Текст книги "Бури над Реналлоном"

– Смотри-ка, гордый, – донеслось до него от костра. – Совсем со своими нелюдями зазнался.

– Да и смурс с ним. Не хочет посидеть у костра с уважаемыми людьми – пусть хоронится в ночи. Это, наверное, чтобы нары его не заметили. – У костра засмеялись.

– Это правильно, – тихо появился рядом юный шейри. – Нары сегодня соберут изрядную жатву… Мы пришли все, будем на крышах. Как начнется, присоединяйся к нам.

Линд кивнул и почувствовал, как рядом никого не стало. Хмыкнув, он проверил запасные тетивы, разложил стрелы так, чтобы удобнее было брать, – и продолжил вглядываться в ночь.

Незадолго до рассвета, когда стихли песни и почти угасли костры, через стену начали перемахивать первые нары. Как ни готовились горожане, как ни ждали атаки, бесшумное появление огромных фигур, упрятанных в толстые кожаные доспехи, оказалось для многих неожиданным. Запел рожок – и тут же дал «петуха», захлебнувшись. Повскакивали притомившиеся в ожидании защитники.

Линд тоже оказался захвачен врасплох стремительной внезапностью атаки. Ударов двадцать у него ушло, чтобы натянуть тетиву, – как раз столько понадобилось первым нарам, чтобы врезаться в суетящихся людей и начать резню. Сверху защелкали луки, в какофонию боя вплелись крики наров. Линд наконец увидел первые мишени и начал быстро, но без суеты выпускать свои стрелы. К счастью, нары слишком отличались от людей, промахнуться было сложно даже в смутные тени.

Кто-то догадался плеснуть земляного масла в угасающие угли – взвилось рыжее чадное пламя, и сразу стало хуже видно. Пятна света и теней дробили картинку, делая ее нереальной и жуткой. Всюду кипел бой, кричали раненые, рычали нары, звенела сталь. Но вокруг Линда было относительное затишье – сверху с огромной скоростью летели стрелы, все пятнадцать шейрийских луков собирали свою добычу. Выпустив два тула, следопыт был вынужден отбежать вглубь проулка – бой приблизился вплотную к его прежней позиции.

Слева была совершенно беспорядочная куча-мала, которая двигалась в центр города.

А вот справа образовался центр обороны. Наемники жреца, встав углом, удерживали позицию. Сзади их поддерживали щелчки арбалетов.

«Не самое удачное оружие для такого боя, – отметил Линд, расстреливая третий тул стрел. – Хотя… Непростые эти наемники. Судя по тому, с какой скоростью бьют их арбалеты…»

Сам жрец, в угольно-черных доспехах и с тяжелым шестопером, ничем не уступал наемникам, искусно нанося быстрые удары своим неудобным на вид оружием. На груди его нежно-салатовым светом пылал знак бога. «Странный свет», – машинально удивился Линд, подряд одну за другой всаживая последние три стрелы из третьего тула в гигантского нара в шлеме из черепа какого-то неумеренно зубастого чудовища. Следопыт мог поклясться, что не промахнулся, – но нар продолжал наседать на наемников, ловко орудуя двумя утыканными когтями и клыками дубинами. Вот от удара в голову рухнул на колени предводитель наемников. Шлем слетел с его головы и канул в темноте ночи. Бойцы сделали шаг вперед, прикрывая командира, – и тут же один рухнул от сокрушительного удара сбоку. Наров вокруг наемников скапливалось все больше, и Линд стрелял как заведенный, каждой стрелой находя новую мишень.

Жрец вдруг выпустил свой шестопер – оружие повисло на петле – и, словно возжелав обхватить мир, распахнул руки, а затем свел ладони лодочкой. Из пальцев его вырвался столб огня, расплескавшись по атакующим. Тошнотворно запахло плотью, вопли сжигаемых перекрыли даже ад боя.

«Откуда у него огонь Горинила?!» – Линд не был великим знатоком культов (да никаким не был, если честно. Где-то что-то слышал, где-то что-то видел…), но даже он знал, что Герат – это сталь, серебро и сила. А тут…

Додумать мысль следопыт не успел – прямо перед ним возник нар и с торжествующим рыком рубанул от плеча. Юноша инстинктивно подставил лук, невольно скривившись от звука разрубаемого оружия. А в следующую секунду чудовищный удар отрубленного плеча лука обрушился ему на шею и лицо. Против воли следопыт сделал шаг назад, почти ничего не видя от боли и ожидая добивающего удара. И только благодаря этому остался жив. Второй удар нара пришелся не в горло, острие фальшиона разрубило подбородок. Еще секунду назад казалось, что больнее быть не может. Оказалось, еще как может. Ничего, кроме этого дробящего, выворачивающего и тянущего ощущения не чувствуя, Линд рухнул на колени. Перед глазами было темно и плавали багровые точки, в ушах стоял равномерный тяжкий грохот. Но в ту секунду Линд радовался этой боли: болеть может только живое. И мысленно считал мгновения, которые ему оставались. О том, чтобы достать меч, он даже не думал.

Прошла, казалось, вечность, а он все еще был жив. Зрение вернулось, и следопыт увидел сапоги нара прямо перед собой. Утробно взрыкнув, тот воздел свой тяжелый клинок…

С противным чавкающим звуком в глазнице нара возникло белоснежное оперение шерийской стрелы. А следом – во второй.

– Человек, вот скажи мне, почему ты постоянно пытаешься умереть?! Не время сейчас…

– Проклятье, – сквозь кровь и осколки зубов выдохнул Линд. – Вот семейку боги послали… И отец, и сынок – одинаковые зануды.

– Не скучай тут, – ободряюще махнул рукой Рагнил. – У вас на востоке много хуже. Я скоро вернусь!

И несносный шейри вновь исчез.

Тем временем ситуация на поле боя изменилась. Правый фланг еще держался, хотя и отступил вглубь переулка. А вот слева бой удалился к центру города. Повсюду черными бесформенными кучками лежали тела защитников. Вокруг Линда никого не было. Сам он с удивлением понял, что сидит, прислонившись спиной к стене. На бедре манили пяточками свежие стрелы…

Следопыт огляделся. Небо заметно посерело, и видимость стала сносной. Чуть поодаль в луже крови темнело обезглавленное тело, сжимавшее целый лук! С рваными лохмотьями вместо тетивы, – но это-то как раз поправимо.

Линд, чувствуя подступающее головокружение, все же добрался до погибшего, с трудом разжал пальцы и забрал оружие. Вставать не было сил. Борясь с тошнотой, извернувшись невероятной закорюкой, натянул тетиву.

Сражение справа вошло в финальную стадию. Ведомые гигантом в шлеме из черепа нары оттеснили наемников еще на полсотни шагов. Жрец уже не размахивал шестопером. Делая какие-то пассы, он громко читал молитву… А скорее, не молитву. Его хорошо поставленный голос перекрыл все прочие звуки, но слов было все равно не разобрать. «Какая же это, к демонам, молитва?» – удивился следопыт.

Вдруг жрец выбросил правую руку вперед. Сжатый кулак охватило пронзительно-голубое, даже на вид невероятно горячее, пламя и устремилось к нарам. На пути огненного потока встал гигант, скрестив свои дубины. Огонь окутал его, охватил, взвихрился призрачным протуберанцем – и стек на землю.

«Да это же тоже жрец! Жрец Кархата…» – осенило Линда.

Он приподнялся, перекинул тул поудобнее… Перед глазами все плыло, лишь спина гиганта, покрытая черными глянцевыми пластинами, видна была предельно четко. Линд смог бы даже посчитать заклепки на доспехе…

Никогда раньше он не стрелял так быстро и так метко, но стрелы отлетали от нара, не причиняя ему вреда.

Нар, осыпаемый дождем стрел из лука и двух скоровзводных арбалетов, распрямился, вытягивая в сторону наемников скрещенные дубины, – и превратился в ураган смерти, двигаясь настолько быстро, что Линд еле успевал выхватить взглядом свою мишень.

Звуки ударов его дубинок сложились в ритм, и следом, перекрывая шум боя, вплелись низкие сильные голоса – нары подхватили гимн битвы.

Линд почувствовал, как немеют руки. Вот стрела сорвалась из ставших безвольными пальцев. Мысли замедлили свой бег. Вот оглянулся на него один из наров свиты жреца. И, замедленно перебирая ногами, побежал к следопыту.

Вот упал еще один из наемников – медленно, словно клок кудели, отлетая от удара шипастой палицы. За ним следом потянулась дорожка из черных в утреннем полусвете мелких капелек.

Вот на груди фальшивого жреца Герата среди салатовой зелени появился розовый мечущийся огонь.

Линд на миг обострившимся зрением разглядел цветок Кайлары, богини обмана… «Так вот ты кто… Тогда понятно, что тут делают наемники… Значит, не молитвы. Свитки и амулеты…» – успел подумать Линд…

А потом над ухом раздался болезненно-громкий хлопок тетивы, и почти добежавший нар, судорожно махнув руками и выронив фальшион, грянулся оземь спиной.

И время вернуло свой ход.

Арбалетчики наемников отбросили свое удивительное оружие и приняли на мечи атаку неистового жреца. Трое их измученных и израненных товарищей держали фланги.

Линд чувствовал, что слабеет с каждой секундой. Кровь из раны лилась толчками, пропитав насквозь куртку.

«Надо же, – вяло удивился он, – так бездарно погибнуть. Предки не простят…»

На одном упрямстве он встал на колени, потянулся к тулу… И тут взгляд наткнулся на лежащего рядом нара. Обе стрелы в его глазницах слабо мерцали. И если бы не предрассветные сумерки, вряд ли бы Линд заметил это свечение.

Сам не понимая зачем, он потянулся к ближней стреле. Та на удивление легко вышла из мертвой плоти, хотя должна была глубоко застрять в кости.

Руки ощутимо дрожали.

Линд даже не пытался подняться на ноги. Встав на колено, следопыт несколько раз вдохнул-выдохнул, пару раз попробовал безуспешно натянуть тетиву, опустил лук, пережидая головокружение. А потом, вкладывая все силы, все же выстрелил. Прямо в белевшее пятно черепа неведомого чудовища.

Уже падая, Линд увидел, как ярко вспыхнула стрела, вонзаясь в цель. Как разлетелся на куски череп-шлем и как над ним взвился черный вихрь. Как в тот же миг из спины нара-жреца проклюнулся клинок последнего уцелевшего наемника.

И наступила тьма.

«Кажется, у меня появилась скверная привычка умирать», – успел подумать Линд.

В голове назойливо зудело.

«Странное посмертие», – подумал следопыт, пытаясь открыть глаза. Почему-то это не получалось. Линд попытался протереть их, но рук не почувствовал.

«Похоже, проповеди жрецов – всего лишь сказки, – досадливо подумал он. – В целом я так и предполагал… Два вопроса: что так зудит и почему я думаю?»

Зудение стало громче, а затем распалось на отдельные звуки, голоса, шум шагов, шуршание тканей – все то, что окружает нас постоянно и на что мы не обращаем внимания.

– Смотри, еще один живой! – раздался прямо в голове оглушительный хриплый голос.

– Да какой же он живой? – возразил другой, более молодой.

– Дышит – значит, живой. Гляди, как в лук вцепился.

– Да уж. Сразу видно, жадиной был.

– Прекрати, Жонт! Парень до последнего сражался в самом пекле. Не будь его – глядишь, ты бы не выжил. – И, понизив голос, но все равно очень громко с точки зрения сознания Линда, произнес: – Хотя лучше бы выжил он, чем такой слизняк…

– Ладно, – неохотно откликнулся второй. – Потащили. Но я предупреждаю: он сдохнет еще до того, как мы донесем его…

– Слушай, ты! – разозлился обладатель хриплого голоса. – Если он умрет, то СДОХНЕШЬ ты. Ясно?!

– Ясно, ясно, чего ты разбушевался? – пошел на попятную молодой голос. – Понесли уже.

И вся боль вернулась.

«Значит, еще в самом деле живой», – успел подумать Линд и вновь провалился в забытье.

– Человек Линд, хватит изображать из себя корневище, – вернул Линда в сознание голос шейри.

Он застонал. Не потому что было особо больно или очень уж плохо. Просто чтобы убедиться, что ему это доступно.

– Не, так не пойдет. Я не твоя мама, гладить по головке не стану. Ты не умер, хотя отчаянно пытался. Теперь уж ничего не поделаешь, придется жить.

Линд раскрыл глаза. На веках запеклась и теперь с хрустом крошилась корка крови. Перед носом обнаружились мелкие камешки и трава. На затылок капали мелкие капельки. Вокруг слышались стоны.

Линд издал горлом булькающий звук, закашлялся, царапая лоб о камешки, сплюнул сгустки крови.

«Хорошо, кто-то догадливый попался. А положили бы как всех, лицом вверх, – уже проверял бы, как выглядит посмертие. И кто знает, что тут лучше? Боги, как же больно…»

– Я так понимаю… мы победили? – не своим голосом выговорил Линд, царапая язык осколками зубов.

– Ты банален, человек, – ответствовал невидимый пока шейри. Судя по звуку голоса, он подошел ближе, но шагов Линд не услышал. – Раз я разговариваю с тобой – значит, никаких ничьих. Я уж не говорю про поражение.

– Нары?

– Они не сдаются и не бегут… Так что вариантов всего два. Какой выберешь?

– Первый. – Линд опять закашлялся.

– Угадал! – обрадовался шейри.

Он прошелся перед лежащим следопытом и опустился на корточки.

– В городе что-то странное. Потери огромные, а ваши вечером собираются праздновать. Завтра будет жарко, трупы начнут гнить… Но людям главное – напиться сегодня…

– Не суди, шейри. Они все сегодня ночью простились с жизнью. Скорбеть будем завтра. А сегодня пусть порадуются, что живы. Тем более что нары на сегодня кончились.

– Мне-то что? Напивайтесь, веселитесь. Мы сегодня проводим наших павших.

Почему-то Линд даже не мог подумать, что шейри погибнут. Ему стало не по себе.

– Много?

– Четверо. Не хотел тебе говорить… Но двое убиты в спину. И не оружием наров.

Линд похолодел. Двое шейри погибли от рук жителей городка?! Чего же стоит вся их победа, если все они ходящие и разговаривающие покойники?

– Мы разберемся. Из уважения к вам, завтра. – Голос шейри мог заморозить воду.

Линд понял, что остался один.

Шевелиться он все еще не мог, разглядывать единственную травинку и семь камешков быстро надоело. Следопыт сам не заметил, как погрузился в сон.

Во сне Линд куда-то скакал – и за ним скакало войско… Ощущение свободы, полета, радостной ярости затопило его. Вот навстречу несется нар в шлеме-черепе, глазницы которого яростно пылают. Это жрец, пленивший дух мертвого монстра. И теперь дух дает ему силу и защиту, взамен получая жизненную силу поверженных врагов. Зверь, на котором сидит нар, ничем не напоминает благородного тонкокостного скакуна Линда, но под ним – он знает – надежный товарищ, специально выведенной породы толларо, которого не пугает звериный запах.

Линд вытягивает вперед и вниз руку, нагнетая в кисть кровь для удара. Близкая опасность будоражит кровь и заставляет раздувать ноздри…

Притом что сам следопыт на скакуне ни разу не ездил: в лесу эти красивые, грациозные и сильные животные, вечные спутники наров и рыцарей, становились бесполезной обузой. Как ни захватывал дух вид несущейся бронированной армады, Линд, связав себя с лесом, не собирался даже пробовать учиться на всадника. Хотя отец когда-то настаивал…

Следопыт качнул головой, отгоняя неприятную тему. Думать о родителях надо, но не здесь и не сейчас.

Он распахнул глаза и увидел всю ту же осточертевшую травинку. Вкуса крови во рту не было, сгустков тоже.

«Ничего не понимаю. С такой раной я должен был еще пол-луны маяться болью и кровотечением. А я… хм… Да я боли-то не чувствую. Или это тело затекло?»

Юноша, закряхтев, перевернулся. Темнело. То есть по-летнему, два удара колокола после заката. Через колокол начнется пиршество.

«А может, я и встану?» – поднапрягся следопыт. В голове зашумело, словно через уши потек ручей. Линд закусил губу… И, заорав от боли, рухнул на землю. Прямо в рану попал. Вновь потекла кровь, запульсировала болью челюсть.

Удивительно, но никто не обратил на его крик внимания.

Раненые были сложены возле той самой стены, откуда началось вторжение. Было их немного. Может, нары постарались, а может, родные забрали. Линду хотелось верить в последнее.

А издалека, с площади Встреч, неслись звуки праздника.

Юноша покачал головой: и впрямь не ко времени празднование затеяли.

Он полежал еще какое-то время, следя за тучами. Боль опять утихла. А от травинки (довольно жесткой), теперь впившейся в затылок, казалось, исходит тепло. Впрочем, это могли быть игры сознания: Линд не вполне чувствовал свое тело.

Тем временем совсем стемнело. Даже та пародия на свет, что окружала раненого, исчезла. А тучи остались, хотя дождь стих. Но за целый день лежания под мелкой изморосью даже влагостойкая одежда следопыта промокла насквозь.

Стало свежо, дневная духота ушла. Линд почувствовал озноб. Лежать дальше не хотелось.

С трудом, в несколько попыток, ему удалось подняться. Голова вновь закружилась. Стало совсем холодно.

«Сколько же я крови потерял? – подумал следопыт, едва не падая. – Похоже, больше, чем можно. И – проклятье! – зубы… Я теперь обречен шепелявить».

Ощупав языком рот, следопыт скривился. Мало того что выбитые зубы болели, так еще и острые обломки царапали язык.

«Ладно, что уж теперь?.. Придется привыкать жить с этим. Надо прекращать болтать. «Молчаливый Линд» звучит много лучше, чем «Шепелявый Линд». Пойду-ка я к людям. Там пьют горячее вино с травами, может, согреюсь».

Шатаясь, как пьяный, он двинулся на свет и звуки праздника.

Отношения пограничных поселков с буйными соседями всегда складывались непросто. Нары видели в городках источник рабов и предметов роскоши, люди видели в нарах неизбежное зло. Диалог между народами не складывался.

Каждое лето подросшие кочевники отправлялись в поход – добыть первую кровь, научиться сражаться и выживать в лесу. А если повезет – разжиться рабами и разбогатеть. Порубежники каждый раз давали отпор, но не покидали опасных мест: удаленность власти, отсутствие налогов и возможность жить так, как им хочется, удерживали их.

В свою очередь, властям было выгодно держать добровольных стражей границы, и местным владетелям не только запрещалось притеснять такие форпосты, но и предписывалось оказывать разумную помощь.

И так длилось десятками оборотов. Обычно нары приходили силами до сотни, разбойничали в окрестностях городков, хватали неосторожных охотников или лесорубов, пытались нахрапом захватить поселения, но, получив отпор, откатывались обратно. Порубежники привыкли к такому порядку вещей.

Но в прошлом обороте молодой владетель Варендир, то ли решив потешить воинское тщеславие, то ли мстя за какую обиду, созвав в союз дружины других владетелей, дал большое сражение переправляющемуся войску наров, в жестокой сече уничтожив молодняк полностью.

И теперь кочевники пришли мстить.

Оборот они копили силы, разведывали переправы, готовились. Пришедшие сейчас в Карастон были небольшим отрядом, отделившимся от войска. Основные же силы двинулись на Терлаг, вотчину Варендира.

Расчет военного вождя наров был верен. Карастонцы, несмотря на близость фронтира, были не воинами. Охотники, лесорубы, искатели удачи. Кто-то бежал от правосудия, кто-то искал лучшей жизни. Да, большинство знало, с какого конца браться за меч. Но в столкновении с обученным войском шансов у них было немного. А неприятие порубежниками любой организующей силы и стремление жить свободно сыграли с ними злую шутку: мало какой форпост мог похвастаться серьезным укреплением, жители надеялись на стену и почти поголовное владение всем населением луками. Но профессиональные военные в таких городках не задерживались, а городская стража, хоть и владела оружием чуть лучше остальных, серьезной силой не являлась. Нарам, живущим войной, захватить форпосты было несложно. Особенно если учесть внезапную беззаботность, охватившую защитников накануне сражения…

Не учел вождь двух моментов: наличия в Карастоне шейри и прибывшего накануне отряда жреца. Пятнадцать бьющих без промаха луков и сработавшиеся наемники изменили соотношение сил.

Но и так потери были чудовищными: погибли и были тяжело ранены две трети жителей Карастона. То есть подавляющее большинство мужского населения.

Веселье было с налетом угрюмости. Да, звучала зажигательная музыка, да, стояли открытые бочки с вином и каждый желающий мог залить свою печаль веселящим напитком. Но никто не танцевал, не слышно было смеха. Люди в основном молчали.

На появившегося следопыта с ужасной раной на лице, залитом запекшейся кровью, смотрели как на выходца. Никто не подошел к нему, никто не заговорил. Напротив, при его приближении разговоры стихали.

Линд подошел к открытой бочке, достал из поясной сумки помятый в ночном бою походный кубок, налил себе вина и приподнял над головой:

– Жа пофеду! – смог выговорить он.

Вокруг наступила тишина. Все взгляды обратились на следопыта.

– Ты откуда такой выискался, мил-человек? – спросил пожилой охотник, подслеповато щурясь на Линда.

– Ш тофо шфета, – усмехнулся тот, делая глоток.

– Оно и видно… Эта что ж, сейчас все мертвяки сюда подтянутся? – неприязненно спросил еще один старик в полотняной простой одежде и жилетке лесоруба.

Линд покачал головой:

– Про фругих не шкажу. А я щейчаш уйду. Ш победой ваш!

Линд качнулся, едва не уронив кубок. Взгляд его выцепил укрытый балдахином стол магистра, ярко освещенный масляными светильниками. Единственный стол на весь праздник, остальные праздновали стоя.

Кроме градоправителя и советников за столом сидел фальшивый жрец Герата. А поодаль расположились все семь наемников – израненные, перевязанные, но все живые. Хотя Линд мог поклясться, что сам видел, что как минимум двое погибли.

Жрец вдруг оторвался от беседы с магистром и посмотрел прямо на Линда. Юношу передернуло: взгляд жреца был пустым. Как на козявку под ногами посмотрел. И тут же вернулся к беседе, поглаживая знак бога – вновь стальной щит Герата.

Линд повернулся, чтобы уйти.

– Эй, лесовик! – окликнул знакомый голос. К Линду подошел кабатчик Дерон, держа два кубка:

– Я видел, как ты стрелял… Немногие так могут. Выпей со мной за победу… и за тех, кто ее не увидел.

Линд кивнул толстяку, принимая кубок.

– За победу!!! – во все горло гаркнул Дерон, поднимая свой сосуд. И все согласно загудели.

Линд отхлебнул напитка. Кроме вина чувствовались какие-то травы и чуть заметная горечь. Обдумать этот вкус Линд не успел. К столу градоначальника приблизился один из шейри. Вокруг сразу стало холодно. Вид у шейри был…

– Мало того что двое наших братьев были убиты в этом бою не оружием наров, – звенящим яростью голосом, без вступления начал шейри, – так сегодня было похищено тело Равалана. Мы не можем провести над ним обязательный обряд возвращения к корням. Если завтра до полудня тело не будет возвращено в дом Равалана с соответствующими объяснениями и предоставлением похитителей или их тел, я буду рассматривать это как открытое объявление войны Вечному лесу!

Магистр побледнел и что-то хотел сказать, но жрец коснулся его под столом, и градоправитель, сглотнув, только кивнул.

Шейри подождал, не услышал ответа, резко развернулся и ушел. Люди поспешно шарахались с его пути.

Линд почувствовал, как смыкаются глаза. Не допив кубка, он поплелся к себе.

Вслед ему, кажется, что-то кричали, но следопыт не оглянулся.

…Предутренние сумерки, несмотря на лето, были зябкими. Небо уже окрасилось зарей на восходе, но над площадью еще царила тьма. В этот утренний час площадь была заполнена народом. Горели факелы, люди стояли тесно.

Посреди площади возвышался помост из грубо отесанных бревен. Видно, что делали наскоро. На помосте, на столе, притащенном со вчерашней пирушки, лежало тело шейри. А над ним, воздев руки, возвышался жрец. Знак богини на его груди сиял переливами салатного и розового.

– Слушайте, люди! Слушайте и смотрите! Многие из вас до сих пор сомневаются, что проклятые лесные твари не есть такие же, как вы. Что, мол, слишком похожи они на людей, чтобы быть чудовищами. Я скажу вам: самые страшные чудовища скрываются в людском обличье! Но даже сейчас я вижу, есть сомневающиеся. Мол, мы же жили бок о бок столько лет, разговаривали, за помощью обращались… И чтобы окончательно рассеять сомнения, я вам сейчас покажу, что внутри у порождений лесной мерзости. Вот перед вами тело лесного чудовища. Многие из вас хорошо его знали. Смотрите! – В руке жреца появился острейший жертвенный нож с листовидным лезвием.

Взмах – и лезвие с противным хрустом распарывает живот и грудь мертвого шейри от пупка до горла. Из разверстой брюшины вырываются ЗЕЛЕНЫЕ внутренности. Толпа ахнула и подалась назад. Немногочисленные женщины отвернулись, кого-то стошнило. Дети же, напротив, горящими глазами смотрели, почти не мигая. Жрец запустил руку в разрез, вываливая внутренности на стол.

– Вот, смотрите! Зелень, слизь, палки. Видите? Это не человек! Он не живой! В нарах, таургах, даже в презираемых всеми грокассах кровь течет красная! А это – уродливое порождение леса. А оживляет его и заставляет двигаться вот что! – С этими словами жрец вновь погрузил руку в тело шейри и, напрягая все силы, вырвал оттуда…

Линд с трудом разлепил глаза. Голова болела как никогда раньше. Потолок ощутимо покачивался. Поташнивало.

«Чем же меня напоили? – задался вопросом следопыт, превозмогая тошноту, вставая с кровати. – И зачем?»

Он завалился спать, как был, одетым. Это вообще уже ни в какие ворота. Более того, вопреки давней и прочно въевшейся в его сущность традиции, с лука Линдом не была снята тетива, он так и валялся возле кровати.

Линд ругнулся, чувствуя, как пол опасно кренится ему навстречу. Ухватился за стенку. Через пару четок полегчало. Юноша привел одежду в относительный порядок, проверил, насколько легко ходит меч в ножнах (такие нехитрые действия помогали бороться с тошнотой), подхватил лук и выбрался на улицу.

Во дворе царило лето. Ослепительное светило заливало лучами двор. На улице никого не было видно. Впрочем, это не удивило Линда – после вчерашнего сражения остались тела, которые надо было скорее предать огню. Да и слишком многие в ту ночь погибли.

И все равно на душе было как-то неспокойно.

Линд набрал воды в колодце, вылил на голову. Немного полегчало. Челюсть отчаянно чесалась, но уже почти не болела.

«Интересные метаморфозы», – подумал следопыт, направляясь на площадь.

На удивление, там тоже никого не было. Вот это уже странно. Линд пошел дальше, туда, где вчера лежали раненые… И застыл, потрясенный увиденным.

У стены совсем недавно был бой. Полтора десятка тел горожан, вооруженных чем попало, распластались по площадке перед стеной. Во всех телах вызывающе белели стрелы шейри. А в углу, в луже своей изумрудной крови, лежал Рагнил. И над его телом двое смутно знакомых Линду горожан что-то выясняли на повышенных тонах. В руках обоих были тесаки.

– Ты, слирс, украл камень! – донеслось до Линда.

– Да как же… Сам украл, а на меня валишь…

– Дурак! Давай поделим, ты все равно продать нормально не сможешь. Да и не будешь прятать вечно, как очищать понесешь, все и узнают…

– Да иди ты!.. Говорю тебе, нет у меня камня.

– Я же видел, как ты копался в гаденыше.

– Нету его там! Спрятал куда-то.

Мир покачнулся и раскололся. Ничего не видя, кроме изуродованного тела шейри, Линд рванулся вперед.

– Во, еще один… – недовольно обернулся на него один из спорщиков.

– Иди отсюда, лесовик, тебе тут ничего не светит, самим мало!

Оба спорщика забыли о раздоре, с явной угрозой наставив свое оружие на Линда.

– Вы сдурели оба? – с трудом вымолвил следопыт.

– А может, у него проверить? Что-то он сегодня уже живой, а вчера на труп был похож, – спросил один из горожан, делая шаг в сторону следопыта.

– Давай проверим! Только потом ты мне камень отдашь.

– Да нет его у меня!

Горожане начали расходиться в стороны.

Линд, все еще не веря, смотрел то на них, то на тело Рагнила. Грудная клетка шейри была распорота, в ране белели ребра, темно-зеленая масса легких. Шейри продолжал сжимать в руках лук.

«Это не люди! – подумал следопыт, делая пару шагов назад. – Это какие-то звери на двух ногах… Вчера шейри спасли столько жизней, а сегодня их… Боги, что же это?!»

А руки тем временем сами сдернули ремешок с тула и извлекли сразу две стрелы.

– Вы с ума сошли?! – выкрикнул Линд, натягивая лук.

В этот момент второй горожанин бросился на него.

Совершенно не думая ни о чем, Линд почти в упор выстрелил в грудь нападавшему и тут же выпустил вторую стрелу в другого горожанина, бросившегося на него справа. И, отбросив лук, кинулся к Рагнилу.

Шейри был мертв. Не так давно, окоченение еще не коснулось его. Но жизнь полностью покинула тело.

Чувствуя полную опустошенность, Линд осел рядом и в голос заплакал. Наверное, впервые за последние пятнадцать оборотов. Отец всегда говорил: «Воин должен быть стойким. Плачут женщины и дети… И люди, потерявшие самых близких». И вроде не был этот молодой шейри ему ни другом, ни родственником, но такая горечь овладела юношей, что он не смог удержать слез.

Невольно он коснулся руки шейри, сжимавшей лук.

– Вот оно и хорошо, вот и правильно… Чего хорошей вещи без дела валяться? – услышал следопыт старческий голос. К нему на карачках подползала городская сумасшедшая. Вдова охотника Вларана, слегка повредившаяся рассудком, когда одним морозным утром следопыты принесли в город растерзанное зверями тело ее мужа. С тех пор Влараниха так и ходила тенью, все время что-то бормоча. Люди жалели, прикармливали сумасшедшую. Сейчас она приближалась к Линду, таща за собой мясницкий нож.

– Вот ты, мой маленький, не дал сокровище грязным людям, оставил бабушке… Куда же ты его спрятал? Отдай, не упрямься… – Не обращая больше внимания на следопыта, Влараниха принялась копаться в отверстой грудной клетке Рагнила, запустив туда обе руки и периодически помогая себе ножом. Линд смотрел и не мог поверить. Что за безумие? Шейри жили среди них долгие годы, многим помогли – и большинству бескорыстно. А теперь те самые люди, что ходили за лекарствами и кожаными изделиями к ним на поклон (а у обоих убитых горожан поясные сумки были работы шейри), не просто убивали их, но и глумились над телами.

«Двое из них – не оружием наров», – вспомнил юноша. Так, значит, Рагнил был прав и люди стали убивать шейри.

– Вот он! – Из ступора следопыта вырвал торжествующий крик старухи. Она воздела вверх измазанную зеленой кровью шейри руку, в которой переливалось ярким зеленым светом что-то крошечное, округлое.

– Маленький какой… Но мы не жадные, нам и маленького хватит. Преподобный Пуристил сказал, что вернет камушки, как очистит.

Старуха больше не обращала на Линда внимания, заматывая предмет в грязную тряпицу. Изумрудная кровь капала с ее рук в пыль.

Отчаянье и горе Линда вылились в жгучую ненависть.

– Мрази… Какие же вы все мрази… – простонал он, чувствуя, что сейчас не выдержит и взорвется сердце. Не могут так люди поступать! Не должны!

Следопыт сам не понял, как стрела оказалась в его пальцах. Только хлопнула тетива прежде тугого и несгибаемого, а теперь гибкого и пластичного лука шейри. Старуха дернулась и обмякла.

Линд подошел к убитой, вынул из ее рук тряпицу и развернул. На грубой холстине лежал и пульсировал светло-зеленый камень, маленький, с половину горошины величиной. Внутри него бился и метался огонек. Камень показался смутно знакомым следопыту, но в голову ничего не приходило. Молодой человек вернулся к телу Рагнила, опустился перед ним на колени и вложил камень обратно в рану…