Текст книги "Кропоткин. Жизнь анархиста"

Глава первая
«Воспоминания о детстве, или Скрытая жизнь»

Если бродить по одному из центральных районов Москвы – Хамовникам, который сегодня относится к самым дорогостоящим в столице, то между двумя старинными улицами, Пречистенкой и Остоженкой, можно наткнуться на переулок, который когда-то назывался Штатным. Ветеранам и историкам оппозиционных движений в Советском Союзе он известен тем, что здесь располагается печально известный Институт судебной психиатрии имени В. П. Сербского. Через его палаты суждено было пройти немалому числу противников режима, чье инакомыслие было в годы застоя сочтено за проявление психического заболевания. Нередко здоровые и полные силы люди, пройдя «лечение» в этих серых стенах, выходили из них изможденными, больными и действительно сведенными с ума…

Но не это привлекло в переулок 1 мая 1990 года пеструю группку из примерно ста молодых московских анархистов. Они прошли к ограде, за которой в глубине двора стоит здание под № 26 – красивый, выстроенный в стиле классицизма деревянный особняк начала XIX столетия. Украшенный нарядным портиком с шестью белыми колоннами и покрытый окрашенной в желтый цвет штукатуркой, он двенадцатью большими окнами выходит в переулок. Встав перед металлической оградой, юноши и девушки скандировали: «Верните дом, верните дом!»

В здании с 1972 года размещается дипломатическая миссия, которая именовалась вначале представительством Организации освобождения Палестины, а позднее – посольством Государства Палестина. Что же понадобилось московским анархистам от дипломатов провозглашенного, но так и не созданного пока государства? На каком основании они требовали возвратить им этот старый дом?

Секрет открывался просто: именно в этом доме 27 ноября 1842 года (по принятому до Великой Российской революции «старому стилю») появился на свет, вероятно, самый известный во всем мире анархист – Петр Алексеевич Кропоткин.

Род, к которому ему суждено было принадлежать, мог считать себя одним из самых знатных в России. Строго говоря, в этом отношении он опережал правящую династию империи. Кропоткины, или, как иногда говорили и писали, Крапоткины, являлись потомками полулегендарного варяжского вождя Рюрика, который, если верить древним летописям, в 862 году заложил основы Древнерусского государства. Рюриковичем был и последний великий князь Смоленский, Юрий Святославич, управлявший своими владениями до их аннексии Великим княжеством Литовским в 1404 году. Род Кропоткиных восходил к его племяннику – князю Дмитрию Васильевичу, получившему прозвище «Крапотка» («Кропотка»)[19]19
  Пирумова Н. М. Петр Алексеевич Кропоткин. М., 1972. С. 7; Маркин В. А. Неизвестный Кропоткин. М., 2002. С. 10.


[Закрыть]. Позднее соратники-революционеры в шутку говорили Петру Алексеевичу, что, как последний прямой потомок Рюриковичей, он имеет больше прав на российский престол, чем правящая династия Романовых[20]20
  Степняк-Кравчинский С. Грозовая туча России. М., 2001. С. 82.


[Закрыть].

Отец Петра Кропоткина, князь Алексей Петрович (1805–1871), был состоятельным помещиком и имел чин генерал-майора. За участие в Русско-турецкой войне 1828–1829 годов он был награжден орденом Св. Анны и золотой шпагой. Затем он участвовал в подавлении Польского восстания 1830–1831 годов. Алексей Петрович владел имениями в трех губерниях Российской империи, где проживали тысяча двести душ крепостных мужиков с семьями. Мать Петра, Екатерина Николаевна, женщина удивительной красоты и грации, была дочерью генерала Николая Семеновича Сулимы, прославившегося в Отечественной войне 1812 года. Затем он занимал должности генерал-губернатора Восточной (1833–1834) и Западной Сибири (1834–1836). Именно Екатерине Николаевне и принадлежал дом на Штатном. Ее далекий предок, гетман Запорожского войска Иван Михайлович Сулима, был поистине легендарной личностью. Герой казачьих походов против Турции, во время которых казаки освободили многих соотечественников, плененных крымским ханом во время набегов и проданных в рабство, он сам пережил нелегкую судьбу раба. Попав в плен к туркам, долгие годы Иван Сулима провел, прикованный к веслу на галере. Во время одной из турецко-венецианских войн Сулима поднял восстание рабов. Они перебили своих поработителей, захватили корабль и причалили к итальянским берегам. За этот подвиг Иван получил награду от римского папы. В 1634 году, вернувшись из очередного похода на Крымское ханство, гетман Сулима поднял восстание против польской короны. Во главе отряда запорожских казаков он взял штурмом польскую крепость Кодак (Койдак), построенную с целью блокады Запорожской Сечи. Вскоре борца за вольности казачества вероломно схватили предатели из казачьей старшины и выдали королю. 12 декабря 1635 года он был казнен в Варшаве.

Русские князья… украинские казаки… Кто вы, Петр Алексеевич? Русский или украинец? «Я – скиф»… Так нередко он говорил о своем происхождении[21]21
  Venturi F. Roots of Revolution: A History of the Populist and Socialist Movements in 19th Century Russia. New York, 1960. P. 478.


[Закрыть]… Это подтверждает анархист Николай Константинович Лебедев, близкий знакомый Кропоткина и один из первых его биографов[22]22
  Лебедев Н. К. Молодые годы П. А. Кропоткина // П. и А. Кропоткины. Переписка. Т. 1. М., 1932. С. 26.


[Закрыть]. Скифы – древний ираноязычный народ кочевников, в VIII веке до н. э. – IV веке н. э. населявший Северное Причерноморье и создавший Скифское царство в Крыму. Скифы были героями не только исследований историков, но также литературных и философских произведений русских писателей.

Скифом писатель и журналист Роман Борисович Гуль назовет другого великого анархиста – Михаила Александровича Бакунина. В годы Великой Российской революции возникло даже особое литературное течение – скифство. Его приверженцы выражали безграничный духовный максимализм и революционную непримиримость. Александр Александрович Блок, вдохновленный этими идеями, писал:

 
Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы.
Попробуйте, сразитесь с нами!
Да, скифы – мы! Да, азиаты – мы,
С раскосыми и жадными очами![23]23
  Блок А. А. Стихотворения и поэмы. Новосибирск, 1978. С. 164.


[Закрыть]
 

Да, скиф! Пожалуй… Ведь такое определение, пусть даже и в шутку, свидетельствовало о настоящем интернационализме Кропоткина, о его нежелании замыкаться в узких рамках-границах всех существующих народов, наций и государств! Но пока ничего не предвещало, что из сливок высокомерной аристократии вырастет убежденный и страстный революционер, поборник человеческого равенства.

* * *

В здании в Штатном переулке (сегодня он носит имя Кропоткинского) мальчику было суждено прожить недолго. Когда Петру было три с половиной года, его мать умерла, и отец, борясь с печальными воспоминаниями, продал дом. Семья Кропоткиных переехала в новый особняк, в Денежном переулке, который вскоре был переименован в Малый Левшинский. Здесь Кропоткины прожили до середины 1850-х годов. В этом же доме проходит детство Пети Кропоткина. Теперь на этом месте стоит многоэтажный дом. Еще одну из зим семья прожила в одноэтажном доме с мезонином, расположенном в Гагаринском переулке. По иронии судьбы именно в этом здании прошло первое собрание московского кружка «чайковцев» – революционной организации, одним из лидеров которой станет и Петр Кропоткин[24]24
  Муранов С. Г. Московский анархист П. А. Кропоткин // Московский архив. Историко-краеведческий альманах. Вып. 4. М., 2006. С. 43.


[Закрыть]. Так будущее оставило след в жизни маленького Петра… Метаистория, как сказал бы один наш друг… Совпадение, скажет скептик… И оба окажутся правы по-своему. Затем, в середине 1850-х годов, в пору юности Кропоткина, его семья поселилась в доме № 8 по Малому Власьевскому переулку[25]25
  Там же. С. 43–44.


[Закрыть]. К несчастью, до наших времен дом не уцелел. Зато в конце XIX столетия на его месте архитектор Фома Осипович Богданович-Дворжецкий отстроил собственный особняк.

Дом же в Штатном переулке еще несколько раз менял хозяев. Уже после смерти Петра Алексеевича в 1923 году в нем был открыт музей Кропоткина; средства на него собирали анархисты по всему миру. Вокруг музея группировались немногие анархисты, еще уцелевшие в ходе нараставших большевистских репрессий. В 1939 году музей был закрыт. Под занавес «перестройки» анархисты потребовали историческое здание обратно. В нем можно было возродить музей Кропоткина и создать культурно-агитационный центр возрождавшегося движения.

Как и следовало ожидать, дом не был передан анархистам. Позднее анархистских активистов даже приняли в здании посольства палестинские дипломаты. Те угощали визитеров крепким чаем из маленьких стаканчиков, как это принято на Ближнем Востоке, и убеждали пришедших в том, что они знают, кем был Петр Кропоткин, и уважают его. Так это или нет – в любом случае человеку, который вырос из мальчика, родившегося в особняке на Штатном, вряд ли понравилось бы, что его бывший дом сегодня принадлежит государству – пусть даже иностранному и не вполне существующему. Ведь он отдал борьбе с Государством, учреждением, которое философ Фридрих Ницше назвал когда-то «самым холодным из всех холодных чудовищ», всю свою сознательную жизнь.

Все люди, утверждал знаменитый психолог Зигмунд Фрейд, родом из детства. Отношения в семье, атмосфера родительского дома, первые контакты с окружающими взрослыми и другими детьми не предопределяют дальнейшей судьбы ребенка, но чаще всего накладывают неизгладимый отпечаток на его характер, склонности и интересы. Неудивительно, что смерть матери в апреле 1846 года от туберкулеза стала одним из первых воспоминаний, которые Петр Кропоткин сохранил на всю жизнь. В написанных через полвека мемуарах, «Записках революционера», – авторы еще неоднократно будут ссылаться на эту книгу, откуда можно почерпнуть уникальные сведения о детстве будущего анархиста, – можно почувствовать ту нежность, глубокую любовь и настоящее восхищение, которое испытывал Петр к матери. Он навсегда сохранил в памяти «ее бледное, исхудалое лицо. Ее большие темные глаза. Она глядит на нас и ласково, любовно приглашает нас сесть, предлагает забраться на постель, затем вдруг заливается слезами и начинает кашлять… Нас уводят»[26]26
  Кропоткин П. А. Записки революционера. С. 43.


[Закрыть]. Впоследствии один из его друзей вспоминал, что, несмотря на все невзгоды, в эмиграции Петр сохранил портрет матери, который висел на стене его квартиры[27]27
  Грав Ж. Из моих воспоминаний о Кропоткине // Петр Кропоткин. Сборник, посвященный памяти П. А. Кропоткина. Пг., 1922. С. 179.


[Закрыть].

Мать умерла слишком рано для того, чтобы оказать на Кропоткина какое-либо интеллектуальное влияние. К тому времени у нее было уже четверо детей: одиннадцатилетний Николай (1834 – после 1862), десятилетняя Елена (1835–1904), пятилетний Александр (1841–1886) и трехлетний Петр. Лишь много позже сын узнал, что она была человеком художественно одаренным, тонко чувствующим и не чуждым прогрессивным интересам, хранившим, к примеру, копии запрещенных сочинений Рылеева, Ламартина и Байрона[28]28
  Пирумова Н. М. Петр Алексеевич Кропоткин. С. 8–9.


[Закрыть]. Кое-что из этого настроя ему самому предстояло унаследовать. Но все это будет потом. А пока мальчик ощущал одно: его умершую маму все любили за доброту и понимание. Те, кто работал в доме Кропоткиных, боготворили ее память и во многом ради нее привечали детей. Немка-гувернантка мадам Бурман, по словам Петра Алексеевича, заменила мать ему и его брату Александру и воспитала их. А крестьянки из поместий Кропоткиных не раз говорили сиротам-братьям: «Вырастете ли вы такими добрыми, какой была ваша мать? Она нас жалела, а вы будете жалеть?»[29]29
  Кропоткин П. А. Записки революционера. С. 49.


[Закрыть] Конечно, вряд ли стоит объяснять то, что Петр выбрал стезю революционера только этим взаимным притяжением между ним, еще маленьким сыном знатного князя, и бесправными, забитыми и угнетенными людьми народа. Но какое-то первоначальное зерно, вероятно, уже тогда запало в его душу…

* * *

Когда читаешь комментарии российских интернет-активистов об американском движении Black lives matter, часто сталкиваешься с примитивным противопоставлением «белый – черный» как синонимом понятий «угнетенный – угнетатель». Невольно возникает впечатление полной амнезии исторической памяти. Разные они – что «белые», что «черные». Возможно, кому-то просто приятно осознавать себя «господином», пусть даже кающимся, чем угнетенным, которому каяться-то и не в чем… Ведь и в России было рабство, когда многонациональное крепостное крестьянство (русские, украинцы, белорусы, латыши, литовцы, эстонцы, мордва, марийцы, чуваши, татары) таким же образом угнеталось столь же многонациональным слоем дворян-рабовладельцев, среди которых были русские, поляки, украинцы, немцы, литовцы, грузины, армяне и даже афророссияне – предки уважаемого и любимого нами Александра Сергеевича Пушкина. Так что белый русский крестьянин – родной брат американского «дяди Тома», в отличие от афророссиян Ганнибалов, получивших дворянство и землю с рабами от Петра Первого.

Крепостное право… Рабство, веками отравлявшее жизнь десяткам миллионов наших предков. Вполне сравнимое по масштабам с рабством в Северо-Американских Соединенных Штатах и не так уж сильно отличавшееся от него… Перед отменой крепостного права в Российской империи насчитывалось двадцать три миллиона сто тысяч крепостных крестьян – 37 % от всего населения империи. Они составляли от 50 до 70 % населения в центральных губерниях России, в Белоруссии, Литве, Украине. В нечерноземных губерниях две трети населения были крепостными, в черноземной полосе – около половины всех крестьян, в Среднем Поволжье – треть. Их называли «крещеная собственность». Этих людей можно было не только передавать по наследству, но и продавать, дарить, закладывать, как имущество, в банке, подвергать любым наказаниям (правда, «без увечья»), лишать имущества по желанию помещика. Их проигрывали в карты. На ярмарках, аукционах, базарах распродавали за долги, как и все помещичье имущество. Так, одним из всероссийских центров торговли крепостными рабынями было село, ныне город, Иваново. Сюда их свозили со всей Российской империи, но наибольшим спросом на этой ярмарке пользовались украинки…

Стремясь «оптимизировать» свое хозяйство, помещик частенько по своему произволу подбирал невест для крестьянских парней. Мог перевести детей из одной семьи в другую, но мог и запретить замужество искусной ремесленнице, работавшей в его усадьбе. Объявления о продаже крепостных рабов печатали в газетах. Через запятую можно было увидеть рекламное описание рояля, собаки и рабыни-крестьянки с указанием ее возраста, а также всех прелестей и талантов. Правда, император Александр I запретил объявления о продаже людей. А еще раньше Екатерина II запретила использовать в официальных документах слово «раб». Слишком уж это портило имидж просвещенным реформаторам. Но запреты не страшны – слишком много было формулировок, позволяющих выразить то же самое другими словами…

Явления, которые сейчас называют словом «харассмент», процветали в имениях российских помещиков пышным цветом. Местные органы власти в губерниях неоднократно фиксировали многочисленные изнасилования крепостных девушек и крестьянских жен помещиками. Применялось «право первой ночи». Известны случаи создания дворянами целых гаремов из таких «любовниц поневоле»[30]30
  Повалишин А. Д. Рязанские помещики и их крепостные. Очерки из истории крепостного права в Рязанской губернии в XIX столетии. Рязань, 1903. С. 114, 117–118; Игнатович И. И. Помещичьи крестьяне накануне освобождения. М., 1910. С. 215–217.


[Закрыть]. В 1845–1857 годах широкую огласку получил судебный процесс помещика Страшинского, уличенного в педофилии. «Благородный дворянин» принуждал к половым отношениям девочек двенадцати – четырнадцати лет; две из них умерли. А некоторые помещики и даже помещицы пытались зарабатывать деньги, принуждая девушек отрабатывать оброк в публичных домах…[31]31
  Игнатович И. И. Помещичьи крестьяне накануне освобождения. С. 213–214, 217.


[Закрыть]

В регионах с более плодородными землями, «черноземами», крестьяне большую часть недели должны были отрабатывать барщину, что означало работу в хозяйстве помещика. В наиболее «страдные», удобные для работы времена года барщина могла продолжаться до пяти-шести дней в неделю. Император Павел I попытался сократить число барщинных дней до трех в неделю, но его указ откровенно игнорировали, трактуя как «рекомендательный». В первой половине XIX века среди помещиков начинает распространяться практика перевода крестьян на «месячину». Иными словами, лишенные земли крепостные вынуждены были все рабочее время проводить на земле помещика, превращаясь в обычных плантационных рабов. За это им полагался паек продовольствием, одеждой, обувью и домашней утварью[32]32
  Зайончковский П. А. Отмена крепостного права в России. М., 1968. С. 10–11, 16–17; Повалишин А. Д. Рязанские помещики и их крепостные. С. 101.


[Закрыть].

В «нечерноземных» губерниях, где земли были менее плодородны, а крестьяне зарабатывали кустарно-ремесленным производством или уходили на заработки в город, помещик, подобно пушкинскому Евгению Онегину, заменял «ярем» «барщины старинной оброком легким». Как правило… Правда, если он владел заводом, то мог заставить работать на нем крестьян по правилам той же «месячины».

Ну, легким оброк, как правило, не был. А если крепостной крестьянин занимался коммерцией, то и платил он больше – ведь надо же было барину жить в роскоши, закатывать балы и пиры, швыряться направо и налево деньгами в Париже, дабы содержать любовниц-француженок. О степени же «эффективности» помещичьего хозяйства свидетельствует один только факт: к 1859 году 65 % всех крепостных крестьян были заложены за долги помещиков в кредитных учреждениях.

Ну а если крестьянин, по мнению помещика, работал плохо, его могли сдать вне очереди в рекруты. А это означало двадцать пять лет военной службы и возвращение домой почти что стариком. Но и сама работа на барщине нередко сопровождалась применением пыток. Так, некоторые помещики, направляя крестьян на работу, надевали им на шею рогатки, чтобы они не могли прилечь для отдыха. Рогаткой тогда называли железный ошейник весом от двух до восьми килограммов с торчащими в стороны железными прутьями. Его запирали на замок. Уснуть с рогаткой было невозможно – прутья оставляли кровавые раны на шее и плечах. Бывали случаи, когда помещики, пытаясь принудить крестьян как можно быстрее закончить работу на господском поле, запрещали им пить воду, несмотря на жару. За малейший проступок крестьян подвергали беспощадной порке. Причем бить могли чем угодно: кнутом, плетьми, розгами, арапником, палками, шпицрутенами[33]33
  Зайончковский П. А. Отмена крепостного права в России. С. 18.


[Закрыть].

Но были наказания еще более жуткие, чем порка. Так, Польские, помещики из Рязанской губернии, наказали одну из крепостных девушек, приковав ее цепью к деревянной колоде, весившей около четырнадцати килограммов. В таком положении она просидела четыре недели, вынужденная прясть нити и питаться только хлебом и водой. Дворяне Рязанской губернии придумали и новое орудие пыток – деревянную «щекобитку». Херсонский помещик Карпов четыре года держал своих крестьян прикованными на цепи. Минская помещица Стоцкая использовала для пыток своих крепостных кипяток, раскаленное железо, кормление дохлыми пиявками. Она же надевала на лицо крепостным женщинам специальную узду под предлогом того, чтобы они не могли пить молоко во время доения коров[34]34
  Там же. С. 25–26; Повалишин А. Д. Рязанские помещики и их крепостные. С. 103–104, 110.


[Закрыть].

Обычным явлением считалась пытка голодом. Так, рязанская помещица Скобелкина наказала свою дворовую девушку за внебрачную сексуальную связь лишением еды на десять суток[35]35
  Повалишин А. Д. Рязанские помещики и их крепостные. С. 103–104.


[Закрыть]. Сюда же можно добавить и еще ряд особо «изысканных» методов пыток: подвешивание за ноги и руки на шесте, «уточка» (связывание рук и ног, а потом их продевание на шест), опаливание лучиной волос у женщин «около естества», «ставление на горячую сковороду», «набивание деревянных колодок на шею», сечение «солеными розгами» и «натирание солью» по сеченым местам…[36]36
  Нефедов С. А. О рабовладельческой сущности русского крепостничества // Известия Уральского государственного университета. Сер. 2. Гуманитарные науки. 2011. № 3 (93). С. 202–203.


[Закрыть]

Убийство крепостных тоже было довольно распространенным явлением. Историк Повалишин, изучавший жизнь крепостных крестьян Рязанской губернии 1810–1850-х годов, приводит такие случаи. Помещик Хомуцкий избил до смерти одну из дворовых девушек. Другой местный дворянин, Суханов, тяжко избил прикладом ружья и ногами двенадцатилетнего дворового мальчика за то, что на охоте он не заметил зайца. Через два дня ребенок умер. В 1844 году помещик Одинцов жестоко избил за потерю цыпленка семилетнюю девочку. Через несколько дней она умерла[37]37
  Повалишин А. Д. Рязанские помещики и их крепостные. С. 119, 130.


[Закрыть]. Детей, беременных женщин, стариков калечили и забивали насмерть… И таких случаев Повалишин приводит довольно много. А что же помещики? Чаще всего наказанием для них было предание церковному покаянию. В лучшем случае имение могло быть забрано в опеку местного дворянства. Но обычно какое-либо наказание следовало в случае вмешательства высокопоставленных чиновников, а то и членов императорской семьи, порой приходивших в ужас от того, что помещики вытворяли с живыми людьми. Помещики, обладавшие деньгами и властью над своими крепостными, имели шансы подкупить чиновников, задобрить или запугать свидетелей из своих крепостных, а то и вовсе отправить их в тюрьму. Даже насильник-педофил Страшинский, несмотря на «подтверждение этих фактов его крепостными трех деревень различных уездов, соседними крестьянами, самими потерпевшими и медицинским освидетельствованием», отделался легким испугом. Сенат, высший судебный орган империи, оставил его дело только «в подозрении»…[38]38
  Игнатович И. И. Помещичьи крестьяне накануне освобождения. С. 214.


[Закрыть]

Одной из наиболее одиозных личностей, соединившей все негативные черты помещика того времени, был князь Гагарин, владевший землям в Михайловском уезде Рязанской губернии. Занимая крестьян даже по праздникам работой на барском поле, он почти не оставлял им времени трудиться на своей земле. Частые избиения крестьян арапником, плетью, кнутом или палкой были для него обычным делом. Гагарин изнасиловал и принудил к роли своих гаремных наложниц семь крепостных девушек. Держал их взаперти и часто избивал из чувства ревности. В 1816 году ухаживавший за щенятами крепостной крестьянин Михаил Андреев, недоглядевший за щенком, был избит пьяным Гагариным, а затем в раздетом виде посажен на цепь на морозе. При этом конюхи по приказу князя все время избивали слугу арапниками. Затем Гагарин продолжил избиение, окончившееся убийством Андреева[39]39
  Повалишин А. Д. Рязанские помещики и их крепостные. С. 122.


[Закрыть]. А ведь Гагарины были родственниками Кропоткиных. Знал ли юный Петр эту историю?

Крестьяне фактически были лишены даже права жаловаться на своих помещиков. В 1767 году императрица Екатерина II ввела за любые подобные жалобы битье кнутом и отправку на каторжные работы[40]40
  Законодательство Екатерины II. В двух томах. Т. 2. М.: Юрид. лит., 2001. С. 159–160.


[Закрыть]. Согласно «Уложению о наказаниях» 1845 года (пункт 1909) за любую подачу жалобы на помещика полагалось пятьдесят ударов розгами[41]41
  Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. СПб., 1845. С. 736.


[Закрыть].

Очень красочное описание повседневности крепостного рабства оставили русские писатели XIX века. Они написали свою «Хижину дяди Тома» для русских Ивана и Марьи. Стоит только обратиться к таким произведениям, как «Путешествие из Петербурга в Москву» Александра Николаевича Радищева, «Дубровский» Александра Сергеевича Пушкина, «Пошехонская старина» Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина, «Записки охотника» Ивана Сергеевича Тургенева, «Сорока-воровка» и «Кто виноват?» Александра Ивановича Герцена, «Антон-Горемыка» Дмитрия Васильевича Григоровича, стихи и поэмы Николая Алексеевича Некрасова… Многие из этих книг прочитал и Кропоткин…

Да уж, перечитав эти книги и внимательно изучив факты, не устаешь удивляться, какими все-таки гуманными оказались русские крестьяне по отношению к своим бывшим хозяевам. Ведь не было в России массовой резни дворян бывшими крепостными и их потомками – ни в 1905-м, ни в 1917-м. Но волей-неволей начинаешь понимать причины массового погрома дворянских усадеб в годы русских революций начала ХХ века. Как только стало возможно, крестьяне безо всякого сожаления расстались с «Россией, которую мы потеряли». Той самой, где «вальсами Шуберта» и «хрустом французской булки» «упоительными вечерами» наслаждались совсем другие люди, в том числе и те, кто калечил, убивал, насиловал крестьянских сестер и матерей. Поэтому пожары дворянских усадеб для крестьян были всего лишь… праздничной иллюминацией.

И факт этой иллюминации, со всеми историческими реалиями, очень точно отметил гениальный русский поэт Александр Блок, имение которого потомки крепостных крестьян тоже разнесли вдребезги: «Почему гадят в любезных сердцу барских усадьбах? – Потому, что там насиловали и пороли девок: не у того барина, так у соседа. Почему валят столетние парки? – Потому, что сто лет под их развесистыми липами и кленами господа показывали свою власть: тыкали в нос нищему – мошной, а дураку – образованностью. Все – так. Я знаю, что говорю. Конем этого не объедешь. Замалчивать этого нет возможности; а все, однако, замалчивают. Я не сомневаюсь ни в чьем личном благородстве, ни в чьей личной скорби; но ведь за прошлое – отвечаем мы? Мы – звенья единой цепи. Или на нас не лежат грехи отцов? – Если этого не чувствуют все, то эти должны чувствовать "лучшие"…»[42]42
  Блок А. А. Интеллигенция и революция // http://az.lib.ru/b/blok_a_a/text_1918_intelligentzia_i_revolutzia.shtml [дата обращения: 7.04.2020 г.].


[Закрыть]

Но эти «лучшие» тоже были. Благодаря им появились «кающиеся дворяне», желавшие вернуть долг своих предков крестьянам. Среди них будет и Петр Кропоткин…

* * *

На всю жизнь Петр Кропоткин запомнил сцену из детства: отец распорядился дать крепостному Макару, дворовому слуге и настройщику инструментов домашнего оркестра, сто розог, чтобы проучить «хамово отродье». Маленький Петя, увидев наказанного, расплакался. «После обеда я выбегаю, нагоняю Макара в темном коридоре и хочу поцеловать его руку; но он вырывает ее и говорит не то с упреком, не то вопросительно:

– Оставь меня; небось, когда вырастешь, и ты такой же будешь?

– Нет, нет, никогда!»[43]43
  Кропоткин П. А. Записки революционера. С. 82–83.


[Закрыть] – воскликнул мальчик.

Вторым фактором, который, безусловно, оказал воздействие на формирование настроя и характера мальчика, были тяжелые отношения с отцом, «типичным николаевским офицером» и помещиком (хотя и не слишком жестоким с крестьянами), заядлым картежником, человеком авторитарным и консервативным. Настоящий барин, высокомерный со своими крепостными, он проявлял ревностную готовность услужить начальству. Так, в 1857 году разразился настоящий скандал. Стремясь угодить своему корпусному командиру, генералу от инфантерии Николаю Ивановичу Гартунгу, Алексей Петрович, выполняя его просьбу, перевел в разряд «неспособных» солдата, который служил у Гартунга управляющим. Отца Кропоткина обвинили в служебном злоупотреблении, ему удалось уладить дело лишь благодаря связям и хлопотам его второй жены. После этого он и сумел выйти в отставку в чине генерал-майора.

Первые годы отец мало занимался своими детьми, а когда те подросли и стали искать своих путей в жизни, столкновение характеров переросло в острейший конфликт. Судя по воспоминаниям, родитель воплощал в себе как раз то, чего повзрослевший Петр Алексеевич не переносил.

А вторая жена отца, Елизавета Марковна, дочь адмирала Черноморского флота Карандино, отнюдь не способствовала взаимопониманию между отцом и детьми от его предыдущего брака. Овдовевший сорокатрехлетний Алексей Петрович женился на ней, когда Петру было шесть лет. Мачеха удалила из нового дома все, что могло напоминать о ее предшественнице, и порвала связи с ее родней. Формально она проявляла к детям положенное отношение, но на самом деле их не любила и настраивала отца против них. Когда Александр и Петр подросли и учились в Петербурге, княгиня перехватывала у слуг и вскрывала их письма, жаловалась мужу на вольнодумство юношей, возмущалась их интересами и религиозными исканиями и настаивала на том, чтобы они избегали общения со старшей сестрой Еленой и ее мужем, чиновником Военного министерства, Николаем Павловичем Кравченко, так как в их доме «много говорят вольного»[44]44
  Кропоткины П. и А. Переписка. Т. 1. 1857–1862. М.; Л., 1932. С. 41.


[Закрыть]. Пасынки платили жене отца стойкой неприязнью: в переписке между собой они называли ее «не любезной, а проклятой мачехой», «подлой бабой», «дрянью» и «пугачихой»[45]45
  Кропоткины П. и А. Переписка. Т. 1. С. 40, 41, 66.


[Закрыть]. Ну а Елена в этой ситуации стала альтернативным образом идеальной женщины, противостоявшей мачехе. Петр боготворил Елену, как вспоминала позднее ее дочь, Екатерина Половцова, «считал ее совершеннейшей женщиной». Более того – идеалом женщины. Однажды он даже произнес: «Если бы ты не была моей сестрой, Ленок, то я был бы влюблен в тебя как в женщину»[46]46
  Половцова Е. А. «Апостол правды и братства людей». Воспоминания о П. А. Кропоткине // Московский архив. Историко-краеведческий альманах. Вып. 4. М., 2006. С. 64.


[Закрыть].

Чтение «подлой бабой» их писем – одна из наиболее частых тем в переписке между Александром и Петром Кропоткиными в то время, когда младший из них учился в Пажеском корпусе… Эта ситуация заставляет братьев хитрить, осторожнее выражать свои мысли, использовать для переписки адреса третьих лиц. Например, упомянутого Николая Кравченко. В общем, если революционером Петя Кропоткин еще не был, то навыки конспирации и подпольной борьбы он усвоил уже в пятнадцатилетнем возрасте. Так, братья использовали для переписки специальный трафарет. Прикладываешь его на текст – и сразу выделены нужные слова. Складываешь их во фразы, предложения и понимаешь, о чем хотели сказать. Этот способ переписки братья пытались использовать и в начале 1860-х годов, во время службы Петра в Сибири[47]47
  Кропоткины П. и А. Переписка. Т. 1. 1857–1862. С. 67–68; См. также примечание 4 А. В. Бирюкова к: Кропоткин П. А. Письмо к Кропоткину А. А. 25 августа 1862 г. // http://oldcancer.narod.ru/Nonfiction/PAK-Letters86.htm#y1862 [дата обращения: 5.01.2020 г.].


[Закрыть], когда тот писал откровенно о начальстве.

Одно из своих литературных произведений, написанных в пятнадцатилетнем возрасте, Петр назовет «Воспоминания о детстве, или Скрытая жизнь»[48]48
  Кропоткины П. и А. Переписка. Т. 1. С. 42.


[Закрыть]! Случайно ли это? Вряд ли… Ощущение «скрытой жизни» прослеживается не только в переписке братьев, но и в отношениях с отцом. Петр в большей мере проявляет скрытность и неоднократно предлагает Александру осторожную и тонкую стратегию сопротивления родителям, не лишенную манипулятивных моментов. Покаяться, сделать шаги к примирению с отцом, быть вежливым и дипломатичным в общении с ним. Но при этом он советует брату сохранять чувство собственного достоинства, а при попытке отца распускать руки – давать сдачи. Главное – иметь деньги для учебы, окончить корпус и получить офицерское звание. А дальше? А дальше – свободная жизнь взрослого человека, независимого от родителей…

В то же время на каникулах во время учебы в Пажеском корпусе Петя уже использует открытые формы борьбы. Он дискутирует с мачехой о целесообразности тех или иных правил поведения дома. Или же ведет с отцом вежливый спор о поведении брата Саши, пытаясь смягчить отцовскую ненависть. Это первые уроки политической гибкости в его жизни. Обо всех этих разговорах Петр тут же сообщает Александру Кропоткину. Петр Кропоткин даже планировал прочитать отцу и мачехе рецензию, которую Николай Алексеевич Добролюбов, литературный критик, пропагандист социалистических идей, друг Николая Гавриловича Чернышевского, написал на книгу Николая Ивановича Пирогова «Вопросы жизни»[49]49
  Кропоткины П. и А. Переписка. Т. 1. С. 99.


[Закрыть]. Пирогов, всемирно известный хирург, впервые применивший наркоз при операциях в полевых условиях, отважно работавший в Севастополе, осажденном в 1854–1856 годах англичанами, французами и турками, в конце 1850-х годов решил откровенно высказаться о проблемах воспитания. Сама эпоха Великих реформ, ставшая и временем великих ожиданий, очень располагала к этому. Хирург протестовал против произвола родителей, безгранично распоряжающихся жизнью детей, ругал современную школу за отсутствие связи с запросами современного общества. А главное, призывал родителей и педагогов воспитывать детей высоконравственными личностями, готовыми посвятить жизнь служению общественному благу. Нетрудно представить, чем бы закончились «пироговские чтения» в семействе Кропоткиных. Но ни самой акции протеста, ни репрессий за нее не последовало. Политическая гибкость и конспиративность снова восторжествовали.

Итак, почти классическая семейная мизансцена: рано умершая обожаемая мать, холодный и суровый отец и нелюбящая мачеха. В такой атмосфере может вырасти испорченный и озлобленный человек с исковерканным характером. А может – бунтарь, которому тесно в давящих рамках семьи и который стремится в большой и широкий окружающий мир, не боясь конфликта со своим окружением и своей средой. Случилось второе.