Текст книги "Возвращение жизни"

Время было непростое

Время было непростое, но абсолютно понятное. Хотя все в этой жизни относительно, но если не задумываться о каких-то высоких материях, жизнь, ограниченная рамками советской эпохи, была простой.

Простота заключалась в системном развитии личности и соответствующей возможности заработать деньги на жизнь. Разные деньги: большие и маленькие, на основной работе и на дополнительной (ее еще называли «халтурой» или «шабашкой»). Об одном из вариантов такой подработки и пойдет речь.

Ветер с моря заглушал траурную мелодию похоронного оркестра. Когда звучали самые печальные ноты, яростные порывы стремились оторвать музыку от скорбной процессии. В эти мгновения казалось, что они не зависят друг от друга – отнесенная ветром музыка и машина с гробом, за которой шли родственники, друзья и оркестр.

Чаще всего в оркестре собиралось шесть человек, иногда больше. Люди, разные по возрасту, по характеру, по основной профессии – все были музыкантами, что позволяло им в свободное время играть в составе духового оркестра. В их среде (да простят меня все живущие и усопшие, но это реалии жизни, прошлое каторжного Сахалина) это называлось «таскать жмуров». Труба выводила унылый мотив, баритон дополнял, и все старательно подхватывали мелодию, а барабан и тарелки четко диктовали ритм траурного действия.

Среди музыкантов выделялся один – совсем молодой, в новом темно-синем костюме, с начищенной, ослепительно блестящей медной трубой. На его свежем лице, не испорченном курением, алкоголем и прочими тяготами, сопутствующими человеческой жизни, читалось выражение достоинства и гордости за выполняемую работу.

Он старательно играл, бросая взгляды по сторонам, и не шаркал, как все остальные, ногами по асфальту. Это была его первая халтура, всему коллективу за нее платили приличные деньги – целых сто рублей. Молодой музыкант еще не знал, что часть этих денег пойдет в «котел», чтобы зимой в рюмочной, а в теплое время года где-нибудь у моря, выпить с друзьями водки, заедая простой закуской, например – «сероглазой» – так по-местному называли селедку. Выпить, поговорить, помянуть тех, кого нет уже на этом свете. Не знал, что ему, как играющему на трубе, платить будут больше, чем всем остальным. Труба – это труба. В этой компании все делилось по справедливости и по заслугам.

В жизни есть две основные причины, толкающие мужчин на определенные поступки, – это женщины и деньги. Музыкантом, игравшим на трубе, руководили сразу оба этих обстоятельства.

Сергей только что женился. Работа электриком в морском порту была неплохой, но денег тем не менее всегда не хватало, а хотелось быстрее купить в дом все необходимое. Вот тут парню и пригодилось образование, полученное в музыкальной школе. Любимая труба стала кормилицей. Сначала было вроде неудобно, даже страшновато: похороны в районном городе – явление не частое, но и не редкое. Но потом свыкся, и, как говорилось выше, «таскать жмуров» стало для него привычным делом.

…Прошел год, люди рождались и умирали. Молодая семья росла и обустраивалась, и для этого нужны были деньги, деньги, деньги. Рождение сына, новый телевизор, холодильник в рассрочку.

В тот день в городе было двое похорон. Погода стояла ненастная, осенние дожди начинали свои гастроли по всему побережью. Безутешная процессия долго шла по городу с одного конца в другой к кладбищу. Все вымокли, до следующих похорон еще час (перерыв предусмотрительно запланировал руководитель оркестра – мало ли что). И этот час надо было чем-то заполнить.

Рюмочная приняла их в свои объятия так тепло, что музыканты едва не опоздали к назначенному времени. Потом, после второго погребения, опять вернулись и продолжили, порядком увлекшись. Чуть дело до аккордеона не дошло, но удержались. Остановились мужики, не дали хмелю распоясаться.

День не из веселых. В городке почти все друг друга знают, и когда стали рассчитываться, обнаружилось, что почти все деньги, заработанные на первых похоронах, остались в кассе питейного заведения. Пили и закусывали не только участники оркестра – присоединялись знакомые, приятели, друзья знакомых и друзей, и это было вполне естественно: портовый город небольшой, народ дружный.

Домой Сергей шел не торопясь, в кармане лежали две сложенные десятирублевые бумажки. Мысли, подогретые алкоголем, крутились в голове: «Заработал сорок – несу двадцать… Но зато помянули, вспомнили, дали возможность другим. Плохого ничего не сделали, фактически вторые поминки организовали.»

Молодая жена встретила угрюмо-настороженно. Сергей неторопливо разделся. Повесил в коридоре влажный плащ. Темно-синий, уже совсем не новый, прокуренный пиджак от свадебного костюма в шкаф убирать не стал. Молча достал из кармана брюк и протянул деньги. Полноватые руки жены небольшими, но сильными ладонями уперлись в бедра. Она посмотрела на мужа, на купюры, возмущенно ахнула:

– А где ж еще деньги? Тут только двадцать, а похорон-то было двое?! Значит, должно быть сорок!.. Так?..

– Да, похорон было двое, – согласился Сергей, вздохнул, спокойно посмотрел на жену. Потом, собравшись с духом, выпалил: – Да, похорон было двое, а жизнь… Жизнь – она одна! – Повернулся и пошел спать.

Жена стояла растерянно, держала в каждой руке по мятой красной десятирублевке и ничего не понимала. Впрочем, в этом не было ее вины. Она не играла на трубе, не таскала жмуров, не бывала за столом в прокуренном воздухе рюмочной, не слышала рассказов о тех, о ком можно было только вспоминать. Она не знала цену этим деньгам…

Утром Сергей проснулся, бережно протер трубу, приложился губами к мундштуку, но играть не стал. Еще раз осмотрел инструмент со всех сторон и, выйдя из дома, направился в комиссионный магазин.

Больше на похоронах он не играл.

Один рубль девяносто восемь копеек

Легкий сигаретный дымок поднимался вверх до уровня небольших распахнутых форточек, стремительно закручиваясь, опускался с потоком декабрьского холодного воздуха и исчезал, примешиваясь к ароматам готовящихся блюд.

Коктейль из свежего морозного воздуха с сигаретным дымом и запахами кухни был приятен и привычен для барменши. Галина Федоровна с удовольствием курила ароматные японские сигареты, которые ей неизменно привозила подруга, возвращаясь с рейсов на рыбацком судне.

В такие утренние часы между завтраком и обедом в кафе было пусто. Галина Федоровна сидела за барной стойкой, с наслаждением затягивалась сигаретой, задумчиво стряхивала пепел, не торопясь выпускала дым, щурилась и изредка поглядывала на мерный стакан, который стоял в стороне, отдельно от другой посуды.

В эти минуты Галина Федоровна, думая о жизни, больше всего на свете ненавидела этот мерный стакан. Его ГОСТ 1774-04 она хорошо знала и помнила даже ночью. Сделанный из обычного прозрачного стекла, градуированный для разлива алкогольных напитков от 0 до 50 и до 100 миллилитров, вызывающе гордый своей правотой, прозрачностью и неповторимой точностью, он раздражал барменшу своей неподкупностью и невозможностью с ним «договориться».

Когда Галина Федоровна об этом подумала, ей стало смешно, и она громко, неожиданно даже для себя, рассмеялась – от мыслей о живом общении с неодушевленным предметом… С этим высокомерным стаканом, который не давал ей спокойно жить.

Вся проблема была в том, что этот зловредный стакан не позволял дополнительно зарабатывать. Понятное дело, не просто зарабатывать, а не давал, зараза, «химичить».

Деления его были точными, гораздо точнее многих формулировок статей Уголовного кодекса, и именно они не позволяли недоливать напитки клиентам.

Хотя… В последнее время Галина Федоровна научилась это делать расторопно и смекалисто: она с максимально возможной высоты наливала спиртное, чуть наклоняя стакан вбок, который двигался в ее ловких руках, словно дрессированный. При этом алкоголь слегка пенился, поднимаясь вверх над делениями – буквально на мгновение, но этого было достаточно для того, чтобы быстро перелить его в другую посуду.

Казалось бы, смешное количество капель, но 5–7 грамм, недолитых для одного посетителя, к вечеру превращались в солидный объем, который можно было уже перевести в деньги. А учитывая 35-процентную общепитовскую наценку, в месяц набегала кругленькая сумма, равная зарплате или даже ее превышающая.

Кафе «Север» на северном Сахалине размещалось на цокольном этаже кирпичного трехэтажного здания. Бледноголубая вывеска с темно-синей надписью «Север», украшенная снежинками и белыми сугробами, напоминала летом, что скоро придет зима, а долгой холодной зимой дополнительно леденила душу проходящих и проезжающих мимо. Север есть север…

Но это была обманчивая внешняя сторона, так как строго по расписанию с 11:00 до 22:00 за буфетной стойкой все желающие могли согреться крепкими спиртными напитками.

В те годы ассортимент не был особо богатым, но хорошие советские коньяк и водка пользовались заслуженным спросом.

Александр вышел из хорошо натопленного здания горкома комсомола. Голова слегка шумела от часов, проведенных на совещаниях. Темный декабрьский вечер скрашивали белый чистый снег и яркие фонари центральной улицы Ленина. Бурана не было, но, несмотря на теплую одежду, сильный мороз и ветер, который гнал поземку, заставили поежиться и уверенно, без тени сомнения, направиться в сторону «Севера».

Заиндевевший, чуть припорошенный искрящимися снежинками бетон ступеней, ведущих вниз, был тщательно вычищен в любую погоду. И не случайно: в разном состоянии поднимались по ступенькам посетители, проведя время за застольными разговорами, засидевшись допоздна. Небольшое кафе было чистым и уютным…

Несмотря на молодой возраст (едва за тридцать), Галина Федоровна, в силу пышных форм, выглядела постарше, и это добавляло ей основательности и солидности. Не найдя в себе призвания к морской жизни (она прежде плавала буфетчицей на пассажирском судне, но каютный быт как-то не пришелся по вкусу), она, однако, приобрела в море необходимый опыт, и теперь уже третий год с удовольствием работала в кафе.

Хотя удовольствие от работы и жизни портил магазин, расположенный напротив кафе, а точнее, вещи, которые в нем продавались. Шубки, сапоги, платья – все импортное – завозились на остров и, поступая в продажу, не давали покоя Галине Федоровне. А тут еще она подружилась с одной из продавщиц, которая нередко забегала к ней пропустить рюмочку. Как говорила Ирина – спуститься по ступеням вниз, чтобы другим человеком взлететь-подняться наверх… Заодно и рассказать, какой товар поступил и кто уже успел примерить, купить… порадоваться. Да только барменшу эти визиты и рассказы не всегда радовали, напротив – чаще горячие «товарные» новости изводили душу: денег на все не хватало…

С Александром они встречались почти год. Правда, Галину Федоровну немного смущал его возраст: он был младше… Но должность секретаря горкома комсомола, степенная манера поведения, заметный жизненный опыт полностью компенсировали, по ее мнению, разницу в летах и даже добавляли пикантной неожиданности в их отношения. Более того, чувство собственности в отношении Александра каким-то удивительным и непостижимым образом поднимало настроение и привносило в жизнь женщины ощущение полноценности.

В этот раз Александр забежал поговорить о предстоящих выходных и, конечно, выпить рюмочку водки, оттаять душой после трудового дня. Он спустился вниз, по привычке людей, живущих в снежных районах, постучал громко ботинками по плитке, обивая тающий снег, сдал дубленку в гардероб, прошел и присел за столик.

Галина Федоровна, не мешкая, налила в стограммовый стаканчик холодной водки, выхватила из холодильника тарелку с приготовленными заранее бутербродами – нарезанный черный хлеб с колбасой и селедкой, быстро, но без лишней суеты сама вышла из-за стойки и поставила угощение на стол перед Александром. Хотела перекинуться хоть словечком, но в это время вдоль бара выстроилась в очередь шумная компания. Галина Федоровна подхватилась, оценивающе (по только ей известным критериям) взглянула на посетителей и поспешила на рабочее место…

Если бы она была наблюдательнее, то обратила бы внимание, как Александр бегло взглянул на компанию, одним движением опрокинул рюмку с водкой, уже на ходу зажевывая бутербродом, молча кивнул головой вновь вошедшим и покинул кафе. Когда Галина Федоровна, заняв место за стойкой, не увидела своего кавалера, она удивилась, немного растерялась, но ничего плохого не подумала.

Молодые люди смотрели меню, переглядывались, выбирая блюда, заказывали спиртное. Каждый это делал для себя, но от барной стойки не отходил. Когда последнему была налита водка, мужчина достал из внешнего кармана на груди пиджака удостоверение, молча открыл его и представился:

– Оперуполномоченный БХСС, капитан милиции…

Фамилию Галина Федоровна благодаря затуманившейся голове уже не слышала, но следующие два слова вернули ее к действительности:

– Контрольная закупка! – Капитан объявил это Галине Федоровне громко, решительно, адресно, даже торжественно, как тост за столом. – Контрольная закупка, – повторил он уже более спокойно и убрал удостоверение. – Да, уважаемая Галина Федоровна, контрольная закупка. Сейчас будем замерять спиртное. – Это было сказано уже буднично, по-деловому.

Буфетчица растерянно моргнула глазами, посмотрела на стол, где должен был сидеть Александр, и только теперь увидела под пустой рюмкой трехрублевую купюру. Она выделялась на белом полотне скатерти зеленым прямоугольником.

«Негодяй!.. Знал, но не сказал, не предупредил…» – негодование пеной злости поднялось и захлестнуло багровым цветом лицо Галины Федоровны.

Между тем Александр вовсе не знал и даже не догадывался, что его подруга недоливает посетителям спиртные напитки. И уж тем более он не думал, что ее пришли проверять. Он просто увидел знакомых комсомольцев, и ему стало неловко, что он пьет водку в общественном месте.

…Проверяли и перемеривали все аккуратно, скрупулезно и долго. В этот вечер мерный стакан несколько раз мыли, протирали, словом, он пользовался особой популярностью. Еще дольше оформляли протокол, записывали свидетелей и понятых. А потом опрашивали и опрашивали, выясняя подробно все детали случившегося, определяя мотивы и умысел преступной деятельности.

Галина Федоровна плакала, искренне жалея себя, но твердо стояла на своем: мол, обсчитала покупателей на один рубль девяносто восемь копеек не по корыстному умыслу, а по несчастному стечению обстоятельств.

Закончили далеко за полночь… В тот день выручка в кафе «Север» была совсем мизерной.

Пришел и прошел Новый год, который Галина и Александр вместе не встретили.

Она так же продолжала работать в кафе. Руководство треста общественного питания побеседовало с буфетчицей, но мер никаких не принимали, выводов не делали – ждали решения суда.

Протокол, составленный по факту обмана посетителей кафе, пройдя все необходимые инстанции судопроизводства, попал в народный суд. Не теряя времени, Галина Федоровна получила необходимые консультации от бывалых людей, и когда наступил «судный день», она с волнением, но в полной боевой готовности вступила в зал заседания.

Судья обвел всех присутствующих взглядом и озвучил повестку. Слегка покашливая, вздыхая и потирая ладонью лицо, особенно потный лоб, он быстро озвучил фабулу случившегося.

Свидетели подтвердили свои показания, изложенные в протоколе и объяснениях, и судья предоставил слово Галине Федоровне. Она, волнуясь, стремительно поднялась, поправила-одернула платье на бедрах и начала давать показания. В том месте ее рассказа, где речь шла о недоливе, голос ее приобрел твердость и решительность.

– …Уважаемый товарищ судья, освещение в кафе очень плохое, я не знаю, как проверяющие видели метки на мерном стакане. Стол был кривой, и никто его уровнем при мне не проверял…

Она, изгибаясь всем телом, подняла руки до уровня груди и, развернув ладони, резко наклонилась, показывая, какой кривой стол был в кафе. Ее обширная грудь легла в ее же ладони, и получилось очень смешно.

Судья сконфуженно отвел взгляд, а буфетчица как ни в чем не бывало встряхнула своими прелестями и продолжила:

– Зрение… да, зрение у всех проверяющих очень плохое! Пусть принесут справки от врача, что они хорошо видят! А то придумали, что я недоливала, обманывала. Слепые они… И все придумали. Пускай справку несут!..

Судья растерянно-удивленно посмотрел по сторонам, улыбнулся, но промолчал, давая ответчице возможность высказаться.

Когда все участники судебного заседания закончили давать показания, судья поднялся, прокашлялся и начал читать:

– …Тем самым гражданка Ландышева Галина Федоровна совершила преступление, предусмотренное статьей 156 часть 2 Уголовного кодекса. Но, в силу определенных обстоятельств, а именно – амнистии, ее действия подпадают под амнистию. Вы признаете себя виновной в совершении преступления?

В зале наступила тишина, было слышно, как за солнечным окном капает вода – на крыше таял снег. Натужное безмолвие затянулось. Судья повторил вопрос.

Галина Федоровна поднялась и, стоя молча, покачала головой, отрицая свою причастность к совершению преступления.

– Тогда я сформулирую вопрос по-другому… – Судья обвел всех загадочным взглядом. – Если вы, гражданка Ландышева, признаете свою вину, то попадаете под амнистию. Если нет – судебное разбирательство будет продолжено, и тогда…

Он не успел закончить. Возглас, переходящий в какой-то вопль отчаяния, прервал его:

– Обманывала я!.. Обманывала!!! Вину свою признаю. Под амнистию!.. – и Галина Федоровна совсем по-детски, навзрыд, заплакала, при этом улыбаясь сквозь слезы от облегчения.

Судья тоже улыбнулся, все радостно переглянулись, и судебное заседание было закончено.

Жизнь продолжалась, дни становились длиннее, солнце грело ярче и жарче. Днем снег начинал таять, и бурные ручьи веселили на улицах жителей города, чуть слышно шумя песком и мелкими камнями, которыми посыпали зимой дороги. К вечеру ручейки становились не такими бурлящими, подмерзали, засыпали и затихали. Вместе с ручьями уносилась в прошлое Галина Федоровна, вороша в памяти зимние события. А еще она часто думала об Александре. Воспоминания бередили душу, и она порой уже сомневалась в его предательстве и корила себя, что подумала о нем нехорошо.

Утром следующего дня после того смятого несчастливого вечера он позвонил, но разговора не получилось. Потом забежал, но Галина Федоровна не могла ему простить, что он ушел, не попрощавшись и не предупредив ее о проверке.

Встречаться перестали. Вначале переживала, потом вроде стала забывать…

Ближе к осени подружка Ирина из магазина напротив забежала, по обыкновению, чтобы выпить и поболтать. Обсуждая новости и перейдя на таинственный полушепот, поделилась: «А твой Сашка женится на бухгалтерше с треста общественного питания».

И то, как это было сказано, – что именно ее Сашка, ее Александр женится не на ней, а на той, кому она сдает отчеты, – глубоко встревожило Галину Федоровну, заставило призадуматься. Она припомнила, что молодая бухгалтерша, с короткой стрижкой, одетая подчеркнуто аккуратно, была всегда в белоснежных блузках и темных жакетах, идеально сидящих на ее хрупкой, женственной фигуре.

В свой следующий визит Ирина пришла, как всегда, со свежими сведениями, и самым интересным, пожалуй, было то, какой костюм купил себе для свадьбы Александр. Приятельница с восхищением рассказывала, что на его стройной фигуре очень ладно сидит пиджак – темно-синего цвета, из тонкой шерсти…

И тут началось непонятное: каждый раз, приходя с отчетом, Галина Федоровна, придирчиво осматривая безупречную блузку бухгалтера и, не находя в ней никаких изъянов, думала, что делать со свадьбой Александра, а вернее – как ему отомстить. И именно эти белоснежные блузки его будущей жены помогли ей придумать план мщения…

Она уже знала время, когда они будут расписываться в ЗАГСе, а дом, подъезд и квартира, где жил Александр, были ей хорошо известны.

«Белая блузка белого цвета… белая блузка… белая краска будет хорошо смотреться на темно-синем костюме, ладно сидящем на красивой фигуре.»

Все было разведано и продумано до мелочей. Время, когда молодые будут расписываться, кто откуда и за кем заезжает, кто кого где встречае – в деталях и подробностях. Тут-то и пригодился опыт хождения на пароходе, а точнее, навыки подниматься по крутым лестницам.

Галина Федоровна долго стояла в хозяйственном магазине, высматривая нужную белую краску. Город небольшой, все друг друга знают, и продавщица хозмага с должным вниманием и участием помогала выбирать для «ремонта кухни» самую хорошую краску – чтобы покрасить и надолго хватило… Выбрали белую эмаль, подобрали растворитель. И экономнее, и легче красить…

В день свадьбы Галина Федоровна с пятилитровым алюминиевым бидоном, плотно закрытым крышкой, зашла в последний подъезд дома, где жил Александр и поднялась по пожарной лестнице на чердак. Затем она перешла по чердаку к первому подъезду и, затаив дыхание, слыша, как сердце громко стучит в груди, отдаваясь в висках, на цыпочках подкралась к открытому чердачному лазу. Квартира коварного изменщика находилась на пятом этаже, а дверь ее – прямо под лестницей, ведущей наверх.

Внизу было подозрительно тихо. Пыльный воздух щекотал ноздри, хотелось пить, курить, но это почти не замечалось на фоне поставленной цели и необходимости выполнить задачу – «сделать ремонт».

Вдруг в подъезде послышался шум. Двое парней, одетых в костюмы и яркие галстуки, поднялись наверх и зашли в квартиру Александра.

«Все в порядке, все идет по плану, – подумала Галина Федоровна, поуютнее усаживаясь, умостившись мягким местом на фляге. – Еще рано, подождем». Но в это время дверь открылась, и будто специально для нее звонкий голос сообщил:

– Ну все, мы спускаемся! Выходите, поехали!..

Галина Федоровна резко подскочила от этих слов. И оттого, что спрятавшись, она напряженно смотрела вниз, голова закружилась, ее качнуло над открытым люком и отбросило от проема.

Но на лестничной площадке еще никого не было. Прижимая и придерживая крышку бидона, Галина Федоровна аккуратно его открыла и приготовилась, застыв «на старте».

Чуть слышно проскрипели двери, и в огромном квадратном прицеле чердачного лаза обозначилось плечо в темно-синем костюме. Мстительница, широко расставив ноги, стояла наизготовку, держа в руках тяжелый бидон.

И когда ее Александр вышел из дверей полностью, в темно-синем костюме, когда хорошо причесанные, уложенные феном светло-русые волосы не торопясь начали перемещаться под металлическими прутьями лестницы, подготовленная для ремонта краска хлынула молочным потоком ему на голову, на плечи, на спину, превращая темно-синюю шерсть в белоснежный цвет блузки…

Галина Федоровна не слышала криков, она торопилась убежать, но видела, как незадачливый жених вжал голову, политую краской, между плечами, а его ладно сидевший костюм стал бело-синим.

«Вот теперь все, теперь и для тебя амнистия наступила!» – подумала Галина Федоровна уже спокойно, но безрадостно, выходя из последнего подъезда и прячась за кустами.

…Продавщица хозяйственного магазина была очень удивлена, когда очередные покупатели приобрели большое количество растворителя и категорически отвергли ее предложение купить замечательную краску любого цвета.