Текст книги "Звезда Альтаир. Старообрядческая сказка"

Глава 18

Это была присказка, а вот и сказка начинается.

Иван подъехал к Брынскому лесу и увидел камень, а на нем надпись: «Кто поедет от сего столба прямо, будет жив, а конь его будет убит. Кто поедет в правую сторону, будет убит, а конь его будет жив. Кто поедет в левую сторону, будет убит вместе с конем».

Волнуясь, царевич поехал прямо, как велели Пантелей и Виринея.

Тропа была едва заметна среди травы. Косые солнечные лучи золотили стволы сосен. Перелетали с дерево на дерево угольно-черные дрозды. Высоко тянула в соловеющем небе сойка, вздымаясь и проваливаясь, как бы купаясь в воздухе. Пахло смолой и земляникой. Юноша успокоился.

Он даже не понял, что произошло. Какая-то неведомая сила сбила с ног клячу, вышибла Ивана из седла и швырнула в крапиву. Царевич проворно вскочил, схватился за саблю и замер в ужасе.

Он увидел огромного серого волка, в несколько раз превосходящего ростом коня. Чудовище стояло над поверженной клячей. У той из раны на шее туго ударила черная почти кровь. Все тело сильно и мерно билось, ноги взбрыкивали весело, как при беге.

Ужасный зверь склонялся над лошадью, рвал частыми белыми зубами, прижмуривая глаза, хрустел хрящами, пускал розовую слюну.

Юноша все-таки вынул саблю из ножен. И тут волк заговорил человеческим голосом:

– Иван-царевич, ты же читал надпись на камне, что твой конь будет убит. Так зачем сюда поехал? А саблю убери, она мне нисколько не страшна.

– И я тебя не боюсь! – сказал юноша, хотя голос его дрожал. – Я сюда не ради тебя заехал, а ради скита Семи Симеонов. Как теперь я туда доеду без коня?

– Жаль мне тебя, добрый молодец. Но на костлявой кляче, которую ты назвал конем, ты туда вовек не доехал бы. Я один знаю, где этот скит. Садись-ка на меня да держись крепче.

И волк наклонил шею.

Ребенком на руках взрослого смотрелся Иван на огромном волке. Чудовище прыгнуло и стрелой полетело по лесу. Деревья расступались перед ним. Опушки и овраги мелькали под ногами. Серый хвост след заметал.

Остановился волк на краю большой поляны.

– Приехали, добрый молодец! Вот скит Семи Семионов.

Царевич увидел на поляне какие-то приземистые деревянные постройки, скрытые от любопытных глаз рябиновой и березовой порослью.

– Благодарю тебя, серый волк! – поклонился юноша.

– Прощай, не поминай лихом!

И зверь исчез в чаще, словно его и не было.

Путешественник пошел к обители. Ее окружал высокий тын из почернелых бревен. Гостя уже встречал в воротах осанистый благообразный чернец с длинной седой бородой. Он был одет в поношенную рясу, перехваченную кожаным поясом, и скуфью.

– Здравствуй, Иван-царевич!

– Здравствуй, отче! Откуда ты знаешь, что меня Иваном зовут?

– Сойка на хвосте принесла, – рассмеялся чернец. – А меня зовут Симеоном-настоятелем. Нас в обители живет семь братьев – семь Симеонов, семь работничков. Оттого наш скит так и называется. Проходи, гостем будешь.

Вошли в заросший травой дворик, и юноша увидел рубленную из сосны косую маленькую церковь. Настоятель провел Ивана в свою келью – небольшую избушку. Тесновато, конечно, но чисто. Беленая печь. Полки с книгами. В углу черная икона в тусклом серебряном окладе. У окошка стол, заваленный бумагами.

Симеон угостил царевича старым медом с холодной водой.

– Я знаю, ты пришел к нам по совету деда Пантелея. Знаю, и зачем пришел – ищешь веру. Ты уже многое повидал. Наверное, у тебя возникло немало вопросов. Спрашивай, а я постараюсь ответить.

Юноша задумался, помолчал. Действительно, вопросов было достаточно. С чего начать?

– Вот, батюшка, давно хотел спросить об иконах, которым вы поклоняетесь. Коли Бог невидим, то кто же изображен на них? И зачем иконам поклоняться?

– Толковый вопрос. Начну с того, что мы поклоняемся не иконам, не доскам, левкасу, краскам и позолоте. Мы поклоняемся Богу и Его угодникам, изображенным на них. Как ты знаешь, Бога никто не видел никогда. Но тебе не рассказали о том, как Бог сошел на землю, принял обличье человека и пожил с людьми. Об этом хорошо написано в священных книгах: «Умалил Себя, приняв вид раба, сделавшись подобным человекам и по образу став как человек».

– Никто не говорил мне такого.

– Напрасно! Ведь в этом и заключается наша вера. Мы верим не в некоего недоступного и непонятного Бога, существующего отдельно от Своих созданий, а в Бога, сошедшего с небес ради нас, людей, и ради нашего спасения. Он принял плоть от пречистой девы и сделался человеком. Он был убит и погребен, но воскрес в третий день и взошел на небеса. И паки придет со славой судить живых и мертвых. Посему мы говорим, что видели Бога и знаем, как Он выглядел, когда был человеком.

Слова Симеона безмерно удивили Ивана. Он принялся обо всем расспрашивать настоятеля. Их беседа затянулась до самого вечера. Симеон едва уговорил гостя прерваться и хоть немного перекусить хлебом и квасом.

Но вот с улицы раздались глухие звуки деревянного била.

– Однако пора идти в часовню!

Симеон встал и снял с гвоздя черное покрывало и черную накидку. Покрывало он набросил на голову, поверх скуфьи, а накидку надел, как плащ. И, улыбнувшись, ответил на вопрошающий взгляд царевича:

– Это клобук – шлем спасения, символ иноческого смирения. И мантия – одежда нетления и чистоты, символ иноческого целомудрия. Мы, люди, посвятившие жизнь Господу, носим их в знак покорности Божьей воле. Что, пойдешь со мной?

– Признаюсь, отче, мне скучно в церкви. Не понимаю, что читают и поют.

– Вестимо, ежели не молиться, то будет скучно и непонятно. Ты же грамотный? Тогда будешь читать по молитвослову.

Настоятель привел юношу в часовню. Там уже собрались все скитники: Симеон-пасечник, Симеон-огородник, Симеон-повар, Симеон-дровосек, Симеон-сторож и Симеон-пономарь. Все разного возраста и разного роста. Но по лицам видно, это родные братья.

Перед немногочисленными иконами горело всего три-четыре свечи. Коричневой позолотой поблескивали во мраке узкие лица святых. Горьковато пахло горелыми можжевеловыми ягодами, ими монахи курили вместо ладана.

Настоятель подал Ивану открытую толстую книгу в кожаном перелете.

– Читай отсюда.

Неяркое пламя свечи колебалось. Непривычные печатные строки читались сначала невнятно, а потом все яснее и проще. Царевич удивился тому, как уверенно зазвучал его голос.

– Благослови, душа моя, Господа. Господи, Боже мой, Ты возвеличился зело. Ты облекся во славу и величие.

Так и молились. Юноша под руководством пономаря читал по книге. Братья пели. Теперь молитва казалась царевичу не только понятной, но и увлекательной. Он даже пожалел, когда служба окончилась.

Было уже поздно. Симеоны разошлись по кельям. Настоятель постелил юноше на широкой лавке, а сам лег на полу.

– Завтра, Иван, тебе надо пораньше встать и отправиться в путь. Неотложное дело ждет тебя по дороге.

Но царевич хотел продолжить беседу:

– Прости, батюшка, не поговоришь ли со мной еще? Коли я завтра покину скит, то, может быть, мы больше никогда не свидимся. А вопросов у меня много.

Симеон вздохнул в темноте.

– Не переживай. Твои вопросы не останутся без ответов. Ты повстречаешься и побеседуешь еще со многими людьми.

– Дозволь задать хоть один вопрос.

– Что ж, спрашивай.

– Расскажи, отче, о старой русской вере.

Глава 19

Настоятель ворочался на полу.

– Я с братьями придерживаюсь старой веры. Посему нам пришлось покинуть отчизну и искать прибежища в Брынском лесу. Послушай, Иван, мой рассказ…

Когда-то Кулички и черкасская земля составляли одну страну – Берендеево царство. Правили им могучие и славные государи. И вот один из них, подобно Додону Гвидоновичу, задумался о вере. Нет в его державе никакой веры! У соседей есть, а у него нет!

Тогда сей царь отправил послов в разные страны для испытания разных вер. Послы объехали весь свет. И больше всего им глянулась эллинская вера.

В ту пору эллинам принадлежало полмира. Перед их правителями склоняли головы все народы. Не было на свете города богаче и пышнее их столицы Иераполя – Святограда. Посередине него возвышался огромный храм святой Софии – премудрости Божьей. И ежедневно тысячи богомольцев со всех концов земли приходили к нему, чтобы подивиться его непостижимому величию и несказанной красоте.

Эллинская вера стройностью и мудростью превосходила прочие. Все в ней было соразмерно – учение о Боге и служение Богу. В эллинском царстве жили не только самые просвещенные мудрецы, но и самые хитроумные художники, самые искусные стихотворцы, самые сладкоголосые певцы.

Поэтому богомолец, приходивший в храм святой Софии, восторгался и его неописуемым убранством, и тем, как благоговейно и чинно возносились в нем мольбы Господу. Казалось, смертный человек поднимался к престолу Божьему и слышал райское пение архангелов, ангелов, херувимов и серафимов.

Берендеевы послы, вернувшись на родину, объявили государю:

– Обошли мы многие народы, но плохи их веры. Пришли мы в Святоград. И ввели нас эллины туда, где они служат своему Богу. И объяла нас такая радость, что не чувствовали и не понимали, на небе мы или на земле. Видели мы такую красоту и славу, что не можем рассказать. Знаем только, что Бог пребывает с этими людьми. Не можем забыть ту красоту, ведь всякий человек, попробовав сладкого, не захочет потом горького.

Так Берендеева страна приняла самую наилучшую веру.

Миновали столетия. Эллинское царство расшатали междоусобицы. Пользуясь этим, соседи с востока и запада отнимали у него область за областью. Наконец под ударами неприятеля пал блистательный Иераполь. Жестокие захватчики разграбили и осквернили храм святой Софии.

Эллины, некогда гордившиеся мудростью и просвещенностью, оказались порабощены народами дикими и невежественными. От этого прискорбно умалились все их науки и искусства. Вера пришла в самое жалкое состояние, лишившись былой стройности. Начались вероучительные споры. Богослужения лишись прежней чинности. Иконы, убранство храмов, пение и чтение более не поражали красотой.

И только в далекой северной стране крепко и твердо блюли то, что когда-то получили из Святограда. Впрочем, и здесь не все было благополучно. Соседи-ляхи воевали с Берендеевым государством за черкасскую землю. В конце концов захватили ее и стали насаждать на ней свою папскую веру. Эллинская вера в неизменном виде сохранялась только на Куличках.

Так продолжалось до недавнего времени. Но сорок лет назад патриархом всех Куличек был избран Никель. Ему безоговорочно верил царь Алмаз Мельхиорович, тогда неопытный и пылкий юноша. Он беспрекословно слушался патриарха, считая его своим собинным, особенным, другом.

Иноземные послы, путешественники и купцы, посещавшие Кучков, говорили царю и патриарху, что во всех землях, где распространена эллинская вера, по-другому молятся Богу, по-другому пишут иконы, по-другому поют и читают.

Чужестранцы убеждали государя начать войну с ляхами и сарацинами, освободить черкасские и эллинские земли, восстановить разрушенный Иераполь. И тогда, говорили иноземцы, Алмаз станет правителем огромного государства, а Никель – духовным повелителем половины мира. Только надо для полного единомыслия в будущей державе русскую веру привести к единообразию с эллинской и черкасской.

Льстивые слова возбуждали самолюбие молодого царя и гордого патриарха. Они пригласили заграничных мудрецов и попросили их исправить веру на Куличках. Те посмотрели древние русские книги, по которым молились веками, и заявили, что они испорчены бесчисленными ошибками. Надобно их править по современным эллинским и черкасским образцам.

Началась правка. Итог ее оказался ужасен: ни в одной священной книге не осталось ни одной строчки, которая не была бы переиначена, причем неудачно или неверно. Это вызвало на Куличках всенародное возмущение. Почему мы должны верить заезжим прохвостам, а не нашим благочестивым предкам? Чем новые книги лучше старых? Чем старая вера хуже новой?

В государстве произошел раскол. Одни выступали за новую веру – Никелевую, другие – за старую. Царь и патриарх жестоко искореняли инакомыслие. Тысячи людей были казнены. Тысячи бежали с Куличек. Запустели города, деревни и монастыри.

Два епископа, Петр и Павел, построили летучий корабль и отправились на поиски сказочной страны Беловодья, о которой рассказывается в древних книгах. Те приверженцы старой веры, кому не нашлось места на чудесном судне, покидали отчизну – уходили в черкасскую землю и дальше, к ляхам и сарацинам. Те же, кто остался на Куличках, скрывались от властей в безлюдных местах.

– Вот и весь сказ. Теперь, сын мой, давай-ка спать! – закончил настоятель.

На рассвете Симеона и Ивана разбудили удары в било. Чернец засобирался в часовню.

– Мы больше не увидимся, поэтому слушай меня внимательно. Тебе пора отправляться в дорогу. Три моих совета помогут тебе. Во-первых, возьми сию книгу. Это святое Евангелие, в нем изложена наша истинная вера. Читай его, без него ты ничего не поймешь.

И Симеон подал царевичу небольшую книгу в потертом бархатном переплете.

– Во-вторых, запомни самую простую молитву, она тебе пригодится. Молитва коротка, всего два слова: «Господи, помилуй». Но в них заключается великая сила. Где бы ты ее ни произнес, на земле, под землей, даже на дне морском, Бог услышит тебя.

Настоятель вздохнул. Раздумчиво глянул в голубоватое потное окошко. Обитель будто большим пуховым одеялом была укрыта туманом.

– В-третьих, без лошади нельзя. Тебе нужен настоящий богатырский конь. По дороге на Сорочинцы увидишь большой курган. В нем погребен славный витязь, живший много веков назад. С ним заживо похоронен его добрый конь. В полночь, когда закричит сова, поднимись на курган. На вершине увидишь камень с кольцом. Потяни за него, курган раскроется, и из него выйдет богатырский конь. Он будет твоим верным спутником и помощником. Только смотри, не бойся ничего. Ежели испугаешься, коня не добудешь и сам погибнешь.

Напутствуемый Симеоном, Иван вышел из скита. Напоследок настоятель благословил царевича и дал в дорогу небольшой узелок с половиной каравая, луковицами и вареными яйцами.

Юноша прошел поляну и вступил в прозрачный светлый лесок. Солнце наконец взошло. И как-то необыкновенно посветлело, порозовело все вокруг.

Вот лесок поредел. Иван увидел поля и луга, а среди них – широкую пыльную дорогу. Царевич вышел на нее. Сафьяновые сапоги он решил приберечь. Разулся, связал ушки голенищ бечевкой и перекинул через плечо.

Был первый день июля.

Глава 20

Иван шел по дороге и думал: «Не прав преподобный Шпиц. Он считает, что все веры одинаковы, ведут к одной цели – к Богу. Но почему никто не любит иноверцев? Сарацины воюют с эллинами. Ляхи – с русскими. Все люди – братья, говорит Шпиц, но отчего происходят войны?»

Дорога провела царевича через первую черкасскую деревню. Она ничем не отличалась от деревень на его родине или на Куличках. Такие же курные избы и хаты, крытые соломой, покосившиеся плетни, приземистые сараи и амбары. Только все беднее и грязнее.

В придорожной канаве валялись толстые свиньи и играли голые дети. Женщины в истасканных рубахах хмурым взглядом провожали путника. За плетнями лаяли трусливые собаки.

Юноша прошел деревню и зашагал среди полей и лугов. Светило солнце. Воздух нагрелся, и горизонт дрожал в его теплых струях.

Вскоре Иван нагнал невысокого мужичка, босого, в латаных штанах, поношенной свитке и рваной шапке. Он нес, перекинув через плечо, мешок, в котором лежало что-то небольшое и круглое.

Царевич хотел прибавить шагу, но остановился. Ему послышался тихий плач. Юноша взглянул на прохожего. Нет, тот не плакал. Напротив, у него было довольное и безмятежное лицо. Плакал мешок:

– Мяу-мяу, спасите! Мяу-мяу, помогите!

– Кто это, дяденька, у тебя в мешке? – полюбопытствовал Иван.

– А тебе какое дело, цуценя? – огрызнулся мужичок.

– Невежливо, дяденька, с незнакомыми людьми так разговаривать! – взялся за саблю царевич.

Прохожий испугался и открыл мешок.

– Что ты, паныч, жартов не понимаешь. Кошка там, самая обыкновенная кошка.

И мужичок вытащил за шкирку маленькую серую кошку, но не обыкновенную, а сказочную – в измятом синем сарафане и сбившемся белом платке. Кошка поджимала хвост и жалобно мяукала.

– Куда же ты несешь ее?

– Ведомо куда, к шкуродеру.

Кошка замяукала еще жалобней.

– И сколько он даст за нее?

– Грошик.

– На, держи рубль! – юноша вынул из кармана неразменную монету. – А котейку отдай мне.

– Ты что, хлопец, сдурел? За паршивую животину целый рубль! – засмеялся мужичок.

Однако взял деньги, отдал Ивану пушистый товар и, размахивая пустым мешком, быстро пошел дальше.

Царевич посадил кошку за пазуху. Она больше не плакала, но внимательно смотрела зелеными глазами на юношу.

– Мур-мур! Благодарю тебя, добрый молодец. Ты спас меня. Но ты не будешь меня обижать?

– Что ты, милая, как можно обижать такую красавицу, да еще и говорящую.

– И за хвост не будешь тянуть?

– Что ты!

– И за усы не будешь таскать?

– Как можно! Давай-ка лучше присядем, отдохнем и поедим.

Дорога вброд пересекала мелкую речку. Ее низкие берега густо поросли камышом и кустами вербы. Юноша сел в тени, достал из узелка хлеб, яйца и лук. Наковырял для кошки мякиша, очистил несколько яиц.

– А рыбки у тебя нет? – спрашивала кошка, смешно поправляя платок лапками, как руками.

– Нет, милая.

– А сметанки?

– И сметанки нет. Есть лук.

– Лук я не ем, у меня от него отрыжка, – застенчиво сказала кошка, вздохнула и принялась с удовольствием уплетать мякиш и яйца.

Царевич дивился на нее и не мог надивиться. Вот так чудо! Говорящая кошка, да еще в сарафане и платке.

– Как зовут тебя, красавица?

– Тусильда. А тебя как?

– Иван. А кто этот живодер?

– О, это гицель! Он ходит по городам и деревням, ловит бездомных собак и кошек и продает скорнякам. А те из нас шьют шапки.

И Тусильда снова заплакала. Юноша, глядя на нее, прослезился.

– Расскажи мне о себе, кисонька.

– Мяу-мяу! Я не простая кошка, а говорящая. И родители мои были говорящими. Они заботились о моем образовании, поэтому отдали в сказочную школу. Не смотри, что я серая. Я барышня грамотная, ученая, знаю аглицкий и франкский языки, хорошие манеры. Как родители померли, осталась я одна, горемычная сирота. Стала ходить по деревням, крестьянам крыс и мышей выводить. Кто даст за это кусочек колбаски, кто рыбки, кто сырку. Так и живу, по чужим дворам побираясь.

И Тусильда безутешно зарыдала, утирая слезы лапкой.

– Как же ты попала в мешок гицеля?

– Мяу-мяу, по неопытности. Он, злодей, подманил меня рыбкой, схватил и сунул в мешок. Если бы не ты, Ваня, быть мне шапкой.

– Что же ты будешь теперь делать?

– Не знаю. Пойду дальше мыкаться по людям.

– Замуж тебе надо, Тусильда. Негоже красной девице одной жить.

– Да кто меня замуж возьмет, горькую сиротинушку? За обыкновенного кота я не пойду. А за говорящего, так где найдешь его?

– Есть у меня на примете жених для тебя. Котофей Котофеевич – важный, толстый, пушистый. А самое главное – говорящий. Пойдешь за него?

Кошка перестала плакать и с любопытством взглянула на царевича.

– Да хоть сейчас. Только где он, твой жених?

– Не переживай, сейчас все будет! – улыбнулся юноша, достал из-за пазухи тряпицу, развернул и вынул три кошачьих уса. Разорвал один ус, и тотчас появилась баба Яга. Она только что поставила тесто для пирогов, и ее руки были еще в муке.

– Здравствуй, соколик! Что, понадобилась моя помощь? – старушка вытерла руки о передник.

– Здравствуй, бабушка! Нет, помощь не нужна. У меня добрые вести – я исполнил твою просьбу, нашел невесту для Котофея. Смотри, вот Тусильда – писаная красавица.

Колдунья, охнув, села на траву возле юноши и стала гладить кошку. Та замурчала и залезла к Яге на руки.

– Мур-мур! Бабушка, от тебя блинками и сметанкой пахнет. Ты угостишь меня сметанкой?

– Угощу, моя красавица.

– Мур-мур! А рыбка у тебя есть?

– И рыбка есть. И ей угощу, изумрудная моя. И топленого молока дам, и творожка, и пенок.

Старушка от умиления заплакала.

– Ах, Ванюша, как ты мне удружил! Даже не знаю, как и благодарить. Проси у меня все, что только пожелаешь. Хошь, сапоги-скороходы. Хошь, шапку-невидимку. Хошь, машину-самокат.

– Ничего мне не нужно, бабушка. Хочу лишь, чтобы Тусильда была счастлива и больше не знала горя и нужды. И чтобы твой Котофей с ней был счастлив.

– Тогда я потороплюсь восвояси, а то тесто убежит.

Царевич помог старушке подняться. Яга расцеловала его.

– Добрая у тебя душа, милок. За твою доброту ожидает тебя награда.

Кошка тоже поцеловала юношу – нежно ткнулась розовым носом в щеку.

– Мерси сердечное, Ваня. Могла ли я подумать, что сегодня будет такой необычный день? Ты меня и от смерти спас, и жениха мне нашел. Если бы не ты…

И слезы опять потекли из зеленых глаз Тусильды.

– Ничего, милая, теперь все будет хорошо. Прощай! – царевич напоследок погладил кошку.

– Прощай, соколик! – махнула рукой Яга и исчезла с Тусильдой. Будто и не было их.

Юноша собрал остатки еды в узелок и бодро зашагал по дороге.

Изредка встречал путников. Еще реже – телеги, запряженные костлявыми лошадьми или тощими волами. Все шли и ехали неспешно. И никто не обращал внимания на парня в иноземном дорогом кафтане.

Черкасская земля всем походила на сказочное царство и Кулички. Та же скудная природа – поля и луга. Только лесов меньше. И сколько деревень ни проходил Иван, все они были бедны. Редко где увидишь церковь с колокольней, тесовую крышу или чисто беленую хату.

На безоблачном небе сияло солнце. День казался бесконечным, как бесконечна была пыльная дорога. Царевич устал. Ждал, когда же покажется богатырский курган.

Наконец светило стало клониться к закату. И на горизонте появился огромный холм – могила древнего витязя.