Текст книги "Сергей Есенин. Навсегда остался я поэтом"

Конечно же, основным, самым авторитетным источником рассказов о Есенине традиционно считались рассказы его родных сестёр.

Светлана Шетракова: «Сёстры Есенина говорили о нём взахлёб. Катя говорила очень много, очень слаженно, многое знала. Александра очень хорошо пела, мы вместе пели песни на стихи Есенина. Сёстры друг к другу немного ревновали, но со мной каждая ладила. У них у обеих – жёсткий характер; мне кажется, это в мать Есенина. Помню, что мы вместе с ними проводили во дворе есенинской крестьянской усадьбы по целых семь дней конференции, Есенину посвящённой. Много читали – и все жадно вслушивались в проникновенные поэтические строки».

Соседи, товарищи по детским играм, односельчане – это всё же уже опосредованная информация. Ведь когда они могли часто видеть Есенина – в его детстве и ранней юности – тот ещё никаким известным поэтом не был. Не думаю, что кто-то мог предугадать его стремительный поэтический взлёт. А когда односельчанин «Серёга-монах» стал знаменит – он уже родное Константиново не особенно-то и жаловал.

Александр Руднев: «По отзывам родных сестёр – которые я слышал лично – Есенин не любил ездить в Константиново. Матери он гораздо чаще присылал деньги, чем появлялся лично. Приезжал он туда только по настойчивым требованиям матери. А односельчане его просто-напросто раздражали, так что, думаю, расхожий образ “деревенского паренька” несколько преувеличен».

Или ещё важное уточнение, от Елены Самоделовой: «Подсчитывали: а сколько вообще Есенин жил в родном селе Константиново? Оказалось, что не так уж и долго. До 1909 года, в детстве и ранней юности. А потом – лишь “наезжал” в село, время от времени: изредка навещал сестёр, родителей. При этом задерживался в родном доме максимум на несколько недель. А так – постоянно жил в Москве или Петербурге».

Впрочем, друзей и коллег Есенина по писательскому цеху – тех, что обитали в обеих столицах, – разметало, кого куда. Непростая эпоха кого-то выжала за рубеж, кого-то отправила на эшафот. А из тех, кто остался, многие были (в той или иной степени) людьми «заинтересованными». Ну, как минимум, – относительно собственной творческой значимости. Кто стремился выпячивать свою роль «в становлении… чего бы то ни было», кто рубил сплеча, объявляя Есенина чуть ли не своим учеником. (Тема творческой ревности безгранична и насыщенна. До неё обязательно дойдём, но в соответствующем разделе). И нужно сказать, что всё «по-настоящему есенинское» – что питерско-московские снобы, современники поэта, могли воспринимать лишь кривясь и через «фи» – жители села Константиново считали родным, исконным, изначально присущим благодатной рязанской земле.

Земля та – действительно особая, поэтически-одухотворённая. Во всяком случае, так говорят многие, кто там побывал. Приведу несколько созвучных сюжетов из разных интервью о поэте.

Валентин Сорокин: «Однажды я приехал в Южный Вьетнам. Хороший переводчик со мной, вышел я прогуляться, дошёл до берега местной реки. И такой вид открывается красивый – и что-то напоминает мне есенинский край. Я спрашиваю: “Назовите мне имя вашего известного поэта, который здесь, в этом самом месте, родился?” Он мне говорит: “А откуда Вы знаете?” И называет имя. Так всё похоже, понимаете?»

Светлана Шетракова: «Как приезжали посетители в Константиново, все говорят: “Ой, какая красота! Как тут не писать стихи!” Мол, такая благодатная земля – она буквально вынудит писать прекрасные стихи. Ну так пишите – но не пишут же!»

Геннадий Норд: «Я несколько раз бывал на родине поэта в Константинове. Помню свои ощущения, когда я первый раз вышел на берег Оки. Я буквально обалдел от красоты, которая меня ослепила. И понял я тогда, что человек, который вырос в этой красоте, просто обречён стать Великим поэтом!»

Есениновед Елена Самоделова объясняет эти столь схожие впечатления с научной точки зрения: «Рассказов о благодатной Малой родине, которая создала великого поэта, – огромное количество. И про тех же друзей-соратников Есенина есть такие же точно рассказы: мол, изгиб реки Волги взрастил такого же народного вдохновенного поэта – Александра Ширяевца, как и живописный изгиб Оки и обрыв в Константиново – Сергея Есенина. Это так называемая теория “Гения места”. С одной стороны, место определяет человека, а с другой стороны, писатель притягивает славу к этому месту! И что тут первично, а что вторично – вопрос открытый».

Тут, правда, возникает ряд вопросов… Трудно представить, чтобы у кого-то из кавказских поэтов не имелось обширного свода стихов о родных горах. Думаю, таких не сыскать. Во всяком случае – мне так никто и не назвал ни одной фамилии. Но трудно здесь не привести отрывок из интервью земляка Есенина, Владимира Силкина: «Странно, но у Есенина стихотворений о родной реке, на берегах которой он родился и вырос, – никаких нет. Хотя места те – действительно очень красивые, вдохновенные. Почему так? Ну, жаль, что никто не спросил у него при жизни…Возможно, не “зажгли” его почему-то родные речные просторы!»

…Тема «рассказов очевидцев» – особенная. Ведь одно дело – когда «где-то что-то читал». В таких случаях неясно до конца – где редактор постарался, где цензура, а где ничтоже сумняшеся «прогнали телегу» для достижения требуемого объёма. А здесь – человек сам видел, общался, проникся духом!

Хотя, конечно, правдивость и адекватность воспоминаний всегда под вопросом. Как правило, после ухода знаменитостей из жизни откуда ни возьмись, «вырисовываются» вдруг суетливые толпы их разного рода «друзей и приятелей» и даже… «помощников» в достигнутом триумфе. Иногда можно заподозрить и прямой корыстный интерес (как тут не вспомнить «Детей лейтенанта Шмидта»!) Среди побудительных мотивов часто можно отметить чувство собственной значимости. Думаю – ой, как нелегко «фильтровать» свидетельские высказывания, когда уже нет в живых того, кто бы их мог в случае чего опровергнуть. Хотя в большинстве своём и обычная восторженность, и безмерно разливающаяся любовь также могут сделать своё дело. Ведь к объекту своих страстных воздыханий едва ли можно относиться объективно и беспристрастно!

Елена Самоделова: «Критерий объективности отзывов о Есенине – это повторяемость. Если мы выстраиваем научную биографию, когда нас интересует каждый прожитый день Есенина, то воспоминания современников, касающиеся одного и того же события, – они сверяются и сопоставляются. Один автор показывает определённый эмоциональный фон события, а другой – чуть ли не прямо противоположный. Но это же касается эмоций, и мне кажется, что такие “разночтения” – это хорошо. Зачем нам безликая фигура для исследований, которая что-то там делала, совершала формальные поступки, если они не рассматриваются как повлиявшие на жизнь других людей. Представляются разные точки зрения, и если между ними возникают некие неувязки, несходства, если они вступают в противоречия, то всё это проверяется – по документам, например, чтобы избежать фактологических ошибок».

Может, одно из главных назначений Мемориального комплекса в Константиново, наряду с местом паломничества для восторженных поклонников, – это создание «контрольного пункта общего сбора» носителей воспоминаний о Есенине, своеобразной «резервации памяти», внутри и вокруг которой будут долго и настойчиво клубиться все те, кому посчастливилось пообщаться с поэтом при жизни. (Или, как минимум, – пообщаться с теми, кому довелось общаться с теми, «кому посчастливилось»).

Елена Самоделова: «Весь круг лиц, так или иначе причастных к жизни Есенина, тщательно изучается исследователями. Если взять наш Институт мировой литературы, то мне повезло работать с такими корифеями, которые с нуля восстанавливали биографию писателя, создавали огромное количество собраний сочинений Есенина – вплоть до академического Полного собрания сочинений, созданием которого руководил Юрий Львович Прокушев. Он был близко знаком и с матерью Есенина, с его сёстрами и жёнами. Все эти люди, когда сообщали свою точку зрения о каких-то событиях в жизни Есенина, приносили документы, которые до этого не публиковались, и тогда уже группа учёных готовила полученную информацию для широкой публикации».

Ну а в результате: посредством изучения официальной биографии, а также всяких сопутствующих «апокрифов» (воспоминаний, сплетен и прочих) – возможно, получим цельную картину жизни/творчества поэта. Именно так, неслиянно, – творчества, органично спаянного с собственным бытием, неотделимого от жизни. Сергей Казначеев: «Личность Сергея Есенина практически невозможно отделить от его творчества. Он – образец “поэтического” поведения, как бы воплощающий завет Батюшкова: “Живи как пишешь и пиши как живёшь”. Лирический герой Есенина фактически совпадает с ним самим, с реальным, хотя дотошные литературоведы могут и отыскать при большом желании некоторые расхождения. Для меня образ жизни поэта вырисовывается из его сочинений не менее выпукло, нежели из воспоминаний современников. В этом смысле Есенин удивительно органичен и верен себе. Философ Фихте утверждал, что человек никогда не должен самому себе противоречить. Судьба Есенина поразительно соответствует этой максиме».

Глава III. Детство, юношество… Константиново…, Спас-Клепики… А был ли крестьянский мальчик?

Когда читаешь биографические повествования – как правило, везде отправной точкой становится детство знаменитого имярека. Мол, именно там и заложено то искомое, что потом вылилось… дальше вставьте по вкусу что-нибудь из признанных заслуг. Есенин – не исключение, а скорее классический пример: как же обойти вниманием кудрявого деревенского паренька с пронзительным взглядом! Мне даже встретился материал, где весь жизненный путь поэта Есенина как бы исчерпывался его «сельским отрочеством»: мол, всё самое проникновенное и ценное в творческом плане Серёжа стяжал в босоногом детстве – потом лишь немного словесно обстругал да оформил печатно. Но как изначально представлял из себя сельского мечтательного паренька – так им до конца своей недолгой жизни и оставался, а всё остальное – внешнее, наносное…

Такой смелый подход заслуживает особой похвалы… но только вот следует разобраться с изначальными условиями. Так всё же был ли признанный певец крестьянской Руси Сергей Александрович Есенин крестьянином? Слушаем Владимира Брюханова, литературоведа из Германии: «К Есенину в очень малой степени относится слово “крестьянин”, если исходить из его личных данных. Дело даже не в том, что он никогда в жизни не занимался крестьянским трудом. Важнее, что ещё до начала литературной карьеры он с отличием закончил сельскую школу, а затем и уездную учительскую семинарию – и выбился, таким образом, в совершенно иную сословную группу. Его по праву следует считать сельским интеллигентом или хотя бы – “полуинтеллигентом”, используя вполне обиходный и вовсе не издевательский термин тех времён. Он – типичный представитель среды относительно немногочисленной, по сравнению с колоссальной массой крестьян, и рассеянной отдельными группами по деревенским просторам: священнослужители, учителя, сельские врачи и фельдшеры, местные администраторы и служащие на почте, телеграфе, транспорте и так далее. Дореволюционный общественный статус таких людей заметно возвышал их не только над общим крестьянским уровнем, но даже над мельниками, лавочниками и прочими сельскими богатеями. Таковым могло получиться и будущее Сергея Есенина, если бы не его индивидуальные сверхпритязания, проявившиеся с детства и закрепившиеся на всю дальнейшую жизнь. А затем ещё и всеобщие пертурбации, вызванные революцией».

А вдогонку, другими словами, но в целом похожие выводы, от Максима Скороходова: «Стоит отметить, что и Есенин, и его семья не особенно связаны с крестьянским трудом. Отец его с молодости почти всю жизнь провёл в Москве, работая в лавке мясника. А заработки семьи в основном были связаны с работой отца. Впрочем, это было в целом характерным для жителей села Константиново. У деда Есенина, к примеру, имелись в собственности баржи, которые он водил всё лето, то есть по полгода проводил вне дома. По социальному статусу, по своему сословию, многие жители Константиново формально относились к крестьянам, но по роду деятельности – занимались не землепашеством, а отхожими промыслами. В своих воспоминаниях Есенин рассказывает, что он и лошадей пас, и на рыбалку ходил. Но приусадебный сад ему дороже, чем пашня, чем земля, потому что он – красивее. Да и тематика стихотворений Есенина связана определённо не с крестьянским трудом».

В продолжение – созвучное мнение, более обстоятельно раскрывающее тему «явно некрестьянского» образования Сергея Есенина.

Елена Самоделова: «Интересно рассмотреть аргументы тех, кто не считал Есенина “выходцем из крестьян”. Во-первых, Есенин окончил целый ряд учебных заведений. При том, что типичный крестьянин того времени – неграмотный: обычно или не имел никакого образования, или имел образование в два-три класса церковно-приходской школы. К примеру, учиться в четырёхклассное земское училище в селе Константиново приходило огромное количество крестьянских детей. И какая-то их небольшая часть (обычно – только мальчики) даже заканчивали эти четыре класса. Девочки, как правило, учились максимум год-полтора. При этом никаких документов об окончании обычно и не требовалось: считалось достаточным, что крестьянских детей научили считать-писать… Так вот, Есенин не только полностью закончил эту земскую школу в Константинове, так потом ещё и окончил второклассную учительскую школу в селе Спас-Клепики. При этом грамотность вовсе не считалась обязательным атрибутом в крестьянской среде: к ней относились весьма прохладно. А тут – ситуация обратная. Ведь, по задумке своих родителей, Есенину надлежало потом поступить и в Московский учительский институт. Правда, впоследствии Есенин не захотел идти учиться именно туда, а поступил в Московский городской университет имени Шанявского, где полтора года учился за свой счёт. Правда, не закончил данное учебное заведение, но всё равно – у него формально считалось, как сейчас говорят, “незаконченное высшее”. При этом он не доучился до конца только из-за финансовых трудностей, так как не мог уже оплачивать своё обучение».

И тут дело не в образовании или отсутствии такового, сколько в направленности обучения. Ведь не на агронома же учился юный Серёжа Есенин. «Работа на земле» его вообще как-то не привлекала: думаю, что можно с полным на то основанием утверждать, что он изначально «рвался в гуманитарии». А крестьянство? Ну да – куда без него? Вполне возможно, что он отчасти знакомился с отдельными элементами, атрибутами крестьянства. Во всяком случае, по утверждению Елены Самоделовой, «многие факты традиционно приводились и при жизни Есенина, и после его смерти – в попытке доказать утверждение, что “Есенин – не крестьянин”. Аргументировалось это ещё и тем, что он никогда не работал по-крестьянски. Но в есенинской автобиографии говорится, что он участвовал в ночном дежурстве лошадей – “караулил”, в охоте – “в качестве водоплавающей собаки”. Он ловил раков, утят, доставал яйца грачей. Во многих стихотворениях 1920-х гг. Есенин пишет, как его лирический герой возвращается на Родину и участвует в покосе с косарями на равных. В “Яре” он тоже описывает это: две недели безвыездного сенокоса, где крестьяне ночевали и косили за рекой». Насчёт последнего – хочется уточнить: нигде не указывается, что однозначно «сам, мол, косил», но, судя по всему, – несомненно наблюдал, и не раз! И даже пробовал участвовать по мере сил. Во всяком случае, есенинский лирический герой точно пытался!

Сергей Соколкин: «Есенин, конечно же, никакой не крестьянин. Ведь таковым можно назвать лишь человека, который постоянно работает “на земле”. Того, который встаёт в четыре часа утра и идёт доить корову, косить траву или пахать землю. Есенин, если даже и сделал как-нибудь в жизни что-то подобное, то исключительно для своего удовольствия. Возможно, несколько раз покосил траву, чем потом очень гордился, даже воспев сам процесс покоса в очень характерных строчках: “К чёрту я снимаю свой костюм английский… / Хорошо косою в утренний туман / Выводить по долам травяные строчки”. Думаю, что ни один настоящий крестьянин свою повседневную работу в стихах не описывал».

Владимир Крупин не согласен с такой постановкой вопроса: “Не согласен, что крестьянство Есенина всего лишь стилизация, как об этом любят рассуждать. А как же без сенокоса, без огорода? Серёжа-то всё это прошёл! И пахал, и сеял, и боронил, и косил, и рыбу ловил – причём не для удовольствия, а для прокорма. И комары его сжирали, и деревенские закаты-рассветы имели место в его жизни. Это именно исконное крестьянство! Он не пытался изобразить, не старался “вникнуть” в крестьянскую душу: она была у него изначально, он же не мог выродиться в какого-нибудь Бальмонта!»

Справедливости ради следует отметить, что про комаров – трудно отрицать, а вот насчёт «пахал-боронил-сеял» – тут можно и поспорить. Во всяком случае, прямых свидетельств о том нет (в отличие, скажем, от соответствующе задокументированных «странных» увлечений графа Льва Толстого). Ну а там – кто знает? Одним словом, собственно «крестьянство Есенина» на первый взгляд кажется довольно неубедительным. Если воспринимать его как факт биографии, а не как художественный приём, некое условное допущение.

Сергей Соколкин: «Мои корни по материнской линии – из очень близкого к есенинскому Константинову села: Фатьяновки Спасского района Рязанской области. И я тоже себя иногда идентифицирую как “выходца из крестьянской семьи”. При этом мой род деятельности всегда имел отношение к культуре, искусству, но никогда – к сельскому труду. Если я назову себя “крестьянский сын” – то это никак не будет отображать реальность, но лишь представлять собой ни к чему не обязывающий эпитет».

Впрочем, не думаю, что могут возникнуть сомнения в отношении Есенина к самой крестьянской теме: она стала для него довольно привычной, отчасти даже рутинной. Трудно утверждать, что он лишь стилизовал свои поэтические строки под «крестьянский колорит». Хоть и несколько отстранённо, со стороны, но весь сельский антураж поэт мог детально наблюдать на протяжении своих детских и юношеских лет. Сергей Казначеев: «Крестьянскую жизнь Есенин, несомненно, знал досконально, – примеров этому пруд пруди в его стихах и поэмах. Но его взгляд на деревенское существование, внимательный и верный, это всё-таки точка зрения если не барчука, то человека далёкого от тяжёлого физического труда. И это естественно. Маяковский где-то выискал фантастическую картинку, как сельские папаши “землю попашут – попишут стихи”. Но он-то как раз деревню совсем не знал, а потому и не мог глубоко чувствовать. Мне кажется более верной формула современного поэта Олега Кочеткова: «Землю попашешь – стихов не напишешь”.

Уместно привести здесь фрагмент из интервью Елены Самоделовой (правда, тут аргументы против «крестьянства» Есенина уже относятся к более позднему периоду его жизни): «Есенин объездил, по его же собственным словам, “полсвета”. Последнее лишь отчасти правда, хотя Есенин побывал и в Европе, и в США. Напрашивается риторический вопрос: какой “крестьянский парень” мог позволить себе так путешествовать? Стоит вспомнить и первое появление Есенина в Петербурге – ведь он везде ходил там в атласной рубашке! Хотя южнорусские крестьяне никогда не носили атласных рубашек: это считалось слишком дорогим удовольствием! Обычно крестьяне использовали рубашки, вручную вытканные из конопли или из льна. Да и к тому же – ведь не лапти носил Сергей Есенин, а дорогие сапоги! Неслучайно многие – например, Зинаида Гиппиус, Дмитрий Мережковский и многие другие поэты, близкие к их кругу, – называли Есенина “ряженым крестьянином”».

Кстати, если уж брать не детство-юность Есенина, а более поздние периоды, то становится заметным, насколько тема крестьянства в жизни поэта становится натянутой, искусственно форсированной. Сергей Казначеев: «Ираклий Андроников иронически обрисовал сборы Есенина в деревню. Мол, Есенин просил продавца: “У меня в селе 35 дворов, поэтому продайте мне 35 корыт, 35 коромысл, а к ним – ещё 70 вёдер!” А потом, со слов Андроникова, Есенин стал покупать для односельчан пряники, жамки, сушки, баранки, карамельки, леденцы… Думаю, этот эпизод очень показателен. Позиция Есенина по отношению к родным краям – любовная, но всё же несколько “со стороны”. Есенин – это тот, кто идёт по долине в кепи и лайковых перчатках, едет в Радовские предместья отдохнуть, поохотиться и порыбачить, а не горбатиться на пашне или сенокосе. Но этого от него и не требовалось: деревенские любили его не за это. В моём родном селе Ундоры в первой половине XX века жил странный человек Антон Петрович. Рассказывают, что он не был героем труда: дадут ему лопату, он раза два ковырнёт землю и пойдёт восвояси. А сегодня он именуется блаженным старцем Антонием Ундоровским, тайным схимонахом и провидцем».

Ну ладно, допустим, что «крестьянство» Есенина можно оценить лишь как некую условность, допущение. Но широко распространено мнение, что главное, кем сам человек считает себя. А что думают окружающие – не суть, мол, важно. И в случае с Есениным – тут вроде бы особых расхождений нет. Поэту хотелось считать себя «крестьянским сыном», а остальное – как говорится, «от лукавого».

Сергей Соколкин: «Есенин, конечно же, любил деревню, хорошо знал фольклор, постоянно писал и говорил всем о своих крестьянских корнях. По крайней мере, себя-то Есенин уж точно уверил в том, что он крестьянин. Тем более что и в литературу Сергей Есенин входил именно как “крестьянский поэт”, как минимум по самосознанию. Как раз в то время имелось не так уж и много известных поэтов, которые определяли себя как “крестьянские”: Клюев, Клычков, Орешин, Ганин, Ширяевец… Чуть позже бесподобный Павел Васильев… И ещё несколько других, менее известных».

Думаю, что для любого творческого человека – а для поэта особенно! – выдавать желаемое за действительное не так уж предосудительно. Без этого не существовало бы и самой поэзии – вообще как явления! Но ведь словосочетание «выходец из крестьянской среды» вполне же можно употребить, почему нет?

Тем более что для этого есть все основания. Ведь если посмотреть на родословную Сергея Есенина, то там «акромя крестьян» так и не найти больше никого! Благо изучены корни поэты довольно глубоко, а «разрыхление» предков велось досконально. Алексей Нилогов: «Интересно рассмотреть родословную Есенина, которая по прямой мужской линии изучена до XVI века. Есенин – потомок крепостных крестьян. И точно известно, что в родовом селе Константиново его предки проживали уже в 1646 году. При этом в разное время у села имелись разные хозяева. Приведу всю известную генеалогам ветвь по мужской линии: Аксентий – Автамон – Спиридон – Павел – Фатей – Никифор – Герасим – Евсигней – Клим – Осип – Никита – Александр – Сергей Есенин. Насчёт происхождения самой фамилии “Есенин» есть варианты – то ли от пращура Аксентия, жившего во второй половине XVI века, то ли от прапрапрадеда Евсигнея. Первая фиксация фамилии произошла только в девятой ревизской сказке 1850 года в форме “Есинев”. Другие документальные варианты фамилии, помимо закрепившегося “Есенин”: “Есенкин” и “Ясинин”. Есенины состояли в родстве с Титовыми – это девичья фамилия матери Сергея Есенина – родословная которых прослежена до середины XVII века».

Итак, потомственный крепостной – тут без вариантов! – решил сменить свою социальную страту. Как вариант: родители-крестьяне мечтали, чтобы их старший сынок не пошёл по их стопам, а «вышел в люди»: получил образование, статусную должность, общественное положение – в чём дитё и преуспело на радость родичам?

Увы, подобная трактовка не совсем убедительна: родителей поэта также затруднительно назвать типичными крестьянами. Разве что вновь упомянуть про «крестьянскую среду», при этом сделав необходимое уточнение, что сама эта «среда» была довольно обширным понятием, включающим множество значений. Да, кто-то сеял рожь да овёс, кто-то выращивал брюкву и свёклу. Вполне возможно, что кто-то, знаменитым крестьянским чутьём уловив надвигающуюся «революционную ситуацию», уже буквально разлитую в воздухе, – безбожно пил и слонялся без дела, настраивая себя на активные раскулачивания зажиточных соседей… Но вполне себе успешно жили и те крестьяне (по сословному делению, как минимум), что занимались различными промыслами. Вопрос, чем они так уж кардинально (кроме метрических записей при рождении) отличались от всякого рода мещан/ремесленников/мелких торговцев, остаётся открытым. Крестьяне из старинного города Сергача, скажем, успешно водили по ярмаркам дрессированных медведей, хохломские крестьяне искусно расписывали ложки и прочую домашнюю утварь, жостовские – умело разрисовывали «под лак» подносы… Ну а предприимчивые крестьяне родного Есенину села Константиново издавна повадились хаживать в Москву на так называемые «отхожие промыслы» (благо Белокаменная – рукой подать!).

Елена Самоделова: «Если посмотреть на отца Сергея Есенина – тот не просто “ходил в отход”, на сезонные заработки, как обычно делали крестьяне, а постоянно жил в Москве, работая в мясной лавке купца Крылова. Вообще это считалось нормальным в то время: крестьяне отправлялись на заработки. Ещё дед Есенина, Титов, владел промыслом, содержал собственные барки, а деньги на покупку их заработал в Петербурге, когда сам туда “ходил на отход”. Он считался богатым и щедрым – по рассказам односельчан Есенина, поскольку устраивал праздники, где все за его счёт ели, пили, гуляли. Так что и образованность, и “отходничество” – явления хоть и не широко распространённые, но всё же присущие крестьянству».

«Всё же присущие» – как некоторое допущение из серии «несмотря и невзирая на…» Не знаю, может, и нет смысла возводить Есенина именно к крестьянам, утверждать, что его мировоззрение было сугубо сельским, посконно-укладным. Есть неумолимые факты: в сословном обществе тогдашней царской России Есенин записывался «крестьянином». А всё остальное – это уже к вопросу занимательной истории о попытках поэта выйти из своего личного да провинциального – на некий всеобщий, чуть ли не на мировой масштаб.

Елена Самоделова: «Есенин, по документам, – сословный крестьянин. Был уроженцем села. Он гордился тем, что он и многие его друзья – крестьяне, что это считается “солью земли”. Правда, иногда говорил об этом с некоторой усмешкой, так как в то время соль как раз и обесценилась… В одном из стихотворений Есенин размышляет, что нужнее: сад с вишнями или огород с картошкой? Можно говорить, что здесь повлиял “Вишнёвый сад” Чехова, но факт остаётся фактом – крестьянское хозяйство родителями Есенина всё же велось. Становилось трудно, конечно, когда отец Есенина находился в Москве, но и тогда он помогал семье деньгами. Сохранились документы, где рассказывается, что в семье Есенина чётко следовали всем необходимым законодательным актам, основополагающим для любого крестьянского хозяйства: кто является владельцем крестьянской усадьбы, кто её наследует, кто содержит, как делить имущество при разделе большой семьи».

То бишь оспаривать крестьянство «де юре» нет особого смысла, ну а «де факто» – думаю, не важно, был ли «крестьянином» Есенин по своей сути или «под настроение» ему льстило считать себя таковым.

Сергей Соколкин: «Даже если и предположить, что Есенин изначально, по рождению в деревне, как-то привязан к земле, то впоследствии, ощутив в себе поэтический дар, стал от этой земли оторван. Хоть и постоянно скучал в столице по деревне… Скорее можно говорить о том, что Есенину “нравилось считать себя крестьянином”. Поэтому он так задорно декларировал: “У меня отец – крестьянин, / Ну а я – крестьянский сын!” Хотя отец его никаким крестьянином не являлся, а работал мясником в столичной лавке. Да и “крестьянский сын” Сергей Есенин – никогда “на земле” в принципе не работал! То подвизался у отца в мясной лавке, то в типографии Сытина, то полностью жил за счёт журнальных гонораров за свои стихи».

А вот влияние «крестьянства» как некой идеи на творчество Есенина трудно не заметить и не оценить.

Елена Самоделова: «Вся поэзия Есенина основана на темах, которые он брал из крестьянской жизни, пользовался системой фольклорных жанров, которая бытовала в крестьянской среде. Понимал он её именно по-крестьянски, как “коренную” систему русского быта – в отличие от петербуржцев, которые относились к фольклору как к чему-то интересному, но наносному, внешнему. Фольклор был для Есенина очень органичным».

…Оставив уже, наконец, в стороне рассуждения о «крестьянстве – не крестьянстве» поэта, есть смысл опять вернуться к детству и ранней юности Есенина. Ведь именно тогда он начал настойчиво упражняться в стихотворчестве. Максим Скороходов: «Во второклассной учительской школе Есенин проучился три года. Ему пришлось уехать из дома, в родное Константиново он возвращался только на каникулы. А так он жил в общежитии с другими детьми, в том числе из старообрядческих семей. Село Спас-Клепики, в котором он учился, расположено среди мещерских лесов и болот, там исторически было широко распространено старообрядчество. Школа готовила не просто грамотных людей, а конкретно сельских учителей. Давалась довольно обширная программа: Есенин проходил практику в образцовой школе, в том числе сам вёл уроки. Именно во второклассной учительской школе Есенин и начал писать стихи. Первые его стихи – ученические, довольно подражательные. В первых стихах есть и лермонтовские мотивы (“Звёзды”), а также перепевы Никитина, Кольцова – особенно фольклорных мотивов. Хотя у Есенина всё же в тот период имелось мало стихотворений, которые свойственны, как тогда называли, “поэтам из народа”».

Тут может возникнуть вопрос: а как Есенин начал стихотворствовать, какими были его побудительные мотивы? Желание прославиться, выделиться из толпы (если чисто «по Фрейду»)? Или, всё по тому же Фрейду, несчастная любовь, тяжёлая жизнь, эмоциональная подавленность, психологическая сублимация – и, как следствие, попытка найти некую отдушину? Ведь некоторые исследователи в разговоре указывают на «трудное детство» Есенина, даже на его некоторую «забитость»! Мол, как-то не особенно повезло Серёже с родителями.

Владимир Брюханов: «Мать Есенина пыталась бороться за самостоятельность и самолично вырваться из деревни. Это происходило в ранние годы жизни Сергея, которого она оставила на попечение деревенских родственников. Однако сначала она застряла на уровне городской прислуги, затем родила внебрачного сына и вынужденно вернулась домой – к воспроизводству потомства от нелюбимого мужа… Отец считался очевидным бездарем – таким и показан со всеми подробностями в воспоминаниях своих дочерей – и не продвинулся выше продавца в мясной лавке в Москве, куда уехал совсем мальцом. Появлялся он в Константинове лишь наездами, хотя женился и в родном селе, но все последующие его визиты в деревню выливались в очередную беременность супруги. Сергей Есенин оказался первым из родившихся его отпрысков, выжившим в младенчестве». Дальше – больше. Брюханов передаёт близко к тексту мнения дотошных западных литературоведов: «До девятилетнего возраста Сергей Есенин практически не знал родителей. Сиротство же, как хорошо известно, одно из тяжелейших испытаний, выпадающих подрастающему человеку. Одних оно калечит, другим придаёт неукротимый импульс к развитию. Хотя бывает, что происходит одновременно и то, и другое. Сиротский статус обрекал Сергея и на низшее положение в мальчишеской иерархии: не стояло за ним, вопреки стихотворению, “испуганной мамы”, за помощью к которой можно обратиться в случае “разбитого носа и кровавого рта”. В принципе, могли заступаться дядья – братья матери, о лихости и озорстве которых вспоминал Есенин. Но об их покровительстве и защите от деревенских задир Сергей что-то не упоминал. Это и понятно: ябедничество – согласно сложившимся мальчишеским традициям – могло и должно караться тяжкой расплатой. Да и созданный Есениным в стихах собственный образ не допускал такого. Приходилось как-то управляться, но “худощавость и низкорослость” этому, конечно, не способствовали. До мальчишеских заводил так он, похоже, и не дорос: апокрифические воспоминания его деревенских “друзей”, возникшие уже после его смерти, явно вычитаны из его же стихов».