Текст книги "Сергей Есенин. Навсегда остался я поэтом"

Важное уточнение делает Елизавета Александрова-Зорина: «Это мы смотрим на фотографии Дункан и видим немолодую, сильно пьющую женщину. Современники Дункан, в том числе московский корреспондент “Нью-Йорк Таймс” Уолтер Дюранти, оставили о ней другие воспоминания. Хотя из-за трагической гибели детей Дункан сильно сдала и постарела, но, светясь каким-то внутренним огнём, оставалась женщиной яркой и эффектной». Разве что так – некие тайные флюиды, иррациональный внутренний свет… и всё в таком же духе. Во всяком случае, никто не спорил, что красавицей мадам Дункан никак не назовёшь, даже если судить по её ранним фотоснимкам. Поэтому трудно не согласиться с мнениями наших собеседников – специально привожу их высказывания целым блоком, потому что не могу что-либо тут возразить или добавить.

Константин Кедров: «Что касается Айседоры, я чувствую, что никакой любви там и не просматривалось. Есенину хотелось её славы, хотелось увидеть мир, он с ней так и вынырнул в Америку. А её привлекла, конечно же, его молодость и харизма. Всё – исключительно на взаимном интересе, любовью тут и не пахнет. Это поиски славы: в таком возрасте, где-то до 30-ти лет, это вполне естественно. Это естественная потребность молодого поэта».

Всеволод Емелин: «Есенин – стопроцентный провинциал, который намертво цеплялся за всё, что ему могло помочь “взлететь”, подняться, выбраться в люди. Хотя про всех его женщин я бы так и не сказал наверняка: кем-то он и увлекался, видимо. Так, по случаю. Но с Айседорой – это точно именно так: лишь скупой меркантильный расчёт!»

Дмитрий Дарин: «Айседора действительно оплачивала многие тиражи Есенина, а после его смерти перевела гонорар за выпущенные книги – сама к этому моменту завязнув в долгах как в шелках, – семье Есенина, хотя они и не были с поэтом разведены официально. Дункан ему – скорее как мамочка: любила безумно, баловала, опекала. Должен сказать, что Айседора действительно стала тогда очень известной в мире. Я, правда, смотрел кадры кинохроники с её танцами, – меня совсем не вдохновило. Может, для той эпохи в этом и находили что-то, а может – вживую надо смотреть, не знаю. Но Айседора – очень пластичная, возможно, она во влюбчивом поэте зажгла этим особую искру. Известно же, что без страсти поэт жить не может! Хотя они недолго жили вместе: в мае Есенин с ней уехал из России, а уже в августе – вернулся обратно: страсть прошла, поднадоели друг другу».

Владимир Бондаренко: «Если взять отношения Есенина с Айседорой Дункан, то тут не существовало особого финансового расчёта, скорее другое: непреодолимая тяга к мировой знаменитости – ну просто «ах»! – что особенно характерно для простого деревенского человека».

Сергей Сибирцев: «Та же знаменитая связь Есенина с Дункан – чисто метафизическая, иррациональная. Она не знала русского, он – английского, общались-то они больше мимически, да жестами. А что насчёт любви – то считаю, что любил Есенин исключительно её известность. Поэтому и использовал в своих целях».

Максим Скороходов: «Не думаю, что между Есениным и Дункан возникла такая уж пламенная страсть. Они – два творческих человека, создавших некий личный творческий союз, содружество, основанное на понимании друг друга. Они были творческими натурами, но во многом – самодостаточными. У Дункан сложилась трагическая жизнь: тяжёлые переживания из-за гибели детей. Так что, скорее всего, у неё возникло в чём-то материнское отношение к Есенину. Она хотела помочь Есенину: показать ему мир, открыть Европу, Америку».

Сергей Нырков: «Конечно, связь Есенина с Дункан, а также с другими женщинами – она давала некоторую выгоду, хотя это всё скорее чисто внешние проявления».

Сергей Соколкин: «Есенин частенько публично – хотя и как-то по-детски – гордился своими “любовями”. Например, этот его странный брак со всемирно известной танцовщицей Дункан! Она по-русски знала всего пару слов, Есенин же практически не понимал ничего по-английски. К тому же она годилась ему в мамы – старше аж на 18 лет! Понятно, что ни о какой любви Есенина к этой увядающей женщине говорить не приходится. Скорее – самолюбию поэта льстило внимание заезжей знаменитости. Да и с её стороны – скорее материнские чувства: Есенин для Дункан стал игрушкой, экзотической собачкой, кудрявым барашком. Плюс – тоже определённое самолюбие: некогда красавица, а ныне почти бабушка, решила показать “высшему свету” своего нового молоденького мужа – чудо из России, забавного лапотного мальчика! Тем самым дать повод для разговоров в прессе, чтобы освежить угасающий интерес к собственной персоне».

Если честно, то не все ещё отзывы привёл. Были и гораздо жёстче… Но однозначно можно сказать, что опрошенные мужчины высказали довольно категоричные суждения. Никакой, мол, любви там уловить не получается – лишь некий холодный расчёт да тяга (возможно, что и обоюдная) к экзотике. Как лаконично отозвался Роман Сенчин: «И Дункан использовала Есенина в своих целях, и он её!» Увы, приблизительно к подобной фразе можно свести практически все мнения об этой «неформатной» супружеской связи, прозвучавшие из уст представителей сильного пола.

Милые дамы ожидаемо постарались «понять и простить» поэта, исхитрившись найти в этом экстравагантном есенинском браке завуалированную страсть.

Например, как это делает Елизавета Александрова-Зорина: «Есенин не был так уж цинично расчётлив, он вообще – личность эмоциональная и порывистая. Поэтому сложно вычленить в его чувствах к той же Дункан увлечённость, страсть, расчёт или желание получить что-то от этих отношений – думаю, там имелось всё. Есенин не был прожжённым циником, который прикидывал: “Айседора так знаменита – надо соблазнить её и воспользоваться славой и связями за границей”. Нет, ему и правда нравилось, что Дункан знаменита – это добавляло ей в его глазах привлекательности. Нравилось её богатство (советская власть выделила танцовщице роскошный особняк, который не мог не поразить воображение Есенина), льстило её внимание, воодушевляло всё то, что он мог получить благодаря их любовной связи».

Или, с ещё более выраженным адвокатским настроем, Марина Замотина: «Несмотря на утверждения некоторых исследователей, я думаю, что Есенин всё-таки искренно любил женщин. Во всяком случае – на первых этапах отношений. Такие темпераментные люди, как Есенин, – они сначала делают, а уже только потом думают. Понятно, видимо, у поэта были и какие-то случайные связи, но оступившись, сделав что-то “в сиюминутном порыве”, – он уже потом мог всё хорошенько обдумать: надо ему это или нет. Что называется, “натворить делов” по пьянке, а проснувшись – подумать: продолжать отношения или нет. С той же Дункан – начав отношения, он ею поначалу действительно увлёкся. А потом, спустя какое-то время, уже мог принять взвешенное решение о прекращении отношений – в принципе, одно другому не мешает».

Хотя если судить, что же остаётся в сухом остатке, то и представители «женской фракции» опрошенных в целом согласились с тем, что выше обозначили мужчины. Наталья Шубникова-Гусева: «Следует помнить, что вообще-то для Есенина на первом месте стояла вовсе не любовь и не женщины, а поэзия. Хотя, конечно, он и мечтал временами о дружной семье».

Часто отмечают, что именно после знакомства и совместной жизни с Дункан Есенин пристрастился к алкоголю. До этого, мол, он пил более чем умеренно. Слушаем Марину Замотину: «Есенин пил сильно, особенно вернувшись из Америки. С той же Дункан, например, они пили, что называется, “не просыхая”: она же не выходила на сцену без шампанского, любила выпить и не видела в этом абсолютно ничего зазорного. Думаю, что Есенин тоже после знакомства с ней стал себе подобное позволять».

Ну и ещё пару «штрихов к портрету», чтобы создать цельный образ.

Дмитрий Дарин: «Айседора вела себя порой легкомысленно, давая реальные поводы для ревности: ей же хотелось всем нравиться, иметь вокруг себя кучу воздыхателей, быть всегда в центре внимания. Она же – типичная богемная женщина, сердцеедка. Впрочем, она не одна такая. Наталья Гончарова, к примеру, – та вообще вела себя отвратительно. Может быть, все жёны гениев так себя ведут, подталкивают мужей к трагической пропасти. С Пушкиным – это однозначно, с Есениным – не так явно, но всё равно имело место. Хотя в оправдание Дункан можно сказать одно: она много сделала для Есенина, любила его искренне, и это, возможно, прощает её. Не думаю, что она осознанно хотела сделать больно Есенину. Скорее, это что-то чисто женское, что не вытравить: женское желание “блистать”, нравиться всему миру приводит к потере чувства реальности».

Так что вопрос: «Кем стала Дункан для Есенина – белым или чёрным ангелом: хранителем или искусителем?» – остаётся открытым…

Ну а конец у данной истории получился, в общем-то, предсказуемый. Задуманное не сбылось, ожидания оказались тщетны. Сергей Соколкин: «Надежды Есенина на мировое внимание и славу не оправдались. В мире его воспринимали либо как “очередное увлечение несравненной Айседоры”, либо писали, что у “молодого мужа танцовщицы” отличная фигура и он мог бы стать хорошим спортсменом. Никому практически не интересен Есенин как поэт – все обсуждают лишь его роман с Дункан. Неслучайно сразу после поездки они развелись – стороны глубоко разочаровались в друг друге. Желанной славы – и даже хотя бы всплеска внимания – никому не прибавилось. Но неудачный опыт «игр в любовь» ничему Есенина не научил. Чуть позднее он женится на внучке Льва Толстого, после чего начинает всем хвастаться: “Я породнился с великим Толстым!”»

И тут самое время вспомнить (вслед за Соколкиным) ещё один известный – и не менее спорный – брак Есенина: с родной внучкой Льва Толстого, Софьей. Неслучайно эти браки Есенина воспринимают как события одного ряда, логично вытекающие из зародившегося в поэте ощущения собственной «звёздности», исключительности. Прежде всего часто вспоминают эпизод, когда Есенин бравировал перед приятелями: театрально-мучительно решал «сложнейшую» жизненную дилемму, на ком ему лучше жениться, чтобы «посолидней смотрелось».

Максим Скороходов: «Всё-таки под конец жизни Есенин уже ощущал себя известным человеком. Когда он приехал из зарубежного вояжа и расстался с Айседорой, то говорил: я, мол, женюсь или на дочке Шаляпина, или на внучке Толстого. То есть у Есенина присутствовали такие мысли: что он не может жениться на простой корректорше или машинистке – он ведь уже птица высокого полёта! Соответственно, его женитьба должна стать не обычным заключением брака, а приобщением к высокому искусству, к великой литературной традиции – он ведь ощущал себя крупным поэтом! Ещё в 1917 году Есенин пророчески написал: “Говорят, что я скоро стану / Знаменитый русский поэт”. А в 1924 году он заявил Пушкину как равному: “…Ты был повеса, / Как я сегодня хулиган”».

Хотя такая трактовка – некого «снобизма» Есенина – вовсе не доминирует. Ведь можно предположить и простую «рисовку». И в самом деле – почему бы не похвастаться своими возможностями перед приятелями: пусть, мол, обзавидуются!

Дмитрий Дарин: «Часто вспоминают, как Есенин выбирал, на ком жениться ради карьеры, – на Толстой или Шаляпиной? По воспоминаниям, он перед друзьями-имажинистами прикидывал, как лучше будет звучать: “Есенин – Толстая” или “Есенин – Шаляпина”? Но я ничего здесь не вижу, кроме обычного мужского трёпа».

Не думаю, что кто-то сейчас сможет воссоздать правдоподобную картину: как же протекал процесс мучительного выбора между двумя кандидатками на новое супружество поэта. На весах таинственных внутренних приоритетов литературная традиция перевесила певческое мастерство. Есенин заключает очередной официальный брак с наследницей графа Льва Толстого.

Александр Руднев: «Случился как-то у нас с Екатериной Есениной разговор про Софью Андреевну, последнюю жену Есенина, внучку Толстого. Перед самой смертью Есенин прожил с ней три месяца и от неё потом и удрал в Петроград, в общем-то, он сам так прямо и говорил. На Есенина давил образ Толстого, портрет которого висел у внучки Софьи – в Померанцевом переулке, где Есенин жил последние месяцы перед своей смертью и где очень неуютно себя чувствовал».

Неуютно – тут ключевое слово. Потому как многие комментаторы традиционно повторяют тезис о том, что последний брак Есенина случился вроде как от бытовой неустроенности. Мол, поэту всего лишь захотелось тепла, уюта, домашнего борща, пушистого халата и мягких тапочек.

Пётр Радечко: «Когда в 60-е годы имя Сергея Есенина прочно вошло в анналы лучших поэтов мира, к его имени стали “примазывать” многих людей “высокого полёта”: это и Всесоюзный Староста Михаил Калинин, и Железный Феликс – Дзержинский, и даже Лев Троцкий! Но почему-то при его жизни никто из этих вождей пальцем не пошевелил, чтобы классику предоставили хоть какое-нибудь жильё. А ведь к нему в Москву переехали две его младшие сестры. Потому ему волей-неволей приходилось довольствоваться услугами Галины Бениславской и Софьи Толстой. Хотя особых чувств к ним он не испытывал».

К Галине Бениславской ещё вернёмся. Но восприятие Софьи Толстой как исключительно обладательницы «знатной» фамилии и удобной жилплощади, – явно однобокое и тенденциозное. Сложно поверить в этакую мелочную меркантильность. Всё-таки поэт – это особый подвид человеческой популяции, изначально ориентированный на несбыточное небесное, а не приземлённое практичное.

Марина Замотина: «Я считаю Есенина очень искренним поэтом, предельно откровенным в своей поэзии, который никогда не лукавил, а говорил то, что думает, – в том числе и о любви, которую он переживал как сильную страсть неоднократно. Согласна, порой это чувство у него было довольно сложным, возникало в разных, часто – в запутанных ситуациях, но все его чувства отличались искренностью. Он любил красоту, понимал и чувствовал любовь: очень по-мужски – слишком темпераментно, отдаваясь своим чувствам на полную катушку. Есенин не выдумывал любовь – нет тут никаких утончённостей, витиеватости, надуманностей – он не словоблудил, а жил словами».

И трудно, в общем-то, не согласиться с этими словами. Всё-таки Есенин знал себе истинную цену – и с этим утверждением, насколько я понял, не спорит ни один из исследователей. Самоуничижением поэт явно не страдал – и вряд ли стал бы размениваться ради какого-то «красиво обставленного угла».

А про «неоднократное переживание сильной страсти» – тут в самую точку. Трудно что-то возразить на утверждение, что Есенин искренне очаровывался женской красотой, при этом был однолюбом (но «многоразовым», вновь и вновь устремлявшимся за своим манящим, несбыточным образом Вечной Возлюбленной).

В этом аспекте представляется интересным наблюдение Дмитрия Дарина: «Я разглядывал фотографии Миклашевской, Райх, Толстой, – они похожи все, есть что-то общее. Видимо, Есенин искал каждый раз в женщинах некий свой идеал, в том числе – и чисто внешне. Если поставить Миклашевскую рядом с Дункан, то они – почти одно и то же лицо, лишь только 20 лет разницы. Что-то общее присутствовало в типаже всех есенинских женщин. Ну а кого он любил больше или меньше – никто уже не сможет сказать: всё это – одни догадки».

Как минимум, можно предположить, что в определённый момент Есенин и взаправду мог увлечься Софьей Толстой, подсознательно уловив в ней некоторые черты своего «надмирного» женского идеала. Хотя такой фактор, как желание наконец-то «устаканиться», найти место, где можно «склонить главу», – всё же нельзя сбрасывать со счетов.

Вот как это объясняет Дмитрий Дарин: «Есенин не имел своего собственного дома – вообще никогда! Поэтому, когда Есенин встретил Софью Толстую, его подкупило то, что она могла предложить уют, налаженный семейный быт, подходящие условия для каждодневной литературной работы. Последнее – немаловажно, ведь поэзия давно стала всей его жизнью. На Есенина к моменту женитьбы на Толстой было заведено 13 открытых уголовных дел: дебош, антисемитизм, драки и много чего ещё. Но к своим 30 годам он стал уже стараться отходить от скандалов: пришло время остепениться. Вообще, это могло стать правильным творческим союзом: гениальный Есенин и внучка великого писателя».

Творческий союз получился, правда, несколько проблемным. Как говорится: «что-то пошло не так». Отношения молодых супругов развивались явно не в русле семейной идиллии.

Александр Руднев: «После смерти Есенина Софья снова вышла замуж, жила в браке с Александром Дмитриевичем Тимротом. Я его очень хорошо знал, мы с ним о многом говорили, в том числе он мне рассказывал и такой эпизод: мать Софьи Андреевны, незадолго до смерти Есенина говорила дочери: “Сонечка, ну ведь с ним же нельзя жить, он совершенно больной человек!”. А та отвечала: “Ну я же его люблю!”. Рассказывали и другие о жизни Есенина с Толстой, а с Тимротом мы больше про Ясную Поляну говорили, чем про Есенина. Прожили Тимрот с Толстой лет десять где-то, а потом он бросил её – так что она даже на этой почве, по слухам, заболела каким-то психическим расстройством».

И тут интересно свидетельство Александра Руднева, которое в определённой мере объясняет столь смелое утверждение, про «совершенно больного человека». Ведь существует мнение, что все настоящие, талантливые поэты – если они ими являются, а не тщатся считать сами себя таковыми – выглядят странными, «больными» личностями, явно «не от мира сего». Возможно, это просто устойчивый стереотип… но пока никто данный тезис не опроверг с достаточной степенью убедительности. Обратных же примеров – легион!

И тут переходим к важному уточнению, которое вносит в описание отношений Есенина с его последней женой Александр Руднев: «Очень многие уверяют, что Есенин по пьяному делу нещадно лупил Софью Толстую. Николай Павлович Позин, хранитель музея в Ясной Поляне, – кстати, незаконный внук Толстого и двоюродный брат Софьи Толстой – лично рассказывал мне это. Когда при нём, помню, упомянули Есенина, то Позин категорично заявил, что не хочет ничего даже слышать “про этого подонка”, потому что, «когда Соня была беременна», он её, мол, что есть силы пнул ногой в живот. Во всяком случае – до сих пор родственники Льва Толстого совершенно не хотят ничего слышать о Есенине. Правда, нынешний директор “Ясной Поляны”, Владимир Толстой, довольно сентиментально говорил о Есенине, но это дела не меняет».

Сильное заявление, ничего не скажешь! Я несколько раз переспрашивал Александра Руднева: правильно ли я его понял, действительно всё так, как он рассказывает? На что получил ответ, что эти факты давно уже «секрет Полишинеля». Я даже специально обратился с просьбой к профессиональному есениноведу прокомментировать сказанное – и получил, как ни странно, отповедь.

Елена Самоделова: «Важная для меня тема – “незнакомства” с родственниками жён Есенина. Например, его последняя супруга – Софья Толстая. Помню, как есенинская группа радовалась тому, что музей Льва Николаевича Толстого, располагавшийся в той самой квартире, где жили Есенин и Толстая, издал дневник Толстой, где многое связано с Есениным, с разбором записей и рукописей Есенина. Благодаря стараниям Софьи Толстой сохранилось очень много есенинских материалов. Более того – под её диктовку записаны многие произведения. Юрию Прокушеву посчастливилось работать с Толстой, она давала разрешение на публикацию многих архивных материалов. Это важное доказательство той большой любви Толстой к Есенину. Но после смерти Юрия Прокушева – увы, не помню, чтобы у меня или моих коллег, например, возникало желание поехать в Ясную Поляну или каким-то другим способом отыскать родственников Толстого, которые, возможно, что-то знают о жизни Есенина и Толстой. Получается, что мы – учёные, исследователи – пытаемся найти такую информацию от людей более далёких, но, к сожалению, иногда не хватает смелости, знаний, чтобы пойти непосредственно к родственникам писателей».

Надеюсь, что побои (если они имели место в действительности!) – всё же только «подразумевались», для назидательного эффекта. В этом, к примеру, уверен Сергей Сибирцев: «Со всеми своими подругами Есенин был просто безудержно ревнив. При этом – по большому счёту не любя никого “на разрыв аорты” – нещадно колотил своих баб, а потом на коленках слёзно выпрашивал прощение. Хотя думаю, что скорее бил не в полную силу, а лишь “обозначал”. Исключительно в воспитательных целях! Ведь не осталось же там увечий никаких или даже сильных синяков».

И если рукоприкладство Есенина по отношению к Толстой (даже не его наличие или отсутствие, а всего лишь его степень) – вопрос сугубо дискуссионный, то возникшее неприятие у поэта к последней супруге практически никем не оспаривается.

Валентин Сорокин: «Эта женщина, Софья Толстая, сама виновата в том, что Есенин к ней так плохо относился! Кстати говоря, Есенин не признавал, что это его был сын от неё. Я читал мемуары современников Есенина, так там описывается, что эту женщину – казалось бы, родственницу самого Льва Толстого – считали до крайности самолюбивой. А ведь нельзя забывать, что Есенин стремился построить семью, хотел иметь хорошую жену – верную, любящую, женственную. А перед тем, как Есенин повесился, пришла двоюродная сестра этой его последней жены и рассказала ему, как Софья тайно встречается с писателем, с каким-то там юмористом… Ну каково Есенину в этой ситуации! И потом, важный момент: не Софья Толстая его провожала в последний путь, а родные сёстры».

Думаю, что личность Есенина, его творчество вовсе не нуждаются в том, чтобы их обеляли или очерняли, оправдывали или осуждали. Личность уже отошла в мир иной, лучший, по распространённому мнению. А творчество – прочно укоренилось на вершине Вечности.

Да и потом: практически все соглашаются с тем, что Сергей Есенин – настолько многогранная, объёмная, разноплановая, во многом противоречивая личность, что при желании можно отыскать в его биографии всё, что только душа пожелает. Хотите развратника – будет вам, для этого лишь только нужно выстроить факты в строго определённом ключе. Хотите целомудренного романтика, томящегося жаждой обретения Идеального – «нет ничего невозможного!», лишь взгляните на поэта под другим углом зрения. Например, как это делает Наталья Шубникова-Гусева: «Любовь, личные отношения – эти темы всегда интересны для читателей. Есенин – человек глубоко порядочный в отношениях. То, что говорят про его бесконечные связи, про случайных женщин – это неверно. Он чистоплотный, очень разборчив в связях, не сближался с кем попало, даже по той причине, что просто боялся заразиться чем-нибудь. Не особенно-то он был и влюбчив. С Миклашевской, например, у него ничего так и не получилось в любовном плане. Никаких даже “поползновений” с его стороны не отмечено, хотя все отмечали, что она – очень красивая женщина, актриса. Он как бы разыгрывал эту “любовь хулигана”, и сама Миклашевская в воспоминаниях пишет, что у них сложились очень чистые отношения».

И тут не поспоришь. Красивая, обаятельная, магнетичная (по отзывам современников) Августа Миклашевская так и не смогла «зацепить» разборчивого в амурных связях поэта. А ведь казалось: что бы беспринципному Дон Жуану, как некоторые хотят представить Есенина, не приударить за ней? Сама же, мол, напрашивается? Ан нет – не легла, как говорится, на сердце!

И, развивая эту тему, трудно обойти вниманием Галину Бениславскую – женщину, которая очень много значила для Есенина, безумно его любила. Но, говорят, так и не добилась от поэта ответного любовного чувства.

Максим Скороходов: «Почему Есенин с Бениславской общался на протяжении столь длительного периода? Он воспринимал её прежде всего как своего литературного помощника. Он не мог положиться так на приятелей-поэтов, к примеру имажинистов из своего круга общения, а она его сильно выручала: переписывалась с издателями, помогала в составлении сборников, была личным литературным секретарём. Ей же, конечно, хотелось, чтобы он стал её мужчиной, а не просто “поэтом, которому она помогает”».

Увы, особых перспектив в смысле семейного гнёздышка или чего-то подобного в этих отношениях, видимо, не подразумевалось изначально. При том, что Есенин не только сам долго жил у Бениславской, но и спешно перевёз к ней из деревни «на прокорм и воспитание» своих сестёр.

Бениславскую, как можно судить, отсутствие зримых перспектив на скорые семейные узы особенно угнетало: ведь внешне они с Есениным вполне тянули, в глазах стороннего обывателя, на привычную патриархальную семью, где жена одержима делами мужа и во всём старается следовать его воле.

Владимир Брюханов: «Есенин не любил Бениславскую как женщину. Это с сочувственным пониманием воспринимается современной читающей публикой: что же – бывает! На этом, однако, их дружба и деловое сотрудничество не прекратились – такое тоже бывает. Но, что интересно, Бениславская и сама не поставила под сомнения такую трактовку: видно, что ей действительно доставалось не так уж много внимания от него как женщине. Более того, эта молодая, бесспорно красивая, очень неглупая и энергичная женщина была вынуждена регулярно поддерживать отношения с гораздо менее интересными, нередко женатыми мужчинами (кроме одного случая: её романа со Львом Седовым, сыном Троцкого) – женщину, похоже, терзали неутолённые страсти – и это тоже бывает! Остаётся задуматься о том, могло ли всё сложиться по-другому, если бы Есенин всё-таки любил её именно “как женщину”»?

Как говорится, надежда умирает последней! И в данном случае взлелеянная годами самозабвенного служения надежда на совместную супружескую жизнь оборвалась довольно внезапно – со смертью поэта. Преданный друг, неудачливый кандидат в объекты сердечной страсти, а также неизменный и незаменимый литературный секретарь решила, что в этом мире с уходом обожаемого Есенина ей больше ничего интересного не осталось.

Николай Кошелев: «Сёстры Есенина, с которыми я часто общался, хорошо знали Галину Бениславскую: отмечали её покладистый характер, доброту, неимоверную привязанность к Есенину и огромную помощь ему в житейских делах. Более того, когда Есенину негде стало жить, то Галина поместила поэта у себя в квартире, в отдельной комнате. А чуть позже приютила и его обеих сестер. По словам сестёр Есенина, Бениславская очень любила поэта, неимоверно тосковала по нему, а когда его не стало, то буквально не находила себе места. Год спустя после смерти поэта она пришла на его могилу и выстрелом из пистолета оборвала свою жизнь. Оставленная предсмертная записка объясняла причину такого поступка: “3 декабря 1926 г. Самоубилась здесь, хотя знаю, после этого ещё больше собак будут вешать на Есенина… Но ему и мне это всё равно. В этой могиле для меня всё самое дорогое”».

Впрочем, столь красивое и трагическое чувство как-то несправедливо не оделить хотя бы зыбкой надеждой на возможную взаимность. Исследователи отмечают некоторые моменты в биографии поэта, которые всё же оставляют шанс на то, что и Есенин был увлечён Бениславской – как минимум, некоторое время.

Наталья Шубникова-Гусева: «А то, что любовные отношения между Бениславской и Есениным случились, об этом говорит многое. Есенин познакомился с Айседорой Дункан и одновременно состоялась его первая встреча с Бениславской. Поэт встречается с Галей, пишет ей записку, что хочет новой встречи. Причём в этой записке пишет слово “Без” и ставит многоточие. Эту записку удалось расшифровать. “Без” – означает “без подруг”. Потому что Галя постоянно ходила с подругами – Яной Козловской и Аней Назаровой. Затем произошли другие встречи, и, я думаю, – случилась и близость».

Впрочем, та «близость», которая стала для Галины Бениславской в полном смысле слова судьбоносной (да ещё и роковой!) – Есениным едва ли воспринималась с подобным же пиететом. Что-то не сложилось, что-то не срослось: сердцу не прикажешь!

Наталья Шубникова-Гусева: «Есенин вначале был очень увлечён Галиной, потом это чувство несколько остыло, но утвердилась большая привязанность и уважение. Хотя там присутствовала и особая страсть, и ревность. Действительно, пока Есенин путешествовал с Дункан, возник страстный роман Галины с Сергеем Покровским. Но Есенина она забыть не могла – из-за сильного, даже, можно сказать, болезненного чувства. И когда Сергей Есенин вернулся к ней, она не задумываясь рассталась с влюблённым в неё человеком. При этом Покровский не смог пережить расставания с Галей и покончил жизнь самоубийством».

Что называется – классически: ревность заставила погасшее, казалось, чувство вспыхнуть с новой силой. Жаль, что подобный феномен, как правило, являет себя миру ненадолго: ревность – не тот фундамент, на котором стоит возводить дворец долгой любви.

Наталья Шубникова-Гусева: «В начале июня 1925 года, во время поездки Есенина с Бениславской в Константиново, на свадьбу двоюродного брата, Наседкин и Сахаров договорились, что им надо Бениславскую убрать: мол, надоела уже. И на свадьбе Есенину нашептали, что она изменяла ему со всеми, вплоть до Ионова, который тогда был заведующим ленинградским отделением Госиздата. Бениславская хорошо знала Ионова, так как ездила к нему в Ленинград по издательским делам Есенина, но никакого романа между ними, конечно же, не было. После свадьбы Есенин звал Бениславскую ехать в Москву, но она простыла и осталась на день в Константиново – подлечиться. Есенин поехал один с друзьями, а по дороге те ещё поведали ему всяких слухов. Он поверил. И когда Галя вернулась домой, то увидела, что его вещей нет: Есенин ушёл жить к Наседкину».

Проза жизни: как можно разбить нечто, чему люто завидуешь? Понарассказывать всяких досужих домыслов и откровенных бредней. Глядишь, во что-то из этого и поверят, что-то да и «выстрелит». Возможно, для Есенина подобный демарш с переездом стал лишь своеобразным рассерженным жестом, артистической игрой. Иначе вряд ли он так бы быстро остыл и пришёл снова проситься на постой. Но тут неожиданно и Бениславская решила проявить характер, закатив «ответную пьесу».

Наталья Шубникова-Гусева: «Потом Есенин вернулся к ней – на разговор, дня через два. Но она отличалась твёрдым характером и категорично заявила, что недоверия, мол, к себе простить не может. “Раз поверил рассказам других и нет доверия ко мне, я тебя простить не могу”. Расставание с Бениславской Есенин воспринял крайне болезненно. Если бы он её даже и не любил, то всё равно было бы тяжело. Ведь она приняла к себе его сестёр, воспитывала младшую сестру и с ней занималась, следила за Катей, ведала его делами – это уже некий сложившийся уклад жизни».