Текст книги "Звезда Альтаир. Старообрядческая сказка"

Автор книги: Дмитрий Урушев
Жанр: Религия: прочее, Религия
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Дмитрий Урушев
Звезда Альтаира. Старообрядческая сказка

Прелесть сказки заключается в том, что в ней человек полнее всего реализует себя как созидатель. Он не «комментирует жизнь», как любят говорить сегодня. Он творит в меру возможностей «вторичный мир».
Дж. Р. Р. Толкин
Учитесь читать сказки
Мы дожили до таких времен, когда о религии можно говорить почти как о покойнике – либо хорошо, либо ничего. О религии трудно рассказывать интересно. Но иногда это получается.
Имеется в виду, конечно же, не научное изложение, а такое, которое про смысл жизни и поиски правды. И вот тут доверительный разговор почти невозможен. Скучен нравоучительный стиль церковной проповеди, выдохлась традиция Достоевского, и лишь одна русская сказовая и сказочная стилистика кажется хоть немного соответствующей чаяниям современного читателя.
Книга, которую предваряет это предисловие, написана именно в этой стилистике и, на мой взгляд, одна из немногих говорит о религии и поисках веры так, как это было принято в стародавние времена.
Книга Дмитрия Урушева продолжает именно эту литературную традицию и предлагает читателю под видом сказки не очень простую многожанровую притчу о том, как ищут и находят веру в современном многоконфессиональном обществе. К достоинствам книги можно отнести то, что автор не просто рассказывает сказку, но одновременно сообщает читателю множество полезных исторических сведений, там и сям рассыпает сложные намеки на разные исторические события, эпохи и личности. В этом смысле сказка Урушева – своеобразный тест на умение опознавать разные жанры русской литературы, которые использует автор.
Необходимо сказать еще об одной особенности книги. Это прекрасный повод познакомить массового читателя с той традицией русской литературы, которая использовала русскую фольклорную среду и язык для выражения совсем не фольклорных сложных мыслей и идей. Тут можно вспомнить и Ершова с его «Коньком-Горбунком», и пушкинские сказки, и Лескова с Бажовым. Секрет этого сказочно-сказового стилистического направления состоит в тонком сочетании литературного содержания и фольклорно-сказовой основы.
Вообще говоря, Дмитрий Урушев хорошо известен публике как автор научно-популярных книг о старообрядчестве. Однако на сей раз он выступает в новом качестве, весьма неожиданном. Перед нами художественная книга, жанр которой можно было бы определить как христианское фэнтези. Это заимствованное слово обозначает обыкновенно особый жанр, ставший для многих русских читателей родным и близким.
В начале 1980-х годов мой отец Владимир Сергеевич Муравьев перевел трилогию Дж. Р. Р. Толкина «Властелин колец». Этот перевод стал первым, опубликованным в Советском Союзе, и породил бесчисленное множество подражаний. Он способствовал появлению у читающей публики устойчивого интереса к приключениям придуманных героев в вымышленном, проработанном до мелочей сказочном мире.
Так, заменив сказку, жанр фэнтези обосновался в новой русской литературе, где постепенно стал тривиальным массовым жанром. Из этого есть несколько исключений, но хороших в литературном смысле назвать можно немного. Отрадно, что Дмитрию Урушеву удалось счастливо избежать подражания классическому фэнтези.
Да, действие книги разворачивается в вымышленном мире. Да, персонажи вполне узнаваемы – Иван-царевич, баба Яга, водяной и русалки. Да, сюжет знаком нам по сказкам – добывание волшебного меча и богатырского коня, совершение всяческих подвигов и добрых дел. Но основа сюжета нехарактерна для большинства фэнтези-текстов.
Иван отправляется в путь не за жар-птицей или молодильными яблоками, как в классической сказке. И не проходит стадии игры, становясь лидером, как нередко бывает в новом фэнтези. Он отправляется за верой для своей страны. И это сразу создает для сюжета смысловой и патриотический масштаб. Путешествуя по вымышленному миру, царевич встречается с представителями разных вымышленных религий.
Читаешь сказку и понимаешь: ее автор – историк-религиовед, который построил свое изложение как головоломку-квиз для тех, кто интересуется историей, а в большей степени содержанием и смыслом религиозных традиций как Востока, так и Запада. Читатель легко опознает, пусть и в шаржированном виде, православие, католицизм, протестантизм, иудаизм и другие религиозные традиции. Изображая их, автор пользуется приемами гротеска и сатиры, иногда довольно злой, но никогда не нарушающей канонов жанра.
Интересная находка автора – синкретическая восточная религия бога Мардука, позволяющая рассказать о религии Древнего Междуречья, зороастризме и индуизме одновременно. Традиционный фэнтезийно-сказочный сюжет прикрывает производимую автором своего рода «игру в бисер». Тут и христианское богословие, и античная философия, и русский фольклор, и многочисленные отсылки к истории и литературе.
В конце повествования автор пытается свести воедино доброту русской сказки и красоту православной веры. Насколько ему это удается – судить читателю. Не со всеми трактовками религиозных традиций легко согласиться религиоведу-специалисту, но писатель неподвластен строгой научной критике.
Читателю предстоит увлекательное путешествие по сказочному миру в компании Ивана-царевича – настоящего нового чичероне в мире религиозного многообразия, доброго и простого паренька. А вместе с тем и своеобразная игра по угадыванию персонажей, исторических событий и скрытых цитат. Желаю приятного чтения, путешествия и игры.
Алексей Владимирович Муравьев,
кандидат исторических наук, руководитель секции Ближнего Востока Школы Востоковедения НИУ ВШЭ
От автора
Посвящаю моей супруге
Русская литературная сказка – жанр, который можно назвать предшественником отечественного фэнтези, – появилась еще в XVIII веке. Сказки писали многие сочинители, имена которых ныне незаслуженно забыты. Например, Василий Левшин, Михаил Херасков и Михаил Чулков.
В начале XIX века Сергей Уваров, небезызвестный государственный деятель, советовал поэту Василию Жуковскому написать на материале русской истории и фольклора большую эпическую поэму. Уваров вспоминал: «Я часто предлагал ему написать русскую поэму русским размером. Зачем, я говорил ему, не избрать эпоху древней нашей истории, которую можно назвать эпохою нашего рыцарства, в особенности эпоху, предшествовавшую введению христианской религии? Тут вы найдете в изобилии все махины, нужные к поэме. В этой эпохе история сопутствуема баснословием. Поэт может произвольно черпать из той и другой. Он избирает между историческими памятниками и народными преданиями и из всех сих богатых материалов составляет целое».
Совет Уварова не утратил важности и в наши дни. Хотя, конечно, нынешние сочинители фэнтези и не слыхали о нем. Но, принимаясь за писание, они, сами того не осознавая, следуют сему совету: произвольно черпают из исторических памятников и народных преданий.
Жуковский послушался Уварова, но вместо одной поэмы написал несколько баллад и сказок. Их превзошел поэмой «Руслан и Людмила» Пушкин. По сказочной дороге, обновленной Жуковским и Пушкиным, уверенно пошли сочинители XIX века: Вельтман, Гоголь, Даль, Ершов и многие другие. Петр Ершов вообще вынашивал грандиозный замысел русского волшебного эпоса «Иван-царевич – сказка сказок в десяти книгах и ста песнях», оставшийся неосуществленным.
Не запустела эта дорога и в ХХ столетии. Сказочным путем прошли многие советские писатели. Сочинения некоторых весьма близки к жанру фэнтези. Зачастую их творчество шло рука об руку с кинематографом. Так, например, фильмами стали волшебные пьесы Тамары Габбе и Евгения Шварца.
В наши дни многочисленным сочинителям дорогу в страну фэнтези указывает путеводная звезда Толкина. По этому пути, обманываясь его кажущейся легкостью, идут сотни писателей. Но для того, чтобы писать о гномах, эльфах и рыцарях, недостаточно уметь пользоваться компьютером и интернетом. Нужны знания об исторических памятниках и народных преданиях, которыми в совершенстве владел Профессор и которых так недостает его подражателям.
Сегодня по дороге сказки идут бесчисленные толпы сочинителей. Только ленивый не свернул на этот путь, представляющийся простым и приятным. И я не избежал сего соблазна: в марте 2016 года вступил на дорогу фэнтези. Не знаю, сумел ли я пройти ее до конца, но очень старался и усердно следовал совету Уварова.
Хотя, признаюсь, писать было нелегко. Ведь когда идешь в толпе, смешиваешься с ней. И твой голос пропадает во всеобщем шуме. В жанре фэнтези сложно сказать что-то свое, что-то новое, прежде неслыханное. И не просто сказать, а «выкрикнуть слова, что давно лежат в копилке», чтобы тебя услышали.
Конечно, моя сказка – только повторение прежде услышанного и прочитанного. Но сочинение сказки стало для меня не только испытанием нового, но и своеобразным душевным отдыхом. Чувства, охватившие меня, замечательно передают строки Булата Окуджавы:
Были дали голубы,
было вымысла в избытке,
и из собственной судьбы
я выдергивал по нитке.
В путь героев снаряжал,
наводил о прошлом справки
и поручиком в отставке
сам себя воображал.
Сочиняя сказку, я вспоминал школьные годы и многочисленные попытки написать нечто «этакое» – в духе «Махабхараты» и «Калевалы» или Жюля Верна и Владимира Обручева. Вспомнил студенческие годы, занятия историей и философией. Вспомнил, как хотел, вдохновившись книгой Толкина «Дерево и лист», писать курсовую работу о христианстве и фэнтези. Эти воспоминания очень помогли в работе над книгой.
В школе я хотел написать нечто героическое и трагическое, царственное и рыцарственное. Сейчас же получилось что-то скорее ироническое и легкомысленное, чем пафосное и мужественное.
Посему прошу читателей не искать в сказке того, чего в ней нет. Также прошу не обижаться. Почему-то некоторые читатели, ознакомившись с книгой, обиделись на нее и на ее автора.
Но неразумно обижаться на побасенку. Все в ней ложь, выдумка и плод фантазии. Из головы сочинителя взяты все герои и их похождения. Я принимаю на себя ручательство в том, что ни таких стран, ни таких народов, ни таких людей, какие выведены в произведении, нигде нет и не было.
Когда-то Юрий Казаков справедливо заметил: «Писатели читают критику на себя. Это неверно, будто бы некоторые писатели не интересуются тем, что о них пишут. И вот когда им нужно все их мужество. Чтобы не обижаться на разносы, на несправедливость. Чтобы не озлобиться. Чтобы не бросать работы, когда очень уж ругают. И чтобы не верить похвалам, если хвалят».
Конечно, и писатель Урушев интересуется тем, что о нем говорят. При Казакове критики-профессионалы выступали в журналах и газетах. В наши дни критики-дилетанты пишут на просторах интернета.
Здесь меня мало хвалят, зато много ругают. Например, прочел о себе: «списатель, прости Господи», «все сдуто у других авторов», «как всегда бла бла бла, об одном и том же… как всегда фантазии, никакой реальности».
Чтобы и на сей раз не разочаровывать пользователей интернета, открою страшную тайну. И в этой книге также «фантазии, никакой реальности» и «все сдуто у других авторов».
Я не стеснялся заимствовать у русских (и не только) писателей от Пушкина и Гоголя до Юрия Казакова и Татьяны Толстой. Могу назвать и книги, на которые я ориентировался. Это «Рукопись, найденная в Сарагосе» Яна Потоцкого и «Кружной путь» Клайва Стейплза Льюиса. В меньшей степени я следовал «Мастеру и Маргарите» Михаила Булгакова и «Кыси» Татьяны Толстой.
Надеюсь, причастность к сей тайне доставит особое удовольствие моим критикам. Впрочем, пользователям интернета я могу противопоставить живых людей, поддерживавших меня во время работы над сказкой.
Многие незаслуженно похвалили книгу и справедливо поругали. Я считаю своим приятным долгом высказать сердечную признательность всем, кто вдохновлял меня в работе над сказкой, может быть, даже того не подозревая. Благодарю моего брата Павла, моих друзей Алексея Кочетова и Дмитрия Симонова. Благодарю моих первых читателей Ирину Будкину, Юлию Глезарову, Марию Денисову, Ирину Шурмель, Андрея Зайцева, Юрия Лоскутова, Алексея Муравьева и Ивана Плигина.
Огромная благодарность моей супруге Татьяне – самой первой читательнице, редактору и корректору этой и прочих книг. Ей я и посвящаю сказку.
Дмитрий Александрович Урушев,
член Союза журналистов России, член Союза писателей Москвы

Вечером слушаю сказки и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма!
А. С. Пушкин
Звезда Альтаира
С давних пор уже замечено, что юноши, предающиеся мечтаниям, становятся со временем полезными и даже незаурядными людьми.
Я. Потоцкий. Рукопись, найденная в Сарагосе
Глава 1
В некотором царстве, в некотором государстве жил-был славный царь Додон. И было у него три сына: Димитрий-царевич, Василий-царевич и Иван-царевич.
Как и полагается в сказке, Иван-царевич был самым младшим. Братья считали его по-детски простодушным и неопытным. Потому за глаза, а иногда и в глаза звали Иванушкой-дурачком. Или еще обиднее – дураком.
Некоторое царство находилось на самом краю земли. С одной стороны – море-окиян. С другой – дремучие Муромские леса. В дебрях шалили разбойники, да и всякая чащобная нечисть стращала добрых людей. Потому чужеземцы нечасто заглядывали в захолустное царство. Лишь изредка сюда заплывали заморские купцы, привозили диковинные товары и не менее диковинные слухи о дальних странах.
Все было хорошо да ладно в сказочном царстве: земля плодородна, народ смирен, государь добр. Войн ни с кем не велось. Неурожаев, землетрясений или моров тут не бывало никогда. О них даже не слыхивали. Одним словом, держава процветала.
Но чем старше становился славный царь Додон, тем внимательнее прислушивался к рассказам иноземных купцов об их странах. Подробно расспрашивал, теребил седеющую бороду и задумчиво хмурил брови. По словам чужестранцев выходило, что все было в его государстве, только вот одного не было…
Раз в конце мая Додон призвал к себе сыновей.
Погода стояла солнечная и теплая, даже по-летнему жаркая. Царевы дети занимались кто чем. Старшие сидели в прохладном погребе у старухи-ключницы и пили бражку. Обсуждали соколиную охоту, борзых собак и скаковых лошадей. К отцу они пришли тотчас, но весьма неохотно.
А Ивана пришлось долго выискивать и выкликивать. Он с друзьями гонял по крышам голубей. Но вот наконец все собрались в царской палате. Государь крепко-накрепко запер двери, чтобы никто не подслушивал и не подглядывал. Сел на лавку, застланную пестрым ковром, поманил сыновей рукой. Они подошли и сели рядом.
Царь страшно зашептал:
– Вот что хочу сказать вам, сыновья мои любезные. Земля наша велика и обильна, а веры в ней нет.
– Чего нет? – в один голос переспросили царевичи.
– Веры нет, веры! Разве непонятно? – рассердился Додон.
– Как веры нет? – удивился старший сын Димитрий. – Все у нас есть! И хлеб есть, и лен, и мед, и меха. Надысь заморским купцам одной только пеньки десять кораблей отгрузили. Все у нас есть, батюшка, только поискать надобно.
– Все у нас есть, – поддакнул средний сын Василий. – Это завистники говорят, что ничего нет. А ты не слушай их, батюшка. Прикажи всех завистников, шептунов и втируш сослать на Колыму. Изведи крамолу в своей державе.
– Дурни! – рассердился Додон. – Вера – это не пенька, не хлеб и не мед. Вера – это вещь невидимая, бесчувственная, умозрительная. Вот ее-то и нет в нашей земле.
Царь встал и заходил по палате. Он уже не шептал, а громко возмущался:
– Заморские купцы говорят, в каждой стране есть своя вера. Куда ни приплывем, говорят, всюду есть церкви, костелы или кирхи. Только в вашей стране, говорят, ничего того нет. Говорят, как же вы без веры живете? Без духовных скреп? А что я им отвечу? Нечего ответить мне, стыдно мне.
И Додон тяжело опустился на лавку. Его лицо густо покраснело. Видно было: самодержец мучительно стыдится безверия своего народа. Даже невольная слеза навернулась на ясные государевы очи. И славный царь поник головой в расшитой жемчугом шапочке-тафье. Потом сжал кулаки и зло прохрипел:
– И выходит, светы мои, все есть в нашей земле, а веры-то и нет. И выходит, я хуже всех царей. И царство у меня самое негодящее. И народ у меня не такой, как у всех, а с изъяном. И надумал я…
Тут державный родитель порывисто встал, торжественно выпятил живот и зычно возгласил:
– И надумал я, светы, отправить вас на поиски веры для нашей страны. Отыщите нам веру самую хорошую, самую истинную, самую правую, чтобы была лучше прочих вер. И кто нам эту веру отыщет и первым привезет, того я объявлю своим наследником. Ясно?
Царевичи, вскочив с лавки, недоуменно слушали отца.
– Батюшка, – сказал Димитрий, неприятно пораженный тем, что отчий престол может достаться не ему, старшему сыну, а кому-то еще. – Батюшка, как же это так? Коли вера – вещь бесчувственная, то как мы добудем ее? Это не жар-птица.
– И не яблоки молодильные, – вставил Василий.
– Вот, сыновья мои любезные, вы и подумайте как. По белу свету поездите, в дальних краях побывайте, со знающими людьми посоветуйтесь. Вы молодые. Вам полезно на людей поглядеть, себя показать. А я стар стал. Мне уж не до богатырских подвигов. Мне бы дома сидеть да кости на печке греть, – с этими словами Додон пошел отпирать палатные двери.
Вышли царевичи от отца и разошлись кто куда. Димитрий и Василий отправились к ключнице допивать бражку и толковать о батюшкиных причудах. А Иванушка побежал назад на крышу, к голубям.
Додон призвал верных слуг и приказал собирать сыновей в путь. Сам же отправился к своей супруге царице Маланье. Она в ту пору на заднем дворе кур кормила.
В дорогой собольей душегрейке важно вышагивала толстая царица, окруженная сенными девками, и разбрасывала полными горстями сарацинское пшено. Лик государыни был непроницаем и строг: губы сжаты, взгляд сосредоточен. Девки подобострастно глядели на хозяйку. Куры благоговейно кудахтали.
Робея перед супругой, Додон подошел сбоку и заговорил, откашлявшись:
– Помнишь, Малаша, мы надысь о вере говорили? Что, дескать, веры в нашей стране нет.
Царица ответила мужу хмурым взглядом.
– Так вот, мать, я решил отправить наших дармоедов искать веру. Пусть найдут самую наилучшую и нам привезут.
– И Ванюшу отправил? – глухо спросила государыня, едва разжимая губы.
– И его. Полно ему бегать по девичьим да лазить на голубятни. Пора ему в люди выходить.
– Ах ты изверг! – взвизгнула Маланья и швырнула в лицо мужу горсть пшена. – Ах ты ядовитый змей! Дите малое, неразумное, а ты его в чужие страны посылаешь! К людям чужим! На смерть верную! Опомнись, старый дурень! Хоть малость очувствуйся!
– Сама, мать, очувствуйся! – отряхивался от пшена Додон. – Сама опомнись! Что он у тебя все дите да дите? Сколько лет Ванюше?
Неожиданный вопрос заставил царицу задуматься. Она сосчитала в уме.
– Да вот пошел девятнадцатый годок. Ванюша родился в тот самый год, как окривела тетушка Настасья Герасимовна и когда еще…
– Добро, – прервал Додон. – Никакое он не дите. Здоровый парень. Пусть с братьями собирается. Ничего ему не сделается. Мое царское слово – закон. Как сказал, так и будет. Сказал – поедет, значит, поедет.
И государь проворно отскочил от жены, чтобы не получить в лицо еще горсти. Подобрал полы бархатного охабня и побежал в терем, подметая пыльный двор длинными рукавами. Бежал так быстро, что даже тафья с головы слетела.
Маланья выхватила из рук остолбеневшей сенной девки медный таз, полный пшена, и с криком «Гицель проклятый!» запустила в спину мужа. Таз улетел недалеко, в цель не попал и только перепугал кур, гулко упав на землю.
Как потом ни плакала царица, как ни причитала, как ни просила за Ивана, Додон был неумолим. «Поедет, и все! Мое нерушимое царское слово!» Делать нечего. Утерла Маланья горькие слезы и стала любимому сыночку укладывать в суму печатные пряники.
Глава 2
В первый день июня царевичи покидали отчий дом. Провожали их в далекий путь с дворцовой площади всем стольным городом Осташковым.
Перед государевым теремом толпился народ. Царь Додон и царица Маланья стояли на высоком крыльце. У коновязи красовались их сыновья – высокие, статные, крепкие, одним словом, добрые молодцы. Царевичи были щегольски одеты в плисовые штаны, шелковые рубахи и дорожные кафтаны. На ногах – красные сапожки. На головах – бархатные шапки. Каждый препоясан пестрым кушаком с кистями. И у каждого по острой сабле.
Под стать юношам были и их кони – молодые, вороные, златогривые. Эх, кони, кони! Что за кони! Не кони, а загляденье!
Впрочем, на коней больше заглядывались мужчины. А женщины, прежде всего красные девицы, глаз не сводили с царевичей. Особенно с Иванушки. Он хоть и уступал братьям годами, зато превосходил их добротой, веселостью и легкостью нрава.
Димитрия и Василия в сказочной стране никто особенно не любил за пьянство и непотребства, за шумные пирушки и глупые шутки. А вот по Ивану страдало не одно девичье сердце. И сейчас у многих красавиц слезки неудержимо катились по румяным щекам.
Плакала и царица Маланья. Утром она сама расчесала русые кудри Ванюши и расцеловала напоследок. «Увидимся ли? Не в остатний ли раз любуюсь моим ясным соколом?» – горестно думала государыня. Глядела на сына и никак не могла наглядеться.
И царь Додон украдкой утирал слезы. Он тоже плакал. Как же не плакать? В первый раз дети уезжают так далеко и надолго. Чем-то еще окончится их поездка? Добудут ли они самую истинную веру? Не осрамят ли на весь белый свет?
Наконец Додон поднял руку. Царевичи вскочили на коней. Народ радостно закричал и стал бросать вверх шапки. Девицы зарыдали. Маланья перегнулась через перила крыльца и замахала платочком.
Три всадника пересекли дворцовую площадь, выехали на широкую улицу и направились к главным воротам. Вот уж и стены родного города за спиной. Впереди пыльная дорога, бедные селенья и скудная природа – луга, поля да темный лес на горизонте.
Димитрий запел. Василий и Иван дружно подхватили:
Отец на сына прогневался,
Приказал сослать со очей долой,
Велел спознать чужую страну,
Чужую страну, незнакомую…
Хорошая столбовая дорога в сказочном царстве была одна. И то, правду сказать, что значит «хорошая»? Весной и осенью по ней не проедешь, не пройдешь – грязь непролазная. Только зимой на санях. Или летом в жаркую пору.
Столбовая дорога никуда не вела. Она начиналась у столицы и заканчивалась у Муромского леса. Дальше пути не было.
Эту бессмысленную дорогу приказал проложить еще царь Салтан, дед царя Додона. Приказал проложить единственно для того, чтобы в его стране было не хуже, чем в прочих странах. А то заморские купцы рассказывали, у других государей столбовые дороги есть, а у Салтана нет. Обидно получалось.
Ехали царевичи до вечера. Остановились ночевать в какой-то деревеньке, в избе, которая показалась им почище и побогаче. Хозяин, когда узнал, кто к нему на ночлег просится, аж одурел от нечаянной радости. Метался по дому, отпихнув жену, сам расставлял на столе расписные деревянные миски и даже сам полез в печь за горшком с суточными щами.
Царевичи поморщились и от вонючих щей отказались. Достали из дорожной сумы скатерть-самобранку, расстелили и весьма недурно поужинали. Онемевшие от удивления хозяева робко жались в конце стола и нерешительно пробовали блюда, которыми великодушно потчевали добры молодцы.
– Эй, борода, вот почки заячьи верченые да головы щучьи с чесноком! – смеялся Димитрий.
– А вот, старинушка, водка: анисовая, приказная, кардамонная. Какой желаешь? – подхихикивал Василий.
Ивану такие шутки были не по душе. И он завалился на лавку спать, с головой укрывшись кафтаном. А старшие братья долго еще потешались над хозяином, угощая водкой. И, пока не опоили мужика до бесчувствия, спать не легли.
Рано утром царевичи встали, умылись, позавтракали на самобранке и поехали дальше. Долго ли ехали, коротко ли, наконец выехали к Муромскому лесу.
Тут дорога кончалась и стоял большой замшелый камень. А на нем надпись: «Кто поедет от сего столба прямо, будет голоден и холоден, но обретет веру. Кто поедет в правую сторону, будет славен и богат, но потеряет надежду. А кто поедет в левую сторону, будет весел и счастлив, но потеряет любовь».
Прочитали братья и призадумались. Димитрий-царевич сгреб бороду в кулак и сказал:
– Вот что, братцы любезные! Наш отец из ума выжил. Отправил нас незнамо куда незнамо за чем. Главное, посулил тому, кто первым к нему вернется, все наше государство. Вы, братцы, сами знаете, испокон веку у нас такого закона не было. Всегда царский престол переходил к старшему сыну. К самому старшему, а не к самому шустрому и не к самому хитрому. Ясно вам?
Димитрий так грозно глянул на братьев, что они испуганно поежились.
– Так вот, любезные, как старший брат я не намерен уступать вам отчий престол. И делиться с вами царством не желаю. Ясно? А коли ясно, то езжайте куда хотите, хоть вперед, хоть назад, хоть направо, хоть налево.
– Правильно говоришь, братец, правильно! – подхватил Василий-царевич. – Дозволь мне поехать в правую сторону. Вишь, написано: кто туда поедет, будет славен и богат. Ты ведь всенепременно царем сделаешься, а мне-то как быть? И я хочу быть славным и богатым. Дозволь, братец, поехать направо.
– Валяй! – благодушно махнул рукой Димитрий. – А ты, Ваня, куда поедешь? Поди, налево, за весельем и счастьем?
– Да что вы, братцы! – изумился Иван-царевич. – Что вы, родненькие! Да разве так можно? Нас же батюшка по делу послал, за самой наилучшей верой. Неужто мы родного отца ослушаемся и его воли не исполним? Неужто мы воротимся домой с пустыми руками? Как же мы батюшке в глаза посмотрим? Как оправдаемся перед ним?
Димитрий и Василий засмеялись:
– Ой, Ваня, ты хоть и царский сын, а все-таки настоящий болван. Дурак, как есть дурак!
– Обзывайтесь, как хотите, – насупился Иван. – Я прямо поеду.
– Ну и езжай себе на здоровье! Только потом ни в чем не вини нас. Себя вини, свою дурь. А я поеду налево, за весельем и счастьем. Чует мое сердце, там красные девицы уже заждались доброго молодца! – захохотал Димитрий.
Он спрыгнул с коня и велел спутникам раскрывать дорожные сумы. Начался дележ добра, взятого с собой. Димитрий и Василий забрали себе все: и скатерть-самобранку, и котел-самовар, и шапку-невидимку, и сапоги-скороходы, и лук-самострел, и даже гусли-самогуды. Ивану же ничего не досталось, кроме печатных пряников, заботливо уложенных Маланьей.
– Вишь, что на камне написано? Будешь голоден и холоден. Вот и не обессудь. Кушай, дурень, маменькины пряники. А как они закончатся, так у тебя сабля есть. Она тебя и прокормит, – посмеялся Димитрий.
Старшие братья вскочили на коней и, весело гикая, быстро разъехались в стороны. Отсюда судьба их начала сильно разниться.
Иван еще постоял у камня, почесал затылок, вздохнул, сел на своего вороного и поехал прямо в темную чащу по едва заметной тропинке. Лес был мрачен и тих. Ни птицы, ни зверя, ни разбойника.
Солнце уже достигло полудня. Прошло время обеда. А Иван все ехал и ехал, от волнения не чувствуя голода.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?