Текст книги "Изнанка"

Кирилл вернулся в Белую Даль. Устроился на работу в Шатуре на фабрику по производству мебели. Купил мотоцикл, как они с Эльзой и мечтали – не такой, правда, крутой, как у ребят из «Сынов анархии», но тоже ничего: отечественный 250-кубовый «Irbis Garpia».

Через год узнал, что центр Богатырёва Фёдора Ивановича закрыли – правозащитники постарались. Его методы признали антигуманными. Кириллу оставалось лишь благодарить судьбу и тётю Иру, за то, что он успел стать другим.

Да, он стал другим. Но одно осталось неизменным – его любовь к Эльзе, девушке с серыми глазами.

Кирилл закончил. Три обработанных морилкой креста стояли возле верстака. Хорошая работа. Он положил инструменты на свои места, смахнул щёткой опилки в совок, затем взял два креста и отправился в дом Виталия.

* * *

Похоронили мужа Анфисы, установили крест. После похорон Виталий предложил Кириллу присоединиться к их компании, но тот отказался, не объяснив причины.

– Ну, как знаешь, – пожал плечами Виталий. – Но если что, мы будем тебе рады.

– Лады, – ответил Кирилл.

Борис пожал ему руку в знак благодарности за проделанную работу.

Спустя час после похорон по деревне принялись ходить две женщины. Они заглядывали во все дворы и выкрикивали:

– Все собираемся возле железной дороги! Все собираемся на крестный ход! Берите с собой иконки и приходите!

– Крестный ход? – удивилась Марина, выглядывая в окно.

Виталий хмыкнул.

– Нужно пойти посмотреть.

Все, вшестером, они отправились к остаткам железнодорожных путей. Люди понемногу собирались, многие держали в руках иконы. Борис услышал, как один мужик поведал другому мужику:

– Это баба Шура придумала. Обойдём три раза деревню. Всё ж лучше, чем просто сидеть и ждать непонятно чего.

Те, кто стояли рядом, поддержали его:

– Конечно, лучше. А может, это поможет нам.

– Три раза вокруг деревни педалировать? – удивилась Капелька. – Ноги отвалятся.

Она произнесла эти слова совсем тихо, но Борис услышал и не сдержал усмешки. Услышала и Марина, которая поглядела на дочку с укоризной.

Явились Прапор с галкой на руках, Маргарита с подругой Валентиной, Кирилл, Кеша, даже Гена, хотя по его лицу было понятно, что он считает идею с крестным ходом не более, чем глупым балаганом.

Четверо мужиков приволокли массивный стол, установили его возле перевёрнутого вагона. Женщины расстелили на столе белую скатерть, поставили несколько икон, зажгли свечи. Получилось что-то вроде алтаря.

Виталий покачал головой.

– Уверен, половина из них ещё вчера в Бога не верили, а стоило беде случиться… – он вздохнул, решив недоговаривать фразу.

– Светило солнышко и ночью и днём, – пробормотал Борис, – не бывает атеистов в окопах под огнём.

– Хорошо сказал.

– Это Егор Летов. «Гражданская оборона».

– А, ясно, – кивнул Виталий. Немного помолчав, он всплеснул руками. – А знаете, почему бы и нет? По мне так идея с крестным ходом вовсе и не плохая, учитывая, что других идей вообще нет. Эти люди хоть что-то пытаются делать.

Борис посмотрел на него удивлённо.

– Ты же не веришь, что это поможет?

– Нет, конечно, – признался Виталий. – Но они-то все верят. Пока будут обходить деревню, у них будет надежда. Я им даже немного завидую.

– Это самообман. Их ждёт разочарование.

– Да, но прямо сейчас, в эту самую минуту, они полны энтузиазма. Они верят. А потом, возможно, ещё что-нибудь придумают, чтобы само обмануться. И это правильно. Так и нужно. Думаю, нам надо присоединиться к крестному ходу, чтобы поддержать их, выплатить, так сказать, долг перед обществом.

– Я не против, – согласился Борис.

– Мы с Капелькой тоже пойдём, – заявила Марина.

– И мы, – сказала Вероника за себя и за мужа.

Настала пора выдвигаться. Баба Шура – похожая на бочонок маленькая пожилая женщина – предупредила всех, что идти нужно не спеша, чтобы не отстали те, кому ходить трудно – очевидно, она себя имела в виду. С минуту совещались, в какую сторону идти. Решили, что правильно будет по часовой стрелке. В разнобой осенив себя крестным знамением, люди тронулись в путь. Остались лишь несколько человек, включая Прапора и Гену. А Кеша рванул в первый ряд процессии. Он участливо сказал бабе Шуре:

– Если тяжело идти станет, я помогу, поддержу.

Она посмотрела на него растроганно.

– Спасибо, Кеша. Благодаря таким как ты, Боженька нас и помилует. Сейчас важно быть добрыми друг к другу. Именно сейчас это особенно важно, – она держала перед собой старинную икону в позолоченном окладе. – Боженька обязательно нас помилует. Я верю в это, и ты верь.

Кеша улыбнулся. Он верил. Верил в то, что никакой ни Боженька всем поможет, а Хесс. Но бабе Шуре это знать ни к чему.

Виталий и Борис шагали в конце процессии, перед ними шли Валерий с Вероникой и Марина, которая держала за руку Капельку.

– Я тут вот что представил, – тихо заговорил Виталий, задумчиво глядя себе под ноги. – Мы ведь здесь, как на каком-то острове, а там, в нашем мире, вчера появился большой круг с чёрным песком. Часть деревни исчезла, и появился круг. Нас будто наизнанку вывернуло. Думаю, сейчас эта чёрная территория оцеплена. Военные суетятся, учёные, журналисты. Это ведь сенсация, будь она не ладна. Событие века. Все газеты об этом пишут, по телеку показывают. Эксперты какие-нибудь версии выдвигают, спорят друг с другом… Хотел бы я их версии услышать.

– Изнанка, – пробормотал Борис, вообразив вывернутый швами наружу носок. – Знаешь, Виталь, это похоже на правду. Вот только почему нас вывернуло, а? И главный вопрос: там, с той стороны, хоть кто-то думает над тем, как нас обратно вывернуть?

Виталий искоса посмотрел на Бориса.

– Нам лучше в это верить, Борь. Нам только и остаётся, что верить в это. Ну, или в то, что Боженька нам поможет… А почему нас вывернуло? Хм… это какая-то аномалия. Как в Бермудском треугольнике. Как тебе такое, а? Я же тебе говорил, что Белая Даль странное место.

– «Здесь соприкасаются миры», – процитировал Борис приятеля.

Виталий скорчил гримасу.

– Точно. Вот миры и соприкоснулись. Как вчера сказал Гена: «случилась хрень».

– Боюсь, случится ещё большая хрень, – Борис взглянул на тусклое светило в сером небе. Он с тревогой ожидал наступление сумерек. – Из головы не выходит та собачонка. Ещё эти чёрные силуэты, непонятный сон Капельки…

– Ты веришь, что она действительно видела твою сестрёнку?

– Я не знаю, Виталь, – натужно произнёс Борис. – Не знаю, чему верить. Наверное, верю. Но тут что-то не так.

Виталий фыркнул и развёл руками.

– Да здесь, Борь, вообще всё не так. Куда ни глянь, сплошное унылое «всё-не-так».

– Я имел в виду сон Капельки.

– Она уверена, что это не сон. И я в этом уверен, – твёрдо заявил Виталий.

Борис долго молчал, потом изрёк едва слышно, словно обращаясь к самому себе:

– Зоя исчезла много лет назад, и я свыкся с мыслью, что она мертва. Слишком свыкся. Да, Капелька видела её живой и не повзрослевшей, но… Ну не могу я просто взять и поверить, что Зоя жива. Очень хочу, но не могу. Это даже как-то подло с моей стороны. Если Зоя жива, то где она, чёрт возьми? Вокруг ведь только чёрный песок, пустыня.

– Но ночью что-то происходит, – резонно заметил Виталий. – Возможно, когда стемнеет, мы получим кое-какие ответы.

Борис мрачно поглядел на приятеля.

– А ты не боишься этих ответов?

– Очень боюсь, – признался Виталий, – но неопределённость меня пугает ещё больше.

Дальше они шли молча. Процессия сдвинулась впритык к дворам, тем самым сокращая путь. На то, чтобы обойти деревню, понадобилось больше часа. Возле алтаря многие осенили себя крестным знамением, поклонились и произнесли почти дружно:

– Во имя Отца!

Баба Шура вынуждена была признаться, что у неё сильно разболелись ноги и на следующий круг просто не хватит сил. Две женщины тоже заявили, что дальше идти не смогут. Но ведь договаривались сделать три круга? Первый – во имя Отца. Второй – во имя Сына. Третий – во имя Святого духа. И как же теперь быть? Выход нашёлся. Решили, что неважно, сколько людей выдержат весь путь – ну в самом деле, не тащить же крепким и здоровым на себе измождённых и больных? Главное, чтобы хотя бы несколько человек прошли все три круга, и тогда крестный ход можно считать состоявшимся. А измождённые будут ждать здесь, возле алтаря.

Баба Шура отдала икону Кеше.

– Пройди этот путь за меня, сынок.

Тот с пылом пообещал, что пройдёт.

Люди снова двинулись в путь. Это больше походило на траурную процессию, чем на крестный ход. Борис решил, что для него двух кругов будет достаточно. Нет, он не устал, просто надоела эта однообразная ходьба.

Вот и Капелька сошла с дистанции, заявив, что хочет попить берёзового сока. Марина, не желая выпускать дочку из вида, отправилась вместе с ней в зелёный дом. Ещё трое безнадёжно отстали от процессии и, потоптавшись в раздумье, посоветовавшись друг с другом, вернулись к железной дороге.

Когда второй круг был завершён и все громко сказали: «Вои имя Сына!» Борис обратился к Виталию:

– С меня хватит.

Тот, прищурив глаз, почесал бороду, а потом кивнул.

– Да, пожалуй, с меня тоже. Думаю, долг перед обществом мы выполнили сполна.

Валерий с Вероникой хотели было пройти третий круг, но в последний момент передумали – слишком уж устали.

Начавшийся с таким энтузиазмом крестный ход превратился в шествие пятерых наиболее стойких. Третий круг они завершили, когда начали сгущаться сумерки. Дружно сказав: «Во имя Святого духа!» все отправились по домам.

Глава одиннадцатая

– День прошёл, а я всё жив, – буркнул Борис, процитировав слова из песни, которую исполнял Анатолий Крупнов.

– Кстати, я засёк, – сказал Виталий, – день тут длится десять часов, как и ночь.

Они сидели за столом на веранде. Виталий курил трубку, Борис лениво водил ложечкой в кружке с почти допитым чаем.

Сумерки полностью скрыли горизонт. Недвижимое светило в небе достигло предела тусклости. Из дома иногда доносился звонкий голос Капельки. После ужина Марина с дочкой и Валерий с Вероникой собрались в гостиной и теперь о чём-то разговаривали в свете керосиновой лампы.

Борис одним глотком допил чай и уже собирался отправиться в дом, но вдруг застыл, едва поднявшись с лавки.

Шелест. Снова этот звук, словно сухая листва шуршала.

– Кажется, начинается, – поморщился Виталий.

Борис подумал, что лучше бы он молчал. Приятель произнёс эти слова так обречённо, будто с жизнью прощался.

В пустоши замелькали тени. Сумерки оживали. Вдалеке прокатывались песочные волны, будто кто-то колыхал исполинское чёрное покрывало. Шелест усилился, а потом всё резко стихло. Тени и волны исчезли. Пустыня снова стала похожа на мрачный фотоснимок.

Из дома вышли Марина с Капелькой. Валерий и Вероника остались в гостиной – будто испуганные зверьки они настороженно глядели в окно, держа друг друга за руки.

Тишина. Тяжёлая тишина. Борис чувствовал, как она давит, стискивает невидимыми лапами, мешает дышать. И даже сердце замерло, и мысли как будто застыли под гнётом абсолютного беззвучия. Но одна мысль всё же ворочалась в голове: «Эта тишина перед чем-то! Она, как занавес, который вот-вот поднимется!»

И занавес поднялся.

Тишина словно бы схлынула, её жуткое давление прекратилось. Под аккомпанемент монотонного шелеста в сумерках начали появляться люди. На этот раз не тёмные силуэты с размытыми очертаниями, а вполне чёткие фигуры людей. Мужчины, женщины, дети… Из было сотни. Они возникали словно бы из ниоткуда, подходили к периметру и застывали, как будто не в силах пересечь границу.

– Люди из пустыни! – выдохнула Капелька. – Те, о ком Зоя говорила.

Марина крепко прижала её к себе – так ребёнок прижимает плюшевого мишку, когда страшно. Виталий выронил дымящуюся трубку и даже не заметил этого. Он открывал рот, силясь что-то сказать, но не мог выдавить и звуки.

Борис поймал себя на том, что сжимает кружку настолько сильно, что она вот-вот лопнет. Он сделал глубокий вдох, медленный выдох, затем спустился с веранды и встал рядом с Мариной и Капелькой.

В пустыне позади сумрачных фигур начали появляться фосфоресцирующие мазки. Это было похоже на излучающие бледный зеленоватый свет ручейки, которые возникали и исчезали на чёрном песке. Тот там фосфоресцирующая ленточка мелькнёт, тот тут.

Раздался голос:

– Мы пришли, чтобы вам помочь… Вам всем… Не нужно нас бояться… Без нашей помощи вас ждёт смерть… Мы желаем вам добра… Верьте нам…

Голос был громкий и какой-то шелестящий. Он походил на шум ветра в трубе. Этот голос доносился словно бы сразу отовсюду и было неясно, женский ли он, мужской ли.

– Мы не причиним вам зла… Идите к нам… Не бойтесь нас, не бойтесь…

Деревенские выходили со своих дворов, кто-то глядел на людей за периметром с надеждой, кто-то со страхом и недоверием. Прапор топтался возле калитки. Маргарита с Валентиной проследовали мимо дворов и застыли на дороге, глядя на будто бы выросший в пустоши частокол из людей. Гена прильнул к окну. Он бормотал возбуждённо:

– Что за хрень? Что, мать вашу, это за хрень?..

Баба Шура шептала слова молитвы, выглядывая из-за низенькой ограды. Кирилл медленно приближался к границе пустоши, но потом остановился, не дойдя метров десять. Кеша сидел на скамейке возле своего дома, улыбался и шептал:

– Наконец-то, наконец-то… Ты ведь там, мама, я чувствую… Ты там…

– Не бойтесь нас, – продолжал громко шелестеть голос. – Идите к нам… к нам… Мы хотим помочь…

Борис вышел со двора, посмотрел влево, вправо. Пустынные люди растянулись по всему периметру, но, похоже, самое большое их скопление было здесь, на границе поля и чёрного песка. Он осторожно, пытаясь усмирить внутреннюю дрожь, пошёл вперёд. За ним последовал Виталий. Марина с Капелькой остались у ворот.

– Мы вам поможем… – звучало в сумрачном пространстве. – Мы не хотим, чтобы вы погибли… Примите нашу помощь… Идите к нам… к нам…

Борис приближался к этим людям медленно, словно опасаясь наступить на мину. Теперь он мог хорошо их разглядеть и то, что видели его глаза, ему вовсе не нравилось. Люди за периметром дружно открывали и закрывали рты, словно участники огромного хора. Их голоса звучали в унисон и, казалось, что это один единственный громкий шелестящий голос.

– Идите к нам… идите… Не бойтесь нас…

Люди выглядели абсолютно бесцветными, и сумерки тут были ни при чём. Они казались персонажами из фильмов начала двадцатого века, когда качество плёнки оставляло желать лучшего. Монохромные люди, мрачные, как древние надгробия. А их глаза… У Бориса возникла ассоциация с пустыми тёмными обезвоженными колодцами. Эти глаза пугали, от них хотелось отвести взгляд и забыть об их существовании.

– Мы поможем вам… Примите нашу помощь… Идите к нам…

Борис обратил внимание, что многие люди были облачены в одежды ушедших эпох. Какие-то сюртуки, камзолы, вычурные платья, рубахи с манжетами, костюмы с кружевными оборками. А кто-то был в драных кафтанах, в нищенской рванине. Он заметил с десяток человек в военной форме, которую, пожалуй, носили солдаты ещё при царе Горохе. Были люди в морской форме, волне современной.

– Идите к нам… Все идите к нам…

Деревенские потихоньку собирались в поле, но идти к бесцветным людям никто и не думал.

– Ты веришь им? – прошептал Виталий.

Борис перевёл на него взгляд, нахмурился.

– Кажется, нет. Не знаю. Они жуткие.

– Согласен, жуткие. Но ведь твоя сестра сказала, что мы не должны их бояться, помнишь?

Борис ничего на это не ответил. Он был в полном смятении. Да, Зоя, якобы, сказала, что их не нужно бояться – Капелька исправно передала её слова. Но он глядел сейчас на этих людей, и они казались ему демонами из страшных снов. И его одно радовало: они, очевидно, не могли пересечь периметр. А сам он к ним подходить не собирался. Ни за что!

Сумеречные люди вдруг, как по команде, вытянули руки.

– Идите к нам… Дотроньтесь до нас… Почувствуйте наше тепло… Мы отведём вас в безопасное место, где вы будете счастливы… Идите к нам… Мы вчера уже помогли одной из вас. Смотрите, смотрите! Она жива и ей хорошо!

Монохромная толпа расступилась, из сумерек будто бы выплыла Анфиса. Деревенские заохали, загомонили, кто-то плюхнулся на траву.

На Анфисе был халат поверх ночной рубашки, волосы растрёпаны – в таком виде она и убежала вчера в пустошь. Но всё же молодая женщина изменилась. Блёклая стала, как отражение в мутном зеркале. И даже халат её утратил былую яркость. Как и у остальных людей по ту сторону периметра, глаза Анфисы напоминали стекляшки, за которыми скрывалась бездонная пропасть. В них не было ни малейшей искры осмысленности.

Женщина подошла к границе. Несколько секунд мышцы на её лице подёргивались, и это было похоже на нервный тик, но так же казалось, что она неумело пытается отобразить какую-то эмоцию. И, в конце концов, у неё получилось – губы сложились в улыбку. В тот же миг улыбнулись все остальные бесцветные люди – одновременно, словно у них был один разум на всех. Улыбки на серых лицах выглядели неестественно, чуждо и даже зловеще. Будто какая-то посторонняя сила растянула сотни ртов, приподняла уголки губ.

– Я жива, – сообщила Анфиса деревенским. – Вы видите, что я жива, – её голос был громким и походил на шелест листвы при сильном ветре. – И я больше не безумна… Вчера мне было так плохо, а сейчас я счастлива… Меня спасли, излечили. Вы тоже должны спастись! Идите к нам, не бойтесь!

– Идите к нам… – дружно подхватили сумеречные люди. За их спинами на чёрном песке продолжали возникать и исчезать фосфоресцирующие ручейки.

– Почему вы боитесь? – на лице Анфисы появилось жуткая пародия на удивление. – Мы же видим, что вы боитесь… Это неправильно, вы не должны бояться… Не должны…

Деревенские молчали. Никто больше и шагу не сделал в сторону пустыни. Бесцветные люди своими призывами хотели добиться доверия, но получили обратный эффект.

Анфиса повернулась всем корпусом, вперила пустой взгляд в Маргариту, которая вместе с Валентиной стояла метрах в тридцати от границы.

– Вчера спаслась не я одна, – прошелестела Анфиса. – Кое-кто очень хочет встретиться со своей хозяйкой… Маленькая белая собачка очень соскучилась по своей хозяйке…

Из сумерек появилась Биба. Медленно переставляя лапами, она подошла к Анфисе, вильнула хвостом.

– Позови свою хозяйку, – попросила Анфиса.

– Позови… позови… – сказали сумеречные люди.

Биба тявкнула пару раз, и этот звук больше был похож не на лай собаки, а на карканье вороны.

Маргарита прижала ладони к щекам и подалась вперёд.

– Бибочка! Моя Бибочка! – произнесла она тонким голоском, в котором слышались плаксивые нотки. Взглянула на Валентину. – Это ведь Биба! Это моя Биба!

Собачонка ещё раз тявкнула – надсадно, как-то вынужденно.

– Лучше не подходи к ней, Марго, – предостерегла Валентина. – Она какая-то… не такая.

Маргарита захлопала мокрыми от слёз глазами.

– Но это же моя собака! – в её голосе звучало возмущение. – Это моя Биба! Ты же видишь, Валь! Она зовёт меня.

Люди по ту сторону границы произнесли:

– Подойди к ней… Она соскучилась… Подойди и забери её… Она хочет, чтобы ты её погладила, – и снова одновременные кукольные улыбки на сотнях лицах. – Подойди, ты ведь хозяйка…

Маргарита приблизилась на несколько шагов, позвала:

– Бибочка, иди ко мне! Ну же, девочка!

Собака оставалась за периметром, лишь хвостом вяло вильнула.

Валентина, превозмогая страх, быстро подошла к Маргарите, схватила её за руку.

– Не подходи к ней, прошу! Не будь дурой! Ты же видишь, тут что-то не так.

К ним подошли Борис и Виталий, и тоже принялись отговаривать. Баба Шура истерично выкрикнула издалека:

– Это не люди! Вы посмотрите на них, это же не люди! Я вижу в них зло! Не приближайтесь к ним, они утащат вас в ад!

Деревенские загомонили, кто-то начал отступать к дворам, некоторые скрылись в домах. Марина прижимала к себе Капельку и нервно гладила её по голове.

– Неправда! – зашумели бесцветные. Их лица одинаково задёргались. – Мы пришли, чтобы помочь… Мы спасли Анфису и собаку… Идите к нам, не бойтесь…

Биба тявкнула.

Маргарита посмотрела на Валентину с недовольством, высвободила руку, проговорила капризно:

– Я должна её забрать! Она ждёт! Это моя собака!

Бесцветные отошли от болонки на приличное расстояние, как бы показывая, что не замышляют никакой агрессии.

– Иди, не бойся… Твоя собака ждёт тебя… Она соскучилась…

– Я должна! – упрямо заявила Маргарита. – Я просто возьму Бибу и сразу же вернусь.

Валентина беспомощно развела руками, потупила взгляд. Борис с Виталием мрачно переглянулись, но ни слова не произнесли.

– Не приближайтесь к ним! – снова выкрикнула баба Шура. – Они утащат вас… – она поперхнулась, раскашлялась.

Маргарита пошла к периметру. Оглянулась, словно ожидая, что кто-нибудь последует за ней, но никто с места не сдвинулся. Она зашагала дальше, делая маленькие шажки. Сумеречные люди отошли ещё от собаки, будто говоря: «Смотри, мы не собираемся нападать. Не бойся нас».

Маргарита приблизилась к границе, позвала жалобно:

– Бибочка, ко мне… Ну, иди же, пожалуйста, девочка. Почему ты не идёшь? Это же я. Пойдём домой, я тебе что-то вкусненькое дам.

Собака уселась на чёрный песок, подходить она не собиралась. Маргарита опасливо поглядела на сумеречных людей, затем крадучись, готовая в любую секунду броситься прочь, пересекла границу.

– Ах ты моя собачка! Моя Бибочка…

Она взяла её на руки, сразу же вскрикнула, разжала пальца. Биба шлёпнулась на песок, отбежала, тявкнула. Маргарита, морщась от боли, быстро вернулась обратно за периметр, направилась к Валентине, Борису и Виталию. Те двинулись ей навстречу.

– Жжётся! – чуть не плача, сказала Маргарита. – Больно!

– Что случилось? – выпалила Валентина. – Марго, что произошло?

– Я… я взяла её, а она… Мне руки обожгло! – всхлипнула Маргарита. Она уставилась на свои ладони, на них были видны тёмные пятна. – Что это? Я взяла её на руки и меня обожгло! Мне нужна вода! Я должна вымыть руки!

– Пойдём, Марго, пойдём, – Валентина потянула её в сторону домов.

Борис посмотрел на сумеречных людей и подумал, что баба Шура была права. Они, может, и не демоны из ада, но подходить к ним нельзя ни в коем случае. Хотя он и так не собирался.

– Мы не виноваты, – заговорили бесцветные. – Этого не должно было случиться… Мы не хотели ей навредить.

Но едва ли кто-то из деревенских им теперь верил. Борис посмотрел на Виталия.

– Лучше нам ночь дома переждать, как думаешь?

– Согласен, Борь.

– Не бойтесь нас… – шелестело сумеречное пространство. – Вы погибнете, если мы вам не поможем… У вас закончится вода и еда и вы умрёте… Идите к нам, больше не будет никакой боли, мы обещаем…

Борис с Виталием развернулись и зашагали по полю прочь от периметра. Наступила тишина, но продлилась она недолго.

Прозвучал голос:

– Борис! Боря! Братик! Пожалуйста, не уходи!

В голове Бориса резко помутнело, грудь, словно железным обручем стянуло. Он застыл на месте.

– Вернись, Боря, не уходи! Я так мечтала тебя увидеть! – голос был шелестящий, но всё же в нём пробивались звонкие детские нотки. И он доносился не отовсюду, а сзади. – Посмотри на меня, Боря. Я здесь.

Борис непроизвольно зажмурился, медленно повернулся, чувствуя, как на затылке волосы шевелятся. Постояв так несколько секунд, он разомкнул веки.

Зоя стояла там, за периметром. Маленькая фигурка в светлом платье. Такой Борис и помнил сестрёнку. Почти такой, ведь сейчас она была блёклой, как облако в пасмурный вечер.

– Подойди ко мне, Боря. Я так скучала! По тебе скучала, по маме с папой. Подойди, я хочу вблизи посмотреть на тебя.

– Не стоит, – буркнул Виталий.

Борис прошептал дрожащим голосом:

– Знаю, Виталь, знаю. Это не она. Или уже не она.

Зоя призывно вытянула руки.

– Подойди, прошу! Это же я, твоя сестрёнка. Неужели ты не узнаёшь меня?.. Помнишь, как я тебя называла, когда совсем крохой была? Боя, Боя, Боя… Иди ко мне, Боя… Тебе не нужно бояться, Боя… Мы снова будем вместе, братик и его маленькая сестрёнка…

– Подойди, подойди, – зашелестело пространство. – Не бойся, Боя… Тебе не нужно бояться…

Снова раздался крик бабы Шуры:

– Все должны молиться! Прямо сейчас! Просите Боженьку, чтобы чудовища исчезли! Молитесь!

Борис с Виталием как-то бездумно осенили себя крёстным знамением.

– Иди ко мне, Боя, – не унималась девочка в светлом платье. – А помнишь, у меня песенка любимая была? – она запела: – Мы едем, едем, едем в далёкие края. Хорошие соседи, счастливые друзья. Мы едем, едем, едем… Ты помнишь, Боя, помнишь? А я всё помню, я ничего не забыла! Помню, ты должен был присматривать за мной, как старший брат. Все старшие братики должны присматривать за своими маленькими сестричками, чтобы с ними не случилась беда. Я играла во дворе, но тебя не было рядом, ты не присматривал. И я очутилась здесь. Но я не виню тебя, нет, Боря. Ведь теперь всё хорошо. Я счастлива! И я хочу, чтобы и ты был счастлив. Подойди же ко мне, прошу тебя! Подойди, братик!

Бориса трясло. Он хотел подойти, его тянуло как магнитом к периметру, но оставшаяся частичка здравого смысла вопила в панике: «Нет, нет, нет! Это не Зоя! Это кто-то, кто притворяется Зоей!» Баба Шура опять что-то кричала, но для Бориса все звуки слились воедино и он как будто потерялся во времени и пространстве. Впрочем, быстро пришёл в себя, тряхнул головой, услышал встревоженный голос Виталия:

– Ты как, Борь? Ты как?

– Нормально, – просипел Борис, после чего окончательно взял себя в руки и сказал уже уверенно: – Нормально, Виталь.

– Тебя так затрясло, я думал, удар хватит. Пойдём в дом. Нечего здесь делать. Пойдём.

– Не уходите! – воздух всколыхнулся от громкого шелеста сумеречных людей. – Слушайте все! Слушайте нас! Через пятнадцать минут на ваши дома рухнет огромный самолёт! Слышите его рокот? Он приближается!

Действительно послышался рокочущий звук, похожий на шум реактивных двигателей самолёта.

– Кое-кто желает уничтожить вас! – уверяли сумеречные люди. – Кое-кто очень злой, жестокий! Он собирается обрушить самолёт на ваши дома! Вы не сможете укрыться в своих подвалах, сгорите все до единого! Но мы знаем, как вам спастись! Смотрите, смотрите!.. Мы сделали это для вас!

Они расступились. По всему периметру начали расти какие-то сооружения. Чёрный песок стекался к их подножью и служил строительным материалом. Обозначились чёткие очертания, углы. Вспыхнули фосфоресцирующим зеленоватым светом буквы: «Убежище». Сооружений было много, они находились друг от друга на небольшом расстоянии и походили на вход в метро.

– Там вы можете спрятаться! Это надёжные убежища! – с пылом шелестели бесцветные. – Бегите, пока не поздно, прячьтесь! Верьте нам, мы не хотим, чтобы вы погибли! До крушения самолёта осталось десять минут!

Рокот двигателей становился громче с каждой секундой. Далеко в небе показалось нечто чёрное, огромное.

Кто-то из деревенских пронзительно закричал. Все высыпали из домов, некоторые заметались в панике. Борис с Виталием пятились, с ужасом глядя на ревущую тень в небе. Стоя возле ворот, Марина принялась горячо убеждать Капельку и себя:

– Это всё не по-настоящему! Это какой-то обман!

Капелька порывисто кивала, в её глазах плескался страх.

Кирилл забежал в свою мастерскую, забился в угол, зажал уши ладонями и закрыл глаза. Он чувствовал себя так, словно ему вкололи какую-то наркотическую гадость и теперь у него галлюцинации.

Баба Шура обессилено опустилась на землю возле ограды, прижала ладони к голове. Ей было плохо, перед глазами расплывались чёрные круги, воздуха не хватало.

– Слышите? – голосили бесцветные. – Он уже близко! Спешите, осталось совсем мало времени! Если не спрячетесь в убежищах, погибните, заживо сгорите! Это страшная, очень страшная смерть! Спешите!..

Тень в небе увеличивалась. Теперь можно было отчётливо рассмотреть очертания самолёта, но эта ревущая штука раза в три превосходила размером обычный пассажирский авиалайнер. Рухнув, такая махина просто-напросто уничтожила бы «островок» с домами. На крыльях бешено пульсировали зеленоватые навигационные огни, иллюминаторы и кабина пилотов излучали инфернальный призрачный свет.

Бесцветные отступили от периметра и исчезли, будто в сумерках растворились, но их голоса всё ещё доносились:

– Спасайтесь! Верьте нам! Времени осталось мало, спешите в убежища!..

– Он летит на нас! – заверещала какая-то женщина, словно только сейчас заметив чёрную громадину в сумрачном небе.

Рокот усиливался, от этого звука воздух дрожал. Самолёт накренился, подался в сторону от круглого «островка», затем сделал резкий вираж, от которого у обычного самолёта, возможно, крылья оторвались бы, и как исполинская хищная птица начал облетать территорию людей.

Борис с Виталием подбежали к Марине с Капелькой, со двора выскочили Валерий и Вероника.

– Я им не верю! – выкрикнул Виталий. – Это какая-то уловка! – он вскинул руку, указав на тень в небе. – Это чёртова уловка!

Самолёт летел противоестественно медленно, как в тягучем сне. Он сужал круги, будто пытаясь сказать: «Я всего лишь оттягиваю вашу гибель, люди! Я наслаждаюсь вашим страхом! Но скоро от вас и следа не останется!» На мгновение громадное крыло скрыло туманное светило – будто глаз моргнул в небе.

– Мы не должны прятаться в эти убежища! – решительно заявила Капелька. – Там что-то плохое, я чувствую! Зоя из сна обманывала меня, теперь я это поняла!

Неподалёку раздался женский крик:

– Бежим, бежим, спасайтесь!

Три человека, включая пухлого мальчугана, мчались по полю к периметру. Через секунду к ним присоединились ещё двое. Все пятеро пересекли границу, нырнули один за другим в одно из убежищ.

– Они не могут зайти на нашу территорию, – задумчиво глядя в землю перед собой, пробормотал Борис. Ему неожиданно вспомнился летающий гроб из фильма «Вий». Гроб с панночкой пытался пробиться сквозь круг, в котором Хома Брут читал молитвы. Пытался, но не смог. Борис встрепенулся и выкрикнул: – Они не могут сюда зайти! Всё, что там, не может оказаться здесь! Ты прав, Виталь, это уловка!

– Откуда ты знаешь? – взвизгнула Марина. – Откуда?

– Я не знаю, – Борис вперил в неё суровый взгляд. – Я в это верю! – его голос звенел от напряжения. – Ни в какие убежища мы не станем прятаться, кто-то из вас попытается, я – остановлю, так и знайте! Вцеплюсь зубами, но остановлю!

Все посмотрели на него так, будто видели его впервые. В их глазах горел благоговейный страх.

– Нам хотя бы в подвале нужно укрыться, – заявил Валерий. – Просто, чтобы не видеть…

– За мной! – скомандовал Виталий, бросившись во двор. За ним побежали Марина с Капелькой и пожилая пара.

Борис остался. Как заклинание он принялся повторять:

– То, что там, не может оказаться здесь. То, что там, не может оказаться здесь…

Откуда взялась эта твёрдая уверенность? От страха? Или какая-то частичка сознания знала правду? И ведь никакой внутренний голос не требовал бежать в эти убежища, и даже паника отступила. Но вот же кружит чёрная махина, она сейчас рухнет и… Нет, никакой паники. Даже как-то неожиданно спокойно стало, словно монструозный самолёт был всего лишь изображением на экране кинотеатра.