Текст книги "Викинги. История эпохи. 793–1066"

Таков был общий контекст тогдашней жизни. И устройство территорий, и мироощущение складывалось парцеллярное – то есть раздельное, при котором каждая ячейка представляла собой отдельную «подводную лодку»[16]16
  От фр. parcelle, то есть «частица». – Примеч. ред.


[Закрыть]. Подобный подход вел к абсолютно особой административной организации: авторитетный человек из хорошего рода (это очень важно!) на данной территории не нуждался вообще ни в ком – и потому мог собрать собственное народное ополчение. Однако опять же оно не могло быть большим: во-первых, Скандинавия в принципе не отличается обширным населением. Уже отмечалось, что на всех ее территориях, включая Ютландию, вряд ли проживало более миллиона человек. По другим оценкам, их могло быть и меньше – около 500–600 тысяч. Следовательно, многочисленному народному ополчению просто неоткуда было взяться. Во-вторых, в большом военном контингенте не имелось надобности: отсутствовала достаточно крупная цель, способная оправдать его сбор, в то время как единовременное существование крупных военных сил на конкретной территории налагало бы на эту территорию поистине чудовищную экономическую нагрузку. Хотя, несомненно, именно конфликт являлся неизменным фоном жизни Скандинавии того времени. Стоит почитать исландские саги, чтобы убедиться в этом: все они так или иначе повествуют про конфликт.

Итак, обязательно должна иметься распря, которая в девяти случаев из десяти приводит к большому или маленькому кровопролитию. Отсюда получается, что ополчение бондов, являвшееся первым, основным элементом скандинавской военной организации, должно было быть всегда более или менее боеготовым. Конечно же, люди, входившие в его состав, были отнюдь не суперпрофессионалами, однако они имели собственное оружие, умели его применять и не стеснялись это делать. Еще бы: ведь в своей обычной жизни они и без всякой войны запросто могли нарваться на неприятности, в первую очередь с соседями.

А в силу того, что Скандинавия представляла собой некий «кусок» Тацитовой Германии, застрявшей в античных временах и связанных с ними понятиях, ее жители весьма искренне и тщательно соблюдали закон кровной мести и подобные конфликты у них тянулись долго. Одним словом, Скандинавия выглядела так, как могла бы выглядеть зона расселения германцев, если бы те вовремя не познакомились с римлянами, которые их испортили, сделав ленивыми и изнеженными. Понятно, что тождество здесь неполное: как-никак, с Тацитовой эпохи минуло уже семь или восемь столетий, но в основных чертах эти общества достаточно однотипны.

Несмотря на то что ополчение не играло заметной исторической роли, оно выступало постоянно готовым мобилизационным ресурсом для двух других типов военных организаций – дружин. Первый тип можно с большой натяжкой назвать регулярной дружиной конунга. Имеется в виду, что правитель содержит при своем дворе, на своей земле некое количество доблестных мужей, готовых пойти на войну за его интересы. В то время, о котором мы говорим, такие дружины существовали, потому что существовали крупные конунги, однако они не выступали серьезным самостоятельным актором на международной арене и даже внутри Скандинавии. Главную роль играли малые дружины так называемых малых конунгов, державших не очень большие территории и распоряжавшихся их ресурсами. Отряды, собиравшиеся малыми конунгами, ничем не отличались от отрядов их более выдающихся коллег – ну разве что размерами. Вот они-то и являются главными героями всей эпохи викингов – по крайней мере первых двух ее этапов, потому что последний этап эпохи викингов (охватывающий период с конца X по XI век) – это уже совсем другая история.

Среди малых конунгов имелись еще и морские конунги. Это выходцы из знатных родов, которые не имели земельных владений, но обладали кораблями и распоряжались отрядом мореплавателей, – попросту говоря, изгои общества. Они являлись самыми опасными, ибо у них была военная сила и не было ресурсов, зато были возможность и умение где-либо эти ресурсы добыть. Походы морских конунгов в Скандинавии зафиксированы уже в 521 году, то есть в начале – первой половине VI века это уже были настоящие, полноценные викингские походы в пределах Балтийского моря.

Необходимо упомянуть еще об одной составляющей вооруженных сил викингов. Существовали целые ватаги людей, называемых берсерками (берсеркерами)[17]17
  Слово «берсерк» (др.-сканд. berserkr) могло означать либо «медвежья шкура», либо «голая рубашка» (то есть «воин, сражающийся без кольчуги»). – Примеч. ред.


[Закрыть]: они представляли собой совсем маргинализированную часть общества. Естественно, они принимали активное участие в деяниях эпохи викингов, составляли некий мобилизационный ресурс наиболее активных и, как бы мы сейчас сказали, «отмороженных» людей, всегда готовых на какое-нибудь в высшей степени ужасное преступление. Однако они не являлись самостоятельной силой, так как не имели серьезной базы: из-за своей маргинальности они были враждебны в первую очередь местному населению и, соответственно, не могли рассчитывать на его помощь и понимание. (Если смотреть шире, в любом обществе маргинал остается маргиналом, он не может быть в нем системообразующим элементом.) Впрочем, их услугами охотно пользовались – об этом, в частности, свидетельствует та же «Германия» Тацита. В ней содержатся весьма подробные описания жизни берсерков: дескать, бывают целые сообщества таких людей (или же они могут быть одиночками), которые обитают в лесу, и местные жители считают, что лучше снабжать их продовольствием и необходимыми вещами, просто чтобы они не появлялись в деревне. Получается, даже германцы были уверены, что связываться с такими себе дороже, хотя, с точки зрения древнего римлянина, любой германец и сам-то был готовый бандит, совершенный негодяй и «отморозок»! Значит, берсерки были настоящими «отморозками среди отморозков», раз уж население безропотно носило им своего рода дань, только чтобы избежать встречи с ними. Зато, если уж начиналась война, таких людей было очень удобно привлекать к активным действиям: их там, конечно, довольно быстро убивали, что всем и требовалось.

Практически всю известную нам информацию на эту тему собрал в своем труде блестящий итальянский медиевист Франко Кардини: в книге «Истоки средневекового рыцарства» он посвятил целый раздел измененным состояниям психики. Теперь ни для кого не секрет, что многие народы мира на разных континентах использовали в своих шаманских ритуалах и практиках доступные психотропные средства. В наших северных широтах популярностью пользовались, в частности, разнообразные грибы – мухоморы, поганки и прочая подобная растительность. Есть мнение, что они особенно эффективны в виде настоя[18]18
  Это утверждение ни в коем случае не следует рассматривать как руководство к действию.


[Закрыть].

Правда, нужно различать задачи шаманского ритуала и боевой операции. Для взаимодействия с миром духов, основанного на непродолжительном погружении в транс, шаманы, конечно, могли использовать подобные вещи – и, более того, наверняка использовали. Однако принимать наркотики перед боем крайне неразумно, потому что таким способом можно заработать себе скорее мощнейший позыв к немедленному очищению организма от сомнительного содержимого, а не какую-то особую боевую ярость. Впрочем, есть одна тонкость: люди, входящие в подобный транс (этакие воины-шаманы), вполне могли перед боем просто понюхать или чисто символически взять на язык нужный состав – и этого им хватало для того, чтобы вспомнить исступленное состояние, в котором они обычно общались с богами.

Не забудем, что тогдашние люди были от рождения запредельно религиозными и их сознание, мягко скажем, отличалось от нашего. По этому поводу весьма полезно прочитать книгу Люсьена Леви-Брюля «Первобытное мышление» («Первобытный менталитет»)[19]19
  В оригинале – La mentalite primitive. Разные переводы предлагают разные названия этого труда.


[Закрыть]: в ней содержатся исчерпывающие сведения. Допустим, человек, пребывая в совершенно здравом уме и твердой памяти, мог выступить с предложением в грядущем сражении зарубить как можно больше людей и самому пойти в бой без доспехов, чтобы его там точно убили и он гарантированно попал к Одину. Никакие современные возражения, основанные на логике, на него не подействовали бы: для человека того времени подобная идея была вполне естественной и даже могла получить одобрение окружающих, которые воспринимали ее абсолютно серьезно. Понятное дело, что настолько мотивированные люди представляли чудовищную угрозу в бою – просто потому, что ничего не боялись. Да, такого человека можно убить, но перед этим он успеет натворить невообразимых дел, ведь для себя он уже умер, он уже на том свете.

У нас сейчас нет людей с таким сознанием, какое тогда было обычным делом. Только представим себе: если человек находится в полной уверенности, что он общается с богами и получает от них реальную помощь, – это же самогипноз страшнейшей силы. К примеру, если бы современные боксеры умели, подобно древним берсеркам, общаться с богами, то им достаточно было бы где-нибудь раз в месяц выполнить некий шаманский ритуал, укуриться, упиться и впасть в транс – а уже потом, перед матчем, чисто для поднятия духа принять минимальную дозу привычного вещества… чтобы наворотить такого, что уму непостижимо. Другое дело, что боксер – это всего лишь выступающий на публике спортсмен, мотивированный, как правило, только деньгами, стремящийся заработать чемпионское звание, чтобы потом с полным правом, опять же за деньги, сниматься в рекламе; а человек эпохи викингов имел совсем другую мотивацию и шел на бой с единственной целью – умереть. Ему не нужна была какая-то личная победа, он знать не знал ни о каких призах и не нуждался в них: для него существовал только один приз – попасть в Вальгаллу (специальный чертог мертвых), и для этого годились любые средства.

Вернемся к главным действующим лицам первой половины эпохи викингов – дружинам малых конунгов, куда набирались (как правило, по возможности и по желанию) умельцы из местного населения. Здесь, раз уж мы заговорили о тонкостях мобилизационного процесса, необходимо отметить следующее: подавляющее большинство населения Скандинавии не принимало непосредственного участия в военных подвигах эпохи викингов. Это не должно нас удивлять, ведь мы помним из предыдущей главы, что понятие «викинг» даже для самих скандинавов означало занятие в некотором роде маргинальное, не особо приветствуемое – и чем дальше, тем больше. Думается, будет позволительно сравнить викингов с нашими «братками» из 1990-х годов: в настроениях общества по отношению к ним присутствовали и романтический флер («блатная романтика»), и откровенное осуждение – в разное время в разных пропорциях. К XII–XIII векам само слово «викинг» из языка не ушло, но заметно «усохло» в значении: теперь оно обозначало разбойника с большой дороги, лихого человека. Вероятно, с течением времени и благодаря позднейшим культурным напластованиям оно практически стало синонимом термина «берсерк» в том смысле, в каком его понимали в классическую эпоху викингов: тогда берсерком называли не удивительно яростного героя, способного в ходе битвы превращаться в медведя или волка, – а бандита-маргинала. Впрочем, не исключено, что понятие «берсерк» постигла та же участь, что и понятие «викинг», просто несколькими веками ранее. Видимо, во времена все того же Тацита берсерками действительно назывались оборотни, но постепенно первоначальный смысл изменился.

Итак, что же нам известно о дружинах малых или морских конунгов? Об их реальной численности мы знаем очень мало, так как источники почти никогда не сообщают о количестве людей – они оперируют понятием «корабль». Это понятно, ведь основная ячейка боевого коллектива викингов – экипаж корабля, морская пехота. Корабль – условно говоря, взвод от 20 до 40 человек. Столько был в состоянии вместить средней величины драккар. Конечно, все корабли были разных размеров; встречались и весьма небольшие – на 16–20 весел (соответственно 8–10 пар гребцов), и достаточно крупные, так что мы не сильно ошибемся, приняв за единицу счета военно-морских сил викингов некий условный взвод на одном драккаре.

Одни из самых больших классических драккаров, обнаруженных на данный момент, – это корабли из Гокстада (около 24 м в длину) и Роскильды. На гокстадском корабле предусмотрены 32 весла: с относительным комфортом на нем могло перемещаться примерно 60 человек. А вот в дублинское судно – огромное по тогдашним меркам – можно было набить до 100 человек. Именно набить – в расчете на очень недолгое плавание, так как их там просто нечем было бы кормить. Нормальный же, штатный экипаж такого большого корабля составлял человек 70 – практически рота, если рассуждать по-современному.

Поэтому, встретив в каком-либо источнике конкретные данные о количестве задействованных кораблей, мы можем умножить эту цифру на среднее арифметическое – скажем, 35, – чтобы примерно представлять себе численность личного состава, который принимал участие в операции. Не забудем, что в начале эпохи викингов в военных действиях обычно участвовали коллективы, состоявшие из нескольких кораблей (реже – из нескольких десятков кораблей), притом что подобные акции неизменно описываются в источниках как нечто судьбоносное для региона. То есть, с точки зрения автора письменного свидетельства, 20–30 кораблей, перемещающихся одновременно в одном направлении, – огромная орда, несметные полчища! В то время как для простых, мирных людей, обитавших на Европейском континенте, все эти показательные выступления были не более чем незначительной возней где-то в дальнем уголке, на которую и внимания-то не стоило обращать. В самом деле: допустим, имеются 20 кораблей; на них соответственно размещаются порядка 600–700 человек; и вот они, высадившись в каком-либо месте, задали жару другим таким же нескольким сотням человек – обычное дело! Однако именно в таких столкновениях выковывался опыт морских десантных операций и формировалась мотивация этих операций, потому что – повторюсь – их участники были ярыми язычниками, в чем-то схожими по образу мышления с более привычными для нас степными кочевниками. Они искренне презирали тех, кто живет другой, более цивилизованной, оседлой жизнью и у кого есть чем поживиться. Их логика была проста: раз мы живем гораздо беднее, то для нас, «бедных мореходов», нет никаких препятствий, чтобы приехать и взять что понравится. Европа даже не догадывалась, что происходило и что выковывалось буквально у нее под боком, в этих маленьких, локальных постоянных войнах, в которых гибли десятки и даже сотни людей ежемесячно.

Морские безземельные конунги, равно как и конунги малые, могли в то время выставлять 5–10, самое большее – 20 кораблей. Вот такие силы вступили (точнее сказать, ворвались) в эпоху викингов, атаковав, насколько нам известно, территорию Британии. Почему именно эти земли? Потому, что там давно уже жили родственники: ведь вместе с англосаксами туда в свое время переселилась часть ютов, уроженцев Ютландии. Правда, попав в романизированную британскую среду, они быстро цивилизовались, обзавелись приличным сельским хозяйством (да и не только сельским), серьезной торговлей и шикарным выходом на торговые пути. Уже к VIII веку они представляли собой тех, кем могли бы стать скандинавы, окажись они в более благоприятных условиях: с плодородными землями и широкими возможностями в международной, а не внутрибалтийской торговле. Собственно, скандинавы к этому и стремились, желая жить так же хорошо, просто у них это не получалось; поэтому они сосредоточились на том, чтобы присвоить чужие достижения хотя бы в масштабах частных случаев, силами отдельных дружин, насильственным образом.

Первые вооруженные нападения викингов на европейское побережье вызвали панику – в первую очередь, из-за невероятной мобильности этих неведомых доселе и очень воинственных сил (напомню: весьма немногочисленных).

Ведь что такое боевой корабль викингов? На нем нет ни атомного, ни бензинового двигателя – есть только парус, поэтому он может двигаться практически вечно, пока не потонет. Ветра нет – команда садится на весла, ветер рано или поздно появился – экипаж снова поставил парус. Возникла необходимость – причалили к берегу, запаслись провизией и водой, поплыли дальше. Алгоритм прост, как все гениальное. Под парусом драккар в среднем, без излишнего напряжения делает 7–8 узлов, то есть приблизительно 15 км/ч. Это сопоставимо со скоростью бега лошади, однако лошадь быстро устает, а драккар – нет. Следовательно, за 20 часов плавания он способен переместиться на 300 км: это совершенно запредельный результат для любой армии, любого воинского контингента того времени. А теперь представьте себе: викинги причалили у какого-нибудь города (например, у города Дорестад[20]20
  Дорестад – крупный торгово-ремесленный центр Северной Европы в эпоху раннего Средневековья. – Примеч. ред.


[Закрыть]), увидели, что там расположено некое войско, и разумно рассудили, что связываться с ним себе дороже. Что они предпримут далее? Через сутки они появятся в 300 км от этого места, где, вполне возможно, не окажется вооруженных защитников в достаточном количестве: они просто не успеют туда добраться, даже если угадали, в какую именно сторону отправятся морские захватчики. А сухопутная дружина, дислоцированная в Дорестаде, так и останется на берегу, оказавшись в данном случае совершенно бесполезной из-за своей неповоротливости.

К тому же держать регулярную дружину – удовольствие дорогое и весьма хлопотное. Простаивая без дела, воины начнут от скуки насиловать местных барышень; местные мужики, немало огорчившись по этому поводу, им, скорее всего, отомстят; воины, в свою очередь, тоже огорчатся и, чего доброго, перебьют половину мужиков… А кто потом будет платить дань владельцу этой самой дружины и где тогда придется добывать средства, чтобы эту дружину содержать? В общем, с сухопутными войсками сложностей не оберешься. В таких условиях именно потрясающая мобильность викингов принесла им огромный, поначалу просто колоссальный успех.

Теперь обратим на Европу более пристальный взор. С V века в ней процветало Франкское государство, а позднее (в VIII веке) – империя Каролингов. Династия же Меровингов, которая являлась первой династией франкских королей, в то время уже пребывала в жесточайшем кризисе: это был излет эпохи «ленивых королей», у которых практически полностью отобрали власть их майордомы. Поясню: майордом – это управляющий королевским двором. Он решает, например, сколько бочек сельди и ящиков вина куда отправить, а у кого забрать денег на покрытие расходов. Управление королевским хозяйством оказалось настолько важным делом, что оно позволило майордомам захватить власть в стране в свои руки, фактически заменив официальных королей. Таков был, в частности, Пипин Геристальский. Таков был и майордом Карл Мартелл, разбивший в 732 году арабов на юге Франции, а его сын Пипин Короткий стал королем уже официально. Не правда ли, удивительно: управляющий двором (по нынешним меркам завхоз) вынудил папу римского признать королями себя и двух своих сыновей – Карла и Карломана. Карл стал впоследствии Великим императором Карлом. Священная Римская империя и королевство Франция – его наследие.

Энергичные правители – от Пипина Геристальского до Карла Великого – сумели вытащить Франкское государство, а затем и империю из системного кризиса. Они прекратили междоусобицы, соединили территории и упорядочили сбор податей. Это, в свою очередь, укрепило организацию войска и повысило его боевую мощь. Собиралось это войско опять же по двухуровневой системе. На первом уровне осталось никуда не девшееся даже при Карле Великом старое германское племенное ополчение, составлявшее основу вооруженных сил. Единственное, что с ним сделали майордомы, – упорядочили его сбор: оно стало территориальным, милиционным в полном смысле слова. Были разработаны четкие указания относительно того, сколько солдат должна поставлять в войско каждая территория, где им следует собираться и в какие сроки. Это действительно очень важные нововведения, позволяющие каждому правителю территории точно знать, сколько сил и через сколько дней будет в его распоряжении после того, как он отдаст приказ. Если же вдруг к назначенному сроку у него этих сил не оказывалось, он знал, с кого спросить за непорядок, и имел право наказать виноватых. В свою очередь, его подчиненные, опасаясь наказания, старались изо всех сил. Что ж, вполне эффективная система, действенная до сих пор.

Естественно, загнать всех крестьян в армию было невозможно, это понимали даже германцы в конце своего военного господства на континенте. Причина здесь самая простая: иначе некому будет еду добывать. Поэтому новая система строилась на том, что несколько человек снаряжали одного. С определенного количества обрабатываемой земли (как правило, нескольких гектаров) жители были обязаны выставлять одного пехотинца. Причем предусмотрен был даже вариант, когда жители были очень бедны и не имели ни рабов, ни земли: в таком случае пятеро собирали на войну шестого, обязуясь выдать ему пять солидов – каждый по солиду[21]21
  Солид – расчетная денежная единица, то есть не монета как таковая, а, скорее, эталонный эквивалент. Это еще римская, а потом византийская золотая монета весом 4,2–4,5 г. Один солид приравнивался к 12 серебряным денариям, а вот уже денарий – самая что ни на есть конкретная денежная единица, имевшая хождение в империи Карла.


[Закрыть]. Естественно, при таком дефиците средств новобранец мог поступить только в легкую пехоту, однако он делал это гарантированно. Конечно, территориальное ополчение со всей империи франков никогда не собиралось в одном месте – в этом не было необходимости. В случае возникновения конкретной угрозы на соответствующей локальной территории и собиралось милиционное ополчение. Напомню, это первая часть войска.

Вторая часть франкского войска базировалась на уже активно нарождавшихся феодальных отношениях. Воинские профессиональные объединения поступали на службу по вассально-ленной системе, то есть они владели землей, полученной в качестве бенефиция (благодеяния). Другими словами, господин облагодетельствовал своих вассалов землей, и за это они были обязаны ему службой. Дружины профессиональных воинов нанимались крупными феодалами, в том числе аббатами: монастыри должны были поставлять войска в обязательном порядке, так как они во все времена располагали внушительными средствами.

Кроме того, никуда не делось и старое аллодальное землевладение. На вполне конкретных земельных наделах сидели сами себе военнообязанные герцоги из старой родовой аристократии, которые имели собственные дружины. К началу эпохи викингов под руководством Карла Великого было около полутора тысяч разнообразных земельных наделов, способных выставлять войска. Можно ли узнать общую численность вооруженных сил в тех краях? Это не так просто, как кажется на первый взгляд. Предположим, мы решили подсчитать количество всадников, коими располагал король. Если допустить, что их приходилось хотя бы по 20 человек на каждый земельный надел, то мы получим просто астрономическую цифру 30 тысяч рыцарей. Это, конечно, абсолютно гигантское и нереальное допущение. Некоторые исследователи насчитывают в войске Карла Великого до 36 и даже более тысяч всадников, получая такие цифры разными способами – то исходя из количества его вассалов, обязанных службой, то опираясь на количество территорий.

Позволю себе возразить. Любые подобные расчеты основаны на том допущении, что у всех предводителей имелось одинаковое количество воинов. К этому тезису никак нельзя относиться серьезно, потому что такого невозможно добиться ни в какую эпоху, ни при каком правителе – просто в силу естественных причин. Положим, на самом деле существует некий вассал, который, как доподлинно известно, имеет 20 всадников. Это вовсе не значит, что он действительно приведет их всех под могущественную длань короля. Это вообще ничего не значит! Он может либо вообще не приехать (мало ли по какой причине), либо приехать с кем-нибудь из них вдвоем, потому что все остальные скоропостижно умерли от неведомой болезни, или разбежались, или же в данный момент не имеют денег на покупку снаряжения. Поэтому я абсолютно согласен с уже давно сделанными выводами Ф. Лота и Г. Дельбрюка: гораздо более реальным нужно считать количество всадников, равное 5–6 тысячам. Впрочем, в масштабах раннего Средневековья и эта цифра поражает воображение. Шесть тысяч всадников (которых к тому же можно быстро собрать) – это сила, с которой империя франков выиграла все войны на континенте, которые вела. Случалось, что франки периодически проигрывали отдельные сражения, но в целом войны – выиграли. Еще бы: с почти 50-тысячной пехотой и таким количеством конных воинов это совсем не удивительно. Сопротивляться их мощи не мог никто. Даже Аварский каганат, обладавший прекрасной конницей, под ударами империи франков не прожил и пяти лет… Но вдруг оказалось, что эта великолепная военная машина имеет уязвимые места.

Я не так давно отметил, что несколько человек собирали одного на войну. Это значит, что профессиональному воину покупалось определенное снаряжение в соответствии с имущественным цензом. А сколько стоило это снаряжение? Вопрос очень важный, после ответа на него нам станут понятнее многие процессы, происходившие в тогдашнем обществе, и причины, их объясняющие. Так вот: оно стоило не просто дорого, а очень дорого, и мы даже можем посчитать, сколько именно. У нас сохранились еще докаролингские, если можно так выразиться, расценки на оружие. Они, конечно, очень усредненные, потому что, к примеру, меч может стоить некую определенную сумму (скажем, условные 100 долларов), но если его украсить, за него уже можно будет взять и всю тысячу, а если украсить еще и ножны, то и две тысячи. Поэтому надо исходить из того, что верхняя граница стоимости неопределима в принципе. Однако средние величины нам вполне по силам установить, исходя из уложений Рипуарской правды (сборника старых варварских законных уложений VI–VIII веков). Итак, в период, пограничный с эпохой викингов, кольчуга стоила примерно 12 солидов, шлем – около 6 солидов, меч в ножнах и с перевязью – 7 солидов, щит с копьем – 2 солида. Умножив на 12 денариев, получим искомую сумму. Много это или мало? Считайте сами, но учтите, что дойная корова стоила 1 солид.

Получается, мы только что насчитали, что полностью экипированный воин должен был иметь на себе снаряжение ценой 27 коров – стадо целой деревни! И ведь мы еще не упомянули кинжал, очень любимый франками и входивший если не в обязательный, то в крайне желательный комплект. Что ж, извольте на выбор: франкский сакс или же викингский лангсакс (и его прямой «родственник» скрамасакс) – еще 1 солид. Набирается уже 28 солидов, да еще одежда, конечно же, кое-что стоила: в общем и целом, считайте, 30.

Взвод коров, если еще остались силы шутить. Не забыли ли мы про лошадь? Не самая хорошая, а просто годная к применению в военных целях стоила 7 солидов. Сколько в сумме получилось? 37 солидов, жизненно необходимых для снаряжения всадника. Соответственно, тяжелый пехотинец обходился в ту же сумму за вычетом коня. При желании можно было добавить не самые обязательные элементы – такие как наручи и поножи, которые, в свою очередь, тоже вносили свою лепту в итоговую стоимость. Понятное дело, что такие траты один человек просто не в состоянии потянуть. Собственно, во многом отсюда и вырастает феодальная система, при которой дружина – в раннефеодальном, еще аллодальном смысле – располагается непосредственно в замке у сеньора, он ее вооружает и кормит; как вариант – воина вооружают и кормят его собственные крестьяне. Отсюда следует, что подобных воинов по определению не может быть очень много; к тому же они накрепко привязаны к своему хозяйству и не могут оставить его надолго – ведь они не только бойцы, но еще и хозяйствующие субъекты, которые должны следить за своим имуществом. Значит, для того, чтобы собрать их всех в большой поход, требуется очень серьезная подготовка. Известно, что за три месяца до планируемого похода Карл Великий рассылал по всей империи реляции, обязывавшие определенных людей прибыть в определенные пункты назначения, а простолюдинам сулившие смертную казнь за неявку.

Может возникнуть вопрос: раз уж в войско приходилось загонять под угрозой смертной казни – значит, желающие попасть на войну не выстраивались в очередь? Разумеется, не выстраивались; но тут опять же все зависело от ситуации. Если наблюдалось вторжение саксов на территорию Франкского государства, то крестьяне поголовно и не раздумывая хватались за припрятанные под лавками щиты с копьями – и устремлялись воевать без всякого принуждения, потому что здесь речь шла о защите собственных земель, да еще и возможность ограбить побежденных маячила впереди приятным бонусом. А вот отправляться на край света, прошу прощения, куда-нибудь за реку По воевать с аварами, и в самом деле добровольцев не находилось. Ибо зачем?

Для этого и нужно было профессиональное конное войско. Мы только что лично убедились, что снаряжение стоило дорого и было доступно не всем. Мы проследили за тем, как появлялась абсолютно невоюющая, немобилизуемая часть населения, неспособная защитить себя самостоятельно. Кроме того, мы увидели, что войско являло собой структуру крайне неповоротливую, которая была не в состоянии быстро собраться и действовать с одинаковой силой во всех местах. Собрав все эти наблюдения вместе, получим следующий вывод: для викингов все франкское побережье было подобием волейбольной сетки по отношению к мячику для пинг-понга. Представляете себе картинку? Мячик свободно пролетает где хочет, и поймать его невозможно. Так же и викингов в прибрежных владениях франков поймать можно было только с помощью невероятного чуда. Еще один вариант – фантастический, с применением методов оперативной работы. Допустим на мгновение, что на драккаре находится стукач, в обязанности которого входит своевременное оповещение какого-нибудь франкского правителя – положим, азбукой Морзе: дескать, мы уже в пути, встречайте нас тогда-то и там-то. Других вариантов нет. Ну разве что викингов соберется столько, что они посчитают возможным напасть на сильно укрепленный город с хорошим гарнизоном. Вот в таком случае действительно конкретная военная сила могла сойтись с ними лицом к лицу – просто потому, что там имелась.

Ко всему прочему, викинги всегда могли задействовать торговую составляющую своей буйной натуры. В не совсем благоприятной для боевых действий ситуации им ничто не мешало представиться мирной экспедицией, явившейся с намерением торговать. И принимающей стороне ничего не оставалось, как спешно менять повестку дня – и лишь потом, после отплытия дорогих гостей, в недоумении сопоставлять запоздало вспомненные факты.

Поэтому общение любого местного населения с викингами всегда было исполнено разнообразных сложностей. Одно утешает: продолжалось все это не очень долго. На протяжении примерно 100 лет в Западной Европе и Средиземноморье гремела невероятная слава викингов – настоящих разбойников и пиратов. Причем они совершали свои вылазки в том числе и с территории будущей Руси. В частности, из-под Новгорода они ездили в Испанию: доподлинно известно, что побережья Пиренейского полуострова (Севилью, Аликанте, Лиссабон) грабили росы (русы). А кто такие росы (русы)? Те, кто обитал на наших, славянских землях! Испанские евреи имели родственные и торговые связи с евреями хазарскими – а с теми, в свою очередь, постоянно общались эти самые русы, опять же по торговым делам. Видимо, в конце концов до них дошли сведения, что в Испании есть чем поживиться. Что ни говори, жизнь в те времена была очень интересной.