Текст книги "Мир! Дружба! Жвачка! Последнее лето детства"

Пожилой патологоанатом в белом халате и медицинской шапочке заваривал растворимый кофе. Привычный к подобным случаям, он взглянул на визитеров и спокойно опустил подстаканник на стол.

– Ну и че стоим? – Он указал на свободный секционный стол. – Давайте, ложите его сюда. Ногами к дверям.

Илью взгромоздили на стол, доктор задрал незваному пациенту футболку.

– Тихо, – обратился он ко всем и приступил к осмотру.

Рана была красная, чуть припухла. По краям виднелись два разрыва. Поковыряв ее, патологоанатом достал из халата бутылку коньяка, плеснул в стакан и объявил: – Ну, к нам еще рано. Приходите через пару дней, когда его перитонит добьет.

– В смысле – через пару дней? – всполошилась Женя. – Щас-то нам че делать?

– Расслабьтесь, девушка. – Врачеватель отложил пинцет. – Пустяковая царапина. Давайте его зеленкой обольем. – Он развернулся и отправился за аптечкой – в холодильной камере препаратов для живых почти не водилось.

У дверей снова взглянул на Илью, а после иронично – по-доброму – добавил:

– Лежи здесь. И никуда не убегай.

Федор с двумя ватными валиками в носу сидел за столом на кухне. Впервые он отобрал у жены сигарету для того, чтобы выкурить ее самому.

Надежда у раковины отмывала в дуршлаге красную икру.

– Федь, ты знаешь, хоть какая-то польза от погрома. Столько банок икры разбили. – Она встряхнула дуршлаг и подошла к столу.

На тарелке лежали бутерброды с маслом. Надежда бережно разложила икру на каждый и пододвинула угощение к Федору.

– Ты ешь. Давай.

Федор выпустил дым и поднял взгляд на жену:

– А ты? Не хочешь?

– Ты что? – Она вернулась к раковине. – Это для тебя. Мой герой. Кушай. Я тут все-все отмыла.

В дверь позвонили.

– Федь, подожди! – засуетилась Надежда и положила руки на плечи мужу. – Ты сиди, сиди. Я открою.

В дверях стоял Виталик. На скуле вздулся фиолетово-зеленый фингал, но вид у него был, как обычно, радостный.

– Ну че, Надюха, мир?

– Мир.

Виталик ввалился на кухню и поприветствовал Федора:

– О! Стихоплюй!.. А че так накурено-то? – Он распахнул форточку и сунул руку в карман. – Короче, Надюх, ты тут это, просила. На… вот.

На стол легла пачка стодолларовых купюр, Надежда взяла пачку и пересчитала.

– От нашего стола к вашему, – ухмыльнулся Виталик. – Заработаешь – отдашь. – Он плюхнулся за стол и ухватил бутерброд с икрой.

Федор успел только возмущенно открыть рот.

Надежда поддерживающе положила руку мужу на плечо.

– Слышь, мы ведь вместе, да? Заработаем? И обязательно…

– Да, мы заработаем вместе, – поддакнул Федор. – Спасибо вам, Виталий.

– Спасибо, правда. Ты очень выручил. Чай будешь?

– Чай? – Виталик потер ладони. – Грех отказываться с хорошими-то людьми посидеть! – Он взял ложку и сгреб икру со второго бутерброда. – У Семена магнитофонов польских на полтыщи зеленых покоцали. А мне просто пару труселей пришлось выкинуть. Одни – свои! – Виталик засунул бутерброд в рот и откусил, причем несколько икринок упали на скатерть.

Надежда рассмеялась. Федор взглянул на последний бутерброд и почувствовал себя лишним.

– Икорка ничего? – поинтересовался он.

Надежда налила Виталику чай.

Мужчина причмокнул.

– Да так. Вот в Праге икра, Надюха, – мое почтение. С кулак прям!

– Обалдеть, да, Федь? – Надежда придвинула чашку к Виталику и поставила чайник к раковине.

Виталик отхлебнул чай и продолжил.

Говорил он с Надеждой, будто умышленно не замечая Федора.

– Кстати, случай смешнючий был. Зашел я в казино – схватить, так сказать, удачу за вымя…

– Надь, а мне чай? – скромно попросил Федор.

Надежда взяла вторую чашку и присела к столу.

– Феденька, налей, пожалуйста, сам. – Она даже не глядела на мужа, восхищенно слушая гостя. – Давай про случай!

Виталик заржал, как конь:

– Ну, короче. Захожу я, значит, в казино, а мне швейцар такой, у нас, говорит, в рейтузах нельзя… А я ему… – Виталик навис над столом и подмигнул. – «Слышь, а хочешь, я сейчас без рейтузов зайду?»

– Пустили? – рассмеялась Надежда.

– Не-а! – махнул рукой Виталик. – Да и слава богу! А то б еще рейтузы проиграл.

Федор покинул кухню. На его уход никто не обратил внимания.

Взяв телефон, Федор закрылся в туалете. Усевшись на край ванны, перелистал записную книжку до буквы «Т».

Татьяна, библиотека. Диск телефона звякал – совсем как печатная машинка. Гудок.

Федор говорил вполголоса.

– Алло, Таня? Здравствуйте. Нет, нет, я, я просто… – Федор покраснел от смущения. Дыхание прерывалось. – У меня… появилась идея новой главы. Да. Представьте, главный герой останавливает банду хулиганов стихами… Да? Вам нравится? – Он расслабился и положил ногу на ногу. – А вы знаете, что это сегодня случилось со мной? – Закончив разговор, Федор так и расположился в ванной, но уже с печатной машинкой.

Он изо всех сил старался работать как можно тише. А перед внутренним взором вновь возникла аудитория. Он даже почувствовал запах духов и мягкое касание губ Татьяны.

Илья распластался на холодном секционном столе в полумраке морга и почти не дергался. Патологоанатом зашивал его рану.

Парень повернул голову. На соседнем столе под простыней лежал покойник. Иссиня-бледная рука свесилась. Нет, Илья совершенно точно не настолько умер.

Последний стежок, и врач наложил марлевую повязку.

– Ну вот. Как новенький! – Он улыбнулся ребятам. – В ближайшую неделю никаких нагрузок и секса. Шучу. Секс можно. Ладно, забирайте его.

Саня подбежал к столу.

– Спасибо большое. Илюх, как ты? Давай помогу, вставай. Вставай! Ну… Аккуратненько. Сам идти можешь? Давай.

Он помог Илье слезть со стола и встать на ноги: легко хромая и опираясь на Саню, раненый побрел по коридору.

– Ну как ты? – спросил Саня.

– Нормально.

Илья смотрел в пол, пытаясь осмыслить происходящее.

– В общем, он сказал, что пуля по касательной прошла.

У лифта всю четверку встретил Алик с Саниным кофром.

– Ну че, братцы-кролики, все целы?

– Илюху чуть-чуть задело, – ответил Саня, – но он в порядке.

Алик внимательно рассмотрел племянника, затем улыбнулся, пожимая руку Илье и Вовке.

– Красавчики, ребзя! – Он достал из кармана пачку денег и протянул Сане.

Тот не понял:

– За что?

– Ну как? Базу нашу отстояли.

– Возьмите мою долю в счет долга, – настаивал Саня.

– Это медаль, Сань. – Алик потрепал его по голове. – Успеешь еще. – И зашагал к выходу.

Саня протянул пачку Жене и догнал дядю на лестнице.

– А у вас что… война? Из-за меня?

– Да какая война? – Алик остановился. – Сань. Сыграть на баяне – это… – Афганец одобрительно постучал пальцем по виску.

Ребята до сих пор пересчитывали деньги. Они выдергивали пачку друг у друга, не веря своему счастью.

– Офигеть! – протянула Женя.

Вовка перехватил пачку и раскрыл веером:

– Теперь на лодку хватит!

И действительно, вскоре новая бирюзовая надувная лодка «плыла» между красно-бежевых машин трамвайного парка. Единственным пассажиром оказался Санин кофр. На трех парах рук лодка перемещалась, как на волнах.

Илья на правах раненого не мог что-либо тащить и шел следом.

– Короче, вы прикиньте, – снова понесло Вовку. – Я такой смотрю, а пуля прям мне в лобешник летит. Она как в замедленной съемке, вот так вот – фау! – Он увлекся собственным рассказом и отпустил лодку.

Саня еле успел переставить руки.

– Тихо ты!

– Ой-ой-ой… – собрался надуться Вовка, но лодку подхватил.

– Правда? – с интересом переспросил Илья.

– Прям над головой пролетает. Да я те говорю! У меня, по ходу, суперреакция.

Услышав это, Женя прописала Вовке пендель.

– Не – не супер.

– Э-э-э!.. Слышь! – зарычал Вовка и попытался лягнуть позади идущую Женю.

Та несколько раз увернулась. Вот у кого реакция супер. Лодка едва не завалилась.

Саня качнулся пару раз и, устояв на ногах, предложил:

– Ребят, тихо! Давайте лучше поход планировать.

Вечером лодка заняла свое место между вмятинами кровли на крыше. На дне – в толстых картонных коробках – лежал бесценный груз: шоколадные батончики, жвачка. Рядом – целый ящик пепси-колы. Все, до чего ребята смогли додуматься в магазине.

– Блин, сладостей на месяц хватит! – Женя радостно перебирала сокровища горстями.

Вовка стоял рядом. У него была ответственная миссия – он вешал на штаб занавеску. Женя улыбнулась. Ведь так и правда уютнее.

Илья сел возле воздухопровода вентиляции. Достал коробок и с грустью открыл.

– Прощай, Боря, говорил он извиняющимся тоном. – У меня уже есть друзья.

Пока никто не видел, Саня полез в кофр. Убедившись, что каждый чем-то занят, достал пистолет и запрятал оружие глубоко под кровлю.

А потом вернулся к друзьям:

– Вовка, дай нож.

Вовке представился отличный шанс похвастаться новым инструментом.

Протянув его Сане, важно предупредил:

– На. Только не порежься. Он острый, как меч Леонардо.

– Ребят. – Саня раскрыл нож и провел лезвием над зажженной зажигалкой. – Предлагаю закрепить нашу дружбу. – Он разрезал подушечку большого пальца и продемонстрировал каплю выступившей крови.

Саня обвел всех взглядом. Женя решительно посмотрела на окровавленный нож, взяла его и с двух попыток прорезала подушечку.

Вовка тоже взялся за нож. Глаз чуть дернулся, но капля крови проявилась.

Илья задрал футболку:

– У меня есть шрам.

Друзья прислонили порезанные пальцы к бинту, на котором осталось три отпечатка крови.

Женя сразу сунула палец в рот.

– Щиплется.

Саня выдал всем по банке фанты. Вовка на радостях засыпал в рот полпачки жвачки «Стиморол» и с хрустом разжевал. Раздалось приятное шипение.

– За что пьем-то хоть? – спросил Вовка с набитым ртом.

– Давайте за Саньку, – предложила Женя.

– Угу, Встаньку. Тогда за меня уж, – буркнул Вовка.

– А давайте за то, что мы живы. – Илья слегка приподнялся, хотя это ему давалось отнюдь не безболезненно.

– За мир, – заявил Саня.

– За дружбу, – поддержал Вовка.

Они рассмеялись.

– За жвачку! – закончила Женя.

– За братство крыши! – Саня поднял банку.

Ребята стукнулись банками. Апельсиновый запах перебил аромат остывающего гудрона.

Поздним вечером Тимур зашел в ресторан «Кавказ», поигрывая ключами от новенького автомобиля «Митсубиши». Черного, как и все машины в его жизни.

Тимур пикнул брелоком сигнализации и уселся в кресло. Молодая официантка в белой блузке протянула клиенту меню.

Тимур закурил и задумался, чем отметить сегодняшнюю вылазку.

А пока он смотрел меню, за витриной задом к его машине парковался «КамАЗ». Кузов поднялся, завалив авто кучей обломков бетона.

Тимур обернулся. Увиденное повергло молодого кавказца в шок. Он выбежал на улицу и понял: машину уже не спасти. Не опуская кузова, «КамАЗ» уехал, оставив за собой облако пыли, пару вопросов и желание отомстить.

Глава 3

Все смешалось в доме… Нет, не так. О!.. Точно! Квартира Гачиных стояла на ушах. Повсюду валялись коробки, сумки, баулы, мешая ходить по коридору и ожидая скорого переезда.

А кто сказал, что коробки и мешки меньше, чем мы, испытывают волнение перед тем, как отправиться в новую жизнь?

Зеленый кнопочный телефон издавал звук, похожий на четырехкратное писклявое «але». Растрепанная, в отцовской рубашке в красную клетку, Женя потопала к трубке.

– Да.

«What is love? Baby don't hurt me»[7]7
  «Что такое любовь? Детка, не причиняй мне боль» (англ.). Цитата из хита What Is Love (1993) немецкого музыканта тринидадского происхождения Haddaway.


[Закрыть], – раздалось с другого конца провода.

Женя сразу догадалась, от кого звонок. Качая головой в такт музыке, улыбнулась.

Несколькими этажами ниже, в соседнем подъезде, в квартире Рябининых Саня лежал с трубкой возле работающего магнитофона. Песня, которую сейчас слушала и Женя, вышла еще только в начале года и редко когда попадала на радио.

Кассету с песнями музыканта с мудреным именем Хэддавэй парень нашел в тумбочке на базе у Алика, а тому ее месяцем ранее прислали друзья из Франции.

Вика, младшая сестра Сани, подкараулила момент, вообразила себя танцором диско и начала танцевать в пижаме посреди комнаты.

Санька заметил ее и бросил в девочку удачно подвернувшуюся подушку.

– Ах, ты! – Вика подобрала подушку. – Я тебе сейчас покажу, как кидаться!

Подушка прилетела обратно. Прямо в Саню.

– Жень. Слушай, ты лейку не видела? – Ирина суетливо пробегала по квартире мимо дочери.

Женя унаследовала от нее цвет волос и задранный кверху нос. Только ростом мать была длиннее дочери сантиметров на десять и носила цветастые платья в пол.

– У меня там фиалка сохнет. Не могу ничего вообще в этих руинах найти.

Женя прикрыла трубку ладонью:

– В моей комнате, в одной из коробок.

– Ага. – Ирина исчезла в Жениной комнате почти на минуту.

Множество коробок были вскрыты.

– Слушай, а зачем ты все вещи-то свои разобрала? Мы же можем скоро уехать.

– Мам, ну это еще неточно! – ответила Женя и снова прижалась ухом к трубке.

Бессловесный разговор подростков, разделенных несколькими этажами, прервала Надежда. Она вбежала в халате к Саше в комнату с мусорным ведром.

– Саша! Слушай, ей-богу! Я сколько еще раз буду говорить, что нужно выбросить мусор? Ты понимаешь, что ведро уже воняет? – Она потрясла емкостью в доказательство своей правоты и адекватности. – Это ведро. И сколько ты будешь висеть на телефоне?

Саня резко повесил трубку.

– А я по делу.

– «По делу». – Надежда поставила ведро на пол и встала в позу а-ля руки в боки. – Знаю, какие там у тебя дела.

Телефон зазвонил. Саня не решался взять трубку. Не всем, кто мог оказаться на том конце провода, стоило знать, что это именно его номер.

– Мам. Возьми, пожалуйста. Меня нет.

Надежда подошла к телефону.

– Алло?

Незнакомый мужской голос объявил:

– Здрасьте. Вам из дома престарелых звонят. Ваш отец захватил заложников.

– В смысле? – оторопела Надежда, для которой новость, скорее, смахивала на злую шутку.

Однако никакая это была не шутка. И официально все произошло вот каким образом – отец Надежды, старик Сан Саныч, действительно заперся в столовой, вставив швабру под решетку, украшавшую застекленную двустворчатую дверь. С собой он закрыл еще нескольких постояльцев этого серого, как поликлиника, последнего пристанища.

Но никаких заложников не брал, да и требований не выдвигал. Все, что ему нужно, у него уже было.

– Волков! – кричал заведующий, ломясь в дверь, – А ну, открывай! И музыку выключи, я сказал! Я щас милицию вызову!

Сан Саныч, лысый, в огромных очках, как у Горбачева, похромал к сидевшей за столом пожилой соседке.

– Сан Саныч, – взмолилась она, – не могу я больше. Пощади!

– Пожалеешь, – грозно сказал пенсионер, замахиваясь ножом. Тот с глухим стуком вонзился в банку тушенки.

Сан Саныч открыл банку. Запах тушеной говядины пробудил в присутствующих самые приятные и теплые воспоминания.

Старушка всплакнула сквозь улыбку.

– C похорон Брежнева столько не ела.

– Ешь, Клавдия! Ешь про запас. – «Похититель» пододвинул к ней банку. – Другой такой возможности не будет! Можно без хлеба!

Клавдия вздохнула, но через силу взяла ложку и принялась уплетать порцию редкого деликатеса.

Пока санитары подтаскивали лестницы к фасаду, десяток других стариков продолжали потрошить банки с американской тушенкой. Коробки с гуманитарной помощью, привезенные афганцами, были честно экспроприированы, вскрыты и розданы по назначению.

– Давай, молодежь! – хохотал Сан Саныч, отряхивая полосатую рубашку с короткими рукавами цвета капустного листа. – Наяривай витамины говяжьи.

– Сан Саныч, с фланга заходят! – крикнул бородатый соратник в зеленом жилете.

За окном старик увидел нескольких санитаров с длинными стремянками. Ожидалась осада. Котла со смолой под рукой не было, да и гранат в казенном доме никто не держал. Но кое-какая артиллерия в столовой нашлась. Когда лестница прижалась к оконной раме, пенсионеры были во всеоружии.

– Щас, дедули! – недолго думая, Сан Саныч схватил пустую банку из-под тушенки и с размаху зарядил ей прямо в голову одному из санитаров.

– Дед, ты че, спятил? – Тот ухватился за лоб.

– Это холостая банка была. Пока, – сурово пригрозил ветеран. – А ну-ка, сдристнули щас же! – Он помахал кривой тростью.

– Ага щас, – отозвался второй санитар. – Придурок старый!

Бородатый подельник Сан Саныча отряхнул с глаз седую гриву и метнул целую коробку с банками тушенки в санитаров. Меткий удар произвел неизгладимое впечатление и оставил изрядные ушибы.

– Мужики, вы че? Хорош, ну! – взвыл санитар, отступая от лестницы.

– Заряжай! – скомандовал Сан Саныч.

По приказу все пенсионеры подошли к окну. В каждой руке они держали по целой банке мяса.

– Приготовились!

– Е-мое… – успел пробормотать санитар.

По команде «ПЛИ!» – на санитаров обрушился шквальный обстрел тяжелым провиантом. Положение было безнадежным, медбригада спешно отступила.

Надежда добралась до дома престарелых меньше чем за полчаса. Встретив ее без особых приветствий, похожий на рыжего короткостриженого борова заведующий проводил ее к дверям столовой, где стояли двое санитаров, готовые к любым неожиданностям.

Однако высаживать дверь не решались. Особенно прочной она не была, просто денег на новые стекла выделять не планировалось.

Заведующий постучал кулаком в дверь и грозно крикнул:

– Волков, все! Я милицию вызываю!

– Давай, вызывай, вызывальщик хренов! – ответил радостно с той стороны Сан Саныч. – Я им расскажу, как ты хотел нашей гуманитарке ноги приделать!

Заведующий отвернулся и тихо прошептал Надежде:

– Короче, если вы не хотите, чтоб он попал в психушку…

– Олег Анатольевич, он все равно меня не послушает, – затараторила, перебивая его, Надежда.

Заведующий побагровел.

– Ребят, здесь оставайтесь. – Он зашагал по коридору. – Вы сами напросились!

– Ну Олег Анатольевич, пожалуйста… – Надежда побежала за ним и зашептала: – Я прошу, пожалуйста. Скажите, что он хамелеон.

– Что? – переспросил заведующий.

– Скажите ему, что он хамелеон.

Олег Анатольевич направился к двери и неуверенно позвал:

– Хамелеон!

– Ты че вякнул? – Сан Саныч оторвался от стены и приблизился к двери.

– Вы – хамелеон! – повторил заведующий.

Дверь распахнулась.

Сан Саныч выскочил оттуда и, размахивая тростью, ломанулся на Олега Анатольевича с воплями:

– Ах ты, зараза рыжая! Никто не смеет называть меня хамелеоном! – Он несколько раз почти попал тростью по голове обидчику.

Понадобились немалые усилия двух санитаров, чтобы оттащить разбушевавшегося ветерана.

– Черт конопатый! Чтоб тебя!..

Парой часов позже Надежда и Сан Саныч стояли на пороге родного дома.

Надежда держала в руках увесистый отцовский чемодан, а Сан Саныч нес трехлитровую банку с собственноручно выращенным чайным грибом.

– Ребята! Ребята, мы пришли! – объявила Надежда, едва открыв дверь.

– Деда! – Вика выбежала навстречу, раскинув руки.

Сан Саныч легко подхватил ее и усадил на плечо.

– Ой, вот она, моя красавица! – Он приподнял внучку, и та крепко обняла дедушку за шею. – Все-все-все, задушишь старика. – Опустив Вику на пол, Сан Саныч повернулся к Надежде: – Тапки дай.

Саня и Федор, на ходу поправляя рубашки, выбрались в прихожую.

– Привет, дед! – Саня протянул руку. Рукопожатие деда было известно своей крепостью. Саня поморщился. – Ай!

– Сан Саныч, добро пожаловать. – Федор добровольно попался в капкан ладони тестя. – А-а-а!

– Рябининская порода, – усмехнулся ветеран.

– Деда, пойдем я тебе новую куклу покажу! – позвала Вика.

– Давай. – Сан Саныч поднял повыше банку. – Мы ее с моим чайным грибом познакомим.

– Ура!

Надежда внесла в комнату чемодан.

– Ты располагайся. Ладно? Вон там. – Она кивнула на диван. Затем закрыла за отцом дверь и прошептала Федору: – Ну, чего… У меня хорошая новость. Папа снова будет жить с нами.

Глава семейства сник и как будто даже уменьшился.

А от Надежды не укрылось его замешательство:

– Или че ты хочешь? Вернемся в общагу и будем ютиться, как шпроты?

Секунда, потраченная на воспоминания, окончательно лишила Федора оптимизма, он вовсе уперся головой в шкаф.

В комнате заиграл магнитофон.

Зазвучала песня Юрия Визбора.

 
Мы это дело разом увидали,
Как роты две поднялись из земли,
И рукава по локоть закатали,
И к нам с Виталий Палычем пошли[8]8
  «Рассказ ветерана» (1972).


[Закрыть].
 

Тяжелую паузу Надежда решила прервать последним аргументом:

– Он старый и больной человек. И я несу за него ответственность.

Она распахнула двери в зал и застала отца стоящим на диване и снимающим со стены символ советского быта – красно-бело-черный шерстяной ковер.

– Пап, а ты че делаешь?

– Ковер выбивать буду, – не отвлекаясь, ответил Сан Саныч.

– Зачем? – Надежда потупила взгляд. – Мы каждую неделю пылесосим.

– Знаю я ваши пылесосы. Руками надежнее. – Старик сдернул последнее кольцо с гвоздя и чуть не рухнул вместе с ковром.

– Сан Саныч, может, вам помочь? – поинтересовался Федор, но его проигнорировали.

– Дед, давай я. – Саня перехватил сворачивающийся ковер.

– Ну, хоть один мужик в доме, – громыхнул Сан Саныч. – Займись! – Он слез с дивана и обернулся к Надежде. – Че на кухне?

– Что на кухне? – переспросила она, опасаясь, что отец и там решит что-то сделать «как положено». – Пап, да нормально, как всегда, все на кухне.

Двор, где жили члены «Братства крыши», проектировался очень умелыми и осмотрительными людьми. Поэтому дома стояли под углом кое-как и дворы были на разной высоте.

Надо сказать, что один конкретный угол между двумя зданиями соединялся кирпичной стяжкой, с которой спускалась бетонная лестница. Женя сидела на ступеньках, подперев рукой подбородок, и с иронией во взгляде наблюдала, как Вовка осваивает новое особо опасное оружие. Он соединил куски черенка от лопаты с помощью гвоздей и каната. Получились нунчаки.

– Этот стиль называется Во-Ва-а-ан! – Вовка свел вместе две палки.

Надписи на них сложились в «Во» и «Ван»: по мнению Вовки, в переводе с корейского – «Затаившийся дракон».

Женя прищурилась, будто новоявленный мастер мешал ей смотреть на солнце.

– А ты не знаешь, как с корейского переводится «От-Вянь»?

– Знаю! – гордо ответил Вовка.

– И как же?

– Красавчик.

Неосторожный взмах, и оружие предательски прописало мастеру по спине.

– Блин! – Он ухватился за ушибленное место и, качаясь, уселся рядом с Женей. – Сложный удар. Почти смертельный. Научить?

– Н-нет, спасибо.

Из просвета между домами вышел хмурый Саня. На плече он торжественно тащил ковер и голубую выбивалку.

Женя подскочила:

– Привет, Сань.

– Привет. – Саня уныло поплелся мимо.

– Тебе помочь?

– Не-а…

Вовка с наездом рыкнул:

– А че он, сам не справится?

– Дай. – Женя схватила нунчаки и побежала за Саней.

Размер квартиры Рябининых оставлял желать лучшего. Нет, для семьи из четырех человек три комнаты считались царскими хоромами. Но появление в доме Сан Саныча вызвало ряд неудобств.

Под сон было решено отдать ему тот самый диван, и Надежда со всей хозяйской аккуратностью застилала его запасным гостевым комплектом белого белья.

Сан Саныч тем временем крутил антенну старого телевизора. Однако посреди деревянной рамки на выпуклом экране сегодня показывали только рябь, а из динамиков доносились помехи с редкими скрипучими отголосками.

– Папа, слушай, можно тебя попросить? – Надежда говорила тихо и непривычно медленно.

– Смотря о чем, – шепнул Сан Саныч. Он был явно увлечен процессом настройки, несмотря на белый шум.

– Ты мог бы быть с Федей помягче? Я, конечно, понимаю, он тебе не нравится, но все-таки он мой…

– Ну почему? – усмехнулся отец. – Нормальный такой Федя. Слушай, дочка, я тебя жизни учить не собираюсь. Да и скрывать ничего не хочу и не буду. Не уважаю я его. Вот и все. Вроде и хотел бы, а не за что.

Надежда кулаком взбила подушку и положила на подлокотник.

– А может, стоит уважать его хотя бы за то, что это… просто мой выбор.

Сан Саныч промолчал полсекунды.

– Все мы иногда ошибаемся.

– Ладно, хватит! – Надежда накинула одеяло на диван и удалилась на кухню.

– Ладно, ты это… не кипятись. – Сан Саныч сообразил, что его слова в расчет не принимаются. – Я вообще-то о внуке думаю. С кого ему пример-то брать? С этого, что ли? Жаль, Алик в Югославии.

Надежда вернулась из кухни с чашкой чая и удивленно переспросила:

– Где Алик?

Разочаровавшись в идее поймать вменяемый сигнал, Сан Саныч наконец выключил телевизор. Подошел к чемодану, вынул оттуда сложенный вдвое китель, блестевший тремя рядами медалей, и повесил его на ручку двери.

– Эх, ты даешь. Хоть бы немного жизнью семьи интересовалась. В Югославии Алик. Служит миротворцем. Решил исправиться. Молодец!

Надежда опешила. Ее глаза округлились. Если ее брат сейчас – миротворец на другом краю континента, то кто тогда бандит, к которому постоянно невесть зачем наведывается Саня?

– Подожди. А тебе кто такое сказал?

Сан Саныч достал из кармана пиджака пачку писем и протянул Надежде, забирая чашку.

– Каждый месяц пишет. Брат у тебя – герой.

Надежда пробежала глазами по письмам. Отпечатаны на машинке. Но…

– Серьезно? Герой?

– Настоящий. Каким я его и воспитывал. А ты… – Сан Саныч сделал глоток.

– А я… что? – Надежда сверлила отца взглядом.

– Сахара отцу пожалела.

На заднем дворе Саня с Женей по очереди выбивали ковер. Рядом на тренировочных брусьях висели еще несколько похожих. Вовка держался в стороне и чувствовал себя третьим лишним. Вдруг он заметил посреди лужайки сдутый мяч.

– Прикинь, мне сегодня утром кто-то по телефону песню поставил. – Женя кокетливо подмигнула.

– Да? Прикольную? – спросил Саня.

Женя улыбнулась.

– Очень. «Ват из лав». У кого-то хороший вкус.

Останки мяча смачно бухнулись в центр ковра.

– Эй! Ты че? – Саня прищурился от поднявшегося облака пыли.

– Да я помочь вам хотел, – обиделся Вовка. – Вы бы ковер до ночи выбивали.

– Угу, спасибо, – проворчала Женя.

Из-за угла дома вышел Цыган, толкая перед собой Илью.

– Давай, давай. Че ты?

Саня с Женей переглянулись.

Вовка отобрал у Жени нунчаки и сурово посмотрел в сторону недруга.

– Спокойно. Нас – трое, он – один.

Цыган подошел и с разбегу пнул попавшийся под ногу мяч.

– Извините, ребят, я не хотел вас сдавать, – уныло произнес Илья, – но потом испугался и сдал.

– Здорово, чмошники, – рявкнул Цыган, отталкивая его в сторону.

Вовка с нунчаками выдвинулся навстречу Цыгану.

– Ну че – помахаемся? Раз на раз? – Вовка выглядел почти грозно, но Цыган достал нож-выкидушку.

Вовка остановился. Цыган оттолкнул и его.

– Гуляй отсюда. Ты тоже.

Главарь приблизился к Сане почти вплотную, и стало заметно, что ростом этот розовощекий человечек дотягивается ему только до глаз, да и то из-за вечно взлохмаченной прически. Однако его напору можно было позавидовать.

– Вы мне денег должны. За штаны и моральный ущерб.

– Ты че, – попыталась встрять Женя, – за штаны порежешь человека?

Цыган подался к Жене.

Саня сделал шаг, загородив ее.

– Эй, хорош.

Цыган выдохнул и почти воткнул нож в ковер.

– Стой! – Саня выставил руку вперед. – Это мой косяк, я отработаю.

– Я тоже там была, я помогу! – Женя положила руку на плечо Сане.

Он цыкнул:

– Нет. Че делать надо?

Цыган расплылся в улыбке.

– А что умеете?

Не прошло и получаса, как все четверо очутились возле арки у городского Дома культуры. Подростки стояли возле бабушек в цветастых платках, продававших цветы и овощи со своих огородов: Саня играл на баяне, а Вовка и Женя пели хором, кое-как попадая в ноты.

На привязи они держали неизвестно где пойманную коричневую дворнягу.

 
А за горизонтом ураган
С грохотом и гомоном и гамом
Путь свой начинает к Зурбагану[9]9
  Песня «Зурбаган» (слова – Л. Дербенев; музыка – Ю. Чернавский; исполнитель – В. Пресняков-младший) прозвучала в музыкальном фильме 1986 года «Выше Радуги» (режиссер Г. Юнгвальд-Хилькевич), основанном на одноименной повести С. Абрамова.


[Закрыть].
 

Голоса поющих эхом отдавались в соседнем сквере.

Илья, вооружился Жениной кепкой и просил денег у прохожих.

– Подайте, пожалуйста.

Миловидная бабушка в розовых очках и вязаной кружевной шапке протянула Илье горсть мелочи.

– Собачке на пропитание.

– Не собачке, – признался Илья. Иногда его честность могла вызвать радость у любого шпиона. – Это Цыгану. Он нам ножом угрожает, деньги требует. Спасибо большое.

Бабушка застыла в растерянности. Илья взял деньги и пошел дальше.

На базе наступило время обеда, и Алик спокойно уселся у стола вместе с сослуживцами. Арбуз на десерт сегодня попался удачный – красный, как сигнал светофора, и сладкий.

Однако трапезе Алика помешала пачка писем, влетевшая с размаху прямо ему в лицо. Афганец отвел взгляд от заваливших его конвертов и красных капель.

Надежда стояла перед ним и кипела от злости.

Алик замер с куском арбуза в руке.

– Ты че, сестренка? Накатила, что ль… с утра?

– А ты че, братишка, героя из себя строишь, рожа ты бандитская? – Она уперлась руками в бока и нависла над столом. – Значит, получается, ты у нас в Югославии воюешь? Папе письма пишешь, да? Ты у нас герой, а я, простите, пожалуйста, грязь из-под ногтей?

Алик взял письма и осмотрел, опустив глаза.

– А с чего ты взяла, что это я пишу? У меня даже машинки нет. Слушай, может он сам себе пишет, а?

Надежда порылась в сумочке.

– Ты знаешь, а мне плевать. Сам пишет, не сам пишет… Ты давай-ка возвращайся, его из дома престарелых выгнали. И мне плевать, из Югославии ты притащишься или еще откуда-то. Он тебя ждет. Ясно?

Алик подошел к сестре, схватил ее за руки и отвел в сторону.

– Слушай, сестренка, ты че, хочешь мне старика сбагрить? Нет уж.

– Понятно… – вздохнула Надежда, залезла на скамейку и обратилась уже ко всем: – Минуточку внимания!

Афганцы побросали дела. Сидевшие за столом отложили ложки и уставились на женщину.

Со всем драматизмом, доступным человеку, работающему на рынке, Надежда продолжила:

– Я – сестра Алика! У нас случилась беда. У нас только что выгнали нашего отца из дома престарелых, и ему негде жить! А тебе, значит, отец не нужен, верно? – Она посмотрела на Алика – тот не ответил. – Так, Алику отец не нужен! Слушайте, я не знаю… Может, у кого-то есть сердце? Помогите, пожалуйста!

Алик не стал ждать, чем закончится сцена, и молча зашагал в подсобку.

– Подожди, а ты куда пошел-то? Эй, погоди-ка! – крикнула Надежда, догоняя Алика. – Я, кстати, тебе не хочу быть должна. – Нагнав брата, она бросила на железную бочку тысячу долларов.

Алик посмотрел на купюры с презрением, затем подобрал и швырнул их в ответ:

– Сиделку ему на эти деньги найми.

– Братишка, а мне не нужна твоя подачка!

Теперь они перекидывали пачку, как воланчик для бадминтона.

– Я их сожгу, – не выдержал Алик.

– Сжигай. – Надежда уже стояла в дверях. – Это ж твои деньги, а не мои.

Алик взял у ближайшего афганца горящий газовый резак, и спалил полученные доллары. Лицо Надежды вытянулось от изумления.

Такого поворота точно никто не ожидал.

Стоявший рядом Гриша почесал голову под синей шапкой:

– Ну и на кой черт, Алик?

Несколько мучительных часов закончились, и квартет новоявленных уличных музыкантов ушел от ворот Дома культуры за угол, где у белой колоннады подростков ждал Цыган. Саня нехотя протянул ему вырученные деньги. Тот пересчитал купюры и с подозрением посмотрел на всю компанию.

Расстроенный Саня высыпал мелочь из заднего кармана.

Цыган удовлетворенно улыбнулся.

– Ладно, хрен с вами. В расчете. Пока что. – Он положил деньги в карман и двинулся вдоль желтой стены с рядом тяжелых стальных дверей неизвестного назначения.

– Подожди! – воскликнула Женя. – Собаку-то свою заберешь?