Текст книги "Всматриваясь в Бездну"

– Правильный мир. – заявила птица. – Все устроено мудро. И справедливо. У каждого есть в запасе жизни.

– А что потом, когда жизни заканчиваются?

Птица коротко хохотнула над глупостью смертной мартышки.

– Твоя одежда. Оставила на берегу?

– Да…

– Одежда истрепалась. Что с ней делаешь?

– Выбрасывают.

– А потом?

– Откуда я знаю? – пожала плечами Вика. – Утилизируют, наверное. Ну, уничтожают…

– И ничего от одежды не остается?

– Мусор!

– Это ты так думаешь! – изрекла птица. – Сколько лет ты живешь?

– Тридцать два года…

– Мало. – резюмировала пернатое, явное склонное к философским рассуждениям. – Рано умирать. Но смерти нет. Это иллюзия, которую придумали люди. Слишком много знаете. Ненужных вещей. Они заслоняют истину.

– Тут я с тобой полностью согласна! – воскликнула Вика.

Она посмотрела на сиреневый дымок тумана окутывающий долину. Голубые дали просматривались на десяток километров, и ничего похожего на городские строения не было видно. Ее охватил приступ щемящей тоски по родному городу, такому скучному, особенно зимой, но привычному и уютному.

– Ты поможешь мне вернуться на тот берег? – спросила она птицу.

– Поэтому я здесь. – просто сказала птица. – Помогать тем, кто попал в беду. Это приятно.

Она повернула шею, скосив блестящий глаз в сторону широкой спины.

– Садись!

– Я помещусь? – Вика с опасной приблизилась к птице.

– Садись! А то передумаю!

Выхода по любому не было, и девушка осторожно вскарабкалась птице на спину, которая оказалась твердой и покатой как седло.

– За шею не хватай! – предупредила птица.

Она оттолкнулась от земли, последовал шумный взмах крыльями. Вика не страдала боязнью высоты, однако стоило внизу замельтешить верхушкам деревьев, у нее дыхание сперло в груди. А затем пришли восторг и какой-то пьянящий страх. Нечто похожее она испытывала, прыгнув с «тарзанки». Дмитрий в тот раз не решился на рискованный эксперимент, объяснив отказ больной спиной. Но там были надежные страховочные шнуры, и полет длилось меньше минуты, а здесь ее страховкой была философствующая птица со своеобразным чувством юмора. Тесно прильнув к спине пернатого, крепко сжимая заветную ветку в руке, она не могла видеть большей части пейзажа, проплывающего внизу. Заметила какие-то строения на берегу серебристой полоски реки, похожие на разбросанные спичечные коробки. Голубой свет, окутывающий землю рассеялся, взошло солнце. Это произошло столь внезапно, что Вика зажмурилась, боясь ослепнуть. Яркий свет ударил в лицо как сноп мощного прожектора, в солнечных лучах блеснула полоска моря, синеющего на горизонте. Полет длился не менее четверти часа, крыло накренилось влево, позабыв о предостережении, Вика вцепилась птице в шею. В свете дня здесь все выглядело иначе; прибрежные заросли осоки трепетали на ветру, солнце отражалось в зеркале прозрачной воды. Еще два взмаха могучих крыльев, и пробежав десяток шагов по инерции, птица остановилась в двадцати шагах от того самого места, где недавно Вика рассталась с кормчим. Девушка ловко соскользнула на землю.

– Спасибо тебе! – искренне воскликнула она.

Птица склонила на бок голову, распахнула клюв.

– Ты все-таки схватила меня. За шею. Надо было тебя скинуть.

Клюв распахнулся, последовал радостный смех над собственной остротой.

– Извини! – смутилась Вика.

– Желаю удачи! И не особенно полагайся на это. – птица перевела взгляд на ветку.

Взмахнув крыльями, птица поднялась в небо, и вскоре ее силуэт растаял над кромкой леса. Вика направилась к памятному кусту, где на прежнем месте лежала ее одежда. За время путешествия она привыкла к собственной наготе, – одеваясь, ощутила неловкость от прикосновения ткани. По привычке проверила карманы. Все было на месте: ключи от квартиры, смартфон, бумажник, и обрезанная фотокарточка.

Послышался всплеск весел, к берегу продвигалась лодка. В дневном свете Чарун был не менее хорош, чем ночью.

– Привет! – Вика помахала веткой.

Гребец причалил.

– Уже знаю… – проворчал он. – Садись в лодку!

Несколько расстроенная холодным приемом, девушка забралась в лодку. Ее распирало от желания рассказать о выпавших на ее долю приключениях, но Чарун прервал короткой фразой.

– Никому не рассказывай о том, что с тобой случилось.

– Почему?

– Навлечешь беду.

– После вчерашнего я ничего не боюсь! – Легкомысленно отмахнулась девушка.

– Не на себя навлечешь, а на того, кому станешь рассказывать.

Он выгреб на середину реки, удерживая лодку на месте, путем умелого вращения веслом.

– Видишь, развилку реки? – спросил он.

Вика посмотрела в ту, сторону, куда указывал гребец. Действительно, ниже по течению река разделялась на два притока.

– Вижу…

– Направо, – твой дом. Налево, – другой путь.

– Какой?

– Если решишь отправиться в ту сторону, возможно встретишься со своим мужем.

– А разве он еще не дома? – растерянно спросила Вика.

Чарун проигнорировал вопрос.

– Ты сумела добыть ветвь в саду Персефоны, и вправе сделать выбор. Но решать следует немедленно, скоро опять наступит ночь.

– Блин! Что у вас здесь со временами суток творится! Только что солнце вышло! – воскликнула девушка.

– Говори, куда плыть!

Вика до боли закусила губу.

– А если я ничего не буду решать?! – спросила она.

– В таком случае за тебя сделают выбор другие.

– Кто, другие?!

– Лучше тебе этого не знать.

Солнечный свет, еще десять минут назад жизнерадостно заливающий землю, померк, сумерки подкрадывались как хищные звери к становищу с угасающим костром. Темное кружево кустов серело на фоне чернильных пятен деревьев. Вика сжала ветку в руке. Неожиданно ее захлестнула волна какой-то лихой злости. Она решительно махнула рукой, словно разрубая ребром ладони воздух.

– Черт с ним! – громко сказала девушка. – Плывем налево!

Чарун повернул лодку, и хрупкое суденышко помчало промеж блестящих камней. Холодные брызги ударили в лицо, Вика всматривалась в даль речного русла, и размышляла, – не совершила ли она ошибку, выбрав более рискованный путь, но сомнения отпали, когда, огибая выступающую из воды кривую корягу, Чарун промолвил.

– Предсказуемый выбор…

– Почему? – удивилась Виктория. – Большинство на моем месте выбрало бы возвращение домой!

– По этой причине им не удалось добыть золотую ветвь! – ответил Чарун.

Глава 16

На Казанской площади было многолюдно. Причина людского интереса к памятному зданию Дома Книги имела мистическую природу: некоторые из собравшихся якобы видели какое-то движение на крыше дома. Подъехал наряд полиции, хмурый капитан, с усталым, бледным лицом уговаривал людей расходиться. Но протяжении последних суток жители Петербурга ощущали подземные толчки, радиально расходящиеся от центра города. К полудню панические настроения достигли апогея, сетевые пророчества отличались разнообразными по накалу страстей сообщениями, но были в единодушны в одном. В городе творится что-то экстраординарное, и власти замалчивают истинную причину происходящего.

– Смотрите! – прокричал мальчик, протягивая руку к куполу на крыше Дома Книги.

– Что ты там увидел? – Встревожилась мать мальчика, – крупная женщина в розовом платье, и коричневой джинсовой куртке, тесной ей по размеру.

– Там тени… – мальчик был напуган и растерян, но главным образом тем обстоятельством, что не может сформулировать увиденное. – Там призраки! – выпалил он наиболее подходящее слово, способное объяснить контуры людей, мечущиеся внутри купола.

Мама сконфуженно засмеялась.

– Там ничего нет!

– На кой черт тогда вы здесь торчите? – огрызнулся худой мужчина в очках, с желтоватым цветом лица.

– А вы, что здесь делаете? – язвительно сказала женщина.

– Мальчик прав, – вмешался грузный пожилой мужчина в бейсболке, повернутой козырьком назад. – Я тоже что-то видел в куполе и на крыше. Появилось сразу после подземных толчков. Похоже на… – он смущенно ухмыльнулся. – Контуры людей, что ли…

– Ничего особенного! – вступила в беседу седая старушка. – Скорее всего проводится обычный ремонт здания, правильно? – она обернулся к полицейскому.

Капитан поправил квадратик рации, висящий у него на ремне.

– Пожалуйста, расходитесь! – с унылым видом он повторял дежурную фразу.

– А кто там на крыше? – крикнул кто-то из толпы, ему ответили матерной шуткой, но взвинченные общим невротическим состоянием люди не рассмеялись.

– В куполе и на крыше здания ведутся реставрационные работы, – убежденно врал капитан полиции, ухватившись за подброшенную идею. Он только что получил экстренное сообщение. С полудня в городе вводится усиленный режим несения службы силовыми структурами, здание Дома Книги будут курировать сотрудники всесильного ФСБ. Значит, дело серьезное, ребята из службы безопасности пустяками заниматься не станут!

– Там не люди! – повторил толстяк.

– А что же это по-вашему? – разозлился желтолицый.

– Черт его знает!

Его поддержал дружный гомон. Капитан собрался возразить, но тут подземный толчок возник в недрах земли. Словно под толщей земной коры пульсировало ее огромное сердце. Проезжую часть Невского проспекта раскроила черная трещина, ломти асфальта вывернулись наружу словно куски бисквита, со звоном сыпались хрустальные стекла в витражах Дома Книги, аккуратно составленные книги веером разлетелись по залу. Через стеклянные двери выбегали перепуганные люди, тучная женщина застряла во вращающемся турникете, образовался затор. Взвыла сигнализация припаркованной на углу канала Грибоедова машины, переднее колесо провалилось в трещину на асфальте. Женщина в джинсовой куртке схватила сына за руку, и тащила упирающегося мальчика в сторону Казанского собора. Желтолицый мужчина устремился к своему «Фольксвагену», на бегу нажимая кнопку брелока сигнализации. Толстяк испуганно пятился. Паника охватила собравшихся напротив Дома Книги людей, – чего не удавалось достичь уговорами представителю власти, в одно мгновение совершила стихия. Капитан подбежал к полицейскому «форду», быстро и неразборчиво говорил в рацию. На змеящуюся трещину в асфальте он смотрел как на личного врага, со страхом и ненавистью. Шумный Невский проспект наполнился криками, со стороны Московского вокзала, мчались две машины «скорой помощи», на фоне общего гвалта тревожное завывание сирены было слышно не громче комариного писка в лесу.

Внутри шарообразного купола, скрестив руки на груди, стоял маркиз Шакс. Он со скучающим выражением лица наблюдал за происходящим на улице. Стихли отголоски подземных толчков, от которых дребезжала хрустальная посуда с напитками, стоящая на столе.

– Все как обычно, – заметил Шакс. – Вначале любопытство, граничащее со страхом, затем паника и бегство.

Моркус кивнул на разлом в асфальте.

– Началось?

Шакс удивленно на него посмотрел.

– Маленькое стихийное бедствие. Никто не пострадал. В чем проблема?

– Девчонка сорвала ветку в саду. Помнишь, к чему это привело в прошлый раз?

– Времена меняются. Мне было любопытно посмотреть, как изменились реакции людей за последние столетия.

– И что же?

– Я уже сказал! – Недовольно поморщился Шакс. – Ничего нового.

Моркус проводил взглядом бегущую к входу к метро мать с сыном.

– Некоторые из них могут видеть, того, что им не положено. Особенно это касается детей.

– По счастью с возрастом эта способность у них пропадает.

– Не у всех! – возразил Моркус.

– Не у всех… – согласился Шакс.

Он пристально смотрел на женщину в джинсовой куртке. С высоты здания ее фигурка казалось мелкой и незначительной, как и сотни фигур остальных людей, суетливо мечущихся по улицам города. Огромный человеческий муравейник, стиснутый каменными оковами мегаполиса. Женщина замешалась у входа в метрополитен, ей мешал сын, упорно оглядывающийся на стеклянный купол. Шакс поднял руку, навел указательный палец, словно целясь из воображаемого пистолета.

– Бац! – воскликнул он.

Женщина остановилась. Круглое лицо захлестнула белизна.

– Инфаркт? – спросил Моркус.

– Это было бы слишком просто, – возразил Шакс, с ледяной улыбкой на лице. – Болевой спазм кишечника. Рак. Третья стадия.

– Делать вам обоим нечего! – подала голос Елиза. Она сидела в кресле, закинув ноги на инкрустированный золоченной бронзой столик, и потягивала вино из бокала. Перед ней на роскошном блюде из чистого золота лежала закуска. Традиционное блюдо рабов на галерах. Гниющий инжир и черные бобы. Часть подливки заляпала пол, в результате подземных толчков, Елиза брезгливо смотрела на пятна соуса.

– Полезно расслабиться перед сражением, – возразил Моркус. Он смотрел, как женщина оседает на асфальт, продолжая держать сына за руку.

– Магни нас предал! – сказала Елиза, зачерпнула пригоршню бобов, и отправила ее в рот. С ее длинных пальцев стекал соус.

– Предал… – согласился Шакс. Он отошел от окна, сел рядом с Елизой. – Не могу понять, как такое случилось! – воскликнул он.

– Времена меняются, дорогой маркиз, ты сам только что сказал.

– Вы вдвоем с Норой не сумели его остановить.

– Остановишь его! – разозлилась Елиза. – Набросился как настоящий берсерк! Скажи, Нора!

Стоящая в сторонке Нора кивнула.

– Никто не мог ожидать, что Магни воспользуется норой, – сказала она.

– Писатель готов был все сделать, что от него требовалось, – продолжала Елиза. – Предательство!

Моркус недоверчиво хмыкнул. Вокруг женщины образовалась толпа, от подъехавшей машины скорой помощи спешил врач. Мальчик растерянно смотрел на мать, которая продолжала сжимать его руку, словно боясь прервать невидимую связь. Многие из разбежавшихся горожан, возвращались назад. Теперь трещина манила их, словно в разверзнутом чреве земли была сокрыта тайна.

– Они быстро осваиваются, – задумчиво сказал Моркус.

– Иначе бы они не выжили. – согласился Шакс. – Всего одна жизнь, невероятно короткая, наполненная страхом и болезнями. С точки зрения здравого смысла, им вообще нет смысла ее проживать.

– И, тем не менее… – проговорил Моркус.

Врач склонился над женщиной, махнул рукой санитарам, которые спешили с походными носилками. Какая-то седая старушка с морщинистым лицом, ласково говорила что-то мальчику.

– Магни предатель! – с нажимом повторила Елиза. Он облизала свои пальцы, включая уродливый обрубок безымянного. – Лучезарный уже знает?

– Чье имя мы не вправе упоминать… – назидательно сказал Шакс.

– Да пошел ты! – отмахнулась Елиза.

– Знает о том, что ты упустила писателя?

– Мы не ожидали от Магни… – неуверенно вмешалась Нора. – Не ожидали, что он вступится за обычного человека. Он невероятно силен, этот Магни!

Шакс проигнорировал ее слова, он пристально смотрел на Елизу.

– Знаешь, что нам всем грозит в случае неудачи! Или ты надеешься на личные отношения с Лучезарным, чье имя я не смею произносить вслух?

– Пустошь! – медленно протянул Моркус, продолжая обозревать городскую перспективу.

– Пустошь! Небытие на долгие столетия!

– Кто не рискует… – усмехнулся Моркус. Он подмигнул Елизе. – Тебе не удалось убедить этого писаку уничтожить свое сочинение. Хочешь его пытать, – пожалуйста! Победителей не судят. А что теперь? Сама знаешь, каким может оказаться поворот истории, в том случае, если его книгу прочтут…

– Я понадеялась на Магни! – вяло огрызнулась Елиза. – Кто мог ожидать, что он окажется предателем?

– Круто он тебя вырубил?

– Заткнись! Мы с Норой были не готовы. Старик никак не мог выдержать мучений, и сделал бы все, что от него требовалось, если бы не вмешался Магни.

– Ты нарушила закон, причем вхолостую. – напомнил Шакс.

– Кто бы говорил! – фыркнула Елиза как большая, рассерженная кошка. – Только что наградил мать-одиночку смертельным заболеванием!

– Я тут не при чем! – возразил маркиз. – Болезнь проявилась бы и без моего участия. Ей следовало правильно питаться, и не подавлять половое влечение, объясняя подругам и себе самой в первую очередь, что она заботиться исключительно о благе своего детеныша. Я всего-навсего разблокировал болевой сигнал. Теперь женщина знает о болезни. Будет шанс обдумать свою жизнь, подвести итоги.

– Прямо-таки благодетель! – насмешливо сказала Елиза.

– А ты нарушила закон! – парировал маркиз. – И упустила старика, – повторил он в третий раз.

– Законы создаются ради того, чтобы их нарушали! Тем более формулировка – навязывание воли звучит расплывчато. Формы убеждения могут быть различны. Теперь эта бедная мамаша будет сходить с ума от ужаса, ожидая смерти!

– Четыре месяца двадцать шесть дней! – небрежно бросил Моркус. – Время для операции упущено. Но маркиз прав. Раньше у тебя, Елиза, неплохо получалось их соблазнять! Соблазн допускают законы.

– Пятьсот лет назад соблазн работал безукоризненно, – согласилась Елиза. – Сейчас людей трудно чем-то удивить, глобальный интернет растлил человеческое общество, уравнял глупцов и гениев. Раньше они жил по принципу, – знание – благо, невежество, – зло. А что теперь? К чему приобретать знания, когда запрос из любой точки земного шара молниеносно даст ответ на любой вопрос! Чем их можно соблазнить, если самый изощренный вид похоти стал легко доступен? И успеха достигают не самые сильные и отважные, а те, кому просто-напросто подфартило! Даже конфликты между самцами, раньше считающиеся обычным делом, перешли в область взаимных оскорблений через тот же интернет. Их врачи дают возможность выживать хилым и слабым, и, таким образом подлинная сила и отвага утрачивают свое первоначальное значение. Приходится прибегать к старой, доброй методе. Физическая боль – отличный аргумент. Не думала я, что Магни решиться протащить старика через нору!

Шакс налил себе вина в бокал, отхлебнул.

– Если ты помнишь историю Большой Эдды, именно мальчику по имени Магни было предсказано большое будущее, – сказал он, – Фригг обещала ему, что в день Рагнарека он будет владеть молотом Тора. А мы использовали героя в роли слуги на побегушках! Я тоже хорош. Заставил его привезти эту чокнутую девицу…

– Подумаешь! – перебила Елиза. – Ему это было не в тягость. Прокатился, город посмотрел…

– Зачем ее вообще было куда-то везти? – спросил Моркус. – Теперь эта мартышка ухитрилась заполучить ветвь из сада Персефоны!

Шакс отставил бокал в сторону.

– Мы приближаемся к решающему этапу противостояния с неважным набором козырей на руках. Магни на чужой стороне. Таким образом, вероятность попадания книги в руки наших врагов достаточно высока. Это все равно, что рассказать неприятелю о планах ведения войны.

– Откуда писатель узнал о том, что мартышкам и знать-то не положено? – воскликнула Елиза.

– Иногда некоторым из них удается… – Шакс покрутил длинным пальцем в воздухе. – Посмотреть за горизонт.

– Мне аж любопытно стало, чего там такого понаписано! – вздохнул Моркус.

– Забыла, что ты неграмотный! – съязвила Елиза.

– Но-но! Я в совершенстве знаю Римский катехизис Триденского собора, составленный лично кардиналом Робертом Беллармином в начале шестнадцатого века.

– Любителем мальчиков, если я ничего не путаю…

– Кто не без греха! – лицемерно вздохнул Моркус, и поднял глаза к небу. – Но читать сочинения писателя охоты нет.

– Конечно! – оживилась Елиза. – Тебе, Падре, там посвящена отдельная глава.

– В самом деле?

– Понесло! – мрачно сказал Шакс. – Советую не отвлекаться на перепалку. Мы отправили в Безвременье человека, который, по имеющимся данным, еще не умер. И если пытка старика возможно и сойдет Елизе с рук, учитывая личные отношения с тем, чье имя я произношу с трепетом, то нарушение законов грозит серьезными проблемами.

– Ты хочешь сказать… – начала говорить Елиза.

– Ты верно все поняла. Длящаяся много веков снисходительность со стороны Духа, может завершиться в любой момент.

– Ради одной жалкой мартышки!

– Ради одного смертного человека, – поправил Шакс. – Полбеды, что мы совершили ошибку, но за ней последовала следующая. Я говорю о той женщине, что теперь владеет ветвью из сада Персефоны.

– Грош цена этой ветви, если не знаешь, как с ней обращаться! – возразил Моркус.

– Персефона не так проста, чтобы пускать свои сады кого попало! Эта женщина только что предпочла отправиться за своим мужем в Безвременье!

– Откуда такая информация? – спросила Елиза.

– Можешь не сомневаться! Источник надежный. В Безвременье есть преданные служители.

– Это называется… – медленно проговорил Моркус.

– Жертва! – закончил фразу Шакс. – То непостижимое, что есть в смертных людях, и ради чего Дух защищает их законами. Жертва во имя другого человека!

Все трое замолчали. С проспекта доносился вой сирен, к месту разлома спешили грузовики аварийной службы. Послышались тяжелые шаги по винтовой лестнице, ведущей к куполу. Малах предпочитал пользоваться обычным способом перемещения, используя норы в исключительных случаях. Он ходил по людным улицам, втягивая трепещущими ноздрями запахи, останавливаясь за чье-либо спиной, глядя в затылок. И тогда человека одолевала щемящая тоска, не проходящая днями. Некоторые напивались, надеясь утопить душевную боль в спиртном, те, кто покрепче духом, загоняли себя работой, спортом, путешествиями. Бывали и такие, кто решались на преступления, – лишь бы избавиться от этой гложущей душу депрессии. И только единицы искали утешения в молитве и вере. Люди считали себя слишком образованными, чтобы верить в каких-то богов, и уж тем более им молиться. Шакс, зная невинное хобби Малаха, ворчал по поводу формального нарушения законов которых по факту не было. Малах Хаталан по кличке Палач, вскрывал в сердцах людей всепоглощающий страх смерти, сформировавшийся за тысячелетия эволюции. Этот страх был им гораздо ближе, нежели упование на будущую жизнь.

Низкая дверца распахнулась, Малах обвел мрачным взором собравшихся.

– О чем был разговор? – спросил он.

– Будто не знаешь! – ухмыляясь ответил Моркус, и метнул игральную карту, которую Малах играючи поймал налету.

– Знаю. – ответил он, подошел к окну, глядя за тем, как санитары укладывают женщину на носилки. Ее сына держала за руку седая старушка, и шла рядом к машине скорой помощи. – Эту маленькую мартышку ждет большое будущее, – бросил Малах.

– Если не помрет раньше времени! – ответил Моркус. Он рассеянно тасовал колоду карт в руках, всякий раз вытаскивая туза пик.

– Какие новости? – осторожно спросил Шакс.

Малах почесал розовый шрам на месте уха.

– Ларан только что был в больнице.

– И что?

Елиза отставила бокал с вином, преувеличенно внимательно разглядывала обрубок пальца. Моркус прекратил мешать карты, и даже внешне невозмутимый Шакс, хотя и предугадывал ответ, замолчал. Малах подошел к столу, нацедил себе вина, медленными глоточками выпил.

– Говори! – не выдержала Елиза. В отличии от остальных она не умела читать мыслей, ее таланты относились к дару соблазнения и обмана.

Малах сосредоточенно смотрел на растекающееся по столу жирное пятно от подливки. И молчал. Шакс уже прочел его мысли, и с отрешенным видом смотрел в окно. Моркус попытался сделать тоже самое, но фокус с брошенной картой не привел к желаемому результату. Сознание Малаха было для него непроницаемым как полотно черного бархата.

– Говори! – поддержал он Елизу. – Что узнал Ларан?

– Жив! – коротко ответил Малах.

Елиза выругалась.

– Этого не должно было случиться! – воскликнула она.

– У них это состояние называется комой, – пояснил Шакс. – Промежуточное состояние между жизнью и смертью.

– Ларану следовало его прикончить! – проворчал Моркус.

– Хочешь получить еще одного мученика? – злобно фыркнула Елиза.

Шакс склонил голову на бок, и вслушивался в тишину. Он стал абсолютно отрешен от всего, что происходило в куполе. Малах покрутил карту, брошенную ему Моркусом, туз пик в его пальцах превращался в «даму». Он отшвырнул карту, сел на диван рядом с Елизой, выпил вина из бокала, услужливо наполненного Норой, и загребая пальцами, жадно ел инжир. Его словно и не затронули плохие известия. Моркус проследил за тем, как машина скорой помощи увозит женщину. Снаружи загудели ступени под тяжестью шагов, Елиза взяла дротик, прицелилась. Малах взял ее за руку.

– Не следует этого делать, – промычал он, с набитым ртом.

С той стороны долго возились с замком, сдержанно ругались. Наконец, дверь распахнулась, вовнутрь зашли двое мужчин в полицейской форме. Молоденький сержант направил фонарик в затемненный угол купола.

– Там что-то есть, товарищ капитан! – прокричал он.

Офицер зашел вовнутрь. Он чувствовал сильное раздражение. Дежурство должно было закончиться час назад, а теперь он тратит собственное свободное время на то, чтобы ползать по чердаку как наркоман в поисках места, где можно безопасно уколоться своей дрянью.

– Ну так, пойди и посмотри! – недовольно пробурчал капитан. Деревянные панели внутри купола покрывал толстый слой пыли, едко пахло крысиным пометом, и еще чем-то тошнотворным, отдаленно напоминающим запах серы.

Сержант проворно опустился на четвереньки, залез под хитроумную конструкцию, вроде сколоченного из досок стола. Удивительно, но пыль отсутствовала на столе, словно кто-то его заботливо протер, чернели пятна, вроде тех, что остаются от следов кетчупа или какой-то другой подливки.

– Есть! – воскликнул сержант, и вылез из-под стола, держа за уголок обычную игральную карту.

– И что это?

– Туз пик, товарищ капитан! – радостно прокричал молодой полицейский, словно узнал о присвоении ему очередного воинского звания.

– Вижу, что туз пик…

– Забрать с собой?

– Как хочешь! – Капитан с трудом сдерживался, чтобы не накричать на чрезмерно усердного подчиненного. – Пойдем отсюда!

Осторожно ступая, он вышел из треклятого купола. Придется теперь потратить еще полчаса, чтобы написать отчет. А все из-за богатой фантазии местных жителей, якобы регулярно наблюдающих в шарообразном куполе на крыше здания Дома Книги какие-то блуждающие тени! Черт бы их побрал! Только что прибыла машина с сотрудниками ФСБ. Двое крепких парней в гражданской одежде невнимательно выслушали отчет капитана, один бегло осмотрел расщелину в асфальте. На этом все. Ни здрасьте тебе, ни спасибо! Капитан спускался по винтовой лестнице, слыша сопение сержанта сверху.

– Товарищ капитан! – тон полицейского изменился на тревожно-воинственный, словно между пыльных досок чердака, он обнаружил следы разыскиваемого опасного преступника.

– Что еще? – не оборачиваясь, спросил капитан.

– Карта…

– И, что карта?!

– Был пиковый туз, а теперь – дама!

Капитан остановился, взял из рук сержанта карту. Действительно, теперь это был «дама». Жгучая брюнетка с цветком в густых волосах. На обороте имелась обычная «рубашка», да и сама карта выглядела засаленной, с помятыми уголками. Почему-то глядя на эту самую заурядную игральную карту, мужчина ощутив прилив беспричинного горя, словно только что он получил известие о гибели самого близкого человека, каким ему являлась дочь подросток, девочка-подросток с болезнью Дауна.

Он отдал карту сержанту.

– Выбрось ее! – приказал капитан.

– А как же…

– Выбрось! – приказал офицер.

Шакс проводил равнодушным взглядом полицейских. Он не испытывал неприязни к людям в отличие от Елизы или Малаха. Люди были забавны. Он помогал исполнять их нелепые желания, –наказать обидчика, найти любовницу, или организовать преждевременную смерть престарелому родителю. Фантазия их была ужасающе примитивна, вожделения бессмысленны, так как их воплощения в жизнь приводили к новым страданиям. Но встречались исключения из общего числа, способность читать мысли и постигать людские намерения, не давали возможности угадать того уникального индивидуума, который станет избранником Духа. Вечность приучает к осторожности, особенно, если большую ее часть придется провести в заточении. Только что Шакс получил сигнал от Лучезарного, – ему надлежит немедленно прибыть для беседы. Немедленно, – в понимании Лучезарного значило, – быстрее времени. И впервые Шакс осмелился нарушить приказ. Он медлил.

– Хорошая шутка с картой, Моркус! – одобрительно сказал Малах. Он отправил в рот порцию бобов с подливкой, и запил вином.

Елиза встретилась взглядом с Шаксом.

– Мы все еще в силе, маркиз! – улыбнулась она холодно.

– В силе… – протянул Шакс.

Он пребывал в мысленном контакте с Лучезарным, отвлекся, но в это мгновение сгусток энергии небывалой силы пронзил сознание. Наказание! Шакс зажмурился. Нестерпимо захотелось сбросить ненавистную человеческую оболочку, заимствованную более ста лет назад у одного немецкого доктора спиритуалиста, и предстать в своем подлинном обличии, – огромного петуха с огненно-красным оперением, и золотыми шипами, высекающими искры из скал. Он стерпел. Победителей никто не осудит, включая Лучезарного, чье имя…

– Ха-о-о-с!!! – прокричал он своим хриплым, полным ненависти голосом. – Хаос!!!

Малах вскочил с места, пустые глаза загорелись огнем.

– Хаос!!! – поддержал он не менее громким кличем.

– Ха-о-с!!! – кричали вразнобой Моркус и Елиза.

– Хаос! – присоединилась к общему крику молчаливая Нора, в недавнем прошлом известная куртизанка, промышлявшая древнейшим ремеслом в Париже девятнадцатого столетия.

Древний клич, означающий сигнал готовности к предстоящей битве, прокатился по тоннелям, пронизывающем миры как сито. Повсюду откликались демоны, до этого момента дремлющие в своих коконах.

Хаос!!!

Гремело как призыв, и отголоски этого клича были слышны во всех мирах и пространствах.

Этот памятный час обычного августовского дня вошел в историю земли как наиболее значительный перебой в электроснабжении городов за всю историю наблюдений. Невероятно высокий процент сердечных приступов и случаев суицида был зафиксирован в большинстве развитых стран, а многие ощущали сильную головную боль, не проходящую после приема болеутоляющих средств. Высокая электромагнитная активность отмечалась по всей планете, а в умеренных широтах кое-где можно было набВикать природные аномалии такие как северное сияние.

Хаос!

Затихало как эхо уходящего дня.

Хаос…

И померкло звучащее слово, мечущиеся внутри купола на крыше памятного здания в центре Петербурга, растворились в дымке надвигающегося вечера. В мягкой синеве сгущающихся сумерек, проплывала туча, которая из медной становилась темно-лиловой. Какой-то необычно насыщенный красный закат сгущался на западе, неторопливо расширяясь, и захватывая значительную честь сереющего небосклона. Расходились люди, трещина в асфальте воспринималась большинством из них как обычный провал, связанный с аварией труб, снабжающих крупный город теплом в период отопительного сезона. Невский проспект был перекрыт для движения транспорта на ближайшие сутки, что создало многочисленные пробки и заторы по всему городу. Капитан полиции, наконец, сдал дежурство, переоделся в гражданскую одежду, и спешил домой к больной дочери. Садясь в машину, он машинально сунул руку в карман, обнаружил там злополучную карту. Дама «пик». Губы черноволосой красавицы с алым цветком в волосах, сложились в ироническую ухмылку. И тогда мужчина закричал.