Текст книги "Сергей Есенин. Навсегда остался я поэтом"

Некоторые исследователи допускают, что Есенин и Бениславская могли быть любовниками хотя бы непродолжительное время. Другие – отрицают такую возможность. Есть и те, кто не акцентирует внимание собственно на любовных отношениях, но зато выделяет Бениславскую среди всех других есенинских женщин. Андрей Добрынин: «Из всех спутниц Есенина я бы выделил лишь одну Бениславскую – и не потому, что поэт к ней как-то по-особому относился, а из-за того, что именно она среди всех есенинских женщин больше всего любила поэта. Все остальные – лично для меня большой вопрос!»

Кстати, многие из опрошенных считают, что Галина Бениславская очень многое сделала для творческого наследия Есенина. Выступая не только как литературный агент и секретарь поэта, но и как одна из его признанных муз.

Наталья Шубникова-Гусева: «Дочь Анны Назаровой, ближайшей подруги Бениславской, Галина Сергеевна Назарова передала мне свой архив, в котором обнаружилось более 400 новых, до этого не известных исследователям документов и рукописей Есенина и его окружения. Среди этих бумаг – немало свидетельств того, что Есенин был неравнодушен к Бениславской. Во-первых, поэт в неё влюбился ещё в 1921 году и неслучайно написал ей посвящение на книжке “Пугачёв” в январе 1922 года: “Милой Гале, Виновнице некоторых глав”. Седьмую, самую вдохновенную главу поэмы он написал, вдохновлённый этим чувством. А во-вторых, он очень привык к ней, привязался. Они расстались летом 1925 года. Друзья Есенина – Александр Сахаров, Василий Наседкин и другие – завидовали Бениславской, потому что поэт называл её “самым большим другом”. Почему? Она хороша собой: косы до пят, большие изумрудные глаза, сияющие счастьем при встрече с Есениным, – именно такой запомнилась Галина своей сопернице, Надежде Вольпин. Бениславская увлекла поэта, а после зарубежной поездки, когда Сергей вернулся к ней, Галина воспитывала его сестёр, вела хозяйство и все литературные дела – причём всегда советовалась с Сергеем и делала только так, как хотел он. Когда поэт находился на Кавказе, она буквально составляла некоторые книги Есенина: советовалась, конечно, – но делала свой проект и потом посылала ему на утверждение. Так вышло, к примеру, с книгой “О России и революции”».

Чуть ли не впервые в рассказах наших респондентов всплыло имя Надежды Вольпин. Как-то не заостряют на ней внимание: что тут поделаешь! Хотя вопрос в интервью звучал очень общо и для всех одинаково: «Расскажите, что думаете про женщин Есенина». Ни на ком внимание не заострялось. Получается, что особо про Надежду Вольпин никто и не думает ничего. Мол, проходная какая-то связь. А ведь у этой молодой поэтессы, восторженно примкнувшей к имажинизму, был сын от Есенина!

Госпожа Вольпин с юности писала стихи, активно участвовала в работе поэтической студии «Зелёная мастерская», которой руководил Андрей Белый. Но последний, хоть и слыл «гением» (по мнению той же Гиппиус), – так и не смог завоевать симпатий Надежды Давыдовны. А Есенин – смог, во времена, когда юная жрица поэзии восторженно читала свои вирши в кафе «Стойло Пегаса», совладельцем которого был Есенин.

Чтобы исправить несправедливость по отношению к матери одного из детей Есенина, пришлось специально встречаться с самым именитым на сегодняшний день есениноведом, Натальей Шубниковой-Гусевой, и вопрошать непосредственно о есенино-вольпинском романе.

Картина, со слов уважаемого эксперта, вырисовывается следующая, заодно «всплыла» и ещё одна есенинская пассия… Наталья Шубникова-Гусева: «Осенью 1919 года Есенин познакомился с поэтессой Надеждой Давыдовной Вольпин и начал ухаживать за юной поэтессой. Одновременно развивался роман Есенина и с поэтессой Екатериной Романовной Эйгес. Почти через год после знакомства с Надеждой Вольпин Есенин встречается с ней на Богословском, где он жил вместе с Мариенгофом. Но вскоре Есенин познакомился с Бениславской, и Вольпин отошла на второй план. Однако он встретился с ней сразу после своей поездки за границу, и 12 мая 1924 года у неё родился ребёнок, которого она назвала Александр. Есенин не хотел ребёнка: у него уже было трое детей – поэтому внимания к ребёнку Вольпин в дальнейшем не проявлял. Кстати, Александр Сергеевич Есенинин-Вольпин в будущем стал известным советским и американским математиком, философом, поэтом, переводчиком, одним из лидеров диссидентского движения, эмигрировавшим в 1972 году в США».

…Самое время тут возвратиться к предыдущему фрагменту интервью Натальи Шубниковой-Гусевой. В тот период, когда Есенин находился на Кавказе (а его литературный секретарь Бениславская в то же самое время самозабвенно занималась структурированием и продвижением есенинского творчества), поэт познакомился с молодой учительницей русского языка – Шагандухт Нерсесовной Тальян. Именно ей Сергей Александрович и посвятил известные строки «Шаганэ, ты моя, Шаганэ…» (Шаганэ – уменьшительное от Шагандухт). Как потом скрупулёзно зафиксируют есениноведы, поэт был буквально сражён красотой восточной красавицы, делал ей подарки и оказывал знаки внимания. Но с отъездом из Батума многообещающее знакомство безвозвратно оборвалось, и в будущем Есенин никаких попыток к его возобновлению не прикладывал. Но зато постфактум посвятил красавице Шагандухт ряд стихотворений, выполненных в виде любовных посланий.

Михаил Айвазян: «Вспомним, как Есенин описывает ситуацию в Батуми, где он жил некоторое время и написал весь персидский цикл стихов. Мы ведь знаем, кому он посвящён… И что? Все эти женщины, которым Есенин посвятил стихи, беспрекословно обязаны были его обслуживать, во всём ему угождать! Весь мир, с точки зрения Есенина, ему был обязан! Кстати, может быть, так и должно быть у гениев?»

Тут-то, пожалуй, и перестанем уже описывать есенинских избранниц (и так почти всех упомянули), а перейдём к теме, которую обозначил Михаил Арамисович Айвазян. Действительно ли «гениям все должны»? И вправе ли гений использовать всех, кто признают его таковым, по своему усмотрению (если не сказать произволу)?

Вопрос «использовал ли Есенин влюблённых в него женщин?» жёстко поляризовал коллектив соавторов настоящего издания. Выше уже приводилось категоричное мнение Всеволода Емелина, заявившего: «Да, несомненно!» Можно также привести непримиримое (или даже злое, кому как нравится) мнение Владимира Брюханова, что явно многим придётся не по душе. Но, как говорится, – из песни слов не выкинешь: «Свою первую гражданскую жену, Анну Изряднову, ставшую для Есенина обузой, он просто бросил вместе с их сыном – и неизвестно, оказывал ли хоть малейшую материальную поддержку при своей жизни. Сохранились свидетельства, что никакие чувства не связывали Есенина и с Зинаидой Райх – до их внезапной женитьбы летом 1917 года. Он оставил её беременной уже в начале лета 1918 года. Потом, при кратком свидании, осчастливил ещё одним ребёночком – подобно собственному отцу, тот подобным же образом вёл себя с матерью Есенина. Хотя здесь наиболее существенным представляется то, что, когда Есенин сошёлся с Райх, та была влиятельным секретарём в редакции газеты – одной из значительнейших в тогдашней революционной России, притом часто печатавшей Есенина. А когда они разошлись, то она оказалась даже хуже, чем просто ничем: настоящей обузой – представительницей разогнанной и преследуемой политической партии. Те знаки внимания, оказываемые потом Есениным к Зинаиде, свидетельствуют скорее не о его любви к ней, а об оскорблённом самолюбии – а на это чувство Есенин всегда горазд! Женщину, брошенную и не оценённую им, подобрал другой: Всеволод Мейерхольд, сотворив из неё одну из потрясающих театральных актрис!»

Вот такой получается, со слов Брюханова, циничный монстр – преследующий прежде всего свои сиюминутные корыстные интересы. Наверное, если посмотреть на факты под определённым углом зрения, то подобные обвинения и не лишены смысла. Однако следует всё же признать, что подобная трактовка представляется несколько однобокой. Образ «меркантильного Есенина, шагающего по трупам» выглядит несколько натянуто и даже порой – карикатурно. Но не хочется вмешиваться в полемику респондентов. Поэтому – позволим Владимиру Брюханову довести мысль до конца: «Лидия Кашина – одна из первейших муз Есенина, со времён ещё дореволюционного Константинова. Связали их и трагические события конца лета 1918 года, стимулировав совместное бегство из деревни. Но затем она, бывшая помещица, также превратилась в одну из обуз для него. Обе следующие жены – Айседора Дункан и Софья Толстая – предназначались исключительно для возвышения и возвеличивания Есенина. Первая – всемирно известная танцовщица, оказавшаяся в итоге брошенной Есениным в то самое время, когда не имела более творческих перспектив и оказалась полностью разорена. Вторая – внучка Льва Толстого. Известно, что до женитьбы на ней Есенин подумывал о конкурирующем варианте – дочери Федора Шаляпина. Надежда Вольпин самоотверженно и бескорыстно любила Есенина – и не получила от него никакой помощи ни себе, ни их новорождённому сыну… Своей подруге Галине Бениславской Сергей объяснил, что не любит её “как женщину”. Тем не менее, он не один год использовал её именно как женщину, а главное – целый ряд лет беззастенчиво пользовался её помощью в самых разнообразных литературных предприятиях».

Далее последует лихое раскручивание заявленных тезисов. Думаю, что наиболее впечатлительным читателям имеет смысл пропустить следующие рассуждения (и вернуться к чтению книги лишь с начала следующей главы). Но тут важно, что сказанное в интервью Владимир Брюханов ещё не успел воплотить ни в одном своём изданном исследовании. Поэтому имеет смысл выслушать аргументы представителя западной школы литературоведения, со столь неожиданным подходом изучающим «сугубо славянские феномены». А дальше решить – в какой степени с ними соглашаться.

Владимир Брюханов: «Список можно продолжать, распространяя на женщин, сыгравших менее значительную роль в жизни поэта – притом, что никто из них не извлёк из этого заметного женского счастья. Хорошо известно, однако, что писательское, особенно поэтическое творчество – занятие в принципе не для одиночек. Успех обеспечивается лишь коллективными усилиями. Есенин никогда не оставался без поддержки, которую ему безотказно оказывали любящие женщины, не получавшие взамен почти что ничего. Думаю, что об отношении Есенина к женщинам нужно судить не по произведениям этого великолепного мастера любовной лирики, а прежде всего – по хорошо известным фактам его жизни. Можно открыть международный конкурс с большим призовым фондом – для тех исследователей, кто попытается привести хоть маленький фактик о том, что Сергей Есенин поступился чем-либо существенным для себя – ради любимой женщины, включая жён и матерей своих детей – и быть при этом твёрдо уверенным, что приз так никому и не достанется. Вот младших сестрёнок Есенин и любил, и опекал, и материально заботился о них – хотя и не без досады и претензий. И этого у него не отнять. Но это же не чувства к возлюбленным и не забота о них! Более того, можно обоснованно подозревать Есенина в корыстной заинтересованности по отношению к женщинам, любившим его. Известно, что ещё в деревенские времена он активно ухаживал за девочками, бывшими выше его по социальной иерархии, а потом забыл о них, когда ситуация перевернулась. Заметна неприязнь, с которой брат одной из них, тогда – друг Сергея, позднее относился к Есенину».

Так и хочется отмахнуться, подытожив сказанное расхоже-блондинистым «Ой, ну всё!» Как-то не собираюсь участвовать в работе жюри международного конкурса (об учреждении которого возвестил наш германский респондент) – да и другим не посоветую.

Возможно, подобные вопросы уместно адресовать лишь непосредственно женщинам Сергея Есенина, ещё при их жизни. Спросить по всей строгости: «Считаете ли вы, что поэт ничего конкретно вам в личных отношениях не дал»?

Владимир Брюханов: «На любого исследователя производит впечатление всем известное и бесспорное внимание к Есенину со стороны его жён, подруг и всех прочих особ противоположного пола. И это вполне типично для поэта, добившегося популярности. С его же стороны – якобы отсутствие ответных чувств по самым различным причинам и мотивам. Притом всё это повторяется сначала с одной, потом с другой, затем с третьей, потом с четвёртой – и так далее. И только понятное уважение к Есенину как к гениальному поэту, а не как к живому земному мужчине, совсем не обязанному быть гигантом во всех сферах человеческого существования, не позволяет остановиться на самом простом объяснении того, что любовного счастья у Есенина не было никогда потому, что его и не могло быть. Не создан Сергей Есенин для продолжительных интенсивных сексуальных отношений с какой-либо одной женщиной, равно как и с любой другой».

Видим, как сразу поменялись акценты. Тут не своекорыстный расчёт, не злой умысел, не потаённое коварство. Здесь то самое уникальное, неуловимое для логического анализа качество, которое за неимением адекватных слов условно именуют «гениальность». Хотя, считаю, более правильными были бы слова «иномирность» или «запредельность».

Андрей Фефелов: «Есенин – ярчайший человек своего времени, гений, но с ним, видимо, было очень тяжело вместе жить! Наверное, у Есенина бывали и случайные, поверхностные связи – “пьяные романы” – но мы говорим про тех его женщин, которые обладали особой претензией на него: окутать, обволакивающе подчинить себе. Про тех женщин, которые обладали высоким творческим потенциалом. Тут уже возникала особая драма».

Или такая формулировка, из уст Петра Калитина, с упором в суровые философские реалии: «Именно потому, что Есенин умел любить и знал, что такое любовь, – он и низводил её до кощунственной, распутной формы. Его антиномическая, юродственная религиозность проявилась и в отношении к женщинам. С любой из пассий у Есенина постоянно какие-то нездоровые отношения: никакой бракообразной гармонии, вследствие того, что ни одна из них ему особо и не нужна. Есенин воспринимал свою любовь к женщине только через конкретный миг. Данное чувство воспринималось им как некая ценность только в мгновении, в мимолётности – с раем взаимности и первородного греха расставания».

Если для кого-то слишком сложными покажутся подобные тезисы, то можно апеллировать к обширной серии трюизмов, развивающих известную тютчевскую мысль «не верь, не верь поэту, дева». И прежде всего – потому, что настоящий поэт на первое место всегда будет ставить не земную женщину, какой бы восхитительно-пленительной она ни предстала перед вдохновенными взорами, а далёкую небесную музу из собственных снов. Ну а дальше – классическое «третий – лишний!»

Сергей Соколкин: «Думаю, тот ритм и стиль жизни, который избрал для себя Есенин, стал просто невыносим для его жён-подруг-любовниц. Неслучайно красивая и талантливая актриса Зинаида Райх, отчаявшись, ушла от Есенина к Мейерхольду».

Необходимые уточнения про заявленные «ритм и стиль» даёт Сергей Нырков: «Конечно, Есенин буквально одержим творчеством: просыпался в шесть утра, шёл и сразу же садился писать. Тем более, пока Есенин был трезвый, у него постоянно шла очень напряжённая, порой даже мучительная творческая работа. Женщины видели это, понимали, и, конечно, многим это не нравилось. Потому что в жизни Есенин – очень неустроенный человек. Конечно, женщинам не нравилась неустроенность Есенина, так же, как и то, что он не обращал на них требуемого ими внимания. Из-за этого он и переходил как бы “из рук в руки”. Женщинам, я думаю, поначалу очень лестно чувствовать себя с ним рядом, потому что им вообще свойственно гордиться мужчиной, которого любят. Это, возможно, и составляет основу совместного существования мужчины и женщины – желание гордиться любимым человеком. Считаю, что Есенин не особо думал о том, как бы там ему использовать женщину: у него времени на это не хватало, он весь, без остатка, отдавался творчеству. Да и вообще – жил без особых “просчитываний” ситуаций, исключительно сердцем. И действовал в моменте, спонтанно. У нас, на Рязанщине, про подобную спонтанность говорят: “Сделал, как рука взяла”».

Сергею Ныркову вторит довольно стройный хор. Многие респонденты считают уместным напрашивающийся риторический вопрос: «Это ещё как посмотреть – кто кого использовал?»

Александр Чистяков: «Про использование Есениным женщин исключительно для карьеры – тут скорее наоборот: это женщины его использовали, чтобы почувствовать причастность к его таланту и показать её окружающим! Огромное количество литераторов довольствовались лишь одной женщиной, причём не всегда умницей и красавицей. Или страдали от неразделённой любви всю жизнь! А тут настолько яркий, светлый талант харизматического свойства! Это вопрос: кто кого использует? Думаю, для большинства женщин было за счастье просто оказаться рядом с Есениным: все мудрые люди понимали уже тогда, что Есенин по праву войдёт в историю. Ведь сколько женщин жили в те времена! Но те, кто «прошёл мимо», – о них никто ничего не знает теперь! А женщины Есенина – остались: про них читают дети в школе, их изучают литературоведы… И только потому, что они где-то и когда-то оказались рядом с гениальным Есениным. Так что это они его использовали: его славу и величие – в своих “себялюбивых амбициях!”»

Причём я заметил, что подобную точку зрения имеют и те, кто знает тему, что называется «изнутри»: сам проводит многочисленные поэтические выступления, и что такое «поклонницы творчества» – знает не по чужим рассказам.

Дмитрий Дарин: «Думаю, даже если и предположить, что Есенин использовал своих жён и любовниц, то и женщины использовали его не меньше – потому что “грелись” в его славе. Какой женщине не льстило бы даже просто пройтись с великим русским поэтом, ведь она гарантированно остаётся в вечности, в его стихах! Нет никаких признаков того, что Есенин не любил, или изменял всем напропалую, или относился корыстно к тем женщинам, с которыми связывался узами супружества или жил какое-то вместе».

И снова послушаем Сергея Ныркова: на этот раз он заходит уже с другого края, провозглашая некое «гендерное равенство»: «Мы все друг другу помогаем… и друг друга используем: мужчины и женщины для этого и живут вместе. Нельзя сказать, что кто-то от кого-то что-то имеет больше или меньше. Очень часто именно женщина “делает” своего мужчину. Как говорят, “какие женщины нас любят – такое впечатление о нас и складывается у окружающих”».

Многие исследователи отмечали, что в тот безумный революционный век для большинства на первый план вышли сугубо личные, даже, можно сказать, шкурные интересы. Выжить бы – тут не до романтики и сантиментов! О каком-таком особом уважении к женщине могла идти речь? И некоторые приятели Есенина нарочито подчёркивали наплевательское, пренебрежительное отношение к женщине. Но не сам Сергей Александрович!

Дмитрий Дарин: «Анатолий Мариенгоф был женат на Анне, подруге Миклашевской. Так тот публично писал о своей собственной жене: “когда она обрюхатилась”, “брюшко”. А когда они вместе отправились в Крым, то взял себе место в мягком купе, а жене, беременной, – в плацкарте. А вот Есенин благородно относился к своим женщинам, ничего не требовал, посвящал великолепные строки, заводил с ними детей».

Хотя как вам такое мнение: Есенин в принципе, априори не мог никого любить, потому что был неизлечимым нарциссом. Во всяком случае – любовь как таковая требовалась ему лишь для эффектного выражения себя. Сергей Соколкин: «Есенин, конечно же, мог дать русской поэзии гораздо больше – но не сделал этого. Прежде всего из-за своего просто-таки кромешного эгоизма. У Есенина огромное количество любовной лирики. Хотя, если вдуматься, то понимаешь, что у него нет ни одного стихотворения о любви… Все стихи – лишь о себе любимом. А женщина тут – как бы сопутствующий собственной персоне персонаж. Ведь что такое любовь как таковая? Это – отречение от себя во имя любимого человека, это – самопожертвование. А у Есенина – лишь воспевание собственных чувств, собственных переживаний. “Ты дала красивое страданье…” Да ещё укоры – в том, что его, мол, недостаточно обожают: “Ведь разлюбить не сможешь ты, / Как полюбить ты не сумела”. И прочее…»

Но при этом – такая неимоверная тяга к переживанию любовных перипетий! Есенина-схимника, принявшего целибат и ушедшего от мирских соблазнов в монастырь, даже и представить себе невозможно! Земная, плотская любовь была непреложным атрибутом поэтического бытия, обязательной спутницей творческого куража. Евгений Водолазкин: «Есенин, Клюев и многие другие представители Серебряного века постоянно играли. И все эти дамы Есенина, на которых он женился (или не женился), также составляли определённый элемент этой игры. Все эти блистательные его спутницы – Айседора Дункан, Зинаида Райх или Софья Толстая – для деревенского паренька представлялись чем-то не совсем реальным. Эти отношения развивались по какому-то совершенно сказочному сценарию. Думаю, что и сам Есенин не всегда мог отличить реальность от вымысла. При этом составной частью вымысла становилась его собственная жизнь. В результате получилась одна из самых феерических биографий Серебряного века – драматическая, полная романтики и контрастов, загадочная и парадоксальная».

Трудно не согласиться: «контрастов и загадочности» во многочисленных любовных связях Есенина хоть отбавляй! За нескрываемым игровым, буффонадным фасадом ярких лирических связей (свершающихся картинно, декларативно, на публику) – по тесным клетушкам отдельных увлечённостей старательно запрятаны странные, нелогичные, «не от мира сего» любовные экзерсисы.

Сергей Соколкин: «Думаю, что Есенин неосознанно «играл в любовь», которой ему так не хватало в жизни, используя при этом как объекты своей любви – для каких-то чисто бытовых целей, – так и свои чувства, появляющиеся во время этой странной “игры во влюблённость”. Вспомним: “И нам с тобою всё равно / Играть в любовь недорогую” или “И ты думаешь о ком-нибудь другом, / Я ведь сам люблю тебя не очень, / Утопая в дальнем, дорогом”».

…Подытожим: Есенин – гений, и он искренне восхищался женщинами! Но жить с ним вместе было трудно: со стороны любящих спутниц требовалось сплошное самоотречение и самопожертвование! Это – если простым языком, да вкратце пересказать. А если уйти в дебри философии (а не дай бог – то и вообще куда-нибудь в оголтелый психоанализ!), то можно «накопать» ещё много чего интересного.

Доктор философии Пётр Калитин выразил есенинскую тягу к противоположному полу в предельно простых формулировках: «Райх и Есенин – слишком разные люди. Она – из хорошей семьи, актриса, с воспитанной чопорностью, а Есенин – из глухоманного села, с простыми нравами и затеями. Подобная несхожесть повторилась затем и в браке с Дункан, и с Толстой. Но Есенин на эти отношения всё равно упорно шёл. Ведь они дарили те самые божественные миги, вспыхивающие мгновения истинного чувства, которые так его вдохновляли. Не думаю, что Есенин потом сильно переживал после очередного разрыва. Скорее считал, что настоящая любовь и должна быть трагической: поэтому она и становилась для него такой – неважно, с узами брака или без оных – но обязательно с сопутствующей глобальной неустроенностью».

Это, как говорится, – с точки зрения некоей «романтики трагизма». Возвышенно и отстранённо. А можно принять и другую точку зрения – более приближенную к земным, будничным реалиям. Сергей Соколкин: «Для достижения своих целей – и творческих, и чисто бытовых – Есенин пользовался всеми доступными ему способами, в том числе и не совсем этически дозволенными. Он связывался отношениями с разными женщинами, беззастенчиво использовал их в своих интересах, потом бросал, находил новых. При этом снисходительно позволял им себя любить!»

… Конечно, чтобы до конца разобраться в мотивах и «тайных пружинах» отношения Есенина к возлюбленным – необходимо, что называется, обратиться и к самым истокам. Во всяком случае, если поверить на слово непререкаемым постулатам психоанализа. Самым радикальным комментатором биографии Сергея Есенина в данном ключе (и в данном издании… хотя, уверен, не только в нём!) стал Владимир Брюханов. Думаю, ему и нужно дать слово: «Отсутствие любви к матери наложило тяжёлый отпечаток на все дальнейшие отношения Есенина к женщинам. Принято считать, что любовь к лицам противоположного пола имеет отчасти врожденную предопределённость, отчасти воспитывается – прежде всего родителями. Увы, родители Есенина едва ли любили друг друга и вряд ли могли демонстрировать детям образцы настоящей любви».

Негативное влияние «выбившейся» из традиционной укладности семьи Есенина, а также возникшие у поэта по этому поводу разного рода «фрейдистские комплексы» Владимир Брюханов иллюстрирует довольно оригинальным образом. Конечно, периодически разного рода новоявленные психологические школы начинают заявлять о ложности догматов старика Фрейда. Мол, не фрейдистский образ матери / отца (а также разного рода «анима / анимус» Карла Юнга) определяет характер социальных (в том числе – любовных) отношений человека. А как же коллектив, как же личный приобретённый опыт? Или, опять же, в песне у Высоцкого: «Чему нас учит семья и школа?»

Пусть всё так, но пока традиционный экскурс в раннее детство и заложенные в нём поведенческие паттерны не отменили напрочь – всё же вернёмся к авторской версии – чувственности и сексуальности Есенина. Слово Владимиру Брюханову: «Мы должны обратить внимание на возможное сходство Сергея Есенина с его отцом: сексуальные способности (как и любые творческие способности – физические и умственные!) имеют всё-таки склонность передаваться по наследству. Отец Есенина, как можно разглядеть, всю свою взрослую жизнь старался спрятаться подальше от собственной жены и, следовательно, от регулярного выполнения супружеских обязанностей. Редкие сексуальные контакты родителей Есенина обеспечивали, тем не менее, высокую частоту беременности. Но, естественно, подрывали всякий психический и телесный комфорт матери Есенина, а она, по общему свидетельству, была видной, энергичной, властной… и здоровой женщиной. Ясно, что для нормального удовлетворения её сексуальных запросов требовалось постоянное и эффективное сексуальное партнёрство. А этого-то как раз муж никак и не стремился ей обеспечить! Отец Есенина, по воспоминаниям, вроде бы неплохой человек. Он охотно приглашал к себе в Москву и Сергея, и обеих дочерей, а там заботился о них, в меру своих сил и способностей. Так что же ему помешало радикально тогда разрешить семейную проблему так, как справлялись с ней миллионы других выходцев из деревни: перевезти в Москву самое основное – свою жену? Но он этого так и не сделал, хотя и сам в Москве не соблюдал супружескую верность – по свидетельствам своих же детей. Это последнее тоже ложится в ту же самую канву: ни к чему не обязывающие, а потому – полностью регулируемые им самим отношения с какой-либо временной партнёршей (или даже с несколькими!) вполне устраивали его. Но никак не регулярные с собственной женой, постоянной партнёршей!»

Весь этот навороченный сексуально-неполноценный кошмар кончается не только для отца Есенина, но и для других мужиков есенинского рода весьма плачевно: они складывают мятущиеся буйны головы в неравной борьбе с сексуально-требовательным «женским началом». (Поправьте, если ошибся и понял мысль Брюханова неверно). Владимир Брюханов: «В конце концов, в 1918 году (когда прекратилась всякая торговля мясом и закрылись лавки), отец Есенина был вынужден вернуться в деревню и к постоянной жизни под одной крышей с женой. Ему это, похоже, особой пользы не принесло, вымотав прежде времени; в итоге жена пережила его по дате смерти на 24 года, а по возрасту к окончанию жизни – на 32. Кстати, та же особенность имела место и у его родителей: бабушка Сергея Есенина по отцу тоже пережила своего мужа на много лет».

Ну а дальше – видимо, по накатанной колее, буквально классика жанра: «Имеющий мудрость – сочти число Зверя». Респондент предлагает сделать самостоятельный вывод, что в раннем уходе Сергея Есенина из жизни виноваты исключительно его женщины. Ну или как-то так…

Соответственно, нежданной вишенкой на торте станут смелые предположения и версии от германского публициста и литературоведа, с учётом заявленной «дурной» наследственности по линии отца и прочих таинственных атрибутов.

Владимир Брюханов: «Представляется, однако, что Есенин постоянно, если это зависело от него, предпочитал мужское общество женскому – хотя бы потому, что так ему не требовалось проявлять никакой мужской сексуальной доблести! И похоже, проблема как раз в том, что его донжуанские похождения, пламенные страсти, бросающие от одной к другой, и были вызваны постоянной потребностью скрывать свою если не полную недееспособность, то недостаточные сексуальные возможности. Трагедия? Конечно – и не редкая. Но кому другому удалось столь ярко и результативно перевести своё постоянное страдание по поводу невозможности полноценной любви и семейной жизни в такие невероятные любовные строки своих стихов? В этом – возможно, один из секретов творчества этого гения, способного создавать то, что недоступно никому другому».

Теперь можно спокойно выдохнуть (сплюнуть через левое плечо, если того требует душа) и перейти к чему-то более ожидаемому. Елена Самоделова предлагает куда более прозаично-привычную трактовку влияния социального окружения на отношение Есенина к «половому вопросу»: «Есенин вырос в семье с традиционным укладом. Хотя с этой традиционной точки зрения, с крестьянской, – Есенина можно назвать “ходоком” по бабам, ловеласом: слишком большое количество даже официальных жён, не говоря уже о неофициальных. Но, если посмотрим на ту эпоху, в которую он жил, то увидим, как менялось брачное законодательство – с огромной скоростью на протяжении жизни поэта. По новым законам дозволялось иметь бесконечное число жён фактически, это даже считалось своеобразным “новаторством”: разонравилась одна жена – живи с другой. Даже крестьяне, когда читали новые законы, то не понимали: как же, мол, так можно! Для них это оставалось законом на бумажке, в реальной жизни так не было принято. Есенин оставался более строгим в своих супружеских отношениях, он не дотягивал до буквального следования тем законам молодого советского государства».

И с чистым сердцем подытожить рассматриваемую тему оптимистичным заявлением Сергея Небольсина, отказывающегося признать в Есенине гипотетический изъян разврата: «Есенин, несомненно, входил в соприкосновение с миром Серебряного века. Считаю, что вынужденно – он просто не мог физически быть от него изолированным. Конечно же, видел и упадочно-развращённые стороны этого быта, пришедшего в Россию именно незадолго до Серебряного века, а можно сказать, что и одновременно с ним. Хотя эти упадничество и декаданс, этот разрушающий все традиционные устои образ богемной жизни просачивались в Россию уже не одно столетие. Думаю, что в любой обстановке Есенин мог найти то, что дорого русскому сердцу – не извращённому, приверженному традиционной культуре и укладности. Я не согласен с теми утверждениями, что, мол, “грязная, развратная, декадентская стихия поглотила златоволосого, чистого рязанского паренька”. Считаю, что этого – слава Богу! – не произошло. Как бы ни было агрессивно его окружение, обстоятельства, в которые он попадал – Есенин всё же не превратился в циничного столичного хлыща».