, в окрестностях Зимнего дворца, но и в этой части города было весьма немного высоких домов. Почти все каменные дома были двухэтажные или одноэтажные. Только на Невском проспекте между Полицейским и Аничковым мостами, в двух Морских и в двух Миллионных не было вовсе деревянных домов <…>. Многие прежние дома, почитавшиеся великолепными, вовсе ломали, и на их месте воздвигнуты новые, огромные здания.» (Ф. В. Булгарин).

Петербург хранит память о «матушке-императрице» в скульптурном портрете М. О. Микешина (1836–1896). Монумент установлен между Александринским театром и Невским проспектом на Александровской (ныне Островского) площади в 1873 году. У основания фигуры императрицы расположены скульптурные портреты ее выдающихся современников, выполненные с большим сходством. Сподвижников Екатерины А. С. Пушкин называет в стихотворении «Воспоминания в Царском Селе».

«На куртаге ему случилось оступиться.»

Куртаг (фр. Cour – двор, нем. Tag – день). Приемный день при дворе. Церемония, протекавшая по строгим правилам: кому где стоять, кому сопровождать царскую особу, как быть одетым и т. д.

«Да, счастье, у кого есть эдакий сынок!

Имеет, кажется, в петличке орденок? —

……………………………………………

Ему дан с бантом, мне на шею…»

Речь идет об ордене Святого равноапостольного князя Владимира, учрежденного Екатериной II в 1782 году. Орден разделялся на четыре степени. «С бантом» – это четвертая степень ордена. «На шее» – вторая. Сам орден в форме золотого (первая степень) с красной финифтью креста на ленте черно-красного цвета. Один из самых распространенных орденов в России XIX века.

«Ведь столбовые все.»

Дворяне старинных родов, чьи предки в XVI – начале XVII веков были записаны в списки-столбцы. Эти списки служили доказательством древности рода.

«Ты обер или штаб?»

Обер-офицеры – младшие чины от прапорщика до капитана. Штаб-офицеры – старшие чины полкового штаба от майора до полковника.

«Ну, Софьюшка, мой друг,

Какая у меня арапка для услуг.»

В словаре В. И. Даля указывается, что «арап» – это «чернокожий, чернотелый человек жарких стран, особенно Африки». Подчеркивается, что «арапа нельзя смешивать с арабом». К XVIII веку присутствие арапов среди дворцовой челяди было уже традицией. Интересно, что «придворник», «припорожник» – должность арапа, которую мог занимать и белолицый человек, выкрасившийся сажей. Должность «арапа» хорошо оплачивалась. Хлестова, хвастаясь арапкой, стремится приблизить себя к особам «дворцового» ранга. Грибоедов же, думается, пародирует одну из сторон столичной и дворцовой жизни.

«В его высочества, хотите вы сказать,

Ново-землянском мушкетерском».

Высочество – общий титул князей императорской крови.

Мушкетерские – это пехотные полки, существовавшие в России с 1756 года. Название получили от старинных тяжелых ружей-мушкетов. Мушкетерскими были Литовский, Ахтырский и некоторые другие полки. К началу Отечественной войны 1812 года они были переименованы в пехотные. В связи с этим реплика Скалозуба носит «завиральный» смысл.

«Нет, в Петербурге институт

Пе-да-гогический, так, кажется, зовут».

Педагогический институт в Петербурге был открыт в 1804 году, в 1819-м был преобразован в университет, но до 1824 года функционировал по Уставу Главного (с 1816 г.) педагогического института. В нем служили лицейские преподаватели А. С. Пушкина А. И. Галич, А. П. Куницин. Педагогический институт размещался в здании Двенадцати коллегий (ныне Университетская наб., 7/9). Здание это – одно из ранних сооружений в застройке Стрелки Васильевского острова, да и всего города. Оно строилось с 1722 года по проекту архитектора Д. Трезини, по крайней мере его первый этаж. Впоследствии в здании многое менялось и переделывалось, однако первоначальный замысел – двенадцать связанных воедино, но самостоятельных помещений – сохранился. Громадный перпендикулярно к Неве расположенный фасад университета обращен на восток. По первоначальному замыслу вдоль него предполагалось прорыть судоходный канал. На том же месте, где ныне находится здание библиотеки Академии наук, должен был быть Гостиный двор. Вдоль всего фасада тянулась открытая аркада. Ее нет с 1830-х годов. Тогда же вдоль фасада был разбит сад и появилась чугунная решетка. Галерея вдоль западного фасада, которая теперь находится в университетском дворе, построена в 1737–1741 годах. Тогда же появился знаменитый университетский коридор протяженностью 277 метров. Внутренняя отделка, относящаяся ко времени сооружения здания, сохранилась только в сине-белом Петровском зале.

Петербургский университет на протяжении всей своей истории был источником свободомыслия как со стороны студентов, так и со стороны его профессоров и преподавателей. Сегодня университет располагается не только в здании Двенадцати коллегий, но и во многих других частях города и за его пределами – в Петергофе.

Доменико Трезини (1670–1734) – архитектор. По его собственному выражению, «отправлял всякие строения на месте сего царствующего града, где еще когда никакого строения не было». Трезини происходил из старинного дворянского швейцарского рода. И поныне в городке Остано среди гор, где живет около трехсот человек, сохранился дом в четыре окна, трехэтажный, каменный, с фамильными гербами семьи Трезини. В Петербург Трезини был приглашен из Дании в качестве «архитекторского начальника, цивилии и милитарии». В 1703 году он был уже в России. Более тридцати лет строил он на невских берегах, и первые его сооружения – не дома и дворцы, а фортификации. Кроншлот – башня, форт, имевший круговую оборону, артиллерийские батареи – все это было построено впервые в мире. За Кроншлотом последовала Петропавловская крепость, отдельные строения Александро-Невской Лавры, Летний дворец Петра I, сторожевые здания Галерной гавани – кроншпицы, проекты застройки Дворцовой набережной, набережной Фонтанки и многие другие.

Жил Трезини в Греческой слободе, неподалеку от Питейного дома у самого невского берега. Греческая слобода получила свое название от ее населенцев, моряков галерного флота, выходцев из Греции и Венеции. Она располагалась между Мойкой и Миллионной улицей, Мошковым и Аптекарским переулками. Деревянная, она сгорела дотла. Питейный дом – трактир и гостиница одновременно – находился на месте нынешнего Мраморного дворца (Миллионная ул., 5/1).

В начале 1820-х годов Трезини начал строить собственный дом. Ныне это участок дома 21 по Университетской набережной. Дом сохранился, однако фасад его во второй половине XVIII был изменен.

Екатерина I удостоила его звания полковника фортификации. Первоархитектор города похоронен на кладбище при Сампсониевской церкви на Выборгской стороне (ныне Б. Сампсониевский пр., дом 41 (здание храма сохранилось).

«В опеку взят указом.»

Опекунские советы были образованы в Москве в 1763-м, а в Петербурге в 1772 году. В составе Опекунского совета было 4–6 советников и несколько заопекунов, то есть кандидатов в советники, которые тоже участвовали в заседаниях и деятельности этого учреждения. Совет возглавлял главный попечитель – «знатная и в особой милости у Императорского Величества состоящая особа».

Помимо дел по опеке совет занимался также выдачей ссуд под залог имений или крепостных. За полученную ссуду приходилось платить проценты, а если долг не возвращался, то имение или крепостные продавались или зачислялись в казну, то есть на счет государства.

«Он на Фонтанке жил, я возле дом построил.»

Река Фонтанка пересекает центральную часть города. Она вытекает из Невы с восточной стороны Летнего сада и впадает в Неву у выхода в Финский залив. Первоначально она называлась Безымянным ериком. Ерик – проток, соединяющий два озера или выходящий из реки и возвращающийся в нее. Когда через реку были перекинуты трубы, питавшие водой из Лиговского канала, засыпанного в конце XIX века, фонтаны Летнего сада, она стала называться Фонтанной рекой, Фонтанкой.

«Я думаю, он просто якобинец

Ваш Чацкий.»

Якобинец – член Якобинского клуба, наиболее жесткой и деспотической организации Великой французской революции 17891793 года. Вождями якобинцев были Робеспьер, Марат, Дантон. В среде фамусовых-хлестовых-тугоуховских якобинец – синоним вольнодумца, безбожника, революционера.

«В Сенат подам, министрам, государю.»

Правительствующий Сенат – высшая судебная инстанция Российской империи – существовал с 1711 по 1917 год. «Сенат делился на восемь департаментов, из которых пять находились в Петербурге, а три в Москве. Сенату подчинялись все административно-хозяйственные учреждения, он наблюдал за отправлением правосудия, разбирал апелляции и, кроме того, ревизовал губернии. Во главе Сената стоял генерал-прокурор».

Первое здание Сената находилось близ Троицкой площади, недалеко от домика Петра I. Это было большое двухэтажное здание с черепичною крышей. К 1738 году от него оставался только фундамент. Позже Сенат располагался в бывшем дворце канцлера А. П. Рюмина на Английской набережной. В 1829–1834 годах по проекту архитектора К. Росси были построены сохранившиеся поныне здания Сената и Синода, символически соединенные аркой над Галерной улицей (ныне Сенатская пл., дома 1 и 3).

Карл Иванович Росси (1775–1849) – архитектор, ученик и воспитанник Винченцо Бренны. «У Бренны юный Росси воспринял мастерство декоратора, у Кваренги – искусство композиции, у Камерона – изящество прорисовки архитектурных деталей, у Баженова – широкий градостроительный подход» (В. Н. Питанин).

Первая большая градостроительная работа Росси – реконструкция Аничкова дворца и перепланировка центральной части столицы от Фонтанки в районе Чернышева моста до Суворовской площади на берегу Невы. Органичной частью этой перепланировки стали знаменитая улица Зодчего Росси (тогда Театральная), Чернышева площадь (ныне Ломоносова) и Александринский театр (1832). Росси завершил создание архитектурного ансамбля Дворцовой площади, построив здания Главного штаба и Министерств, соединенные знаменитой аркой. Росси создал дворцово-парковый ансамбль Елагина острова, построил Михайловский дворец и вписал его в ансамбль площади, проложил Михайловскую улицу, продлил Большую Садовую до Марсова поля.

Росси – единственный из ведущих архитекторов Петербурга, работавших при Императорском кабинете, кто не имел высокого чина, – он был коллежским советником, не был ни профессором, ни академиком. Он не обзавелся собственным домом. Но именно он создал красоту неповторимых ансамблей в центре Петербурга. «Эта роскошь архитектуры еще мало оценена, но настанет время, когда будут приезжать смотреть эти великолепные произведения Росси, как ездят смотреть мастеров Ренессанса в Италию» (И. А. Фомин, академик архитектуры).