Текст книги "Закон меча"

Но повторять было надо. Похоже, придется пилить в обход, через непролазную чащу, другого выхода я не видел…

Тут внезапно все три птицы повернули головы в мою сторону.

Блин… Они же псионики! Мысли мои заполошные отловили, и, думаю, теперь отступать поздно – наверняка эти твари в три туши меня с воздуха достанут, даже если я решу отступать лесом. Вон, рыжая, например, плюнет огнем – и привет.

Усилием воли я заблокировал свои мысли, как в свое время учил меня русский ниндзя Виктор Савельев – и вышел из-за деревьев. Если не получается убежать, надо принимать бой, действуя по обстоятельствам. Вышел – и неторопливо направился к крылатым чудовищам.

– Смотрите-ка сестры, богатырь, – сказала блондинка, усмехнувшись. – Смелый. Сам идет. Ух, люблю свежую кровушку молодецкую.

– Не просто богатырь. Перехожий, – уточнила брюнетка, отбрасывая в сторону разорванное мертвое тело. – Который умеет закрывать свои мысли.

– А еще у него меч-кладенец, кольчуга царьградская заговоренная да шлем Тугарина Змеевича, который только своему хозяину подчиняется, а у других жизнь выпивает. Но Тугарина пять весен назад Алексей Киевский по прозванию Попович в бою убил, а шлем Змеевича затерялся.

– Знаем мы твою способность видеть суть вещей, Гамаюн, – кивнула блондинка. – Значит, не просто добыча пришла к нам, а подвиг, о котором ты, Сирин, былину сложишь. Только как убивать перехожего будем, чтоб былина ладной вышла? Огнем, пером, когтем аль по-иному как?

Дело пахло керосином. Если эти три твари разом навалятся, думаю, не помогут мне ни меч-кладенец, ни козырная броня. Башку оторвут вместе с навороченным шлемом, и привет. Потому я счел необходимым встрять в беседу монстров, использовав все свои скудные познания в речевых оборотах древних славян.

– Ой вы, гой еси, девы-птицы прекрасные, воительницы великие! – задушевно начал я, не будучи при этом уверенным, что верно вворачиваю хвалебные эпитеты, но точно зная, что грубая лесть работала во все времена. – Исполать вам и многие лета! Прослышал я, что в Черной Боли вы вершите подвиги великие, сокрушая могучих богатырей и повергая наземь целые армии.

– Ну, это мы можем, – хмыкнула Гамаюн, окинув меня оценивающим взглядом. Не будь у нее ниже пояса птичья тушка, я б подумал, что она не прочь со мной заняться чем-то более интересным, чем пожирание трупов. Только, скорее всего, я просто не так все понял и она прикидывала, с какой именно конечности начать меня кушать…

– А прослышав про ваши победы, решил я испытать удачу свою богатырскую да помериться силой с самой прекрасной из трех воительниц, слава о которых давно разнеслась по всей великой Руси.

Когда я чувствую, что мою персону сейчас начнут убивать, у меня прям второе дыхание открывается. И куда оно будет направлено, зависит от ситуации. Или в драку насмерть, или в грамотное сваливание, когда на бегу инстинктивно уворачиваешься от пуль, стрел и других неприятных сюрпризов так, словно у тебя глаза на затылке. Или же как сейчас, когда драться бессмысленно, а сваливать некуда, – в чесание языком. В такие моменты я сам с себя офигеваю, когда с языка льется как из брандспойта – причем, что интересно, в тему. Минуту назад я совершенно не представлял, как буду выкручиваться из ситуации и что делать, но сейчас осознал, что в голове у меня сам собой созрел кое-какой план…

И я продолжал разливаться соловьем, развивая тему:

– Гусляры в Киеве уж гусли свои настроили, певцы да скоморохи горло промыли зеленым вином, ждут, когда весть разнесется о великой победе. То ли богатырь русский повергнет самую прекрасную из великих воительниц, то ли сложит голову в честном бою, умножив славу той, чей лик сияет словно солнце красное, озаряя…

– Погоди-ка, воин, – прервала меня рыжая. – Мы не против славного поединка. Но с кем из нас ты сразиться хочешь?

– Ну да, – поддержала ее брюнетка. – Даже интересно стало, кто ж из нас самая распрекрасная.

Блондинка же промолчала, лишь волосы поправила да улыбнулась снисходительно – мол, и так ясно, кто тут топ-модель, даже и говорить не о чем.

Я же задумчиво почесал бармицу на затылке, переводя взгляд с одной дево-птицы на другую. После чего пожал плечами:

– Мне, простому богатырю, это неведомо. Но ведун говорил мне, когда я отправлялся на битву, что великие воительницы сами знают, кто из них самая прекраснейшая из прекрасных.

– Ну, это и так понятно, – вздохнула блондинка. – Значит, придется мне воевать с богатырем.

И тряхнула крылом. Послышался звук, словно арбалет тетивой хлопнул, и я еле увернулся от металлического пера, просвистевшего сквозь то место, где только что была моя голова.

Но второго пера не прилетело, так как блондинку сильно толкнула крылом брюнетка.

– А ну-ка поведай, Алконост, с чего это ты решила, что самая красивая из нас?

У блондинки округлились глаза. Она тут же забыла, что собиралась метнуть второе перо, и, мощно развернувшись, ударила брюнетку кулаком в грудь, заорав при этом довольно неприятным голосом:

– Знай свое место, Сирин! Тебе ли со мною в красоте равняться?

– Вот, значит, как? – прошипела брюнетка. – Знала я, что смердит нутро твое, Алконост, но не ведала, что оно сгнило полностью. Получай же сполна, раскрасавица.

И зашипела столь страшно и пронзительно, что я, бросив меч, схватился за уши, чувствуя, что еще немного – и полопаются перепонки…

Лицо Сирин исказилось. Левая его половина поехала вверх, правая вниз, а между половинами разверзлась черная пасть, из которой в блондинку ударил направленный звуковой поток, моментально оторвавший у нее крыло.

Однако Алконост не растерялась, мощно тряхнув вторым крылом, с которого слетел рой стальных перьев. Брюнетка дернулась было, пытаясь уйти в сторону от залпа, но уж больно грузным было птичье тело. Орлы, вон, в небе – тоже сама скорость, красота и грация, а на земле по части маневренности им любая курица даст сто очков вперед.

Рой стальных перьев вонзился в лицо, длинную шею и раззявленный рот Сирин. Дево-птица поперхнулась своим ужасным криком, покачнулась – и рухнула на землю, заливая ее брызжущей во все стороны черной кровью.

– Ты убила ее! – завизжала рыжая – и длинно, словно из огнемета, плюнула пламенем в блондинку.

И не промахнулась.

Роскошная светлая грива Алконост загорелась, окутав красивую голову монстра ревущим огненным ореолом. Волосы так не горят, по ходу, слюна рыжей обладала повышенной горючестью, была чем-то вроде напалма.

Однако блондинка не растерялась. Рванулась вперед – и страшным ударом оставшегося железного крыла снесла рыжей голову.

На землю, заваленную трупами погибших воинов, рухнул еще один.

Обезглавленный.

Ноги Гамаюн неистово молотили по воздуху, как у обычной умирающей птицы, которой отрубили голову точным ударом ножа. Блондинка же молотила руками, пытаясь сбить пламя со своей головы, но получалось это у нее неважно. Лица у дево-птицы уже не было, одна сплошная черная корка, но жидкий огонь и не думал униматься, медленно стекая вниз, на роскошную грудь, забрызганную кровью убитых сестер…

Я ж не зверь какой, чтобы смотреть, как живое существо умирает в мучениях. Подобрав меч, я подошел к Алконост и вонзил сверкающий клинок прямо под оторванное крыло.

Мне не раз приходилось убивать птиц – подранков диких уток, пролетавших над Зоной, либо кур и гусей, случайно попавших мне в руки. Так что я отлично знал, где у пернатых находится сердце, – и не промахнулся.

Алконост вздрогнула, и сквозь неестественно сильный рев пламени я услышал:

– Благодарю, богатырь. Прими мой последний подарок…

С крыла Алконост упало перо, отличающееся по цвету от остальных – серебряное, с золотыми прожилками. А следом рядом с ним рухнула мертвая дево-птица.

Все…

Я устало выдохнул.

Когда организм работает на пределе сил, это сразу чувствуется. Мне проще с кучей противников драться, чем хитростью решать подобные ситуации. Море нервной энергии расходуется, и сейчас у меня было ощущение, что я в одну харю пару вагонов с цементом разгрузил. Усталость навалилась нереальная, но больше, чем спать, хотелось жрать – тоже, кстати, верный признак того, что организм истратил все доступные ресурсы и готов дать сбой, как машина, которую забыли заправить топливом.

Впрочем, эта проблема решилась быстро.

На поле лежало много мертвых воинов, а хороший солдат всегда тащит на себе мешок, где сложено самое необходимое и куда в случае удачи можно будет сложить добычу. Так что я довольно быстро разжился краюхой хлеба, шматом сала, двумя луковицами и кожаным бурдюком, наполненном какой-то светло-зеленой жидкостью.

Я смутно помнил, что в былинах говорилось о том, будто на Руси пили «зелено вино», это и ввернул, когда языком чесал с дево-птицами. Ну, и вот оно теперь, по ходу, в руках. Сильно пахнет травами, оттого небось и «зелено», что на них настояно.

Попробовал я его – и выплюнул. Редкая гадость. Может, это тоник какой местный, а может, и слабительное, чтоб от диеты из солдатской недоваренной каши запора не было. Ну на фиг.

Короче, нашел я другой бурдюк, с водой, и довольно быстро умял все найденное. После чего меня закономерно потащило в сон, даже шлем Тугарина не помог, хоть и честно пытался. В общем, постелил я на землю чей-то плащ, положил голову на чью-то отсеченную ногу, так как поблизости больше не было ничего, напоминающего подушку – и вырубился напрочь…

* * *

Проснулся я от того, что какой-то настойчивый лучик солнца слишком уж бесцеремонно пытался влезть между моих сомкнутых век. Неприятное ощущение, хуже будильника в шесть утра.

Я попытался заслонить лицо рукой – и окончательно проснулся от знакомой вонищи. Так сладковато и тошнотворно пахнет кровь, которая начала гнить. Вся моя ладонь была в той кровище – пока спал, случайно положил ее прямо в багровую лужу, которая не впиталась в землю, и без того насквозь пропитанную кровью.

– Надо же, круто меня срубило, – пробормотал я, приподнимаясь. И, глянув вокруг, окончательно вспомнил все.

Да уж, денек вчера у меня выдался непростой. Посмотрим, что принесет этот.

Слева кто-то заворчал. Я повернул голову.

Ишь ты! Недалеко от меня расположилась на отдых стая волков. Штук двадцать. Здоровенные, матерые. Такие захотели б – как нечего делать разорвали меня сонного на части, как они это умеют: один в горло зубами, остальные – в конечности. И привет.

Но не стали. И не потому, что я такой крутой и от меня опасностью за версту несет. Просто – зачем, когда вокруг еды завались, которая точно не ткнет мечом спросонья. Самый крупный волк, вожак небось, просто еще раз лениво заворчал и клыки показал, мол, давай так: ты к нам не лезешь, и мы тебя не грызем. Идет?

– Да вообще не вопрос, – сказал я, вставая на ноги. Кстати, повезло, что подстеленный плащ оказался из хорошо выделанной кожи, иначе б ночь, проведенная на сырой от крови земле, могла дорого обойтись моим почкам. Так, ладно, хорошо, что с этим порядок. Как говорится, едем дальше. Вернее, едим.

Вновь пошарив по котомкам мертвецов, я плотно позавтракал – фиг знает, когда еще придется. Потом покидал в трофейный вещмешок сухарей и воды пару бурдюков туда же отправил: в походе лучше брать с собой только самое необходимое, причем то, что полегче.

Далее, хорошо поискав, я нашел подходящие ножны для своего меча – задолбался его в руках таскать, перекладывая из правой в левую и обратно. И пояс заодно разыскал, к которому те ножны подвесил, – хороший, кожаный, крепкий, украшенный бляхами вроде как даже из серебра. Нормально.

И совсем я уже собрался было идти, как и раньше, на север, как вдруг взгляд мой упал на подарок Алконост, что лежал рядом с ее телом, превратившимся в большую черную головешку. Красивое перо, ничего не скажешь. Прожилки золотые прям переливаются под скудными лучами солнца, чудом пробившимися из-за свинцовых туч. Ну, что ж, пусть будет. Поднял я его, положил в котомку. Потом глянул на трупы двух других птиц…

Надо же, оказывается, перо Алконост вышибло из лица Сирин глаз, и теперь он валялся на земле, похожий на прозрачный драгоценный камень с торчащей из него ниточкой зрительного нерва.

Интересно…

Я наклонился, подобрал… Интересный артефакт. Прозрачный настолько, что через него видны складки на моей ладони. Причем мне показалось, что видны даже лучше, чем простым невооруженным глазом, картинка явно четче. В общем, глаз я тоже в котомку сунул. А после мечом отмахнул с лапы рыжей дево-птицы рубиновый коготь. Глядишь, ближе к старости накоплю на свой домик у речки, и там на стену витрину присобачу с необычными трофеями, напоминающими о моих приключениях. И эти самые серебряное перо, прозрачный глаз да рубиновый коготь как нельзя лучше подойдут для такой коллекции. А то у охотников есть обычай добытые ими кабаньи головы да оленьи рога на стены лепить. Круто, конечно, но банально. Я же заурядности не люблю, и таких трофеев, как у меня, ни у кого из них точно не будет…

Что может быть для сталкера лучше всего на свете? Домик у речки? Не, вряд ли. Личная недвижимость расслабляет – хотя как же иногда хочется расслабиться… Но пока ты сталкер, а не обыватель, лучшее для тебя – это ощущение, что ты грамотно и полностью экипирован. Ибо если у тебя есть все необходимое, это значит, что твои шансы на выживание крайне высоки. А что может быть в опасной зоне важнее выживания? Правильно, ничего.

В нынешних реалиях я был теперь упакован довольно круто, и, думаю, мое снаряжение и оружие стоило, по местным меркам, целое состояние. На Руси в те времена только богатый и влиятельный боярин мог позволить себе качественную броню и оружие – ну, может, еще богатыри да дружинники, работающие на сильных мира сего. А уж заговоренные – по-нашему, по-сталкерски говоря, прокачанные – предметы были вообще чем-то из области сказаний. У меня ж и шлем, и кольчуга, и меч – крутые неимоверно. Штаны, правда, обычные, зато кожаные, крашенные в яркую синеву, то есть, по местным меркам, невообразимо модные. Сапоги, слегка пострадавшие в битвах, я поменял, благо на поле боя выбор был неслабый. Еще наручи из толстой кожи снял с мертвеца – ему уже без надобности, а мне пригодятся. Таким щитком на предплечье в случае чего скользящий удар мечом отбить можно, да и по вражьей роже наотмашь заехать – мало не покажется. И еще щит я себе подобрал – не особо тяжелый, круглый, похожий на печенежский, только побольше немного. Я в них не разбираюсь, но решил попробовать, как оно будет, со щитом-то. Показалось на первый взгляд, что вроде нормально: руку не тянет, и от случайной стрелы все легче будет защититься, если прилетит таковая.

Но прилетела не стрела…

Недалеко я от поля битвы отошел, с полкилометра от силы. Углубился было в лес – и практически сразу набрел на огромную поляну, со всех сторон окруженную деревьями. Причем поляна та была не совсем естественного происхождения.

Огромные столетние дубы, окружавшие гигантскую проплешину в лесном массиве, были обожжены, словно чудом устояли после огненного удара, поразившего чащу. А по поляне стелился туман кровавого оттенка – такого же, как я видел в Чернобыльском затоне…

«Он хочет понять, достоин ли ты его… – всплыли в голове слова, которые я услышал, прежде чем оказаться в этом мире, живущем по законам меча. – Ты поймешь… Он хочет испытать тебя…»[2]2
  О каком испытании идет речь, можно понять, прочитав роман Дмитрия Силлова «Закон затона» литературной серии «СТАЛКЕР». При этом романы «Закон меча» и «Закон затона» можно читать и как отдельные произведения, не зависящие друг от друга.


[Закрыть]

Я тогда так и не понял, кто хочет меня испытать, и внезапно оказался здесь, в Черной Боли, за тысячу лет до своего настоящего. И что, сейчас мне снова нужно идти в этот проклятый туман, чтобы кто-то зачем-то для чего-то меня испытал?

Впрочем, довольно быстро вопросы отпали, так как скудное солнце внезапно заслонили крылья.

Я поднял голову – и в сердцах сплюнул. Так как над поляной зависла серьезная проблема.

Моя проблема.

Это был аспид. Тварь из вселенной Кремля, похожая на толстую змею с тремя головами. Только аспиды, которых мне доводилось видеть, были все же, наверное, дальними родственниками обычных анаконд, отрастившими еще несколько голов. Эту же тварь неизвестный мне безумный ученый умудрился снабдить когтистыми лапами, как у орла, и крыльями, как у птеродактиля.

В прошлом, во время путешествий по Центральному миру Розы Миров, мне доводилось встречать драконов, даже разумных. Но что-то мне подсказывало, что эта летающая паскудина с разумом не особо дружит, и единственная ее функция – уничтожать все живое, что встретится у нее на пути.

Что паскудина немедленно и подтвердила, харкнув в мою сторону сразу тремя сгустками пламени.

Меня спасло лишь то, что я предвидел нечто подобное и мухой метнулся в чащу, прикрыв голову щитом на всякий случай.

Оказалось, что не зря.

Один из файерболов краем задел щит, и брызги огненных слюней немедленно разлетелись во все стороны. Меня же неслабо шатнуло – мощный удар едва руку из плеча не вынес. Долбани плевок аспида в центр щита, думаю, перелом руки был бы мне точно обеспечен – вместе с последующей прожаркой.

А так я лишь отбросил в сторону мгновенно вспыхнувший щит и укрылся за толстым стволом огромного дуба, с одной стороны превратившегося в головешку, но как-то умудрившегося выжить за счет неповрежденной другой стороны, обращенной к лесу. Там у дуба были толстые ветви, под которые я и нырнул – по ходу, аспид тут меня вряд ли достанет… хотя бы до того времени, как слюней поднакопит: насколько я помню, у тварей, плюющихся пламенем, запас огненной смеси не бесконечный, хотя и восполняемый.

Но аспид не стал ждать, когда слюни поднакопятся – видимо, решил, что поджарил меня с первого удара. К тому же пылающий щит лежал на виду, рядом с дубом. Ну, тварь, приземлившись, и сунула башку в лес, надеясь разыскать шашлык и хорошо позавтракать.

Однако – не вышло.

Эпичное зрелище, конечно, когда в метре от тебя из-за дерева медленно так появляется башка, похожая на голову тираннозавра, только насаженную на длинную, толстую шею. По которой я, недолго думая, рубанул мечом со всей силы…

Со всей, конечно, зря, поскольку клинок прошел сквозь плоть аспида так, будто ее и не было. В результате меч ушел в землю на треть, а я, не удержав равновесия, рухнул на одно колено – и тут же мысленно проклял собственную неуклюжесть, так как на меня из обрубка шеи твари, словно из брандспойта, хлынул поток темно-зеленой вонючей кровищи.

Через мгновение я был в ней весь, от кончика шлема до подошв сапог. Нет, я, конечно, выдернув меч, катнулся вбок, уходя от интенсивного полива, но это меня не спасло – когда до нитки вымок под дождем, прятаться от него уже бессмысленно.

Ну и глаза мне той зеленью залепило изрядно. Я протер их тыльной стороной ладони, что помогло мало, зато я, словно в замедленной съемке, увидел, как прямо на меня летят два потока неистового пламени, сливаясь в один, и уйти от этого моря огня нет никакой возможности…

Что ж, рано или поздно это должно было случиться. Я даже возгордился немного – вот, умираю как викинг, в доспехе, с мечом в руке, и не просто от поганой стрелы исподтишка или пули в затылок, а в огненном море. Красиво, блин, хоть картину пиши, жаль только, никто не видит…

А потом ревущий поток пламени окутал меня со всех сторон, и я почувствовал…

Ничего.

Абсолютно ничего.

Я видел огонь, в мгновение ока пожравший траву под моими ногами, но сами сапоги, зеленые от аспидовой кровищи, были целы. Как и штаны, и кольчуга, и то, что под ними находилось, – то есть я.

В первое мгновение я, естественно, изрядно обалдел, ибо как-то оно все больно волшебно выглядело, как в сказке: в тебя лупят из самого мощного на свете огнемета, а ты даже жара не чувствуешь.

Но во второе мгновение меня посетило озарение.

Кровь аспида!

Если б тело огнедышащей твари было подвержено действию огня, то как бы она им плевалась? То есть ее зубы, пасть, язык, глотка не могли гореть по определению.

Получается, что и кровь – тоже.

Зашибись!

Только надолго ли хватит этой зеленой термостойкой пленки? Может, когда она покидает тело твари, ее свойства резко начинают уменьшаться, как отрубленная нога, например, какое-то время еще дергается рефлекторно, но потом замирает навеки.

Похоже, я был прав в своей догадке, так как мне вдруг стало жарко, словно я в кольчуге решил под палящим солнцем прогуляться. Не критично, но неприятно – спина тут же взмокла, по лицу пот потек, наверняка смывая с моей морды спасительную зелень…

Ждать больше было нельзя, и я ринулся в атаку. Офигеть сцена, конечно: герой бежит сквозь струи пламени навстречу смертельной опасности. Надеюсь, благодарные потомки где-нибудь барельефчик забацают в память о великом подвиге – если узнают о нем, разумеется…

Мечтать – оно, типа, не вредно. В мирной обстановке. А в бою не только вредно, но и опасно. Я выбежал из горящего леса, эффектно перепрыгнул через отрубленную голову аспида… вот только не учел силы струи пламени, что лупила прямо мне в лицо. Конечно, кровь, которой я был залит по уши, гасила термоэффект, но силу давления горючей жидкости никто не отменял.

В общем, зря я понадеялся, что аспиду нужно время на перезарядку слюней. Этому ничего не нужно было, хреначил так, будто к цистерне подключен. В результате я пяткой зацепился за отрубленную голову, и вместо того, чтобы эффектно в прыжке снести еще одну башку, совершенно не героически грохнулся на землю.

Хорошо еще, что рефлексы сработали: сгруппировался, катнулся по земле, вскочил на ноги…

И тут же понял, что мне точно хана, так как я оказался в пелене того самого плотного красного тумана, которым поляна была залита, словно густым киселем. Наверняка аспиду прекрасно видно, где я, он тут живет, в этой красной взвеси. Сейчас лапой даст один раз – и никакая зеленая кровь не поможет.

По ходу, мне можно было собой гордиться – прям пророк, видящий будущее на пару трендюлей вперед. Гигантская лапа ударила в то место, где я стоял мгновение назад. Хорошо, что успел скакнуть в сторону, что в кольчуге да с вещмешком совершенно не просто. И хоть вроде далеко отпрыгнул, а оказалось, не особо – лапа ударила в полуметре от меня, аж земля под ногами содрогнулась.

Бежать было бесполезно. Тварь меня видит и вторым ударом точно накроет. Или третьим, что, впрочем, уже не важно. Потому мне ничего не оставалось, кроме как прыгнуть на ту лапу, одной рукой обнять ее, толстую, шершавую и холодную, как ствол старого, давно умершего дерева, и, рванувшись вверх, рубануть мечом так, словно я хотел одним длинным разрезом располовинить небо.

Я не видел, куда бил: задранная кверху рука с мечом утонула в тумане. Но вполне ощутил последствия удара.

И услышал одновременно.

Над моей головой раздался оглушительный рев. Нога, за которую я держался, рванулась, я не удержался и отлетел в сторону, при этом чудом не выронив меч: старая привычка держаться за оружие до последнего.

А потом прямо на меня обрушилось что-то тяжелое, мерзкое, осклизлое и настолько вонючее, что я, по-моему, от той вони вырубился на несколько секунд. А может, не от вони, может, это были последствия оглушающего удара по шлему, который тот выдержал с честью.

Осознание, что я сейчас тупо сдохну, задохнувшись в миазмах, придало мне сил. Я дернулся, сбрасывая с плеч, как мне показалось, толстых червей, несколько раз ударил мечом, расчищая путь – и понял, откуда я так резво пытаюсь выбраться.

Это были кишки аспида. И помимо них еще куча всякой требухи, вывалившейся из живота твари, который я столь удачно распорол. Сейчас тварь, испытавшая все прелести харакири, валялась неподалеку и неистово молотила огромными крыльями, разгоняя красный туман, который, словно потревоженное живое существо, алыми рваными клочьями уползал в лес.

Завораживающее зрелище, кстати: разорванные плотные лохмотья тумана и вправду казались живыми существами, пытающимися скрыться в темной чаще, причем принимающими при этом знакомые очертания. Вон ктулху, косясь на меня провалами глазниц, величественно скрывается за деревьями. А вон два туманных снарка с противогазами на мордах неторопливой трусцой чешут к зарослям шипастого кустарника… Хотя, конечно, это все могло быть плодом моего разыгравшегося воображения. Но, так или иначе, мне как-то по фигу было, что или кто пытается свалить в лес, так как гораздо интереснее было другое.

Из кучи аспидовой требухи пробивалось свечение.

Алое.

Пульсирующее…

Я подошел, сунул руку в осклизлые ошметки. Не до брезгливости, когда покрыт уже вторым слоем крови, смешанным с дерьмом, вывалившимся из распоротых кишок монстра. По ходу, это только в детских книжках и фильмах доблестные рыцари красиво побеждают злых драконов, а после чистенькие, в сверкающих доспехах целуют ручки освобожденным прекрасным принцессам. В жизни драка с драконом дело грязное и ни разу не романтичное – впрочем, как и любая другая драка.

Пошарив рукой в скользкой гадости, я нащупал там что-то твердое и пульсирующее. Схватил, рванул, рубанул мечом пару раз, отсекая артерии, вытащил…

Это было сердце аспида. Какой еще о́рган может пульсировать, выплевывая кровь из обрубков свешивающихся с него артерий? Правильно, только мотор летающего монстра, издыхающего неподалеку. У рептилий вообще с живучестью хорошо, они и без сердца могут довольно долго агонизировать, не умирая.

Добытый трофей был не сильно большим, с два моих кулака. Даже удивительно, что такой небольшой о́рган обслуживал столь габаритную тушу. А еще было интересно, что он сиял изнутри красным светом, будто в нем пульсировало нечто, дающее энергию самому сердцу, способному работать даже без тела.

Больше всего на свете хотелось смыть с себя кровь, слизь и дерьмо аспида – тем более что где-то неподалеку слышалось журчание ручья.

Но любопытство пересилило.

Обернув клинок рукавом, я острием меча взрезал пульсирующую мышечную оболочку – и мне на ладонь выпал камень цвета пламени, по форме напоминающий маленькое сердце. Он светился изнутри и ритмично сокращался, тыкаясь в ладонь слегка заостренным концом, словно хотел пробить кожу и влезть мне в руку.

– Неплохо, хорошая добыча, – проговорил кто-то рядом.

Я оторвал взгляд от необычного артефакта и поднял голову.

Передо мной стоял древний седой высокий старик с удивительно молодыми, проницательными глазами цвета чистого неба. Редко такие глаза увидишь у пожилых людей – с годами радужная оболочка теряет цвет. А тут будто на восемнадцатилетнего юношу натянули дряблую старческую кожу. И волосы седые сверху приклеили – густые, длинные, по пояс.

Одет старик был в некое подобие ослепительно-белого балахона, перехваченного в талии обычной веревкой. Интересно, где тут в лесу прачечная, в которой шмотки не только отстирывают, но еще и отбеливают? В руке у деда был двухметровый посох – прямая неструганая узловатая палка с корявым массивным навершием, которым если умеючи по черепу долбануть, то мало не покажется.

Но сейчас не колоритный старик приковал мое внимание…

Мощные удары крыльев умирающего аспида полностью разогнали кровавый туман, и я увидел то, что находилось в глубине поляны.

Это были порталы.

Такие же я прорубал своей «Бритвой», только эти были прямоугольные, словно большие открытые двери в иные миры и измерения.

Я сразу узнал ближайший мир по хаотичному расположению линий и непонятных геометрических фигур за трехметровой «дверью». Вселенная «мусорщиков», откуда существа, стоящие на несколько ступеней выше людей по техническому развитию, вываливали в наш мир отходы своего производства – которые люди моего времени называли артефактами и аномалиями.

Да и другие миры были знакомы…

Вон «дверь» в Центральный мир Розы Миров – вид со скалы на город ведьм Вичтан ни с чем не спутаешь.

Рядом с этим порталом еще один, в котором за стеной ливня виднеется полуразрушенная башня Кремля, а на стене со сбитыми зубцами бегают люди – не иначе, нео вот-вот пойдут на очередной штурм красных стен.

В глубине следующего портала видны башни делового центра «Москва-Сити», а на переднем плане маячит рекламный плакат с надписью: «Нейрофон – это твое будущее».

В глубине еще одного портала была видна одинокая цветущая сакура на фоне деревянных остроконечных крыш, напоминающих шляпы странствующих японских монахов. Думаю, при желании можно было бы прямо отсюда шагнуть в секретную школу ниндзя, где когда-то обучался мой хороший друг Виктор Савельев.

Был и еще один портал, где на переднем плане застыл большой шар из желтого металла, со всех сторон окруженный стенами старого котлована, заросшими мхом и покрытыми свешивающимися вниз черными витыми жгутами. Шар сиял, словно от него отражалась тысяча солнц. Шагни – и вот она перед тобой, доверху наполненная энергией легендарная аномалия, исполняющая любые желания…

Но взгляд мой, мазнув по порталам, остановился на одном, стоящем в центре поляны. Ибо там, за краями дыры, прорезанной в пространстве, величественно застыл Саркофаг, накрывший собой аварийный Четвертый энергоблок Чернобыльской атомной электростанции, с взметнувшейся кверху суставчатой трубой Третьего, похожей на гигантский палец, проткнувший свинцовое небо Зоны.

Однако было и еще кое-что на поляне, достойное внимания, – сверкающий кристалл высотой около четырех метров, излучающий сияние цвета чистого весеннего неба. На кристалле были начертаны какие-то непонятные письмена, частично стертые временем или же просто разрушившиеся из-за того, что со сверкающей поверхности время от времени сами собой откалывались и падали на траву небольшие кусочки, похожие на необработанные драгоценные камни. Видал я похожий кристалл, и не раз, только без надписей. Которые то ли стерлись от времени, то ли стер их кто…

– Хорошая добыча, – повторил старик. – Сердце Горюна многое может, ежели знать, что с ним делать. Сила в нем великая. Свет тысячи солнц, ярость тысячи молний…

– Согласен, неплохой хабар, – сказал я. – И я даже знаю, куда его определить.

С этими словами я поднес «сердце Горюна» к своему мечу – и усмехнулся, увидев обалдевшее лицо старца, когда огненный артефакт в мгновение ока всосался в круглое навершие рукояти.

– Многое я видывал на свете, но такое вижу впервые, – выдохнул наконец дед.

– Я тоже только недавно привык, – сказал я. – Ты кто такой, старик?

– Волхв я, служитель Перуна и старых богов, от которых отказались люди, – произнес дед. – После того, как идолов сбросили в Днепр, старые боги покинули русичей, а вместе с ними и мы, волхвы, в леса ушли.

– Сочувствую, – сказал я. – Чем обязан?

– Чегось? – слегка опешил волхв. Понятно, до оборотов, которые у меня порой проскакивают, еще столетий десять примерно. Хотя думаю, что если и многим моим современникам завернуть «чем обязан?», посмотрят как на дебила. А совсем недавно было признаком хорошего тона, м-да…

– Ну, зачем я тебе, что от меня надо?