Текст книги "Сергей Есенин. Навсегда остался я поэтом"

Впрочем, первые поэтические опыты стали относительно успешны. Во всяком случае – замечены преподавателями и однокашниками, на которых, собственно, и были рассчитаны.

Максим Скороходов: «По воспоминаниям видно, что Есенин во время учёбы интересовался и Пушкиным, и Некрасовым. И пытался полемизировать с ними уже в ранние годы. В воспоминаниях его учителя словесности Е. М. Хитрова отмечается, что когда после уроков собирались вместе учителя и ученики – жившие вместе в этой школе, в одном здании – то много читали, при этом Есенин был самым внимательным слушателем. За вечер, к примеру, они могли сесть и прочитать вместе всего “Евгения Онегина”, а затем обсудить произведение. Одно из прозвищ Есенина тогда – “Пушкин”. А Григорий Панфилов, школьный друг Есенина, именовался “Белинский”. Сохранились тетради с ученическими стихотворениями Есенина и оценками Гриши Панфилова. Есенин слегка отрицательно отзывался о Тургеневе, но увлёкся Львом Толстым. Он даже пытался вегетарианцем стать под влиянием этого увлечения: его привлекали, видимо, размышления о жизни графа Толстого».

Таким образом, детская игра «в Пушкина – Белинского» помогла русской литературе обрести одного из самых проникновенных и загадочных авторов. И, конечно же, именно в этом, «школьном» детстве Есенина нужно искать истоки его литературного пути. Почему же он выбрал столь непростую среду? Ведь ни знакомых, ни покровителей – всё пришлось начинать с чистого листа. Да и помочь некому: школьные преподаватели, в общем-то, с благосклонностью относились к стихотворным опытам своего ученика – но не более того! Никто его стихосложению не учил, не опекал и не пестовал, за руку в литературный мир не вводил. Всё сам: ни свата, ни брата, ни блата!

Алексей Налепин: «Несомненно, у Есенина с самого раннего детства присутствовала особенная тяга к миру так называемой высокой культуры. Потому что этот мир был совершенно иным, чем изначально Есенина окружавший, – ведь поэт вырос всё же в крестьянской среде. Но он почувствовал, что может принадлежать к этому неведомому миру, войти в него, – и “выломался” из своего привычного окружения. Хотя на самом деле мир есенинской культуры изначально гораздо шире, потому что представлял собой народную крестьянскую культуру, включающую в себя очень многое – и быт крестьянский, и народное православие, и, конечно же, фольклор».

И тут – что кому ближе: то ли Есенин решил выразить крестьянский мир посредством «интеллигентских» творческих методов, то ли этот самый мир избрал Есенина своим жрецом и провозвестником (эта версия – для любителей особых, неких ноосферно-мистических теорий).

Хотя детство и юность Есенина даёт массу «строительного материала» сторонникам объяснять любое творчество через сублимацию, нерешаемые личные конфликты и непреодолимые комплексы, чтобы выстраивать многоходовые фрейдистские заключения. Например, уход матери Есенина из семьи. Для традиционного крестьянского быта того времени – довольно необычный случай.

Елена Самоделова: «Крестьяне составляли основу Российского государства до революции, как и основу любого традиционного общества. Но применительно конкретно к семье Есенина – там случались довольно нетипичные вещи, конечно. Например, мать поэта “загуляла” и вынуждена была уйти из семьи, стать прислугой в Рязани, где и появился у неё незаконнорожденный сын. Дело даже дошло до развода! Но отец Есенина не захотел давать развод – и не отдал жене паспорт: тогда ведь выдавались паспорта лишь мужчинам и незамужним девушкам, а жёны – просто вписывались в паспорт мужа. Случился серьёзный семейный конфликт. На поверхность он не выходил, о нём даже никто особо и не знал, кроме ближайших друзей Есенина».

Тем не менее, конфликт стал значимым событием и для самого Есенина, и для исследователей его творчества. Без всестороннего рассмотрения этого факта семейной биографии поэта трудно адекватно исследовать и оценивать стихи Есенина.

Елена Самоделова продолжает мысль о «личном мифотворчестве» поэта: «Думаю, что именно на основе этой истории Сергей Есенин создал другой миф – миф любви к матери: серию писем “от” и “к” матери, знаменитое стихотворение “Ты жива ещё, моя старушка…”. В этих произведениях, посвящённых матери, она всегда выступает в качестве положительного персонажа, уважаемого и почитаемого. В реальности же Есенин находился скорее на стороне отца. Поэтому это трудная ситуация. С одной стороны, он должен уважать мать – та оказывала на него огромное влияние. Есенин пишет, что мать прекрасно пела, учила петь его сестёр. Поэт постоянно посылал деньги, когда мать жила в Константинове: на постройку дома, на образование сестёр. В образ есенинской матери внедрена целая литературная наука. Образ “бабушки-няни” Пушкина перекликается с образом есенинской “матери”, это именно образ “матери-старушки”, хотя на самом деле его мать можно было с полным основанием назвать “молодой женщиной”. С другой стороны, как мужчина Есенин принимал сторону отца, ценя честь прежде всего».

Затронутая тема неслучайно привлекает внимание профессиональных исследователей. Наталья Шубникова-Гусева: «Тот факт, что мать ушла из семьи, всегда болезненно воспринимался Есениным. “Письмо матери” по всем приметам (“в старомодном ветхом шушуне”) – скорее написано о бабушке, которая и воспитывала Сергея. Родные считали, что, несмотря на название, – “Письмо матери” – при его создании Есенин перед собой видел бабушку, Наталью Евтихиевну. Другая бабушка, Аграфена, запечатлена у поэта в стихотворении “Матушка в Купальницу по лесу ходила…” – где Есенин символически связывает своё появление на свет с Аграфеной-купальницей – кануном Ивана Купалы, и тем самым раскрывает живые истоки своего поэтического слова… Простить до конца мать Есенин не смог, это навсегда осталось его больной темой. Может, поэтому идеализации матери у Есенина нет, но есть нежность: “несказанный свет” – так говорит о ней поэт. Это удивительное определение. “Мать” – для Есенина это скорее некое природное начало».

Здесь уместно привести и важное уточнение от литературоведа Александра Руднева: «Стихотворение “Ты жива ещё, моя старушка…” Есенин посвятил своей любимой бабушке, которая его воспитывала. Если “матери” – то только абстрактной: ведь когда это стихотворение написано, мать поэта вовсе не казалась ещё “старушкой” – ей было меньше 50 лет. И, по воспоминаниям, – она в этом возрасте была довольно активной, властной женщиной».

Тема матери у тех же психоаналитиков вообще стоит на приоритетном месте. Считается, что отношения с ней определяют всю дальнейшую жизнь. Особенно у мальчиков: создаётся некий подсознательный «паттерн» отношений с противоположным полом на всю оставшуюся жизнь. Так это или нет – можно полемизировать до изнеможения. Но трудно не признать, что эта тема стабильно «кормит» разного рода «психоконсультантов» вот уже не одно десятилетие.

В обсуждение отношений поэта с матерью вступает Сергей Куняев: «Иногда любят рассуждать об уходе матери Есенина из семьи и влиянии этого поступка на его будущее мироощущение. А ведь это была не одна такая семья! Тогда царило время ломки действительно очень многих общественных устоев, ценностей. И Есенин, будучи классическим образцом русского человека, – Божьей воле, наверное, понадобился как тип человека, который в период такой фундаментальный социальной ломки стал воплощением этой ломки в поэзии. А с другой стороны, для приведения этой обычной, земной жизни и высокой поэзии в состояние относительной гармонии среди общей дисгармоничности самого творческого мира. Неслучайно стихотворение “Ты жива ещё, моя старушка…” написано для бабушки, а не для матери. У Есенина много переплеталось в творческом воображении, и в матери действительно проступали черты его бабушки, которая его воспитывала, которая стала более родной, чем мать. С другой стороны, ещё в более поздних стихах, когда возникает образ матери, всё равно черты бабушки так или иначе просвечивают. То есть для него эти два образа сливались воедино. Сумел ли Есенин до конца простить уход матери? Понимаете, мы в той или иной мере предугадываем самого Есенина. Здесь можно только догадываться: он не оставил никаких прямо выраженных переживаний этого, и никакая догадка не будет точна до конца».

Стоит обратить внимание, что участники нашего издания так настойчиво акцентируют внимание на стихотворении «Письмо матери» («Ты жива ещё, моя старушка…»). В соответствующей главе мы ещё встретимся с утверждениями, что именно этот текст Есенина стал своеобразным предтечей песенного стиля «лагерный шансон», провозгласив устойчивый, несменяемый символ «матери-старушки», которая терпеливо – не ропща! – ожидает беспутного сына, пребывающего где-то вдали от родного дома.

Мать Есенина пытаются с трогательной заботой защищать другие участники открывшейся дискуссии, например Валентин Сорокин: «Важно вспомнить, какое время тогда надвигалось. Народы ссорились друг с другом, делили имущество, огороды, а Есенин брату единоутробному помогал. Это важная деталь: происходило это в то время, когда состоялся развод матери Есенина, она вышла снова замуж, и потом родился брат – по матери – Есенина. Мне сёстры Есенина рассказывали такую вещь, потрясающую. Однажды приехал человек из Константиново – а мать Есенина снимала недалеко жильё от этого места, но уже с новым мужем – и стал уговаривать: мол, пора уже вернуться в прежнюю семью, к детям, помириться с прежним, венчанным мужем. Поговорили об этом, ни к чему не пришли – этот человек распрощался, вышел во двор… ну и тронул свою лошадку потихоньку. Так мать Есенина обогнала лошадь, взяла под уздцы, остановила… и стала плакать. То есть мать Есенина не могла сделать выбор, что делать – уезжать или нет: металась её душа. Но брату своему – единоутробному – Есенин всегда помогал, да и мать его винить тоже, в общем-то, не в чем».

Глава IV. Москва: мясной прилавок, университет. Петроград: литературные салоны, санитарный поезд Императрицы…

Думаю, есть смысл сразу привести общеизвестные факты, никем из исследователей не оспариваемые и не имеющие особых разночтений (из той же сетевой «Википедии», скажем): «По окончании школы, осенью 1912 года Есенин ушёл из дома, после прибыл в Москву, работал в мясной лавке, а потом – в типографии И. Д. Сытина. В 1913 году поступил вольнослушателем на историко-философское отделение в Московский городской народный университет имени А. Л. Шанявского. Работал в типографии, дружил с поэтами Суриковского литературно-музыкального кружка. В 1914 году в детском журнале “Мирок” впервые опубликованы стихотворения Есенина. В 1915 году Есенин переехал из Москвы в Петроград, читал свои стихотворения А. А. Блоку, С. М. Городецкому и другим поэтам».

Дальше кусочек – развёрнутая цитата со страниц сайта «Новая литературная сеть»: «В первой половине 1916 года Есенин призывается в армию, но благодаря хлопотам друзей получает назначение (“с высочайшего соизволения”) санитаром в Царскосельский военно-санитарный поезд № 143 Её Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Фёдоровны, что позволяет ему беспрепятственно посещать литературные салоны, бывать на приёмах у меценатов, выступать на концертах. На одном из концертов в лазарете, к которому он был прикомандирован (здесь же несли службу сестёр милосердия императрица и царевны), происходит его встреча с царской семьей. Тогда же вместе с Николаем Клюевым они выступают, одетые в древнерусские костюмы, сшитые по эскизам Васнецова, на вечерах “Общества возрождения художественной Руси” при Феодоровском городке в Царском Селе, а также приглашаются в Москве к великой княгине Елизавете. Вместе с монаршей четой в мае 1916 года Есенин в качестве санитара поезда посещает Евпаторию».

Всё так логичненько, последовательно – совсем в духе расхожего мема из современных социальных сетей: «Пацан к успеху шёл, чо!» С учётом того, что не просматривалось никаких могучих покровителей, – тут не только «талант, помноженный на трудолюбие», но и, если судить объективно, большая жизненная удача. Критерий, который многие, кстати, определяют формулой «находиться в нужное время в нужном месте с нужными людьми».

Максим Скороходов: «Интересны письма Есенина Марии Бальзамовой, с которой у него сложились юношеские романтические отношения, а также письма Анне Сардановской, в которых он говорил, что приехал в Москву, но не стал жить с отцом. Поскольку тот, мол, считал, что Сергей должен идти по его стопам, чтобы в перспективе стать купцом, держать мясную лавку. У отца, в мясной лавке, Есенин работал довольно мало, потому что быстро разругался с родителем – из-за своего интереса к книгам. Впрочем, даже раньше, когда Есенин приезжал в Москву на короткое время, то всегда покупал книги. Я думаю, что когда он приехал к отцу в Москву после окончания школы, то тоже все свои деньги стал тратить на образование и покупку книг. А отец этого не понимал: у него имелось определённое, чётко сложившееся представление о жизни. Он не понимал сына – считая, что в жизни надо устроиться на “серьёзной” работе, а стихами, мол, прокормиться нельзя. Есенина это не устраивало – он интересовался литературой».

Помню, ещё сравнительно недавно по всей Москве были развешаны плакаты с социальной рекламой, призывающей уважать авторские права – точнее, платить их обладателям деньги. На стендах – Сергей Есенин в окровавленном фартуке, с хорошим таким тесаком. И написано: «Одним мясником* больше. Одним великим поэтом меньше. Если бы в начале XX века существовало интернет-пиратство, многим писателям пришлось бы менять профессию». И после «звёздочки» ещё стыдливая приписка внизу плаката: «* Сергей Есенин. По окончании школы работал в мясной лавке».

Увы, к действительности подобный «шедевр» рекламщиков не имеет отношения. Есенин не выбирал между двумя вариантами, дающими гарантированное пропитание. Мясник – это видимая стабильность, доход, к тому же преемственность, продолжение отцовского дела. Как следствие – профессиональная помощь, финансовая поддержка и всё сопутствующее: раскрытие секретов профессии, нюансов торгового дела… блат, связи, поставщики, постоянные покупатели. Вполне реальной могла стать перспектива со временем открыть собственную мясную лавку – во всяком случае, отец Есенина очень на это надеялся. На другом полюсе – мир литературы, где Сергея особо-то никто и не ждал. Полная неизвестность, отсутствие знакомств, связей, навыков, опыта. Подвешенное состояние, полная неопределённость и… мечты, мечты, мечты.

Всеволод Емелин: «Поначалу, когда Есенин только приехал в Москву, он представлял из себя вполне расчётливого крестьянского паренька. Начал деловито выстраивать себе быт, тыл, работу, уют, семью – многое успел выстроить. Но в какой-то момент всё то, что он сконструировал, стало мешать поэтическому творчеству. Есенин чётко обозначил для себя приоритеты – и безоглядно выбрал поэзию».

Хотя нельзя сказать, чтобы мнение о «расчётливости» молодого Есенина однозначно превалировало у исследователей. Некоторые так ровно наоборот – видят его неким не от мира сего «светлым отроком», чуждым любым корыстным помыслам! Сергей Казначеев: «В обеих столицах молодой Есенин, конечно, выглядел чужеродным телом – как нежный причудливый цветок среди городской свалки. Достаточно взглянуть на любую его фотографию – он разительно отличается от своего окружения светлым, неземным обликом. Разве что нимба не хватало!»

Важно, что начинающего поэта не испугала перспектива возможного прозябания в зыбких надеждах и в неустроенности. Видимо, он очень верил уже тогда в свою «тайную планиду». И не так уж важно: учуял ли он её «расчётливым» чутьём или уловил с помощью некоего «неземного» откровения. Маховик судьбы запустился: литературный Рубикон перейдён, жребий брошен… и назад, к мясному прилавку, путь стал заказан.

Максим Скороходов: «После ухода из мясной лавки, где работал его отец, Есенин начал пытаться устраиваться на работу в различные издательства, в конце концов устроился младшим корректором в типографию Сытина, где и познакомился со своей первой гражданской женой Анной Изрядновой. В типографии Есенин занимался корректурой набора собраний сочинений, при этом посещал Суриковский литературно-музыкальный кружок, общался с литераторами Москвы».

Чтобы стать если не «своим» среди московских литераторов, то хотя бы чуть к ним ближе, Есенин решает получить высшее образование. Серьёзная такая заявка, дающая многие видимые привилегии в царской империи. Университет в те времена давал много дополнительных жизненных возможностей. К примеру, при получении высшего образования можно было иметь все основания надеяться на успешное устройство в систему «государевой службы». И уж потом, верно и беззаветно служа государю долгие годы, – можно лелеять надежды дослужиться и до личного (а то и потомственного!) дворянства.

Максим Скороходов: «Когда Есенин стал жить в Москве, то поступил вольным слушателем в Московский городской народный университет имени Шанявского. Очень интересное учебное заведение – это был частный университет. Чтобы поступить туда, не надо приносить диплом об окончании гимназии. Достаточно прийти, заплатить сумму за определённый курс и затем его прослушать. Там учились совершенно разные люди, а преподавали многие известные профессора, в том числе профессор Сакулин, который одним из первых написал объёмную статью, посвящённую творчеству Есенина и Клюева, рассматривая их в русле одной поэтической традиции. Неизвестно, все ли лекции прослушал Есенин в выбранном им цикле историко-философского отделения. Он поступил в университет в 1913-м году 23 сентября, а 8 марта 1915-го года – уехал в Петроград, не став продолжать учёбу. Важно, что деньги Есенин получал не от родных, а зарабатывал сам. При этом значительную часть своих денег тратил не на развлечения, а на оплату университетской учёбы. А ведь ему было тогда всего лишь 18 лет!»

Ну и, конечно, начинающий поэт Есенин всячески старался «продвинуть» собственное творчество. Читал свои стихи в московских салонах, методично разносил рукописи по издательствам. Произведения, что он пытался донести до читателей, тогда ещё мало походили на есенинские, какими мы их знаем.

Елена Самоделова: «В Полном собрании сочинений опубликованы воспоминания современников, из которых взяты цитаты ранних стихов Есенина, действительно похожих на частушки. Там упоминаются произведения и других жанров, например поверье, что после Ильина дня нельзя купаться в реке. И описывалось такое соревнование трёх мальчишек, как они переплывут Оку после Ильина дня. А когда они переплыли, то Есенин сочинил стихотворение про этот спор. То есть в раннем творчестве у Сергея Есенина часто встречались такие “фольклорно-частушечные” произведения. Но до литературных критиков, да и до широкого читателя эти произведения не доходили. Своим учителям в школе в Спас-Клепиках Есенин показывал другие произведения: Есенин тогда считал, что частушкой, мол, почти любой крестьянин может что-то такое высказать, что это, мол, ещё не литературное творчество».

Но набирался опыт, приходило понимание, что читатель хочет увидеть, как добиться ясности изложения и оригинальности стиля.

Максим Скороходов: «Московский период стал для Есенина действительно переломным – он наконец-то стал ощущать себя поэтом: гордиться, что пишет стихи, пытаться их куда-то пристроить, опубликовать. Ещё когда он учился в Спас-Клепиках, то увидел, что современные писатели печатаются в литературных журналах и издают авторские сборники. Поэтому в Москве он сначала также пытался устроить свои стихи в журналы. Однако не получалось. К тому же у Есенина тогда ещё не имелось никаких знакомых в литературных кругах. Следует отметить, что, когда Есенин ещё учился в Спас-Клепиках, зная, что писатели издают обычно свои сборники-книги, он собрал сборник своих стихов “Больные думы” и хотел его опубликовать в рязанском издательстве. К счастью, этот сборник дошёл до нас – сохранился в рукописном виде – хотя так и не был тогда издан. Стихи там – довольно слабые, ученические, но стремление к творчеству проявилось уже тогда. Он уже ощущал, что у него рождаются стихи и с этим надо что-то делать. Поэтому и стал создавать сборники».

Юношеский сборник – что называется, «не пошёл». Тщательно собранный, выстраданный, выправленный – одним словом, вселяющий надежду на успешный литературный старт – совершенно не проявил себя. Можно, конечно, отчаяться, забросить всё – или начать всё сначала. Есенин выбрал второе. Он уже имел опыт общения – с коллегами-литераторами, со слушателями литературных салонов, с читателями, с критиками, с издателями. И стал буквально «нащупывать» новый стиль, который и сделает его в конце концов тем Есениным, которым он остался в истории.

Елена Самоделова: «Когда Есенин оказался в Москве и познакомился с городской речью, то стал в себе осознанно культивировать “народную речь”, понял, что самое ценное в нём – как раз то, что он взял из крестьянства, от фольклора. Хотя раньше, в деревне, он считал это непримечательным. Таким образом, произведения, написанные на рязанском диалекте – с сильными фольклорными, крестьянскими мотивами – появились именно в Москве, в Петрограде, но не в Рязанской области. Он понял, точнее почувствовал, что это востребовано столицами. И что “городские” писатели хотят, чтобы современный язык обогащался за счёт диалектов всей России, чтобы шло возвращение к языковым истокам. Тогда он эту свою “крестьянскую поэтическую натуру” решил выставить на всеобщее обозрение, чтобы об этом узнали широкие читающие массы. Там, где он хотел углубить эту образность, он читал учёных-фольклористов, лингвистов и историков: Афанасьева, Потебню, Щапова и других».

Когда новые, «народные» стихи стали «готовыми» к широкому обнародованию, Есенин решил ускорить восхождение на литературный Олимп. Москва всё-таки в те времена слыла всего лишь «литературной провинцией», как ни крути. Чем она так уж кардинально отличалась от родной Есенину Рязани? Основная кипучая творческая жизнь гнездилась в Петербурге!

Некоторые считают, что Есенина заела обыденность, а посему захотелось разрубить одним махом гордиев узел унылого быта и непризнания в среде московских литераторов. Предстояло решиться на что-то совсем уж радикальное. Сергей Сибирцев: «Есенин, когда приехал в Москву корректором работать, представлял из себя такого “херувимчика”: с девочкой-коллегой познакомился, влюбился, стал жить с ней вместе. Всё вроде как замечательно: семья, ребёнок родился у него. Но потом почувствовал себя настоящим мужчиной, почувствовал творцом… и просто сбежал! Стало тесно ему в уютном семейном гнёздышке – захотелось настоящей кипучей жизни, столичной богемной атмосферы! Где-то почувствовал, что быт окончательно засосёт его, не дав развиться поэтическому таланту!»

Это как раз к вопросу: «Легко ли жить вместе с гением-творцом?» Легко-нелегко: по-разному, наверное, бывает, – но в случае с Есениным получилось недолго. Начинающий поэт бросает гражданскую жену, сына-первенца, работу, учёбу… и едет в Петроград. Точнее, нужно указать – «в никуда», так как у него там никого из знакомых ещё не имелось. Классическое «навстречу неизвестности».

Ну а дальше – тот самый звёздный час. Есенин где-то на уровне интуиции понимает, что нужно сначала заявить «своё почтение» самому главному поэту, как говорится, «первому лицу». Поэтому тщательно вырядился в «народный прикид», увязал листочки со стихами в трогательную тряпицу (а-ля «бабушка в дорогу увязала котомочку»). И так вот просто, исключительно «наудачу», заявился к самому Александру Блоку. Смелый ход… ну а чего стесняться?

Елена Самоделова: «В 1915-м году Есенин отправляется в Петроград. И по приезде первым делом пришёл в гости к Великому поэту, а именно так тогда уже называли Блока. При этом Блока Есенин при этой встрече подчёркнуто считает учителем, литературным мэтром. А по факту – Блок стал для Есенина благодетелем: ведь никто не мог предсказать, как повернётся этот разговор. Но всё вышло для Есенина в самом лучшем виде: Блок дал Есенину рекомендательные письма, которыми Сергей Александрович очень удачно воспользовался. Например, рекомендательным письмом к Городецкому, с которым после у Есенина завязалась большая дружба. Причём помощь Городецкого стала литературно близка Есенину, ведь они оба интересовались фольклоризмом, обращали внимание на всё мифическое, народное, крестьянское, апокрифическое, древнерусское… То есть всему тому, что горожане и тогда плохо знали – для них это было каким-то “чужим” миром. Впрочем, и сейчас современные жители мегаполисов крайне слабо во всём этом разбираются».

Встреча Есенина и Блока стала буквально эпической в истории русской литературы. Трудно сказать, что бы произошло, если бы Есенин решил «завоёвывать» Питер так же, как и Москву: устроившись работать в типографию, посещая в качестве участника «массовки» местные литературные салоны.

Андрей Фефелов: «Есенин явился из народных глубин, пластов, но подчеркну ещё раз, что для слова, для истинного дара не существует иерархии культур. Эти иерархии придуманы критиками, властью, издателями, коммерсантами. На самом деле искусство слова – вне всяких иерархий. И рафинированный эстет Блок, – который находился абсолютно поверх этих народных, глубинных, языческих энергий, который двигался в другом совершенно пласте – увидев молодого Есенина, который бесцеремонно заявился к нему домой, моментально понял, с каким высоким уровнем дара имеет дело. Увидел “рыбак рыбака”! Это потрясающий момент, зафиксированный историей. И вообще: то, что эти два великих художника, ставшие равными, жили в одну эпоху, – это просто потрясающе!»

Рекомендации мэтра литературы, Александра Блока, сыграли свою роль. Есенину есть где жить, его стихи печатаются в журналах, а сам он получает столь необходимые журнальные гонорары – деньги на текущие нужды. Есенина принимают в салонах, он становится узнаваемым, обретает друзей, почитателей и покровителей.

Владимир Брюханов: «Блестящим карьерным успехом стало формирование творческого трио – Сергей Есенин, Николай Клюев и Надежда Плевицкая, незадолго до того снискавшая популярность как исполнительница русских народных песен. Их совместное выступление в “народных” костюмах произвело настоящий фурор в Москве. Интересно, что первый значительный успех у публики (после дебюта в петроградских поэтических кругах) Есенин приобрёл именно в Москве, где в течение нескольких лет до того он безуспешно пытался выделиться из плотных рядов начинающих поэтов!

Дальнейшее турне “господ Плевицких” (как их назвали в иронично-доброжелательной газетной рецензии) по России обещало успех в масштабах всей страны. Но вмешались непреодолимые внешние обстоятельства: шла война, и весной 1916 Есенина призвали в армию».

Как говорится: «А счастье замаячило так близко!» Во всяком случае – творческое. Но тут – вот незадача! – на горизонте нависла неумолимая глыба армейской службы, которой крайне трудно избежать. А воинская повинность – серьёзное препятствие для обретения полноценного успеха в богемно-салонной жизни!

Елена Самоделова: «Через некоторое время после того, как Есенин обустроился в Петрограде, у него наступил призывной возраст. Он получил отсрочку из-за проблем со зрением, но отсрочка заканчивается в связи с началом войны, так как стране срочно требуются солдаты. Неизвестно, в какие войска он попал бы, может, и пехотинцем прямо на поля ожесточённых сражений. Но друзья поспособствовали: его познакомили с адъютантом Императрицы, заведовавшим санитарным поездом, – полковником Ломаном. Так Есенин и оказался там. Поэтому и служба стала не особо обременительной: живёт припеваючи, выезжает в Петербург, публикует стихи, отправляется санитаром в поездку по России на этом поезде».

Одним словом, для Есенина его военная карьера стала складываться удачно. Тяготы войны не то что совсем прошли стороной, но особо не одолевали.

Владимир Брюханов: «Поначалу всё это выглядело как обычное для той поры стремление оградить одарённого молодого человека от фронтовых тягот и реальной угрозы гибели. И Есенину пришлось совершить вместе с медицинским эшелоном пару рейсов за ранеными в прифронтовую полосу. Но первое же его выступление летом 1916 на концерте в госпитале с чтением стихов сразу поставило его в особое положение – и о санитарских мытарствах больше речи не велось. Есенин, в частности, получил частые возможности приезжать в столицу и продвигать свои литературные дела».

Благодаря ходатайствам многочисленных друзей – Николая Клюева, Сергея Городецкого и других, а также хлопотам благодетеля, полковника лейб-гвардии Павловского полка Дмитрия Николаевича Ломана, молодой поэт не только не отходит от литературы, а наоборот, его дела начинают идти в гору.

Тут хочется сделать необходимое отступление и вставить интересное наблюдение Владимира Брюханова: «Полковник Ломан – отнюдь не безликая фигура: литератор – автор и издатель исторических опусов, теоретик, идеолог и организатор чуть не всех монархических “черносотенных” организаций, начиная с “Русского собрания”. А также проводник при дворе курса на опору на “истинно русский народ”, устроитель новых церквей и знаменитого Фёдоровского городка в Царском Селе, явно главное лицо в руководстве поведением многих придворных лиц определённого толка – начиная с самого Распутина и заканчивая тем же Есениным. Ломан был покровителем Клюева, через которого тот и пристроил Есенина на государеву службу. А также Ломан – первый при дворе, кто высоко оценил Есенина, вывел его из заурядных санитаров в круг привилегированных лиц, лично представленных самой императрице и её дочерям. А тот факт, что Есенин явно понравился августейшим даме и барышням – уже его собственная заслуга, соответствующая призванию поэта».

Вернёмся к столь удачно складывающейся ратной службе молодого Есенина. Иногда Есенину даже ставят в укор отсутствие особого патриотизма (выражающегося, видимо, в безудержном рвении на фронт, под снаряды и пули). Сергей Соколкин: «Началась Первая мировая война, в русском обществе поначалу наблюдался огромный всплеск патриотизма: граждане Российской империи массово записывались добровольцами на фронт. Но друзья заботливо “отмазали” Есенина от армейской службы, определив медбратом в санитарный батальон. В это время молодого поэта гораздо больше привлекала начавшаяся поэтическая карьера, чем армейская. Он ведь уже даже успел успешно прочитать свои стихи государыне Императрице и её дочерям. Для выходца из деревни просто головокружительная карьера!»