Текст книги "Теория струн"

Неподалеку виднелись бетонные строения, над одним возвышался прозрачный «скворечник» командно-диспетчерского пункта, остальные были затянуты светло-серой маскировочной сеткой. Совсем вдалеке, едва различимый за проносящимися клубами метели, вращался большой решетчатый локатор радарной станции.

Вскоре на бетоне показались двое офицеров, направившихся прямиком к вертолету. Один был в чине майора, другой капитан. Петлицы на маскировочных бушлатах и просветы на погонах сияли небесной голубизной. На взгляд Уолтера одеты они были очень легко – в бушлаты, вроде ватников, цвета «хаки», и шапки из куцего искусственного меха. Капитан был обут в высокие ботинки, в которые заправлены брючины ватных штанов, а майор вообще щеголял в отутюженных брюках и туфлях.

Ичин открыл перед русскими дверь, выпустив наружу целое облако пара. Офицеры забрались внутрь и закрыли за собой дверь.

– Майор Селиванов, – представился старший на очень приличном английском. – Со мной капитан Ильин. Что у вас случилось?

– Отказ навигационных систем! – отрапортовал Ичин. – Выполняли научную разведку на Аляске, для корпорации «ХОКУДО». Это пилоты, это сотрудники.

Майор перешел на русский и отдал несколько распоряжений капитану. Тот выбрался наружу, обошел вертолет по кругу, внимательно всматриваясь в турбины.

– Опустите рампу, – попросил майор.

Ичин дал знак пилотам, после чего они опустили грузовой трап в корме. Капитан забрался по нему, постучал по обивке салона. Потом извлек из кармана бушлата портативный тепловизор и провел по салону им, глядя на монитор. Так же он осмотрел таким образом и всех людей.

– Прошу проследовать за мной, – предложил Майор. – Всем, включая пилотов.

Капитан вызвал кого-то по рации. Когда американцы и японцы, в сопровождении офицеров, были на полпути к зданиям, навстречу им прошел кинолог с черной, как смоль, бельгийской овчаркой на поводке.

В бетонном строении, куда привели нарушителей госграницы, было тепло и уютно. Пахло смолистыми дровами, кашей, тушенкой, дымом. Комнат внутри, как таковых, не было, пространство ангара разделяли только хлипкие перегородки из гипсокартона. За одной из них располагался старый письменный стол и несколько деревянных стульев с красной обивкой.

Капитан отправился по своим делам, а майор занял место за столом, жестом велев сесть нарушителям.

– Мы уже связались с японским головным офисом «ХОКУДО» и получили подтверждение, что с вами была потеряна связь на Аляске, – сообщил он. – Так что нарушителями мы вас считать не можем, да и не хотим. Странно только, что вы миновали нашу систему приграничной ПВО. Но это скорее наша проблема, чем ваша. Так что у вас статус гостей, господа, а не задержанных или пленников. Но все же придется соблюсти ряд формальностей. Минут через тридцать прибудет группа пограничников, вам необходимо будет заполнить миграционные карты и другие документы, необходимые для законного пребывания в стране.

– Но мы не собираемся у вас гостить! – со всей возможной доброжелательностью сообщил Ичин. – Дайте нам улететь, мы с радостью вернемся назад. У нас дел полно.

– Так не получится. Во-первых, у вас не хватит топлива на обратный путь. А заправить мы вас сможем, только получив платеж из «ХОКУДО». Мы не Америка и не Япония, простите. Нет возможности раскидываться бюджетами. Во-вторых, я не уполномочен нарушать систему формальностей пограничного контроля. Тоже не обессудьте.

– Сколько же это займет времени? – напрягся Ичин.

– Меньше, чем вы думаете. Так что ждем пограничников, а потом я объясню вам ваши права и возможности.

Глава 6
в которой Уолтер Хант и Ганнибал Мэтью узнают, для чего нужен обменник, пьют русское пиво, ловят грабителя и находят вторую записку.

Пограничники, надо отдать им должное, работу свою исполнили быстро и без унижений, о каких не уставали вещать американские СМИ. В результате, кроме паспортов, все обзавелись миграционными картами и особыми временными визами, позволявшими находиться в стране совершенно законно на протяжении тридцати суток.

– Не нравится мне эта цифра! – пробурчал Ичин, когда всех «гостей» оставили в покое в выделенном им бараке. – Тридцать суток!

– Но ведь речь идет о простом платеже от «ХОКУДО», – не понял Уолтер. – Это разве проблема?

– Субя по тому, что с нами происходит, проблемой может стать, что угодно. От бюрократических проволочек, до падения биржи и валютного курса.

– Не хотелось бы, – поморщился Хант, вспомнив о том, что на счету лежит три миллиона.

– А мне интересно, – признался Мэтью. – Когда еще окажешься так вот запросто в России? Всегда казалось, что это далекая до жути страна. А выходит, у Америки с Россией общая граница. Через Берингов пролив. Ну, умом это ясно, но на уровне эмоций… Забавно. Я даже знаю несколько фраз по-русски.

– Покрасуйся, – фыркнул Уолтер.

– Здрауствуй тафарищи! – старательно выговорил Ганни. – Добри день! Как тила!

– Ты просто лингвистический монстр! – одобрил Хант.

– Еще «я типя рюбрю», – добавил Ичин, так и не научившийся толком выдавать звук «л».

Все рассмеялись. И тут вдруг здоровяк всех удивил, выпалив несколько фраз на более чем сносном русском. Постовой сержант у входа в барак удивленно вздернул брови. Ичин подмигнул ему.

– Все нормально, сынок! – успокоил сержанта здоровяк.

Ганни и Хант засыпали японца вопросами, откуда он так знает язык. Тот рассказал, что еще до работы в «ХОКУДО» подрядился, в составе группы промышленного обмена, на работу в российской дальневосточной тайге. Там пилили лес, а Ичин с бригадой получил разрешение на сбор опилок. С деревом в Японии дела не очень хороши, так что бесплатные опилки, являвшиеся, по мнению русских, отходами, прекрасно шли на изготовление дерево-стружечных плит в стране восходящего солнца.

– За два года и мышцы подкачал на лесопилке, – закончил японец. – И язык подучил. Не без казусов, кстати.

– Что за казусы? – заинтересовался Мэтью.

– Ну, к примеру, я был уверен, что большая машина на гусеницах, к которой цепляют бревна, называется «гребаная дристопалина». Потому что ее никто никогда иначе не называл из русских. Потом в словаре прочел, что она по-русски звучит как «трактор». И еще никак не мог врубиться, как может быть река по колено, а рыбы в ней сантиметров на тридцать выше.

Отменное знание русского Ичином навело приятелей на мысль об экскурсии. И правда, если они в стране законно, и пребывают в статусе гостей, потерпевших бедствие, то почему бы не добраться до ближайшего городка, не снять номер в отеле и не прожить необходимое число дней с удобствами, а не в пропахшем кашей и луком бараке с солдатами? А то, неровен час, к вечеру они начнут сушить носки на «буржуйке», и придется ночевать на улице, в снегу, как медведи.

Идея понравилась всем, включая майора. Тот был рад избавиться от ответственности, а потому с удовольствием выдал карту, какую-то бумагу от лица военных, в которой был обозначен статус иностранцев, и посоветовал, куда лучше ехать. При этом он прозрачно намекнул, что сбежать тут совершенно некуда, кругом тайга, сопки и тундра.

Пилоты в город ехать наотрез отказались. На них была ответственность за машину, и хотя они вряд ли могли как-то повлиять на ситуацию, все же предпочли остаться поблизости от вертолета. В результате в «великую русскую экспедицию» ввязались только трое – Ичин, Мэтью и Уолтер. Майор сообщил, что в город как раз собирается ехать транспорт, так что их подкинут до места. Там надо будет явиться в комендатуру, и сделать отметку в выданной бумаге. Ставить штамп необходимо каждые сутки, а когда перевод денег пройдет, и заправка закончится, их как раз комендант об этом и известит. Тогда можно будет возвращаться в Америку или в Японию на выбор.

Путешественники предполагали, что под транспортом предполагается нечто вроде автобуса, но им оказался обычный грузовик, поверх кузова которого был натянут брезентовый тент.

– Экстремально! – улыбнулся Ганни.

– Замерзнем, как собаки, – пробурчал Хант.

Как бы там ни было, одеться пришлось так же, как для путешествия на снегоходе. Для Ичина не было ни шубы, ни меховых штанов, так что ему черный защитный костюм пришлось сменить на выданный майором здоровенный ватник, серую шапку с отметиной от когда-то украшавшей ее кокарды, и самые настоящие валенки.

– Вы похожи на местного, – рассмеялся майор. – На чукчу. Глаза такие же узкие! Только чукчи не бывают такими здоровенными.

Ичин про узкие глаза съел, едва не подавившись, но виду не показал.

– Еще раз сравнит меня с чукчей, – пробурчал японец, едва майор вышел из помещения, – я ему стул на башку надену ножками кверху, и сравню с оленем.

– Главное без эксцессов! – взмолился Хант.

Забравшись в кузов грузовика, сбились в кучу – так было теплее. Машина около часа пробиралась через буераки, мимо перелесков и сопок, по двум, едва пробитым в снегу колеям, видимо, считавшихся в этих местах дорогой. Трясло жутко, туристы перекатывались по кузову, едва успевая хвататься за борта и друг за друга.

– Дурацкая была идея, куда-то ехать! – после очередной выбоины воскликнул Уолтер.

– Нет уж! – возразил Ганни. – Это лучше, чем нюхать развешенные над печкой носки!

Наконец грузовик въехал в нечто похожее на небольшой городок. Сзади, за бортом, показалась асфальтированная мостовая улицы, по краям которой возвышались трехэтажные и пятиэтажные панельные многоквартирные дома. Некоторые стекла были крест-накрест заклеены широким бумажным скотчем, из чего Хант сделал вывод, что неподалеку находиться полигон, где время от времени что-то взрывают.

«Хорошо, если не эйч-бамб, – подумал он. – А то не хватало мне только импотенции от повышенного радиационного фона».

Судя по редким женщинам, которых можно было увидеть на тротуаре среди прохожих, самих русских тут радиация не волновала, и волновать не могла. Хотя бы в силу того, что вид женщины, одетой в тулуп и валенки, с намотанным вокруг головы шарфом, уже сам по себе мог вызвать неизлечимую импотенцию, и радиация с этим конкурировать не могла. Хотя, конечно, в Нью-Йорке, если глянуть на тротуар, тоже можно схлопотать сексуальное расстройство от вида жирных, как свиньи, американок. И если в суровых российских климатических условиях это было хотя бы оправдано, то соотечественниц, доводящих себя до такого состояния, что невозможно пристегнуться ремнем безопасности в автомобиле, Хант решительно не понимал. Так что по девушкам на улице судить обо всех не стоит. Возможно, и тут есть и красавицы, раз они встречаются в заплывшей жиром Америке.

Грузовик остановился на площади. Солдат-водитель открыл дверцу и гулко постучал по крыше кабины, давая понять, что приехали.

– Обменник там, – показал солдат.

– Что? – Ичин не понял незнакомого слова, но решил, что речь идет о неком идиоматическом выражении, вроде «гребаной дристопалины».

– Пункт обмена валют! – разъяснил водитель. – У вас же доллары на кармане? Кстати, могу махнуть по выгодному курсу.

Ичин вынужден был признать, что его русский не так хорош, как ему казалось. Он не понял и половину слов, произнесенных солдатом. Не смотря на то, что русский язык он учил в тайге, в среде хмурых, крепких на язык, и скорых на расправу лесорубов. Новые времена, новые выражения. Впрочем, главное он уяснил.

– Там можно обменять доллары на рубли, – перевел он для Ганни и Ханта.

Спрыгнув с края борта, приятели направились через площадь. Посреди нее торчал, словно перст, монумент в виде гранитной стелы, верхушку которой венчал бюст лысого старикана с острым, как у сатаны, подбородком.

– Это их вождь, – пояснил Ичин. – Ильич Ленин.

– Вождь? – поразился Уолтер. – Они что, как индейцы? Одна страна – одно племя?

– Ну, нет, – японец пожал плечами. – Они дикие, конечно, но не настолько. Просто принято у них называть президентов вождями. Сам не знаю, почему. А племен у них полно, кстати. Есть чечены, чукчи, про них майор говорил.

– На которых ты похож? – вспомнил Ганни.

Ичин выразительно показал американцу кулак. В принципе, тот мало отличался по габаритам и мощности от кувалды, которой японец отоварил негров на свалке. Это был значимый аргумент, которому не хотелось ничего противопоставлять.

Для разминки решили обменять по пятьдесят баксов, но тучная дама в обменнике мятые бумажки американцев не приняла.

– Вы жопу ими подтирали, что ли? – спросила она.

Ичин не стал это переводить во избежание конфликтов. Он просто пояснил, что доллары тут не являются деньгами, а являются средством долгосрочного инвестирования, поэтому надо выбрать новенькие и хрустящие купюры. В таком формате у приятелей нашлась сотня и пятидесятка, у Ичина не было ничего. Женщина осмотрела доллары, едва на вкус не попробовала, после чего выдала мятые, а порой рванные по сгибу рубли.

– Такое возьмут назад, если что? – с сомнением спросил Ганни, убедившись в крайней ветхости денежных знаков.

– Возьмут, – уверил его Ичин. – Тут других на руках и нет.

– На туалетной бумаге они их печатают, что ли? – Мэтью посмотрел одну купюру на свет. – Кажется тут даже перфорация на сгибе.

– Ну, судя по выданному нам количеству, будет чем подтереться, если что, – констатировал Хант.

Комендатуру оказалось найти проще простого, первый же прохожий в мельчайших подробностях описал путь до нее. Сделав отметку в «аусвайсе», как шутливо окрестил документ Ганни, гости великой державы отправились на что-нибудь поглазеть.

– Добро пожаловать в Россию! – Ганни засунул сложенную вчетверо бумагу в карман.

Двое американцев и японец оказались наедине с незнакомым русским городом. Как назывался населенный пункт, никто из них понятия не имел.

– Надеюсь, тут от нас не требуется искать тайник и курьера? – спросил Уолтер.

Солнце едва пробивалось сквозь быстрые низкие тучи, из которых то и дело начинала сыпаться мелкая ледяная мука.

– Слушай, Ичин, – вдохновился Ганни. – Ты про Россию знаешь намного больше нашего! Не хочешь устроить культурную программу в стиле «матрешка плюс балалайка»?

– Боюсь, тут напряжено в плане развлечений, – вздохнул японец. – Хотя нет, вон, написано, ночной клуб.

– Ты не гонишь? Правда? – Мэтью вдернул брови от удивления.

– Ну да. Вот, вывеска, клуб «Ночная бабочка».

– Это на той облезлой фанере написано? – поразился Уолтер.

– Нет! На фанере написано «туалета нет». А вывеска выше, из разбитых неоновых трубок.

– А! – с пониманием протянул Хант.

Клуб, по случаю наступления вечера, оказался открыт. Внутри стояли пять пластиковых столиков без скатерти, какие Ганни привык видеть на семейном барбекю во дворе. Стулья были в том же стиле, ножка одного была треснута, а потом отремонтирована при помощи паяльной лампы и прозрачного скотча. Из развлечений предлагалось: стойка бара с двумя кранами для разлива пива, невысокая сцена с шестом для стриптиза, и облезлый пюпитр в углу, видимо туда клали ноты для пения гимнов или для плясок под балалайку. Над сценой неподвижно висел зеркальный шар.

Миловидная и совсем не толстая девушка в голубом переднике с некоторым удивлением глянула на вошедших. У Ханта возникло ощущение, что они не только первые посетители сегодня, но и первые за неделю.

– Здравствуйте! – улыбнулась девушка.

– Всего хорошего! – с легким поклоном ответил японец.

– Уходите? – девушка растерялась. – Вы иностранцы?

– Нет, почему уходим? – не сообразил Ичин. – Мы будем тут гулять-отрываться. Пиво-матрешка-балалайка. Культурная программа.

– Так вы откуда? – девушка рассмеялась.

– Я из Японии, парни из Америки. Мы потерпели бедствие на вертолете.

– Ой, а вы тут законно?

– Покажи ей «аусвайс», – попросил Ичин Мэтью.

Тот достал бумажку с отметкой комендатуры и протянул ее девушке.

– А, все понятно! – тень сомнения слетела с ее лица. – Добро пожаловать!

– Всего хорошего! – снова поклонился японец.

– Нужно в таких случаях говорить «спасибо», – рекомендовала девушка. – Так точнее. Только у нас балалаек нет. Выступление будет чуть позже. Пока могу предложить пиво.

– Отлично!

Ичин перевел американцам суть беседы. От пива никто отказываться не стал. Правда, оказалось, что подают его тут не в бокалах, а в пол-литровых одноразовых пластиковых стаканчиках. Это было непривычно до крайности, и Хант никак не мог взять стакан, потому что он был тонкий, сгибался, и жидкость из него норовила пролиться на стол. Выручил всех Ичин. Он наклонился, и лишь слегка придерживая стакан, не отрывая его от стола, сделал несколько глотков.

– Тут так принято, – сообщил он.

Судя по отсутствию хоть какой-то реакции со стороны официантки, это действительно было нормальным. Хант тоже наклонился и сделал добрый глоток, но когда то, что тут называли пивом, коснулось его вкусовых рецепторов, набранная в рот жидкость тут же попросилась наружу. Вкус у пойла был просто чудовищным. Уолтер никогда не пил козлиную мочу, но предположил, что вкус она будет иметь точно такой же. Американец замер, не в силах сглотнуть. Но и выплевывать не хотел, чтобы не обидеть девушку.

– Тут есть туалет? – спросил Ганни, быстро сообразив, что происходит с приятелем.

– Судя по вывеске нет, – напомнил Ичин.

Пришлось, как можно незаметнее, взять Ханта под локоть и вывести на улицу. Там он опорожнил рот и как следует отплевался.

– Это нечто невообразимое, – сообщил он, помахивая перед ртом ладонью, как веером. – Словно тебе нассали в рот, а потом еще пернули в нос, для верности. Лучше бы остались нюхать носки на печке.

– Нет, дружище, боюсь, ты не прав.

– Почему?

– Ты прикинь, если у них здесь такое пиво, то какие тогда тут носки?

Аргумент был веским. Приятели вернулись за столик. Ичин, видимо привыкший ко многому в таежных своих приключениях, осушил уже половину стакана. Мэтью, любопытства ради, тоже сделал пробный глоток.

– Да, вкус, действительно, необычный, – сдержанно констатировал он.

Ичин предложил попробовать водку, но пыл развлекаться у американцев в значительной мере угас, после того, как им довелось освежиться российским пивом. Хант предложил поискать отель. А то еще не известно, вдруг с этим тоже возникнут проблемы. На улице ночевать не хотелось.

Ичин справился у официантки, где тут можно найти отель. Она сообщила, что в городе одна гостиница под названием «Сияние», предназначена для прибывших в короткие командировки. Расположена на площади, неподалеку.

– Лучше вам туда не ходить, – посоветовала девушка. – Там клопы. Ну и вечер уже, могут даже не зарегистрировать.

– И где же нам тогда ночевать? – растерялся Ичин.

– У меня, – без какого бы то ни было стеснения ответила официантка. – Будет дешевле, чем в гостинице. И без клопов. И без формальностей. У меня «трешка», а живу в ней одна. Размещу с комфортом. По двадцать долларов с человека. Надо мне только дождаться сменщицу. Она вот-вот должна быть, а я сегодня работала днем. Днем тут кафе.

Оказалось, что «вот-вот» в России несколько отличается от «вот-вот» в других краях. Примерно часа на два. За это время успела выступить стриптизерша. Ее выступление поразило Ханта до глубины души. Он видывал всякий стриптиз, и в Америке, и в Европе, и в Мексике, и даже в Таиланде. Но выступление танцовщицы из «Ночной бабочки» сравнить нельзя было ни с чем.

Во-первых, в зале не было никого, кроме двух американцев, японца, официантки и самой стриптизерши. Во-вторых, стриптизерше было лет пятьдесят на вид. Выступала она в открытом купальнике, а через резинку ее плавок заметно перевешивались целлюлитные складки. В-третьих, танцовщица была пьяна до последней возможности, не попадала в такт музыке, доносящейся из пластиковых колонок, дважды подвернула ногу, оступившись в туфлях на высоком каблуке, а глаза у нее реально смотрели в разные стороны. В-четвертых, она не просто танцевала, но еще и пела.

Последнее обстоятельство окончательно выбило Ханта из колеи, и он понял, что пиво в России – не самое худшее, что в ней есть. Он даже пересилил себя и сделал пару осторожных глотков из стакана, чтобы не смотреть представление совсем на сухую. Ичин фыркнул. Реакция американцев, отвесивших челюсти, его забавляла.

Наконец, официантка сдала смену и, одевшись, вывела иностранцев из ночного клуба, избавив их от дальнейших страданий.

– Меня зовут Света, – представилась она. – Вы давно у нас?

– Несколько часов, – ответил Ичин. – Парней зовут Уолтер и Ганнибал. Меня Ичин.

– Не видела ни американцев живых, ни японцев! – задорно сообщила Света. – Вы такие прикольные!

Она продолжала щебетать, но ни Хант, ни Ганни, не понимали ни слова, а Ичин переводил только значимые моменты. На улице стемнело, редкие фонари высвечивали на снегу желтые пятна, вокруг ламп искрились снежинки.

Миновав площадь с уже закрывшимся обменным пунктом, компания выбралась на одну из жилых улиц. Ее составляли панельные пятиэтажки, даже на вид холодные и унылые. Хант представил, каково жить так всю жизнь. Ни разу не выбравшись из этого городка. Не видя ни пальм, ни загорелых людей на пляжах. Не имея возможности погонять на спортивной машине, покататься на серфинге, и даже, наверное, на роликах, потому что в тех местах, где был виден асфальт, сквозь дыры в нем почти всегда было видно щебенку.

«Реально можно повредиться башкой», – заключил он, и предпочел больше об этом не думать.

– У кого-нибудь мобильник работает? – поинтересовался Ичин. – А то свой я в вертолете сдуру оставил…

Ганни и Хант проверили свои телефоны, но никакого международного роуминга их сеть тут не предлагала.

– Вам надо позвонить? – поняла Света. – Так тут совсем рядом переговорный пункт. Круглосуточный!

– Подойдет, – кивнул японец, потом добавил по-английски: – Надо связаться с «ХОКУДО», понять, что они там нашли на месте вашей ночевки. Ну и узнать, когда они пришлют деньги.

Яркая стеклянная витрина переговорного пункта сияла на соседней улице, как бриллиант в нужнике.

– Ого! – Ичин присвистнул, переводя надписи на стекле. – Тут у них полный фарш! И переводы в валюте, и электронная почта, и факс! Очаг высоких технологий.

Он втиснулся огромным телом в одну из кабинок и долго говорил с кем-то по-японски. Вышел, чуть хмурясь.

– Так, старики… – начал он недовольным тоном. – Вы меня решили оскорбить недоверием?

– Вот же черт! – воскликнул Ганни. – Записка! Ичин, вот на Библии могу присягнуть, что не хотели от тебя ничего утаивать! Просто со всеми событиями, с пути сбились, потом военные, пограничники.

– Верю! – спокойно закрыл тему японец. – Показывайте.

Ганни полез в карман.

– А как ты вообще узнал про записку? – удивился Хант.

– Да запросто! – вместо японца ответил Ганни. – Они же там по крупинке провели анализ всего, чтобы найти генетические метки курьера. Значит, нашли следы бумаги на столе. А самой бумаги не обнаружили. Вывод?

– Именно так, – Ичин кивнул.

Мэтью протянул ему записку. Японец вернулся к кассе, видимо отправить факс. Потом пришлось еще минут десять его подождать, пока он закончит выкрикивать «Хай» в телефонную трубку.

– Все нормально! – сообщил он, вернувшись. – Первый тур вы прошли. Курьер был в землянке. Даже место закладки тайника обнаружили. Так что вы допускаетесь дальше в игру, на соискание еще трех миллионов.

– А что насчет перевода денег? – напомнил Уолтер.

– Сказали, спешно решают проблему.

Дом Светы оказался неподалеку, в трех кварталах за сквером, по центру которого красовался украшенный скульптурами дельфинов фонтан. Чаша фонтана была полностью засыпана снегом, так что от дельфинов были видны только головы и носы, с торчащими ржавыми трубками. Не смотря на жутковатый, насквозь промерзший вид, сквер не был пуст. Очистив лавочку от снега, на ней выпивали трое аборигенов. На газете лежала сырная косичка и стояла уже ополовиненная бутылка водки.

Хант забеспокоился, что неприятные типы, с лицами, покрытыми щетиной, могут попытаться пристать к девушке. Что в этом случае делать на чужой территории, совершенно не было понимания. Но, к счастью, обошлось. Пьяниц интересовала только бутылка, и ничего больше.

– Вот тут я живу, – Света показала на серую стальную дверь подъезда.

И в этот момент произошло такое, чего не ожидал никто. Непонятно из какой тени пулей выскочил парень лет двадцати, в легкой куртке, в спортивных штанах, в легких кроссовках, да и сам легкий и быстрый, как челнок ткацкого станка. Никто не успел среагировать, а он пронесся мимо и неуловимым движением выбросил руку вперед. Света вскрикнула. Ичину в лицо полетели крупные капли крови.

У Ханта первой мыслью было, что незнакомец полоснул девушку по лицу ножом или опасной бритвой.

– Мать его! – воскликнула Света. – Сережку выдрал!

Второго слова Мэтью не расслышал, но первое он воспринял как собственное имя, просто произнесенное с сильным русским акцентом. И это, на уровне рефлексов, подействовало на него, как сигнал к атаке. Если бы не выкрик «мать его», воспринятый как «Мэтью», он бы замешкался еще на секунду, но прямой призыв от женщины, обратившейся к нему по имени, заставил Ганни первым сорваться с места и броситься в погоню.

Скорости ему было не занимать. И хотя страшно было поскользнуться на льду, Мэтью даже в тяжелой шубе начал настигать противника.

– Он у нее сережку выдрал из уха! – крикнул вдогонку Ичин по-английски.

Это еще добавило сил, и через пару секунд Ганни схватил вора за локоть. Не удержавшись на ногах, парень кубарем покатился по сугробам, увлекая за собой Ганни. Падение оказалось мягким, толщина шубы и снег погасили силу удара. Но грабитель, не имевший такого слоя защиты, какой был у Ганни, не смог быстро вернуть способность к ориентации после падения. Мэтью тут же этим воспользовался, подтянулся и всадил кулак прямым кроссом в челюсть противника. В попытке защититься парень выставил руку, раскрыл ладонь, и яркая искорка золотой сережки, описав дугу в свете фонаря, плюхнулась в соседний сугроб.

Гася злость, Ганни провел два хука с обеих рук, схватил парня за шиворот, рывком поднял на ноги и, отвесив увесистый пинок, отправил опешившего грабителя вдоль улицы в темноту.

– Гребаный подонок! – бросил он вслед.

Подоспел Ичин, за ним Хант с девушкой. Света держалась за ухо, из под пальцев текла кровь. Ганни отметил, что большинство американок уже бы упали в обморок или набирали «911» в такой ситуации. Но Света даже не плакала.

– Гад… Бабушкины серьги! – со злостью произнесла она. – Дело не в деньгах! Память.

Ичин перевел.

– Я видел, куда примерно упала сережка! – сообщил Ганни. – Только оставайтесь на месте, а то затопчите тут все.

Сам он осторожно двинулся к отмеченному взглядом сугробу. На ровном покрове в свете уличного фонаря небольшая дырочка от упавшей и провалившейся сережки была видна очень отчетливо. Мэтью присел и начал осторожно, слой за слоем разгребать снег. Сережка провалилась всего дюйма на три, и он без труда отыскал ее, но сразу под ней было закопано что-то еще. Сначала Ганни увидел только серый кружок, размером с монету в четверть доллара, затем понял, что это донышко уходящего вглубь цилиндрического футляра. Ухватившись пальцами за тубус, Мэтью без труда вынул его из снега.

– Нашел? – спросил Ичин.

– Да! – Ганни одной рукой показал сережку, другой сунул футляр в карман шубы.

У Светы глаза засияли от радости, что сережка нашлась. Она без затей поцеловала Ганни в щеку, чем вызвала неожиданное смущение. Его целовали многие женщины, и не только в щеку, но в русской было столько непосредственности и искренности, что Ганни проняло всерьез.

– Эни тайм! – беззаботно ответил он.

Лифт в подъезде, где жила Света, имел совершенно монструозный вид. Серая шахта, собранная из стальных уголков и обтянутая металлической сеткой, напомнила Ханту шахтерский подъемник. Кабина оказалась деревянной, а двери надо было открывать руками.

– Может пешком? – предложил он.

– Не позорься! – посоветовал Ичин. – Они этим экстримом каждый день занимаются, и даже не замечают этого.

Уолтер фыркнул, и забрался в шатающуюся скрипящую кабину. Поднималась она с таким звуком, словно где-то на чердаке адские черти решили устроить перестановку не менее адских котлов. К счастью, подъем на четвертый этаж не занял много времени. Хант выбрался первым, как только Света открыла лязгнувший замок двери, украдкой вытер пот со лба, и улыбнулся.

Квартира начиналась с тесной прихожей, половину ширины которой занимала одежда на прибитой к стене вешалке. Дальше простирался лабиринт из двух коридоров, один из которых вел направо, в кухню, к ванной и туалету, а один прямо – там виднелась комната с сервантом почти во всю стену. Все полки серванта заполняли хрустальные вазы, хрустальные конфетницы, хрустальные салатницы, хрустальные бокалы и даже хрустальный гусь. Хант сообразил, что хозяйка, скорее всего, коллекционирует посуду в стиле ретро. Занятие не из дешевых, надо признать, понятно, почему Свету волновала больше память о бабушке, чем цена золотой сережки. Впрочем, и мебель была явно не из супермаркета. И сам сервант, и стол, и деревянные стулья хранили на себе романтичный отпечаток шестидесятых – золотого периода Голливуда.

– Стильная обстановка! – от души оценил Хант.

Ичин перевел.

– Ну… – ответила Света. – Денег на ремонт нет. Но за порядком слежу, конечно.

Хант не понял, причем тут ремонт и зачем он тут нужен. Любое вмешательство неизбежно нарушило бы совершенно аутентичную атмосферу таких шедевров, как «Квартира» с Джеком Леммоном. Впрочем, с учетом вложений в антиквариат, понятно, почему ощущается недостаток наличности.

Кухня оказалась и вовсе небольшим залом музея искусства. Деревянные тарелки, деревянная ложка размером с половник, доска для нарезки овощей, расписанная под хохлому, салфетки и прихватки с ручной вышивкой, стеклянные солонки и перечницы с крышками из нержавеющей стали, какие стояли на столиках в кафе во времена великой депрессии… У Ханта в голове невольно закрутился счетчик, сколько это все может стоить, если выставить его разными лотами на воскресном аукционе.

– Я сплю в маленькой комнате, – сообщила Света. – Остальные две в вашем полном распоряжении.

Иностранцы выдали хозяйке по двадцать долларов с носа, как договаривались. Причем, Свету состояние купюр не волньвало, она охотно взяла отклоненные обменщицей. Счастливы при этом оказались обе стороны сделки. Хант ожидал, что Света, разместив гостей, отправится за медицинской помощью, но она без затей заклеила мочку уха кусочком пластыря телесного цвета и больше об инциденте не вспоминала.

Вешая шубу на вешалку, Ганни незаметно вынул найденный под снегом футляр. Он предполагал, что найдет в нем. Но это не давало ответа ни на один вопрос, только рождало новые загадки.

Закрывшись в туалете, Мэтью открыл картонный лакированный футляр и вынул из него скрученный в рулон кусок довольно потертой бумаги. На ней по-английски, плохо заточенным карандашом, было выведено: