Текст книги "Сталинская экономика Победы. «Было время – и цены снижали»"

Глава третья. Основные задачи индустриализации

Прогнозы о перспективах будущей мировой войны, с вытекающими выводами для развития народного хозяйства СССР, пришлись в очень нелегкое время. В первой половине 1920-х годов в среде советских хозяйственников и плановиков шла упорная идейная борьба между коммунистами и буржуазными специалистами. Последних было больше, на их стороне был многолетний хозяйственный опыт и весьма детальное экспертное знание экономики в целом и отдельных отраслей. Без их участия советские хозяйственные органы обойтись на тот момент не могли, но они всеми силами проталкивали линию восстановления дореволюционного хозяйства, со всеми его пропорциями и отношениями. Они выступали за рыночные отношения, их позиция подпитывалась стихией НЭПа, которая, как позже выяснилось, подпитывала их в том числе и материально.

Коммунисты же выступали не только за скорейший подъем хозяйства, но и за то, чтобы его реконструировать, повысить роль тяжелой промышленности, изменить его отраслевую и территориальную структуру. Эти их идеи были выражены в плане ГОЭЛ-РО, над которым буржуазные специалисты втихомолку издевались.

Итак, шла борьба между двумя тенденциями: восстановительной и реконструктивной. Поначалу доминировали сторонники восстановления, которые сильно влияли на советское хозяйственное руководство, на часть коммунистов, работавших в хозяйственных органах. Однако в 1925 году все изменилось, и господство перешло в руки сторонников коренной реконструкции народного хозяйства.

Военно-хозяйственные вопросы, очевидно, стали одними из веских факторов, которые привели к резкому изменению положения. Это видно сразу по нескольким событиям. Во-первых, III Всесоюзный съезд Советов в мае 1925 года принял решение о развитии государственной промышленности с учетом потребностей обороны. Во-вторых, в течение 1925 года в ВСНХ СССР под руководством Ф. Э. Дзержинского составлялся первый план масштабных капитальных вложений в развитие промышленности – ОСВОК. В Госплане СССР началась систематическая работа над планами, в том числе перспективными планами на 15 лет вперед. В-третьих, XIV съезд ВКП (б) в декабре 1925 года провозгласил политику индустриализации СССР. Наконец, в-четвертых, в начале 1925 года коммунисты в Госплане СССР захватили господство в журнале, издаваемом этим органом, – «Плановое хозяйство». В первом номере за 1925 год было провозглашено: «Журнал будет вести борьбу с идейной бесхребетностью, экономическим ликвидаторством, буржуазным реставраторством и мелкобуржуазным уклоном, обильно питающими свои корни от стихии НЭПа». Кржижановский в своей статье в этом же номере провозгласил лозунг связи между собой планирования, техники и обобществленного хозяйства: «Новая техника, техника ХХ века, все более и более явственно становится техникой обобществленного производства, ибо лишь при наличии последнего она может выпрямиться во весь свой гигантский рост»[43]43
  Кржижановский Г. М. Плановые вопросы//Плановое хозяйство, 1925, № 1, С. 43.


[Закрыть].

Эта линия коммунистов и так определялась их стремлением создать мощную промышленность, в особенности промышленность средств производства, провести социальную реконструкцию общества и увеличить в нем долю пролетариата, заложить хозяйственные основы социализма, в конце концов. Однако, по всей видимости, прогноз, утверждавший неизбежность будущей мировой войны и необходимость всесторонней к ней подготовки, выступил катализатором их активности, побудил коммунистов отбросить колебания и выступить единым фронтом. Если война неизбежна, то нельзя терять времени. Надо действовать здесь и сейчас! Такое у них тогда было настроение.

Впрочем, поставить задачу индустриализации было значительно проще, чем ее выполнить. Советский Союз в середине 1920-х годов был страной бедной, в основном крестьянской, со слабо развитой промышленностью, в которой слабее всего были как раз наиболее передовые отрасли: станкостроение, двигателестроение, автомобилестроение, электротехника, металлургия качественных сплавов, и которая не выпускала целый спектр жизненно необходимой продукции. В то время делались попытки освоить выпуск этой продукции полукустарными способами. Так, например, первые советские трактора «Фордзон-Путиловский» были изготовлены на Краснопутиловском заводе в Ленинграде вручную, при помощи зубила и напильника.

Прежде чем браться за работу, нужно было сначала определить хотя бы основные задачи, которые надо было решить в самом ближайшем будущем. Вплоть до начала первого пятилетнего плана в 1929 году это была важнейшая задача для плановиков и хозяйственников.

Первая задача была в определенном смысле самоочевидной и была уточнена в работах Особого совещания по восстановлению основного капитала (ОСВОК) ВСНХ СССР – острая нехватка металла. В. И. Межлаук подчеркивал во введении к материалам ОСВОК по металлической промышленности, говоря о стоящих проблемах: «Первая из них – проблема устранения диспропорций между развитием металлургии и металлообрабатывающей промышленности. Всемерное форсирование металлургии, построение новых заводов и переоборудование старых должно быть первой задачей в области металлопромышленности все ближайшие 10 лет…»[44]44
  Материалы особого совещания по воспроизводству основного капитала при Президиуме ВСНХ СССР. Серия 1. Пятилетние гипотезы по отраслям промышленности. Кн. 23. Металлическая промышленность. М.-Л.: 1926. С. VI.


[Закрыть]

От металла зависело все, в том числе, конечно, выпуск промышленной продукции, и, как следствие, возможности производства вооружения и снаряжения больших армий. В материалах ОСВОК приводятся некоторые показатели необходимых затрат металла в расчете на определенный объем продукции. Так, на 1 млн. рублей сельскохозяйственной продукции требовалось 9416 рублей сортового железа (то есть проката). На 1 млн. рублей промышленной продукции – 17 286 рублей, на 1 млн. рублей продукции металлообработки – 269 000 рублей, и на 1 млрд. пудоверст грузооборота железных дорог требовалось 27 500 рублей сортового железа[45]45
  Материалы особого совещания по воспроизводству основного капитала при Президиуме ВСНХ СССР. Серия 1. Пятилетние гипотезы по отраслям промышленности. Кн. 23. Металлическая промышленность. М.-Л.: 1926. С. 52.


[Закрыть]. По оценке Главметалла, потребность в черных металлах составляла в 1925/26 году – 377 млн. пудов, в 1926/27 году – 411 млн. пудов, в 1927/28 году – 445 млн. пудов, в 1928/29—480 млн. пудов, а в 1929/30 году – 517 млн. пудов[46]46
  Материалы особого совещания по воспроизводству основного капитала при Президиуме ВСНХ СССР. Серия 1. Пятилетние гипотезы по отраслям промышленности. Кн. 23. Металлическая промышленность. М.-Л.: 1926. С. 43.


[Закрыть].

План ОСВОК, предусматривающий увеличение выплавки на 100 млн. пудов чугуна, поднимал душевое производство металла до 1,8 пуда на душу населения. Чтобы поднять выплавку до уровня в 3,5 пуда на душу населения, требовалось выплавлять около 500 млн. пудов чугуна[47]47
  Федорович И. Урало-Кузнецкая проблема. М.-Л.: 1926, С. 19–20.


[Закрыть].

Столько советские металлургические заводы выпустить не могли. Максимальная довоенная производительность русской металлургии составляла 350 млн. пудов в год. В ходе войны было уничтожено около 25 % мощностей, и СССР располагал мощностями по выплавке 260 млн. пудов, из которых 120–150 приходилось на южные заводы, а 30–40 млн. пудов – на Урал. Проанализировав положение в металлургии, ОСВОК сделал вывод: «Единственной возможностью развивать производство выше 410 млн. пудов является сооружение новых заводов»[48]48
  Материалы особого совещания по воспроизводству основного капитала при Президиуме ВСНХ СССР. Серия 1. Пятилетние гипотезы по отраслям промышленности. Кн. 23. Металлическая промышленность. М.-Л.: 1926. С. 79.


[Закрыть].

Из этого вытекала программа реконструкции металлургических заводов, расположенных в Донецком районе, с увеличением выплавки чугуна и стали на них, программа реконструкция старой и технически отсталой черной металлургии Урала, а также программа создания нового металлургического производства на новых месторождениях железной руды и угля, на Урале и в Сибири (в 1925 году был составлен первый вариант плана развития Урало-Кузнецкого металлургического комбината, который должен был дать 200 млн. пудов металла[49]49
  Федорович И. Урало-Кузнецкая проблема. М.-Л.: 1926. С. 24–26.


[Закрыть]). Борьба за металл стала главной задачей первого пятилетнего плана.

Далее, важнейшей задачей была также добыча угля и обеспечения промышленности и железных дорог топливом. Топливный дефицит преследовал Россию в годы Первой мировой войны, очень остро стоял в годы Гражданской войны, так, что от нехватки топлива останавливались заводы и грозили встать поезда. Нехватка топлива преследовала советское хозяйство и в начале индустриализации. В 1925/26 году план по добыче топлива был выполнен на 97 %, а потребление составило 102,4 % к плану. Расхождение – 5,4 %, в натуральных показателях около 140 млн. пудов условного топлива.

Разумеется, советские плановики искали пути разрешения топливного дефицита. Так, В. А. Ларичев в начале 1925 года сделал примерный подсчет потребления топлива до 1937/38 года, в котором главный упор был сделан на Донецкий бассейн. Так, суммарные потребности в 1932/33 году определялись в 3160 млн. пудов угольного эквивалента, а в 1937/38 году в 3791 млн. пудов, при этом добыча в Донецком районе должна была составлять в 1932/33 году – 1550 млн. пудов, а в 1937/38 году – 2100 млн. пудов угля. Для Кузнецкого бассейна добыча определялась в 1932/33 году в размере 150 млн. пудов, а в 1937/38 году – 845 млн. пудов[50]50
  Ларичев В. А. Топливные перспективы на ближайшие пятнадцать лет//Плановое хозяйство, 1925, № 3. С. 55, 64, 67.


[Закрыть].

Из этого следовали выводы, что без серьезной реконструкции Донецкий бассейн не в состоянии выполнить столь высокую программу, поскольку в 1925/26 году 210 крупнейших шахт добывали 1130 млн. пудов и были нагружены свыше 100 % своей добывной способности[51]51
  Ларичев В., Федорович И. Этапы топливного хозяйства за пять лет (1921/22—1925/26 операционные годы)//Плановое хозяйство, 1926, № 3. С. 135.


[Закрыть]. Помимо этого, нужны другие источники топлива и другие угольные базы. Крупным центром добычи угля должен был стать Кузбасс, на Урале интенсивно велись изыскания на угольных бассейнах, готовилось начало разработки Карагандинского угольного бассейна в Казахстане.

Задачи получения металла и угля настолько тесно сплетались между собой различными связями, что в 1930-х годах они объединились окончательно, и в лексиконе советских хозяйственников появился термин «угольно-металлургическая база». Это понятие обозначало соединение запасов железной руды и каменного угля в рамках одного комбината, производящего в крупных масштабах чугун и сталь. Первой угольно-металлургической базой считался Донбасс: донецкий уголь, криворожская руда и крупные металлургические заводы «Югостали». В годы первой пятилетки к ним добавили также электроэнергию Днепрогэса. Второй угольно-металлургической базой стал Урало-Кузнецкий комбинат: магнитогорская руда и кузнецкий уголь. На полную мощь он заработал в годы второй пятилетки.

Помимо этого, существовал еще ряд металлургических центров и отдельных заводов, таких как Керченский металлургический завод, перерабатывавший фосфористые руды Керченского железорудного месторождения; старые, древесно-угольные металлургические заводы на Урале, вырабатывавшие качественный металл, а также отдельные небольшие заводы передельного цикла, выпускавшие чугун, литье из чугуна и стали, в том числе для нужд машиностроения.

В конце 1930-х годов началось строительство третьей металлургической базы: воркутинский уголь, железная руда Ковдорского месторождения на Кольском полуострове, с размещением крупного металлургического завода в Череповце. Эта база должна была освободить ленинградскую промышленность от дальнепривозного топлива и металла. Однако к началу войны необходимые для минимального пуска комплекса объекты не были достроены.

С топливом была тесно связана задача электрификации, поставленная еще в плане ГОЭЛРО. За первую пятилетку этот план должен был быть завершен и превышен. К 1929 году из запланированных в ГОЭЛРО 1425 тыс. кВт установленных мощностей было построено 607 тыс. кВт. Выполнение ленинского плана предполагалось нагнать в ближайшие же годы. 30 районных электростанций должно было быть построено и введено в 1929 году. В течение еще следующих двух лет планировалось запроектировать и построить еще 19 районных электростанций общей мощностью в 730 тыс кВт сверх указанных в плане ГОЭЛРО. Так что уже в 1930 году плановики рассчитывали приступить ко второму плану электрификации, по итогам которого должно было быть в народном хозяйстве 3143 тыс. кВт мощностей, что вдвое превышало показатели плана ГОЭЛРО[52]52
  Пятилетний план народно-хозяйственного строительства СССР. Т. 2, Ч. 1. Строительная и производственная программа плана. М.: «Плановое хозяйство», 1929. С. 60–63.


[Закрыть].

Остальные задачи хозяйственного развития на уровне государственного планирования объединялись проблемой темпов. Рост машиностроения, легкой промышленности, сельского хозяйства, транспорта, каждой конкретной отрасли и даже каждого отдельного предприятия определялся тем, как быстро будет развиваться все народное хозяйство. Потому третьей важнейшей задачей индустриализации было определение темпов роста.

Это был остро дискуссионный вопрос, споры по которому шли все 1920-е годы и прекратились только с началом первой пятилетки, официально, силой закона, зафиксировавшей темпы роста. В этой длинной дискуссии было три фракции. Первая, представленная буржуазными специалистами, хоть и предлагала на пятилетку высокие темпы роста, порядка 10–12 %, считала, что в конце пятилетки темпы должны были сократиться до «нормальных» 3–5 % роста экономики в год. Коммунисты решительно эту позицию оспорили, назвав ее «теорией затухающего роста». Под их напором первоначальные, затухающие темпы первой пятилетки были пересмотрены. Вторая фракция была представлена Госпланом СССР во главе с Кржижановским, который выступал за 12–15 % роста в год на протяжении всей пятилетки. Наконец, третья фракция была представлена ВСНХ СССР во главе с В. В. Куйбышевым, который выступал за максимальные темпы 17–20 % в год, а также были и такие, кто, при поддержке Куйбышева, предлагал запланировать по 40–50 % роста в год.

Скажем, В. Е. Мотылев, который сделал большой вклад в разрешение вопроса о темпах, в 1926–1928 годах провел обработку обширного статистического материала о темпах роста в наиболее развитых капиталистических странах: США, Великобритании, Франции и Германии – с целью отыскать закономерности в темпах роста и найти способ, в наибольшей степени подходящий к хозяйственным задачам в СССР. Мотылев считал: «Далеко не все мыслимые методы ускорения темпа оказываются в нашей системе хозяйства целесообразными и реальными»[53]53
  Мотылев В. Е. Проблема темпа развития СССР. М.: 1929. С. 11.


[Закрыть]. Он рекомендовал следовать американскому типу индустриализации и предлагал установить годовые темпы роста отраслей народного хозяйства по оптимальному плану: для сельского хозяйства – 8—10 %, для легкой промышленности – 17–20 %, для тяжелой индустрии – 25–30 %[54]54
  Мотылев В. О типе индустриализации СССР//Проблемы экономики, 1929, № 1. С. 38.


[Закрыть].

В целом коммунисты выступали за высокие темпы, или, как говорил С. Г. Струмилин, «поэтому заведомое преуменьшение возможного темпа развертывания нашего народного хозяйства может оказаться еще более вредным для нашего будущего, чем не совсем осторожное преувеличение наличных возможностей хозяйственного строительства. Преувеличенные планы строительства равно ведь придется осуществлять в меру наличности реальных ресурсов для их осуществления»[55]55
  Проблемы планирования (итоги и перспективы). Стенографический отчет I съезда президиумов Госплана СССР и гос-планов союзных республик с участием представителей местных плановых органов в Москве 10–17 марта 1926 года. М.: «Госплан СССР», 1926. С. 88.


[Закрыть]. Споры шли лишь о том, какие именно выбрать и как они будут распределяться по отраслям промышленности и всего народного хозяйства.

Найти истину в спорах не удалось, и потому вопрос об определении темпов роста перешел к партийному руководству. Пленум ЦК и ЦКК ВКП (б), состоявшийся 29 июля – 9 августа 1927 года, взял руководство составлением контрольных цифр в свои руки и выработал директивы по их составлению.

Контрольные цифры – это некий абрис пятилетнего плана, его основные черты, на основе которых разрабатываются детальные планы и конкретные плановые задания. Куйбышев имел в ЦК ВКП (б) больший вес, и победила его точка зрения. Разработанные контрольные цифры на 1927/28 год перечеркивали пятилетнюю проектировку Госплана СССР и устанавливали более высокие показатели темпов роста. Ускорение роста промышленности, с добавлением 2,6 % к государственной промышленности и 4,4 % к промышленности группы «А», объективно ломало все пятилетнее построение Госплана. При таких темпах вполне реально было бы выполнение запроектированной Госпланом пятилетки за три или три с половиной года[56]56
  Гринько Г. Ф. Народно-хозяйственный план 1927/28 года// Плановое хозяйство, 1927, № 9. С. 21.


[Закрыть].

Следом были составлены директивы к пятилетнему плану. 29 сентября 1927 года Политбюро образовало комиссию по составлению директив для разработки пятилетнего плана, в которой также главную роль играл Куйбышев, составивший со своими специалистами из ВСНХ СССР основную часть директив.

Разработка Куйбышева была утверждена пленумом ЦК И ЦКК ВКП (б) 21–23 октября 1927 года и опубликована к XV съезду ВКП (б). Базовые предпосылки состояли в следующем: вероятность военного нападения на СССР и вытекающая из нее задача укрепления тех отраслей народного хозяйства, от которых зависит обороноспособность, а также вероятный неурожай хлебов в течение ближайшего пятилетия[57]57
  КПСС в решениях и резолюциях съездов, конференций и пленумов ЦК. Ч. II. 1925–1953. М.: «Госполитиздат», 1953. С. 278.


[Закрыть]. Таким образом, первый пятилетний план полностью соответствовал принятой политике. Он был одновременно планом военно-хозяйственной подготовки к войне и планом создания основ социалистического хозяйства в СССР.

Отдельной директивы удостоился вопрос о темпах: «Здесь следует исходить не из максимума накопления на ближайший год или несколько лет, а из такого соотношения, которое обеспечивало бы длительно наиболее быстрый темп развития»[58]58
  КПСС в решениях и резолюциях съездов, конференций и пленумов ЦК. Ч. II. 1925–1953. М.: «Госполитиздат», 1953. С. 279.


[Закрыть]. ВСНХ СССР под руководством Куйбышева запроектировал рост промышленности на 107 % к 1931/32 году по сравнению с 1926/27 годом, то есть увеличение продукции более чем в два раза.

В итоговом варианте первого пятилетнего плана среднегодовые темпы развития промышленности составляли: по всей промышленности – 21–25 %, по промышленности группы А (то есть производство средств производства) – 25–28 %, по промышленности группы Б (то есть производство предметов потребления) – 18–22 %[59]59
  Пятилетний план народно-хозяйственного строительства СССР. Т. 2, Ч. 1. Строительная и производственная программа плана. М.: «Плановое хозяйство», 1929. С. 72.


[Закрыть]. Таким образом, спор решился в пользу более высоких темпов.

Вот эти основные задачи: обеспечить страну металлом, топливом и электроэнергией, заложить основы нового индустриального комплекса, в первую очередь развитого машиностроения, – требовалось решить прежде, чем страна окажется втянутой в новую мировую войну.

Индустриализация СССР обычно рассматривается вне контекста перспектив грядущей мировой войны, и во мнениях по поводу ее итогов нет недостатка. С точки зрения военно-хозяйственной подготовки индустриализация, бесспорно, удалась. Главное приобретение индустриализации состояло в двух вещах. Во-первых, была создана вторая угольно-металлургическая база в СССР – Урало-Кузнецкий комбинат, основы которого были заложены как раз в первую пятилетку. Во время Второй мировой войны, когда немцы оккупировали Украину, захватили угольную и металлургическую промышленность южного района, именно уральский металл и сибирский уголь стали главными источниками топлива и металла для производства вооружения. Без Магнитогорского и Кузнецкого металлургических комбинатов вполне реально было бы проиграть войну просто из-за нехватки металла и неспособности произвести достаточное количество вооружений и боеприпасов. Без угля могли остановиться железные дороги и нельзя было бы перебросить пополнение на фронт.

Во-вторых, Советский Союз в ходе индустриализации обрел способность производить современную технику, как гражданскую, так и военную. Такие важнейшие для обороны отрасли, как танкостроение, тракторостроение, автомобилестроение, авиастроение, встали на ноги именно в ходе индустриализации. Именно насыщение войск разнообразной военной техникой сыграло решающую роль в победах Красной Армии над немецкими войсками. Опыт 1941 и 1942 годов, когда из-за потери и эвакуации значительной части промышленности приходилось воевать при недостатке техники, вооружения и боеприпасов, самым наглядным образом показал, что одна пехота, при всем героизме и упорстве, мало что может сделать против хорошо технически оснащенного противника. Если бы в ходе индустриализации не было создано производство современной техники, то людские ресурсы Советского Союза сгинули бы в многочисленных «котлах», что привело бы к неминуемому поражению.

Неспособность советской военной промышленности того времени произвести необходимое вооружение и боеприпасы – это вовсе не голословное утверждение. Вскоре после окончательного утверждения первого пятилетнего плана, в июле 1929 года, были составлены мобилизационные заявки и планы на военные заказы. Наркомат по военно-морским делам в своей заявке на 1930 год требовал 3250 орудий, 45 млн. штук снарядов, 900 тыс. винтовок и 5 млрд. винтпатронов, 1055 танков и 4360 самолетов. Однако, в силу слабости военной промышленности и обеспечивающих ее отраслей, в заказе на 1929/30 год значилось 999 орудий, 2,3 млн. штук снарядов, 150 тыс. винтовок и 250 млн. винтпатронов, 340 танков и 1232 самолета[60]60
  Симонов Н. С. Военно-промышленный комплекс СССР в 1920—1950-е годы: темпы экономического роста, структура, организация производства и управление. М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН), 1996. С. 69.


[Закрыть].

Это было разительное, радикальное сокращение военного заказа до таких объемов, которые едва покрывали потребности существующей армии мирного времени, но были абсолютно недостаточны для войны и мобилизации. Скажем, заказ по артиллерийским орудиям не только был в 3,2 раза меньше, чем в заявке, но и количество выпускаемых снарядов на выпускаемый ствол упало с 13,8 до 2 тыс. С таким производством боеприпасов Красная Армия неизбежно обрекалась на «снарядный голод», столь хорошо знакомый по Первой мировой войне. Развитие военной промышленности было крайне недостаточным, и с этим надо было что-то делать.

Многие считают темпы индустриализации нереальными и завышенными, хотя если рассматривать дело с военно-хозяйственной точки зрения, то была более чем веская причина для всемерного ускорения индустриализации, приложения максимальных усилий для скорейшего развития индустриального ядра народного хозяйства. Угроза войны была вполне реальной и в конце 1920-х годов, и в начале 1930-х.

Тогда основным противником СССР считалась коалиция восточноевропейских государств: Польши, Румынии, Чехословакии под руководством Франции. Французское военное и политическое руководство прилагало немало усилий, чтобы сколотить блок союзных себе государств в Восточной Европе. В 1921–1922 годах появилась так называемая «Малая Антанта», или военный блок Румынии, Югославии и Чехословакии против Венгрии, а затем, через договор с Румынией, к ней фактически присоединилась Польша. В течение 1920-х годов Франция, заключив с этими странами ряд соглашений, встала во главе этого объединения. Хотя формально «Малая Антанта» была направлена против возрождения монархии в Австрии или Венгрии, тем не менее этот блок мог быть развернут и против СССР. Во всяком случае, вплоть до конца 1930-х годов именно восточноевропейские страны в СССР считались главными вероятными противниками.

Причем надо отметить, что эта коалиция обладала весьма серьезными военными и военно-хозяйственными возможностями по сравнению с СССР, еще не прошедшим индустриализацию. Эти данные можно выразить в такой таблице, данные в которой приняты на 1930 год, а советские данные – на 1928 год, то есть до начала индустриализации:

Таким образом, до того как экономическая история Европы резко изменилась в результате индустриализации в СССР и Великой депрессии в капиталистических странах, даже «Малая Антанта» заметно превосходила СССР по военному и военно-хозяйственному потенциалу. По суммарной численности войск эта коалиция превосходила Красную Армию вдвое, по добыче угля – в 3,3 раза, по выплавке стали – в 2,5 раза. У СССР было преимущество только по нефти, которой добывалось вдвое больше, чем в странах «Малой Антанты».

Конечно, под влиянием дальнейшей истории и столкновения с Германией мы как-то привыкли недооценивать другие варианты нападения на СССР, которые могли бы состояться при несколько другом исходе событий. Опасения войны с Польшей, которые в Советском Союзе времен первой пятилетки руководили военными приготовлениями, часто считаются теперь чуть ли не ошибочными. Однако цифры показывают, что «Малая Антанта» до Великой депрессии обладала весьма солидными возможностями для ведения большой войны.

Если мы рассмотрим вариант возможной войны «Малой Антанты» против СССР около 1930 года, то есть в тот момент, когда индустриализация только началась, то она была бы очень тяжелой. Это была бы схватка не только против более сильной в военном и экономическом отношении коалиции. В СССР тогда было слабо развито производство новейших видов вооружений: танков и самолетов, тогда как Франция обладала на тот момент наиболее развитой в мире военной авиацией. Воздушный флот Франции состоял из 6114 самолетов против 1285 самолетов в ВВС РККА. Польская армия имела 498 самолетов. Превосходство в авиации у «Малой Антанты» было более чем в 5 раз. Франция также поставляла Польше много современного вооружения, в частности самолеты и танки. Имелось даже специальное судно «Вилья», которое перевозило военные грузы из Шербура в Гдыню.

Франция имела также крупный флот, резко превосходивший советские военно-морские силы того времени. В его составе было 8 линкоров, авианосец, 16 крейсеров, 66 лидеров и эсминцев, 77 подводных лодок, причем большая часть этого флота была построена и введена в строй после 1922 года. Французский флот только одними крейсерами по водоизмещению превосходил весь советский флот в конце 1920-х годов.

Чтобы противостоять этой коалиции, весной 1928 года комиссией под руководством К. Е. Ворошилова были разработаны основные установки дальнейшего развития Красной Армии. Суть их сводилась к следующему: «По численности – не уступать нашим вероятным противникам на главнейшем театре войны… по технике – быть сильнее противника по двум или трем решающим видам вооружений, а именно – по воздушному флоту, артиллерии и танкам»[61]61
  Кен О. Н. Мобилизационное планирование и политические решения (конец 1920-х – середина 1930-х гг.). М.: «ОГИ», 2008. С. 85.


[Закрыть]. Эти тезисы встретили похвалу со стороны Политбюро ЦК ВКП (б), однако для их реализации нужны были пушки, танки и самолеты в наличии, их следовало еще произвести, а для этого довести промышленность, и военную, и гражданскую, до нужной кондиции. Пока этого сделано не было, преимущество, и весьма немалое, было на стороне противника.

Подобное военное превосходство вполне позволяло «Малой Антанте» осуществить нападение на СССР, и в таком случае французские, польские и румынские войска смогли бы оккупировать Белоруссию, Украину, захватить Донбасс, а также Закавказье и бакинские нефтепромыслы, которые для Франции, испытывавшей острый дефицит нефти, были бы первоочередной целью войны. Потеря донецкого угля и металла, потеря бакинской нефти были бы для Советского Союза катастрофическими. Конечно, что-то можно было компенсировать за счет нажима на уральскую металлургию, на кузнецкий уголь, на самые жесткие методы экономии и рационализации в стиле Гражданской войны. Но все же это проблему не решало, и при потере важнейших экономических районов СССР ничего не сумел бы всерьез противопоставить этой коалиции интервентов. Имевшихся производственных возможностей Центрально-промышленного района, Урала и Кузбасса было бы совершенно недостаточно для отражения интервенции. В лучшем случае дело кончилось бы огромными и очень болезненными территориальными уступками, а в худшем привело бы к появлению несоветского правительства – Франция была весьма заинтересована в том, чтобы взыскать царские долги, она требовала этого у П. Н. Врангеля, когда тот был в Крыму. Вне всякого сомнения, нашлись бы желающие «возродить Россию» французскими штыками, вместе с царскими долгами и их выплатой.

Судя по материалам процесса «Промпартии», подобные планы вполне себе вынашивались французским руководством: налаживались контакты, собиралась разведывательная информация, готовились экономические диверсии и саботаж. Возможным сроком нападения назывался 1930 год. Но эти планы не сбылись. Возможности для интервенции в СССР подрубил мировой кризис – Великая депрессия. Знаменитый «черный вторник» 24 октября 1929 года случился через полгода после утверждения первого пятилетнего плана в СССР.