Текст книги "Непоследние времена"

Назло скинхедам

Почему чужие оказались ближе своих

Город Саратов, улица Вторая Садовая, август. На тротуаре в отблесках огня пульсирует разноцветная толпа. Африканцы, индийцы, вьетнамцы, латиноамериканцы. В их смуглых руках – белые дети, по одному, по два, совсем младенцы и не совсем. Как в фильме «Цирк» – только наоборот. Малыш по фамилии Новогодний с любопытством вцепился рукой в толстую нижнюю губу Насимы Гейлы из Кении. Насима, смеясь, аккуратно освобождает свое лицо, целует ребенка в белое запястье и кладет его руку себе на плечо. Только что этот человечек родился во второй раз. И вместе с ним еще сорок три младенца-отказника из городского дома ребенка. Их вынесли из огня Насима, Мангала, Раманамби, Мохаммед, Питта, Саид – всего тридцать учащихся Саратовского государственного медицинского университета, проживающих в расположенном через дорогу общежитии. Когда-нибудь эти дети узнают, как свои их бросили, а чужие спасли. Но познакомиться с этой историей не повредит гражданам России уже сейчас.

Однажды под Новый год в городе Саратове умер один хороший человек. Его родственники долго плакали, а потом начали готовиться к похоронам. Поставили в подъезде крышку гроба. Она там стояла три дня, а когда пришло время выносить тело и крышку подняли, под ней лежал живой младенец. Подкидыша отнесли в дом ребенка. Назвали так же, как покойника, а фамилию дали в честь праздника, на которые пришлись похороны. Так появился на белый свет Леша Новогодний.

Истории, от которых становится стыдно за своих соотечественников, здесь, в доме ребенка, могут рассказывать часами. Если ребенка направили сюда из роддома, значит, ему очень повезло. Многие попадают сюда из оставленных на улице коробок, из мусорных баков, из реанимаций, из пустых квартир – в синяках, царапинах, в состоянии истощения, с выплаканными глазами. Те, кто работает здесь более трех лет, уже научились рассказывать об этом без дрожи в голосе. Обыкновенный родительский фашизм. Рабочие моменты.

– Накануне я как раз последний день доработала и ушла в отпуск, – вспоминает ночь перед возгоранием директор Ольга Дьякова. – На душе было спокойно. В этом году нам выделили четыре миллиона рублей на ремонт, который уже много лет буксовал. Появилась возможность закончить его до конца лета. А получилось так, что именно из-за ремонта мы и погорели.

Как потом определила комиссия, причиной пожара оказалось нарушение техники безопасности при проведении сварочных работ. Фирма-подрядчик теперь исправляет роковую ошибку за свой счет. Возгорание произошло в районе чердака в одиннадцатом часу ночи, спустя недолгое время после того, как оттуда ушли рабочие. Пламя родилось из незамеченной искры, забившейся в мелкую щель. Когда огонь увидели из дома напротив, он охватил уже всю центральную часть крыши и подбирался к верхнему этажу. Пожару была присвоена третья степень сложности, тушить его прибыло одиннадцать экипажей.

«Мы как раз сели ужинать и вдруг видим – горит» – так начинается каждый первый рассказ обитателей общежития № 3 о той ночи. «Как раз сели ужинать» – обычное состояние иностранного студента с девяти вечера до трех часов ночи. «В каникулы они спят до часу дня, а то и позже, – смеется сотрудник общежития Ольга Калинина. – Мы им не советуем по ночам по улицам гулять, и большинство этим советам следует. Чем допоздна занимаются? Тусуются, общаются, причем на трезвую голову. У нас тут в основном приезжие из Индии и Африки, а они к алкоголю почему-то равнодушны. Я раньше работала в обычном общежитии, где наши студенты живут. Если бы здесь была такая обстановка, как там, у нас бы сейчас на доске объявлений не письмо благодарственное висело, а портреты погибших при спасении на пожаре. В траурных рамках».

Первыми на пожаре оказались ребята из Кении и Замбии. В спасении детей они сыграли роль пожарного спецназа. Когда чернокожие студенты ринулись в огонь, ночные нянечки успели вызвать «01» и вынести лишь нескольких младенцев. Они делали все, что могли, но рук не хватало, и сотрудницы дома ребенка уже с ужасом начинали понимать, что без жертв, скорее всего, не обойдется.

– В нашей стране пожарная служба работает очень плохо, поэтому каждый взрослый человек сам себе спасатель, – рассказывает Мангала Мвами, девушка-красавица из Замбии. – Если что-нибудь горит, никто даже не пытается никуда звонить. Люди все бросают и сами бегут на помощь. Так мы и сделали.

– У нас в Кении то же самое, – подхватывает первокурсник Саид Омар из города Момбаса. – Все бросают и бегут. А бегают наши граждане быстро. Это на любой Олимпиаде заметно.

Саид Омар говорит со мной на английском. Русского он почти не знает. Но мамой клянется, что, когда вбежал в горящее здание, какая-то женщина в белом халате на чистом английском сказала ему: «Значит, так! Бегом в левое крыло, на второй этаж, там будет сначала столовая, потом игровая комната, а затем увидишь дверь, на которой нарисована божья коровка. Это спальня. Самые младшие все там. А мы пока займемся теми, кто постарше».

Саид сразу все понял и побежал. И спас троих. Вот только директор Ольга Дьякова утверждает, что из тех, кто ночью находился в здании, по-английски никто не знает ни бельмеса.

– Наверное, в таких ситуациях Господь отменяет последствия вавилонского столпотворения, – предполагает Насима Гейла из Кении.

Насима – это такая юная Жаннуария. С добрым лицом и большим телом. В кепочке. Она не перестает излучать позитив, даже когда жители Саратова задают ей странные вопросы. Например, правда ли, что в Африке все люди ходят без одежды. И знает ли она, что только африканцы произошли от обезьян, а все остальные люди явились из космоса. А недавно ей стали задавать еще один идиотский вопрос: «Чувствуешь ли ты себя героиней? Все-таки четверых детей спасла!»

– Я вообще не понимаю, почему к этому событию у журналистов такой интерес, – пожимает плечами Насима. – В том, чтобы спасти детей из огня, ничего героического нет. Тут все предельно ясно, тут даже выбора делать не надо. Героизм – это другое. Это когда каждый день надо решать, что такое добро и зло, и находить в себе силы делать правильный выбор. Спасать других легко. Гораздо труднее спасти себя.

Насима очень любит слушать госпел – евангелические песнопения. Как потом оказалось, ее размышления про героизм – это цитата из песни под названием «Смерть – это очень смешно». Веселая такая песенка, чем-то гимн России напоминает.

У студентов из Индии в общежитии репутация людей умных, но заторможенных. Они никуда не торопятся, особенно во время каникул. Когда они оказались на месте происшествия, их африканские друзья уже выбегали из здания с первыми спасенными детьми на руках. Зато индийцы стали мозговым центром спасательной операции. Они быстро оборудовали территорию для складирования младенцев, застелили ее матрасами, назначили ответственных за безопасность пострадавших и только-только собрались нырнуть в огонь – как появились первые пожарные.

– Они приказали нам стоять на первом этаже и принимать с рук на руки спасенных детей, – говорит Дипти Параб из Бомбея. – Мы их перехватывали и выносили на улицу, а пожарные снова бежали наверх забирать оставшихся. Это позволило ускорить процесс. Правда, после того как на втором этаже поработали ребята из Африки, спасать пришлось детей десять-пятнадцать, не больше. Остальные уже лежали во дворике на травке.

Дипти Параб – это девушка. У нее на двери нарисована свастика. Она ее сама нарисовала и очень удивилась, когда начальство потребовало свастику стереть.

– В Индии этот знак – символ благополучия, – говорит Дипти. – У нас люди часто рисуют его где попало – на одежде, на домах, на оградах. Когда я приехала в Россию, оказалось, что и здесь есть такая традиция, только наш комендант почему-то говорит, что эта традиция очень нехорошая.

Разговоры со студентами о том, что это за традиция и с чем ее едят, долгими не получаются. Африканцы утверждают, что пока ксенофобскими настроениями их пугает больше телевизор, чем реальная действительность.

– Саратов в этом отношении город спокойный, – выражает общее мнение девушка Питта Каиседо из Колумбии. – Но мои подруги и друзья из Москвы, Воронежа, Ростова-на-Дону, Петербурга говорят, что там все намного хуже. Тут мы даже вечером по улицам спокойно ходим, а они и днем боятся нос высунуть. Многие перебираются к нам в Саратов, а некоторые и вовсе предпочитают вернуться на родину.

– А в Колумбии есть такая проблема?

– В Колумбии иностранца тоже могут избить и даже убить. Но не за цвет кожи, а за пять копеек. У нас люди добрые, но дурные.

Ощущения студентов подтверждаются официальными данными. По сведениям администрации университета, количество иностранных студентов за последние пять лет увеличилось в пять раз – причем не только за счет вновь прибывших, но и благодаря тем, кто перевелся сюда из других городов России.

– Здесь на улице тоже могут побить, – признается Анганим Мункондия, красавица из Замбии. – Но не по национальному признаку, а по криминальному, как в Колумбии.

– Ага, понятно.

– Ага?! – Анганим вдруг посмотрела на меня, как на родного. – Ты сказал «ага»?

– Ага, я сказал «ага». А что?

Глаза девушки, и без того огромные, теперь стали такими большими, что захотелось на всякий случай подставить под щеки ладони – чтобы можно было их поймать, если они вдруг выкатятся из глазниц.

– Там, где я родилась, «ага» – сакральное слово, – улыбнулась Мункондия.

Следующие двадцать минут она пыталась мне объяснить, что означают эти три буквы, но безуспешно. Оказалось, что синонима у этого слова нет ни в русском языке, ни в английском. Если я правильно понял, «ага» – это то, что при рождении есть у каждого человека, но потом у некоторых оно пропадает. И если ты сохранил свое «ага» – значит, ты хороший человек, а если потерял – значит, плохой. Будь у каждого землянина хотя бы по половине «ага», мы бы уже давно жили как в раю, считает девушка из Замбии, но, к сожалению, людей без «ага» в голове все больше и больше. И ничего с этим не сделаешь. Впрочем, если видишь, как на твоих глазах торжествует зло, то можешь сказать про себя: «Ага!» – и тебя это зло не затронет.

«Мама, папа, заберите меня, пожалуйста, из этой России. Я больше не могу здесь учиться! Пока была зеленая зима, я еще терпел. Но когда началась белая…»

Это студент из Индии Сачин Писал рассказывает свой любимый анекдот. Но на родину не торопится.

– Я уехал оттуда никем, а приеду большим человеком, – мечтает Писал. – У нас в Индии врачи – это боги, от них сияние исходит.

Начинающее божество уже переходит на последний курс. Уже учит потихоньку клятву Гиппократа: «…Я не позволю, чтобы религиозные, национальные, расовые, политические или социальные мотивы помешали мне исполнить свой долг…»

– Знаешь, сколько в Индии нужно денег заплатить, чтобы стать врачом? – продолжает тему его сосед по комнате Мохаммед Елияс Нурмухаммед. – Сначала взятку двадцать тысяч долларов, а потом еще за обучение каждый год тысяч по восемь. А здесь все вместе стоит всего тысячу семьсот долларов в год. Чтобы стать богом за такие деньги, я готов терпеть все – и холод, и еду местную, и косые взгляды…

– …и жару, – вздыхает Саид Омар.

– Жару?! Саид, ты же вроде из Африки?

– Слушай, вот про Россию все говорят, что здесь медведи по улицам бродят, а про Африку все почему-то думают, что там пекло, – заводится Саид. – А у нас в Кении, между прочим, зимой средняя температура плюс пятнадцать, летом плюс двадцать девять, а здесь, в Саратове, уже вторую неделю плюс сорок. И вообще! У нас на улицах алкоголь не пьют. И собак столько не бегает. И курить можно только в отведенном месте. И девушки одеты скромнее.

– Ну, ты полегче, Саид, – улыбается Сачин из Индии. – А то я тебе сейчас путеводитель по Кении покажу. Там, между прочим, написано, что нужно быть осторожным: можно столкнуться с проявлениями черного расизма.

– Это устаревший путеводитель, – нахмурился студент. – У нас пару лет назад в стране был политический кризис, сильные волнения, столкновения межэтнические, но все это уже позади. Теперь у нас решено туризм развивать, поэтому белый человек – самый уважаемый человек. Деньги убивают беду.

– Бабло побеждает зло! – поправляет товарища Сачин из Индии.

Саид совсем огорчается и уходит в коридор. Мы с индусом пытаемся

обсуждать недостатки и преимущества мировых религий. Но разговор расползается, потому что про индуизм чего ни спросишь – ответ один: «Это является предметом дискуссий». Я так понял, что обидеть индуса по религиозному признаку практически невозможно.

Нас слушает Лариса Савинова, сотрудник дома ребенка. После пожара на время ремонта всех детей раскидали по областным учреждениям, и теперь у нее свободного времени вагон.

– Сачин, а у вас в Индии часто детей бросают? – спрашивает Лариса Борисовна.

– Редко, – отвечает индус. – А если и бросают, то сразу же подбирают.

– У нас в последнее время тоже бум усыновления. Иногда ребенку в течение недели новых родителей находим. До детского дома не доходит почти никто.

– Это хорошо, – кивает Сачин. – Это очень по-индуистски.

Лариса Борисовна о чем-то задумывается. Наверное, вот о чем. Пару лет назад в дом ребенка поступил один негритенок. Эфиоп. Его сдала студентка из этого самого общежития. «Не могу, – говорит, – вернуться с ним на родину – убьют». Мальчик хороший, веселый, умный. К нему многие приемные родители присматривались, но не забрал никто. Живет теперь в каком-то детском доме. Ага.

2. Наши беды

Бунт богачей

Гибель муравейника

Иноки ГУИНа

Немного личного

Случай на исповеди

– Электричество опять подорожало. Третью неделю воды горячей нет. А батареи уже пятый год чуть теплые.

– Ну и в чем же здесь твоя вина?

– Какая же тут моя вина? Никакой.

– Так чего же ты, дружище, ко мне пришел? Ко мне только со своей виной приходят. Я же протоиерей, а не управдом.

Да, это исповедь. Реальный случай, который рассказал мне знакомый священник из моей любимой Тверской области. И я бы ни в коем случае не стал писать об этом, если бы речь шла о случайном курьезе. Исповедальные курьезы на то и курьезы, что они всегда разные. А случай, когда в церковь приходят как в Страсбургский суд, как в самую последнюю инстанцию, стали уже закономерностью и больше похожи не на анекдот, а на иллюстрацию из серьезного социологического исследования.

Исповедь – это, вообще-то, адский труд. Как выразился один из заслуженных работников этого труда, «я сам себе напоминаю девочку из чеховского рассказа “Спать хочется!”. Ты годами, десятилетиями убаюкиваешь громкого, капризного, непослушного ребенка, а он все равно не спит. И никогда не уснет. И ты об этом знаешь. И все равно убаюкиваешь».

– Батюшка, у нас в деревне школу закрыли, вот грех-то какой!

– Да, это грех, но только не твой, а государственный.

– А еще с нового года компенсацию урезали. И лор-врач в райцентре уволился, теперь внука приходится в соседний район возить. А электрички из-за «Сапсана» отменили – ездить приходится на автобусе в объезд, целый день уходит. И еще дрова снова подорожали.

– Ну а в своих-то грехах каяться будем или как?

Чем дольше я наблюдаю за страной, тем причудливее становятся траектории человеческих жалоб. Я еще застал те времена, когда можно было напрямую обратиться в местную администрацию и рассчитывать если не на скорое решение проблемы, то хотя бы на сочувствие. Даже в крупных городах власти не отгораживались электронными турникетами и охранниками – заходи кто хочешь, плачь, рыдай, угрожай. Ну, разве что к самому главе секретарша не пустит – так можно хотя бы в коридоре его поймать.

Теперь же даже в какой-нибудь станице Кущевской внизу – дежурка, как в РОВД, и турникет, как в метро. А главу не поймаешь даже на крыльце: он выходит через черный ход на задний двор и оттуда выезжает на машине.

У тебя проблема? Отлично, пиши официальную бумагу, получай в ответ официальную бумагу, а не нравится ответ – есть еще много разных способов написать официальную бумагу. В областную администрацию, в окружное полпредство, в Правительство РФ, в Администрацию Президента, в местную прокуратуру, в областную прокуратуру, в окружную прокуратуру, в Генеральную прокуратуру, в приемную «Единой России», Уполномоченному по правам человека, в Госдуму, в Общественную палату – пиши куда хочешь, результат все равно будет один: официальную бумагу спустят все в ту же местную администрацию с предписанием разобраться. А в местной администрации – дежурка, как в РОВД, и турникет, как в метро, только ни за какие деньги он внутрь не пускает.

Кстати, о Кущевке. В разгар печально известных событий туда приехал глава Следственного комитета Александр Бастрыкин, привез своих следователей и открыл там приемную. Я видел людей, которые туда пришли жаловаться. Они скопились внизу, перед турникетом. А когда я их стал выслушивать, то мне стало жалко не только самих ходоков, но и бастрыкинских следователей. Потому что людей из самой Кущевки в этой толпе практически не было. Зато съехалось огромное количество граждан почти со всей европейской части России. Краснодар, Ростов-на-Дону, Ставропольский край, Воронеж, Тула, был даже один козырный дядечка, который приехал на BMW Х5 из Подмосковья. Кому-то пенсию неправильно начислили, у кого-то бизнес отобрали, а у кого-то родственника несправедливо посадили.

Все они оказались здесь потому, что в своих регионах уже все ресурсы исчерпаны и даже на бумажную Москву надежды нет. А тут – живые люди из СКП, вдруг помогут? И если даже не помогут, можно хотя бы в глаза посмотреть и увидеть в них что-то человеческое. В общем, следователи Бастрыкина оказались в положении тех самых священников, которые вынуждены принимать на себя грехи собственного государства. Они терпеливо выслушивали ходоков, даже самых безумных, просили их оставить все документы по делу и произносили что-то вроде разрешительной молитвы: «Вы не волнуйтесь, мы обязательно разберемся».

Разумеется, подавляющая доля этих дел вернулась в местные органы власти с дежурной припиской. А вы бы что сделали на месте этих ребят? Переквалифицировались бы в правозащитники?

За пятнадцать лет репортерской работы этот ритуал пожирания надежд мне приходилось наблюдать так часто, что он уже чем-то напоминает заурядный сюжет об изнасиловании домохозяйкой электрика. Время от времени в стране появляются новые «электрики» – уполномоченные по правам человека, окружные полпреды президента, руководители региональных приемных: они проводят общественные приемы, население их насилует своими жалобами и бедами, «электрики» пытаются что-то сделать, но безуспешно и в итоге пополняют ряды многочисленных организаций, на которые у населения надежды нет.

И вот теперь «электриками» делают священников. Только на этот раз их назначают не сверху, а снизу. Люди приходят и всем своим видом намекают: «Если не вы, то кто?!» Но Господь Бог – не администрация. Он тоже спускает жалобы вниз, вот только не в местные белые дома, а еще ниже, туда, где сосредоточена реальная власть, – самим людям. «Ну а в своих собственных грехах каяться будем или как?» – есть мнение, что именно с этого начинается и регулярная вода в кранах, и лор в местной поликлинике, и выделенная железнодорожная линия для «Сапсана».

Бунт богачей

Можно ли отгородиться от собственной страны высоким забором

В подмосковной пятизвездочной резиденции Moscow Country Club на Новорижском шоссе произошло событие, которое взволновало бизнес-сообщество не меньше, чем рост токсичных долгов или падение рынка фьючерсов. Четырехлетний Вениамин, сын ресторатора Вадима Васильева, упал с неогороженной набережной в пруд и утонул. Вместе с ним погибла няня Елена Полищук, которая пыталась спасти ребенка. Действия администрации в момент инцидента поразили жителей поселка халатностью, а после трагедии – равнодушием. Большинство проживающих сплотились в оппозиционный комитет, они требуют наказания виновных и реформ в управлении поселком. Но пока получается все как у людей: требования игнорируют, проблемы забалтывают, лидеров запугивают. Что окажется сильнее – деньги или склад ума? Можно ли решить все проблемы в отдельно взятом оазисе для богатых или надо начинать со страны, в которой живешь?