Текст книги "Жак Лакан: введение"

То есть появляется новая психическая инстанция, благодаря которой можно контролировать собственное тело, тем самым обретая способность к самостоятельному существованию и повышая свои шансы на выживание.

Здесь мы подходим к важному лакановскому тезису «Я – это другой». Что здесь имеется в виду? Во многом это уже ясно из вышесказанного. Тот зеркальный образ, с которым субъект сталкивается, который его захватывает, с которым он отождествляется, который он помещает внутрь себя, который становится как бы его идеальным Я, фундаментом, на котором может возникнуть его собственное Я, – это не то, что изначально находилось внутри субъекта. Это то, что возникло где-то вовне, например в зеркале, а затем было помещено субъектом внутрь. И дальше субъект уже отождествил себя с этим изначально внешним объектом. То, что было вовне, оказалось внутри.

Здесь Лакан обращает внимание на интересную особенность детского поведения: ребенок, который наблюдает за другим ребенком, переживает за него так, как если бы это был он сам. Если один ребенок упадет, то другой заплачет так, как будто бы это он сам упал. Если один ребенок будет смеяться, то другой будет смеяться вместе с ним. Ребенок имеет свойство отождествлять себя с другим, с образом другого ребенка.

Однако – и это тоже очень важная для Лакана идея, которая выходит далеко за пределы его размышлений о стадии зеркала, – ничто не дается даром, за все приходится платить. Эту же мысль мы будем повторять позднее, когда будем говорить о символическом регистре, об отчуждении субъекта в языке. С одной стороны, через стадию зеркала субъект получает целостный (телесный) образ себя, переживание целостности, возможность контролировать свое движение, свое тело. Он получает возможность самостоятельно выживать в жестоком мире. Но, с другой стороны, расплатой за это становится отчуждение, утрата себя. Ведь в стадии зеркала субъект отождествляет себя с тем, чем он не является, он буквально теряет себя в другом – другой как бы становится мной, а я становлюсь другим.

Соответственно, здесь как раз и возникает то, что Лакан называл «идеал-Я» или «идеальным я». Это то, что в лакановской алгебре обозначается как i (a): идеал, взятый у другого, идеал другого (autre). Но другого с маленькой буквы. Далее я буду говорить о различении другого с маленькой буквы и Другого с большой буквы[22]22
  О Другом с заглавной буквы я буду говорить ниже.


[Закрыть]. В данный момент достаточно сказать, что другой с маленькой буквы – это другой такой же, как я, равный мне, похожий на меня, другой, в котором я узнаю себя, с которым я нахожусь в некотором смысле в горизонтальных отношениях. Но все равно это – другой. То есть это мой идеал – тот, на кого я бы хотел быть похожим, с кого беру пример, каким я себя вижу, каким бы я хотел быть, если бы мог. Это образ, списанный с другого, образ, взятый у другого, заимствованный извне. И одновременно это нечто чуждое субъекту, что-то, в чем он себя теряет. В некотором смысле это даже можно назвать предательством себя, предательством, которое позволяет выживать, развиваться, контролировать собственное тело.

У Лакана можно даже найти размышления о том, что Я или эго – это симптом, защитное образование, призванное скрыть то, что под ним находится. Что Я скрывает? В некотором смысле оно скрывает определенную истину о субъекте, истину, заключающуюся в том, что никакого скоординированного согласованного образа субъекта не существует, что под этим образом находится беспокоящая нехватка этого самого единства. Я – это всегда неаутентичная, ненастоящая сущность, которая функционирует для того, чтобы скрывать беспокоящую нехватку единства. В этом месте Лакан даже вводит такое понятие как méconnaissance, которое можно перевести как «ложное узнавание». Что это значит? Субъект узнает в Я или эго самого себя, но это ложное узнавание, это не он, это другой, это внешний объект, который был помещен им внутрь, он себя с ним отождествил, узнал в нем самого себя. Ложное узнавание призвано защитить субъекта от переживания собственной расколотости на куски, раскоординированности, лишенности своего единства.

По сути, человек оказывается зажатым между отчуждающим образом, дающим переживание единства, и телом, расколотым на части. Это то переживание, которое раскрывается перед субъектом в паранойе. Как я уже упоминал, если Фрейд идет к своим идеям от истерии, то Лакан – от паранойи. Лакан видит в паранойе секрет, тайну, ключ к пониманию человеческой личности, к пониманию структуры человеческой субъективности. В некотором смысле все люди параноики, которые защищены от этих паранойяльных переживаний с помощью дополнительных психических сущностей, психических слоев и инстанций, одной из которых как раз и является Я. В этой связи можно говорить о паранойяльной структуре субъекта.

Здесь уместно снова обратиться к образам сюрреалистов, которых Лакан так любил, – например, к образам картин Сальвадора Дали или иных представителей этого художественного направления. На этих картинах человек порой представлен как хаотическое нагромождение разных органов тела. Это, как считал Лакан, окно, позволяющее увидеть истинную сущность человека. Истина эго раскрывается в безумии, где привычный нам мир растворяется.

Паранойяльный распад на части – это вскрытие механизма образования человеческого Я, его обращение вспять. То есть изначально все субъекты расколоты на части, раскоординированы. Субъект получает целостность благодаря появлению Я через стадию зеркала. Это Я есть иллюзия, которая гарантирует стабильное существование, удерживающее субъекта от распада.

У Лакана можно найти интересные размышления о том, что наше Я – это чуть ли не некая негативная галлюцинация. Это нечто, что своим существованием напоминает процесс негативной галлюцинации. Негативная галлюцинация – это такая галлюцинация, при которой субъект не воспринимает то, что есть. Например, негативные галлюцинации могут возникать в результате внушения. Человеку внушается, что некий предмет отсутствует в комнате, хотя он лежит там на самом видном месте. Когда человек выходит из гипноза, его просят этот предмет найти, но он не может его найти – или же делает вид, что его нет. То есть он его не видит, а предмет есть. Механизм образования человеческого Я напоминает действие этой негативной галлюцинации: человек перестает воспринимать то, что есть на самом деле, то есть расколотость, рассогласованность, раскоординированность. Это те переживания, которые оказываются скрытыми от субъекта. Вместо этого он начинает жить иллюзией собственной целостности, иллюзией целостности собственного образа, целостности собственного Я.

Паранойя раскрывает и еще один любопытный элемент, имеющий самое непосредственное отношение к структуре человеческой субъективности. Это безумие ставит под вопрос принципиальное различение между субъектом и другим: Я – это другой, а другой – это Я. Этот момент был ярко представлен в деле Эмэ, о котором речь шла в предыдущей лекции: случай Эмэ вскрыл механизм проекции себя на другого, показал, что другой вовлечен в собственное функционирование субъекта, что субъект нуждается в этом другом как объекте копирования, подражания, обожания, но одновременно и конкурирования, агрессии, стремления от этого другого избавиться, как-то от него отделаться. То есть ровно та динамика, которая развернулась в истории с нападением Эмэ на французскую актрису: Эмэ видела в последней своего двойника, конкурента, от которого она хотела избавиться. Здесь в предельной, даже экстремальной форме было выражено то, что в некотором смысле есть в любом человеке. Каждый человек вовлечен в проекции себя на другого, вовлечен в отношения конкуренции, подражания, обожания, ненависти по отношению к этим другим, которые являются, повторюсь, важным элементом структуры его субъективности, тем, что обеспечивает стабильность его функционирования.

В свете вышесказанного уже можно открыть текст самого Лакана, в частности его статью 1949 года «Стадия зеркала и ее роль в формировании функции Я», и понять смысл написанного там. Можно понять следующую фразу, которая, возможно, без предшествующих объяснений, так и осталась бы абсолютно эзотерической. Лакан пишет: «Стадия зеркала… представляет собой драму, которая фабрикует для субъекта… череду фантазмов, открывающуюся расчлененным образом тела, а завершающуюся формой его целостности, которую мы назовем ортопедической, и облачения, наконец, в ту броню отчуждающей идентичности, чья жесткая структура и предопределит собой все дальнейшее его умственное развитие»[23]23
  Лакан Ж. Семинары. Книга 2: «Я» в теории Фрейда и в технике психоанализа (1954–1955). М.: Гнозис / Логос, 2009. С. 512–513.


[Закрыть]. То есть стадия зеркала – это череда фантазмов, то есть, по сути, череда иллюзий, создающих субъекта.

Вообще, само слово «фантазм» – откуда оно берется? В чем разница фантазмов и фантазий?[24]24
  Le Gaufey G. The ёght against psychopathology: why a case is not just a case // Confйrence donnйe а Londres le 12 fйvrier 2005 au CFAR (Darian Leader). Non publiй.


[Закрыть] Почему Лакан предпочитает говорить не «фантазия», а «фантазм»? Дело в специфике французского языка. Когда терминология Фрейда переводилась на французский язык, то встал вопрос, как переводить фрейдовское понятие «фантазия» (phantasie). Во французском языке тоже есть слово «фантазия» (fantaisie), но у этого слова очень конкретные коннотации. Это слово означает что-то легкое, светлое, воздушное, детское. А у Фрейда фантазия – это, например, про убийство отца, про какие-то жуткие вещи, которые совершенно не увязываются со словом «фантазия»: какая-нибудь «фантазия» о расчлененном теле – это уже достаточно проблемная конструкция. А вот фантазм о расчлененном образе тела – фраза, вызывающая куда меньший диссонанс. Соответственно, вместо того чтобы передавать фрейдовское понятие «фантазия» (phantasie) словом «фантазия» (fantaisie), его стали переводить как «фантазм».

Таким образом, в этой цитате Лакан говорит о череде фантазмов. Все начинается с фантазма образа расчлененного тела, который сменяется фантазмом целостности, образом, в котором субъект себя узнает, который дает ему отчуждающую идентичность. Почему отчуждающую? Потому что, повторюсь, это нечто, находящееся вне субъекта, нечто, с чем субъект себя отождествляет, помещает это внутрь себя; нечто, что дает ему идентичность, то есть понимание того, кто он есть, некоторую определенность в отношении «я – это вот это». Идентичность – это буквально тождество: А = А. Я – это я. Впрочем, в любой идентичности есть парадокс: субъект тождественен чему-то. Но это что-то не есть то, чем субъект был изначально, это что-то, с чем субъект себя сознательно или несознательно отождествил. Благодаря идентичности я определено, субъект более не расчлененное нечто, он определен. Жесткая структура этой идентичности предопределяет дальнейшее развитие. Это то, что позволяет развиваться. Это необходимое отчуждение, благодаря которому можно двигаться дальше, благодаря которому можно, наконец, переходить к каким-то иным стадиям, ступеням психического развития.

В цитате еще важно слово «ортопедический», «ортопедическая форма»: то есть такая форма, которая поддерживает, устраняет деформацию, не дает распасться, расплыться, утратить эту форму. То, что держит, позволяя двигаться дальше, не теряя целостности.

Следующая часть моего повествования связана с идеями более зрелого Лакана – например, отчетливо представленными в его семинаре 1960 года «Перенос»[25]25
  Лакан Ж. Семинары. Книга 8: Перенос (1960–1961). М.: Гнозис /Логос, 2019.


[Закрыть]. Условной точкой отсчета может быть назван 1953 год, когда Лакан начинает говорить о трех регистрах. Помимо воображаемого, а стадия зеркала относится, прежде всего, к воображаемому регистру, то есть к пространству образов, Лакан активно продвигает еще два – символический регистр и регистр реального. Особый акцент теперь делается на символический регистр – это приводит к тому, что стадия зеркала начинает постепенно переосмысливаться. К своим идеям о стадии зеркала Лакан добавляет новые. Суть нововведения в том, что символический регистр начинает все больше выдвигаться на первый план. Говоря о стадии зеркала, невозможно ограничиваться исключительно воображаемым регистром, необходимо всегда принимать во внимание и регистр, связанный с символическим.

Почему? Зачем вводить в стадию зеркала еще один регистр? Почему необходимо добавлять символическое измерение в концепцию стадии зеркала? Дело в том, что, если стадию зеркала понимать исключительно в воображаемом регистре, исключительно в смысле взаимодействия со зрительными образами, с зеркальными отражениями, в которых становящийся субъект узнает себя и с которыми он себя отождествляет, на которых он хочет быть похожим или с которыми он начинает конкурировать, по отношению к которым он испытывает агрессию, то это все наталкивается на очень простую и очевидную критику. Данная критика неоднократно звучала и продолжает звучать в связи с концепцией стадии зеркала.

Например, в книге английского философа Рэймонда Таллиса «Не Соссюр»[26]26
  Tallis R. Not Saussure: A Critique of Post-Saussurean Literary Theory. Palgrave Macmillan, 1987. P. 131–163.


[Закрыть], посвященной критическому осмыслению постсоссюровской теории[27]27
  Фердинанд де Соссюр (1857–1913) – известный швейцарский лингвист, на идеи которого Лакан в очень большой степени опирался. См. лекцию 3.


[Закрыть], есть логичные размышления о том, что если стадию зеркала понимать буквально, то есть как взаимодействие со зрительными образами, то в таком случае это все элементарно эмпирически опровергается. Если брать людей, которые являются слепыми от рождения, то получается, что у них нет возможности формировать собственное Я и тем самым проходить путь развития. Но это очевидным образом не так. На основании этого Таллис утверждает ложность идей Лакана.

Однако критику Таллиса можно парировать указанием на то, что Лакан не ограничивал понимание стадии зеркала исключительно воображаемым регистром, исключительно измерением образов. В своих поздних работах Лакан все сильнее выводил на первый план именно символический регистр.

Если раньше я говорил просто о ребенке перед зеркалом, то теперь – в рамках более позднего понимания стадии зеркала – перед нами уже не просто ребенок перед зеркалом, перед нами ребенок перед зеркалом, а за его спиной стоит взрослый – родительская фигура. Речь теперь идет не просто о визуальном отражении, но и об отражении словесном, символическом. Взрослый словами как бы описывает отражение ребенка. Например, он может сказать: «У тебя дедушкины уши» или «Ты выглядишь так же, как твой папа».

Здесь есть два важных момента. Во-первых, появление взрослого – это указание на то, что принимаемый образ принимается не просто так. Действительно, можно спросить: почему конкретно этот образ принимается, а другой образ не принимается? Ответ: он принимается потому, что получил подтверждение, одобрение в глазах этой новой инстанции – инстанции родительского взгляда, родительского одобрения. То есть появляется новая инстанция, которую можно назвать Большим Другим. Это инстанция, в которой становящийся субъект видит одобрение того образа, с которым себя отождествляет.

Если в случае воображаемого регистра я говорил об идеальном Я, о некоем идеальном образе, с которым субъект себя отождествляет, через который он обретает ту самую целостность, которой ему не хватает, то здесь появляется необходимость ввести еще одно важное лакановское понятие – Я-идеал. Это те идеалы, которые восприняты, взяты у Большого Другого. Идеалы, воспринятые и почерпнутые у Большого Другого. Соответственно, если идеал-Я в лакановской алгебре передается как i (a), то есть идеалы другого с маленькой буквы a, то «Я-идеал» обозначается так же, только все буквы большие – I (A). Идеалы, взятые, воспринятые от Большого Другого, от A.

Соответственно, второй момент – помимо момента появления этой самой новой инстанции, инстанции родительского взгляда, взгляда Большого Другого, удостоверяющего какой именно образ необходимо принять – связан с появлением символического измерения как измерения, связанного со словами. То есть речь идет об образе не только визуальном, не только о том образе, который буквально созерцается в зеркале или в другом человеке, но и образе символическом:

отражение становящегося субъекта в конкретных словах: «ты такой красивый», «ты такой хороший», «у тебя бабушкины глаза», «ты весь в отца» или «когда ты так смотришь, то похож на маму» и т. д. Соответственно, помимо зрительного образа возникает еще и словесный образ, словесное описание, с которым субъект себя отождествляет.

Отсюда идея Лакана о том, что символическое переписывает воображаемое и что нарциссизм имеет не только зрительный, но и символический аспект. Отношение к тому образу, который субъект видит в зеркале или в другом человеке, структурируется языком. То есть если классический нарцисс глядит в воду и видит свое отражение в воде, то лакановский нарцисс смотрит в воду и видит там не только свой визуальный образ, но еще и те слова, которые нанесены поверх этого визуального образа. Символическое исписывает/переписывает/надписывает воображаемое.

Соответственно, на критику Таллиса можно ответить следующим образом: лакановскую стадию зеркала нельзя понимать буквально. Даже если ребенок является слепым, это не значит, что он не будет отражен. Он будет отражен словами, какими-то символическими средствами через присутствие этого самого Большого Другого, через появление Я-идеала, то есть той инстанции, которая закладывает усваиваемую субъектом систему координат. Идеалы – хорошо, плохо, правильно, неправильно, можно, нельзя, – которые как раз определяют тот образ, то идеальное я, которое будет воспринято, усвоено, схвачено становящимся субъектом.

Говоря об Я-идеале, необходимо подчеркнуть, что это не просто отдельные слова и выражения, это прежде всего система координат, размечающая параметры, делающие тот или иной образ себя приемлемым или неприемлемым. Можно проиллюстрировать разницу идеал-Я и Я-идеала (или Большого Другого) на примере Лакана, обожающего быструю езду на автомобиле. Лихой водитель, который носится по Парижу, пренебрегая правилами, – это идеал-Я, тот образ, которому условный Лакан хотел бы соответствовать. Но какая система координат делает подобный идеал-Я привлекательным (можно даже визуально представить этот вопрос – чей именно взгляд пытается поразить лихой водитель, кого он представляет смотрящим на себя в момент лихой езды)? Та система координат, которая задается специфическим Я-идеалом: быть законопослушным плохо, а незаконопослушным – хорошо. Очевидно, что система координат, где нарушать правила хорошо, правильно, приемлемо, это далеко не единственная возможная система координат. Можно представить себе другой Я-идеал, который будет диктовать иное идеальное Я: человек, уважающий правила, ограничения, понимающий опасность лихачества на дорогах для безопасности людей. Впрочем, тут уместна и иная трактовка – поведение Лакана как бунт против той системы координат, которая задана идеал-Я, как протест против Большого Другого. В таком случае идеал-Я выстраивается через отрицание, сопротивление системе координат Я-идеала.

В свете того, что было сказано выше, можно понять фразу Лакана из его семинара 1960 года «Перенос»: «…чтобы заработало то, что может сделать нарциссические отношения плодотворными, в отношения между Я и маленьким другим должна вмешаться третья инстанция, Большой Другой»[28]28
  Лакан Ж. Семинары. Книга 8: Перенос (1960–1961). М.: Гнозис / Логос, 2019. С. 382.


[Закрыть]. То есть стадия зеркала может состояться, дать возможность субъекту развиваться дальше, только если в отношениях между эго и другим с маленькой буквы a, в отношениях субъекта и образа, в котором он себя узнает, с которым он хочет отождествиться, появится третья сторона, то есть этот самый Другой с большой буквы A, то есть Большой Другой, отвечающий за появление Я-идеала, определяющий ту систему координат, в которой формируется идеальное я, понимаемое в качестве образца, на который необходимо ориентироваться.

Стадия зеркала связана с появлением образа себя, подразумевающего в том числе и телесный образ себя. Понимание значимости символического измерения этого процесса позволяет заключить, что тело субъекта также исписывается, переписывается, надписывается символическим. Слова (точнее, означающие[29]29
  О том, что такое «означающие» и чем они отличаются от «означаемых», я буду говорить в следующей лекции.


[Закрыть]) в буквальном смысле вписываются в тело. И не просто слова – а целая символическая система координат. Что здесь имеется в виду? Например, представление о том, что есть телесный верх и телесный низ, что есть грязные органы тела и чистые, что какие-то части тела красивые, а какие-то – некрасивые, что глаза напоминают бабушку, уши – дедушку, нос – отца. То есть образ тела исписан означающими. Это важный момент для понимания лакановского механизма возникновения симптомов[30]30
  См. лекцию 3.


[Закрыть]. Этот момент вторжения символического в тело настолько важен для философа, что у него даже есть рассуждения о том, что тело невротика, то есть тело человека, достаточно далеко прошедшего по пути психического становления[31]31
  См. об этом лекции 4 и 5.


[Закрыть], мертво – оно умерщвляется символическим.

Рассуждения о стадии зеркала я бы хотел проиллюстрировать конструкцией с двумя зеркалами (рисунки 4 и 5). Эту конструкцию можно достаточно часто встретить в работах Лакана. При этом он несколько по-разному ее представлял. В частности, я бы хотел разобрать две вариации этой конструкции. Различия между этими двумя вариациями будут отражать ту эволюцию, которую Жак Лакан проделал в своих размышлениях о стадии зеркала.

Рисунок 4. Конструкция с двумя зеркалами (1953, Семинар I)[32]32
  Лакан Ж. Семинары. Книга 1: Работы Фрейда по технике психоанализа (1953–1954). М.: Гнозис / Логос, 1998.


[Закрыть]

На рисунке 4 видна конструкция с двумя зеркалами, представленная Лаканом на первом семинаре в 1953 году. На первый взгляд, эта конструкция может пугать. Кажется, что ничего непонятно – какие-то линии, какие-то фигурки и т. д. Вообще ничего непонятно.

Но если внимательно присмотреться, то окажется, что это достаточно понятная, ясная иллюстрация лакановских идей.

Что мы видим на рисунке? Мы видим схематическое изображение визуальной иллюзии, которую можно воспроизвести в реальности[33]33
  См.: “Jacques Lacan’s double mirror device”. Режим доступа: https: //www.youtube.com/watch?v=HmsFv24LaDg.


[Закрыть]. Есть два зеркала: одно зеркало плоское, другое – вогнутое. Есть человек, который смотрит. Можно увидеть взгляд в левом верхнем углу. Взгляд направлен на зеркало. Далее – в левой половине рисунка есть странная конструкция – цветы и под цветами закрепленная ваза. Благодаря зеркальным отражениям в зазеркальном пространстве плоского зеркала (правая половина рисунка) возникает иллюзия – цветы, находящиеся в вазе.

Почему пространство называется зазеркальным? Если смотреть в зеркало, то как бы внутри него возникает отражение – некий визуальный образ реальности. Но этот визуальный образ реальности носит иллюзорный характер – вместо цветов, отделенных от вазы, возникает иллюзия того, что цветы находятся в вазе. То есть на самом деле цветы и ваза не соединены, ваза находится под цветами, а цветы находятся над вазой. Но благодаря зеркальной иллюзии возникает впечатление, будто бы цветы находятся в вазе. То есть ничего, на самом деле, сложного в этой схеме, в этой конструкции нет. Это иллюзия, которую Лакан не придумал сам, а заимствовал.

Зачем вообще понадобилась эта конструкция? Что философ хотел проиллюстрировать с ее помощью? Он хотел проиллюстрировать стадию зеркала. Стадия зеркала легко ложится на эту конструкцию.

Что такое цветы? Это раскоординированные, частичные влечения человеческого тела, переживаемые как расколотость, отсутствие целостности, раскоординированность. Что такое ваза? Это тот самый целостный образ. Мы видим, что на самом деле они не связаны друг с другом. Отдельно раскоординированные частичные влечения, отдельно – некий образ, некая целостная форма. Мы видим, что они располагаются отдельно друг от друга. Но на стадии зеркала благодаря иллюзии у субъекта возникает ощущение, будто бы эти раскоординированные влечения объединены в целостную форму. Возникает впечатление целостного образа – иллюзия цветов в вазе, иллюзия связывания, вмещения разрозненных, раскоординированных частичных влечений в единую форму. Возникает чувство, что субъект не расколот на части, не раскоординирован, но представляет собой нечто цельное, гармоничное, неразрушаемое. Цветы оказываются в вазе.

Но реальность остается невидимой – глаз, смотрящий в зеркало, не видит левую часть. Он не видит того, что цветы не находятся в вазе, что влечения не связаны, не упорядочены. Это и есть то, что называется негативной галлюцинацией. Вместо реальности возникает иллюзия целостности, возникает ложное узнавание, ложный образ того, что цветы находятся в вазе, хотя на самом деле – они не в вазе.

Система зеркал, создающих эту иллюзию, символизирует происходящее искажение реальности за счет действия определенных внутренних психических механизмов, делающих возможным переход от раскоординированности, расколотости, разрозненности к иллюзии целостности, к единому образу себя.

Теперь можно двигаться дальше и обратить внимание на ту конструкцию с двумя зеркалами, которая возникает уже в более поздних работах Лакана. В частности, рисунок 5 взят из его работы 1966 года. Похожую картинку можно найти в его семинаре про перенос. С одной стороны, эта иллюстрация сильно напоминает то, что мы уже видели. Но здесь уже в рисунок вписан символический регистр, который обозначается символом А, то есть Большой Другой.

Рисунок 5. Конструкция с двумя зеркалами (1966)[34]34
  Lacan J. Йcrits. Paris: Seuil, 1966. P. 675.


[Закрыть]

Что это значит? Что именно хотел добавить Лакан в эту конструкцию за счет введения символического регистра? Он хотел подчеркнуть значимость Большого Другого, значимость Я-идеала, который в рамках данной иллюзии может, например, задавать угол наклона плоского зеркала (на самом деле, и вогнутого зеркала тоже), что будет определять, какой именно образ возникнет в этом зазеркальном пространстве – как именно будут соединены цветы и ваза (то есть раскоординированные влечения и тот образ, форма, в которую эти влечения должны вместиться). В зависимости от того, как это плоское зеркало будет расположено, будет меняться и то, что мы будем видеть. В зависимости от того, как именно отражает Большой Другой, зависит то, что возникнет в зазеркальном пространстве (идеал-Я)[35]35
  Более подробный разбор данной темы см.: Узланер Д. Невыносимый взгляд Другого: «селфи» сквозь призму лакановского психоанализа // Логос. 2016. № 26 (6). С. 189–218.


[Закрыть].

На этой же иллюстрации видно, насколько прочно символическое вплетено в субъекта. В левом верхнем углу появляется символ: перечеркнутая S – это обозначение отчужденного субъекта, субъекта, потерявшего себя в языке, в символическом, субъекта, кастрированного, лишенного полноты, который может эту полноту увидеть, представить только в этом, можно сказать, утопическом пространстве зазеркалья (S неперечеркнутая в правом верхнем углу)[36]36
  См. лекцию 3.


[Закрыть].

Возьму еще один конкретный пример – селфи (рисунок 6). Все знают, что такое селфи – это когда человек сам себя фотографирует. В частности, на рисунке 6 приведен пример такого селфи: девушка фотографирует себя в зеркале. Я бы хотел показать, как в структуре селфи можно узнать всю ту же самую конструкцию с двумя зеркалами и, соответственно, всю ту же самую логику, которая прослеживается в стадии зеркала.

У меня на эту тему есть большая статья. Если кто-то хочет углубиться в феномен селфи, в то, как на селфи можно смотреть с помощью лакановской оптики, то я отсылаю к этой статье, опубликованной в журнале «Логос». Когда я печатал эту статью на английском языке, то оба рецензента обратили внимание на то, что та часть статьи, которая посвящена разбору конструкции с двумя зеркалами, представляется наиболее сложной, непонятной и вообще рождает желание эту статью закрыть и больше не читать. Я решил здесь этот момент еще раз объяснить, проговорить для того, чтобы он стал более понятным.

Рисунок 6. Селфи девушки

На рисунке 7 видно, как все те элементы, которые мы разбирали в связи с конструкцией с двумя зеркалами, присутствуют на селфи. Чтобы спроецировать селфи на конструкцию, надо это селфи как бы развернуть. Представьте, что ту девушку, которая делает селфи, мы разворачиваем против часовой стрелки, то есть она как бы стоит боком, и мы видим ее взгляд, мы видим телефон, который она держит в руках, мы видим то зеркало, перед которым она стоит. То же самое, только в профиль. И мы сразу же начнем узнавать в этой конструкции иллюзию с двумя зеркалами. С одной стороны, мы видим взгляд девушки, направленный на телефон, в этом телефоне, в этом зателефонном/зазеркальном пространстве она видит тот самый чаемый образ, который она и запечатлевает. Это тот образ, которым она потом делится с окружающими, потому что это именно тот образ, который она хочет предъявить, тот образ, через который она хочет себя узнавать и через который она бы хотела, чтобы ее узнавали другие.

Рисунок 7. Селфи как конструкция с двумя зеркалами

А где тут Большой Другой? Большой Другой иллюстрируется как раз плоским зеркалом телефона. Ведь смотря в телефон, девушка предполагает, что из этого объектива камеры на нее кто-то смотрит. И этот кто-то оценивает ее, исходя из определенной системы координат, исходя из того, что именно он хочет видеть: именно такую прическу, именно такую верхнюю одежду, именно такие сапоги, именно такую улыбку, именно такую позу, именно такие сережки и т. д. То есть взгляд из объектива задает определенную систему координат – I (A). Если бы этот взгляд был немножко другой, то, наверное, она бы по-другому встала и в целом по-другому бы себя предъявляла. Почему именно этот образ, возникающий в зателефонном, зазеркальном пространстве, является для нее привлекательным? В соответствии с какой системой координат он оказывается привлекательным, в чьих глазах он является привлекательным? Кто задает параметры привлекательности этого образа? Большой Другой. Именно Другой задает те параметры, которыми руководствуется героиня селфи, выбирая именно этот образ, именно это совмещение себя и того образа, которому она хотела бы соответствовать.

Здесь на этой иллюстрации мы видим символ I – в контексте селфи это идеологический код. Почему идеологический? Потому что это определенная идеология, связанная в современной культуре, например, с демонстрацией собственной успешности. То есть субъект должен делать селфи, и на этом селфи он должен демонстрировать определенные идеологические знаки. Богатство, успешность, хорошее настроение, счастье, на фоне должно происходить что-то интересное, что-то доказывающее, что у него интересная жизнь, что у него есть телефон, что у него есть время делать селфи. Существует определенный идеологический код, которому делающий селфи субъект пытается соответствовать. Код, определяющий систему координат, внутри которой данный конкретный образ становится желанным.

Дальше этот селфи-образ выставляется в Интернет, то есть превращается в некотором смысле в социальный образ – в то, что субъект предъявляет другим и через что он с другими взаимодействует. Это его аватарка, например. Когда кто-то с этой девушкой коммуницирует в Интернете, то коммуницирует он с ней через этот образ, то есть через то, как она хотела бы, чтобы ее видели. А почему она хотела бы, чтобы ее видели такой? Потому что существует система координат, заданная Большим Другим, которая определяет то идеальное я, которому героиня селфи хочет соответствовать и к которому она пытается приблизиться через это самое селфи.