Текст книги "Прикольная история"

Дмитрий Щеглов
Прикольная история

Глава I. Ставки сделаны

К деду с бабкой на все лето в старинный русский городок Киржач на этот раз я приехал один. В Москве мать меня проводила до автовокзала, посадила в автобус и не отходила от окна до тех пор, пока автобус не тронулся, да еще наказала водителю приглядывать за мной. Я закончил шестой класс, вытянулся за последний год, немного подкачался и смотрелся старше своего возраста.

– Да он уже большой, вон какой вымахал, с меня ростом. Довезу, не беспокойтесь, – успокоил мать водитель.

Дорогу автобус покрыл за три с небольшим часа, и в десять часов я был уже на центральной площади городка. Здесь и начались мои приключения. У дома культуры стояла небольшая группа ребят и смотрела, как играют в настольный теннис. Я подошел к ним. Одним из играющих был мой приятель Данила. Я не видел его с прошлого года. Он еще больше потолстел, но подобно ртути был стремителен и подвижен. Противником его был высокий, долговязый парень лет восемнадцати-двадцати, чем-то смахивающий на цаплю или журавля.

Класс игры у Данилы был ничуть не ниже, чем у соперника. Видно было, что уж очень хочется ему выиграть, но суетился он напрасно: Данила каждый раз попадался на одну и ту же уловку – сильно закрученную подачу – и проигрывал ее.

– Кто это? – толкнул я мальчишку, стоявшего недалеко от стола, и показал на долговязого парня.

– Фитиль! Местная шпана. На деньги играют. Ставка сто рублей, – зашептал мальчишка в ответ и зло сплюнул, – зря он с ним связался, у Фитиля никто выиграть не может.

Данила ошибся еще несколько раз и проиграл партию. Положив на край стола смятую сторублевку, он подошел ко мне. Мы поздоровались.

– Когда приехал?

– Сегодня.

– На все лето?

– Ага.

В это время Фитиль, увидев новую жертву, окинул меня оценивающим взглядом снизу доверху, от новых кроссовок до фирменной футболки с рекламой «Спартака», и предложил:

– Может, партийку сыграем?

Я неопределенно пожал плечами.

– Только я играю на интерес, – уточнил Фитиль, – ставка сто рублей.

Я вытащил из кармана купюру пятьсот рублей, ту, что дала мне мать на карманные расходы на все лето. Показывая, что мельче нет, и желая отказаться от игры, я сказал:

– Мелких нету.

У Фитиля алчно загорелись глаза. Он, не отрываясь, смотрел на деньги.

– Идет! – Фитиль сделал вид, что не понял меня и, отслюнив пять сторублевок, помахал ими в воздухе.

– Да ну его, – потянул меня за рукав Данила, – не играй, все равно проиграешь.

Я закинул за спину рюкзак и отрицательно покрутил головой.

– Как-нибудь в другой раз.

– Что, испугался? – подначил он меня.

– Кто, я? – и я остановился.

Мальчишки притихли, с сожалением глядя на меня как на очередную жертву. Данила тянул меня за рукав.

– Что ты его тянешь, – прикрикнул Фитиль на Данилу, – может, человек сыграть хочет.

– Подержи, Данила, – и я передал приятелю рюкзак.

Взяв в руки ракетку, я встал к столу.

– Разыграем подачу? – спросил я.

Фитиль бросил теннисный шарик на стол, я неловко его отбил, и подача перешла к нему. Фитиль стал подавать. Первая подача была прямой и сильной в левый угол стола, но чуть-чуть высоковатой. Не сходя с места, я ее сильно отбил Фитилю тоже под левую руку. Расслабленный выигрышем, Фитиль не был готов к приему и прозевал ответный удар. Счет стал один – ноль в мою пользу. Вторая подача была его коронной. На ее приеме и проиграл Данила. Фитиль сильно закрутил: шарик, сделав два подскока по причудливой кривой, готов был второй раз приземлиться на моей половине, но я, почти лежа на столе, успел дотянуться до него и, хоть задел ракеткой стол, все же успел нанести ответный удар. Шарик, зацепив сетку, на мгновение остановился на верхней ее кромке, немного подумал, куда ему падать, и, правильно выбрав сторону моего противника, соскользнул по сетке вниз.

Счет стал два – ноль в мою пользу. Мальчишки придвинулись ближе к столу.

– Новичкам везет, – небрежно бросил Фитиль.

– Кому повезет – у того и петух снесет.

Данила и тот мальчишка, с которым я разговаривал, злорадно засмеялись. Я почувствовал, что симпатии ребят, окружающих игровой стол, на моей стороне.

– Ах ты остряк-самоучка! Ну, держись, москвич!

Фитиль, видимо, посчитал проигранное второе очко за случайность и снова сильно подал в тот же левый угол. Шарик попал в край стола. Он не ожидал, что я возьму этот трудный мяч, и не был готов к приему. Третье очко было снова моё. Мальчишки зашушукались. На лице Фитиля отразилось недоумение. Как же так, я даже ракетку держал неправильно, по-китайски, как ручку или карандаш, и выиграл три очка. Не мог же Фитиль знать, что я в спортивном зале нашей школы целый год выступал спарринг-партнером учителя физкультуры. Он меня учил не только играть, но и преподал азы психологии противника. Фитиль по его квалификации попадал в группу самоуверенных и неумных противников. С такими надо играть не в полную силу, а очко в очко, и только в конце партии, создав небольшой перевес, надо выигрывать с минимальным преимуществом, оставляя кое-что на следующую партию. Две следующие подачи я бездарно отбил и дал ему возможность выиграть два очка. Фитиль посчитал меня слабым игроком, самоуверенно улыбался и стал принимать мои подачи. Все пять подач я несильно, без закрутки, как форменный «чайник», подал в центр стола. Аккуратно отбиваясь, я выиграл еще три из пяти очков. Фитиль играл небрежно, решив, что я действительно «чайник». Впереди была почти вся партия, и он на своей подаче собирался выйти вперед. На его лице это читалось без всяких очков. А счет был шесть – четыре в мою пользу. Чтобы Фитиль до конца поверил, что имеет дело со слабым противником, я даже высунул кончик языка и все время подпрыгивал на месте, изображая излишнюю готовность к приему подачи. Меняя углы атаки, Фитиль подавал хитрыми кручеными или сильными ударами – он явно собирался выиграть все пять мячей. Три первых подачи я пропустил нарочно, а две, изображая неимоверную старательность и неловкость, все-таки отбил. Счет стал восемь – семь в мою пользу. Ни Фитиль, ни Данила, ни мальчишки не догадывались, что я играю классно и вожу противника за нос. Данила весь испереживался. Я собрался подавать, и тут Данила громко предложил:

– Может, не надо на деньги играть, Макс? Может, закончите?

– Отвали, пацан, видишь, человек выигрывает, – замахнулся ракеткой на Данилу Фитиль.

«Ну, погоди, пижон, – подумал я, – еще не вечер, долго будет тебе икаться эта партия».

Из следующих пяти подач две я подал в сетку, проиграв два очка, а из оставшихся трех две тоже достались Фитилю. Счет стал одиннадцать – девять в пользу моего противника. Фитиль расцвел, принял вальяжную позу, посчитав, что дело сделано, и небрежно подал чуть ли не под облака. Простить ему такое не мог даже начинающий игрок. Мой удар был разящим, не берущимся. Разрыв в счете сократился до одиннадцати – десяти пользу Фитиля. Но больше таких непростительных ошибок Фитиль не допускал. Я мог бы оставшуюся часть партии выиграть у него с разгромным счетом, но не стал этого делать, а довел ее в таком же рваном темпе до конца. Подачи мои были просты и наивны. Фитиль не играл со мной, а забавлялся и не очень следил за счетом. А счет с небольшим отрывом был все время в его пользу. Тринадцать – двенадцать. Затем шестнадцать – четырнадцать. И наконец девятнадцать – шестнадцать. Осталось выиграть два очка – и партия его. На тех прямых и высоких подачах в центр стола, к которым я его приучил, выиграть Фитилю оставшиеся два очка не составляло никакого труда. Фитиль счастливо улыбался. Его зеленые наглые глаза победно оглядывали мальчишек. Подача перешла ко мне. Но перед тем как подать, я демонстративно вытащил пятисотрублевую купюру из нагрудного кармана рубашки и переложил ее поглубже в карман джинсов. Фитиль заметил это движение и, ехидно улыбнувшись, сказал:

– Зря так далеко прячешь, сейчас петух снесется.

– А как же, снесется, – ответил я и съязвил: – готов к приему акушер?

– Готов, готов. Подавай.

Данила отвернулся, он считал, что моя песенка спета, да и мальчишки потеряли интерес к концовке партии и о чем-то разговаривали. Фитиль, пренебрежительно сунув руку в карман брюк, ждал медленной и аккуратной подачи в центр стола. Когда и как я из-под руки подал теннисный шар, он не успел заметить и поздно среагировал. Разрыв сократился. Счет стал девятнадцать – семнадцать в его пользу. Следующую подачу я сильно послал ему под левую руку, это была его слабая сторона. Хотя он и дотянулся до шарика, но отбил его в сетку. Возникшее подозрение согнало у него улыбку с лица.

– Разница в одно очко, – громко отчеканил я. И тут же, быстро, чтобы Фитиль не успел переварить два проигранных очка, сильно подал в правый угол. Фитиль подачу принял, но дал свечу. Шарик подскочил и завис в метре над столом. Я всадил шар в «половину поля противника» с такой силой, что он пролетел потом еще метров двадцать.

– Девятнадцать – девятнадцать, – объявил я счет и посмотрел на Данилу. Мне показалось, что он шепчет молитву. Мальчишки тоже притихли и, сгрудившись в кучу, напряженно ожидали развязки. Фитиль вдруг заволновался: то ли денег ему стало жалко, то ли не хотел проигрывать при мальчишках. А толпа пацанов, ежедневно обыгрываемых им, молчаливо болела за меня, и он это знал. Фитиль отошел подальше от края стола, приготовившись всерьез принять мою подачу. Но отошел он слишком далеко. Я первый раз за всю партию закрутил шар, да так удачно, что он, ударившись у самой сетки на его половине стола, собрался перескочить обратно ко мне. Стараясь до него дотянуться, Фитиль поскользнулся и грохнулся на стол.

– Двадцать – девятнадцать, – даже не улыбнувшись, хладнокровно объявил я. – Не разбился? – посочувствовал я Фитилю.

Послышались сдержанные смешки. Громче смеяться ребята, видно, не смели.

– Подавай, – зло сказал Фитиль. А счет для него стал не только скользким, но угрожающим. Я твердо посмотрел Фитилю в глаза и спросил:

– Готов к приему?

– Готов.

Данилу колотил озноб. Незнакомые мальчишки тоже притихли, надеясь на чудо. Фитиль пригнулся, готовясь принять подачу. Он думал, что подача будет или сильная и прямая в один из углов, или крученая, но я подал шарик прямо по центру. Пятая, отшлифованная долгими тренировками подача была последней в этой партии. Сильно посланный шарик попал Фитилю в ракетку и, отскочив под сеткой, перекатился на мою сторону.

– Фу! – выдохнул Данила, облизывая пересохшие губы.

– Партия! – сказал я, кладя на стол ракетку, и протянул руку. – Давай деньги, петух снесся.

Фитиль вытащил из кармана отдельно положенные пять сторублевок и нехотя протянул мне одну из них.

– А еще четыреста? – задохнулся я от такой наглости. Хотя я тоже хорош: нет чтобы отдать деньги на хранение мальчишкам – как лопух, попался на дешевый трюк.

– Мы играли партию сто рублей, – ухмыляясь, навис надо мною Фитиль.

– Он всегда жулит, пойдем, не связывайся с ним, – протягивал мне рюкзак Данила. Я понял, что Фитиль нагло обманул меня, причем мне еще «повезло»: ведь если бы проиграл я, то он стребовал бы все пятьсот рублей.

– А ну, гони остальные, мы так не договаривались!

Фитиль внимательно посмотрел на меня: похоже, в таком тоне никто из местных ребят не смел катить на него бочку.

– Что?

– Дед Пихто, деньги отдавай, – сказал я твердо.

Фитиль, протянув свою длинную, как грабли руку, схватил меня за воротник и несильно толкнул.

– Пошел вон, пока я не разозлился!

Слезы готовы были закипеть у меня на глазах, мне было стыдно перед мальчишками и Данилой, что меня так легко провели. Я попер на Фитиля и тут же получил затрещину в ухо. Руки у него и правда были длинные. Думая, что на этом я остановлюсь, он схватил меня за шиворот и держал на вытянутой руке.

– Ну как, успокоился? – спросил он и вдруг с силой сдавил мне шею.

Я собрался с духом и, не очень хорошо видя, куда бью, резко ударил его ногой в пах. Фитиль согнулся пополам и отпустил мою шею. Такого поворота событий никто не ожидал. Жульничество Фитиля всегда сходило ему с рук. Мальчишки стояли, разинув рты.

– Бежим! – крикнул Данила.

Но от такого длинноногого разве убежишь, вмиг догонит.

«В крайнем случае сегодня же вернусь в Москву», – мелькнула у меня мысль. И я, не теряя ни секунды, схватил Фитиля за руку и заломил назад указательный палец, да так, что этот жулик вмиг забыл о прежней боли. Однако свободной рукой он успел, сбив кепку, схватить меня за куцый чубчик. Я еще сильнее выгнул ему палец. На глазах у Фитиля выступили слезы, и он отпустил мои волосы. Упав на колени, он завизжал:

– Отдам… отдам… только пусти, козел!

– Кто козел? – не отпускал я палец.

Скрючившись в три погибели и встав на колени, он свободной рукой полез в карман, вытаскивая деньги.

– На-а-а! – заорал он.

Я взял причитающиеся мне четыре сотни и, отпустив палец, отскочил от него. Фитиль приходил в себя от болевого шока. Он встал с колен. На глазах у него блестели слезы. Мальчишки со страхом смотрели на меня. Никто никогда на их глазах так не унижал Фитиля. Взяв у Данилы протянутый мне рюкзак, боковым зрением я увидел, как Фитиль бросился на меня сзади. Я не побежал, а чуть присев подался назад. Фитиль ожидал другой реакции и повис у меня на спине. Я поймал его руку, резко привстал и, как волк барана, перебросил его через плечо. Фитиль, кувыркнувшись в воздухе, приземлился мягким местом. Послышался шлепок и нечленораздельное мычание. Пока он сидел на асфальте и приходил в себя, я вытащил из рюкзака бинокль и, раскрутив его за ремешок как пращу, пригрозил:

– Подойдешь – пожалеешь!

Это ли его успокоило, или он очень сильно ударился, но когда он встал, посыпались только угрозы:

– Мы с тобой еще встретимся, сопляк!

Я промолчал. Пусть последнее слово останется за Фитилем. Бог с ним. Когда вдвоем с Данилой мы отошли подальше, я вытащил из кармана сто рублей и отдал их приятелю.

– На и больше никогда не играй на деньги.

– А сам?

– А я не играл, я делал вид, что играю.

Никакого удовольствия от выигрыша у меня не было. Я понимал, что унизил Фитиля и тем нажил себе на все лето смертельного врага. Надо было подумать, как не попасться ему на глаза в темном переулке.

– А кто он? – спросил я Данилу.

– Шестерка. Нашел с кем связываться, – бубнил всю дорогу Данила, – он же хулиган. Не работает. Недавно пятнадцать суток отсидел. Держись от него подальше. Он тебе этого не простит. Давай от дома никуда отходить не будем, – нашел выход Данила.

– Я согласен.

Глава II. Где находится Пиккадилли?

Через город мы пошли пешком. Я сегодня первый раз надел новые кроссовки, джинсы на мне сидели как влитые, но не это распирало гордостью мою грудь и толкало в ноющий затылок. Я хотел похвастаться биноклем перед Данилой. Парень, который продавал его на Измайловском рынке, утверждал, что в него можно видеть даже в сумерках, а по ширине захвата он не имеет себе равных. «Лучшие в мире бинокли, – рекламировал он, – наши. Ни один «Цейс» рядом с ними не стоял». И я с ним был полностью согласен. Я три месяца копил на этот бинокль деньги, может быть, поэтому он мне был так дорог.

– Глянь, что у меня есть, – не вытерпел я и вновь вытащил свое сокровище из рюкзака. На ходу смотреть в бинокль было неудобно, Данила вертел его и так и эдак и наконец предложил:

– Давай залезем на ваш чердак и оттуда, как с башни, будем глядеть.

– Не как с башни, а как с капитанского мостика, – поправил его я, – я буду капитан, а ты – шкипер.

– А разве это не одно и то же?

– Не-е-е – неуверенно ответил я.

– Лучше я буду дозорным, смотреть в бинокль и докладывать тебе, что вижу впереди.

Такой расклад мне не понравился.

– А я что буду делать?

– Ты будешь командовать, в какую сторону мне смотреть.

– Нет, лучше ты, Данила, будешь штурманом. Я буду тебе докладывать, что вижу впереди, а ты – наносить на карту.

Теперь Данилу не устроил такой вариант, и он предложил компромиссное решение:

– По очереди будем смотреть. И разыграем на спичках, кому первому, согласен?

– Ладно, – великодушно согласился я.

Мы вышли на Приозерную улицу, подковой опоясывающую искусственное озеро. Раньше, еще до войны, там протекала небольшая речка-ручеек, весной, говорят, заливала всю пойму, а в особенно снежные годы в весенний разлив талая вода подступала к домам, лепившимся на крутом косогоре. Потом построили плотину и, перегородив речку, наполнили водоем, получилось приличное озеро.

Многие дома, как и раньше в половодье, оказались в нескольких метрах от воды, можно было прямо с веранды ловить рыбу. У деда дом стоял чуть выше, на горке, но огород тоже упирался забором в берег. Мы иногда на спор прыгали с забора в озеро.

На этой же улице жил и Данила. А главное, тут стоял еще один дом, который интересовал меня больше всего. В нем жила Настя. Всю дорогу в автобусе я ехал и мечтал с ней встретиться. Я даже сделал модную прическу, неясно только, что от нее осталось после стычки с Фитилем. Я снял кепку и пригладил чубчик. Так с кепкой в одной руке я и подошел к Настиному дому. Когда мы поравнялись с калиткой, из-за забора раздался насмешливый голос:

– Ой, куда мы так спешим, расскажи-ка нам, Максим?

Нельзя было ударить в грязь лицом перед Данилой, и я тут же, как на КВНе, не раздумывая, ответил:

– Я не к вам, мадам, на все лето поспешам.

Лучше бы я промолчал. Правильно говорят: спешка хороша только при ловле блох. Теперь у Насти есть предлог поиздеваться надо мною, что она тут же и не преминула сделать:

– Тебя, наверно, на лето, по русскому языку оставили на переэкзаменовку?

Настя показалась в проеме калитки. На ней, как на невесте, было праздничное белое платье. Я покраснел и восхищенно смотрел на нее. В прошлом году она такой красивой не была, бегала все лето в ситцевом сарафане. Настя счастливо улыбалась, довольная произведенным впечатлением, и вконец добила меня:

– Что за прическа у тебя? По краям уши, посередине чубчик.

Уши и правда у меня торчали не как у всех, как-то по ослиному, вызывающе длинно, а тут еще эта короткая стрижка.

Испортил всю обедню Насте и выручил меня Данила:

– Ты чего так вырядилась, дура? – напал он на нее. – День рождения у тебя, что ли?

– Не твое дело, дурак!

– Это она для тебя так старается, – засмеялся Данила и попытался схватить Настю за подол. – О… о… Платье-то моль побила.

– В глаз сейчас получишь, жиртрест ненасытный.

Настя покраснела и перестала улыбаться. Данила вконец испортил ей настроение.

– Ладно, пока. Увидимся позже, – помахал я ей рукой. Не мог же при Даниле я ей рассказать, что целый год ждал от нее письма, но так и не дождался.

Мы пошли дальше. Настя оглядывала со всех сторон платье и, ничего не найдя, прокричала нам вслед:

– Врун несчастный!

Бабушка с дедом встречали меня во дворе. Бабушка обняла и поцеловала, а дед гудел:

– Подрос. Подрос. Возмужал!

– Пригожий стал, как ангелочек, – подпевала бабка, – вот только подкормить надо, – и сразу, как только я скинул рюкзак, повела меня в беседку, где был накрыт стол.

– Приглашай приятеля, – сказал дед.

Данила не стал ломаться и занял место за столом.

– А руки мыть?

Мы с Данилой сполоснули руки и принялись за еду.

– А мы начали беспокоиться, автобус должен был давно прийти, еще полчаса назад. Мы с дедом думаем, может, он сломался по дороге или что случилось. А тут и вы подошли. Как доехали, без происшествий? – тараторила бабушка, никому не давая вставить слово.

– Ага, – буркнул я в ответ.

– Борща подлить? – спросил дед.

Я отказался, а Данила протянул за добавкой тарелку. Дед налил ее до краев.

– Сейчас подам второе, а вы пока на салатик налегайте, налегайте. Все свое, без нитратов, на навозе взращенное, – от души потчевала нас бабушка.

– Учись Максим, как надо есть. Молодец, Данила, – похвалил приятеля дед.

Данила действительно за столом выглядел добрым молодцем. Он съел и вторую тарелку борща. Благодаря его богатырским усилиям опустела и большая салатница. Бабушка подала картошку с мясом. Я нехотя ковырялся в ней, а Данила растягивал удовольствие, смакуя каждый кусок.

– Ешьте, ешьте, еще вареники будут, – крутилась осой вокруг стола бабушка.

Когда Данила услышал про вареники, он тут же моментально доел мясо и, как верный пес на хозяина, любовно глядел на бабушку. Бабушка снова убежала на кухню.

– Как школу закончил? – спросил дед. – На второй год не оставили?

– Всего с одной тройкой, – ответил я.

– Мать не болеет?

– Нет.

– Ну, и слава богу, лишь бы войны не было, – подошла с большой миской вареников бабушка.

– Берите сметану, вареники без сметаны – не вареники, – нахваливал поданное блюдо дед.

Данилу не надо было уговаривать. Он, казалось, опаздывал на поезд, вареники у него во рту исчезали с невероятной скоростью. Я думаю, они просто соскальзывали в желудок, как рыба у пеликана. Если бы Данила встал и еще утряс съеденное, интересно, сколько бы в него влезло?

– Есть еще свежий творожок? Будете? – предлагала бабушка.

– Куда ты со своим творогом лезешь, пусть едят, что есть на столе, – остудил ее рвение дед.

– Может, кашки еще с изюмом? – бабка стояла у меня над головой.

– Нет! Все! Больше не лезет, – отвалился я от стола.

Данила с сожалением вздохнул.

– А может, Данила будет?

Данила благодарно посмотрел на бабушку.

– Сидите, сидите, отдыхайте, сейчас принесу.

Наконец Данила доел принесенную пшенную кашу с изюмом и сказал:

– Спасибо.

– А чаек, чайку с медком выпейте, мед свой, натуральный, цветочный. Куда спешите, посидите, поговорим, – частила бабушка.

– Нужна была ты им, старая, со своими разговорами, у них свои дела, – дед принял нашу сторону.

Мы вылезли из-за стола.

– А вот вчера приходила Настя, спрашивала, когда ты приедешь, так пять стаканов чая выпила, – не унималась бабушка.

– И не лопнула? – засмеялся дед.

Я скорей потащил Данилу из-за стола, пока бабка со своим языком не ляпнула еще что-нибудь. Данила выглядел довольным и умиротворенным.

– Мы пойдем погуляем, – сказал я деду с бабушкой, и мы вышли на улицу.

– Только недолго.

– Хорошо.

Мы вышли за калитку.

– Хорошая у тебя бабка, вкусно кормит, так можно все лето жить, – погладил себя по богатырскому животу Данила. – Сильный обед дала.

Издалека помахала нам рукой Настя.

– Давай и ее захватим, – предложил я Даниле.

– Да ну ее, в школе надоела, сроду не даст списать, а теперь в друзья набивается.

Но Настя и без нашего приглашения уже приближалась к нам. Она успела переодеться. На ней была майка и лосины в обтяжку, последний писк моды. Сейчас так пол-Москвы ходило.

– Ты что, на панталоны платье сверху забыла одеть? – ехидно спросил ее Данила.

– Дурак, много ты в моде понимаешь?

– Не меньше тебя. Так девицы в Париже на Пиккадилли одеваются.

– А ты что, был в Париже? – не унималась Настя.

– Был – не был, но знаю. На панталоны надо надевать платье. Учителя так ведь не ходят?

– Во-первых, Пиккадилли не в Париже, а в Риме.

– Скажи еще, что Бродвей в Стамбуле, – перебил ее Данила.

– Пиккадилли не в Риме, а в Лондоне, – наконец и я показал свои знания по географии и тем положил конец никчемному спору.

Проулком мы вышли на берег озера. Дворы заборами нависали над водой. Между заборами и озером, по обрыву, вилась неприметная тропинка, протоптанная рыбаками да нами, мальчишками. Почти за каждым двором у берега были устроены мостки. Кое у кого к ним были примкнуты лодки-плоскодонки. Но рыбаки здесь, на мостках, не сидели. Сидели дальше, справа, на плотине. Выше и левее был пляж. Какое-то время мы шли молча, Настя впереди, мы сзади. Тропинка вилась по берегу, повторяя изгибы озера.

– Что мы ходим тут, как придурки, озера не видели что ли? Пошли в бинокль смотреть, – предложил Данила.

– У тебя есть бинокль? – спросила Настя. – И молчишь?

– Он его специально привез, за тобой подглядывать, – съязвил Данила и, довольный своей шуткой, расхохотался.

– Свинья! Ты все хочешь испоганить, – возмутилась Настя.

– Чем же я бинокль испоганил? – и снова захохотал. – Пиккадилли в Риме. Отличница туфтовая.

Данила все-таки допек Настю и, только получив хорошего тумака, наконец успокоился.