Текст книги "Социальное неравенство. Альтернативный взгляд"

Одним из жупелов для борцов с неравенством является прослойка рантье – богатых бездельников, прожигающих жизнь на модных курортах. Это картинка особенно контрастно смотрится на фоне честных трудяг, едва сводящих концы с концами.

С точки зрения объективных экономических издержек общества данная проблема крайне незначительна и сводится лишь к тому, что небольшой процент населения (рантье) не вовлечен в процесс производства реальных благ, а живет за счет доходов с унаследованных активов. Однако подобный факт вызывает раздражение как вопиющий пример социальной несправедливости, а потому за последние 200 лет о вреде праздных было написано столько книг, и этот образ настолько прочно вошел в массовую культуру и сознание, что мне сложно обойти его вниманием.

В 1899 г. Веблен Торстейн написал книгу «Теория праздного класса», в которой среди прочего обосновал паразитическую сущность и экономическую ненужность рантье (богатых и праздных в целом). И хотя за последние 120 лет экономическая реальность радикально изменилась, тезисы данной книги до сих пор совпадают с представлениями о жизни заметного большинства населения.

Современный разговор про рантье необходимо начать с вопроса о том, кого мы, собственно, понимаем под этим понятием и как отделить рантье от советского термина тунеядец? Напомню, что в СССР любой здоровый неработающий человек трудоспособного возраста назывался тунеядцем и мог получить за безделье реальный тюремный срок.

Если начать с простого определения неработающих здоровых людей трудоспособного возраста, то мы увидим, что самой большой группой подобных людей в развитых странах окажутся домохозяйки. В частности, в США 14,3 %[31]31
  . https://www.bls.gov/opub/btn/volume-4/people-who-are-not-in-the-labor-force-why-arent-they-working.htm.


[Закрыть] всех женщин в возрасте от 25 до 54 лет не работают и не пытаются трудоустроиться по причине того, что заняты домашними обязанностями. Понятно, что воспитывать детей – это большой труд, но далеко не у всех домохозяек есть дети, и тем более маленькие дети. В СССР большинство таких женщин могли бы судить за тунеядство. А множество других женщин, имеющих детей, находят время, чтобы работать.

Второй по численности категорией неработающих трудоспособных окажутся безработные, получающие пособия от государства. Понятно, что большая часть безработных искренне стремится найти работу, однако, особенно в Западной Европе, существует достаточно большая категория людей трудоспособного возраста, сознательно живущих на социальные пособия и не предпринимающих реальных усилий для того, чтобы куда-то устроиться. Число подобных людей измеряется единицами процентов от трудоспособного населения. Что интересно, многие левые активно ратуют за введение безусловного базового дохода, который очевидным образом увеличит долю населения, живущего на ренту от государства.

Отдельно стоит выделить группу т. н. структурных безработных, которые не всегда зарегистрированы как безработные и необязательно получают социальные пособия. Довольно распространенными примерами такого рода являются люди среднего возраста, успевшие в прошлом поработать на средневысоких управленческих позициях или в качестве высококвалифицированных специалистов. По разным причинам они сегодня не могут трудоустроиться на аналогичную позицию и работать с потерей уровня иерархии или квалификации не хотят. Сделанные ранее накопления, работа супругов, ожидание пенсии или текущие социальные пособия позволяют им не работать, где придется, а работу предыдущего уровня оплаты и квалификации им, возможно, уже не суждено найти. Стоит ли их считать рантье или тунеядцами?

Несомненно, обличающие рантье сторонники всеобщего равенства имеют в виду совсем не безработных и не домохозяек, поэтому давайте пройдемся по иерархии доходов несколько выше.

Юрист или бухгалтер, получающий зарплату выше среднего по экономике, в возрасте 40 лет решает, что хочет поменять образ жизни. Сдает в аренду свою квартиру в Нью-Йорке или Париже и переезжает куда-нибудь на Бали или Гоа, чтобы наслаждаться серфингом или просто ничего не делать. Такую социальную стратегию обычно называют дауншифтингом. Подобный человек не богат, доходов со сдачи квартиры и накоплений не хватило бы ему на достойную жизнь в развитой стране, однако уровень цен Гоа вполне позволяет ему жить без особой нужды в свое удовольствие. Законодательство СССР назвало бы подобного дауншифтера тунеядцем и приговорило к тюремному заключению.

Идем далее. Средней руки предприниматель в 50 лет после десятилетий рискованного бизнеса и ненормированного графика работы продал за несколько миллионов долларов созданную им компанию, купил домик в деревне и завел семью (раньше просто времени не было). Решил посвятить «золотую осень» своей жизни воспитанию детей. Шахтеры или летчики в соответствии с законом выходят на пенсию раньше других профессий, ибо работа вредная. Работа предпринимателя вряд ли полезней для здоровья.

Понятно, что такого предпринимателя, помимо советского законодательства, осудили бы и многие современные левые. Однако это тоже не настоящий раньте, все-таки сам заработал и в деревню уехал. Настоящие рантье с детства палец о палец не ударили, их основной тип занятий – на «феррари» в казино.

Проблема в том, что статистика развитых стран никакими способами измерений в принципе не может обнаружить в современной экономике сколько-нибудь заметной прослойки «настоящих рантье». Начнем с того, что средний возраст получения наследства, например во Франции, составляет 50 лет[32]32
  Пикетти Т. Капитал в XXI веке / пер. с фр. А. А. Дунаев. – М.: Ад Маргинем, 2016. График 11.3.


[Закрыть]. Что сильно затрудняет соответствие условию «не работать с детства». И состоятельные родители, и общество в целом ожидают от богатых наследников учебы и построения самостоятельной карьеры.

Стратегия «с детства не работать» социально осуждаема и просто не модна. Молодые отпрыски богатых фамилий и правда иногда ездят на дорогих автомобилях в казино, однако параллельно учатся в престижных университетах, затем трудоустраиваются (в развитых странах преимущественно не в бизнесе родителей) и строят карьеры. Очевидно, что социальный капитал родителей способствует ускоренному карьерному росту детей, но до получения наследства в 50 лет в среднем, наследникам приходится довольно долго самостоятельно работать.

Если отталкиваться от исследований неравенства, сделанных левым экономистом Пикетти, то можно увидеть, что и среди 10 % богатых и среди 1 % самых богатых в развитых странах трудовые доходы сильно превышают доходы от капитала. Для того чтобы выявить долю населения, у которых доходы от капитала в среднем превышали трудовые, мы должны переместиться в зону 0,1 % самых богатых людей, т. е. к каждому тысячному. Для выделения той части, у которой доходы от капитала бы превышали совокупность трудовых и смешанных[33]33
  Когда человек самозанятый или ведет небольшой собственный бизнес, у него очень сложно отделить трудовые доходы от доходов от капитала. Адвокаты, нотариусы, певцы или средние бизнесмены получают смешанные доходы.


[Закрыть] доходов, следует сместиться в диапазон от 0,05 % до 0,01 % самых богатых (т. е. от каждого пятитысячного до каждого десятитысячного). Только в этой исчезающе незначительной группе преобладают состоятельные люди с основным доходом, получаемым от капитала, однако и среди них подавляющая часть работает.

Лишь 15 % от всех живущих в США миллионеров унаследовали состояние, остальные заработали его сами. При этом подавляющее большинство из этих 15 % наследственных миллионеров всю жизнь трудились. Уровень доходов обладателей 1 % самых крупных наследств сегодня примерно равен уровню дохода обладателей 1 % самых больших зарплат, в то время как течение XIX – начала ХХ вв. доходы 1 % самых богатых наследников превышали уровень доходов обладателей 1 % самых больших зарплат в 2,5–3 раза[34]34
  Пикетти Т. Капитал в XXI веке / пер. с фр. А. А. Дунаев. – М.: Ад Маргинем, 2016. График 11.10


[Закрыть].

Таким образом, можно смело утверждать (если мы говорим о развитых странах, а не о монархиях Персидского залива), что те классические рантье, с которыми так долго боролись левые мыслители, практически отсутствуют в современной экономике. Борьба с рантье сегодня сродни созданию общества по уничтожению мамонтов, которое немного запоздало, ибо мамонты вымерли довольно давно. При самых невероятных допущениях число рантье, соответствующих хрестоматийным представлениям (т. е. одновременно богатых и практически не работавших), может измеряться сотыми долями процента населения развитых стран, в то время как число социальных иждивенцев, живущих на пособия государства, измеряется десятками процентов населения, а среди них те, кто мог бы работать, но сознательно предпочитает пособия поиску работы, – единицами процентов. Число «рантье от государства» в сотни, если не в тысячи раз превышает число «рантье от капитала». Как верно подметил российский экономист Владислав Иноземцев, «праздный класс» сегодня – это не богатые, а бедные[35]35
  Иноземцев В. Отношения между богатыми и бедными радикально изменились. Праздность и роскошь во все меньшей мере выглядят привилегией состоятельных классов [Электронный ресурс]. – https://www.mk.ru/economics/2020/06/29/otnosheniya-mezhdu-bogatymi-i-bednymi-radikalno-izmenilis.html, 29.06.2020.


[Закрыть].

И я не случайно начал разговор про рантье с домохозяек, дауншифтеров и советского законодательства о тунеядстве. Во-первых, справедливое желание, чтобы в обществе не было иждивенцев, может принимать довольно жесткие, крайне нежелательные для большинства формы. Свобода самому определять соотношение между объемом работы и объемом потребления – одна из важнейших в современном мире.

Во-вторых, необходимо задуматься о том, является ли потенциальная (в большинстве своем не реализуемая на практике) возможность для каждого сотого бездельничать и жить на уровне верхнего среднего класса, а для каждого десятитысячного – бездельничать и жить роскошно излишней платой за то, чтобы у абсолютного большинства населения были достаточные стимулы к тому, чтобы работать и создавать больше, чем необходимо для текущего потребления? Редчайшими, единичными случаями современных рантье от капитала мы платим за эффективные стимулы в экономике. А за что мы платим порядково более частыми случаями рантье от социальных пособий?

Есть и еще один вопрос: а так ли были вредны те самые «мамонты»-рантье, которые давно вымерли? В XIX в. общество рантье и правда существовало в Европе, в тот период до 1 % населения не просто не работало, ведя роскошный образ жизни, но и считало труд чем-то предосудительным, недостойным высших классов.

У этого общества были безусловные минусы, и ни один человек в здравом уме не будет сегодня предлагать вернуться в то состояние. Однако был один очень большой плюс: прослойка праздных образованных людей не зависела не только от государственной власти и необходимости работать, но и от популярности у широких масс населения. Большинство подобных рантье, конечно, пьянствовали и ездили по балам, но были и такие, кто не мог бездельничать, размышлял и творил, создавая свои шедевры для равных себе, не ориентируясь на то, купит ли книгу большим тиражом массовый читатель.

Более подробно тему неэкономического неравенства мы рассмотрим во второй части книги.

Прежде чем перейти к общим рассуждениям, начну с частного примера так называемых «идеальных миллиардеров».

Билл Гейтс, Марк Цукерберг, Уоррен Баффетт и Ингвар Кампрад (построивший компанию IKEA с ноля) не унаследовали, а самостоятельно заработали свои капиталы. На сегодняшний момент Гейтс уже успел потратить на благотворительность примерно половину заработанного за всю свою жизнь капитала. И Гейтс, и Цукерберг завещали на благотворительность 99 % того состояния, которое останется после их смерти. Оба баснословно богатых бизнесмена живут не то чтобы совсем скромно, но особыми проявлениями роскошного сверхпотребления не отличаются.

Уоррен Баффетт и Ингвар Кампрад (умер в 2018 г.) завещали половину заработанных ими денег на общественно полезные цели. Баффетт живет в доме, купленном в 1958 г. за 30 000 долларов, а Кампрад и вовсе отличался бережливостью на грани здравого смысла, селился в самых дешевых отелях, летал экономклассом, ездил на старой «Вольво», покупал одежду на барахолках, а стричься предпочитал «во время поездок в развивающиеся страны». Являясь самым богатым человеком Швеции с состоянием в 75 млрд долларов, Кампрад в личном потреблении позволял себе меньше, чем значительная часть жителей Швеции.

Понятно, что подобное поведение не является типичным для большинства сверхбогачей, но оно интересно именно как пример ситуации, когда очень сложно найти какие-либо минусы в существовании подобных миллиардеров. В течение жизни они занимались/занимаются активной и эффективной предпринимательской деятельностью, вносящей заметный вклад в развитие мировой экономики. Каких-то экстраординарных непроизводственных расходов на роскошное потребление не допускали. Потом переключились / завещали деньги на решение общественно полезных задач.

В случае если человек самостоятельно заработал большое состояние и потратил его на благотворительность, он приобретает право принять решение о том, куда и как тратить ресурсы для развития общества и достижения всеобщего благосостояния. В иной ситуации подобные решения принимают политики или бюрократы. Перед нами в чистом виде пример перехода права на принятие значимых решений.

С точки зрения общественного благосостояния важен лишь вопрос, кто примет более эффективное для системы решение: миллиардер, бюрократ или политик. И здесь следует заметить, что предыдущие решения заработавшего свое состояние миллиардера были неоднократно признаны удачными сотнями миллионов людей, проголосовавших за них своими деньгами. Это не гарантия того, что и следующие их решения окажутся удачными, однако существенно увеличивает на это шансы. В то время как политиков очень часто выбирают не за их эффективные решения в прошлом, а за обещания осуществить популярные решения в будущем. Таким образом, можно предположить, что вероятность принятия эффективных решений политиками несколько ниже, чем в случае с миллиардерами.

Остановлюсь на примере Билла Гейтса подробнее, ибо он идеально иллюстрирует механизм перераспределения власти от политических институтов к богатым благотворителям. Гейтс не просто раздает свои деньги абстрактным нуждающимся, но сам активно управляет деятельностью своих фондов, в рамках которых меценаты принимают решения, например, бороться ли в первую очередь с туберкулезом или малярией, и как распределить средства между этими целями. Фонд Гейтсов тратит заметные объемы средств на лоббирование крупномасштабных проблем. Например, именно его фонд поддерживает законодательные инициативы об ужесточении правил в отношении курильщиков и табачных компаний по всему миру. Гейтс занимает второе место (после США как государства) по размеру пожертвований Всемирной организации здравоохранения, и т. д.

Пример Гейтса не исключителен, но весьма показателен подходом к направлениям трат. Меценатство в развитых странах – весьма распространенное явление, доля благотворительности в ВВП хоть и растет, но крайне медленно, чтобы это на что-то влияло. Удивительно другое – благодетели вместо простой раздачи ресурсов нуждающимся все больше концентрируются на целенаправленном решении глобальных мировых проблем, жертвуя на это не только средства, но также свое время, внимание и талант. Гейтс олицетворяет собой попытку сверхбогатых людей подменить правительство как субъект решения глобальных проблем человечества.

«Идеальные миллиардеры» пока не составляют большинство среди сверхбогачей. Инициативу The Giving Pledge, участники которой обязуются завещать на благотворительность не менее половины собственного состояния, на май 2019 г. подписало всего 204 человека, около 50 % из них миллиардеры, в то время как общее число баснословно богатых людей во всем мире превышает 2800 человек. Однако в развитых странах пропорция «идеальных миллиардеров» больше и уже превышает 10 % от числа обладателей сверхкрупных состояний. Учитывая динамику данного процесса и моду на него, есть все основания предполагать, что в обозримой перспективе число подобных меценатов расширится. В любом случае примеры «идеальных миллиардеров» говорят о том, что помимо политической борьбы со сверхкрупными состояниями существует и такой путь, как культурная эволюция сверхбогатых людей в «идеальных миллиардеров». Данный путь, связанный с эволюцией общественной морали, позволил бы ликвидировать практически любые минусы наличия крупных состояний, не теряя их плюсов.

Обычно при обсуждении негативных аспектов больших финансовых состояний акцент делается на возможностях сверхбогатых людей искажать демократические процедуры, оказывать чрезмерное политическое влияние, а также добиваться необоснованных административных преимуществ для своего бизнеса. В наше время много подобных примеров, хотя и они тоже больше характерны для развивающихся стран.

Разговор об этом следует начать с того, что исторически демократические процедуры существовали, как правило, лишь в тех обществах, где власть и собственность были разделены. И в деспотиях древности, и в тоталитарных государствах ХХ в. можно было говорить о существовании власти собственности – ситуации, когда качество жизни и объем потребляемых благ прямо зависел от места в иерархии власти. Потеря места в иерархии означала потерю богатства и уровня потребления. Если исключить разговоры про так называемую «военную демократию», то примеров сколько-нибудь демократической организации власти в обществах, где власть и собственность не разделены, в реальной истории не наблюдалось.

Если собственность не является независимым от властной вертикали источником политических ресурсов, то властная вертикаль ничем не уравновешена и, как правило, способна не позволить сменить себя демократическими методами. Любая системная политическая активность, находящаяся в оппозиции к действующей властной вертикали, требует независимого финансирования. Исторически оно, как правило, поступало от владельцев крупных состояний[36]36
  В развитых странах сегодня мы видим примеры широкого краудфандинга и гражданского активизма для достижения политических целей, однако в историческом контексте это пока редкость.


[Закрыть].

Если основные ресурсы сосредоточены в руках людей, прямо или косвенно включенных во властную вертикаль, а в стране появился авторитарный лидер, у подобных держателей ресурсов меньше стимулов и реальных возможностей для использования средств для противостояния авторитарным тенденциям, нежели у владельцев крупных состояний, которых нельзя уволить.

Фон Хайек говорил: «Частная собственность является главной гарантией свободы, причем не только для тех, кто владеет этой собственностью, но и для тех, кто ею не владеет»[37]37
  Фон Хайек Ф. Дорога к рабству / Пер. с англ. – М.: Новое издательство, 2005. С. 116. [Электронный ресурс]. – https://www.r-5.org/files/books/economics/goverments/Friedrich_A_Hayek-Road_to_Serfdom-RU.pdf.


[Закрыть]. А Лев Троцкий прямо постулировал: «В стране, где единственным работодателем является государство, оппозиция означает медленную голодную смерть. Старый принцип – кто не работает, тот не ест – заменяется новым: кто не повинуется, тот не ест»[38]38
  См. там же. – С. 129.


[Закрыть].

Одной из главных причин, почему, например, в Украине или Молдавии авторитарные тенденции были остановлены, а в России или Белоруссии этого не удалось сделать, состояла ровно в том, что в данных странах были сильные, независимые от власти олигархи, способные финансировать народные выступления или системную оппозиционную активность. В Белоруссии таких олигархов не было никогда, а в России они были разгромлены/подчинены центральной властью до того, как народное недовольство центральной властью оказалось на том уровне, который мог угрожать системе.

Очевидно, что обратной стороной воздействия на политические процессы богатой прослойки общества является злоупотребление подобным влиянием для получения необоснованных экономических преимуществ, однако такая ситуация, вероятно, позволит защититься от авторитаризма, который может привести к еще большим потерям.

В развитых демократиях, где нет особых проблем с авторитарными тенденциями правителей, данная функция сверхбогатых людей, возможно, и не востребована. Однако в развитых странах мы наблюдаем и гораздо меньше проблем с использованием политического влияния сверхбогатых людей для получения экономических преференций, и гораздо более социально ответственное поведение сверхбогатых людей в среднем, и растущую прослойку «идеальных миллиардеров».

Теперь доведем пример о покупке политического влияния до абсурда. Предположим, в развитой демократии с относительно низким уровнем коррупции отдельный самостоятельно сделавший свое состояние миллиардер использует большие деньги для достижения поста депутата или губернатора. Альтернативой ему является профессиональный политик, «честно» агитирующий людей и опирающийся на гораздо меньший финансовый ресурс.

Если рассуждать, кто из них абстрактно теоретически окажется общественно полезным, получив должность, то мы опять придем к противопоставлению политика, который раздает обещания принимать популярные решения в будущем, и бизнесмена, за эффективные решения которого в прошлом люди уже проголосовали деньгами.

Единственное бесспорное рациональное соображение о том, почему избыточное политическое влияние богатых людей в развитой демократии может быть объективно вредным для общественного блага, состоит в том, что если большинство политического истеблишмента происходит из богатых или зависит от политических пожертвований богатых, то это может препятствовать эффективному прогрессивному налогообложению богатых. Можно, конечно, поговорить о том, что тема прогрессивного налогообложения богатых затрагивает не только вопросы социальной справедливости, но и проблемы перераспределения прав на принятие решений по экономическим вопросам от бизнесменов к чиновникам. Но в целом я не буду спорить, что существуют ситуации, когда данное соображение может представлять собой реальную проблему. Однако данная проблема – едва ли не единственный минус на фоне огромного количества плюсов.

Подводя итоги, повторим основные тезисы о вреде больших финансовых состояний: 1) сверхкрупные состояния несут некоторые издержки для общественного благосостояния, которые также можно считать платой за эффективные стимулы по системе в целом; 2) сверхкрупные состояния могут быть не только вредны для общества, но и объективно полезны для него, например, в случае с «идеальными миллиардерами», увеличение числа которых – задача скорее культурной эволюции, нежели государственной политики; 3) в слабых неустоявшихся демократиях владельцы крупных состояний помимо очевидного вреда могут выполнять и объективно полезную функцию противодействия скатыванию в авторитаризм.