Текст книги "Бешеный прапорщик: Вперед на запад"

Глава 6

Наша «великолепная семерка», получившая звездочки, возвращается в полном составе, и сразу закрадывается подозрение, что новые погоны они одевали в соседнем помещении с помощью Ганны и фельдшера. И похоже, что Игнат Тимофеевич помог им принять должный вид не только внешне, но и накапал от щедрот своих по рюмке «успокоительного» каждому. Я, конечно, понимаю, что настоящие офицеры пьют всё, что горит, курят всё, что дымится, и… интересуются всем, что движется, без ущерба для службы, но уж больно весело-загадочно глазки блестят у моих новоявленных прапоров. Вот теперь – настоящие русские офицеры, до синевы выбриты и слегка пьяны. Главное, чтобы не наоборот, хотя – вряд ли, уж больно хлопотно для здоровья им такое удовольствие обойдется…

А вот теперь начинается культурная программа с далеко идущими целями. Анатоль, испросив дозволения нарушить тишину, берет гитару и начинает по накатанной. Черные очи сменяются снегом, серебрящимся в лунном сиянии, затем звучит «Белой акации гроздья душистые», но слова и мелодия наши, попаданческие. Ага, великая княжна при первом же куплете ушки навострила и очень внимательно слушает.

– Денис Анатольевич, не откажите в любезности, спойте что-нибудь. – Вовлеченный в интригу Дольский передает мне инструмент, делая вид, что его вокалу нужно чуть-чуть передохнуть.

– С чего начнем, господа?

– Тёмная ночь!..

– Осенний вальс!..

Волгин и Бер выражают свои пожелания одновременно.

– Николай Павлович, давайте без обид, по старшинству. – Все мои уже давно знают многие песни оттуда, и у каждого есть своя любимая. Пробегаюсь пальцами по струнам, чтобы размять руки, и…

 
Темная ночь, только пули свистят по степи,
Только ветер шумит ковылем, тускло звезды мерцают…
 

Не знаю, чем Ивану Георгиевичу приглянулась эта песня, но каждый раз он просит исполнить только её. И каждый раз взгляд затуманивается, и создается впечатление, что он мыслями где-то далеко отсюда… Что-то очень личное? Может быть, в душу без спросу не полезешь, а сам он не особенно любит распространяться о себе…

 
…Смерть не страшна, с ней не раз мы встречались
                                                                 в степи.
Вот и сейчас надо мною она кружится.
Ты меня ждешь, и у детской кроватки не спишь,
И поэтому знаю: со мной ничего не случится!..
 

Последний аккорд, и негромкие аплодисменты. Честно говоря, думал, что княжна начнет задавать неудобные вопросы, но она сидит рядом с отцом Александром, что-то негромко ей рассказывающим, и смотрит на меня, иногда согласно кивая собеседнику. Добро, продолжаем концерт. Наигрываю перебором начало вальса, упомянутого в песне, а потом…

 
С берез, неслышен, невесом,
Слетает желтый лист.
Известный вальс «Осенний сон»
Играет гармонист…
 

О, великий князь Михаил тоже с интересом прислушивается, качая в такт носком сапога. А Ольга Николаевна уже и про нашего батюшку позабыла, вся в музыку погруженная…

 
…Так что ж, друзья, коль наш черед,
Да будет сталь крепка!
Пусть наше сердце не замрет,
Не задрожит рука!..
 

Куплет подхватывают уже все, кто знает. И звучит очень даже здорово… И аплодисменты на этот раз громче. За счет того, наша августейшая гостья с большим энтузиазмом хлопает в ладоши, затем, не в силах сдержаться, восклицает:

– Боже мой, я никогда не слышала ничего подобного! Господа, откуда эти песни?

– Об этом, ваше императорское высочество, надо спросить капитана Гурова. – Федор Артурович, помогая мне, вступает в разговор. – Точнее, как я понимаю, знакомого ему поэта, имя которого он обязался хранить в секрете.

– Но позвольте, почему он не хочет, чтобы эти замечательные песни узнали все?.. Они же такие!.. Такие!.. Даже не передать словами!..

А крепко княжну зацепило! В памяти почему-то всплывает случай из школьной жизни, когда по молодости как-то сцепились в споре с русичкой, и в ответ на наши бредни о космополитизме она привела пример из Льва Толстого, когда возвышенная и рафинированная аристократка-графинечка, с пелёнок воспитываемая гувернанткой-француженкой, восхищалась народными песнями под дядюшкину гитару и даже вышла плясать под них. Может, где-то что-то интуитивное и здесь проклюнулось? Или сработали гены деда, Александра Миротворца?.. Ну, нам это только на пользу. Лишь бы Михаил Александрович не сдал, как стеклотару, – вон как хитро улыбается…

– Прошу извинить, Ольга Николаевна, но мой талантливый друг просто не хочет открывать свое имя. Что касается всего остального – он даже не против, чтобы музыку и стихи считали народными. И будет рад, если они приобретут популярность… Кстати, об этом я и хотел с вами поговорить, если не возражаете. – Отдаю гитару Анатолю, и он начинает вполголоса напевать для желающих последний хит своего эскадрона:

 
Ты ждешь, Лизавета,
От друга привета,
Ты не спишь до рассвета,
Все грустишь обо мне.
Одержим победу,
К тебе я приеду
На горячем вороном коне…
 

А мы с великой княжной и отцом Александром перемещаемся для разговора за чайный столик, сменив за ним наших воспитанников. На лице Алеси явственно читается мысль «Ик!.. Я больше не могу-у!». А на измазанной мордашке Данилки, невзирая на явственную опасность для здоровья, виднеется выражение «Гвардия умирает, но не сдается».

– Так о чем именно вы хотели поговорить, Денис Анатольевич? – Княжна с интересом смотрит на меня, ожидая продолжения.

– Ольга Николаевна, всем известно про госпитали и лазареты императорской фамилии, и о том, как лично вы заботитесь о раненых, подавая пример другим… Мне недавно пришла в голову мысль, что ведь помимо ран телесных война наносит раны душевные, более опасные. Вам такого, конечно, никто не скажет, но фронтовики, и солдаты и офицеры, сидя месяцами в окопах в рваном обмундировании и впроголодь из-за повсеместного воровства, безумно устали от такой жизни и уже с ненавистью смотрят на тех, кто за их счет каждодневно кутит и шикует в ресторанах, скупает драгоценности, купается в неправедно нажитых деньгах. И этим, замечу, с большим успехом пользуются расплодившиеся агитаторы разных мастей. Еще в прошлом году группа русских социал-демократов открыто выступила с лозунгом поражения своей страны в войне, мол, это будет способствовать их революции.

– Да, вы правы, Денис Анатольевич, – поддерживает меня наш батюшка, – как я уже говорил вашему высочеству, что мне многие полковые священники докладывают о падении боевого духа в своих полках. Кое-где доходит даже до того, что солдаты хулят и поносят Церковь, отказываются ходить на молитвы, многие из них готовятся дезертировать. А тут еще тевтоны их листовками смущают, пишут, мол, пока вы в окопах сидите, казаки в деревнях жгут ваши дома, грабят и убивают.

– Но как же!.. Такого же не может… не должно быть!.. Куда же смотрят их начальники?!.. – Потрясенная такими откровениями княжна округляет глаза.

– Начальники смотрят или в бутылку, или в баночку с кокаином, или в свой кошелек… Ольга Николаевна, я понимаю, что в это трудно поверить, но это действительно так. Я сейчас не вспомню номер полка, да это и не важно, но при первой же встрече солдаты, не целясь, расстреляли все патроны и сдались в плен германцам вместе с командиром. Это было в прошлом году… А вот если песни, что вы слышали, запустить в народ, я думаю, что они очень быстро станут популярными. И будут убеждать каждого бойца, что он защищает не финансовые интересы каких-то там банкиров и фабрикантов, а свою землю, свою семью, своё Отечество. Это неправда, что «когда говорят пушки, музы молчат». Солдаты сами по себе, сколько бы их ни было, пусть даже и вооруженные самым лучшим оружием, не опасны для противника, если у них нет стимула сражаться.

– Да, но как это сделать практически? – Великая княжна еще не совсем пришла в себя, но слушает внимательно. – И что, что же я могу сделать?! Каким образом?

– Очень многое, и именно вам это будет гораздо легче. Что скажет, например, Федор Иванович Шаляпин или Надежда Васильевна Плевицкая, если к ним заявится пусть даже очень геройский капитан-фронтовик и попросит спеть песни, которые он привез?.. В лучшем случае вежливо выслушают, в уме ревнуя к появлению самозванца-конкурента, и назавтра забудут. А вот если предложение последует от кого-то из императорской фамилии, то и отношение будет совсем другим. Тем паче, что им можно будет объяснить, для чего это делается. И с их помощью создать… ну, назовем их агитбригадами, которые будут при каждой армии. Задача – выезжать именно на передний край и выступать перед солдатами в окопах, а не в ресторанах и театрах-буфф. Или создавать передвижные бригады, например, при каждом санитарном поезде. Долго ли прицепить к эшелону еще один вагон?..

– Возможно, вы и правы, Денис Анатольевич, но я не могу вот так сразу ответить ни да, ни нет. Мне нужно поговорить с мама и папа, что они скажут. Тем более что потребуются какие-то средства на содержание этих… агитбригад. – Ольга Николаевна задумчиво и не совсем уверенно подводит черту под вопросом, затем меняет тему разговора: – А скажите, почему тогда, в Царском Селе, вы ничего подобного не исполнили?

– Не хотел отнимать аудиторию у другого гостя, Сергея Есенина.

– Отчего же? Было бы интересно послушать и его, и вас. – Теперь великая княжна уже лукаво улыбается. – И сравнить. Мне кажется, что вы бы ему не уступили.

– Дело в том, что для меня и музыка, и поэзия – так сказать, увлечение для души. А для Есенина его стихи – это его жизнь. Зачем соревноваться в том, что не принесет удовольствия ни тебе, ни оппоненту?.. Кстати, можно и Сергею Александровичу предложить поучаствовать в агитбригадах. Если бы он, к примеру, сочинил в стихах историю простого солдата. В атаке, на привале, в госпитале, простым, народным языком, типа, вот так:

 
Переправа, переправа,
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда…
Кому – память, кому – слава,
Кому – темная вода.
Ни приметы, ни следа…
Ночью, первым из колонны,
Обломав у края лед,
Погрузился на понтоны
Первый взвод.
Погрузился, оттолкнулся,
И пошел. Второй за ним.
Приготовился, пригнулся
Третий следом за вторым…
 

Великая княжна снова начинает удивляться, поэтому скромно умолкаю. Может быть, и получится в скором времени что-нибудь наподобие «Василия Тёркина»…

Глава 7

На следующий день к десяти часам, как и было оговорено, я прибыл в штаб Особого корпуса. В кабинете Келлера, где планировали совещаться в узком кругу, застал только подполковника Бойко, готовившегося к предстоящему действу. Едва успели мы с Валерием Антоновичем поздороваться и перекинуться парой фраз на тему вчерашнего мероприятия, как на пороге появляются остальные действующие лица – Федор Артурович с великим князем Михаилом Александровичем. Быстренько закончив уставные воинские приветствия неформальными рукопожатиями, переходим к повестке дня.

– Поскольку все остальные уже в курсе, довожу персонально до вас, Денис Анатольевич, апрельскую директиву Ставки на летнюю кампанию. – Келлер серьезен и официален, как никогда, значит, дела у нас идут не очень хорошо, если не сказать хреново. – Первоначально основной удар планировался на нашем фронте, как я вчера и говорил, от Молодечно на Вильно силами Второй и Десятой армий. Северный фронт должен был демонстрировать активность, дабы германцы не снимали войска с того участка; Юго-Западному фронту было предписано нанести отвлекающий удар по австрийцам. Но!.. Генерал Куропаткин, командующий Северным фронтом, и наш генерал Эверт сразу же заявили, что германцы очень хорошо укрепили свои позиции, создав по две, а то и по три линии обороны. И что наступление без подавляющего количества тяжелой артиллерии бесполезно. Причем никакими данными разведки наш командующий не располагает, она просто не велась. Но зато упросил Ставку перенести срок наступления на две недели. В результате генерал Брусилов на Юго-Западном фронте прорывает укрепленную оборону австрийцев аж более чем в десяти местах и успешно продолжает наступление. А мы сидим и в ус не дуем, хотя сам бог велел сходящимся ударом прорываться возле Барановичей, как теперь уже Ставкой и предписано, и наступать на Краков, на соединение с Брусиловым. В случае удачи Австро-Венгрии останется только капитулировать, открыв заодно с юга дирекцию на Германию!

– Федор Артурович, прошу вас не горячиться, – великий князь пытается успокоить Келлера. – Возможно, на нашем фронте недостаточно сил для прорыва.

– Простите, ваше императорское высочество, но у генерала Брусилова соотношение тоже отнюдь не три к одному и тоже нет превосходства в артиллерии. И тем не менее!..

– Федор Артурович, давайте всё-таки, как и договорились, обойдемся без излишнего титулования!.. Так что же, ему просто повезло?

– Нет, Михаил Александрович, тут дело в другом. Если позволите, подполковник Бойко доложит более подробно… И вы, Денис Анатольевич, послушайте внимательно.

– Генерал Брусилов принял командование фронтом в марте и сразу начал наводить порядок в войсках. Причем очень жесткими мерами, вплоть до расстрела сдающихся в плен и занимающихся «братанием». Даже прекращая при этом огонь по неприятелю. Приказ применялся всего несколько раз, но очень действенно способствовал укреплению дисциплины…

Услышав это, Келлер кривится, будто куснул незрелый лимон, и еле слышно бурчит:

– Мясник… Хоть и по уставу…

– Что же касается соотношения сил, то в четырех русских армиях к началу наступления числилось пятьсот девяносто тысяч штыков и сабель против четырехсот девяноста, тысяча девятьсот орудий против тысячи восьмиста у противника, причем тяжелой артиллерии у австрияков было пятьсот сорок пять стволов против ста семидесяти восьми наших.

– Вот видите, Михаил Александрович, очень небольшое и сомнительное преимущество. Но фронт прорван! Фронта более, можно сказать, не существует, сплошные дыры! – Келлер опять начинает горячиться. – И помимо австрийских там были и германские войска!

– Тогда я не понимаю, каким же образом удалось наступление, если не Божьей помощью и везением, – недоумевает великий князь.

– Разрешите, ваше высочество? – Валерий Антонович раскрывает какую-то папочку. – Нам только вчера прислали аналитический отчет оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта. Если позволите, я зачитаю.

Получив разрешение в виде кивка, Бойко углубляется в казенные словозавихрения, но, в принципе, смысл понятен…

– Австрийская оборона состоит из трех полос на расстоянии четыре-пять километров одна от другой. Самой мощной считается первая, глубиной до полутора километров, с опорными узлами, отсечными позициями, бетонными блиндажами и колпаками для пулеметов и орудий, до шестнадцати рядов колючей проволоки с минными полями.

Восьмая армия генерала Каледина была нацелена на Луцк и Ковель, Девятая армия генерала Лечицкого имела задачу на Черновицы и Коломыю, остальные две, находящиеся в центре, должны были сковать неприятеля активными действиями. Командующим армиями была дана свобода выбора участка прорыва, но с требованием сосредоточить на нем превосходство в полтора раза по артиллерии и в два с половиной по живой силе…

– И что же в этом особенного? – Михаил до сих пор в непонятках. – Впрочем, продолжайте, прошу вас.

– Была проведена тщательная разведка как наблюдателями, так и с помощью азрофотосъемки, все данные наносились на карты и тиражировались. Командиры всех уровней получили планы своих участков с точным расположением позиций противника. Артиллерия, дабы не демаскировать подготовку к наступлению, вела пристрелку одиночными выстрелами отдельных орудий. В тылах дивизий оборудовались макеты позиций, которые предстояло штурмовать, для тренировок.

Инженерная подготовка проводилась только по ночам и была очень тщательной, в результате расстояние от выкопанных траншей до противника составляло сто – двести шагов. Перемещения войск осуществлялись по ночам, ударные группы вышли на исходный рубеж за два-три дня, артиллерия – лишь за сутки до удара. Артподготовка проводилась в несколько этапов, дважды ложно прекращались обстрелы первой полосы и возобновлялись, когда неприятель скапливался для отражения атаки. Еще одной особенностью является непосредственное сопровождение пехоты легкими артбатареями горных трехдюймовок образца 1909 года, которые оперативно подавляли оставшиеся невредимыми огневые точки…

– Ну, пушки им, понятное дело, перекинули с Кавказского фронта, – комментирует услышанное Федор Артурович. – А вот нам где их искать прикажете?

Вопрос остается без ответа, да, впрочем, никто его дать и не сможет. Ладно, слушаем дальше, тем более что начинается интересненькое…

– При наступлении каждый полк образовывал четыре волны атакующих с дистанцией в сто пятьдесят – двести шагов между ними. Две волны брали первый окоп и закреплялись в нем, через их голову третья и четвертая атаковали остальные линии и артиллерийские позиции. В каждой роте создавалась штурмовая группа из наиболее подготовленных солдат, которые гранатами и массированным огнем расчищали путь остальным…

– То есть, это получается нечто аналогичное вашей тактике, Денис Анатольевич, только в более грандиозных масштабах? – великий князь начинает докапываться до сути.

– Не совсем так, ваше высочество. В моем варианте бок о бок находятся несколько групп, причем одна выдвигается вперед, а ее прикрывают прицельным огнем остальные. А у генерала Брусилова вся масса пехоты одновременно прёт в атаку, поддерживаемая, правда, штурмовиками и легкими пушками.

– Так что, весь секрет кроется в этом? – Михаил Александрович начинает делать выводы. – По-другому наступать, позволяя идущим сзади перекатываться через себя и атаковать следующую линию окопов, высылая вперед штурмовые группы, – и всё?

– Не совсем, ваше высочество, – продолжает доклад Валерий Антонович. – Австрийцы не смогли определить места прорыва и перебросить к ним резервы. Помимо отвлекающих было несколько главных ударов, а не один, к чему все уже привыкли. Но это уже стратегия, а не тактика.

– Хорошо, давайте закончим разбор и обратимся к нашим действиям. – Келлер берет карандаш и приглашает всех к карте, расстеленной на столе. – Как я уже сказал, Ставка утвердила перенос главного удара нашего фронта с Вильно на Барановичи. Прорыв обороны будет осуществляться силами Четвертой армии. Начштаверх генерал Алексеев дал добро на участие Сводного корпуса в операции, так что теперь мы подчиняемся генералу Рагозе. Сегодня-завтра штаб армии должен указать нам новое место дислокации. Но ваш батальон, Денис Анатольевич, точнее, часть его, будет дислоцироваться вот здесь… – Карандаш в генеральской руке ставит точку рядом с деревней, имеющей оригинальное название Локтыши. – И иметь специальное задание. Какое – сейчас поймете.

– Я уже связался с разведотделом штаба Четвертой армии и попросил их сообщить всю имеющуюся информацию. – Подполковник Бойко достает из папки одинокий телеграфный бланк. – Вот всё, что они прислали. Германские позиции проходят по западному берегу рек Сервеч и Шара. Состоят из трех линий окопов, хорошо применены к местности. В предполье – колючка, от пяти до тридцати рядов, всё остальное – из категории «предполагается» и «возможно». Разведка с воздуха пока не проводилась, несмотря на наличие авиаотряда. Вторая и третья полоса вообще не разведаны – неизвестно, существуют ли они в природе. По логике должны, но информации нет.

– Поэтому вы, господин капитан, через неделю берете разведроту, кого и сколько, – решите сами, и убываете в Локтыши. – Федор Артурович очень серьезно смотрит на меня. – Там вовсю уже начинаются Припятские болота, и поэтому сплошной линии обороны не построить. Ваша задача – найти проход и произвести разведку участка, который позже будет указан. Могу только предполагать, что «гениальное» решение командующего фронтом на прорыв будет вот здесь… – Карандаш снова пикирует на карту и очерчивает две деревни, Скробово и Завосье. Почему – и ёжику понятно. В этом месте не надо форсировать речки, здесь они отворачивают друг от друга, оставляя узкий проход. Только вот гансы не дурнее генерала Эверта, и там такого уже понапихали-понастроили, что и не пройти.

– Федор Артурович, когда будет известно место операции?

– Да Господь Бог его знает, сие зависит не от меня. Как только станет об этом известно, я немедленно сообщу. Работа предстоит большая, необходимо будет разведать всё, все полосы обороны, позиции артиллерии, словом, абсолютно всё, вплоть до одиночных дотов и блиндажей. Понимаю, что задача очень сложная, но если прорвемся и сможем развить наступление – война закончится до Рождества!..

– Да, Денис Анатольевич, я хотел бы обсудить с вами одну идею, надеюсь, что согласитесь… Хотя вот Федор Артурович считает ее авантюрой чистой воды, мол, слишком рискованно и невыполнимо…

Что-то мне не совсем нравится интонации великого князя.

– Как вы посмотрите на то, чтобы в нужный момент захватить, пусть даже на маленьком участке, окопы второй и третьей полосы и удержать их до подхода основных сил?..

Вот так вот, и никак иначе!.. Ни больше, ни меньше!.. Взять одну роту, свалиться к немцам в окопы, занять круговую оборону и ждать, когда прибудет подмога!.. Ах-х-ренитительно хорошая идея!.. Только большой кровушкой попахивает, причем своей, родной, русской… Ну и что отвечать? Учитывая, что ответ нужен здесь и сейчас…

– Теоретически, ваше высочество, я согласен. Но!.. Одной ротой ничего не сделать. Я возьму с собой еще штурмовиков, хотя и этого может быть недостаточно. Помимо этого необходимо как следует обдумать и спланировать каждую деталь и каждую мелочь. Очень и очень тщательно. А это будет возможно только при наличии точных разведданных.

– И что же вы предлагаете? – Михаил Александрович ждет окончательного ответа.

– Предлагаю убыть не через неделю, как планировалось, а послезавтра, максимум через два дня. И в оставшееся время плотно заняться разведкой. Во-первых, найти надежный проход на ту сторону. Во-вторых, хорошо всё разнюхать и обдумать полученные сведения. И, в-третьих, когда операция начнется, иметь какой-нибудь резерв рядом с тропинкой на ту сторону. На случай, если своих сил будет не хватать.

– Хорошо, тогда займемся деталями. – Теперь уже Федор Артурович почти незаметно переводит дух. Или мне это только показалось?..

– Передислоцироваться, Денис Анатольевич, придется следующим образом, – подполковник Бойко начинает инструктаж. – До Столбцов следуете по железной дороге, там в условленный день вас будет ждать автоотряд третьего Сибирского корпуса. Учитывая количество автомобилей в нем, выдвигаться будете двумя эшелонами, сначала – разведрота, затем штурмовики. Маршрут следования: Столбцы – Несвиж – Клецк – Синявка – Локтыши. По прибытии установите взаимодействие с одиннадцатой Сибирской дивизией, конкретно – с сорок первым и сорок вторым Сибирскими стрелковыми полками. Его превосходительство уже сносился с генералом Зарако-Зараковским по этому вопросу, последний обещал всяческую поддержку.

Ага, уже всё решили и теперь ставят меня перед фактом. Типа, хотите взять на «слабо»? Ну, спасибо, вам, господа, за оказанную честь и доверие, блин!..

– Господин капитан, не зыркай на меня злым глазом, – Келлер негромко обращается ко мне на «ты», что бывает крайне редко и по самым важным и острым вопросам. – Сейчас речь идет о разведке – и только. Вопрос о штурме второй и третьей линий обороны, как сам только что сказал, будет зависеть от её результатов. Как и кем он будет производиться, подумаем позже…

– Денис Анатольевич, никто не собирается только что созданный специальный батальон пускать под нож, – великий князь поддерживает генерала. – Это по крайней мере глупо! Я уже попросил генерала Рагозу выделить в распоряжение Федора Артуровича роту саперного батальона тридцать пятого корпуса, благо, он стоит во втором эшелоне. А в ближайшем будущем мы навестим начальника одиннадцатой Сибирской дивизии, и, возможно, вам придется поприсутствовать при этой встрече. Желательно, с результатами хотя бы предварительной разведки и своими предложениями.

– Валерий Антонович с ротой поручика Стефанова тоже прибудет к вам. – Келлер уже хитро улыбается. – И не с пустыми руками. Наш академик отправил в батальон сюрприз… Размером этак с вагон. Что в нем – сам не знаю, Иван Петрович сообщил только, что к вам приедет два переносных «фортепиано», замечу – вместе с «пианистами», у вас же своих нет? Ну и, как он выразился, и еще кое-что по мелочи.

Ну, да, своих радистов-пианистов у меня нет. Яша Хаймин только учится работать на ключе. Но до совершенства еще далеко. Только бы пришлые «пейджеры» не стали обузой. Тут, хочешь – не хочешь, а надо каждому группу поддержки организовывать… Да, еще вопросик один есть, правда, очень скользкий.

– По моим действиям всё понятно. Но у меня есть опасение, как бы предстоящая операция не превратилась в повторение Нарочанской. Как-нибудь можно подстраховаться на этот раз?

– А зачем, по-вашему, мы собираемся посетить сибирцев? – Федор Артурович, переглянувшись с великим князем, задает встречный вопрос, одновременно являющийся ответом.

– Кстати, в третьем Сибирском корпусе и во второй Туркестанской казачьей дивизии мы уже побывали. И не зря потратили время. Осталось только пообщаться с командующими армией и фронтом… – улыбаясь, добавляет Михаил Александрович. – Кстати, вы знаете, что они затаили на вас великую неприязнь? Нет?.. Дело в том, что недавно в нескольких газетах либерального толка появилась интересная статейка, рассказывающая о том, как проходила вышеупомянутая Нарочанская операция. Точнее, анализ наступления под видом статьи. Грамотный, по заверению подполковника Бойко, – чувствуется рука опытного генштабиста. И вывод сделан правильный – в свертываемости наступления виноваты медлительность и нерасторопность генералов Рагозы и Эверта. Вот потому они и злятся, что ославили их на всю Россию. Зато капитан Гуров-Томский выведен главным героем, этаким русским Пьером Баярдом, рыцарем без страха и упрека.

Интересно, что за личный летописец у меня завелся? Найти бы писаку да пальчики шкодливые наружу выгнуть градусов под девяносто, чтобы больше за карандаш взяться не смог! Так скоро в газетах секретные сводки из Ставки печатать будут!..

– И кому это понадобилось, хотел бы я знать?

– Ну, ротмистр Воронцов по своим каналам вышел на репортера. Тот, опасаясь за свое здоровье, признался, что просто обработал приготовленный текст и сдал в тираж, – пускается в пояснения Федор Артурович. – А вот кому это понадобилось?.. Вы случайно ни с кем из чиновников Красного Креста на вокзалах не ссорились, Денис Анатольевич?

– Гучков?.. Ему-то какая польза?

– Ну, он уже сделал так, что ваша персона для начальства, как красная тряпка для быка. Чтоб капитану Гурову служба мёдом не казалась. Теперь потихоньку будет формировать о вашей персоне отрицательное мнение, мол, не всё так гладко у вышеупомянутого капитана, как об этом говорят. То там, то здесь какой-нибудь репортеришка будет поливать вас грязью под благовидным предлогом «как нам стало известно из источника, заслуживающего всяческого доверия».

– Ну и флаг ему в руки!.. В данном случае он, как мне кажется, наоборот нам подыграл… – пытаюсь тянуть паузу, видя заинтересованные взгляды. – Мне это, конечно – не по статусу, но если ваше высочество в разговоре с этими «полководцами» намекнет, что повторение ситуации будет считаться уже не случайностью, а закономерностью… Я думаю, они начнут шевелить своими задницами…

– Денис Анатольевич!..

– Виноват, ваше превосходительство, оговорился! Хотел сказать – мозгами!..

– Ты бы, господин капитан, поменьше понтовался! – Федор Артурович произносит фразу, абсолютно не вяжущуюся с его генеральским воспитанием. – За редким исключением их превосходительства стопроцентно подпадают под «принцип курятника»…

Ну, не иначе, ефрейтор в генеральской голове проснулся. Сам Федор Артурович так не умеет разговаривать. Значит – дело серьезное…

– Принцип курятника, Михаил Александрович, – это выражение «оттуда», – Келлер отвечает на недоуменный вопрос великого князя. – Если дословно – «Клюнь ближнего, нагадь на нижнего»… Вы помните ротмистра Воронцова из института?.. Петр Всеславович создал из своих коллег по корпусу и дружине этакую следственно-аналитическую группу. За одно из учебных заданий был взят факт сдачи крепости Ковно. Он на днях переслал результаты расследования аж с фельдъегерем, настолько они… интересны. Были подняты под разными предлогами многие штабные документы, опрошено около полусотни офицеров и нижних чинов из гарнизона крепости и выяснилось вот что…

Ну, вы все, я надеюсь, помните, как тогда писали в газетах? «Комендант Ковно проявил малодушие и сдал крепость германцам, сбежав от вверенных ему войск». Так вот, у коменданта Ковно, генерала от кавалерии Григорьева был на руках приказ верховного главнокомандующего Великого князя Николая Николаевича, гласящий: «Ни шагу назад!». И приказ командующего Пятой армией генерала Плеве, которому крепость подчинялась, об отступлении. Генерал Григорьев мог отступить, но он решает оборонять крепость и этим облегчить положение отступающей армии. С двадцать пятого июля по пятое августа гарнизон обороняет крепость, форты по нескольку раз переходят из рук в руки. Третьего августа крепость переподчиняется Десятой армии генерала Радкевича, который требует доложить обстановку… А вот здесь начинается самое интересное. Ближайший телеграфный аппарат, по которому можно связаться с Радкевичем, находится в двенадцати верстах от крепости. Когда Григорьев докладывает и просит подмоги, генерал Радкевич отстраняет коменданта от командования и отдает приказ его арестовать. Далее следует трибунал, где Григорьев признается виновным в беззаконном бездействии власти и самовольном оставлении крепости во время боя. Вывод воронцовских аналитиков – провокация с целью найти козла отпущения за сдачу Ковно.

– И что же сейчас с генералом Григорьевым? – Великий князь немного нервно теребит манжет рукава.

– Приговор – лишить воинского звания, чинов, орденов и медалей, а у него только Владимиров было три штуки – 2-й, 3-й и 4-й степени с мечами и бантом. Лишить дворянства и всех прав состояния, исключить с военной службы и сослать в каторжные работы на пятнадцать лет. Кстати, приговор утвержден генералом Эвертом. Насколько удалось узнать, Григорьев сейчас содержится в тюрьме города Орла… Есть о чем подумать, Денис Анатольевич? Если вот так запросто генерала съели, то капитаном, даже очень геройским, и не подавятся…