Текст книги "Мертвецы и русалки. Очерки славянской мифологии"

№ 6. В Самарском у., «когда наступает засуха и незадолго был похоронен на общем кладбище опойца, то его считают причиною бездождия, и все общество, со старостою и другими властями во главе, тайком ночью вырывают гроб, вынимают покойника и бросают в пруд, в воду, или же зарывают в соседнем владении, а в спину вбивают ему осиновый кол, чтобы не ушел»[303]303
  Этн. обозр. 1895, № 1. С. 32, ст. Евг. Всеволожской.


[Закрыть].

№ 7. Из соседней Саратовской губ. нам известно также несколько случаев. А. Н. Минх в своем описании Коленской волости Аткарского уезда сообщает о народных поверьях в этой волости, м. пр., следующее: «Причиной бездождия бывают похороненные на общем кладбище „опойцы” (опившиеся), и, чтобы помочь горю, надо опойцу вырыть из могилы и бросить в воду. Летом 1864 года стояла сильная засуха, хлеб и трава „горели” (сохли) на корню… В господском пруду оказался гроб и торчавший из него мертвец: на кладбище была разрыта могила. Покойник был бедняковский мужик и сильный пьяница. Народное суеверие, желая вызвать дождь, решило – за неимением опойцы – утопить покойника-пьяницу»[304]304
  Саратовский сборник, I. Сар., 1881. С. 169.


[Закрыть].

№ 8. «В мае 1889 г. в с. Елшанке Сарат. у. во время продолжительного бездождия старухе Денисовой приснился какой-то старик и сказал ей: „Выройте опойцу Степана, а то у вас 7 недель дождя не будет”. Весть о сне Денисовой разнеслась по всему обществу, которое во главе со старостой порешило выкопать ночью из могилы труп опившегося Степана и спустить его по реке Волге. Вечером 22 мая староста Степачев купил четверть водки, угостил собравшихся у него крестьян и отправился с ними на кладбище, взяв фонарь, лопаты и передки от телеги, чтобы отвезти на них к Волге труп покойника. Могила была разрыта ими, но полиция накрыла их. Они были преданы суду, и староста приговорен к шестимесячному тюремному заключению, а шестеро крестьян, разрывших могилу, – к четырехмесячному»[305]305
  А. Н. Минх. Народный быт Саратовского края; рукопись 1890 г.: АГО. XXXVI, 60 (с. 174). – В Сарат. губ. ведом., 1889, № 41, от 1 июня, сообщалось, что разрывшие могилу хотели «перенести и зарыть труп несчастного на другое место, особо от прочих, веря, что засуха должна прекратиться с совершением этого святотатственного дела».


[Закрыть].

Это сообщение несколько дополняет рассказ В. Карпинской «Страшное дело»[306]306
  Саратовские губ. ведом. 1889, № 68.


[Закрыть], имеющий в виду тот же самый случай. Извлекаем из этого полубеллетристического рассказа одно замечание, вложенное в уста крестьянина и едва ли не взятое из судебного дела: «По нашей губернии все знают, что, коли засуху Бог пошлет, стало надо какого ни на есть опойцу вырыть из земли и бросить в болото или в воду».

То же самое происшествие имеется в виду и в корреспонденции «Пензенских губернских ведомостей»[307]307
  1889 г. № 126.


[Закрыть], где читаем: «В селе Елшанке, Саратовского уезда, разрыли могилу опойцы, из суеверного убеждения, что смерть (?) опившегося влечет за собою засуху и что для устранения ее необходимо разрыть могилу и труп опойцы сплавить по реке или сбросить в какое-нибудь болото или трясину».

№ 9. И в следующем, в 1890 году «в весенние жары в Саратовском уезде повторился случай грубого суеверия относительно покойника-опойцы как якобы виновника засухи. Случай произошел на этот раз в селе Усовке. Отрыли могилу на кладбище, вытащили гроб с опойцей и выбросили его на речку (а по Минху: в речку) Терешку». По народному суеверию, «Бог наказывает засухою за то, что похоронили опойцу на общем кладбище»[308]308
  Саратовские губ. вед. 1830, № 44, от 10 июня; ст. «Крестьянское суеверие». А. Н. Минх (АГО. XXXVI, 60) замечает еще, что весною 1890 г. «…стояла страшная сушь, яровые стали гибнуть; чтобы вызвать дождь, для этого крестьяне и совершили сказанное».


[Закрыть].

№ 10. События подобного рода происходят и в наши дни. Так, весной 1913 года в с. Лох Саратовской губ. на сельском кладбище было разрыто несколько могил, из которых были вынуты гробы и вскрыты. Между прочим, был разбит гроб кр. Василия Ушакова, умершего от водки; у трупов были отрезаны по колени обе ноги, которых не нашли. «Это кощунство объясняется суеверием. После смерти В. Ушакова в селе стал ходить слух, что на покойнике по ночам „черти ездят” при наступлении полночи, покойный Ушаков, „как лошадь”, носится по полям, по озимям и выгону. От этого в селе ждали несчастья. „Дождя не будет”, – говорили старики. По-видимому, кто-то решил избавить общество от несчастья и отрезал покойнику ноги, чтобы тот не бегал»[309]309
  Новое время. 1913 г. № 13333, от 26 апр. (перепечатано из «Царицынского листка»).


[Закрыть].

№ 11. В Силинской волости Симбирской губ. надлежащим местом для могилы опойцы считается «глухой лесной овраг, погребение же такого мертвеца на кладбище „неминуемо влечет за собою бездождие и неурожай”»[310]310
  Симбирские губ. вед. 1366, № 5.


[Закрыть].

№ 12. В 1,5 версты от с. Батраки (на левом берегу Волги, против гор. Сызрани), на Сионской горе, похоронен в прошлом (XVIII) столетии вожак из секты хлыстов Шамбаров вместе с его лжеапостолами. Как-то раз случилась засуха; крестьяне порешили, что это происходит от Шамбарова, почему его непременно надо вырыть из земли и бросить в Волгу; но когда начали рыть могилу, то увидели только яму «глубоченную, а в ней никого не оказалось: Шамбаров провалился в преисподнюю. Дна ямы достать не могли самыми длинными веревками. Рассказывают, что по вечерам из могилы Шамбарова выбегают черные собаки и лают»[311]311
  Древн. и нов. Россия, 1877, № 6.


[Закрыть].

№ 13. В 1890 году в селе Обвале Чембарского у. Пензенск. губ. вырыт труп псаломщика пьяницы Вас. Федорова, скоропостижно скончавшегося в 1889 году, и зарыт в трясине для предотвращения засухи[312]312
  Казанский биржевой листок, 1890, № 216 и 223 (цит. по: Этн. обозр. 1890, № 4. С. 232); ср. Минские губ. ведом. 1890, № 83: О суеверии и предрассудках.


[Закрыть].

№ 14. В Троицу, 20 мая 1891 года, в селе Лебедине Спасского у. Казанской губ. разрыли могилу и выбросили в Волгу труп умершего от пьянства крестьянина Деревяшкина; сделали это во избежание засухи.

№ 15. В Уфимской губ. в 1889 году скоропостижно умер от пьянства старовер; кладбище, на котором он был похоронен, находилось на высокой горе: вершина последней превышала вершину сельского храма. В этом покойнике местные жители увидели причину засухи – именно будто бы потому, что он похоронен выше церковного креста. Труп отрыли и перенесли на другое место[313]313
  Новости. 1891. № 174: перепечатано из «Волжск. вестника».


[Закрыть].

Приведенные случаи относятся к земледельческим губерниям волжского низовья. Большое обилие здесь таких происшествий объясняется, вероятно, частыми засухами в этом степном крае. Такое объяснение применимо также и к Новороссии, из которой нам известно пять случаев.

№ 16. В одной деревне Екатеринославской губернии удавилась женщина. Родные похоронили ее около кладбища, хотя и без церковного обряда отпевания. Народ, однако же, загалдел: «Зачем паскудину около кладбища похоронили? Ее по закону, как собаку, во прорву куда-нибудь бросить». Хотели было отрыть покойницу, но священник не позволил. Вскоре после этого приснился одной местной женщине сон: удавившаяся будто бы просила у ней воды напиться: „Напоите, – говорит, – меня, тогда и дождь пойдет” (а дело было в засуху). „Как бы напоить?” – задумались жители деревеньки; потом решили и исполнили свое решение: ночью отрыли злополучный труп и вылили на него три бочки воды[314]314
  Степь. 1886. № 25. С. 380 (очерк Татьяны Сучимы «Прошлым летом»).


[Закрыть].

№ 17. «Вот уже кончается вторая половина мая, – писал в свое время корреспондент «Харьковских губернских ведомостей» из Павлоградского уезда Екатеринославской губернии, – а до сих пор не выпало ни одного проливного дождя. Стоит жара… Крестьяне прибегают снова к своему давнему обычаю… а именно: начинают разрывать могилы и наполняют их водою, веруя в это, как в спасительное средство от бездождия». И далее корреспондент рассказывает следующий случай: «В селе Ивановке Павлоградского уезда умер два года назад „знахарь” дид Срибный, он несколько лет служил церковным старостой[315]315
  Корреспондент не дает никаких комментариев к этому факту, но они ясны: очевидно, дид Срибный не считался и не был безбожным, не был колдуном, которым народ приписывает сношения с нечистою силой, а только знахарем – лекарем, знающим человеком.


[Закрыть]. После его смерти в народе прошел слух, что он не умер, а повесился, и что его брат подкупил тех людей, которые сняли его из петли в сарае и внесли в хату. В 1886 году, после продолжительной засухи, крестьяне разрыли его могилу и вылили в нее четыре бочки воды; когда поехали за пятой бочкой – пошел дождь. В 1887 году сначала каменный крест[316]316
  Очевидно, в предположении, что крест «давит» покойного знахаря?


[Закрыть] с злополучной могилы вывезли далеко в степь, разбили на мелкие части и бросили в землю; потом откопали гроб знахаря и свезли на самое дно глубокого яра, что недалеко от села; сверху гроба навалили земли»[317]317
  Харьковские губ. вед. 1887, № 132, от 7 мая, статья С. Б-хина.


[Закрыть].

№ 18. «В селе Ивановке Александровского уезда года полтора тому назад повесился местный крестьянин. Его похоронили, по распоряжению начальства, христианским обрядом на общем сельском кладбище. Местное поверье гласит: раз неестественно умершего похоронят на общем для православных кладбище, а не в уединенном, отдаленном от села захолустном месте, то дождей летом в этой местности не жди. От бездождия тогда надо обливать могилу погребенного. Прошлое лето ивановские крестьяне, от засухи, украдкою по вечерам таскали к кладбищу воду и обливали могилу удавленника, приговаривая:

 
Обливаю, лью. —
Дай, Боже, ливень!
Дождику, припусти,
Избавь нас напасти!
 

Летом 1887 года хотели было опять обливать, но потом гроб с покойником был выкопан и перенесен на обрыв за село»[318]318
  Новороссийский телеграф, 1887, № 3754, от 19 июня, статья.


[Закрыть].

Два следующих, почти тождественных, случая, из Новороссии, отличаются от всех приведенных выше весьма существенной чертой: в них речь идет не о «заложных» покойниках, а об упыре с хвостом. Но общих черт между рассматриваемыми у нас случаями и данными столь много, что мы приведем и эти последние.

№ 19. Жители деревни Кимбеть близ Аккермана приписали бездождие 1867 года похороненному у них на кладбище человеку, и, по утверждению женщин, упырю, который, по их понятиям, имеет хвост. После смерти по ночам он выходит из могилы и ходит по домам; потом перед рассветом, когда запоют петухи, возвращается в могилу, где лежит ниц; лицо его красно, тело его никогда не гниет… Думая, что этот упырь служит причиною бездождия и что эту причину можно устранить, если облить упыря водой в гробу, кимбетцы привезли две бочки воды, раскопали могилу аршина на полтора, по направлению к голове, и вылили туда воду. Говорят, что, когда это делалось, к могиле упыря сошлось много народа[319]319
  Москва, 1867, V: 98, от 3 августа; взято из «Одесского вестника».


[Закрыть].

№ 20. В Новороссии же, в селе Свипокривце, бездождие 1889 года приписали смерти старика, слывшего в народе за «упыря» с хвостом. Старик умер весной: с тех пор и бездождие началось. Для прекращения бездождия, по народному поверью, необходимо вырыть из земли труп упыря, облить его водой и зарыть обратно; засуха после этой процедуры прекратится. С трупом умершего старика так и поступили[320]320
  Одесский вестник, 1889, № 201 (цит. по: Этн. обозр. 1889, № 3, 190).


[Закрыть].

Некоторые из приведенных нами выше случаев, например 17 и 18, имеют в виду, почти бесспорно, малорусское население, кроме них, в нашем распоряжении имеются случаи и из самой Малороссии.

№ 21. В местечке Жашкове Таращанского у. Киевской губернии в 1796 году вырыли из могилы тело повесившейся крестьянки, считавшейся знахаркой, и сожгли кости ее вместе с гробом, с целью избавиться от засухи[321]321
  Киевская старина, XVIII. 1887. С. 99, 102 и 103 (Я. Оглоблин. Очерки из быта Украины 18-го века).


[Закрыть]. Другие советовали не жечь, а забросить в болото.

№ 22. В Таращанском же уезде в 1868 году отрыли могилу, но уже не заложного покойника, а старообрядца. Били мертвеца по черепу, приговаривая: «Давай дождя»; лили воду на мертвеца из решета; потом зарыли его на прежнем месте[322]322
  Рязанские губ. вед., 1868, № 52: взято из «Киевлянина», цит. по Якушкину: Обычное право, II, с. 364.


[Закрыть].

№ 23. В апреле 1872 года, во время бездождия, в Каменецком у. Подольской губ. тело повесившегося крестьянина два раза было зарываемо; но оба раза могила была разрыта и тело привезено в тот дом, где он повесился. Наконец, 7 мая труп этот нашли в пруду[323]323
  Л. Левенетин. Суеверие и уголовное право. СПб., 1897 (?), с. 7 со ссылкой на «Казанские губ. вед.» 1872, XI, № 54.


[Закрыть].

№ 24. В 1883 году в Брацлавском уезде Подольской губ. повесившуюся женщину-ведьму выволокли за село на раздорожье и бросили в яму, нарочно для этого наполненную водой: этим лишили ведьму возможности насылать на село засуху[324]324
  Киевская старина, 1883, № 11, с. 376: из «Харьковских губ. ведом.», 1883, № 219.


[Закрыть]. И вообще «для предотвращения зловредной способности умерших ведьм и колдунов отводить тучи и тем причинять засуху вырываются или трупы из земли и бросаются в воду, или же водой поливаются их могилы»[325]325
  Там же. С. 333.


[Закрыть].

№ 25. В местечке Жабокрич Ольгопольского у. Подольской губ. 24 апреля 1890 года двое местных мужчин и пять женщин ввиду бывшего бездождия отправились на Жабокричское православное кладбище и начали разрывать могилу похороненной там повесившейся в прошлом году крестьянки этого местечка Марии Кабановой, с целью полить труп ее водой, полагая, что после этого пойдет дождь; но разрыть могилу им удалось лишь наполовину, так как полиция успела задержать их[326]326
  Подольские губ. ведом. 1890, № 38.


[Закрыть].

№ 26. В 1885 году в с. Кричильске Ровенского у. Волынской губ. повесился от угрызений совести за ложную присягу крестьянин Григорий Кика. Для предотвращения семилетнего голода, его труп, с разрешения сельского старосты, выкопали и зарыли в другом месте, а оттуда перенесли в третье и т. д. По этому делу был возбужден судебный процесс, привлекший к подсудности многих крестьян. Дело разбиралось в гор. Новоград-Волынске, в съезде мировых посредников. Автор (Кудринский) добавляет к этому: «На утопленников, висельников и других лиц, умерших не своей смертью, наложивших на себя руки, или даже умерших естественной, но преждевременной смертью (в молодых летах), народ смотрит как на виновников мирских несчастий – пожаров, неурожая, градобития»[327]327
  Ф. Кудривский. Утопленница. Этнографический рассказ. Киев, 1894. С. 1. (Из журн. «Киевская старина»).


[Закрыть].

№ 27. В 1893 году, в ночь с 24 на 25 апреля, в мест. Степани Ровенского уезда Волынской губ. утонула в р. Горыне мещанка М. Б. Крестьяне не желали, чтобы утопленница была погребена на кладбище, и обратились к приставу с донесением, где заявляли: «Муж ее (утопленницы) О.Б. упорно желает похоронить на освященном кладбище, чего все прихожане всех трех церквей не дозволяют, ибо опасаются разных несчастных случаев, то есть градобития, громов, тучи и неурожая, как уже неоднократно случалось в вышепрописанных предметах погребения таковых покойников, подобных ей, на освященных местах»[328]328
  Там же. С. 1–2.


[Закрыть].

№ 28. В малорусском селе Данкоуц Хотинского у. Бессарабской губ. весной 1888 года повесилась старуха, которую похоронили на приходском кладбище. Когда после этого наступила двухмесячная засуха, то причину засухи местные жители усмотрели именно в том, что на кладбище похоронили самоубийцу[329]329
  Кишиневские епарх. ведомости. 1889, № 17. С. 736. Здесь пропущен, по ошибке, случай, переданный Вл. Гнатюком в его «Зпадоби до украiнськой демонольогии» (т. II, вып. 2, Львов, 1912, с. 60, № 695): когда двое утонувших в Днестре были похоронены по-христиански на кладбище в Хмелеве, то их тогда же выкрали из могил и бросили в Днестр: если на кладбище будет похоронен утопленник, то град побьет посевы (Этнографичний зборник. Т. XXXIV. С. XI и 60). Записано в 1910 г. в Далегневе, в повете Городенка.


[Закрыть].

Из северных губерний России нам неизвестно ни одного случая такого рода. Из срединных же губерний сюда можно отнести два исторических случая.

№ 29. Когда Дмитрий Самозванец погиб насильственной смертью, он был погребен в убогом доме за Серпуховскими воротами. Это было 17 мая 1606 года. Как нарочно, настали тогда (с 18 до 25 мая) сильные морозы, вредные для полей, садов и огородов. Поздние холода эти москвичи приписали Самозванцу, которого народная молва обвиняла в чародействе. Они вырыли труп Самозванца, сожгли его на Котлах и, смешавши пепел с порохом, выстрелили им из пушки[330]330
  Карамзин. История государства Российского. Т. XI. Гл. 4.Соловьев. История России. VIII. С. 154.


[Закрыть].

№ 30. В параллель с приведенными выше случаями можно еще поставить следующее курское предание об особом погребении убитого в битве ногайского богатыря. В пределах Курской губернии сохранился оригинальный памятник – «голубец» на Красной поляне. Это развиловатый отрубок дерева, стоящий развилками кверху и покрытый вверху кровелькой. До недавнего, сравнительно, времени под этой кровлей, в развилочках голубца, лежала голова убитого великана. По преданию в этой местности происходила битва русских с ногайцами; в этой битве со стороны ногайцев выступил великан выдающейся силы, побивший весьма многих курян. Наконец, ногайский богатырь был повержен наземь удачным выстрелом из огромного кремневого ружья, и ему тогда же отрубили голову. После битвы обезглавленный труп богатыря был сброшен и затоптан в близлежащую трясину (жидкое и зыбучее болото), а из головы его устроили описанный выше голубец. (С этою головой убитого великана происходили потом своеобразные народные обряды, о которых речь будет у нас ниже, в главе о поминальных обрядах в честь заложных, § 38). Колесницу, на которой везли в трясину труп великана, толпа запихнула будто бы в родник, но тогда ключ перестал бить из-под земли и смолк; когда ж вода потом скопилась, то колесницу вдруг выкинуло из родника сажен на семь далее, в самую трясину[331]331
  Труды Курской губ. учен. архивной комиссии. Вып. I. Курск, 1911. С. 152 и др. (статья Р. Л. Маркова «Голубец на Красной поляне»).


[Закрыть].

§ 27. К приведенным здесь нами еще прибавить пять общих замечаний о разрывании же могил заложных покойников (§ 25). Всего получается, таким образом, 35 сообщений. Из них в двух случаях говорится не о заложных покойниках, а об иноверцах: в № 12 – хлыстовский пророк и в № 22 – старовер (в № 15 – такой старовер, но он, кроме того, еще и опойца).

Покойники-иноверцы вообще сближаются в народном сознании с заложными покойниками (ср. § 8, с. 24), что объясняем поздними, чисто христианскими влияниями. Иноверцы умерли без исповеди, значит, во грехах; к тому же в старину иноверцев часто хоронили в убогих домах, т. о., там же, где и заложных. Все это объединяло иноверцев с заложными, тем более что народ склонен считать всех иноверцев колдунами: раз они веруют не нашему истинному Богу, то весьма возможно, что они служат черту, т. е. колдуны. А покойные колдуны, как мы знаем (§ 10), во всем сходны с заложными покойниками.

Кроме того, в двух случаях говорится об упырях с хвостом (№ 19 и 20).

О заложных покойниках вообще говорят № 26 и 18. Чаще же всего мы встречаемся с разрытием могил опойцев, т. е. лиц, умерших от непомерного употребления вина; о них говорят все пять сообщений в § 25 и 11 случаев (4–15, за исключением 12-го) в § 26-м. Затем следуют удавленники, о коих идет речь в девяти случаях (№ 16–18, 21, 23–26 и 28). Замечательно, что в Поволжье с удавленниками мы не встречаемся ни разу: там почти все опойцы. (В Поволжье известно особое поверье о жажде опойцев, пьющих влагу из почвы: см. § 30.) О замерзших говорится в двух бугульминских случаях (№ 1 и 2); об утопленниках – в № 27, в примеч. к № 28, а также в бугульминском и чембарском сообщениях § 25-го. Убитых называет то же чембарское сообщение, и, кроме того, с ними мы имеем дело в исторических случаях № 29 и 30. О колдунах идет речь в № 3, но тут мы встречаем почему-то также и младенца, как будто тоже колдуна (если только могила младенца не была разрыта по ошибке?). Есть также два знахаря (№ 17 и 21) и одна ведьма (№ 24), но все трое они удавились, так что принадлежность их к числу заложных покойников вне всякого сомнения.

Приведенные нами 30 случаев разрытия могил заложных покойников довольно резко отличаются от старинных свидетельств еп. Серапиона и Максима Грека (§ 22) тем, что во всех 30 случаях дело идет собственно не о способе погребения заложных покойников, а только о месте их погребения. Кроме того, ненадлежащему погребению заложных приписываются в наше время не весенние морозы, как то было во времена Максима Грека, а почти исключительно бездождие и засуха; о весенних морозах речь идет лишь в историческом случае с Самозванцем (№ 29), а еще в первых трех случаях (№ 1–3) с засухою совпали весенние морозы. Наконец, здесь мы встречаемся еще и с одной совершенно новой чертой, о которой прежде речи не было, а именно могилы заложных покойников, так же как и могилы упырей, обливаются во время засухи водою.

Рассмотрим все эти особенности одну за другой.

§ 28. О месте погребения заложных покойников мы уже говорили выше (§ 21). Здесь же мы остановимся только на тех новых данных по этому вопросу, которые заключаются в § 26-м и частью в § 25-м. Об особых местах погребения заложных тут идет речь в 27 разных сообщениях. Надлежащим местом для погребения заложных считается прежде всего вода (17 сообщений): вырытые из кладбищенских могил трупы заложных кидаются в реку Волгу (№ 5, 8, 12, 14) или в другую реку (№ 9), в пруд (6, 7 и 23), в нарочито выкопанную яму с водою (24), в тину грязного озера (4), в трясину (13, 30, ср. 8), в болото (ср. 8, 21 и конец § 25), в низменное и мочажинное место (1). С этим нужно сопоставить десять случаев, когда заложных поливают водой – в могиле или вне ее (§ 29). Много раз местом надлежащего погребения заложных служат овраги, о присутствии в коих воды не упомянуто; таких случаев 4 и один неопределенный: «глухой лесной овраг» (№ 11), дно глубокого оврага (№ 17), обрыв далеко от села (№ 18), «прорва» (ср. № 16) и «лес» (чембарское сообщение в конце § 25). Сюда же нужно отнести и еще один случай из Новомосковского уезда, сообщаемый И. И. Манжурою: удавившегося парубка «заховали у кучугурах»[332]332
  Сборн. Харьк. ист. – филол. общ. VI, 1394. С. 187.


[Закрыть].

Вопрос в том, есть ли какая-нибудь связь между означенными местами погребения заложных и старинным способом погребения их без закапыванья в землю или же приведенные нами факты XIX века стоят вне всякой связи с фактами XIII и XVI веков, описанными еп. Серапионом и Максимом Греком?

Сходство между погребением заложных в XIII–XVI веках и между народным погребением их в наше время, безусловно, есть, и весьма существенное. Когда труп бросают в воду, то о зарывании его в землю, разумеется, не может быть речи, а современники еп. Серапиона и Максима Грека именно ведь избегали закапыванья заложных в землю. Хотя мы и встречаемся иногда с выражением вроде «похоронить в низменном и мочажинном месте» (№ 7), но тут, конечно, мы имеем дело с неточностью, вернее, неопределенностью выражения, объясняющейся, как в данном случае, отчасти и, так сказать, дипломатическими соображениями. В мочажине, в болоте, в трясине погребать не приходится, выкапывать труп не требуется: тут земля сама «засосет» брошенный предмет – и только разве для ускорения такого действия можно будет труп затоптать (ср. № 30). Если же земля сама, без помощи человеческих рук, «засасывает» труп заложного, то человек тут ни при чем: в данном месте, значит, «земля принимает» (перефразируем народное выраженье о заложных: «земля не принимает») покойного – тут ему и место. Что же касается безводных оврагов, куда «как собаку» бросают заложных, то и о закапыванье трупа в землю нет речи: для чего же труп закапывать, когда в глухих оврагах или прорвах и так никто никогда не ходит? Правда, в одном случае (№ 17) мы встречаемся с замечанием, будто, бросив труп заложного на дно глубокого яра, народ «сверху гроба навалил земли». Но это могло быть сделано из желания лучше скрыть преступное действие от начальства (а может быть, даже земля сверху яра и сама обвалится, от тяжести собравшейся толпы или от погребальной колесницы?).

В старину, вероятно, не обращали большого внимания на место погребения заложных: удобных для такого погребения пустынных мест было много, и начальство вряд ли взыскивало за валяющиеся без погребения трупы. Когда же существовали убогие дома, тогда и самый вопрос о месте погребения отпадал совсем.

В современном народном понимании того, в каких местах следует погребать заложных, ясно сквозит мысль о различении мест чистых и нечистых. Общее кладбище и прилегающие к нему местности считаются, безусловно, чистыми местами, болота, озера, глубокие овраги и т. п. – нечистыми. С этим подразделением нужно сравнить народные пословицы: «было бы болото, а черти найдутся», «в тихом озере черти водятся», «черт огня боится, а в воде веселится». Выше мы видели, что заложные покойники, особенно самоубийцы, находятся в полном распоряжении у нечистой силы. Находящегося в подчинении у нечистой силы заложного естественнее всего поместить там, где эта нечистая сила живет и водится.

Итак, современную народную практику погребения заложных в болотах и оврагах можно считать простым и естественный развитием той древнейшей практики, о которой говорят еп. Серапион и Максим Грек.

Чтобы покончить с вопросом о месте погребения заложных, скажем еще, что в старинных синодиках отразилось народное воззрение: грешники не достойны погребения, тела их нужно бросать в ров или болото, не закапывая их. Так, в одном синодике читаем: погребенного в церкви судью страшный демон ночи вытащил из гроба за ноги; утром тело оказалось брошенным в какой-то яме, далеко от церкви[333]333
  Петухов. Очерки из литературной истории синодика. С. 169–171.


[Закрыть].

По смерти инока Иуста, имевшего, вопреки монастырскому уставу, личную собственность («три златника»), настоятель лишил умершего погребения, тело его велел бросить в ров, а на него – найденные у покойного златники[334]334
  Там же. C. 139.


[Закрыть].

Во время погребения в церкви грешника, умершего без покаяния, Спаситель (с иконы распятия) повелел вынести покойника из церкви и ввергнуть в болото[335]335
  Шляпкин. Синодик псковского Спасо-Мирожского монастыря. С. 127.


[Закрыть].

§ 29. Среди описанных нами выше случаев десять таких, где заложных покойников обливали в могиле для вызывания дождя (№ 3, 16–20, 22, ср. 24 и 25 и аткарское сообщение в § 25). В числе этих случаев четыре не характерны для нас, так как в них идет речь об упырях (№ 19 и 20), колдунах (№ 3) и о старовере (№ 22). Зато в трех случаях отмечено, одновременно с обливанием могилы, и перенесение трупов заложных в овраги и другие нечистые места, чего с колдунами обыкновенно не делают.

Народ толкует обливание покойников так: колдуны имеют влияние на отвод дождевых туч (№ 3); на том же, вероятно, основании, малорусы Таращанского уезда били мертвеца-старовера по черепу и требовали от него дождя (№ 22). В Екатеринославской губернии удавившаяся женщина просила у своей соседки, во сне, напиться и обещала потом дождя (№ 16). Но эти случаи мы не можем объяснить иначе как позднейшим перетолкованием первоначального воззрения. Более древнее воззрение сохранилось в приговоре, при обливании могилы удавленника, у александровских крестьян (№ 18), где дождя просят не у покойника, а у Бога («дай, Боже, ливень»).

Обливание могил заложных покойников водою как бы заменяет перенесение трупа с ненадлежащего места в сырую местность: из могилы заложного делается как бы искусственное озеро.

Земля «не принимает» зарытого в ней нечистого заложного покойника; она гневается на это и выражает свой гнев холодом, весенними морозами. Вода же может служить могилой заложного; известно, что вода служит местожительством нечистой силы: «черт огня боится, а в воде веселится», «в тихом омуте (или озере) черти водятся». Заложный находится в распоряжении у нечистой силы, а потому естественное для него место там, где обитает эта нечистая сила. Наконец, древнейшее и общечеловеческое воззрение гласит, что вода составляет для душ всех умерших труднопреодолимое препятствие: для переправы умершего через реку в царство мертвых нужно судно. Опасного покойника естественно поэтому хоронить в воде: он не скоро оттуда выберется, чтобы возвратиться домой и повредить там кому-либо из живых. Отсюда вполне понятно, что вырываемые из могил трупы заложных кидаются в Волгу (№ 5, 8, 12, 14) и в другие водовместилища. Но не везде есть большая река; во многих краях нет даже и болотистых, «мочажинных» мест; колодцы редки, дороги, да и находятся близко к жилью: хоронить в них заложных во всех отношениях не выгодно; ручейки для этой цели малы. Остается или нарочно копать для заложного яму, чтобы налить ее водой (№ 24), или же, что еще проще, самую могилу заложного покойника на кладбище превратить в водовместилище. Отсюда обильные поливания водой могил заложных покойников во время засух. И это поливание могил тем естественнее и понятнее, что древнейшее магическое вызывание дождя состоит именно в обливании водою всех людей, по основному закону первобытной магии: «схожими действиями вызывать схожие явления». «Мы обливаем людей – и Бог польет дождем землю» – таково рассуждение первобытного мышления. В Сергачском у. Нижегородской губ. поливают водою всякую свежую могилу, до и после опущения в нее покойника: «делается это по суеверному убеждению, будто бы этим предотвращается летняя засуха»[336]336
  Fraser. Golden Bough. I. С. 9. Изд. 2.


[Закрыть].

С нашим объяснением обливания могил согласуется то обстоятельство, что такое обливание распространено главным образом в Новороссии (№ 16–20), весьма бедной реками, озерами и болотами. Напротив, в Поволжье, где рек, болот и озер немало, обливание могил крайне редко.

Вообще же обливание могил заложных покойников водою необходимо считать явлением, возникшим сравнительно поздно. Древние свидетельства (еп. Серапиона и Максима Грека) о нем не знают. И в убогих домах оно было неприменимо.

§ 30. Что касается рода бедствий, которые приписываются народом погребению заложных в ненадлежащих местах, то в 31-м приведенном нами выше сообщении на этот счет дается очень категорический ответ: засуха или бездождие. Лишь в одном, историческом, случае (№ 29) указан иной род бедствий, тот же самый, о котором говорится и у Максима Грека: весенние морозы; и в трех случаях, где прямого ответа по интересующему нас вопросу нет, одновременно происходили и засуха и весенние морозы (№ 1 и 3). Рядом с засухой некоторые авторы называют еще и иные бедствия: мор на людей и скот (бугульминское сообщение в § 25), семилетний голод, пожары, неурожай, градобитие (№ 26), градобитие, гром, тучи и неурожай (№ 27), град (примеч. к № 28)[337]337
  Нижегородские губ. вед. 1894, № 20 (статья «Приход села Карауловки, Сергачского у.», взятая из «Ниж. епарх. ведом.»). Поливание водой могилы встречается у многих народов и имеет часто целью «успокоить дух покойника». Такого рода случаи приведены и разобраны П. Сафтори в его статье «Das Wasser in Totongebraucho» (Zoitschrift des Veroins Volkskunde, 1908, Heft 4. C. 367). Аналогичных нашему случаев здесь не приводится.


[Закрыть]. Сомневаться в точности сообщения Максима Грека мы не имеем решительно никаких оснований. Между прочим, и при компромиссе, выразившемся в устройстве убогих домов, погребение заложных происходило в Семик, т. е. как раз во время, когда опасность весенних морозов почти совсем исключена. Старый московский случай с Самозванцем вполне согласуется с сообщением Максима Грека.

Старым сообщениям вообще приходится доверять больше, так как в Новое время старые языческие поверья перетолковываются и сильно путаются. Уже одно то обстоятельство, что на всем севере и северо-западе Европейской России совсем не отмечено случаев, столь обычных в Поволжье и на юге, свидетельствует о том, что народная память в данном разе не особенно точно сохранила старину.

В свидетельствах позднейшего времени заметно стремление поставить приносимый способом погребения заложных вред в связь с родом смерти каждого данного покойника. Так, опойце приписывается способность выпивать всю влагу из почвы в той местности, где его похоронили, а также и воду из облаков; утопленникам – привлекать холодные ветра.

«Приволжские жители думают, будто если лежит где-нибудь долго не схороненный покойник или утопленник, то оттого веют постоянно холодные ветра; а если схоронен на кладбище опойца, то не бывает оттого долго дождя»[338]338
  АГО. XXXVII, 43, рукопись В. П. Юрлова 1866 г. С. 19.


[Закрыть].

В Самарском у. в случаях внезапной смерти от опоя вином следователь, приехав на вскрытие трупа опойцы, нередко находит пустой гроб: покойник исчез бесследно. Объясняется это следующим образом: существует поверье, что и по смерти опойцу мучит нестерпимая жажда, вследствие чего он выпивает всю влагу из почвы в той местности, где его похоронили, и воду из облаков, что влечет за собою засуху и неурожай. Потому если опойца умрет в чужом селе, то крестьяне не дают хоронить его у себя, требуя отправления на родину; здесь даже является сопротивление начальству, иногда очень сильное[339]339
  Евг. Всеволожская. Очерки крестьянского быта Самарск. у. (Этн. обозр. 1895, № 1. С. 32). (Ср. выше § 26, № 6: согласно с таким поверьем, самарцы также зарывают опойцев «в соседнем владении», вбивая ему в спину осиновый кол, чтобы не убежал.)


[Закрыть].

В Ярославской губ. «часто можно слышать от береговых [приволжских] жителей замечание: „Ах, как холодно стоит: видно, где-нибудь утоплый не убран лежит”. Думают, что если найденный утопленник не предан земле, то из-за него бывает холодно»[340]340
  Письмо ко мне Ив. Вас. Костолевского из с. Кормы, Рыбинского у., 1911 г.


[Закрыть].

И в Алатырском у. Симбирской губ. отмечено это, недостаточно ясное, поверье: «Если весною или летом делается сыро и холодно, то предполагают где-нибудь вблизи утопленника» [очевидно, еще не похороненного][341]341
  АГО. XXXVII, 28, 1847 г.


[Закрыть].

В этих последних случаях приходится видеть новейшее перетолкование старого поверья, сделавшегося совершенно непонятным. Во времена Максима Грека, когда старые поверья были еще живы, никто не сомневался в том, что причиною холодных ветров служит захоронение в землю утопленника (§ 22). Теперь, когда старинное миросозерцание народа отходит в область смутных преданий и многие крестьяне «слышали звон, да не знают, откуда он», непонятное поверье осмыслили по-новому, совершенно его переврав: напитавшемуся водою утопленнику, пока он не зарыт в землю, должно быть холодно, а отсюда вывод: холодно будет в таком случае и в окружающей покойника местности.