Текст книги "Над облаками дождей не бывает"

– Ха! – Ичин с каждой минутой воодушевлялся все больше. – Я никак не могу привыкнуть оперировать такими средствами, как идеальная броня и абсолютный источник энергии. Теперь ведь дирижабль и радаром невозможно засечь!

– Конечно. Покрытие из реликта поглощает любую энергию, кроме инфракрасного и оптического диапазона. В том числе и луч радара оно поглощает на сто процентов. Сбить дирижабль тоже не из чего нельзя, хоть атомной ракетой по нему пали. Он весь, целиком, без остатка, покрыт реликтом. Так что иди, командуй!

– Есть! – Ичин поднялся с дивана, покинул кабинет, и поспешил вниз, выполнять указания.

Заказчики предстоящего штурма, да и командиры спецназа, прекрасно понимали, что им придется действовать не против кучки арабов с поясами смертников и автоматами Калашникова, а против одной из самых мощных на Земле корпораций. Поэтому к зданию со всех сторон подтянули бронетехнику, а высоко над домами, то и дело заставляя вздрагивать стекла, проносились реактивные самолеты.

Ичин понимал, что сейчас это на руку его господину. Чем больше шума получится устроить сегодня и завтра, чем больше разрушений будет произведено на Манхэттене, тем больший вес будет иметь иллюзия с выступлением Хокудо в эфире. Власть сама покажет свое истинное лицо, даже подтасовывать ничего не придется.

Ичин сверился с обстановкой за пультом наружного наблюдения, к мониторам которого были подключены два десятка камер. Затем спустился на два уровня, в арсенал. Там развивалась кипучая деятельность – бойцы штурмовых групп, у каждой из которых имелась четко определенная планом функция, облачались в броню нового типа. Сделана она была из тонкого, почти невесомого пластика, но порыта микронным слоем измененного реликта, поглощающего любую приложенную к нему энергию без остатка. Она не стесняла движений, но пробить ее было невозможно, она могла выдержать хоть попадание орудийного снаряда, хоть встречу с астероидом, летящим на космической скорости. Шлемы бойцов так же были покрыты реликтом, включая лицевые щитки из прозрачного пластика. К сожалению, сколь бы ни был тонок слой защитного вещества, он все равно не пропускал свет, а потому, чтобы добиться обзора, Кроссман придумал наносить реликт на прозрачные поверхности мелкой ячеистой сеткой. Идея оказалась весьма продуктивной – через такую защиту можно было без затруднения смотреть, а пробить ее было не проще, чем монолитный слой.

Глава 4

В которой Ичин использует для обороны корпоративного небоскреба принципиально новые средства ведения боя, основанные на применении реликта.

Кроме абсолютно непробиваемой брони, имелось в арсенале «ХОКУДО» и нечто еще более весомое – десять полностью покрытых реликтом экзоскелетов, приводимых в движение мощными электро-гидравлическими приводами, черпающими энергию от портативного реликтора. Двухтонные бронекостюмы, или, скорее, двуногие шагающие бронемашины, не были, в полном смысле этого слова, экзоскелетами. Экзоскелет предполагает конструкцию, просто усиливающую мышцы и кости оператора. С шагающими техно-монстрами дело обстояло совсем иначе. В первую очередь, это была броня, продуманная таким образом, чтобы любое внешнее воздействие натыкалось на непреодолимый реликт. Во вторую очередь, это было транспортное средство, обладающее неограниченной дальностью хода и неограниченным ресурсом работы. В третью очередь, это было устройство, способное оказывать мощнейшее механическое воздействие на все, с чем соприкасалось. В таком бронемехе можно было без особого труда раскрошить бетонную стену, швырнуть в противника припаркованный автомобиль, если его масса не превышала полутора тонн, или несколькими ударами ноги перебить опору моста. По первоначальной задумке бронемех хотели оснастить ракетным и пулеметным вооружением, но затем отказались от этой идеи. Реликт, своими свойствами, диктовал принципиально новую тактику ведения боя.

Пулеметы и ракетные установки были ограничены в применении емкостью боезапаса, тогда как сам бронемех имел неисчерпаемый ресурс прочности и хода. Какой смысл было вешать на него пулемет, у которого патронов хватит на полминуты? Никакого. Поэтому эти устройства решили вообще не оснащать ракетным и огнестрельным оружием. Вместо этого Ичин предложил вооружить их мечами, вырезанными из тончайшей графеновой пленки, покрытой реликтом. Такой клинок, имея абсолютную прочность, не мог согнуться, сломаться или затупиться. Его, теоретически, можно было сделать сколь угодно тонким, и соответственно, сколь угодно острым.

Все упиралось в технологию. Самостоятельную тонкую пленку из реликта сделать не получалось, он тек из ковша струей, и налипал на любую поверхность микронным слоем, после чего застывал навсегда. Тогда Кроссман предложил использовать атомарный каркас из графена. Этот вид графита состоит из единственного атомного слоя, а потому, если опустить его в жидкий реликт, можно было получить пластину толщиной меньше двух микрон, да еще и заостренную по центру, за счет слива лишнего реликта с пластины до затвердевания. Когда режущую кромку полученного клинка исследовали на электронном микроскопе, оказалось, что на сходе она имеет толщину меньше теплового радиуса любого атома. Это было невероятно, и говорило об отсутствии у самого реликта чего-то похожего на квантовую структуру. Возможно, новое вещество вообще не состояло из атомов, а являлось интерпретацией чистой энергии, обличенной в массу через эйнштейновскую формулу эквивалентности.

Таким мечом можно было рубить что угодно почти без усилия – хоть вязкую броню рассекать, хоть хрупкий алмаз рубить. При этом срез оставался идеальный, а меч не терял остроты.

К сожалению, поставить производство такого оружия на поток не вышло. Проблема упиралась в сложность изготовления самого графена. За отпущенное время удалось сделать всего два меча с режущей кромкой тоньше размера атома, остальным восьми операторам бронемехов пришлось довольствоваться мечами со сверхтонким полимерным каркасом и режущей кромкой толщиной около двух микрон. В броневом массиве толщиной более трех сантиметров, двухмикронный клинок застревал. Зато без затруднений им можно было рубить обычное железо, сталь, кевлар, и любую защиту, слабее танковой.

Сразу после испытаний Ичин научился управлять самым мощным, созданным индивидуально для него, бронемехом. И, конечно, этот реликтовый механический монстр был оснащен клинком с субатомной режущей кромкой. Забравшись через люк в спинной части машины, Ичин опустил ступни на педали ходовых приводов, и зафиксировал голени мягкими кольцами. На лицо он надел шлем трехмерного видения, оснащенный двумя мониторами высокого разрешения, на которые транслировалось изображение с фронтальной бинокулярной камеры.

Датчики педалей улавливали движения ног во всех плоскостях, передавая импульсы на анализ в спинной предпроцессор, а оттуда в основной компьютерный центр с охлаждающим элементом из первородного необработанного реликта, имеющего температуру абсолютного нуля. В таких условиях удавалось полностью избежать теплового квантового шума даже при чудовищной плотности размещения элементов на кремниевой пластине, а так же избавиться от нагрева на любых режимах работы процессоров. Ичин подвигал ногами. Бронемех в точности повторил его движения, подав с компьютера управляющие токи на приводы гидравлических исполняющих механизмов.

Управление манипуляторами было организовано по другому принципу, вместо педалей использовались оптические датчики положения рук. Чтобы пользоваться системой, нужно было надеть специальные маркерные кольца на указательный и большой палец каждой руки. Справившись с этой задачей, Ичин опустил руки, и подал голосовую команду запуска обработки сигналов. Манипуляторы бронемеха дернулись, и, закончив калибровочный цикл, встали в то же положение, что и руки Ичина.

Те же действия совершили операторы девяти других боевых машин. В эфире раздались их доклады об успешном прохождении калибровки.

– Я Би Эм первый, – передал в эфир Ичин. – Доклады принял! Двигаем к грузовым элеваторам. Первичная задача – заявить имеющиеся у нас силы, чтобы остудить пыл противника. В бой без прямой команды не вступать ни при каких обстоятельствах!

Операторы бронемехов тут же отрапортовали о получении приказа, и, вслед за ведущим, направили машины к шахте грузовых элеваторов. Тяжелые ступни ходовых приводов, которые, казалось, должны опускаться с грохотом, почти не издавали звука. Реликт, которым они были покрыты, поглощал всю кинетическую энергию соприкосновения поверхностей, не давая ей превратиться в акустическую волну. Каждый из двух элеваторов, рассчитанный на шесть тонн, мог спустить или поднять три бронемеха, поэтому спуск на минус первый этаж произвели в два захода.

На минус первом этаже располагалась так называемая «площадка». По сути, «площадка» объединяла в себе две функции. Одной была функция подземного гаража для всей колесной техники, включая как личный транспорт сотрудников, так и служебный, вместе с экспедиционными вездеходами и автомобилями корпоративных спецслужб. Второй функцией была функция транспортной развязки, распределяющей въезжающий и выезжающий транспорт по улицам Манхэттена через восемь портов въезда-выезда. Сразу после сигнала тревоги все порты были закрыты щитами с напылением из реликта, что исключало прорыв сил противника на «площадку», а с нее на ведущие вверх и вниз лестницы. Теоретически, взорвав стены, можно было обойти защищенные реликтом порты, но Ичин был уверен, что на такие меры власти решатся лишь в самом крайнем случае, так как повреждение несущих конструкций могло привести к обрушению всего небоскреба на близлежащие здания.

По большому счету, Ичин собирался вообще предотвратить штурм, продемонстрировав мощь бронемехов в качестве инструмента психологического подавления противника. Это могло сработать, могло не произвести должного эффекта, но попробовать стоило.

– Би эм первый диспетчеру! – произнес Ичин в микрофон рации. – Открывайте первый фасадный порт.

– Принял, выполняю! – раздался в эфире голос диспетчера.

Мягко разошлись запоры с реликтовым напылением, цепной привод утащил огромную заслонку порта вбок, открыв выход на улицу по пологому пандусу.

– Третий, четвертый, остаетесь защищать порт на случай прорыва, – приказал Ичин. – Остальные за мной. Держаться клином.

Он намеренно не стал задействовать «би эм два» для охраны входа, поскольку тот, как и командирский бронемех, был вооружен мечом с субатомной режущей кромкой, что могло пригодится снаружи, для отражения серьезной атаки на оперативном просторе.

Врубив мощные наплечные прожектора, полыхающие голубой плазмой, возникающей между контактами с реликтовых охлаждением, восемь шагающих машин поднялись по пандусу, и выстроились ассиметричным клином, прикрыв собой фасад и главный вход небоскреба. Свет полыхал так, что вынудил сощуриться бойцов спецназа, двумя шеренгами продвигающихся под прикрытием трех броневиков к небоскребу. Бен Ган, по своему обыкновению стремящийся лично оказаться в гуще событий, занимал командирское кресло одного из броневиков.

– Всем стоять, – как можно спокойнее произнес он в микрофон гарнитуры, заметив впереди нечто странное.

Броневики замерли на проезжей части, бойцы спецназа разгруппировались, заняв стрелковые позиции за столбами, припаркованными автомобилями и прямо на асфальте, возле броневиков.

Мощный свет восьми прожекторов, бьющий со стороны небоскреба, не давал достаточной возможности разглядеть происходящее впереди. Через триплекс смотровой щели можно было различить только человекоподобные силуэты.

– Они что, голой жопой решили ежей давить? – не веря глазам, произнес Бен Ган. – Или это переговорщики?

– Сэр, простите… – подал голос капитан Диксон. – Можно попросить их выключить свет.

– Попросить? – Бен Ган рассмеялся, достал из нагрудного кармана упаковку жвачки, и сунул пару пластинок в рот. – Нет уж. Просить я ничего не буду. Включите мне громкую связь.

По улице пронесся звучный щелчок, несколько раз отразившийся эхом от стен, затем раздался спокойный голос полковника, слегка искаженный шипением мощного усилителя.

– Быстро погасили свет, – приказал он. – Если есть оружие, положите его на асфальт.

– Погасить свет, – усмехнувшись, велел Ичин.

Прожекторы один за другим погасли с легкими хлопками, оставив в воздухе угасающий запах озона.

– Твою мать… – прошептал Бен Ган, прильнув к триплексу. – Глазам не верю.

В полутьме, в отсветах приборных шкал системы оружейного наведения, было видно, как гуляют желваки на его скулах от пережевывания жвачки.

– Что там? – засуетился капитан.

– Это какие-то гребанные человекоподобные роботы! – перестав жевать, ответил полковник.

Диксон глянул в другую смотровую щель.

– Скорее закрытые экзоскелеты. У нас такие тоже есть, но они жрут столько энергии, что питаются по проводу, от сети. Что-то у меня нехорошие подозрения возникли, сэр.

– Поделись.

– На вчерашней пресс-конференции Таидо Хокудо говорил не о проектах и не о прототипах. У них, похоже, действительно есть этот долбанный реликт. И они его уже какое-то время используют. Как и то, что они называют реликторами.

– Ни хрена в этом не понимаю, – поморщившись, признался полковник. – Поясни.

– Вы же слышали о новом веществе, из-за которого заварилась каша?

– Краем уха. Мне плевать, что является причиной приказов, меня заботят сами приказы. И сейчас получен приказ взять штурмом этот долбанный небоскреб, чтобы обеспечить очкарикам из Лэнгли доступ к имеющимся там документам и технологиям. Что это за технологии, мне насрать.

– В данном случае их желательно взять в расчет, как мне кажется. Об этом говорит наличие у Хокудо экзоскелетов. Понимаете, получаемый Хокудо реликт можно использовать двумя способами. С одной стороны, это идеальная броня, которую даже теоретически ничем нельзя пробить, с другой, это сверхмощный источник дармового электричества, черпающий энергию из самой структуры пространства.

– Эка та загнул. Образованный?

– Нет. Я просто с самого начала выслушал инструктаж.

– Понятно. Будем считать это твоим достоинством. То есть, нам противостоят восемь бойцов, облаченных в экзоскелеты с питанием от этих, как их…

– От реликторов, – подсказал капитан. – Так их назвал Хокудо.

– Ну и хер с ними. Это же просто усилители мышц. Против бронетехники они бесполезны.

– Обычные экзоскелеты – да. Но если на них броня из реликта, мы с ними ничего не сможем сделать. Поймите, ее физически невозможно пробить. Вообще. Любое воздействие на реликт полностью поглощается.

– Нет такой защиты, которую ничем нельзя взять, – уверенно заявил Бен Ган. Затем добавил в эфир: – Подтяните мне парочку противотанковых установок.

В тылах спецназа закипела работа. Двенадцать бойцов подтащили на позицию между броневиками две стационарных установки для пуска управляемых противотанковых ракет и быстро, слаженно, привели их в боевую готовность. Выслушав их доклад, Бен Ган усмехнулся, перестал жевать, и включил микрофон громкой связи.

– С вами говорит полковник Гатлинг! – произнес он. – Мне поручено командовать операцией. В нашу задачу не входит обязательный штурм здания, мы обязаны лишь обеспечить подавление сопротивления на случай агрессивных действий с вашей стороны.

Он искоса глянул на капитана, и подмигнул ему, мол, учись разговаривать с потенциальным противником. Потом продолжил, лениво пожевывая жвачку. – Если вы добровольно предоставите ученым из правительственной комиссии все интересующие их документы, образцы, установки, и все, что им потребуется для понимания ситуации, никакого штурма не будет. Ни вам, ни зданию, не будет нанесен ущерб, а ваше сотрудничество будет отмечено как положительный фактор при разборе в сенате. Прошу вас выслать к нам уполномоченного переговорщика для решения вопросов. В случае отказа подчиниться, мы вынуждены будем применить все имеющиеся у нас силы и средства для выполнения поставленной перед нами задачи. Включая бронетехнику, авиацию и ракетную артиллерию. Ждем пять минут.

Ичин понимал, что никаких переговоров, в их привычном понимании, вести не получится. Слишком глубок конфликт интересов у противоборствующих сторон. Для «ХОКУДО» вопрос жизни и смерти сохранить тайну получения реликта, а для власти вопросом чести является заполучить этот секрет. Ичин включил громкоговоритель, раза в три более мощный, чем на броневике Бена Гана, и ответил:

– Говорит «Би эм один», руководитель мероприятий по обороне небоскреба. Согласно международному законодательству и законодательству США, технология получения реликта является открытием коммерческого значения, и охраняется патентным правом. Более того, попытка нарушения предпринимательских прав со стороны власти попирает сами устои капиталистического образа жизни и свободной конкуренции. Корпорация не намерена и не будет выдавать секрет производства реликта, но готова внедрять и реализовывать на рынке нужные людям устройства, созданные на основе нового вещества. Ваши действия противозаконны, противоречат капиталистическим принципам и принципам гуманизма. Прошу вас немедленно отвести штурмовые отряды от здания и вернуть Манхэттен к обычной жизни. Во избежание жертв и разрушений. Ждем пять минут. Если наши законные интересы не будут соблюдены, мы вынуждены будем защищать их силой. А вся ответственность за возможный ущерб будет возложена на правительство США.

– Да он охренел! – Бен Ган рассмеялся, едва не подавившись жвачкой. – Он ставит ультиматум самой могущественной стране мира!

– В чем-то он прав… – задумчиво произнес капитан Диксон.

– Что? – покосился на него полковник. – Хотя бы ты закрой пасть. То, о чем он говорит, держится всего на одном праве. На праве сильного. Процветание нашей страны и наш образ жизни держался, держится, и будет держаться только на нем, а не на каких-то гребанных патентах и корпоративных секретах. Именно реализация права сильного освободила нашу землю от сраных краснокожих, и именно реализация этого права ввела в оборот по всему миру нашу национальную валюту. Так что не долби мне голову, капитан. Ясно?

– Да, сэр.

– Командиром функциональных групп приступить к активной фазе операции! Противотанковым установкам, огонь по экзоскелетам!

Обе ракеты почти одновременно устремились к небоскребу, оставляя за собой огненные следы и шлейфы густого белого дыма. Они неслись параллельно асфальту, на высоте не более полуметра. Одна угодила точно в грудную броню экзоскелета Ичина, полыхнув жалом кумулятивного взрыва, другая пронеслась между бойцами, влетела через открытые ворота на «площадку» пронеслась под потолком, сорвав тягой двигателя один из светильников, после чего шарахнула в стену, оставив на желтой краске большое черное пятно.

– «Би эм три», «Би эм четыре», выйти наружу! Прокричал Ичин. – Диспетчер, ворота закрыть!

Бойцы, охранявшие единственный открытый порт на «площадку» поспешили наружу, радуясь, что с них снята позорная обязанность отсиживаться в тылу. За их спинами броневой щит, покрытый реликтом, встал на место, наглухо закрыв вход.

– Не понял… – Бен Ган перестал жевать, и прильнул к триплексу смотровой щели. – Ракета не сработала? Почему он стоит, как стоял? Эта хрень башню у танка сносит.

– Я вам об этом говорил, сэр! – подал голос капитан Диксон. – Его невозможно…

– Заткнись! – проревел Бен Ган. – Огонь из всего, что есть, по узкоглазым уродцам!

Ночная тишина вздрогнула от грохота. Били снайперы с высоких точек, били пехотинцы из ручных реактивных гранатометов, били ракетчики с позиций между броневиками, били стрелки из штурмовых винтовок. Часть снарядов попали в стену здания, выкрошив несколько килограммов бетона, две ракеты влетели через стеклянные двери главного входа, но разорвались впустую, отдав всю энергию установленному у входа щиту из реликта. Остальные пришлись по Ичину и его бойцам, не причинив им ни малейшего вреда. Пули попадали в реликт, и отдавали ему настолько полную меру кинетической энергии, что ее после удара не хватало даже на рикошет и звук удара. Слышались только шлепки сминаемого свинца и гулкий грохот катящихся по асфальту элементов ракет после взрывов. Взрывы тоже звучали странно, поскольку лишь половина ударной волны распространялась в воздухе, а другая половина, направленная в сторону целей, полностью поглощалась реликтом.

Через минуту у бойцов Бена Гана, размещенных по фронту, кончились боеприпасы.

– Людей не трогать! – приказал Ичин. – Крушить только технику! Вперед, мои славные воины!

Все десять бронемехов, снова врубив мощные плазменные прожектора, двинулись вперед косым клином, растянувшись на всю ширину улицы. Бен Ган от удивления так отвесил челюсть, что у него жвачка изо рта выпала.

– Как, черт возьми? Этого быть не может! Подтянуть подкрепление! – заорал он.

Ичин, находясь в острие клина, первым направился к броневику Бена Гана и нажал кнопку активации меча. Узкий клинок, профилем неотличимый от катаны, выдвинулся из гнезда на предплечье манипулятора, и тускло блеснул в свете прожектора.

– Срань господня… – прошептал капитан Диксон.

Не долго думая, Ичин одним ударом меча снес пулеметный ствол, торчащий из башни броневика. Кусок стальной трубы, звеня, покатился по асфальту. По бронемехам тут же открыли огонь бойцы подоспевшего подкрепления, но ни пули, ни новая порция ракет не могли причинить вреда людям, защищенным реликтом. Не смотря на лавину огня, подчиненным Бена Гана не удалось даже погасить наплечные прожекторы бронемехов, так как контакты плазменных элементов были защищены реликтовой сеткой. Боекомплект подкрепления иссяк так же быстро, как и у солдат, вступивших в бой первыми. А вот мечи из реликта в манипуляторах бронемехов имели неограниченный ресурс, а потому за истекшую минуту произвели в техническом парке противника колоссальные опустошения.

Ичин не стал отказывать себе в удовольствии, и ограничиваться срубленным пулеметным стволом. Он ударил мечом по бортовой броне, которая не оказывала гидравлическим приводам почти никакого сопротивления, и несколькими надрезами вскрыл броневик, как консервную банку.

Ухватившись свободным от оружия манипулятором за скобу на броне, он поднял вырезанный фрагмент, и заглянул в образовавшееся прямоугольное отверстие метровой ширины. У капитана Диксона спина похолодела от страха, когда он увидел вблизи маску, защищавшую лицо оператора. На ней была закреплена камера с двумя объективами, защищенными решеткой из реликта. Объективы двигались, как живые, удерживая объекты в фокусе.

Ичин отбросил вырезанный броневой лист и произнес через репродуктор громкой связи:

– Я же попросил отвести солдат! Это было так трудно сделать?

Даже невозмутимое до этого лицо Бена Гана побледнело.

Ичин отшагнул и принялся методично рубить броневик, как свиную тушу. Когда от машины почти ничего не осталось, кроме днища и разбросанных в радиусе десяти метров кусков брони, у экипажа иссяк запас самообладания.

– Назад! – закричал Бен Ган. – Всем в укрытие!

«Би эм два» так же легко разделался со вторым броневиком, остальные подчиненные Ичина крушили ракетные установки, отбирали у солдат винтовки, и жутким ревом репродукторов наводили ужас на тех, кто уже побросал оружие.

– С восточной и северной стороны к небоскребу выдвинулись другие отряды, – сообщил Ичину диспетчер. – С вертолетов, кажется, собираются высадить на крышу десант.

– Принял! Бронемехам рассредоточиться у портов, «Би эм два» идет на защиту главного входа, «Би эм девять» и «Би эм десять» на защиту восточного терминала. Диспетчер, дайте мне канал на верхнюю группу.

– Есть канал связи! – доложил диспетчер.

– Группа «Верх», вашей задачей будет отражение десанта, пока мы низ держим. Никого не убивать! Это приказ. Огонь вести только травматическими боеприпасами и свето-шумовыми гранатами. И то в крайнем случае. На вас непробиваемая броня, не забывайте об этом! Вяжите десант, и спускайте обезоруженных пленных на «площадку». Пусть отдохнут, о жизни подумают. Заодно будут заложники, раз уж нас террористами объявили.

– Верх первый принял! Выполняю!

Ичин приказал диспетчеру снова переключить его на канал группы бронемехов, и произнес:

– Так, ребята, доложите обстановку по секторам!

– На южный сектор атаки нет! – доложил один из операторов.

– Восточные терминалы атакованы. Противником подняты приставные пожарные лестницы, есть прорыв на уровне третьего этажа через окна.

– Лестницы уничтожить! Диспетчер, мобильную группу на третий этаж. Приказ, никого не убивать, всех брать в плен.

Ичин остался защищать главный вход вместе с оператором «Би эм два», так как в любой момент можно было ожидать возобновления атаки. Тем временем у восточных грузовых терминалов разгорелся нешуточный бой. Пять пожарных машин, выдвинув лестницы, приставили их к окнам третьего этажа, давая возможность пяти штурмовым группам подняться, выбить стекла пиротехническими зарядами, и проникнуть внутрь здания. Две других группы произвели подрыв грузовых ворот, ведущих к складским помещениям первого этажа, но это мало что дало, поскольку все входы на первый этаж и «площадку» были защищены щитами с напылением из реликта.

Операторы бронемехов направились к пожарным машинам, не обращая внимания на плотный винтовочный огонь.

– «Би эм один» ответьте «Би эм девять»! – раздалось в эфире. – У нас проблема. Мы не можем рубить лестницы, по ним карабкаются солдаты!

– Хрен с ними, рубите! – со вздохом приказал Ичин. – Уже ясно, без крови не обойдется! Оператор, я отменяю приказ о запрете убийства. Гасите их, иначе не справиться!

Ичин никогда не считал себя ни гуманистом, ни пацифистом. Он много кого убил за свою жизнь, но в нем глубоко сидела уверенность, что любое лишение человека жизни должно быть оправдано либо честью, либо приказом господина, либо обеспечением собственной безопасности. Победа при отражении первой попытки штурма несколько вскружила Ичину голову, она далась слишком легко. Никто из солдат не ожидал появления бронемехов, и это стало мощным психологическим фактором. У Ичина бегство противника создало иллюзию беспомощности гвардейцев перед мощью технологий на основе реликта, что побудило отдать его несвоевременно гуманный приказ. И этот приказ, во многом, определил развитие дальнейшей битвы за небоскреб.

Если бы Ичин не отдал его, приближающиеся вертолеты попросту сбили бы из ПЗРК, а так, в ожидании высадки десанта, часть бойцов, облаченных в доспехи, покрытые слоем реликта, выбрались на крышу. Через несколько секунд оба вертолета безжалостно долбанули по крыше неуправляемыми ракетами, устроив там настоящий ад. И хотя доспехам не страшен был ни огонь, ни осколки, ни прямые попадания, исход залпа решил другой фактор.

Воздух, спрессованный взрывами до плотности бетона, мощно шарахнул бойцов. Их доспехи были покрыты слишком тонким слоем реликта, общая масса которого не составляла и грамма, поэтому, даже начав сопротивляться ударной волне молниеносным набором массы, он нарастил ее в тысячу раз, но из-за малой исходной массы, приращение не составило и килограмма. В результате бойцов смело с крыши, словно гигантской метлой, и они рухнули к основанию небоскреба. Слой реликта на доспехах остался непоколебим, но чудовищные перегрузки при падении с высоты никому не оставили шансов на выживание.

На крыше начался пожар, но это не помешало высадиться с вертолета группе из двенадцати десантников. Заняв позиции, и без труда сбросив с крыши двоих оставшихся японцев, они завладели тремя из шести имеющихся в распоряжении ПЗРК, и приготовились проникнуть на верхние этажи здания.

К счастью, остатки группы «Верх», не успевшие забраться на крышу, уже получили отмену приказа о запрете убийства солдат, и примкнули к винтовкам магазины с боевыми патронами. Это сделало бой на верхнем техническом этаже коротким и жестоким, так как пули десантников не могли пробить покрытую реликтом броню, а вот штурмовые винтовки японцев прошибали с близкой дистанции бронежилеты вместе с телами. Первых четырех десантников расстреляли в упор, удовлетворяя чувство мести за товарищей, затем трое бойцов выбрались на крышу, и принялись косить оставшихся там солдат. К сожалению, отбить ПЗРК не удалось, так как солдаты, заняв крышу, без затей сбросили вниз ракетные установки.

Ичин выслушал доклад диспетчера, скрежеща зубами, понимая, что гибель товарищей и потеря стратегически важного оружия целиком являются следствием его идиотского приказа. Но раскисать было нельзя. Наоборот, столь явный и бесславный промах требовал от Ичина собраться, восстановить контроль над ситуацией, и выполнить приказ господина. Вопреки случившемуся. Он понял, что может восстановить свою честь только одним способом – отняв у противника принадлежащие ему ПЗРК и противотанковые комплексы.

– Диспетчер, мне нужно пять человек в поддержку!

– Сейчас нет возможности, вся центральная группа ликвидирует последствия прорыва на третий этаж!

– Принял! Доложите о результате, когда он станет известен!

– Есть, принял!

К счастью, у Ичина хватило ума не соваться в тылы противника одному. Храбрость не должна превращаться в безрассудство, это он усвоил еще в детских уличных драках. Впрочем, судьба штурмовых групп Бена Гана на третьем этаже была предрешена с того момента, как два бронемеха принялись рубить мечами пожарные лестницы. Солдаты десятками посыпались вниз, а пехотинцы на земле, понимая, что не могут противостоять шагающим монстрам, отступили в лабиринты улиц между соседними небоскребами. Лишившись постоянно прибывающего снизу подкрепления, атака штурмовых групп, проникших на третий этаж, захлебнулась. Пули спецназовцев не могли причинить вреда боевикам, а вот ответный огонь разил наповал.

Единственным слабым местом, на взгляд Бена Гана, оставалась крыша. Там десантники имели хоть какой-то успех. Он приказал загрузить еще два вертолета, но очень скоро пожалел об этом – двумя из трех оставшихся ПЗРК винтокрылые машины были сбиты на подлете к небоскребу. Охваченные огнем, они рухнули на дома, круша бетон и разливая из пробитых баков тонны пылающего авиационного керосина. Уже через несколько минут два квартала к северу от небоскреба превратились в зону нешуточного пожара. Взвыли сирены, спасатели бросились на борьбу с огнем, но Бену Гану от этого легче не стало. Оно понял, что за короткое время совершил ряд роковых ошибок, каждая из которых была причиной недооценки противника. Пришло время принять серьезность проблемы, в полной мере ее осознать, и найти другие способы выполнить полученные приказы.