Текст книги "Милая"

Диана могла поклясться, что ее противоестественно тянуло не покидать бок самца.

Беглая проверка показала: во-первых, машина приняла задачу и даже решила ее, но не выдала решение мастер-оператору. Вместо этого бион просто плюнул собеседнику в мозг. Во-вторых, эту пакость машина сотворила, подчиняясь воле госпожи Ребровой, которая когда-то ввела помимо ключ-стимула еще и антистимул.

Наша радость – сделать гадость!

Парочка гениев славилась экстравагантностью. Господин Порохов выдумал шутку с антистимулом и даже пару раз развлекся ею, «закляв» очередные бионы на вещи им нелюбимые. Диана даже не очень помнила, на какие именно: то ли на диету, то ли на любовь за деньги, то ли на дураков, то ли на академика Блинова… Вляпаться в его «мины» мог только полный идиот. А вот госпожа Реброва, по обыкновению, придала каламбурчику супруга размах и практический аспект. Она программировала бионы антистимулами в воспитательных целях. Дескать, вот на чем в жизни не следует циклиться…

И никогда, стерва эдакая, не говорила, в какой машине какая бомба.

Так что Диане, можно сказать, повезло: она раскрыла секрет маэстро… Сподобилась. Пусть же теперь и живчик Бо попробует, какова на вкус стихия гениальности.

Диана проинструктировала навигатора на совесть, как о себе позаботилась. Приладила к его непутевому черепу шлем, затем показала, как отключаться и объяснила главное:

– Парень, просто поговори с ней. О чем хочешь. Может, попадешь в точку. И тогда она издаст звучок такой… как бы тебе объяснить… канарейку когда-нибудь слышал?

– А что такое канарейка?

Диана удивленно взглянула на капитана. Тот ухмылялся.

– Бо родился и полжизни провел на Гиперионе, это спутник Сатурна. На кой ему сдались канарейки?

– А. Короче, о певчих птицах знаешь, умник?

– Слыхал. Такие ти-ти-ти…

– Точно. Ти-ти-ти. Птичья трель. Вот она тебе споет, и решение задачки выложит прямо в навигационное устройство, а заодно и само устройство разблокирует… На морде у тебя, милый штурман, метровыми буквами написано: «Парень я крутой, вот только не понял ни рожна»… Что, с самого начала?

– Не-ет… Ты про меня чего так плохо думаешь? Я быстро все схватываю, прямо как ихтиоловый клей. – И лыбится, аж рот до ушей, так бы и врезала по сопатке. – Одно не соображу никак: она – это кто?

А ведь верно, откуда ему знать, дурилке, что бион – ребровский, а значит, по определению девочка? Неоткуда. И, в общем, незачем.

– Ты не бери в голову, парень. Она… значит – машина.

– Понял. Не дурак. Где мой бифитер?

Кэп Раскин щедро налил из набедренной фляжечки. А потом взял Диану под локоток и вывел из трюма.

– Пойдем-ка. Надо потолковать.

А за спиной у них Бо уже бормотал: «Ладно, раз так, крошка, давай знакомиться… Ой, холодно… Чего ты так? „Крошка“ тебе не нравится? Я могу и с уважением, но с уважением за жизнь поговорить не выйдет, понимаешь, нет? Ой, опять холодно… Ты вообще, из каких мест? Хочешь, я буду звать тебя Бэби? Ой, совсем заморозила… Ну я ж тебя ни чуточки не хотел обидеть…»

Кэп завел Диану к себе в каюту, вынул из сейфа початую бутылку Погремушинского коньяку с Терры-2 и отломил по кусочку настоящего горького шоколада с самой Земли.

– Это тебе, Ди, не какой-нибудь говенный Бифитер.

Рюмки тенькнули под аккомпанемент ее выжидательного молчания.

– Как скоро ты будешь в норме?

– Завтра.

– Сколько шансов у Добса?

– Ноль.

– Я так и думал. Но потом… ты… у тебя – получится?

Диана вздохнула. Это совсем не тот разговор, какой бы ей хотелось вести в данную минуту.

– Я… у тебя найдется закурить, кэп?

– Один раз и только в моей каюте. От тебя даже пахнуть табаком не должно.

– Почему?

– Ты представляешь, каких денег стоит рециркуляция воздуха на моей лохани? Да я с начала рейса двоим уже носы порасшибал за дурные привычки…

Раскин поднес огонёк.

Она затянулась. Боже, какое счастье. Кажется, нервная дрожь оставила в покое ее руки.

– Ты не уверена?

Его голос действовал на Диану гипнотически. Казалось бы, какая ерунда, чуть-чуть изменить тональность, и она рассмеялась бы в ответ… Но нет, он все равно поймет, человек с таким голосом не может не понять.

– Я не уверена, Пат.

Раскин положил ее ладонь на свою, сверху накрыл второй и легонько сжал.

– Зато я в тебе уверен, девочка…

Диана молчала, отвернувшись. Ей очень не хотелось встречаться с ним взглядом. Кожа ее лица чувствовала дыхание Раскина. Диана почувствовала удовольствие от аромата чужого человека. Обычно люди пахнут противно… однако иногда встречаются приятные исключения.

– Нам надо было заняться любовью еще двое суток назад.

Диана уперлась свободной рукой ему в плечо.

– Нет, капитан.

Впрочем, она не стала выдергивать руку-пленницу из капкана. И Раскин смотрел на Диану, улыбаясь.

– О чем ты позволяешь себе думать, Пат? Я, между прочим, лесбиянка…

– Угу.

– И анархистка!

– Ну да… – не стал спорить кэп и взялся за блузку.

* * *

Через час они уснули в объятиях друг друга. Последняя мысль Дианы была: «Романтично до одури».

* * *

Она проснулась первой. Раскин посапывал рядышком. Диана хотела погладить его, но боялась разбудить.

«Каков мерзавец! Хор-рош…»

Как здорово, что искусственная гравитация была включена. Прелести любовной борьбы в условиях невесомости – для эктремалов…

Ей было немного не по себе. Все, вроде, удачно. Самец вполне приличный, да и любви однополой Диана присягу не давала. Голос какой! И запах… Оно добросовестно вспомнила голос. Да, очень приятно…

Милли… А что – Милли? Она далеко, и она не стала бы ревновать.

И все-таки Диана никак не могла отделаться от дурацкой мысли: «Что я делаю здесь, в его постели?» И сама же без особой уверенности ответила: «Занимаешься любовью, дорогая. Кстати, вышло грамотно». Ей не в чем было обвинить Раскина. Кэп доставил Диане удовольствие – пусть и не блистательное, зато сытное. Но зачем было соглашаться? Уступила настоянию капитана? Могла бы не уступать, в этом она была уверена. Завелась? Умеренно. Больше сам себе помогла завестись.

В конце концов Диана решилась расшифровать ситуацию до конца: она прежде всего боялась, что Раскин ее прихлопнет, если проблему ключевого стимула решить не удастся. Да-да. А сейчас, может быть, не прихлопнет… Даже в самом пиковом случае.

И меньше всего ей хотелось выяснять, до какой степени Раскин видел и понимал ее страх. Нет, об этом лучше не задумываться. Во всяком случае, кэп взял ее без нажима… Уже неплохо.

Уже неплохо? Такое– стоит ли радости?!

Тут защебетала громкая связь.

Кэп Раскин пробудился моментально:

– Сколько времени прошло?

– Три часа, босс. Мы, короче, не стали лезть к тебе с твоей этой…

Диана похолодела.

– Заткнись! Теперь-то что?

– В общем, босс, вы только-только ушли, еще даже двадцать минут не прошло, и это, Добс, дубина, короче, он дал жару.

– Ты сам-то понял, что сказал?

– Бо расколол адскую машинку.

* * *

Никогда Диана не забудет взгляд Раскина, обращенный в тот миг на нее.

«Кажется, детка, ты стоишь дешевле, чем казалось».

Раскин не сказал ничего подобного. Он улыбнулся ей. Он поцеловал ее. Он вякнул что-то невнятно-ободрительное. Но женские глаза – как вторые уши, ими можно услышать невысказанное.

Как она возненавидела навигатора Добса! И как торжествовала, когда выяснилась: весь его триумф – ничтожная дешевка.

Бион и впрямь отдал решение задачки, разблокировал НУ, в общем, как говорят следователи, пошел на сотрудничество. Но Добс, обалдевший от такого счастья, немедленно упился до розовых дракончиков.

– А сказал он, какой там ключ? Сказал или нет, бездельники?! – пытал команду Раскин.

– Да это, босс… он больше мычал.

– О чем мычал, балбесы?

– Ну как о чем, босс… Он мычал: «Му-у-у-у».

– Сук-кины дети! Тащите его сюда!

– Что, прямщас?

– Нет, на японское рождество!

– Дак это… босс… он вроде как… тело.

– Сдох?

– Не совсем, босс. Но близко. Дышать может, говорить – нет.

– Недоноски! Сюда его, я сказал.

Когда навигатора Бо втащили в штурманскую рубку, он больше всего напоминал кашу. То есть растекался на горизонтальной поверхности и прилипал к вертикальной, но слабо. Раскин с полминуты разглядывал Добса, делая нижней челюстью вялые жевательные движения. Потом с сожалением сказал:

– Стадия «навоз».

Присутствующие одобрительно закивали, и только Диана задала вопрос:

– Не понимаю, почему бы не потормошить его?

– Женщина… – с жалостью в голосе высказался кто-то.

Капитан снизошел до объяснения:

– Не выйдет, Ди. Когда такой отброс, как Бо, добирается до навозной стадии, все бесполезно. Придется ждать, пока само не пройдет.

– Ну, раз та-ак… – изобразила она полное понимание. Хотя, конечно, дать бы ему разок по яйцам, и станет свеженьким, как неразбодяженный порошок…

– Оболдуи, – вежливо обратился Раскин к своей команде, – если кто-нибудь мимо моего слова поднесет Бо хоть каплю на опохмел, я того выкину за борт. Это первое. Теперь второе. Через шесть часов он, может, вынырнет. А может, и не вынырнет. Если навигатор будет как сейчас, тогда, док, ты возьмешь Бо к себе в медотсек и внутривенно вмажешь ему коктейль для просветления. А когда очнется, поставь урода под ледяной душ. И ко мне.

– Может, не стоит? Человек все-таки…

– Кто тут спорит со мной?

В рубке воцарилось выразительное молчание.

* * *

Через шесть часов Раскин допрашивал просветленного Бо в присутствии Дианы.

– Бо.

Мотание головой.

– Бо?

Продирание очей.

– Бо!!

– М-м-м-м-м…

– Бо, виски.

– Да, босс?

– Так вот, Бо, ты не вовремя нажрался, и тот виски, который ты в себя, клоп-спиртосос, влил, будет тебе стоить отбитых мозгов.

– Отбитых, босс?

– Ты когда-нибудь ел отбивные из мозгов? Хочешь попробовать из своих?

– Н-н-н-н-е-е… босс.

– Тогда напряги извилины и вспомни, на чем ты расколол эту безмозглую шарманку.

Диана презрительно поморщилась. Вам бы тут, ребята, мозгов от «этой шарманки» хватило на всех, если бы ставилась задача вынуть труху из черепов и заменить ее на мыслящую субстанцию. Впрочем, стоит ли делать из вас людей? Умных должно быть мало, иначе работать станет некому.

– Н-н-н-н-у-у… она заработала, босс. Все получилось.

– Бо, ты испытываешь мое терпение. Просто скажи, что ты ей ляпнул перед тем, как она заработала.

На лице штурмана отразилось титаническое усилие. «Просто Сизиф какой-то», – отметила про себя Диана. На миг ей показалось, будто Добс раскочегаривает умственные усилия с помощью активной работы бровями, губами, нижней челюстью и кожей на лбу. Наконец, невидимый паровоз тронулся с места. Перрон поплыл мимо вагончиков…

– Кэп, да я… много чего ей сказал.

– Конкретней, Бо.

– Вот, о жизни о своей. Откуда я, да кто родители, да чего я к твоей команде пристал, да что денег все время мало, хотя, вроде бы, должно быть много… А она ничего, девчонка эта, ну, хоть поговорить теперь есть с кем, а то ведь не с кем и поговорить, да. Все понимает. Ап-псолютна! Слушает, не перебивает. Ну, я опять же про жизнь, что вот, я свободен…

– Какая, любимец белой горячки, девчонка? Где ты ее увидел? И от каких ты, красный нос, мандавошек свободен?

– Ну… босс… не смущайте меня. Свободен я как мужчина, а девчонка… так это… она самая…

Диана поторопилась объяснить:

– У данного биона – остаточный контур феминной психоматрицы…

Раскин даже не стал переспрашивать. Он просто сделал солидную паузу и упер взгляд в потолок.

– Он баба, – попросту сказала Диана.

– А.

– Вот и я говорю, босс… девица. Молодая еще. Стесняется, потому и молчит.

– Сдурел ты у меня, навигатор. Поря тебя списывать… за борт.

– Ну, босс, зачем же… Что я ей еще сказал? Ну, под конец… Ох, как все перемешалось-то в голове, просто хвостиком к носику… Я все спрашивал, какие у нее взгляды на… это… на здоровый секс… А она молчит-молчит, а потом морозом меня – р-раз! Мол, торопишься, парень… Любит вежливое, стало быть, обхождение. А я тогда с другого боку подлаживаюсь, да… комплименты всякие, слова хорошие, туда-сюда, милая-дорогая, сладкая-медовая… Иначе ж нельзя с девчонками, они без обхождения… не того…

Диана истерически захохотала.

* * *

Раскин велел Добсу отсыпаться. Когда тот вышел из капитанской каюты, Пат крепенько взял Диану за плечо и объявил ей суть дела:

– Ди, у нас ровно сутки до встречи с заказчиком. Очень надеюсь, что ботва, которую выдал этот пердун, тебе пригодится.

– Возможно…

Диана старалась быть дипломатичной.

– Ты не подумай, девочка, я не ради постельных дел тебе впаривал, будто верю в тебя. Я действительно верю. Давай. Жми. Время еще есть.

Образ Великой Сладкой Милли начал тускнеть. Извини, Милли, если ты хочешь быть любимой, не покидай меня.

Раскин поцеловал ее в затылок, и от такого обращения Диана слегка поплыла. Разум ее держал все обстоятельства последних часов на переднем плане. Но тело – это очень предательская штука…

Она в который раз подумала, до чего же невовремя проклятый навигатор сунулся в ее дела. И кэп, словно читал ее мысли, сейчас же прокомментировал:

– Не волнуйся насчет Добса. Он просто… частное проявление одного великого закона.

– Больно умно ты выражаешься, Пат. Для моих-то размякших мозгов…

– Не язви. Оно тебе надо? Я, видишь ли, кое-что повидал. В жизни есть великие законы, точно как в физике или химии. Вот тебе один. Представь-ка: делаются большие дела. То есть, собрались серьезные люди, заказали крутых профессионалов, вложили немереных бабок… Только-только дойдут они до самого важного, и тут вдруг все стопорится. Тогда обязательно, слышишь, Ди, – обязательно! – явится какой-нибудь грошовый огрызок, встрянет по самые уши, и от этого огрызка будет зависеть: выгорит дело у серьезных людей, или не выгорит. Так-то… А теперь иди.

* * *

Так что говорил Добс?

«Свободен как мужчина…» Тоже мне мужчина! Подставка под пивную кружку…

Ладно, порбуем. Договорился ведь как-то навигатор с машиной, хоть и… огрызок.

– Я буду с тобой корректна. Давай все-таки попытаемся договориться. Ты не против?

Агрегат выдает нуль реакции.

– Мужчина… Красавец? В духе латино? Скандинав? Богатырь? Менеджерского типа? Мачо? Артист?

Нет.

– …отличный партнер в сексе? Активен? Нежен? Внимателен? Предупредителен? Ох, глупости говорю. Так не бывает… Длинный член?

Нет.

– …совсем мальчик? Ну, или тип «школьник»? Тип «студент»? Некоторым нравится…

Нет.

– …какая-нибудь экзотика? Брутальные ласки? Доминирование? Рестлинг? Наручники? Бандаж?

Нет. Хотя, казалось бы, она все перебрала…

– …тебе нужен настоящий зверь?

Нет.

– …подкаблучник? Чтобы выполнял все поручения и вообще почитал за честь один твой благосклонный взгляд? Тип «слуга»?

Нет.

– …домовитый? Приглядит за детьми… нет, дети были, прости, повторяюсь. Может… пусть бы носил на руках?

Очень близко! Но в какую сторону?

– …э-э-э… мастер поцелуя? Объятия? Король выпускного бала?

Нет.

– …а если… одет со вкусом? Какая чушь! С них достаточного того, чтобы выглядели не хуже старого молотка… Непьющий?

Легкое шевеление, но… нет.

– …вроде Порохова – пузанчик? Компанейский парень? Талант?

Нет.

Что еще говорил Добс?

«Здоровый секс…»

– …безопасный секс? мужчина должен разделить ответственность? Просто очень много секса?

Холодно. Холодно, холодно, холодно…

На Русской Венере, в той самой армейской конторе, где Диана отпахала два года в мастер-операторах, она числилась железной девочкой и перекрывала все рекорды контакта с бионами. По инструкции следовало ограничиваться тремя часами. Но Диана «спарринговала» по пять часов, а то и по шесть – если очень надо…

Здесь она признала свое поражение и, смертельно устав, отключилась от агрегата, лишь через одиннадцать часов после начала работы.

* * *

Чуть погодя в трюм внесли Добса. Пьяненького. Под присмотром Дианы подстыковали «сбрую».

Его волокли Мак и Жак. Мак сказал:

– По приказу капитана, мэм.

Жак добавил:

– Не сердитесь, мэм. А вдруг ему опять повезет?

Диана поморщилась, но сумела выдавить что-то вроде: «Ну, раз по приказу Пата, тогда конечно…» Впрочем, издевательство над ее профессиональными качествами длилось недолго.

Навигатор успел сказать:

– А вот и я, карапузенька! – и хлопнулся без сознания. На его лице сохранилось доверчиво-умиленное выражение.

Это был типичный бионный нокаут. С Ребровой станется вшить и второй антистимул – в педагогических целях. Впрочем, защиту от алкоголика Диана вшила бы машине и сама. С удовольствием. Если бы только умела…

* * *

Диане требовалось поесть и поспать, иначе на работе сразу придется ставить крест. Квелый оператор биона – не оператор… Тут воля нужна, энергия, бодрость.

В течение десяти минут Диана уничтожила двойную обеденную порцию. В течение четырех часов она пыталась выспаться за двоих, но таких чудес Господь не посылает. В течение тридцати секунд молилась. Еще двадцать минут ее внимания отобрал у биона Раскин. Он… без особых изысков, но очень напористо взбодрил Диану. Чуть погодя она осознала что, вероятно, это и на самом деле было ей нужно…

Всё, работаем.

– Ну-с, на чем мы закончили?

Стена холодного равнодушия, вот на чем мы закончили, и, кстати, с того же и начинали…

– Свой садик? Огородик? Цветочки? Грядочки? Грушки? Куртиночки с розами? Прудик? Жизнь на природе? Завести свою скотинку? Козочек? Коровушек?

Нет.

«Оно и правильно. Какие-то мечтания любимой жены петуха…»

И тут стало теплее. Ощутимо теплее. Диана почувствовала: от триумфа ее отделяет полшажка.

– Ну… петух? Птица Феникс? Птица счастья? Синяя птица? Соловей?

Нет.

Какие еще соловьи! Реброва же как и она сама – венерианка, а на Венере что курский соловей, что мезозойский птеродактиль, едино сказочные, неведомые существа…

– Или это павлин? А? Царственный павлин?

Нет.

– Страус? Очень спортивного вида птичка. Он подарит тебе новые занавески и даст на себе покататься…

Какого беса? Ну какого беса?! Терпение на исходе.

– Мечтания, так? Может, Феерия? Страна грёз? Сказка? Чудо?

Нет.

– Катарсис? Инсайт? Приход?

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет.

Нет…

* * *

– Они прибыли, Ди. Они предъявили деньги. Они дали тестовую задачу.

– Еще чуть-чуть, и я…

– Помолчи, пожалуйста. Ты пойдешь со мной. – Раскин не обратил внимания на ее писк. – А вместо тебя подергается этот шибздик. Как вы, русские, говорите? Авось!

Навигатор Добс, почти трезвый, смотрел на контейнер с бионом широко открытыми глазами, и зрачки его чернели двумя огромными пуговицами. Боится, подонок. И правильно боится.

– Дерзай, Бо. Бог любит простофиль, вроде тебя.

Сбрую навигатор подстыковал сам. Научился…

Кэп Раскин шагал уверенно, своим подчиненным, попадавшимся на пути, он улыбался и даже подмигивал. «Дело плохо», – уверилась Диана.

– Дело плохо, – просветил ее Раскин.

Оказывается, новые шотландцы проявили подлую скаредность. Их старшая, оч-чень серьезная дамочка, намекнула, мол, знает ли Раскин, каких денег стоит поход тяжелого крейсера в эту точку пространства? Понимает ли он, что весь этот расход придется возмещать из его личных средств, если бион не сумеет расщелкать задачку? А не хватит личных средств Раскина, так в уплату пойдет его посудина, она еще не старая. Коли и экипаж размонтировать на материал для трансплантации, получится в самый раз. Даже сдача будет, хоть и небольшая. Не желает ли капитан чью-нибудь здоровую печень на сдачу? Можно устроить. Шутка, шутка…

– Как думаешь, могли они всучить нам нерешаемую фигню?

– Не знаю, Пат… – рассеянно ответила Диана. – Хотя… нет. Это не логично.

– Просто я волнуюсь девочка… Ничего, кроме этой лохани у меня нет.

Вдруг он взорвался:

– Ради какой дури они приперли сюда крейсер? Тупой, вонючий крейсер охренительных размеров?!

Потом он замолчал и не произнес ни слова почти до самой капитанской рубки. И в лишь самом конце пути сказал:

– Ди… Там твоя старая знакомая. Отвлеки ее… Развлеки ее… Лишние минуты… Добсу…

– Ах, вот зачем я тебе понадобилась!

Раскин ответил без обиняков:

– Ты хочешь жить? А хочешь жить богато?

Мерзавец был прав на все сто.

В рубке ее ждала Милли. Глаза, не выражавшие ничего, кроме спокойного презрения. Губы, обозначившие легкую гримаску досады. И еще мундир с такими знаками различия, ради которых стоило играть в любовь, морочить голову провинциальной дурехе, вербовать ее так, чтоб она сама не сознавала этого, а потом сделать из нее инструмент в секретной операции.

Диане хватило нескольких секунд – понять все это. Отвлекать Милли, развлекать ее… какая чушь! Либо Добс докажет дееспособность биона, либо придется оплачивать услуги крейсера… У меня неплохие почки, мэм, забирайте! Зато сердечко в последней стадии износа, может, не будете трогать его, мэм?

Не о чем тут говорить. Судьба корабля, экипажа, капитана и самой Дианы решалась не в капитанской рубке, а в восьмом трюме.

* * *

Диана мчалась по лохани кэпа Раскина, как никогда никуда не бегала. Ей на ум то и дело приходили способы использования ее тела, родного и любимого, в сумасшедшей биоэлектронике новых шотландев, и способы эти были один чудовищнее другого. Неожиданно скоба утилизатора вцепилась ей в локоть. Как не вовремя! Диана рванулась, оставив на скобе изрядный кусок куртки. И ведь это был не какой-нибудь кожзаменитель, а настоящая кожа с самой Земли, поэтому лоскут, пожертвованный проклятой железке, стоил пару обедов в среднем ресторанчике Русской Венеры…

Наконец, она добралась до восьмого трюма.

И увидела это.

Холодок ужаса сжал ей внутренности. Пропасть из-за своих оплошек далеко не столь обидно, как из-за кретинизма пьяного самца! Себе бы она простила… Может, свернуть ему башку? Тогда у нее будет хотя бы моральное удовлетворение.

Навигатор Добс поставил контейнер с бионом на пол, лег на него, обнял и похныкивал в манере супруга, уткнувшегося носом в люк жилой кубатуры, за которым злорадная жена через каждые три минуты, с добротной регулярностью, повторяет одну и ту же фразу: «Все равно не пущу, пить меньше надо!»

Диана вслушалась в бубнёж навигатора:

– Ну, извини, сплоховал… принял лишку… больше не буду… выручай… одна на тебя надежда… а я исправлюсь, точно исправлюсь… я… это… вылечусь. Чесслово.

Машина молчала.

– Чем вы занимаетесь, мистер Добс? Какого… ты, болван, что, совсем мозги в спирту растворил?!

Но самец ее не слышал. Он похотливо поглаживал черные панели контейнера и приговаривал:

– Родная, медовые губки, ну же… прости. Хочешь, я извинюсь ровно сто раз? а? Хочешь, я встану перед тобой на колени? а? И встану…

Навигатор сполз с черного ящика, устроился на коленях, но попытка ровно стоять в такой позе не увенчалась успехом. Тогда он обхватил контейнер, уперся в него лбом и зарыдал.

– Что хочешь… звезду… с неба… все жалование… до последнего… и ник-когда, ни на одну, даже случайно… ну, разве только попрощаюсь с Полли Брэкстон… и все… и ни под как-ким видом…

Какой-то важный предохранитель сломался в сознании Дианы. Он ринулась вперед, разрываясь от трех взаимоисключаюших желаний: убить скотину-Добса; отшвырнуть скотину-Добса и напоследок попробовать самой исправить положение; подсказать скотине-Добсу, как ему следует себя вести.

– Т-ты! Самец! Разве так просят прощения у женщин?!

– А? – на миг обернулся навигатор.

Его взгляд столь сильно напоминал взгляд очень старого, день ото дня ожидающего агонии спаниеля, что Диана поневоле остановилась. Ее притормозила совершенно иррациональная мысль: «До чего же жалко зверюшку…»

Добс, тем временем, продолжал:

– Ну что же ты? Так-то ты меня любишь? А я вот… я вот уж-жасно тебя люблю… ты же знаешь… Ты же вообще меня знаешь, как олбу… облу… облупанного… Ты… детка… хочешь, я выйду за тебя зажен? Давай поженимся, сладкая. Детка… милая… никогда и никому я не говорил этих слов…

Машина издала мелодичную трель.

Москва, 2004