Текст книги "ВОСЕМЬ ВИНОГРАДНЫХ КОСТОЧЕК. Детективный роман о черной магии"

Глава 30

22 августа 2013 года

г. Нуабель

Андервуд отодвинул пустую тарелку и, посмотрев вглубь зала, качнул головой.

– Вон там мы сидели, – сказал он. – Постамент под горшком с пальмой.

Аарон обернулся. Горшок, стоящий между двумя столами, напоминал саркофаг без крышки. Короткая, не выше человеческого роста пальма раскинула над головами широкие зеленые лопасти.

– И что случилось потом? – спросил Аарон.

Начальник полиции покосился на сидящую рядом семейку. Все пятеро, утомленные бурным обсуждением прошедшего отпуска, молча занимались каждый своими делами. Ближайший к Андервуду отец семейства водил пальцем по экрану планшета, как будто сметая в разные стороны невидимые пылинки. Напротив – мать уголком носового платка вытирала лицо девчонке. Оба пацана отсутствовали в этом мире, поглощенные действием на экранах мобильников.

Андервуд пристально посмотрел на Аарона, покачал головой и отвернулся к окну.

– То самое и случилось, – сказал он так, чтобы это звучало непринужденно и не привлекало внимания. – Мы к тому времени еще слишком мало знали о взрослых делах. Ну, если ты понимаешь, о чем я. Самой гадкой и неприятной шуткой у нас считалась та, что про волосы на ладошках. Мало кто из нас избежал разоблачения. Так что…

В баре посреди зала разбился заполненный до краев заварочный чайник.

Редкие головы за столиками повернулись к центру зала. Девочка за столом спросила:

– Мама, что это?

– Сиди смирно, – ответила женщина и принялась расчесывать волосы на маленькой непослушной головке деревянной массажной расческой.

Аарон наклонился вперед, так чтобы не пришлось говорить слишком громко.

– То есть была пенетрация? – спросил он.

Забавного в вопросе ничего не было, но Андервуд с трудом подавил рвущийся наружу смех – губы сжались, щеки надулись, глаза увлажнились. Он заморгал, потом прочистил горло. И внезапно стал серьезным. Кустистые брови нависли над глазами, как тряпочные козырьки после сильного дождя.

Из-под стола показалась рука в кожаной перчатке. Андервуд тяжело вздохнул, взял бумажный стаканчик и, подбирая слова, медленно закачал его, чтобы взболтать содержимое.

– Саймон использовал для этого пивную бутылку. Горлышко, разумеется. Догерти сделал это пальцами, – сказал Андервуд все с тем же печальным выражением на каменном лице. – И знаешь, что меня поразило больше всего? Она не проронила ни звука. Как будто ждала, что будет дальше. Иногда меня посещала мысль, что она специально ходила на стройку, как будто ждала нас. Как будто… не знаю… ей не хватало внимания. Кто знает, что у нее дома творилось? Особенно если учесть, что жила она с полоумной девяностолетней бабкой, без родителей, без друзей, без развлечений.

– По-моему звучит как оправдание, – сказал Аарон.

– Согласен, – Андервуд пожал плечами и глянул наискосок, через стол, на девочку, расчесанную и слегка подкрашенную: розовые щечки и блестки на веках, как кукла. – Но я уверен, так и было. Любой нормальный ребенок будет избегать опасных мест. Родители предупреждали меня сторониться незнакомых людей, имея в виду, конечно, таких, как они, взрослых мужчин и женщин. Скажу честно, мне казалось странным слышать от них такое. Потому что нет ничего опасней подростков в возрасте от тринадцати до семнадцати лет. Я спокойно смотрел на мужиков, даже пьяных и жутких на вид, но всегда обходил стороной компании таких же, как я, мальцов. Любознательных, энергичных и очень деятельных. Я и сейчас держусь от них подальше, хотя сын мой как раз в этом возрасте. Дома они все хорошие. А вот Тильда Сароян не боялась, это ясно как божий день. Либо безумная была, как ее бабка, либо хотела того, о чем сама не имела понятия.

– Зов плоти?

Андервуд нахмурился.

– Пенетрация, зов плоти. Откуда такие слова?

– А как еще это назвать?

– Наш штатный психолог, – ответил Андервуд, – сказал бы примерно так: парафильное расстройство, проявленное навязчивыми фантазиями. А я считаю, причина в недосмотре родителей, социальных служб. Отсутствие сексуального воспитания и занятости для молодежи. В восьмидесятых мало кто думал о таких вещах. Развлекались они недолго. Думаю, каждый приложился к ней один разок. Каждый потрогал, где смог дотянуться. Потом вытолкали ее вон, а сами остались сидеть. Пьяные были. Про рваное платье, брошенное на пол, сразу забыли.

Оставались на стройке до темноты. За разговорами никто не услышал, как одна из машин свернула с Шоссе независимости и полицейские пробрались внутрь. Спустя пять минут все ввосьмером мы ехали в фургоне микроавтобуса Нуабельской полиции. Помню, как горело мое левое ухо. Саймон, сидящий напротив, потирал шею, натертую воротником, за который его волокли к машине.

Догерти единственный из нас вел себя спокойно. Он просто спал, засунув руки в карманы и откинувшись головой на борт машины. Примерно представить, о чем он думал, у меня не получилось, хотя я догадывался, почему его лицо в тот момент напоминало лицо человека, который мечтает о чем-то хорошем. Мечтать о чем-либо, будучи задержанным за преступление, мне казалось неуместным. Но мои подозрения подтвердились позже, после того как нас посадили в камеру в полицейском участке.

Каждые пятнадцать минут дверь в камеру открывалась, внутрь заходил высокий молодой полицейский. Кто-то из нас садился на скамейку, а тот, на кого он указывал пальцем, вставал и уходил вместе с ним.

Он выглядел доброжелательным и спокойным. Я все время ждал, что он начнет спрашивать нас, как дела, может, даже станет шутить с нами. Я не разбирался в званиях и регалиях, но мне показалось странным, что он выглядит как главный – потому что спокойный и веселый, – но в то же время занимается такой простой работой. Нас водили на опознание. Ставили по одному перед непрозрачным стеклом, с другой стороны которого, надо думать, находилась Тильда Сароян со своей бабкой.

Догерти забрали последним, сразу после меня, и он не вернулся. Сразу после того, как его увели, дверь открылась и в камеру вошел отец Роджера – невысокий, худой и такой же рыжий. Он молча нас осмотрел, ничего не сказал и вышел. Через час всех отпустили по одному, за кем приезжали родители.

На этом и все и закончилось.

Фримен остался ночевать в участке, поскольку до его родителей не смогли дозвониться, и утром отправился домой. Об этом он рассказал на следующий день, когда мы встретились во дворе.

– То есть дело так и не завели? – спросил Аарон.

– Нет, – ответил Андервуд. – Я ждал, что родителей вызовут в участок. Они до поры до времени думали, что нас поймали на стройке за хулиганство и распитие спиртного. Но позже я им все рассказал. Сразу после того, как пропал Роджер.

Случилось это летом, в середине июля.

После экзаменов мы не успели разъехаться. Собирались во дворе, на стройку ходили. Бабка Тильды – Варвара, кажется, так ее звали, – постоянно следила за нами. Просто стояла и смотрела, ничего не говоря.

Перед тем, как о Роджере написали в газете, он рассказывал, как на днях вынес мусорный пакет и бросил его в бак во дворе. Из окна на кухне он видел, как бабка Сароян идет по улице с этим пакетом в руках. Он точно знал, что этот тот самый, потому что сквозь него просвечивала коробка от кукурузных хлопьев, которую он опустошил с утра.

Мой отец, кажется, в воскресенье, читал за завтраком газету и спросил, не мой ли это товарищ на первой полосе. Я посмотрел. Фотография Роджера занимала половину первой страницы. В статье говорилось, что несколько дней назад он не вернулся с дискотеки. Кто-то из ребят видел его уходящим под ручку с очень красивой девчонкой. В статье дали ее описание – синяя юбка выше колен, кремовая блузка, бежевые туфли на шпильках и длинные прямые волосы. Описание не помогло. Девчонку никто раньше не видел. И Роджера Догерти с тех пор тоже.

Начиная с той статьи, все и завертелось.

Глава 31

21 июня 1986 года

г. Нуабель

Тильда Сароян осталась без родителей полгода назад. Накануне Рождества.

В пятницу вечером, двадцать первого июня, она сидела на полу своей комнаты, в квартире, где жила с бабушкой Варварой, и разглядывала красочные фотографии в каталоге туристического агентства «Спутник». Когда-то там работала мама. На странице, посвященной открытию новых направлений, женщина сидела за столом с клиентом, в своем любимом черном платье с желтым огуречным рисунком. Фотограф запечатлел ее, когда она отвлеклась от разговора, повернулась и посмотрела в объектив. Такой Тильда ее и запомнила: блондинка с каре, темно-красные губы и сережка с рубином на конце золотой нитки.

В тот день она ушла в школу, прихватив с собой каталог (похвастаться перед подружками), а родители остались дома. Они сгорели вместе с красивой трехкомнатной квартирой как раз в тот момент, когда Тильда рассказывала у доски про маленькое государство Андорра, затесавшееся между Испанией и Францией. Про Андорру она знала очень много. Почти все. Они собирались поехать туда всей семьей на зимние каникулы.

Причина пожара, как и то, почему два взрослых человека не смогли выбраться наружу, до сих пор оставались неизвестны. Однако в статье – довольно большой для обычного происшествия, – опубликованной неделю спустя в «Городском Вестнике», говорилось о таких необычных и любопытных вещах, что Тильда, до сих пор газет не читавшая, аккуратно ее вырезала и держала между страниц каталога. Сам каталог она прятала – подальше от бабушки – в нише под полом, там, где удалось вытащить разболтавшийся кусок паркета.

Тильда толком не понимала, откуда возник интерес, однако хорошо помнила, как после прочтения руки сами потянулись к ножницам, точно какая-то ее глубинная часть знала, в чем дело, но решила до поры до времени предоставить возможность додуматься самостоятельно.

Тот же самый, очень настойчивый внутренний голос говорил о том, что суровой и, несмотря на свои девяносто лет, деятельной Варваре Сароян не нужно знать ни об этой статье, ни о том, что рассказанные в ней вещи однажды – а в этом сомнений у Тильды не оставалось – наведут внучку на правильные выводы.

Всякий раз, доставая каталог из тайника, Тильда следовала заведенному правилу. И пятница, двадцать первого июня, предшествовавшая исчезновению Роджера Догерти – первого из восьмерых мальчишек со стройки, – не являлась в этом смысле большим исключением.

Сначала она листала его, словно проверяя, что все страницы на месте. Пробежала невидящим взглядом Гавайские пляжи и соломенные бунгало на воде, ночные огни Нью-Йорка, ослепительные снежные склоны Куршевеля, а также свое любимое – двенадцатипалубный морской паром, плывущий по Норвежскому фьорду, настолько крохотный по сравнению с окружающими скалами, что он казался белой щепкой, небрежно вырванной из трухлявого пня. Добравшись до маминой фотографии и погладив ее рукой, Тильда достала вырезанную из газеты статью и перечитала ее дважды, раз за разом соображая, что именно в ней не так.

 
«Городской вестник», г. Нуабель. 30 декабря 1985 года. Понедельник, №6 (354)
 
 
«Сатанинское Рождество»
 

Новые данные поступили из главного управления уголовной полиции (ГУУП) города Нуабель по поводу трагедии в квартире жилого дома, находящегося по адресу ул. Четырех друзей, д. 4

Напомним, что 23 декабря на пятом этаже закрытого жилого комплекса возник пожар, унесший жизни двух человек. К счастью, 13-летняя дочь погибших в это время находилась в школе.

В день происшествия следствию не удалось установить причину возгорания, однако руководство управляющей компании, которая обслуживает дом, утверждает, что электрические и газовые коммуникации в помещении квартиры находились в безупречном состоянии. Об этом свидетельствует и Акт проверки технического состояния жилого помещения от 1 декабря 1985 года. Данные сведения подтвердила вчера «Городскому вестнику» пресс-служба следственного комитета ГУУП г. Нуабель. Нам также сообщили, что следствие на данный момент рассматривает как минимум три версии. Комментарии по делу нам согласился предоставить сотрудник, курирующий дело и пожелавший в интересах следствия не раскрывать своего имени.

ГВ: Ходят слухи, что случившееся имеет религиозный подтекст. Какие версии пожара вы рассматриваете на данный момент?

ГУУП: – Да, вы правы. Скажем так, основным мотивом мы считаем месть, основанную на образе жизни пострадавших, которая могла вступать в противоречие с некоторыми религиозными догмами.

ГВ: Месть за неправильный образ жизни?

ГУУП: – Только отчасти. Возможно, тут речь также идет о профессиональной деятельности жертв. Мы утверждаем, что в данном преступлении замешаны участники либо последователи неустановленных религиозных культов. В частности сатанинских, кабалистических, либо так называемые адепты черной магии.

ГВ: Но ведь для таких выводов должны быть веские основания. Какие признаки привели следствие к «религиозной версии» мотивов преступления?

ГУУП: – Как я уже сказал, мы уверены в своем мнении. Мы также полагаем, кто-либо из погибших жильцов мог сам совершить поджог.

ГВ: Другими словами, это было ритуальное самосожжение?

ГУУП: – Вполне вероятно, что так.

ГВ: И все же, по каким признакам, оставленным преступниками, вы определили их как «религиозные»?

ГУУП: – Во-первых, сразу же после ликвидации огня нами была обнаружен оккультный символ, так называемая пентаграмма – пятиконечная звезда, вписанная в двойной круг, – нарисованная на обратной стороне коврика для вытирания ног. Поначалу этому факту не придали большого значения, но уже несколько дней спустя мы поняли, что следствие зашло в тупик. В таких случаях сыщики прибегают к последнему, что осталось: исследованию второстепенных улик. И вот здесь мы сделали ошеломляющее открытие. Путем генетической экспертизы мы выяснили, что злоумышленники нарисовали пентаграмму кровью одной из жертв. Следствие не располагает сведениями, каким образом она была получена. Есть версия, что кровь похитили в одной из больниц, где пострадавшие регулярно сдавали анализы.

Во-вторых, мы выяснили такой незначительный на первый взгляд нюанс, как порядок начертания. Тут нам пришлось прибегнуть к помощи сторонних специалистов. Символ пентаграммы, непосредственно сама звезда, выполнили единым росчерком, не отрывая руки, по направлению движения часовой стрелки. Но и это все лишь часть головоломки. Согласно оккультной практике, чтобы вызвать определенный магический эффект, имеет значение также то, в какой точке берет начало этот рисунок. В нашем случае, если не вдаваться в подробности, данный символ предназначался для вызывания огня.

В-третьих, на рисунке присутствовали такие элементы, как символические фигурки мужчины, женщины и ребенка. Но при этом изображение девочки, находилось внутри еще одного круга.

ГВ: То есть целью все-таки были родители?

ГУУП: Да. Но, конечно, из всего этого следует, что преступление умышленное. И, если исключить версию самоубийства, рисунок, который мы нашли, служил опознавательным знаком для исполнителей. По меньшей мере намеком будущим жертвам на грядущее наказание.

ГВ: Вы хотите сказать, следствие отвергает возможность самопроизвольного возгорания благодаря, если так можно выразиться, сверхъестественным явлениям?

ГУУП: Разумеется, да. Современная наука отвергает возможность подобных явлений. И мы с ней согласны. Предыдущий мировой опыт криминалистики, который, кстати, насчитывает не одну сотню лет, говорит нам о том, что причиной любого преступления являются банальные физические законы и явления. Такие, в частности, как злонамеренные человеческие действия. В сгоревшей квартире мы нашли остатки полиэтилена, который используется для изготовления тары для хранения горючего вещества. Скорее всего, бензина. Уверен, мы докажем это в ближайшее время.

ГВ: Хотелось бы немного вернуться к уликам. Как мы понимаем, преступление, если его совершили посторонние, имело умышленный характер? Как долго, по-вашему, они готовились? От пострадавших поступали жалобы о предупреждениях или прямых угрозах?

ГУУП: Жалоб не поступало. Но погибшие вполне могли игнорировать или, скажем, скрывать факт угроз, чтобы не навлекать опасность на себя и своих близких. К сожалению, многие люди не понимают, что пассивность как раз подвергает общество еще большей опасности. Страх и запугивание для криминального мира – это основной метод манипуляции будущими жертвами.

Каждый нормальный человек должен помнить, что любой метод, хороший или плохой, действует только в том случае, если он в него верит. Если вам угрожают, об этом должно узнать как можно больше людей. Добропорядочных граждан гораздо больше, чем бандитов. Количественное преимущество – одна из важнейших составляющих безопасной жизни.

Если говорить о том, что могло предупредить трагедию на улице Четырех Друзей, да, был один любопытный момент. В центре входной двери мы обнаружили вбитый почти до основания гвоздь. Согласно мнению экспертов, гвоздь, вбитый во входную дверь, как и пентаграмма, является частью ритуала по энвольтованию*. Причина его появления все же могла быть совершенно безобидной…

(*Энвольтование – наведение порчи. Прим. редакции)

Глава 32

Тильда посмотрела на часы над входной дверью. Фигурные черные стрелки, похожие на два турецких меча, слились в одну линию, указывая остриями на цифру «6». Секунду-две она колебалась. Потом с явным разочарованием спрятала каталог в тайник и аккуратно вставила назад дощечку. Бабушка должна вернуться с минуты на минуту.

Не сказать, что она сильно боялась Варвару Сароян. За все то время, пока жила с родителями, Тильда была у нее в гостях – в этой самой квартире – от силы три-четыре раза. Приходила сюда, как правило, по настоянию мамы, без большого желания. Так сказать, отдать дань уважения старшему возрасту. Но посиделки, начинавшиеся, как правило, с неловкого молчания, заканчивались – как любили говорить телеведущие в новостях – на позитивной ноте.

Тильда успела поправить волосы и немого прибраться в комнате, как на площадке за дверью зазвенели ключи. Один из них с хрустом вонзился в замочную скважину и провернулся с такой проворностью и силой, которые никак не вязались с хрупкой женщиной, готовой – и очень даже готовой – пересечь вековой рубеж.

Редким был тот день, когда бабушка одевалась во что-либо не столь мрачное, как угольно-черная ряса до земли и черный платок. Так она выглядела и сейчас, когда красный столбик термометра за кухонным окном вот уже пару недель держался выше двадцати пяти градусов.

Черные как смола бездонные глаза блеснули на бледном лунопододном лице, когда Варвара возникла на истоптанной циновке. Тильде стало не по себе от этого тяжелого толкающего взгляда, но лишь до того момента, когда бабуля заговорила.

– Ну как ты, моя милая? – спросила она.

Грудной, совсем не свойственный старухе бархатистый голос сделал свое дело. Тильда вышла из оцепенения, подошла ближе и приняла протянутую ей матерчатую сумку с продуктами.

– Хорошо, бабушка, – сказала Тильда. Она попыталась улыбнуться, потупила взгляд. – Что это у тебя?

Варвара Сароян посмотрела на мусорный пакет у себя в руке. Сквозь тонкую темно-серую пленку просвечивала большая картонная коробка: на желтом фоне белый кролик с длинными ушами, и надпись у него над головой красными пляшущими буквами: «Кукурузные хлопья». Чуть сбоку всем знакомый значок фирмы производителя.

– Решила вот помочь одному человеку. Думаю, здесь найдется все, что мне нужно, – сказала она, повернулась, пошла мимо Тильды вглубь коридора и добавила на ходу: – Поставь нам чаю, доченька. Я сейчас, я быстро. Приготовлю и сразу приду.

Тильда смотрела бабушке вслед, пока женщина не скрылась в глубине своей комнаты.

Что она собиралась приготовить?

И какое это имело к ней отношение?

Она присела за кухонный стол. В голове крутились мысли о статье про пожар, в котором погибли родители. Тильда замерла, подперла руками голову и прислушалась.

Кое о чем она уже начала догадываться, и ответ казался слишком невероятным, чтобы быть правдой.

Время от времени домой к бабушке приходили незнакомые люди. Иногда по несколько человек сразу. В прихожей возле вешалки для одежды для них специально стояла скамейка. В эти дни квартира становилась похожей на больницу, где пациенты ждали своей очереди на прием к врачу. Они держали в руках связки желтых церковных свечей и пасхальные куличи, присыпанные разноцветной карамелью. Кто-то из них приносил бутылки с водой. Этот набор всегда оставался неизменным, кроме очень редких случаев, один из которых Тильда наблюдала, когда ей понадобилось пройти из комнаты в ванную.

Бабуля как раз закрывала дверь за только что вошедшим очень солидным человеком в новом и, наверное, жутко дорогом костюме. Коричневый портфель, который он нес в руке, блестел, как будто его только что купили. И точно так же блестели его ботинки и очки в золотой оправе. Даже ткань костюма светилась, как наэлектризованная. Еще он принес с собой запах одеколона, который заставил Тильду подумать про пачку сигарет, плитку горького шоколада и апельсин. Подобных людей она видела только по телевизору, когда речь шла о заседании правительства.

Забравшись в ванную, Тильда припала ухом к двери и услышала, как бабушка спросила:

– Ну, все принес, милый мой?

– Да, – ответил он. Голос прозвучал сильно и властно. Но то, что этот солидный человек добавил следом, прозвучало гораздо тише. Почти шепотом. – Волосы, ногти. И еще вот это…

Тильда прижалась к двери еще сильнее. Она почти не дышала, и сердце гулко билось у нее где-то в горле, пока с той стороны невидимые руки разворачивали, судя по характерным звукам, бумажный сверток.

– Молодец, – ответила бабушка. Она сказала что-то очень-очень тихо, а потом добавила откуда-то из конца коридора: – Ну, пошли, не стой как вкопанный. Бабка все сделает чисто.

Тильда выпала из воспоминаний и вздрогнула, когда Варвара Сароян все в том же мрачном одеянии появилась на пороге кухни. Без траурного платка она смотрелась гораздо моложе своих лет, но правда состояла в том, что никто в здравом уме не дал бы ей больше пятидесяти.

Пожилая женщина подплыла к столу, грациозно, как будто парила над землей. Только подол ее длинного платья шелестел по деревянному полу.

– Ну как дела, детка моя? – спросила она.

Варвара села рядом, заглянула в лицо Тильды и нежно погладила ее по затылку. Жар нахлынул девочке на лицо – таким ласковым был бабушкин взгляд. И таким приятным, успокаивающим было тепло, исходящее от ее ладони. Как будто сотни крохотных иголочек кольнули кожу в том месте, где рука прикасалась к ее голове.

– Хорошо, бабушка, – ответила Тильда. Краем глаза она заметила мощную струю пара из чайника на плите. Знала, что нужно подняться и выключить газ, но почувствовала странную слабость в теле и дремоту, как поздним вечером, когда с минуты на минуту ей предстояло лечь спать.

– Вот и славно, доча моя. Вот и славно, – ответила бабушка низким бархатистым голосом. Теперь он звучал где-то далеко и одновременно отовсюду. Он заполнял все сознание, как белый пушистый свет. – Это потому, что ты уже готова. Ты гото-ова, де-етка моя.

– К чему, бабушка? К чему я готова? – спросила Тильда. Губы ее едва слушались. Ей показалось странным, что эти слова она как будто даже и не произнесла. Что она их просто подумала…

– К чему готова, того не миновать.

Второй рукой Варвара принялась медленно описывать круговые движения перед лицом Тильды, которая глубже и глубже куда-то проваливалась. Словно летела спиной назад в безграничном мягком пространстве.

– Ты просто спи, детка моя. Просто спи. Спи. Спи.

И эти слова были последними, что Тильда услышала теплым вечером двадцать первого июня тысяча девятьсот восемьдесят шестого года.

На следующее утро она пребывала в прекрасном настроении. Изредка, правда, в ее сознании мелькали отголоски сна, приснившегося прошлой ночью.

Все было так необычно и интересно.

Картины, что она видела, появлялись будто во вспышках света.

Она лежит на столе, абсолютно голая, внутри прямоугольника горящих потрескивающих свечей.

Варвара склонилась над ней. Волосы у бабули густые, распущенные, пышные, разбросаны по плечам.

Миска в руках и пучок голубиных перьев, перевязанных красной ниткой.

Янтарная маслянистая жидкость капает с этой кисточки, и она мажет ее всю, с головы до ног.

Она ведет ею между маленьких грудей, по животу, спускается ниже.

Электрический ток волной поднимается от того места между ног, куда на мгновение и неглубоко проникает влажный скользкий помазок.

Скрипит дверца шкафа, где-то справа. Нет… слева.

Бумажный сверток.

В свертке горшок с цветком: тонкий как нить длинный стебель. Шипы на нем. Много шипов: они как зубочистки, белые, шлифованные, идеально ровные.

Бутон похож на сомкнутые подведенные веки с накрашенными ресницами.

Лепестки на стебле оживают и тянутся к бабушке.

И последнее: острая боль в мизинце левой руки.

И жгучий холод.

И темнота.

Тильда открыла глаза и потянулась. Абсолютно непринужденно; обидный инцидент на стройке и происшествие с родителями превратились за одну эту ночь в два грустных выдуманных эпизода из книжки. К чувству бодрости во всем ее теле примешивалась твердая, но необъяснимая уверенность в приближении праздника. В полной своей безопасности.

Она знала, что теперь так будет всегда.

Она отбросила одеяло и села на кровати. Посмотрев в окно, обрадовалась яркому солнцу и шелесту пышной тополиной кроны, а следом решила, что сидеть дома в такую погоду – бесполезная трата времени. Позавтракать и бежать. Все равно куда.

Одежда висела на спинке стула, у письменного стола. Тильда протянула руку, чтобы взять сарафан, но взгляд скользнул по нижней части живота, и она замерла в середине процесса. Прямо от того места, где складочка между ног напоминала два тесно прижатых друг к другу розовых абрикоса, тянулась вверх тонкая светлая полоса. В первый момент она, конечно, приняла ее за след от простыни – привычное дело, вмятины от постельного белья пересекали кожу вкривь и вкось каждое утро, но вот незадача – во-первых, полоска была белой, а не розовой, как обычно. Во-вторых, она была идеально ровной и выпуклой, словно под кожу зашили веревку толщиной со спичку. В-третьих – она осторожно коснулась полоски кончиком пальца, повела вверх по животу, груди, шее, – выпуклость заканчивалась под нижней челюстью. Тильда снова посмотрела на улицу, но теперь солнечный свет и зеленая крона за окном не вызывали желания гулять.

Без бабушки здесь не обошлось, подумала она. Чудес не бывает. Придет – спрошу. Может быть, тот странный сон вовсе не был сном.

Тильда оделась и вышла на кухню. По пути убедилась, что старушка ушла, – дверь комнаты плотно закрыта. Она налила воды в стакан, облокотилась спиной о столешницу и посмотрела на стену.

Глоток воды застрял в горле, как сухарь.

Стакан выскользнул из руки, глухо стукнулся о ковер, вода забрызгала голые ноги.

На отрывном календаре стояла дата – первое августа.

Она подошла ближе, присмотрелась. Ошибки быть не могло. Все остальные листки вырваны, толстый кусок почти за два с половиной месяца.

Беспокойный взгляд зашарил по кухне, наткнулся на свежий, пахнущий типографией, ровный и гладкий выпуск газеты «Мой район», который, вне всяких сомнений, вытащили из почтового ящика несколько часов назад. На первой полосе внимание прилипло к фотографии смутно знакомого рыжего мальчишки и заголовок «Пропал без вести», но, разумеется, ее волновала дата. Статью она прочитать успеет.

– Да, как же так? – сказала Тильда и услышала, как в замок входной двери с хрустом вонзился ключ.

Через минуту бабуля в привычной угольно-черной рясе с пакетами еды стояла на пороге кухни и молча смотрела на газету у Тильды в одной руке, на сорванный со стены календарь в другой, на стакан, лежащий на полу, и лужу воды.

– Ба, что происходит?

Варвара Сароян поставила ношу на пол, развязала пояс и кинула на ручку двери.

Краем глаза Тильда уловила знакомое движение – бабушка терла друг о друга пальцами правой руки, – ритуал, которым старушка всякий раз предваряла магические пассы, после которых Тильда переставала тревожиться, а на месте некоторых воспоминаний возникала пустота.

Она кинулась к ней, схватила за руку. Умоляющим взглядом смотрела в черные, как маслины, бездонные глаза. Расстегнула ворот у сарафана, тронула кожу на груди, но прежде, чем выпалить вопрос, не успела сообразить, что белой выпуклой полосы больше нет.

– Бабушка, прошу тебя, не надо меня усыплять. Что ты опять сделала? Что ты сделала со мной?

Варвара улыбнулась, прижала Тильду к себе и поцеловала в висок.

– Не я, мой сладкий. ОН.

– Но зачем?

– Случилось то, что ты просила.

– Что?

– Нет, все не так, – Варвара отстранилась, погладила ее по щеке и задумалась. – Когда ко мне приходит человек, которому от нетерпения не спится, я просто открываю дверь, куда ему с рождения войти предрешено.

– Бабуль, я не понимаю.

– Мы просим у НЕГО лишь то, что нам предписано. Ты пожелала силу. Я просто инструмент.

Тильда подняла к лицу газету и посмотрела на фотографию смутно знакомого рыжего мальчишки, который пропал без вести.

– И он?

– И он.

– И я?

– И ты.

– Но для кого? Я не хочу быть инструментом для исполнения чужих желаний.

– Правильно. Но ты захочешь то…

– …что мне предрешено, – сказала Тильда упавшим голосом.

Она наконец вспомнила обрывок дня, о котором говорила бабушка. Двадцать четвертого мая, почти три месяца назад. Тот разговор состоялся на этой самой кухне и начался с ее собственных слов:

– Бабуль, когда я буду как ты?

– Скоро, – ответила бабушка. – Быстрее, чем ты думаешь.

И эти пять слов, что произнесла Варвара Сароян, были последними, что помнила Тильда. Дальше на месте трех месяцев лета, как ни старалась она напрячь память, зияло белое пятно.

Их просто стерли.

Мастерски и со знанием дела.