Текст книги "Иван Грозный: Бич Божий"

Алексей Федорович Адашев[141]141
  Сведения о его смерти противоречивы. Был под арестом и в опале, но казни не подвергся.


[Закрыть]

Данила Федорович Адашев

Алексей Данилович Басманов

Никита Васильевич Борисов-Бороздин

князь Петр Андреевич Булгаков-Куракин

Василий Андреевич Бутурлин

Иван Наумов[142]142
  Большой карьеры он не сделал, но в конце жизни занимал воеводские должности в полках. По мнению Р.Г. Скрынникова это мог быть и земский дьяк Иван Ищуков Бухарин, а не воевода Иван Наумов Бухарин.


[Закрыть] Бухарин

князь Михаил Иванович Воротынский

князь Иосиф (Осип) Федорович Гвоздев-Приимков (или Гвоздев-Ростовский)

Михаил Петрович Головин

Петр Петрович Головин

князь Александр Борисович Горбатый-Суздальский

князь Петр Иванович Горенский

Василий Дмитриевич Данилов

князь Семен Иванович Засекин-Баташев

Михаил Андреевич Карпов

Федор Андреевич Карпов

князь Андрей Иванович Катырев-Ростовский

князь Юрий Иванович Кашин

князь Дмитрий Андреевич Куракин

князь Владимир Константинович Курлятев

князь Михаил Матвеевич Лыков

Иван Михайлович Морозов

Михаил Яковлевич Морозов

князь Никита Васильевич Оболенский

князь Петр Семенович Серебряный-Оболенский

князь Никита Романович Одоевский

Захарий Иванович Очин-Плещеев

князь Дмитрий Федорович Палецкий(?)

князь Иван Иванович Пронский Турунтай

Дмитрий Ильич Шафериков-Пушкин

Василий Васильевич Разладин-Квашнин

князь Василий Волк Васильевич Ростовский

Тимофей Замятня Иванович Сабуров

Григорий Степанович Сидоров

князь Федор Васильевич Сисеев

князь Василий Иванович Темкин-Ростовский

князь Федор Иванович Троекуров

Василий Иванович Умной-Колычев

Иван Петрович Федоров-Челяднин

князь Дмитрий Иванович Хилков(?)

князь Михаил Темрюкович (или Темгрюкович) Черкасский

Данила Григорьевич Чулков-Ивашкин

Андрей Иванович Шеин

Иван Васильевич Шереметев-Большой

князь Федор Львович Щетинин(?)[143]143
  См. в Приложении I версию о кн. Ф.Л. Щетинине. В разрядных книгах и летописях его военные заслуги не отмечены.


[Закрыть]

князь Петр Михайлович Щенятев

Петр Иванович Яковлев

Семен Васильевич Яковля (Яковлев)

князь Александр Иванович Ярославов

Всего, таким образом, около пяти десятков на протяжении периода с конца 50-х по вторую половину 70-х гг. XVI столетия. Много это или мало? Если учесть, что в середине XVI в. на воеводские должности в полках действующей армии и крупных городах могли претендовать человек сто, от силы сто пятьдесят, то получится, что из высшего эшелона русского командования выбыла в лучшем случае треть. Печальный результат!

По большей части, в список попали служилые аристократы, «худородных» тут крайне мало, зато персон, принадлежащих к высшей знати, предостаточно. Высок процент видных представителей нетитулованной знати – старинных боярских родов, особенно московских. То крепкое боярство, на которое опирались когда-то московские Даниловичи, как на самый надежный резерв, при государе Иване Васильевиче потеряло лучших командиров и в конечном счете получило самый страшный удар[144]144
  Во всяком случае, та его часть, которая принадлежала командному костяку армии.


[Закрыть].

Причем выбыли почти все талантливые, искусные, удачливые полководцы. Р.Г. Скрынников пишет, в частности, что к концу 1570-х гг., когда Россия начала последнее масштабное наступление в Ливонии, «…все крупнейшие военачальники были казнены Грозным»… В их числе были Александр Горбатый, Михаил Воротынский, Алексей Басманов, Михаил Репнин, Юрий Кашин, Андрей Шеин». Не было с ним также бесстрашного И.В. Шереметева-Большого, энергичного В.И. Умного-Колычева, рассудительного А.Ф. Адашева, опытных кн. И.И. Пронского-Турунтая и П.М. Щенятева… Это как будто служит косвенным подтверждением тезиса Скрынникова о том, что «…военное руководство перешло в руки воевод, не имевших особых заслуг, опыта и способностей»[145]145
  Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 2002. С. 366.


[Закрыть].

Но это еще полбеды. Реставрированные Скрынниковым синодики показывают: счет ведется на тысячи жертв. Из них большую часть занимают служилые люди по отечеству, гибнувшие под секирой террора с семьями и слугами. Они не принадлежат к боярско-княжеской аристократии. Это в основном дети боярские московские, выборные и городовые, от очень заметных родов, до совершенно неизвестных. Трудно установить, сколько именно и по какому «делу» было казнено. Однако масштаб ущерба, нанесенного военно-служилому сословию в целом, весьма велик. В 1563 г. под Полоцком Иван IV располагал корпусом дворянской конницы численностью в 18 000 бойцов (к самим дворянам добавляют, как правило, такое же количество вооруженных холопов). Для XVI столетия это высший предел. Больше, теоретически, могло выйти только в казанский поход 1552 г., но не сохранилось документов, способных пролить свет на этот вопрос. В ливонских кампаниях 1570-х гг. царю удавалось собрать примерно в два раза меньше помещиков-кавалеристов. Конечно, многих из них повыбило на войне. Кое-кто скрывался от службы «в нетях». Но, видимо, и террор сказал веское слово: ущерб, понесенный от него дворянской конницей, – основой русской армии того времени – был таков, как если бы основные силы Московского государства подверглись разгрому в генеральном сражении…

Наконец, худо сказалась на боеспособности войск так называемая «казанская ссылка» 1565 г.[146]146
  Подробнее см. в Главе V.


[Закрыть]. Она надолго вывела значительное количество служилых людей из оперативного оборота.

С кем же Иван Васильевич остался? Каких московских военачальников князь Курбский презрительно именует «каликами»? Хороши ли они в деле? Много ли у государя осталось незаменимой и верной поместной конницы? Тот же Скрынников считает, что к 1577 г. у Ивана Васильевича «…не оказалось способных воевод, которые могли бы овладеть опорными крепостями Ригой и Таллином»[147]147
  Скрынников Р.Г. Иван Грозный. М., 2002. С. 368.


[Закрыть]. Между тем сам Иван Грозный более оптимистично смотрел на этот вопрос. Полемизируя с Курбским, писавшим об истреблении «сильных во Израиле», он демонстрирует уверенность и в своей правоте, и в работоспособном состоянии командирского корпуса: «…Сильных во Израиле мы не убивали, и не знаю я, кто это сильнейший во Израиле, потому что Русская земля держится Божьим милосердием, и милостью пречистой Богородицы, и молитвами всех святых, и благословением наших родителей, и, наконец, нами, своими государями, а не судьями и воеводами, а тем более не ипатами и стратигами. Не предавали мы своих воевод различным смертям,[148]148
  Судя по данным разных источников, царь лукавит: несколько воевод уже погибли от его руки или по его приказанию. С другой стороны, ответ на первое послание кн. А.М. Курбскому он написал летом 1564 г., когда абсолютное большинство казней было еще впереди.


[Закрыть] а с Божьей помощью мы имеем у себя много воевод и помимо вас, изменников. А жаловать своих холопов мы всегда были вольны, вольны были и казнить»[149]149
  Переписка Андрея Курбского с Иваном Грозным // Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XVI в. М., 1986. С. 41.


[Закрыть].

И в годы опричнины, и после ее отмены, московская армия регулярно совершала крупные операции – главным образом наступательные на западе, а также северо-западе и оборонительные на юге. Всякий раз с началом новой операции требовалось назначить с десяток воевод в полки. Их, разумеется, назначали, имена этих людей дошли до нас в разрядных книгах, а также источниках иностранного происхождения (царское летописание прервалось на 1567 г.). И если анализировать их социальный состав, то выяснится, что в подавляющем большинстве случаев они были… все теми же служилыми аристократами. Провинциальных дворян в командирский корпус добавилось совсем немного. Дворян московских – тоже не столь уж большое количество.

Художественная литература многим привила неадекватное восприятие военной стороны опричнины: царь будто бы дал возможность представителям низшей ступени в иерархии военно-служилого класса проявить себя на воеводских должностях! Энергичные дворяне будто бы заменили в полках «ленивых богатин», жирных бояр! Да ничего подобного. Правда состоит в том, что русское армейское командование в опричные и постопричные годы стало всего лишь… несколько менее аристократичным.

Кто возглавлял полки в главных походах, а также оборонительных операциях на юге в 1565–1584 гг.?[150]150
  Т.е. от воздвижения опричнины до кончины Ивана IV 18 марта 1584 г.


[Закрыть] Если не считать самого Ивана IV и татарских царевичей, то высшие воеводские посты занимали следующие лица:[151]151
  Учитывались и те походы, которые не состоялись, если в разрядных книгах есть список назначенных воевод. Учитывались также посылки на строительство крепостей и в полки «на берег», некоторые другие службы. «Годование» в крепостях при составлении списка не учтено. В список попали только старшие воеводы, например, те, кто занимал должность 1-го воеводы в большом полку или же первым указан в списке воевод, задействованных при посылке на какую-либо службу. О воеводе говорится «опричный» в том случае, если это отмечено в разрядных книгах. В круглых скобках поставлены годы, когда воевода получал назначение на должность командующего в той или иной операции, старшего ответственного лица в той или иной службе.


[Закрыть]

князь Василий Иванович Барбашин (Борбашин-Суздальский), опричный воевода (1570)

Федор Алексеевич Басманов, опричный воевода (1568–1569), умер в ссылке на Белоозере

князь Иван Дмитриевич Бельский (1565, 1567–1571), погиб в 1571 г. в Москве от пожара

Иван Михайлович Бутурлин (1580)

Лобан Андреевич Бутурлин (1575)

Фома Афанасьевич Бутурлин (1580)

князь Иван Михайлович Воротынский (1580–1582)

князь Михаил Иванович Воротынский (1565, 1569–1570, 1572), подвергся пыткам, умер по дороге в ссылку в 1573 г.

князь Дмитрий Иванович Вяземский, опричный воевода (1565)

князь Василий Юрьевич Голицын (1570–1575, 1577)

князь Иван Иванович Голицын (1577)

князь Иван Юрьевич Голицын-Булгаков (1565, 1570, 1572–1576, 1578–1580)

князь Иван Михайлович Елецкий (1582)

князь Михаил Петрович Катырев-Ростовский (1579–1582)

князь Андрей Петрович Куракин (1575, 1583)

князь Григорий Андреевич Куракин (1577)

князь Владимир Константинович Курлятев (1565, 1566), казнен (вероятнее всего в 1568 г.)

князь Иван Константинович Курлятев (1580–1582)

князь Иван Семенович Лобанов-Ростовский (1577)

князь Федор Михайлович Лобанов-Ростовский (1582)

Михаил Яковлевич Морозов (1568–1569), казнен в 1573 г.

Петр Васильевич Морозов (1576)

Иван Михайлович Морозов-Большой (1571–1572), казнен в 1573 г.

князь Иван Федорович Мстиславский (1567, 1573, 1576–1580)

князь Федор Иванович Мстиславский (1582, 1583)

князь Иван Андреевич Ноготков (1582–1583)

князь Данила Андреевич Ногтев-Суздальский (1577, 1582–1583)

князь Михаил Юрьевич Оболенский-Лыков (1570), погиб в бою за крепость Сокол в 1579 г.

князь Борис Васильевич Серебряный-Оболенский(1573–1575)

князь Петр Семенович Серебряный-Оболенский(1567), казнен в 1570 или 1571 г.

князь Михаил Никитич Одоевский (1579–1580)

князь Никита Романович Одоевский (1572–1573), казнен в 1573 г.

Андрей Иванович Очин-Плещеев, опричный воевода (1567–1568)

Захарий Иванович Очин-Плещеев, опричный воевода (1568–1569), казнен в 1570 г.

князь Андрей Дмитриевич Палецкий (1569–1570, 1574), погиб в бою за крепость Сокол в 1579 г.

Иван Дмитриевич Плещеев-Колодка, опричный воевода (1567–1568)

князь Петр Данилович Пронский, опричный воевода (1571–1572)

князь Семен Данилович Пронский (1572–1573, 1579–1580)[152]152
  Под 1579/80 г. в разрядной книге ошибочно назван Дмитриевичем.


[Закрыть]

князь Иван Иванович Пронский-Турунтай (1565, 1566), убит в 1569 г.

Данила Борисович Салтыков (1579), погиб под Венденом в 1578 г.

князь Иван Васильевич Сицкий (1582)

князь Андрей Петрович Телятевский, опричный воевода (1565, 1568–1569)

князь Иван Петрович Зубан (Зубов) Телятевский, опричный воевода (1568–1569)

князь Василий Иванович Темкин, опричный воевода (1570), казнен в 1571 г.

князь Андрей Васильевич Трубецкой (1577)

князь Тимофей Романович Трубецкой (1577, 1579–1580)

князь Федор Михайлович Трубецкой (1571–1572)

князь Иван Самсонович Туренин (1583)

князь Василий Муса Петрович Туренин (1581)

князь Василий Васильевич Тюфякин (1571)

князь Никита Васильевич Тюфякин (1575–1576)

Василий Иванович Умной-Колычев, опричный воевода (1570), казнен в 1575 г.

князь Василий Дмитриевич Хилков (1579–1580)

Никифор Павлович Чепчугов-Клементьев (1581–1582),

князь Борис Камбулатович (Камбулович) Черкасский (1582–1583)

князь Михаил Темрюкович Черкасский, опричный воевода (1567, 1570–1572), казнен в 1571 или 1572 г.

князь Семен Ардасович Черкасский (1572–1573)

Федор Васильевич Шереметев (1584)

князь Андрей Иванович Шуйский (1582)

князь Василий Иванович Шуйский (1580–1581)

князь Иван Андреевич Шуйский (1565, 1567, 1571), погиб в 1573 г. в Ливонии, под городом Коловерью (Лоде)

князь Иван Петрович Шуйский (1569–1570, 1577)

князь Петр Михайлович Щенятев (1565)

князь Меркул Александрович Щербатый (1583)

Никита Романович Юрьев (1572, 1575)

Иван Петрович Хирон Яковлев-Захарьин (1565, 1570), казнен в 1571 г.

Всего, таким образом, за два десятилетия немногим менее 70 человек[153]153
  Помимо перечисленных, на службе у государя оставалось несколько выдающихся военачальников, не занимавших однако, первенствующего положения в полевых армиях. Среди них прежде всего стоит упомянуть следующих: князь Дмитрий Иванович Хворостинин, Иван Васильевич Шереметев-Меньшой, князь Иван Петрович Шуйский.


[Закрыть]. Худо в этой ситуации то, что первых лиц оказалось слишком много. Это значит: настоящих «фаворитов», т. е. полководцев, стабильно добивающихся успеха, совсем мало, прочие же равноценны, и можно их тасовать, как колоду, в которой полсотни разномастных валетов…

Если не считать представителей «старой гвардии», вроде кн. М.И. Воротынского или кн. И.Д. Бельского, сгинувших в начале обозреваемого периода, кто постоянно, из года в год руководит главными силами русской армии? В 1560-х – начале 70-х гг. – князь Иван Андреевич Шуйский, в 70-х гг. – князья Иван Юрьевич и Василий Юрьевич Голицыны, на рубеже 70 и 80-х – князь Михаил Петрович Катырев-Ростовский, а также князь Иван Федорович Мстиславский, единственный ветеран из «старой гвардии», уцелевший после всех опричных и постопричных репрессий, хотя неприятности были и у него. Последний в 1580-х передает «вахту» сыну, Федору Ивановичу Мстиславскому. И если отец был исключительно опытен, воевал на высоких воеводских должностях еще со времен последней казанской войны, неплохо проявил себя в 1552 г., взял Тарваст в 1560 г., то сын, по общему мнению, военных талантов лишен. В самом конце «набирают ход» князь Семен Данилович Пронский, да князь Тимофей Романович Трубецкой (этот еще послужит и государю Федору Ивановичу, и государю Борису Федоровичу).

Есть ли среди них хотя бы один «калика»? Иными словами, хотя бы один ничтожный – по сравнению с любым служилым аристократом – городовой сын боярский? Или хотя бы выборный сын боярский? Или хотя бы один дворянин, служащий по московскому списку, но не принадлежащий знаменитой древностью рода знати? Ничуть не бывало. Все те же «сливки». Удалось ли «худородным» отметиться хотя бы раз среди «больших воевод», то есть пробиться не в постоянные командующие, а хотя бы в полководцы-на-одну-кампанию? Случай именно один-единственный за все 20 лет[154]154
  Если не считать отправки кн. Ивана Михайловича Елецкого, не очень заметного на общем фоне аристократических семейств, в 1582 г. «на луговую черемису» с тремя полками; но, по мнению А.П. Павлова, Елецкие – «довольно родословная» фамилия. – Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб., 1992. С. 110. Следовательно, и здесь не было исключения из общего правила…


[Закрыть]: Никифор Павлович Чепчугов в 1582 г. ходил во главе маленькой рати из двух полков из Казани на Каму. Этот начинал из стрелецких голов и долго выслуживал высокие воеводские должности; он был, по всей видимости, по-настоящему талантливым военачальником[155]155
  Разрядная книга 1559–1605 гг. М., 1974. С. 190.


[Закрыть]. Впрочем, его почетное воеводство никак не связано с опричниной: назначение произошло через 10 лет после ее отмены…

Среди упомянутых в этом списке опричных воевод худородных нет ни единого. Допустим, князь Дмитрий Иванович Вяземский, а также Иван Дмитриевич Плещеев-Колодка с Шуйскими, Трубецкими, Черкасскими и т. п. тягаться в знатности не могут ни при каких обстоятельствах. Но все-таки первый из них служит по княжескому списку, а второй принадлежит к видному московскому боярскому роду. Пусть они и второго сорта знать, однако для рядовых провинциальных детей боярских они недостижимы, и не все ли равно, через сколько уровней надо прыгать, чтобы сравняться с ними: через пять или через семь?

Правда, на воеводские должности, рангом стоящие ниже «больших воевод», попадали опричники с тех самых «придонных» уровней служилой старомосковской иерархии. В основном они «годовали» в порубежных крепостях и ходили в походы вторыми или третьими воеводами. Среди них следует назвать прежде всего Михаила Андреевича Безнина, Малюту Лукьяновича Скуратова-Бельского, Романа Васильевича Алферьева[156]156
  Роман Васильевич Алферьев-Нащекин (или Нащокин) принадлежат роду московских дворян, не очень заметных, но и не совсем уж ничтожным. Со знатью он тягаться без государевой поддержки не мог: у него просто не было шансов выйти победителем из местнического спора. Но при Ивана IV поднялся высоко: воеводствовал, занимал пост печатника… и много местничал, пользуясь милостивым отношением царя. Поднялся намного выше, чем мог рассчитывать по роду своему. Подробнее о нем см.: Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 200.


[Закрыть], Константина Дмитриевича Поливанова, Григория Осиповича Полева[157]157
  Григорий Осипович Полев принадлежал к потомкам смоленских князей, потерявшим княжеское звание. Среди прочих «молодых волков» он, пожалуй, самый «родословный» человек. Его отец занимал воеводские должности. Но Г.О. Полев сделал слишком стремительную карьеру и получил больше, чем мог ожидать. Подробнее о нем см.: Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. М., 1963. С. 228.


[Закрыть], Петра Васильевича Зайцева, Ивана Боушева (Бушева? Унковского?), Игнатия Борисовича Блудова, Ивана Ивановича Мятлева, Ивана Наумовича Бухарина, Афанасия Новокшенова. Но их немного, да и карьера их складывалась довольно своеобразно. В конце опричного периода опричные и земские[158]158
  См. подробнее главу V об опричнине.


[Закрыть] войска действовали вместе. На закате опричнины туда записали многих родовитых аристократов, потеснивших худородных «воинников» первых лет, – таким образом, у «молодых волков» уже возникли сложности. А после «закрытия» опричнины бывшим опричным командирам пришлось строить довольно сложные отношения с бывшими земскими воеводами, в большинстве случаев заведомо превосходившими их по знатности. Некоторых из прежних выдвиженцев Ивана Грозного встречаем в роли уже не воевод, а всего-навсего стрелецких голов… От начальной опричной генерации сохранили высокое служебное положение, во-первых, самые дельные и толковые люди (например, Михаил Андреевич Безнин и Роман Васильевич Алферьев). Их в итоге оказалось совсем мало. Они счастливо дослужили до царствования государя Федора Ивановича благодаря покровительству Ивана IV[159]159
  Для тех худородных опричников, кто вошел в политическую элиту, Иван Васильевич учредил и постоянно поддерживал чин «думного дворянина» – предел мечтаний для публики подобного рода. Это позволило дворянам, оставшимся в составе государева двора после опричнины, и уступавшим служилой аристократии в знатности, сохранить положение не просто царевых фаворитов, но и политиков, администраторов, военачальников высшего звена на вполне законных, приемлемых основаниях.


[Закрыть], но затем их служебный статус был резко понижен[160]160
  Павлов А.П. Государев двор и политическая борьба при Борисе Годунове. СПб., 1992. С. 37–39.


[Закрыть]. Во-вторых, сохранили позиции поднявшиеся представители знати «второго сорта» (например, князь Дмитрий Иванович Хворостинин, князь Андрей Старко Иванович Хворостинин, Иван Дмитриевич Плещеев-Колодка из старинного московского боярского рода), которые, при случае, могли небезуспешно поместничать[161]161
  Опричные выдвиженцы Ивана Грозного вынуждены были местничать, чтобы сохранить выгоды нового своего положения для себя, своих семей и родов. И они местничали много, упорно и непримиримо. В их среде обнаруживаются настоящие «рекордсмены» по части местничества в грозненскую эпоху. Те же М.А. Безнин, Р.В. Алферьев, кн. Д.И. Хворостинин, кн. А.И. Хворостинин и И.Д. Плещеев-Колодка – все! – входят в число самых энергичных «местников». – См.: Эскин М.Ю. Местничество в России XVI–XVII вв. Хронологический реестр. М., 1994. С. 211, 213, 242, 254. – Только Безнину, Алферьеву, и им подобным людям из средне-нижних слоев военно-служилого класса без поддержки государя отваживаться на подобные эскапады было просто бессмысленно, и при Федоре Ивановиче им продемонстрировали всю иллюзорность высоты их служебного положения, а те, кто занимал страту на уровне Хворостининых, имели шанс небезуспешно побороться за достигнутое.


[Закрыть], да и в целом не занимали позицию противостояния высшей аристократии. Этим удалось сохранить свое положение и после опричнины, и после смерти Ивана IV. Собственно, фраза о русском армейском командовании, ставшем несколько менее аристократичным, относится именно к их выдвижению.

Период, когда существовала самостоятельная опричная армия, довольно краток. Всего несколько лет. И появление когорты опричных воевод из низов военно-служилого класса – тоже явление единичное. Государи московские и прежде опричнины, и после нее приближали к себе худородных фаворитов. Иван IV в годы опричнины попытался сделать из этого систему, несколько лет «экспериментировал», а потом отказался от нее, оставив за собой право на сохранение некоторых элементов радикальной опричной схемы[162]162
  В том числе и на возвышение худородных дворян, правда, производившееся не столь резко, как в опричные годы. Так поднялись Баим Воейков, Деменша Черемисинов, Роман Пивов, Богдан Бельский, попавшие в государеву «дворовую» думу.


[Закрыть].

Собственно, демонтаж ее начался за два года до официальной отмены, еще в 1570 г., когда государь наложил опалу на видных опричников «первого призыва»: Басмановых, Плещеевых, князя Афанасия Вяземского. Вместо казненных, отправленных в тюрьмы и «разжалованных» опричных деятелей «старой формации» государь Иван Васильевич срочно набирает в опричную думу и в опричное военное командование знать.

Причины здесь надо искать опять-таки в военной сфере.

Опричное войско представляло собой ударные отряды из поместной конницы, одновременно служившей для охраны государевой особы и для участия в обычных боевых действиях. Нет сведений, что на уровне тактики, вооружения, походного снаряжения опричная армия сколько-нибудь отличалась от земской. Но она управлялась по-другому, и в этом все дело.

Русская военная система, унаследованная государем Иваном IV от своего отца, Василия III, и деда, Ивана III, была исключительно сложна.

Удельные князья со своими боярами и со своими армиями. Князья, сохранившие огромные вотчины в княжествах, где их предки были полновластными хозяевами, и обладающие на этих территориях значительными судебно-административными привилегиями. Князья – крупные землевладельцы. Князья – рядовые помещики. Князья – рвань, князья – нищета, однако же, способные носить оружие, и ищущие карьеры при дворе великого князя. Князья, давным-давно попавшие на службу московским государям. Князья, выехавшие к Москве совсем недавно. Бояре из родов, служивших еще Даниилу Московскому или Ивану Калите. Бояре из родов, служивших совсем другим князьям, в том числе прямым противникам московского княжеского дома в политической борьбе. Захудалые родом и богатством бояре, способные исправить личный служилый статус и положение рода так же только в Москве, на дворовой службе. Знатные в провинции дети боярские «по выбору», они же – никто или почти никто в Москве. И – самое дно, городовые дети боярские… При Василии III все это варево еще кипело и булькало, не застыв, не отвердев до конца. Иногда градус повышали выезды к Москве настоящих магнатов, например, того же князя Михаила Львовича Глинского…

Многие из них еще помнили эпоху неограниченного владычества отцов и дедов на землях, впоследствии подчинившихся Москве. Некоторые (те же Воротынские, например) продолжали чувствовать себя таковыми. Привести эту гордую, своевольную, хорошо вооруженную массу к повиновению, заставить ее «честно и грозно» служить великому князю московскому было непростым делом. Иван III умело балансировал, учитывая интересы различных аристократических группировок: то жаловал, то налагал опалу, но в целом на казни был скуп. Мощь Москвы многих привлекала. Блистательный политик, Иван III умел сделать так, чтобы могущественные княжеские семейства бежали к нему, а не от него. B его времена московская армия, поразительно пестрая по своему составу, управляемая на первый взгляд хаотично, разрозненно, добилась тем не менее грандиозных успехов. Василий III действовал попроще, для него более свойственно было применять силу. Переезды при нем шли в обе стороны. Но во времена правления Василия III уже во всю действовала социальная машина местничества. Автор этих строк полагает, что первому государю, позволившему «работать» местническому механизму, надо бы поставить памятник[163]163
  Местничество в полуоформленном виде функционировало при уже при Иване III. Некоторые исследователи считают, что основа этой системы была заложена в более древние времена, однако ранние памятники, вроде бы содержащие информацию о местнических делах или о чем-то похожем, требуют дополнительного осмысления. – Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV – первой трети XVI в. М., 1988. С. 296–305.


[Закрыть]. Эта мудрая система иной раз, конечно, боком выходила во время боевых действий, зато она сглаживала противоречия внутри правящего класса и позволяла находить компромиссные пути выхода из конфликтов, возникавших между отдельными аристократическими группами. А компромиссные, значит, прежде всего, мирные! Орава воинственной, пассионарной знати, оказавшейся в распоряжении великого князя московского, могла ведь и передраться, как это бывало, например, в Польше и Литве… А могла стать сокрушительным орудием завоеваний. Полки, состоящие из выносливых, агрессивных, спаянных единой верой служилых людей, пугали соседей России. Тем более во времена, когда страна была на подъеме и территория ее стремительно увеличивалась.

Так вот, русская военная система второй половины XV – середины XVI в. напоминает гоночный автомобиль с тремя рулями и сверхсложной приборной доской. Умея управляться со всеми этими управленческими нагромождениями, можно выжать из машины невиданную скорость и маневренность (Иван III). Заблокировав кое-какие возможности и научившись жесткому вождению в стиле «только наверняка», можно было преодолевать довольно сложные трассы (Василий III). Но если выпустить рули из рук, машина начнет взбрыкивать, как норовистый конь (регентство Елены Глинской). Еще того хуже – перестать вмешиваться в ее работу. Едет сама, ну и едет… Так было, в силу сложившихся обстоятельств, на протяжении детских лет Ивана Грозного. Тогда автомобиль, во-первых, постарался свернуть туда, куда ехать надо было ему, а не шоферу и, во-вторых, попробовал произвести апгрейд самого водителя.

Детские ужасы Ивана Васильевича – вовсе не плод подростковой фантазии и не признак паранойи. Мальчик ехал во взбесившемся автомобиле, автомобиль вез его прямо в логово страшных татар, заботился о водителе очень умеренно и когда тот протягивал руки к рулям, старался не дать ему власти над собой…

Ведь это страшно!

А испытывалось на прочность не стальное хладнокровие Ивана III, а нервная, артистическая натура его внука. Иван Васильевич знал, что у матери и особенно у отца получалось привести служилую аристократию к несравненно большей покорности, чем у него самого – до поры до времени. Понимал, что такое положение вещей для страны неестественно. Боялся влететь на сбрендившей машине в большую аварию. Но как управлять доставшимся по наследству военно-служилым классом не знал. Просто научить было некому…

Между тем татарская опасность постоянно нависала над Московским государством. Войны с Казанью вовсе не были своего рода футбольным матчем, где одна команда заведомо сильнее другой, и игра идет в одни ворота. Сцепились два молодых хищника, обе стороны получали глубокие, исходящие кровью раны. Война на западе затихла только по одной причине: московское правительство поспешило зафиксировать результаты неудачной для России Стародубской войны. В результате обе стороны – и Москва, и Литва – остались неудовлетворенными. Таким образом, и здесь граница всегда могла трансформироваться в линию фронта. Требовалось как-то обрести контроль над ситуацией.

Хорошо же, если с этой системой справиться трудно, – мог рассуждать молодой Иван Васильевич, – не заменить ли ее на другую, более простую? А значит, и более управляемую. Вместо поисков баланса интересов, лавирования, четкого выбора в какой момент и в каком направлении стоит использовать всю мощь военной машины, следует прежде всего установить другую приборную панель. И очень желательно оставить один руль вместо трех… Новая система должна основываться на двухчастном принципе администрирования: отдать приказ – получить отчет о выполнении. Не ломать голову о том, кто и как отнесется к тому или иному заданию, кого задуманный план может задеть, а кто охотно его поддержит, не выстраивать из года в год «домены» союзного большинства в аристократической среде, не оставлять «деталям» машины некоторую самостоятельность, а просто – приказать и выслушать потом отчет о выполнении. Пусть будут почти не одушевленные «винтики», лишь бы система упростилась до того, чтобы ею мог управлять даже полный идиот в состоянии расслабленности. Как бы это сделать? И можно ли в принципе сделать это, не сокрушив прежнюю, традиционную систему?

Сначала государь Иван Васильевич идет путем компромисса. Во время последней войны с Казанью он учреждает стрелецкое войско, абсолютно не зависимое от служилой аристократии и призванное прежде всего охранять царскую особу. По разным подсчетам в царствование Ивана Васильевича стрелецкий корпус достиг численности 20–30 000 бойцов. Судя по многочисленным известиям иностранцев (Ф. Тьеполо, Дж. Горсей, Г. Штаден), государь постоянно нанимал на службу выходцев из Европы – в качестве солдат, артиллеристов, младших командиров и военных инструкторов. Русские источники подтверждают участие отрядов иностранных наемников в боевых действиях. На западном фронте Иван Грозный постоянно использовал служилых татар. Все это были силы, которыми принципиально легче управлять, чем дворянским ополчением. Однако последнее было ядром вооруженных сил, да и самой боеспособной их частью… Удается также чуть-чуть ограничить местничество, приведя его в какую-то систему указом 1550 г. о старшинстве воевод в полках. Вот текст указа в двух редакциях[164]164
  Под литерами I и II идут разные редакции этого документа – разрядная и летописная.


[Закрыть]:

«I. Того же лета (1550 год) месяца июля в… день царь и великий князь Иван Васильевич всеа Русии приговорил с отцом своим Макарьем митрополитом, и з братом со своим Юрьем Васильевичем, и со князем Володимером Ондреевичем и з бояры своими, где кому быти случится на службе бояром и воеводам по полком: в большом полку быти большому воеводе; а передового полку и правые руки и левые и сторожевому полку первым воеводам менши быть большого полку первого воеводы; а хто будет другой воевода в большом полку, и до того другова воеводы правые руки большому воеводе дела и счету нет, быти им без мест; а передовому полку и сторожевому первым воеводам правые руки быти не менши; а левой руке воеводам быти не менши передового полку и сторожевого первых воевод; а быти левой руке воеводам менши правые руки. А князем и дворяном болшим и детем боярским быти с бояры и с воеводами большими и с легкими воеводами на цареве и великого князя службе без мест. И в Розряд государь велел записати, что боярским детем и дворяном большим случится где быть на государеве службе с воеводами не по их отечеству, и в том их отечеству порухи никоторые нет».

«II. Лета 7058 (1550/1551 г.) приговорил царь государь с митрополитом и со всеми бояры. В полкех быти княжатам и детем боярским с воеводами без мест, ходити на всякие дела со всеми воеводами для вмещения людем, а в том отечеству их уничижения нет. Которые будут впредь в боярех или в воеводах, и они считаются по своему отечеству. А воеводы в полкех: большой полк, да правая рука, да левая рука по местом, а передовой полк да сторожевой полк менши одного в большом полку большого воеводы, а до правой руки и до левой руки, и в большом полку до другого воеводы дела нет, с теми без мест; хто с кем в одном полку послан, тот того и менши. А воевод государь прибирает, розсуждая их отечество и хто того дородитца, хто может ратный обычай содержати»[165]165
  Законодательные акты Русского государства второй половины XVI – первой половины XVII в. Л., 1986. С. 29–30.


[Закрыть].

Иван Семенович Пересветов, русский публицист конца 40-х гг. XVI столетия, и, по словам А.А. Зимина, «горячий зищитник прав и прерогатив «воинников»-дворян»[166]166
  Зимин А.А. И.С. Пересветов и его современники. Очерки по истории русской общественно-политической мысли середины XVI в. М., 1958. С. 455.


[Закрыть], советует царю поставить на дворян и стрельцов, как на ядро армии, а также, по возможности, возвышать наиболее мужественных из них до командных должностей. Государь пытается обеспечить поместьями «избранную тысячу» дворян, способных стать основой для нового, легкоуправляемого войска[167]167
  По тому же пути шли и западноевропейские государи. Например, французские короли формировали т. н. «ордонансовые роты». В большую моду вошел найм профессинальных солдат; Швейцария даже прославилась, превратившись в страну – поставщика наемников.


[Закрыть]. Ученые спорят о том, удалось ли решить эту задачу в полной мере, но, во всяком случае, хотя бы часть «тысячников» землю получила. В «избранной тысяче» уже виден прообраз опричнины: ведь и опричнина начнется с назначения «…князей и дворян, и детей боярских дворовых и городовых, 1000 голов», т. е. формирования нового командирского корпуса[168]168
  Продолжение Александро-Невской летописи // Полное собрание русских летописей. М., 1965. Т. 29. С. 344.


[Закрыть]. Хорошо было бы заменить капризную и самолюбивую знать на небогатых дворян, кушающих из рук у государя![169]169
  Однако в числе первых «тысячников» – весь цвет служилой аристократии 1550-х гг. Всех этих людей просто планировалось обеспечить земельными владениями недалеко от Москвы, – это облегчило бы им службу, и, кроме того, действительно, повысило бы управляемость армией. В опричные годы поместья от царя получали только те, кто вошел в тщательно отобранный опричный корпус. В этом принципиальная разница «тысячной реформы» от опричной земельной политики.


[Закрыть] Управляемость войсками, надо полагать, резко повысится…

Выйдя живым и невредимым из кампании 1552 г., Иван Васильевич понимает, что «обойти», «обмануть» старую систему не удастся. Можно либо смириться с нею, либо приняться давить на нее, либо разрушить ее совсем и на этом месте построить новую[170]170
  Внук Ивана III никогда не пытался действовать в духе великого деда; сама метода балансирования и тонких манипуляций противна была его характеру.


[Закрыть].

В результате государь довольно долго пытается действовать методами Василия III, оказывая давление на служилую аристократию. Та в ответ затевает бесчисленные побеги. «Жесткий режим» ее не устраивает. Но не устраивает он и царя: по всей видимости, он боится, что руль опять вырвется из его рук. 1563 год, полоцкая победа вроде бы примиряет Ивана IV с общим положением дел. Однако следующий, 1564 год, с его поражениями, изменами, а значит, яркой демонстрацией слабостей военной машины, вызывает у государя нервный срыв. И тогда он, наконец, начинает свой «исторический эксперимент»: вырывает из страны и военно-служилого сословия фрагмент, чтобы в рамках этого фрагмента создать более простую, более управляемую и в конечном итоге более эффективную систему. Набирает для нее людей, не имеющих ни состояния, ни высокого социального статуса, а значит, по идее, во всем зависимых от престола. Набирает воинов из низов старого Государева двора, по некоторым свидетельствам того времени, – чуть ли не из «косолапых мужиков». Наделяет себя неограниченной властью над этим войском, а само войско – неограниченной властью над страной.

Система действительно оказалась намного проще предыдущей, сохраненной в земщине. Да и более управляемой, хотя и не настолько, насколько рассчитывал Иван IV. Но только – вот беда! – эффективность ее была крайне невелика. Опричное войско годилось для охранных целей и было незаменимым инструментом репрессий. Но даже во время борьбы с земскими заговорами, даже во время грабительского похода на Новгород и Псков в 1570 г.[171]171
  Подробнее см. Глава V.


[Закрыть], опричники покидали царя, предпочитая кровавой, страшной, но все же службе, личное обогащение. В записках немца-опричника Генриха Штадена есть очень характерное место: царь после этого похода делает в Старице смотр опричному войску, желая знать «…кто остается при нем и крепко его держится»[172]172
  Штаден Г. Записки немца-опричника. М., 2002. С. 108 (курсив мой. – Д.В.).


[Закрыть]. И «мемуары» Штадена, и записки других иностранцев об опричном времени изобилуют свидетельствами многочисленных злоупотреблений опричных должностных лиц, не меньше заботившимися о собственном обогащении, чем старая, аристократическая администрация, но более «голодных», а значит, менее сдержанных в методах и масштабах вымогательств, взяточничества, открытого грабежа. При этом они осмеливались оставлять Ивана IV в его походах…