Текст книги "Закон Стрелка"

Киллер

– Кэп, а почему ваш костер Валерьич назвал Вечным? – спросил Виктор. Не то чтобы это его сильно интересовало, просто надо было как-то отвлечься от странного пейзажа вокруг.

Они шли по идеально ровному полю в сторону полосы белесого тумана, образовавшегося впереди. При этом туман не приближался и не удалялся. Он просто висел над бескрайним полем эдакой однородной, неестественной декорацией.

Виктор уже не мог точно сказать, тот ли это серо-белесый туман, из которого он вышел недавно к костру троих сталкеров, или какой-то другой. В мире без компаса и ориентиров сложно понять, в каком направлении ты двигаешься и двигаешься ли вообще. Вполне может оказаться, что, перебирая ногами однородный ковер примятой травы, ты не перемещаешься в пространстве, а стоишь на месте, проворачивая ступнями полотно гигантской беговой дорожки.

– Потому что он вечный, – сказал Кэп. – Встречаются они в Зоне. Никто не знает, кто и из чьих костей их сложил, но каждый может возле них обогреться и приготовить еду на огне. Но никто не может их потушить или вытащить из них хотя бы одну кость. Даже случайно попавшую в него ветку нельзя трогать. Пытались многие, просто от дури, которую девать некуда. Или от любопытства, что часто одно и то же. Но потом они как-то быстро пропадали в Зоне. Однажды сталкер по прозвищу Водолаз долго глумился над Вечным костром – и гранаты в него бросал, и водой заливал, и песком засыпал, чуть не тронулся на этой теме. Но потом плюнул и занялся своими делами. И как-то незаметно тоже пропал. А потом кто-то нашел Вечный костер, в котором был череп с четырьмя глазницами – две нормальные, а две крошечные над бровями. У Водолаза их и не видно было почти, так, две складки на лбу, скрывающие эдакие мышиные глазки. Но такого черепа в Зоне больше ни у кого не было. С тех пор эти костры никто не тушит. Если же видят новоиспеченного пожарника, который Вечный костер загасить пытается, то просто пристреливают.

– Понятно, – сказал Виктор. Хотя понятного в услышанном было мало. Да и как умом понять такое?

– Ни черта тебе непонятно, – хмыкнул Кэп. – И мне непонятно, и всем, кто по Зоне шарится. Просто живем мы здесь и принимаем этот мир таким, каков он есть. И знаешь, со временем приходишь к тому, что другого мира тебе и не надо. Того, привычного, упорядоченного до тошноты, когда ты точно знаешь, что будет завтра, послезавтра и через год. И после надоевшей работы понятия не имеешь, куда деть себя от скуки. И ждешь, когда стрелка часов остановится на отметке, когда тебе пора вылезти из интернета и отправиться спать, чтобы завтра снова идти на работу. Думается мне, что это не Зона не отпускает тех, кто пытается вернуться на Большую землю. Это они, вернувшись, не могут отпустить ее от себя и рано или поздно возвращаются в этот непредсказуемый каждодневный кошмар. Да, здесь грязь, кровь и непонятная, загадочная смерть на каждом шагу. Но здесь ты живешь полной жизнью, так как за нее тебе приходится бороться как настоящему хищнику. И каждый день доказывать себе, что ты не тварь дрожащая, а право имеешь жить именно здесь, а не в том выхолощенном мире за Периметром…

Виктор слушал этого странного человека – да человека ли? – и понимал, что сейчас перед ним открывается правда этого мира. Мужчина создан, вылеплен эволюцией для борьбы за существование, для улучшения рода людского путем естественного отбора, где выживает самый быстрый, самый сильный, самый умный. Так было веками, тысячелетиями. И не выбить это из нас сытой, спокойной, размеренной жизнью. Это природа человеческая зовет сталкеров в Зону… или же Зона пробуждает в мужиках зов предков, зов бесчисленных поколений воинов, с оружием в руках отстаивающих свое право на жизнь в этом мире. И многие, очень многие лишь здесь, да еще, пожалуй, на войне, могут почувствовать себя теми, кто они есть на самом деле…

В тумане наметились какие-то странные темные силуэты, похожие на растущие из земли изуродованные кисти рук, сведенные предсмертной судорогой.

Кэп кивнул на изуродованные радиацией деревья.

– Зона корёжит всё – и растения, и животных, и людей. Людей особенно. Хотя, может, и не корежит, а правит. Истинную сущность вытаскивает наружу.

Виктор слушал не перебивая. Сейчас, как это ни странно, он вновь чувствовал себя учеником, которому седобородый Учитель рассказывает об изнанке мироздания…

Он зажмурился и встряхнул головой, отгоняя наваждение. Учитель остался далеко в Японии, но в древних трактатах написано, что Учителя встречаются воину на его Пути всю жизнь, нужно лишь уметь распознать их в толпе и вслушаться в их слова…

За деревьями из тумана выступало нечто странное. Слабые, едва очерченные контуры зданий, сквозь которые просвечивало серое небо, лежащие на земле тени деревьев без самих деревьев, телеграфные столбы, подвешенные в воздухе за протянутые между ними провода…

– Особо не приглядывайся, а то крышу сорвет – и не заметишь, – посоветовал Кэп. – Глядя на картины Дали, люди с ума сходили, а тут жесткий сюр наяву. С непривычки тяжко воспринимается.

Он поднял руку и указал на высокое дерево со стволом в три обхвата, несколько больше своих соседей похожее именно на дерево, а не на ладонь мертвеца, сожженного напалмом.

– Иди прямо на него. И никуда не сворачивай. Что бы ни казалось – просто иди. Уткнешься в ствол – не спеши, осмотрись. Скорее всего, это будет твой мир.

– А что, возможны варианты? – поинтересовался Виктор.

– В Зоне все возможно. Как и не в Зоне, впрочем.

– Спасибо, Кэп.

– Удачной тебе дороги, сталкер, – произнес проводник Виктора. После чего повернулся на сорок пять градусов и пошел себе не спеша куда-то между резкими линиями, висящими прямо в воздухе и напоминающими огромный, едва начатый чертеж заводского корпуса. Послышался скрип петель невидимой двери – и внезапно фигура Кэпа исчезла, будто и не было его только что рядом. А может, и вправду не было?

«Об этом подумаешь позже, когда отсюда выберешься», – мысленно сказал себе Виктор, уверенно шагая по направлению к дереву, на которое указал Кэп. И чем ближе он подходил к цели, тем сложнее было продираться сквозь внезапно уплотнившееся пространство.

У Виктора появилось стойкое ощущение, что он словно сквозь крутое тесто продирается через бетонные стены, вытаскивает свое тело из перекрестий арматуры, и будто из болотной жижи выдирает ноги из монолитного фундамента…

«Что бы ни казалось – просто иди… Легко ему говорить, сам бы попробовал!»

Дерево, на которое указал Кэп, маячило уже почти рядом, метров пять пройти… Виктор рванулся, выдергивая себя из последней бетонной перегородки – и едва не впечатался лицом в ствол, изрядно потрескавшийся от времени и пулевых отверстий.

«Да в нем свинца, поди, засело несколько пудов», – пронеслась мысль в голове Виктора.

И тут он осознал, что ему в лицо слева дует прохладный ветерок, что мир вокруг наполнился звуками – шорохом опавших листьев, далеким граем стаи ворон, мечущейся над крышей заброшенного завода, треском справа, сильно напоминавшим радиопомехи в погано отлаженном приемнике… Мир без звуков, привычных форм и запаха древесной коры остался за спиной.

Виктор оглянулся.

За ним стояла сплошная стена серого забора, собранного из стандартных бетонных блоков. Он даже потрогал ее, чтобы убедиться, не мерещится ли. Пальцы коснулись шершавой поверхности, на подушечках осталась белая крошка – забор был старым и изрядно побитым слабокислотными дождями.

Ветерок, запутавшийся в кустах, окружающих дерево, принес запах разлагающихся отходов. Виктор осторожно выглянул из-за ствола.

Прямо перед деревом стоял большой мусорный контейнер, из которого свешивалась наружу полуразложившаяся человеческая рука. По руке деловито ползали жирные квазимухи и множество белых личинок, за сплошным шевелящимся ковром которых почти не было видно плоти мертвеца. Мухи порой недовольно гудели на своё потомство – точь в точь пастухи, корректирующие перемещение овечьего стада.

Но не мертвое тело, выброшенное на помойку, привлекло внимание Виктора – на подобные вещи он в свое время уже успел насмотреться.

Позади контейнера вздымалась вышка, по верхней площадке которой, практически не скрываясь, прохаживался наблюдатель с оружием наперевес. Вышка находилась метрах в ста через дорогу. За ней в отдалении подпирали низкое предгрозовое небо огромные корпуса заброшенных заводов. Справа от Виктора стоял прислоненный к забору кузов насквозь проржавевшего грузовика – останки машины не давали кузову рухнуть на землю, подпирая его основание. То, что было за контейнером слева, рассматривать было опасно – стрелок на вышке хоть и выглядел беспечным, но судьбу искушать не стоило.

Гораздо интереснее было другое.

За разбитым грузовиком находились два кирпичных здания, меж которыми тянулся закрытый навесной переход, выполненный из металлических панелей. А из щелей между панелями раздавались приглушенные голоса людей, явно общающихся при помощи портативных армейских радиостанций. Виктор различил:

– …сначала тангенту нажимай, тормоз, а потом говори, он же начала фразы не слышит.

– …пошел ты! Это я не тебе, Волкопёс…

Дальше говорившие сместились вглубь перехода, и до Виктора донесся лишь едва различимый бубнёж, сливающийся в один сплошной фон. Что ж, там, где человеческое ухо бессильно, на помощь приходит техника.

Виктор откинул клапан рюкзака, извлек из кармана и быстро настроил устройство для подслушивания – крохотный направленный микрофон, улавливающий самые тихие звуки на расстоянии до пятидесяти метров. После чего вставил в ухо гарнитуру, направил микрофон на переход и обратился в слух.

Новейшая японская высокочувствительная техника не подвела. Правда, Виктор поймал лишь конец разговора по армейским уоки-токи:

– Есть продолжать контролировать улицу! Конец связи! – бодро ответил военный, невидимый за панелями.

– Не, ну нормальный ход, – недовольно произнес другой голос. – Пару месяцев назад две снайперские пары тоже тут сидели по наводке. И дождались – всех их какой-то Вильгельм Телль как в тире вынес подчистую. Я, конечно, в совпадения не верю, но все равно…

– Не ной уже, да, – перебил его третий. – Волкопёс после того, как его в ту заварушку гранатой контузило, второй месяц всем мозги полощет, житья не дает. И ты тут еще со своим нытьем. А вынес он их потому, что, во-первых, минировать надо проходы, во-вторых, снайперов без прикрытия пулеметчиков и гранатометчиков на опасные направления сажать все равно что на кол – рано или поздно кирдык тем снайперам.

– Так кто ж знал, что оно опасное? – заступился за неведомого Волкопса бодрый связист. – Это сейчас все умные стали, а тогда…

– Тогда снайпера-одиночку реально клювом прощелкали. За что и поплатились, – сказал третий, похоже, самый вредный из группы. – Так что сиди, смотри в перископ и башку не высовывай – говорят, нынче этих Легенд Зоны, которые горазды яйца у комара в прыжке отстреливать, по Зоне бродит немеряно. И сегодня еще одна новая вот-вот пожалует.

– Ты, кстати, знаешь что про него?

– Не больше твоего, – буркнул вредный третий. – Волкопёс сказал, будто он в Японии учился народ мочить и шибко в том преуспел. Типа, один какую-то базу террористов вынес или что-то в этом роде.

– Ниндзя, что ли?

– Да хрен его знает, – раздраженно бросил третий. – Смотри в трубу, говорю, а то много будешь знать – до старости не доживешь…

Виктор не стал дослушивать задушевную беседу снайпера, пулеметчика и гранатометчика, а неторопливо отключил микрофон, спрятал его обратно в карман рюкзака, после чего так же не спеша снял гарнитуру и отправил туда же.

Так-так. Получается, кто-то, заинтересованный в исчезновении Виктора, предупредил наемников о том, что он должен появиться на Земле наемников. Причем этот «кто-то» был неплохо осведомлен о его прошлом.

Таких людей было трое.

Макаренко, непосредственный начальник и хороший друг уже многие годы, не в счет – этот, если бы даже и захотел, вполне мог убрать своего лучшего агента лично. Но это ему просто не надо, поводов нет.

Второй – куратор, контролирующий деятельность российских войск на территории Украины. У этого тоже вроде бы нет причин сливать информацию одной из самых загадочных группировок Зоны.

Поэтому остается генерал с большими звездами на погонах. А у этого какой интерес в смерти столичного агента?

Ладно, об этом подумаем после. Кем бы ни был тот, кто слил информацию врагу, задание остается заданием. И для того, чтобы его выполнить, неплохо бы найти нормальный наблюдательный пункт, откуда ты видишь всех по максимуму, а все тебя – по минимуму.

Виктору приглянулась крыша заводского корпуса. Огромное мрачное здание вздымалось над Землей наемников практически сразу за вышкой – надо было лишь миновать разрушенную железнодорожную станцию. Подавив желание одним выстрелом снять наблюдателя с вышки, Виктор скользнул под кузов самосвала.

Место было не очень, как, впрочем, и любая другая удобная ниша, скрытая от посторонних глаз. Похоже, гадить сюда ходили все местные наемники. Осторожно обойдя «гусиным шагом» кучи засохшего и относительно свежего дерьма, Виктор вдоль стены забора просочился к противоположному краю кузова и осторожно высунул наружу гибкий оптиковолоконный кабель с миниатюрной встроенной камерой на конце. Удобное устройство – надеваешь обычные очки, одно стекло которых представляет собой жидкокристаллический экран камеры. После чего, если надо посмотреть, что делается за углом, сгибаешь кабель, высовываешь кончик наружу – и не надо рисковать собственной головой для того, чтобы оценить обстановку за укрытием.

Дождавшись, пока стрелок на вышке повернется к нему спиной, Виктор рванул из-под кузова через дорогу к строительной бытовке, стоящей метрах в пяти от сгнившего самосвала.

И дальше дело пошло легче.

Полуразрушенный навес железнодорожной станции, расположенной за бытовкой, скрыл Виктора от глаз наблюдателя. Оставались сущие пустяки – проскользнуть под ржавым вагоном, пробежать вдоль стены кирпичного здания – и цель, считай, достигнута. Но Виктор остановился, нырнул в густую тень, отбрасываемую худым навесом станции, и принялся внимательно рассматривать то, что лежало на железнодорожных путях.

Оно напоминало огромную лужу, в которую кто-то по халатности бросил оголенный провод высокого напряжения. По луже сновали молнии, переплетаясь меж собой в замысловатые, завораживающие узоры. Таких луж было несколько, и они медленно ползали по путям, словно гигантские электрические медузы. При этом Виктор был готов поклясться – «медузы» общались между собой, время от времени протягивая друг к другу потрескивающие молнии, а две реально выясняли отношения, хлеща друг друга пучками разрядов.

Идти на железнодорожные пути не хотелось, но другого выхода не было.

Осторожно, бочком Виктор спустился на шпалы, стараясь не коснуться рельса – на нем метрах в пяти от Виктора разлеглась ленивая аномалия, и по изъеденной ржавчиной стальной полосе бегали крошечный молнии.

Под вагон, как намеревался ранее, Виктор не полез – себе дороже, – а попытался обойти препятствие на колесах, почти впечатанное в наглухо заваренные ворота заводского цеха. При этом он очень старался не касаться металлических предметов и идти по земле либо по деревянным шпалам. Пока это получалось… но лишь пока.

Вагон ему удалось миновать без приключений. Более того, он сумел пройти почти половину пути вдоль кирпичного здания, за углом которого находился громадный заводской корпус, намеченный в качестве наблюдательного пункта. Но тут две аномалии, наэлектризованные взаимным конфликтом, внезапно почуяли движение и, разом потеряв интерес друг к другу, синхронно поползли к добыче.

В памяти Виктора всплыло название. «Электроды». Кажется, так в «Энциклопедии Зоны», встроенной в КПК, назывались эти аномалии. Но там ничего не было написано насчет того, что они умеют гоняться за людьми. Попадать в них не рекомендовалось, это да. А вот насчет того, что делать, когда аномалии решили поджарить тебя на ужин, «Энциклопедия» умалчивала.

Вдоль здания на уровне первого этажа тянулись окна, забранные на удивление целыми матовыми стеклами, за которыми ни черта не было видно. Пыль, что ли, осела изнутри?

Рискуя привлечь внимание стрелка на вышке, Виктор резко долбанул по стеклу локтем. Ни малейшего эффекта – только локоть отшиб. Вот это да! В восемьдесят шестом на Украине знали, что такое пуленепробиваемые стекла и вставляли их в заводские оконные рамы? Да нет, вряд ли. Скорее, соседство с аномалиями сказалось или еще какой-то местный феномен превратил обычные стекла в подобие кирпичной стены.

Но деваться реально было некуда. Спереди ползут две аномалии, помирившиеся друг с другом ради барбекю, назад тоже хода нет – ленивый «электрод», до этого спавший на рельсах, пробудился и уже шустро шевелил своими молниями-ложноножками, пытаясь опередить товарищей и атаковать жертву с тыла.

Эх, была не была!

Виктор подпрыгнул, уцепился за узкий подоконник, подтянулся и встал на него ногами. Окна были расположены почти рядом друг с другом, и пройти вдоль стены по подоконникам по идее было реально. Если бы не наблюдатель на вышке, с которой место дислокации Виктора просматривалось как на ладони.

Но стоять на месте тоже не выход. Ленивая аномалия, по размерам превосходящая обеих товарок вместе взятых, замерла на секунду…

Виктор почувствовал, как в воздухе ощутимо запахло озоном. Он прыгнул боком, пластаясь по стене словно паук, а в то место, где он только что стоял, ударила ветвистая молния. На подоконник вязко потекло расплавленное стекло.

Но Виктор уже бежал вдоль стены, стараясь не смотреть ни вниз, ни назад. Под ногами бесновались аномалии, а позади наверняка уже стрелок на вышке, привлеченный возней, целился из своего снабженного оптикой автомата во вполне доступную мишень, резко выделяющуюся на фоне здания.

Но выстрелов не последовало. Был лишь треск молний, бьющих в стену, концентрированная, до рези в глазах кислая вонь озона, горящей серы и плавленого стекла, и шершавые кирпичи под ладонями, за стыки которых Виктор изо всех сил цеплялся кончиками пальцев. Не самая худшая опора – в свое время Учитель заставлял лазать практически по гладким, веками выглаженным ветрами базальтовым скалам на побережье Японского моря невзирая на непогоду. Так что здесь все было относительно просто… если бы не стрелок за спиной.

Неповоротливые аномалии отстали на несколько метров и уже не пытались достать беглеца – по их поверхностям изредка пробегали хилые ломаные линии. Похоже, «электроды» выдохлись. Виктор спрыгнул на землю, заранее уходя с возможной линии выстрела и сдергивая со спины автомат. Кувырок, положение с колена, линия целик-мушка-цель…

Но палец, уже коснувшийся спускового крючка, остался на месте. Цель стояла на вышке лицом к Виктору и усиленно терла глаза ладонями. Всё понятно. Наблюдатель не мог не обратить внимания на охоту аномалий, обернулся – и поймал взглядом пучок разрядов. Что ж, сегодня ему крупно повезло. Лучше ослепнуть на время, чем поймать пулю между глаз навсегда.

Виктор вскочил на ноги, нырнул за угол, пробежал вдоль кирпичной стены и, легко перемахнув через бетонный забор, почти не скрываясь побежал к заводскому корпусу…

Снайпер

Дикая, разламывающая череп боль – вот что я осознал, вынырнув из черного и вязкого болота в объективную реальность. Тусклый солнечный свет едва проникал сквозь гребенку ресниц, но и от него глаза ломило так, словно по ним прошлись лазерным лучом.

– Ну хорош притворяться, сука, – произнес над моей головой ласковый голос. – Задолбал в натуре.

Сделав над собой усилие, я всё же открыл глаза.

Надо мной навис силуэт с нереально широкими плечами и толстенной шеей, на которой маячила относительно небольшая голова. Ну прям Халк из мультика. Я попытался шевельнуться – и захрипел.

– Не дергайся, – посоветовал силуэт. – Боснийский галстук затянешь – и, считай, отбегался. И по Зоне, и вообще.

Боснийский галстук… Так называли во Французском легионе петлю на шее, свободный конец которой крепился внатяг на руках, связанных сзади. Любая попытка освободиться приводила к удушению пленного.

Я внял совету. Тем более что каждое движение приводило к взрыву боли под черепной коробкой. Оно и понятно. За плечом «Халка» я успел разглядеть куцый ствол FN 303, американского травматического ружья, стреляющего специальными пулями с химическим наполнителем, чаще всего хитрой смесью из снотворного и миорелаксантов. Значит, хозяин ружья – охотник за головами, поставляющий в особо зараженные области Зоны рабов для поисков артефактов. Причем с высокой вероятностью легионер в прошлом, судя по знанию специфической терминологии. И то, и другое весьма погано.

Нежность в голосе охотника стала понятной, когда он немного сместился в сторону и я смог рассмотреть его получше. Ясное дело, что сейчас он испытывает к трофею глубочайшую признательность, граничащую с обожанием. Смотри-ка, от полноты чувств даже ногу мне перевязал, чтоб товар сам доковылял куда надо! Помимо FN 303 под мышкой у него болтался мой ВСК-94, ремень справа оттягивали ножны с моей «Бритвой», а слева болтались два подозрительно тяжелых контейнера для артефактов. Неплохой улов с одного жилистого тела, за которое помимо всего прочего работорговцы должны отвалить очень и очень неслабо.

– Давай помогу, – сказал «Халк», видя мои безуспешные попытки подняться. – Морфин, плюс снотворные, плюс анальгетики, плюс стимулятор, который я тебе вкатил… И как ты еще не подох? Удивляюсь.

Рванув меня за плечи, он одним движением поставил на ноги мое непослушное тело и тут же отошел назад на пару шагов. Я качнулся, но усилием воли сфокусировав расплывающуюся картину мира, устоял на ногах.

– Аналогично, – прохрипел я, скользнув взглядом по татуировке на тыльной стороне ладони «Халка», на которой была изображена граната с семью языками пламени в обрамлении надписи на французском «Legio Patria Nostra». Обычно такие наколки с гербом и старинным девизом «Легион – наше отечество» делали те, кто собирался остаться в Легионе навсегда. – Дезертиры обычно долго не живут.

Похоже, я попал в точку. На квадратном лице легионера катнулись желваки, пудовые кулаки сжались в мясные кувалды. Зря он так напрягается перед ударом. Ноги-то у меня свободные, и сколько ни накачивайся стероидами и гормоном роста, мышечная броня яйца с коленями не прикрывает. Главное, не промахнуться, поэтому в моем состоянии бить надо серией, чтоб наверняка.

Но усмирять говорливого пленника «Халк» передумал. То ли решил не портить товар, то ли опыт подсказал, что раб, настолько хорошо знающий, что такое Легион, не просто раб, а потенциальный Спартак с вытекающими отсюда последствиями. Поэтому вместо того, чтобы приблизиться ко мне на расстояние удара, охотник за головами направил на меня ствол моего ВСК-94 и скомандовал:

– Кру-гом. И шагом марш куда скажу. А еще вякнешь или дернешься, получишь пулю в череп. И хрен с ними, с бабками, переживу.

Череп у меня и без пули раскалывался, и я решил, что обойдусь без свинцовой добавки к ощущениям. К тому же легионеров бывших не бывает, даже если они и дезертировали из Легиона. Если сказал – сделает.

Ну, я и пошел меж холмов, напоминающих горбы дромадеров в Джибути или барханы Кувейта – на выбор. Это меня воспоминания о службе в Легионе накрыли. Плохо, когда теряешь память, но у любого человека есть некоторые моменты биографии, которые лучше вообще не вспоминать…

Пейзаж вокруг особым разнообразием не отличался. Вышеупомянутые холмы, редкие лысые деревья, скрюченные радиацией, скелеты мутантов и людей, обглоданные дочиста, с проросшими меж ребер колючими кустами, напоминающими сваленные в кучу миниатюрные противотанковые ежи… Нормальная картина бытия для Зоны.

Судя по едва заметным тропкам, сейчас шли местами нехожеными, неизведанными. Во всяком случае для меня. Охотник за головами в обстановке ориентировался как в собственном доме и любезно предупреждал меня о встречающихся на пути ловушках – как природных, так и искусственных.

Мы без всяких болтов и детекторов аномалий обогнули семейство «гравиконцентратов», благополучно миновали обширные полотнища «жгучего пуха», свешивающиеся с елок миниатюрной рощицы, словно специально выращенной между двумя обширными полями аномалий, после чего преодолели минное поле, словно огород морковкой густо утыканное датчиками цели. После чего намертво уткнулись в холм, густо заросший кустами мутировавшего собачьего шиповника. С розами у тех кустов было неважно. Не розы, а так, какие-то скомканные несвежие носовые платки вместо цветов. Зато шипы выросли – никакой «егозы» с колючкой не надо, словно стилеты из побегов торчат, аж сталью отливают.

– И куда теперь? – осведомился я, поводя онемевшими плечами – чтобы «боснийский галстук» меня окончательно не задушил, приходилось все время путешествия держать их приподнятыми.

Вместо ответа «Халк» извлек из нагрудного кармана КПК и набрал на нем комбинацию цифр.

– Кто? – раздалось из динамика.

– Халк, – отозвался охотник. И почему я не удивился? Камуфла с преобладанием болотного цвета, разросшиеся от инъекций гормона роста лицевые хрящи, зеленоватый оттенок кожи, характерный для начальной стадии онкологии, вызванной передозом стероидов и радиационного облучения, – точно Халк, и никак иначе.

– Проходи.

Внутри холма что-то загудело, и солидный кусок почвы, поросший травой, провалился внутрь сантиметров на пятнадцать, а после величаво отъехал в сторону.

Вот оно как… Стало быть, не холм, а подземный бункер типа норы Жмотпетровича, только больше в несколько раз.

Насколько подземелье было больше, я смог оценить, лишь когда, подталкиваемый сзади глушителем моего же ВСК-94, спустился вниз по крутым ступеням. Коридор слабо подсвечивался тусклыми лампами под потолком, изрядно засиженными жирными квазимухами, потому мне пришлось сильно постараться, чтобы со связанными сзади руками не грохнуться и не скатиться вниз с ускорением. Ступени были осклизлыми от сырости и какого-то жира, пролитого на них совсем недавно, что позволило мне заранее сделать выводы о соблюдении жителями подземелья элементарных санитарных норм.

Наконец спуск закончился, и я невольно подивился открывшейся передо мной картине.

Это был город. Или, скорее, небольшой поселок, который местные жители нагородили из-подручных материалов на месте заброшенной подземной лаборатории. Подземелье впечатляло размерами – его потолок терялся в непроглядной черноте, из которой свисали какие-то ржавые конструкции, грозя рухнуть на головы аборигенам.

Но аборигенов это нисколько не волновало. Они сновали между зданиями, которыми хаотично была застроена огромная территория подземного города. Изначально лаборатория строилась более-менее упорядоченно – середину подземелья площадью с пару футбольных полей занимали два солидных трехэтажных блока производственных зданий, возле которых строились остальные, менее габаритные бетонные коробки, о предназначении которых можно было только гадать. Однако вокруг этих неплохо сохранившихся строений ютились разнокалиберные хибары, собранные из-подручных материалов, вследствие чего подземелье больше напоминало рассадник бомжей, нежели заброшенный храм науки и технического прогресса.

Хибары собирались из того, что попадалось под руку: борта самосвалов, двери от кабин грузовиков, куски фанеры, листы шифера, а также иной трудноопознаваемый мусор, скрепленный кое-как, лишь бы не сразу развалилось. Скорее всего, эти изыски архитектурной мысли строились лишь для того, чтобы обозначить свою территорию. Нормальное поведение для людей, лишенных дома, семьи и будущего. И поскольку я уже понял, куда попал, для меня это было неудивительно.

Халк вел меня по «улице» – если так можно было назвать узкий проход между строениями. По пути нам попадались вооруженные люди в дешевой, замызганной одежде, скорее всего, оптом закупленной в Китае по бросовой цене и доставленной сюда контрабандой. Теперь понятно, почему бандюки в Зоне поголовно шастают в одинаковых кроссовках, спортивных костюмах, толстовках и кожанках, которым цена двадцать баксов в базарный день. А еще понятно, откуда те бандиты берутся в таких количествах на Свалке и прилегающих окрестностях, – сколько их ни отстреливают организованные и хорошо вооруженные группировки, а они всё равно не переводятся, продолжая из года в год трепать нервы и карманы сталкеров всех мастей.

Вонь в городе бандитов стояла жуткая – похоже, вентиляция в подземелье давно накрылась, и всё здесь пропиталось тяжелым камерным духом, замешанным на дыму дешевых сигарет, ароматах нестираной одежды, миазмах гниющих испражнений и запахом давно не мытых человеческих тел.

– Чуханы, мля, задолбали шланговать, – негромко проворчал Халк за моей спиной. – Параши за собой не вынесут. Кде клопов давят, там и хезают.

Привычка разговаривать самому с собой, свойственная многим сталкерам-одиночкам, когда-нибудь могла стоить жизни охотнику за головами. Может, он и принадлежал к какой-то местной крутой братве, но Зона есть Зона. За базар на ее территории ответить можно и не по понятиям, а просто поймав пулю в затылок не пойми от кого. За язык что среди бандитов, что среди сталкеров обычно отвечает вся голова целиком…

Но Халк класть хотел на то, что думают о нем представители низших слоев группировки.

– Тут в норах этих голимые торпеды кучкуются, – доверительно пояснил он мне, когда мы подошли к бетонным строениям. – От них и вонизм, и непонятки, и весь хипеж беспонтовый. Я б на месте большака давно эту шайку разогнал и нормальных пацанов к делу подтянул.

«Угу, – подумал я. – Так прям нормальные пацаны и кинулись в китайских кроссовках по «ведьминым студням» носиться, с обрезами да с ПМами против «калашей». Но промолчал. Понятно, что охотнику-одиночке особо потрепаться не с кем, вот он и разоткровенничался с пленником, пока никого больше рядом нет. А на людях, небось, другой расклад будет. Совсем другой.

Над единственным подъездом ближайшего трехэтажного здания была приколочена вывеска «Шалман «Веселый Кандёха» с неплохо прорисованной под ней комбинацией из простреленной черепушки и перекрещенных костей. Ну что ж, тот, кто придумывал название притону, был парень с фантазией. Аллюзии в сторону «Веселого Роджера» плюс имя собственное, производное от блатного глагола «кандёхать», тонко намекали на то, что член группировки, рискнувший ее покинуть, имеет все шансы заиметь в черепе аккуратное пулевое отверстие с расходящимися от него ломаными ниточками трещин.

Из незастекленных окон «Веселого Кандёхи» вместе с клубами сигаретного дыма, рассекаемыми смачными плевками, неслась залихватская музыка. Из одного окна вылетела бутылка и, совершив в воздухе пару оборотов, разбилась о бетонный пол.