Текст книги "ВОСЕМЬ ВИНОГРАДНЫХ КОСТОЧЕК. Детективный роман о черной магии"

Глава 33

22 августа 2013 года

г. Нуабель

– Когда Роджер пропал, – продолжал Андервуд, – в «Городском вестнике» и «Неделе» на следующий день написали про бабку и девчонку. Мы тогда в первый раз узнали, как звали старуху. Варвара Сароян – бабушка Тильды по отцовской линии. Мать – шведка, отец – армянин.

Обе статьи, понятное дело, липовые насквозь: упреждающий удар Догерти-старшего на случай, если бабка решит дать широкий ход делу. Всем, кто мог пожелать, в главном управлении полиции были готовы предоставить как минимум две жалобы от людей, у которых Варвара Сароян вымогала деньги за домогательства к внучке. Сфабриковали по высшему разряду: входящий номер в журнале дежурного, подписи, паспортные данные потерпевших.

В «Неделе» исповедался психиатр, к которому на прием незадолго до гибели якобы приходила мамаша Тильды Сароян и рассказала, как застукала своего мужа в душе вместе с дочерью. И он, «используя вместо мочалки собственные руки, намыливал ей те самые места».

После пожара девчонка переехала к бабке. А там замкнутый образ жизни. Плохие бытовые условия. Либидо, проснувшееся благодаря отцовским стараниям. И все эти прелести на фоне травмы от гибели родителей. В результате ребенок превращается в сексуально озабоченного психопата и неврастеника, которым бабуля манипулировала ради заработка.

В обеих газетах – телефон поддержки. Настоятельно просили всех, кто пострадал от рук этой парочки, обратиться в ближайшее отделение полиции.

– Подождите, – сказал Аарон, – Что, никто не сказал, что это вранье? А свидетели, а доктор? Их ведь не было?

– Секундочку, – Андервуд усмехнулся и наставил на Аарона вилку, – Дорогой мой юноша. Не ищите здесь справедливости. Эти люди реально существовали. Здравый смысл в нашей истории – это прыщавый подросток, которому заказан путь на вечеринку.

Догерти запланировал раздавить семью Сароян еще до того, как пропал Роджер. Власть держится на репутации. Для некоторых она бесценна. И пусть с большим опозданием, он купил и докторишку, и фальшивых свидетелей. Что еще он мог сделать? Такие были времена.

– Ладно. Хорошо, – сказал Аарон. – А как же Варвара Сароян. Как она отреагировала? Почему не заявила о клевете? Что она сделала в свою защиту?

Андервуд задумчиво посмотрел в окно. Похоже, такие вопросы были для него сущей проблемой, которая здорово выводила офицера из себя. Он вытащил из-под стола правую руку, запакованную в блестящую обтягивающую кожаную перчатку, и несколько секунд разглядывал ее.

– Знаете, – сказал он, не поднимая глаз, – с возрастом я стал неплохо разбираться в людях, но до того, как это произошло, для меня стала очевидной одна простая истина. Есть люди, которые много говорят и ни черта не делают. А есть те, кто молчит как рыба и терпит. Вот таких я боюсь больше всего.

Почему старуха не обратилась за помощью?

Что она сделала, чтобы восстановить справедливость?

Пожалуй, ответ кроется в самих этих вопросах. Именно поэтому мы тут сидим. По той же причине я все время ношу эту перчатку. И еще…

Андервуд вздохнул. Лицо его исказила гримаса неудовольствия и боли, когда он полез в боковой карман своего модного вельветового пиджака. Он поднял зажатую между большим и указательным пальцами небольшую коробочку из картона цвета шоколада и потряс ею в пространстве над тарелкой с недоеденным салатом. Судя по звуку, внутри лежала пустота.

– Вот здесь, – сказал он, мрачно улыбаясь, – находится весьма туманный намек на то, что случилось с Догерти, Варгой и Белмонти. Я время от времени таскаю их с собой, чтобы быть в тонусе и не забывать, какие мы беспомощные создания перед матерью-природой.

Он вальяжно откинулся на спинку скамьи. Пощелкал языком. Глянул исподлобья, спокойно, даже как-то по-дружески. Уголок его левого глаза чуть заметно подрагивал, словно его дергали за невидимую ниточку.

Он сказал:

– Отвечаю на ваш вопрос. Я не утверждаю, что все, о чем расскажу, дело рук Варвары Сароян. Хотя бы потому, что странные события того времени продолжаются до сих пор.

Скорее всего, ее уже нет в живых. Но я уверен: кто-то или что-то, к чьей помощи она обратилась, действует в этом городе до сих пор. Двадцать семь лет.

Мне будет жаль, если с вами случится беда. Поэтому я не хотел рассказывать. Известно как минимум о трех любопытных ребятах из вашей – пишущей братии, которым не хватило ума вовремя бросить «Дело о скелете».

Андервуд криво улыбнулся и отвел взгляд в сторону.

– И еще знаю одного полицейского, который научился уяснять намеки.

Аарон кивнул. Его внимание всецело привлекла маленькая коричневая коробка в руке начальника полиции.

Как она может быть связана с пропажей Ивонн?

Какую роль вообще играет в этой истории?

Неужели тут доказательство или ниточка, при помощи которой можно найти ее след и предотвратить еще многие другие трагедии?

– Что в коробке?

– Кости хомяка по имени Берни.

– Точнее – скелет.

– Ага, – сказал Андервуд и убрал коробку в карман. – Анатомический конструктор. Натурпродукт.

– Так, что дальше?

Задавать этот вопрос Аарону до смерти надоело. Вероятно, причина тому рефлекс, нервозное ожидание набившего оскомину ответа «А это все», но, к сожалению, все участники цепочки, обладавшие информацией, были похожи на сусликов, которых чрезвычайно сложно выманить из норы.

– Остальные тоже пропали? – спросил он.

– Не совсем, – ответил Андервуд. Он поерзал на месте, устраиваясь поудобнее. – Не все так просто.

Глава 34

Андервуд задумчиво повертел в руке десертную вилку с тремя зубцами. На смену креветочному салату пришел чизкейк «Нью-Йорк» и чашка капучино. Семейка с тремя детьми удалилась, время обеда подошло к концу, ресторан редел. Они сидели за пустым столом, и начальник полиции говорил громче.

Краем вилки Андервуд надавил на узкий край пирожного. Проткнул отрезанный кусок, положил в рот и несколько секунд задумчиво мял его, дергая челюстями. Как видно, пауза была ему крайне необходима. Аарон буквально видел, как тот мысленно переворачивает в уме воображаемую страницу, как будто они, черт побери, никуда не торопились.

Предвкушение – вот что он видел в мечтательном грустном взгляде опытного полицейского. Еле сдерживаемый мандраж рассказчика, уверенного в том, что его история поразит воображение публики, пусть даже слушатель всего один.

– Следующий на очереди Скотт Фримен, – продолжал Андервуд. – Там вообще история жуткая, хотя кроме меня он единственный, кто до сих пор жив. Правда, за тридцать лет, проведенных в незабвенном «Белом мысе» – нашей местной психушке, он пытался уйти не меньше десятка раз. И я его хорошо понимаю.

Белый мыс.

Аарон прекрасно помнил это название. Частная психиатрическая клиника всего на 48 мест славилась на весь мир (в основном среди научной интеллигенции) своей коллекцией знаменитых сумасшедших, которых, подобно редким картинам, основатели собирали по всей планете. Вчера, когда ему так и не удалось пробить кордон «первых освободившихся операторов» Белого мыса, он нашел в интернете маленькую заметку в научном журнале. В статье под названием «Гении под пьедесталом» одним предложением упоминался исследовательский отдел знаменитой психушки, который располагал уникальными пациентами.

Андервуд указал в сторону, противоположную от окна, и сказал:

– В десяти минутах езды на восток Шоссе Независимости пересекается с Королевским бульваром, красивой пешеходной улочкой с магазинами и кафе. В школьные годы одно из любимых наших мест в Нуабеле. Днем тихо и свежо, напоминает приморский курортный городок. Ночью – много огней, музыка. Местные предпочитают Королевский бульвар центру города.

Квартал вдоль бульвара, по сути, – окраина города. Сразу за последними домами начинается пустырь, заросший кустами, за ними – речка, а дальше дачные участки и лес.

В восемьдесят шестом, в конце июля, дачник свернул с тропинки на пустыре, чтобы набрать хвороста для камина. Из заброшенного дома он услышал стоны и там нашел Скотта Фримена. Среди пустых пивных бутылок и прочего мусора Фримен лежал посреди комнаты, возле потухшего костра, спиной кверху, без рубашки и со спущенными до колен штанами. Мы узнали об этом по телевизору, из вечерних новостей.

К тому времени Фримена искали уже третий день. В больнице Святой Анны для установления личности обзвонили ближайшие поликлиники. Спрашивали, где состоит на учете безрукий подросток. Спустя час после выпуска новостей в госпиталь позвонила мать Фримена и сказала, что тут возможно допущена ошибка. Дескать, знаем такого, но с руками. Им ответили, что этого не может быть, потому как то, что от рук осталось, похоже на травмы десятилетней давности. Когда Фримен спустя месяц пришел в себя, и его спросили, как это произошло, он только мычал и плакал. Оказалось – язык откушен.

Вот такие дела.

Флёдстранд – довольно большой район. Почти десять квадратных километров площади и около ста пятидесяти тысяч человек населения. По статистике два несчастных случая в течение месяца – как капля в море.

В полиции, вероятно, серьезно задумались, почему это произошло с подростками из одного двора. Для всех остальных что Догерти, что Фримен – очередная новость, интересная тема для разговоров.

До нас, шестерых оставшихся, тоже не сразу дошло, откуда ветер дует. Картина обрела четкость к сентябрю, когда кто-то из ребят притащил на стройку свежий выпуск газеты «Район».

Вашку Белмонти и Имос Варга перестали гулять с нами еще в конце июня. После выпускных экзаменов они появились во дворе один раз и сказали, что осенью уезжают учиться в Имперский Колледж Лондона, на инженерный факультет – самый престижный технический университет в Европе, чтобы потом вернуться и занять тепленькие места на металлургическом заводе.

В награду за поступление родители купили обоим путевки во Флориду на целый месяц. Уже тогда, кстати, они смотрели на нас свысока.

На фотографиях на первой странице «Района» наши главные заводилы Имос и Вашку стояли немного смущенные, в мантиях и квадратных шапочках, на фоне главного входа в школу.

С последней своей вечеринки – выпускного бала – в клубе «Рихард» они ушли в сопровождении неизвестной привлекательной девушки по направлению к озеру Боттенланг.

В тот день, когда вышел номер, мы отказались от игры в карты. Только курили и выпили по бутылке пива. Обсуждали статью. Вспомнили, что Роджер в свой последний вечер тоже подцепил телку.

Потом, правда, мы резко сменили тему.

Юхан Соринен отреагировал на новость очень эмоционально. Он ходил рядом с нами, пинал мусор ногами. В один прекрасный момент он оказался у окна. И как-то сразу поник, замолчал и присел за стол. Сказал, что внизу на улице стоит Варвара Сароян, бабка Тильды.

У всех нас что-то зашевелилось в голове, и Стани Беркович рассказал, как несколько дней назад сдавал кровь в районной больнице после того, как переболел ангиной. По пути домой он, как обычно, выбросил в урну кусок ваты, которой зажимал рану. На выходе оглянулся и увидел, как санитарка копается в урне руками. Только вот одежда на ней была странная: черная ряса, подпоясанная веревкой на животе, и черный траурный платок на голове.

Юхана тоже прорвало. Его отец недели через две после визита в полицейский участок сказал, что собирается Варвару Сароян пригласить в гости. Он почему-то считал, что ее нужно задобрить. Дать понять, насколько сильно они осуждают случившееся и готовы, если это уместно, оказать любую поддержку.

Иначе говоря, отец Юхана собирался предложить ей отступные.

Мы с Саймоном все думали, какую участь старуха приготовила для нас. Когда Юхан и Стани загремели в «Белый Мыс», где Фримен вовсю наслаждался беззаботной жизнью, нас то и дело подмывало съездить и расспросить обоих, чтобы подстраховаться на будущее. Но про них даже в газетах не написали.

Про Стани мы узнали случайно от родителей, когда зашли за ним гулять. Через год, правда, его забрали домой. Однажды ночью он вышел на улицу прямо через окно своей комнаты. Жили они тогда на восьмом этаже. Его младшая сестра видела, как это случилось, и практически сразу двинулась умом. Она стала нашей новой достопримечательностью, о которой сразу же написали в газете «Мой район».

С Юханом случился припадок на уроке биологии. В тот день они проходили плотоядные растения. Прямо посреди урока он вскочил, закричал, забился под раковину и просидел там до приезда отца, который сделал ему укол успокоительного и отнес на руках в машину.

Варвара Сароян, приходившая в гости к Сориненам, в знак примирения подарила матери Юхана комнатное растение. Как-то раз на большой перемене он подсел к нам с Саймоном, бледный и невыспавшийся. Мы думали, он опять шлялся всю ночь со своей подружкой-одноклассницей, он же сказал, что во всем виноват бабкин подарок.

Отец Юхана, врач по образованию, в тот же день после ухода бабки полистал энциклопедию. За ужином он авторитетно заявил, что подобный экземпляр относится к очень редким гибридам, растущим, вероятно, в реликтовых лесах. Наличие столь редкого растения у Варвары Сароян вполне объяснимо, поскольку мать девочки работала в туристическом агентстве и запросто могла побывать вдали от основных маршрутов, скажем, в гуще Амазонских тропиков. Судя по внешним признакам, «Мать цветов и хранитель силы рода», как назвала его бабка, может статься, не просто гибрид, а самый что ни есть прародитель известных плотоядных растений, таких, как жирянка, непентес кувшинчиковый и росянка обыкновенная. Питаются они в основном мухами и мелкими животными. Известны случаи, когда внутри бутона непентеса находили полупереваренных мышей и птиц. Сила воздействия дурманящего вещества в цветке зависит от массы животного и времени, в течение которого оно вдыхает ядовитые пары.

Юхан еще много чего поведал, в чем мы не нашли никакого проку. Всю большую перемену только тем и занимался, что трындел о цветке и странном поведении родителей, которые установили замок на дверь спальни и с того дня, против обыкновения, спали до десяти, а то и вовсе до полудня, если дело касалось выходных дней. Благо отец был начальником медицинской службы на металлургическом комбинате и мог (когда Юхан говорил об этом, его сонные глаза заблестели) работать, когда ему вздумается.

Однако мы не смогли понять того, какое отношение цветок, стоявший в родительской комнате, имел к его бессоннице. Да, ему с подозрительной регулярностью снился один и тот же сон, где он гигантская бабочка-адмирал, парящая над голой степью по направлению к пропасти – маленькой издалека (как дырка в центре виниловой пластинки), однако вблизи оказавшейся не меньше футбольного стадиона, тошнотворно красной и мокрой, как воспаленное горло. Ровно над центром он (против воли) смотрел вглубь этой живой зовущей пещеры, после чего крылья переставали слушаться и он летел вниз. Вопреки ожиданию, просыпался Юхан не от страха разбиться. Он боялся быть съеденным.

Юхан что-то не договаривал. Обширные академические знания отца оказались бесполезны. Ни его, ни Саймона, ни Стани Берковича они не спасли. Каким-то образом Варвара Сароян, необразованная цыганка, подобрала ключи к той части мозга, что отвечала за волю и критическое восприятие.

Она вручила его – этот ключ – своей внучке, перед тем как мы встретили девчонку в последний раз.

Глава 35

Людей в ресторане убавилось. Время обеда закончилось. Новые посетители садились за пустые столы, и Андервуд теперь развалился на скамейке. Говорил он громко, без оглядки по сторонам.

– Почему вы молчали? – спросил Аарон.

– О чем?

– Что вашего друга убила Тильда Сароян.

– Смеетесь? – спросил Андервуд, – Двенадцатилетняя девочка? Я этого не говорил.

– Тогда я не понимаю.

– А я вас предупреждал, юноша, – сказала Андервуд, – «Дело о скелете» не вписывается в общепринятую парадигму нашего мира. Когда человек говорит, что убить ему приказали голоса в голове, его все равно посадят на иглу или отправят в психушку. И это несмотря на то, что каждый психолог знает – голоса в голове – такая же реальность, как голоса в телевизоре, на радио или в мобильнике. Называются гипнагогические галлюцинации, вполне безопасное явление, если знать его биохимическую подоплеку. И если вам нужен четкий и ясный ответ, вот он: когда я ушел, Саймон остался с Тильдой, которая, согласно «Городскому вестнику», в точности подходила под описание девочки, сопровождавшей Догерти, Белмонти, Варгу и, как я полагаю, Фримена. Спустя три дня чердачный пол был усыпан костями Саймона.

– Ладно, хватит, – сказал Аарон.

– Что значит «ладно»? – Андервуд вытаращился на него.

– Я потерял время. Где этот «Белый Мыс»?

– А какой смысл? – вскинулся Андервуд. – Вас не пустят.

– Вчера я слышал другое.

– Все равно это глупая затея.

– Но я не могу сидеть сложа руки. Ивонн в беде. Если в больнице не получится, я поеду в отель. У вас есть ресурсы для получения доступа в номер. Скажите, что я один из ваших людей.

– Не скажу! – ответил Андервуд, поочередно загибая пальцы. – Вы там оставите следов. А у нас появится главный подозреваемый. Мотив – профессиональная конкуренция. Оба погнались за материалом, который сулит славу, карьерный рост, деньги. Кто докажет, что следы появились после того, как Шнайдер исчезла? Наверняка в номере куча материалов по делу.

– В которых фигурирует ваше имя, а значит, там их уже нет.

Андервуд поморщился:

– Хорошо, – сказал он. – Дайте подумать.

Минута, пока Эмос Андервуд смотрел в окно, длилась целую вечность. Аарон с трудом подавил желание встать и уйти, но полицейский достал из кармана ручку, сложил пополам салфетку, что-то написал и протянул через стол, зажав, словно купюру, между указательным и средним пальцами. – Держите.

Аарон взял.

– Что…

Андервуд перебил его.

– Точный адрес «Белого Мыса». Индекс, название улицы, номер дома.

– Да ладно? Можно подумать это секретная информация.

– Нет. Но, пациенты, такие, как Скотт Фримен, не афишируются. Они вроде как секретный проект. Для встречи нужен пароль.

– И где он?

Эмос указал на салфетку.

– Я же вам написал.

Аарон прочитал еще раз.

«197500, Правобережное шоссе, 153».

– Занятно. Так просто?

– Ну я бы не сказал. Еще никто не догадался, тем более что пароль привязан ко дню недели, и к человеку, которому он был выдан, – Андервуд загадочно улыбнулся. – Доступом можно поделиться один раз.

– Не понимаю, зачем нужны эти пароли. К ним что, очередь на просмотр?

– Пароли нужны для тех, кто заинтересован в результатах исследований. Я даже не буду объяснять, чего мне стоило доверие руководителей «Белого мыса». Когда вы туда придете, первое, что они скажут: «У нас предварительная запись за две недели». Вдобавок у вас должна быть одна из двух веских причин для визита. Вы либо родственник, либо юрист, который ведет дела пациента. Если условия не соблюдены, но вы будете настаивать на встрече, вас запишут, просто чтобы избавиться, а через неделю позвонят и скажут, что встреча невозможна по причинам, которые не разглашаются.

– Ладно, – сказал Аарон. – Кажется, я должен сказать спасибо.

Андервуд поморщился.

– Когда мы имеем в виду «Дело о скелете», интервью со Скоттом Фрименом – самая легкая и, к сожалению, бесполезная стадия.

Аарон кивнул и потянулся к пакету на подоконнике. Он надеялся, что начальник полиции не заметил, как у него от злости трясутся руки. Постоянные намеки бросить поиск Ивонн были настоящим испытанием веры в благоприятный исход. Еще полчаса, и он бросит затею. Проиграет.

Он достал из пакета мобильный, диктофон и ключи. Распихал по карманам.

– Вы со мной? – спросил Аарон и встал из-за стола.

Андервуд откинулся на спинку скамейки и развел руками.

– Увы. Если я вмешаюсь, огласки не миновать. Но я буду на связи.

– Ладно, – бросил Аарон на ходу. – Но вообще-то я рассчитывал узнать, что там стряслось на чердаке.

– Я сказал все, что знаю.

Да врешь ты все, – подумал Аарон и ответил:

– Спасибо.

Он махнул рукой и направился к выходу.

Снова один, снова сам за себя.

Знакомое чувство, что никто не поможет, лишь добавило ему решимости.

Часть II

Глава 1

22 августа 2013 года

Психиатрическая клиника «Белый Мыс»

Последние полкилометра такси поднималось в горку. Комплекс пятиэтажных зданий психиатрической лечебницы «Белый Мыс», словно отвергнувший человечество монастырь, венчал известковое плато в двухстах метрах над равниной.

Потрясающей красоты вид на лес внизу и город у горизонта заставил Аарона за минуту забыть о цели приезда. Он вышел из машины и приблизился к низкой оградке перед обрывом. Свежий, богатый кислородом ветер с запахом скошенной травы, вдохнуть который не хватало и всей полноты легких, нежно теребил волосы. В Старой Вентимилье, где Аарон родился и провел детство, он вот так же любил смотреть с горы на море, город внизу и порт. Там, где пушистый ковыль белым призрачным одеялом стелился над землей, словно пар.

Да, на той самой горе, с которой он едва не был сброшен в награду за свое правдолюбие. Не окажись рядом Ивонн, все было бы по-другому.

Ха… когда она вытащила его наверх и они лежали там, на траве, глядя в небо, она первой пришла в себя – как же иначе – и запустила тонкие загорелые пальцы в его растрепанную мокрую шевелюру. Как это было хорошо. Знала бы она, какую власть возымело над ним то прикосновение.

Неудивительно, что он пообещал ей все. Неудивительно, что он здесь.

Он распустил волосы, закрыл глаза и повторил ее жест – сжал и до боли потянул себя за волосы – и в который раз словно родился заново. Отпустил, ухватил больше прядей и снова потянул.

Мысль об Ивонн заставила Аарона повернуться и посмотреть на здание клиники. Белокаменный фасад административного корпуса смотрел черными окнами сквозь плотный ряд кипарисов. По ту сторону кованого забора человек в белом комбинезоне тралил газон щеткой на длинной палке, напоминавшей огромную птичью лапу с полусотней пальцев.

Аарон перешел через дорогу и вошел под арку главного входа. Его шаги громко шуршали по гравию, но человек в белом продолжал делать свою работу.

На пороге Аарон отметил в уме, что на протяжении всего пути не заметил никакого движения в окнах – пустынное сонное место, от которого веяло свежевыглаженными хлопковыми робами людей, чей мозг был словно абстрактное полотно – белый холст, забрызганный переплетением случайных мыслей.

Мальчишка за стойкой, не обращая на него никакого внимания, набирал номер на панели телефона. Он жал на кнопки с таким неистовством, что карандаши и ручки дребезжали в подставке для канцелярии.

Аарон направился через холл. Резиновые подошвы кед скрипели на белом мраморном полу, когда он обходил вокруг каменной чаши с фонтаном. В прозрачной, голубой воде стайка золотистых рыбок кружилась изящными кренделями. Единственные живые и, похоже, самые здоровые существа в этом умопомрачительном месте.

Санитар глянул на него без интереса и приложил телефонную трубку к правой стороне головы. На лбу у него блестели мелкие капли пота.

– Доктор Миллер, в синем блоке опять инцидент. Вас просят подойти. Да, опять Моцарт.

Мальчишка послушал, что ему говорят, бессмысленно глядя в поверхность стола.

– У них закончился аминазин… Да, но вы сказали, что галоперидол только в крайнем случае… Просто связать? Хорошо.

Санитар хлопнул трубкой по базовому блоку. Вытер лоб рукой. Аарон не испытывал иллюзии по поводу скорой встречи с Фрименом. Порядок приема посетителей он знал задолго до того, как Андервуд сообщил ему пароль, по сериалу «Хороший доктор». О чем бы ни было кино, в таких вещах, как регламент учреждений или назначение лекарств, авторы всегда были на стороне правды.

Санитар вышел из-за стойки. Прошел мимо картины в человеческий рост с изображением зеркального, иглоподобного небоскреба, датированным двадцать вторым июня восемьдесят седьмого года. Держась за кулер под репродукцией Поллока – истерически забрызганный краской белый лист, – мальчишка опрокинул в себя два стакана воды. Отрыгнул, спрятал руки в карманы и, повернувшись, посмотрел на Аарона.

– Добрый день!

Его внимательный взгляд прошелся сверху вниз. Про себя Аарон назвал его – прилежный студент, чья цель сделать карьеру хирурга человеческих душ. Он указал пальцем на портфель. – А вы? Курьер? Или… что вы там принесли?

Портфель Аарона явно был далек от курьерского. Дизайн придумала Маргарита. Шили на заказ на одном из отцовских заводов. Единственный экземпляр – с подписью мастера – который, впрочем, пошел в серию под названием «Ари» и уже два месяца не сходил с рекламных билбордов по всему миру.

– Я на встречу, – сказал Аарон, – со Скоттом Фрименом.

Он уже буквально слышал в своем уме реплику санитара и следом знал, конечно, что скажет в ответ. И, конечно, как поборник правды, чувствовал себя предателем.

– О, даже так, – парень как будто ожил, перестал сутулиться и чуть ли не маршем отправился за стойку.

Листая журнал, он зачем-то нацепил очки и сразу стал на десять лет старше. Наверняка, подумал Аарон, хотел быть похожим на своего начальника. Или кумира.

– Я записывался в позапрошлый вторник, – сказал Аарон. Он надеялся, что правильно помнил слова Андервуда о предварительной записи.

В ответ на его реплику страницы зашелестели быстрее. Сначала вперед, потом назад, потом снова вперед. Санитар согнулся над столом, как уличный фонарь.

– Я что-то вас не вижу. Как вас зовут?

– Нери. Аарон Нери, – он взял в руки анкету из лотка, приклеенного к стойке. Возможно, таким образом у него получится выглядеть непринужденным.

– Странно, – парень за стойкой уселся за стол и, глядя в монитор, защелкал мышкой, – можно ваш паспорт? Я посмотрю в Битриксе.

После пяти минут возни и стрекотания клавиш Аарон получил паспорт обратно.

Санитар сказал:

– Вообще это, конечно, подозрительно.

– Что такое?

– К Ван Гогу, то есть… Э-э-э… К Скотту Фримену за двадцать лет приходили всего пять раз, – он поднял глаза на Аарона, долго смотрел, как будто ждал ответа на не заданный вопрос…

Аарон в который раз догадался, о чем его спросят. На этот раз ничего, кроме правды, ему в голову не пришло.

– И кстати. А вы кем ему будете? – он прищурился. – Вам сколько?

– Двадцать пять.

– Угу, ясно, – мальчишка опять скосился на монитор. – У меня тут сказано, что из семьи у Фримена никого не осталось. Родители приходили к нему в восемьдесят восьмом году, еще в девяносто первом – журналист.

Слушая этого паренька, Аарон едва удержался от улыбки. Если бы все были такие болтуны, работа журналиста могла потерять в цене. Знал бы этот студент, какую ценную информацию представляет прозвище Скотта Фримена. Какой простор для фантазии.

Аарон решил рискнуть.

– Я из прессы, – сказал он. – Пишу об искусстве. Говорят, Фримен своим карандашом затмил самого Жана Батиста Мондино.

Он демонстративно осмотрел стены холла, стараясь придать себе вид инспектора пожарной безопасности, у которого есть явное желание оштрафовать за нарушение правил. – Почему вы, кстати, не выставляете здесь его картин?

От него не укрылось то, как санитар, чьего имени он до сих пор не знал, как-то замер и прикусил губу, прежде чем ответить. И длилось это его замешательство подозрительно долго.

– Мы их не выставляем. Да. Это верно. Я точно не помню почему. Кажется, это связано с авторскими правами.

Здесь он как-то оживился. Похоже, в своих логических умозаключениях вошел в безопасную гавань. Туда, где все знакомо.

– Да, точно, поскольку вы так много знаете о нем, – подытожил он, отводя взгляд и пальцем поправляя очки, – наверное, вам известно и то, что Скотт Фримен признан недееспособным еще в восемьдесят шестом году, и, насколько я помню, с его родителями вопрос о передаче прав не обсуждался. Или…

– Или он еще не писал картин, когда они были живы.

– Или так, да, – санитар улыбнулся. И как-то сразу расслабился.

– Так вы пустите меня? – Аарон посмотрел на часы, хотя огромный циферблат с символом солнца висел на стене, над головой санитара. – Я уезжаю через два часа. А завтра мне сдавать материал. Что скажете?

– Что скажу? – Санитар почесал голову, – Ну, у нас тут с этим строго. И вы… что хотите от него?

– Поговорить, – сказал Аарон, потом вспомнил про язык Фримена.

Парень усмехнулся.

– Ну, он весьма свободно общается звуками. И, кстати, он сейчас чуток не в адеквате. Снова пытался разбиться о стену, так что пока аминазин не отпустит, он будет лежать и хлопать глазами.

Аарон только сейчас понял, что его с того момента, как он пересек порог клиники, тревожит странный запах. Не подходящий фонтану с рыбками и интерьерам в духе загородного клуба.

И еще он подумал, что санитар просто тянет время, потому что не знает, верить ему или нет. Практически моментально в голове у него возник образ Аль Пачино из «Адвоката Дьявола».

– Слушайте – он вплотную подошел к стойке и заговорил на тон ниже, – у меня тут возникла мысль.

Санитар как будто вынырнул из водоворота собственных мыслей. Глаза его перестали бегать, они встретились взглядами.

– Да? Какая?

– Как вас зовут?

– Том.

– Том, послушайте. Я пишу для хорошо известного журнала. Эсквайр. Может, слышали?

Без лишних движений Том поднял из-за стойки последний номер Эсквайра. Аарон не стал озвучивать его мысли. Но в который раз отметил, что Энтони Хопкинс, смотрящий с обложки, получился недурно. Лампы Платона и его объектив в двадцати сантиметрах от лица сделали свое дело прекрасно.

– Хорошо, – сказал он. – А вы хотели бы попасть на его страницы? Ну, не на обложку, конечно, но… как эксперт в дополнение к моей статье.

Том замер с мечтательным выражением на лице. Похоже, для него этот вопрос был риторическим. Но завершить эту сделку им не пришлось.

Удары новеньких твердых каблуков заполнили холл. Аарон не успел оглянуться, и Том выпрямился по стойке смирно, посмотрел на часы и нахмурился.

– Ну что, не ждали?

Высокий бородач, практически копия Авраама Линкольна в бомбере поверх белоснежной рубашки, наклонился над фонтаном, поводил рукой в воде. Стайка рыбок бросилась врассыпную.

– Разгоню ваше сонное царство! А то пациенты живее, чем здоровые люди.

Он стряхнул воду с руки, вытер ее о задний карман темно-синих джинсов.

– Да, Том? – сказал он и посмотрел на своего подчиненного. – До того живые, что приходится успокаивать всякой дрянью, лишь бы они живыми остались.

– Так точно, док! – Том все так же стоял навытяжку, выдавая рекламную улыбку, как в рекламе зубной пасты. – А вы вроде собирались к вечеру. Что-то случилось?

– А ты и рад, да? – док засмеялся. Чистым звонким сдержанным смехом, который мог бы издать человек лет тридцати. – Встречу отменили, вот и приехал.

Он обошел стойку, и теперь оба они стояли в профиль к Аарону. Доктор молча пролистал журнал, щелкнул ручкой и, глянув на часы, сделал запись на странице.