Текст книги "Полководцы Святой Руси"

Разгром немецких рыцарей на Чудском озере

Главное столкновение произошло 5 апреля 1242 года на льду Чудского озера, «на узмени», недалеко от скалы Вороний камень[75]75
  К настоящему времени Вороний камень, как полагают некоторые специалисты, ушел под воду, он там давно, на глубине около 1,5 метра. Он был обнаружен комплексной археологической экспедицией 1958–1959 годов, и там найдены следы древних каменных укреплений. Возможно, на этот укрепленный пункт Александр Ярославич рассчитывал опереться, если сражение примет неудачный для Руси оборот.


[Закрыть].

Память об этом сражении драгоценна для национального исторического самосознания. На ней росли многие поколения русских, учась вере и отваге, потребной для защиты родной земли. А для историка важна фактическая основа «большого исторического мифа», составляющего духовное наполнение русской истории. Для историка важна истина в чистом виде, то есть правда факта. Историк, в сущности, не обязан оберегать от коррозии драгоценное серебро древних преданий, он по ремеслу своему – защитник правды, а не страж красивых сюжетов.

Но.

Если историк – человек с корнями, уходящими в русскую почву, то он никогда, ни при каких обстоятельствах не станет играть в модные современные игры «деконструкции». Он не станет говорить себе и другим: «Патриотично – значит ложь». Он не станет насиловать исторические источники, пытаясь извлечь из них сенсационные гипотезы, превращающие древнего героя в ничтожество. Он не примется питать свое антигосударственническое чувство кровью деятелей прошлого. Историк ведь не стои́т поодаль от народа своего и не существует отдельно от него. Историк – часть своего народа и живет в самой гуще единоплеменников и единоверцев. Его дело – говорить правду. Поэтому прекрасный изгиб средневековой легенды должен быть оспорен историком в том случае, когда новые, недавно поступившие в научный оборот источники или, может быть, новые методы толкования старых источников опровергают его. Но если для опровержений подобного рода фактической, то есть опирающейся опять-таки на источники, почвы нет, то попытки «оспорить, потому что сейчас принято на всё смотреть с другой стороны», являют величайшую глупость самого историка, а порой и ничтожество его личности. Ведь топтать беззащитную историческую личность, которая не встанет из гроба, чтобы ответить на хулу пощечиной, это… это… скажем максимально вежливо, плод подростковой тяги к самоутверждению, по причинам неполного психического здоровья сохранившейся до зрелого возраста.

Лапидарное известие летописи о месте, где сошлись два воинства, вызвало в науке немало споров. Дело в том, что если в общих чертах место вооруженного столкновения ясно, то с большей точностью определить локацию чрезвычайно трудно. «Узмень» – пролив между северной и южной частями Чудского озера. Но наименее широкое место в нем расположено далеко к югу от Вороньего острова (вот еще вопрос: можно ли ассоциировать Вороний остров с летописным Вороньим камнем?). Поэтому ученые располагали точку встречи немецких и русских воинов в разных местах. То неподалеку от самой скалы, то есть острова Вороньего (напротив деревеньки Остров), «по линии Тарапалу – Остров и немного южнее ее» (как полагал Г. Н. Караев); то южнее ее, то восточнее – в узком проходе между Вороньим камнем и устьем реки Желча (такова версия историка И. П. Шаскольского). Академик М. Н. Тихомиров, используя данные местных краеведов, указывал на поселок Чудская Рудница, вроде бы неподалеку от него существовал ранее прибрежный валун Вороний камень, взорванный около 1921 года рыбаками[76]76
  Но насколько точны были данные краеведов, коими они снабдили М. Н. Тихомирова, сейчас установить невозможно.


[Закрыть]. Его точку зрения разделяет современный историк Д. Г. Хрусталев: где-то между поселками Чудская Рудница и Мехикорма. Мнение Т. Ю. Тюлиной, участницы экспедиции к Чудскому озеру: битва была «в Сиговице» (так называют слабый лед у Больших и Малых ворот и у Тины). Мнение историка Э. К. Паклара: на восточном, русском берегу озера, «у Вороньего камня, находящегося в 12–14 км от эстонского берега, в 9 км от острова Пийрисаар, в 2,2 км от нынешней деревни Подборовье и в 3,3 км от Кобыльего городища»[77]77
  Высказывались даже экзотические предположения, согласно которым Ледовое побоище происходило близ эстонского берега Чудского озера. Но это уже совсем маловероятно: в русских источниках четко сказано, что после поражения немецко-чудской армии русские полки гнали ее несколько верст до противоположного берега, а куда ее гнать, если битва произошла прямо рядом с этим берегом? Совершенно безосновательная гипотеза.


[Закрыть].

Выбор места сражения объясняется не какими-то хитроумными тактическими расчетами, но весьма прозаическими обстоятельствами. Епископ Дерптский ставил своей задачей догнать русских, выбить с подвластной территории, лишить добычи и полона. Александр же Ярославич считал, что ему хватает сил противостоять дерптцам, а потому решил не уходить без боя. Оставалось найти место, где оба воинства могли бы развернуться для генерального сражения. В условиях, когда зимняя твердь сменяется весенней слякотью, очевидно, ничего лучше ледяной равнины Чудского озера не представлялось возможным отыскать.

Если бы главная сила обеих сторон – тяжеловооруженная конница – попыталась действовать на берегу в грязи, она просто не смогла бы наносить мощные удары. А именно натиск латной кавалерии решал ход сражений того времени. Выбор чудского льда в качестве поля боя показывает: обе стороны изначально готовились не к легким стычкам, а к генеральному столкновению.

О Ледовом побоище ходит множество мифов. Один из них заключается в том, что на Чудском озере сошлись громадные силы, сравнимые с корпусами или даже армиями времен Великой Отечественной войны. Некоторыми историками высказывалось предположение, согласно которому орденское войско состояло из 10–15 тысяч бойцов, а ополчение новгородцев с княжескими дружинами – из 15–17 тысяч. Это явно завышенные цифры. Согласно другому мифу, сражение вели жалкие шайки по сотне-другой бойцов. Между этими двумя крайними мнениями существует широкий спектр «переходных» версий: более 500, но менее 1000 человек с каждой стороны… по 5 тысяч ратников… по 8–10 тысяч…

Правда же состоит в том, что численность противостоявших армий, как и в случае с Невской битвой, неизвестна даже в самом грубом приближении. В эпоху Высокого Средневековья силу войска в большинстве случаев определяли количеством рыцарской конницы. Тяжеловооруженный всадник несколько столетий играл на полях битв Европы роль настоящего танка. И дело не только в том, что рыцарь в кольчуге, бригандине[78]78
  Бригандина – панцирь с мягкой (чаще всего кожаной) основой и нашитыми на нее лужеными металлическими пластинами. Бригандину надевали поверх кольчуги, она защищала грудь рыцаря.


[Закрыть] и на коне, которого также могли защищать плотная материя, кольчужная попона и металлическая маска, был слабоуязвим, да и просто страшен для пехотинца. Рыцарь посвящал военному делу всю жизнь и являлся высоким профессионалом боя. Он прекрасно владел оружием, понимал тактику военных действий, имел богатый опыт боевых столкновений, был настроен на успех, поскольку слава, заработанная в сражениях и походах, поднимала его общественный статус.

Княжеский дружинник и новгородский боярин фактически являлись русскими рыцарями. По части оружия и доспехов они мало чем уступали немецкому рыцарю. Более того, богатый боец из старшей дружины, носивший чешуйчатый (пластинчатый) панцирь, кольчугу под ним, шлем с полумаской и бармицей[79]79
  Бармица – кольчужная сетка, прикреплявшаяся к нижнему краю шлема. Защищала уши, шею, плечи, а порой и подбородок.


[Закрыть], щит, меч, копье, а порой еще и булаву, лук со стрелами или боевой топор, по тяжести вооружения превосходил шведского, да и немецкого рыцаря. Разве что, быть может, на Руси не в обычае были кольчуги с длинным рукавом и окольчуживание ног ниже колена, но вот вопрос: а до какой степени немецкий провинциальный рыцарь, находящийся на окраине католического мира, не в тех местах, кои кипят серебром, мог позволить себе кольчужный доспех со всеми перечисленными «наращениями»? Боярин новгородский или старший дружинник суздальский, имея элементарно больше средств на вооружение, вполне мог в этом смысле «перещеголять» своего немецкого «коллегу».

В боевых условиях тяжеловооруженному русскому коннику приходилось таскать на себе порядка 30 килограммов металла, и он играл роль точно такого же «живого танка», как и орденский «брат». Разница между ними состояла в том, что русский кавалерист больше полагался на меч, топор и булаву, а европейский предпочитал таранный бой на копьях; плюс кольчужная защита русского дружинника могла быть несколько легче… или тяжелее (тут не угадаешь!). Соответствующие боевые навыки им прививались сызмальства.

Ниже рангом шли кавалеристы, не имевшие столь мощного оборонительного вооружения. В немецком войске это были оруженосцы, рыцари, приехавшие в Прибалтику за славой и добычей, наемники, возможно, богатые горожане Дерпта. Все они чаще всего уступали по части доспехов и боевой выучки опытным рыцарям-братьям Тевтонского ордена. В русском войске младшие дружины Александра Невского и его брата Андрея также были вооружены слабее, чем старшие.

И таких ратников, профессионалов боя, но все же «второго сорта», в обоих воинствах, можно быть уверенным, насчитывалось существенно больше, чем кавалеристов «высшего качества».

Помимо конницы в боях и походах того времени участвовало пешее ополчение. Ополченец располагал намного более легкими (а то и вовсе никакими) доспехами и намного более слабым наступательным вооружением. Да и как боец он стоил на порядок меньше, чем рыцарь или дружинник. Слабо организованные толпы пехоты чаще всего не выдерживали натиска тяжеловооруженной конницы. Боеспособность ополчения и на Руси, и в Европе справедливо считалась невысокой. Но так было не везде. И Ледовое побоище – исключение из правила.

Ополченцы Новгорода и Пскова в боевом отношении стояли выше ополченцев «Низовской Руси». Набег Александра Ярославича на немецкие земли должен был притянуть к его дружине изрядное количество «охочих людей», то есть добровольцев, рассчитывающих на богатую добычу. В новгородском ополчении состояло немало лучников. К тому же вечевые республики нередко отражали вражеский напор самостоятельно, бывало, и сами нападали на соседей, баловались ушкуйным промыслом. Ушкуйники – отряды новгородских бояр и их вооруженных слуг, воевавшие ради захвата земель по границам вечевой республики, а также ради разбоя на реках и торговли в опасных местах. Плавали на гребных судах-ушкуях. Действовали дерзко, нередко совершали дальние походы. Отсюда – давний навык северорусской пехоты к военному делу и отсутствие случайных людей в рядах войска. А обширные торговые связи новгородцев позволяли им обзавестись превосходным оружием.

Добавим на чашу весов еще и серьезный стимул для русских бойцов сражаться со всей энергией, отвагой и решительностью: воинство Александра Ярославича входило в пределы Псковской земли с территории эстов. Иными словами, за спинами ополченцев, за ледовой гладью озера виднелась Русь. Можно убежать, дрогнув перед лицом могучего врага, но такое бегство – срам и риск: помимо позора русский «охотник» еще и оказывался под угрозой того, что чужак войдет с мечом в руках в его дом, убьет его отца, увезет его жену. Имело смысл стоять крепко.

Да и немецкая армия располагала вовсе не худшей пехотой. Сколько рыцари набрали ополченцев из немецких колонистов, ливов, леттов и эстов, определить невозможно. Может быть, двести человек, а может быть, пять тысяч. По русским источникам известно одно: они присутствовали на поле боя. Кроме того, понятно, что основную часть ополчения составляли отнюдь не немецкие колонисты, а эсты или, как их называли в русских летописях, чудь[80]80
  Это слово применялось в указанный период также и к селам (селонам, сету) – не столь многочисленной, как эсты, народности, жившей на землях, близких к театру военных действий. Таким образом, возможно и ее участие в битве – на стороне немецкого рыцарства.


[Закрыть]. Этот народ был приучен к войне и сражался без конца то с немцами, то с литовцами, то с ливами, то с русскими на протяжении нескольких поколений. Он мог придать крестоносному воинству значительную силу.

Однако он же представлял собой и слабость рыцарского полевого соединения: чудь шла под командой вчерашних своих врагов, оккупантов, против других врагов, только что ее грабивших и паливших ее деревни. Но русские уже уходили с ее земли. Для чуди имело смысл отбить своих пленников, вырвать из русского обоза свое добро, вывезенное из сел и деревень княжескими дружинниками, отогнать коней да содрать с убитых ратников дорогие доспехи. Но всё это предполагало преследование, стычки на флангах и в тылу отступающих русских дружин, нападения из засад, а не бой насмерть. Чуди, отметим и подчеркнем, не было резона умирать за своих новых хозяев. Русские-то, как уже говорилось, уходили, а значит, для самой земли чудской они перестали быть прямой гибельной опасностью.

Следует принять как данность: с обеих сторон пехота состояла не из робкого крестьянства с дрекольем, а из ратников, подготовленных к хорошему бою. И все-таки даже такое ополчение сильно уступало в боевой ценности дружинно-рыцарской кавалерии. А чудские отряды еще и уступали русским «охотникам», используя современную лексику, в мотивированности.

Армии, подошедшие к Чудскому озеру, могли быть весьма многолюдными – за счет ополченцев. Счет живой силы вполне мог идти на тысячи. Но исход боя – и это прекрасно понимали обе стороны – решался все же ударами тяжелой кавалерии. А это по нескольку сотен человек в немецком и русском воинствах. Притом всадников, защищенных полным тяжелым доспехом, представляющих самый цвет воинства, скорее всего, считали десятками…

Орденское войско XIII века, по немецким источникам, могло выставить порядка полутора сотен рыцарей-братьев, несколько большее количество хорошо вооруженных оруженосцев и рыцарей-«сержантов», а также отряды союзных рыцарей, прибывших из других стран в надежде на прибыльную службу, славу, добычу… В 1242 году основные силы Тевтонского ордена оставались заняты на другом театре военных действий. В самом лучшем случае орден сумел бы вывести на поле боя порядка 30–50 рыцарей-братьев и, вероятно, втрое-вчетверо больше тяжеловооруженных кавалеристов из числа оруженосцев, сержантов, союзных рыцарей. К ним надо добавить относительно небольшие силы датчан и отряды епископа Дерптского, совсем недавно укрепившегося на этой земле. Итак, если поднять планку до пределов разумного, вероятно, всего с немецкой стороны участвовало порядка 200–500 одоспешенных кавалеристов, притом что лучших, на уровне рыцарей-братьев, всадников собралось, скорее всего, меньше сотни.

Известный историк военного дела А. Н. Кирпичников постарался уточнить, сколько именно рыцарей и не столь тяжеловооруженных всадников мог выставить орден на поле боя в тот день.

Он, в частности, пишет: «На основании сохранившихся письменных источников… построение клином (в летописном тексте – “свиньей”) поддается реконструкции в виде глубокой колонны с треугольным увенчанием. Подтверждает подобное построение уникальный документ – воинское наставление – “Приготовление к походу”, написанное в 1477 г. для одного из бранденбургских военачальников. В нем перечислены три подразделения-хоругви (Banner). Их названия типовые – “Гончая”, “Святого Георгия” и “Великая”. Хоругви насчитывали соответственно 400, 500 и 700 конных воинов. Во главе каждого отряда концентрировались знаменосец и отборные рыцари, располагавшиеся в 5 шеренг. В первой шеренге в зависимости от численности хоругви выстраивалось от 3 до 7–9 конных рыцарей, в последней – от 11 до 17. Общее число воинов клина составляло от 35 до 65 человек. Шеренги выстраивались с таким расчетом, чтобы каждая последующая на своих флангах увеличивалась на два рыцаря. Таким образом, крайние воины по отношению друг к другу помещались как бы уступом и охраняли едущего впереди с одного из боков. В этом и заключалась тактическая особенность клина – он был приспособлен для собранного лобового удара и одновременно был трудно уязвим с флангов. Вторая, колоннообразная часть хоругви, согласно “Приготовлению к походу”, состояла из четырехугольного построения, включавшего кнехтов. Число кнехтов в каждом из трех названных выше отрядов равнялось соответственно 365, 442 и 629 (или 645)… Рыцарский отряд XV в. мог достигать одной тысячи всадников, но чаще включал несколько сот комбатантов… У нас имеется также возможность более конкретно определить численность и ливонского боевого отряда XIII в. В 1268 г. в битве у Раковора, как упоминает летопись, выступал немецкий “железный полк великая свинья”. Согласно “Рифмованной хронике”, в битве участвовало 34 рыцаря и ополчение. Это число рыцарей, если дополнить его командиром, составит 35 человек, что точно соответствует составу рыцарского клина одного из отрядов, отмеченного в упоминавшемся выше “Приготовлении к походу” 1477 г. (правда для “Гончей” хоругви, а не “Великой”). В том же “Приготовлении к походу” приводится число кнехтов такой хоругви – 365 человек. С учетом того, что цифры головных частей отрядов по данным 1477 и 1268 гг. практически совпали, можно полагать без риска большой ошибки, что по своему общему количественному составу эти подразделения также приближались друг к другу»[81]81
  Кирпичников А. Н. Две великих битвы Александра Невского // Александр Невский и история России. Материалы научно-практической конференции. Новгород, 1996. С. 38.


[Закрыть].

Проще говоря, по мнению ученого, орден вывел на лед Чудского озера примерно 400 бойцов, из них 35 рыцарей-братьев. Что же касается ополчения, набранного у подвластных народов, то его размеры А. Н. Кирпичников не берется определить, что разумно: нет никаких, даже косвенных свидетельств, позволяющих решить этот вопрос.

Сюда стоит внести одну серьезную поправку. Сами немцы подчеркивают поспешность сбора войск. Они не готовили завоевательный поход, они собирали силы для отпора наступающим новгородцам. Вот как описывает концентрацию немецких сил «Старшая ливонская рифмованная хроника»:

 
В Дерпте узнали,
что пришел князь Александр
с войском в землю братьев,
чиня грабежи и пожары.
Епископ не оставил это без внимания
быстро велел мужам епископства
поспешить в войско братьев
для борьбы против русских.
Что он приказал, то и произошло.
Они после этого долго не медлили.
Они присоединились к силам братьев.
Они привели слишком мало народа,
войско братьев было также слишком маленьким.
Все же вместе они решили
На русских напасть.
 

В такой обстановке никто поштучно не высчитывал, сколько рыцарей-братьев нужно для правильного выстраивания боевой колонны. Собрали тех, кого успели собрать, – рыцарей ордена, рыцарей, служащих епископу Дерптскому, а также «мужей короля» – датчан. О возможности последнего говорит сообщение в тверском летописании. Там сказано, что на льду Чудского озера Александру Ярославичу противостояли «…местерь со всеми бискупи и с множеством языка его и власти его, что… есть на сей стороне, и с помочею королевою»[82]82
  Тверская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. XV. М., 2000. Стб. 382.


[Закрыть]. Нет никаких оснований считать, что орден вывел в поле «штатное» число тяжеловооруженных кавалеристов Гончей хоругви, а не больше или меньше бойцов. Судя по потерям (о них речь пойдет ниже), на льду Чудского озера оказалось не менее 30 рыцарей в полном доспехе. Более 50 орден, как уже говорилось, тогда не мог поставить в строй. Но кого-то дал епископ Дерптский, кого-то, чисто теоретически, могли прислать соседи – разумеется, это были небольшие отряды, несопоставимые с мощью ордена. Тех же датчан, например, новгородцы не заметили, не выделили из общей немецкой массы, и, следовательно, невелико их число среди участников сражения. Поэтому, наверное, правильным будет оценить совокупную мощь немецкой (и датской?) тяжелой кавалерии в 40–80 всадников при тех же 300–600 бойцах, не имевших столь же мощного защитного снаряжения. Их сопровождало значительное количество немецко-эстского ополчения. Его, весьма вероятно, вышло в разы больше, чем рыцарской конницы.

В условиях Средневековья это весьма значительные силы. Решающие сражения в истории Западной Европы XII–XV веков проводились порой при меньшем количестве рыцарского воинства.

Сколько вышло на поле боя русских воинов, нельзя определить даже столь приблизительно, как это получилось с немцами. Сами немцы считали, что у русских большое численное превосходство, но они прикидывали на глазок. А по факту ситуация могла быть и прямо противоположной: немцы, учитывая чудской контингент, имели шанс набрать больше ратных людей, чем Русь.

По мнению Дэвида Николла, автора широко известной книги «Lake Peipus. Battleon The Ice», армия епископа Дерптского состояла приблизительно из 1800 бойцов. В их число входило около 800 человек датско-немецкой тяжелой кавалерии (knightsandsergeants, по выражению Николла) и 1000 эстов. Ядром конницы являлась «милиция» епископа Дерптского. Николл считал, что в нее входило до 300 ратников-немцев. Восточная часть датской Эстонии, с его точки зрения, могла вывести в поле 200 кавалеристов при поддержке отрядов из местных племен, а Тевтонский орден – 350 с тем же «гарниром» из Estonianauxiliares. Но в походе, как он полагает, могла принять участие лишь часть этих сил. Русские же ополчение и дружина (со ссылкой на мнение некого «большинства историков»!) определены им по численности как 6–7-тысячный корпус. Тут всё гипотетично, и ни одна цифра не подтверждается ссылками на источники. Так что выкладки Николла выглядят до крайности сомнительно. Терри Гор поднимает численность немецко-датско-эстского воинства до 2000–2500 бойцов и поддерживает цифру в 6000 ратников на русской стороне. Но… с той же гипотетичностью, не приводя никаких доказательств. Таким образом, нельзя опираться на соображения обоих историков, поскольку они не получили аргументации.

С восходом солнца противники сошлись.

Как уже говорилось, немецкие рыцари построились «свиньей» – глубокой колонной, начинавшейся тупым клином. В первом ряду шли в бой 3–5 опытных воинов на конях, во втором – 7 бойцов, в третьем – 9, в четвертом – 11 и т. д. Подобное построение позволило вражеской коннице нанести сокрушительный удар по центру русской позиции. С его помощью рыцари успешно взламывали вражеское построение: после расчленения боевых порядков неприятеля его воинство теряло боевой дух, впадало в панику и разбегалось. Не надеясь на численное преимущество, немцы могли уповать на победу только в одном случае: если им удастся деморализовать русское войско. Именно поэтому они применили «свинью».

Но в данном случае клинообразное построение оказалось самоубийственным…

На немецкой стороне затрубили рога. Рыцари тронулись с места. Они постепенно набирали ход. Вражеская пехота двигалась справа и слева, стараясь не отстать. Когда «свинья» разогналась, до русского строя донесся рокот приближающейся стальной лавины. У многих дрогнули сердца.

Но те, кто посмелее, методично осыпа́ли вражеский клин стрелами. Трудно угодить одоспешенному всаднику в уязвимое место… но можно. А вот его конь таких мест имеет гораздо больше. Падали рыцари, еще не достигнув русского строя, лед окрасился первой кровью. Жалобно ржали израненные лошади.

Первый удар рыцарской колонны был страшен. Затоптанные конями, сраженные копьями, десятки ополченцев легли бездыханными в первые же секунды боя.

Александр Ярославич подставил под удар орденского тарана новгородское ополчение – лучников и копейщиков. Пока передовые отряды рыцарей пробивались через плотный строй новгородской пехоты, лучшие силы русских – княжеские дружины – не трогались с места. Дружинники стояли позади ополчения, ожидая приказа к атаке.

Русские пешцы отступали, неся большие потери. Они оказывали яростное сопротивление, свистели русские стрелы. Сильная русская пехота не давала врагу пройти через свой строй, как нож проходит сквозь масло…

Однако всей мощи ударного клина ополченцы противостоять не могли. Тем более когда справа и слева рыцарей поддерживала пехота – ройэстов[83]83
  Из числа покоренных немцами местных народов, в этой области эстов жило более всего, они нередко участвовали в общих боевых операциях с немцами, а потому следует предполагать, что хотя бы на начальной стадии битвы они проявили боевую активность.


[Закрыть]. Эти бились с отступающими, резали раненых, вырывали оружие из рук умирающих.

Новгородская летопись свидетельствует о трагическом начале сражения: «Наехаша на полк немцы и чудь, и прошибошася свиньею сквозь полк [новгородцев]; и бысть сеча ту велика немцем и чюди»[84]84
  Новгородская первая летопись // Полное собрание русских летописей. Т. IV. СПб., 1841. С. 53–54.


[Закрыть]. Иными словами, стальной рыцарский строй с трудом, но всё же разре́зал построение новгородцев пополам.

Солнце поднялось выше. Тусклое пламя его едва пробивалось сквозь олово низких туч. Наступил решающий момент битвы. Русское дело висело на волоске.

Однако князь Александр был спокоен. Сражение развивалось по его замыслу. Поражение русской пехоты входило в план. Атака немецкой кавалерии не выполнила главной задачи. Деморализовать русских не удалось. За линией пехоты стоял княжеский дружинный полк, свежая сила. Упершись в него, рыцари не сумели пройти дальше.

В разное время историки и публицисты много фантазировали о том, что князь Александр выделил особый «засадный полк», предназначенный для «удара в тыл» и «захлопывания ловушки», но все эти плоды воображения не находят никакого подтверждения в источниках.

В разное время было высказано немало гипотез по одному малопонятному на первый взгляд вопросу: почему рыцарский клин, разрубив центр русской позиции, не развернулся и не начал бить отдельные части? Некоторые специалисты считали, что за новгородским пешим полком князь поставил «санный обоз» – уткнувшись в него, рыцари потеряли строй и темп наступления. Другие полагали, что развороту помешали особенности местности: озерный берег с большими валунами, ямами, каменистым подъемом и т. д. Но источники ни о чем подобном не говорят. Скорее немецкая сила столкнулась не с обозом и не с озерным берегом, а с княжескими дружинниками.

Конницу Александру Ярославичу удалось сберечь. Князь принял жестокое в отношении русской пехоты, но тактически оправданное решение: конные силы вступили в сражение на втором этапе не уставшими и не понесшими потерь, на свежих конях, в то время как ядро боевых сил неприятеля оказалось измотанным. Пехота новгородская, погибая, утомила и растрепала стальной клин врага.

Наконец князь поднял руку и отдал всадникам приказ: «За Святую Софию! За Великий Новгород! Вперед!»

Атака русской конницы переломила ход битвы. Княжеские дружинники ударили рыцарям навстречу, а также в обход собственной пехоты – по левому и правому крылу неприятельского войска. С ними вместе действовали новгородские бояре.

Этот маневр смешал ряды противника, сокрушил его самообладание и дисциплину. Эсты, защищавшие немецкую «свинью» с боков, не проявили особенной стойкости. Они предпочли разбежаться под напором окольчуженной кавалерии. При этом фланги рыцарского строя потеряли прикрытие, обнажились. «И была сеча жестокая, и стоял треск от ломающихся копий и звон от мечевых ударов, и казалось, что двинулось замерзшее озеро, и не было видно льда, ибо покрылся он кровью» – так впоследствии напишет о страшном побоище на льду Чудского озера автор житийной повести про Александра Невского.

Настал трагический момент для немцев, уже чувствовавших себя победителями. Они растеряли мощь таранного удара, столкнулись с мечниками, беспощадно рубившими их, сбрасывавшими с коней, оглушавшими булавами. Стиснутое с флангов, упершееся в сильного неприятеля по фронту, немецкое воинство потеряло свободу маневра, получая удары с трех сторон. Оно могло спастись только бегством. Кому-то мешала бежать честь, а кому-то – полная невозможность развернуть коня, когда весь строй сдавлен. Оставалось умирать, сражаясь, но сражаясь уже без пользы и без надежды на победу. Затем «коридор» в тылу захлопнулся. Теперь рыцарям оставалось либо погибнуть, либо сдаться.

А вот как видели происходившее на Чудском озере сами немцы:

 
Войско братьев было… слишком маленьким.
Однако они пришли к единому мнению
атаковать русских.
Немцы начали с ними бой.
Русские имели много стрелков,
которые мужественно приняли первый натиск,
[находясь] перед дружиной князя.
Видно было, как отряд братьев
одолел стрелков;
там был слышен звон мечей,
и видно было, как рассекались шлемы.
С обеих сторон убитые
падали на траву.
Те, которые находились в войске братьев,
были окружены.
Русские имели такую рать,
что каждого немца атаковало,
пожалуй, шестьдесят человек.
Братья достаточно упорно сопротивлялись,
но их там одолели.
Часть дерптцев вышла
из боя, это было их спасением,
они вынужденно отступили.
Там было убито двадцать братьев,
а шесть было взято в плен[85]85
  Отрывок из «Старшей ливонской рифмованной хроники».


[Закрыть].
 

Более поздний и менее надежный немецкий источник, «Хроника Тевтонского ордена» XV века, дополняет картину потерь. Обо всей кампании, включающей в себя освобождение князем Александром Пскова, бои, связанные с его вторжением на земли дерптцев, а также Ледовое побоище, там сообщается: «Князь Александр собрался с большим войском и с большой силой пришел к Пскову и взял его. Несмотря на то что христиане храбро оборонялись, немцы были разбиты и взяты в плен и подвергнуты тяжкой пытке, и там было убито семьдесят орденских рыцарей».

То, что сказано о численности русского войска, – естественное преувеличение тех, кто проиграл битву. Откуда немцам знать численность рати князя Александра Ярославича? А вот их сведениям о собственных потерях стоит доверять: их-то масштаб немцы должны были знать прекрасно.

Используя терминологию Второй мировой войны, немцы, покинутые чудью, попали в «котел». Притом именно орденские немцы, в то время как рыцари, оруженосцы и кнехты из числа дерптских служильцев частично попались, частично же ускользнули. Эстов, сумевших уйти из окружения вместе с дерптцами, новгородцы преследовали до противоположного берега озера, рубили секирами, кололи копьями, не давая перестроиться и контратаковать. Орденское же войско стояло до конца и полегло на месте. Утомленные битвой люди и лошади не могли совершить прорыв через русское кольцо, сжимавшее их строй все более плотно…

Что ж, нельзя не отдать должное рыцарям: мало кто из них взмолился о пощаде, большинство погибло под ударами русских мечей, секир, булав, сражаясь до конца. Но за крест ли Христов умирали крестоносцы? Не Иерусалим они отвоевывали на Севере Европы и не Гроб Господень освобождали, нет, просто осуществляли экспансию. Желали власти в чужой земле… ну так земля эта показала, какова цена власти над нею.

Эпизод знаменитого фильма Эйзенштейна «Александр Невский», в котором немецкие рыцари проваливаются под лед и тяжесть собственных доспехов несет им гибель, не имеет к исторической реальности никакого отношения. Как уже говорилось выше, сцена с хорошо вооруженными утопленниками взята из другого сражения, выигранного отцом Александра Ярославича. В древних источниках нет ни слова о проломах во льду. Да и, правду сказать, там, где в воду ушел бы немецкий рыцарь, точно так же утонул бы и тяжеловооруженный русский дружинник: его доспехи иногда незначительно уступали в весе западноевропейским, а иногда превосходили их. Что же, князь Александр решил всерьез рискнуть и своим воинством, русскими полками? Вот уж вряд ли.

Справедливости ради надо отметить, что в поздней псковской летописи (XVI столетия!) есть слова о потерях немцев: «а иных вода потопи»[86]86
  Псковские летописи. Вып. 2. М., 1955. С. 82.


[Закрыть]. В другой поздней летописи сказано подробнее: «а инии на езере истопоша, уже бо весна бе»[87]87
  Симеоновская летопись // Полное собрание русских летописей. Т. XVIII. СПб., 1913. С. 65.


[Закрыть]. Но если даже это не домысел летописцев, то гибель некоторых вражеских воинов могла наступить не во время, а уже после сражения, в полыньях, когда их гнали долгие версты по льду до противоположного берега: озерный лед не имел и не имеет равномерной крепости повсеместно.

В тот день орден постигло тяжелое поражение. Судя по русским источникам, пало 400 одних только немецких воинов и еще 50 взято в плен. Не только рыцарей-братьев и не только рыцарей-дерптцев, а также датчан, хотелось бы подчеркнуть, но и просто немецких ратников, то есть оруженосцев и кнехтов-горожан из числа колонистов. Сколько полегло представителей покоренных немцами народов, определить невозможно. Причем летопись четко указывает: немцев в основном перебили, а чудь (эстов) гнали 7 верст, но часть все-таки ушла[88]88
  Новгородская первая летопись // Полное собрание русских летописей. Т. IV. СПб., 1841. С. 54. В иных русских летописях встречаются другие оценки потерь немецкого воинства: не 400, а 500 и 531 убитый; не 50, а 8 пленных. В любом случае, рамки ущерба, нанесенного немцам по части убитых и пленных, колеблются в узком диапазоне от 408 до 581 человека, что, в общем, несущественно. Новгородской первой летописи здесь отдано предпочтение как памятнику самому древнему и «географически» самому близкому к событиям Ледового побоища.


[Закрыть]. Очевидно, тем немногочисленным дерптцам, которые, по словам «Старшей ливонской рифмованной хроники», «вышли из боя», удалось скрыться в окружении огромных толп эстов.