Текст книги "Невидимый страж"

17

Доска в комиссариате была покрыта диаграммами Венна[17]17
  Диаграмма Венна – схематичное изображение всех возможных пересечений нескольких (часто – трех) множеств.


[Закрыть], в центре которых находились фотографии трех девочек. Хонан продолжал читать и перечитывать отчеты криминалистов, пока Амайя крошечными глоточками пила из чашки, которую держала обеими руками, пытаясь согреть пальцы ее теплом, и как зачарованная всматривалась в доску. Казалось, она изучает эти лица и эти слова, чтобы извлечь из них какой-то эликсир, жизненную сущность душ, отсутствующих в мертвых глазах этих девочек.

– Инспектор Саласар, – прервал ее раздумья Ириарте.

Увидев, как вздрогнула Амайя, он улыбнулся, а она подумала, что ей повезло работать с этим симпатичным мужчиной, кабинет которого украшают календари с изображениями Девы Марии, а также фотографии его жены и пары белокурых ребятишек, весело улыбающихся в объектив и унаследовавших шевелюру матери, потому что волосы самого Ириарте были темными и редкими.

– Мы получили токсикологический отчет по Анне. Каннабис и алкоголь.

Амайя вслух перечитала свои записи.

– Пятнадцать лет, член молодежного мариинского общества, отличные и хорошие оценки в школе, баскетбольная команда и шахматный клуб, пропуск в библиотеку. В ее комнате: розовое стеганое одеяло, плюшевые медвежата, сердечки и книги Даниэлы Стил. Здесь что-то не сходится, – добавила она, поднимая глаза на Ириарте.

– Мне тоже так показалось, – согласился он. – И сегодня утром мы побеседовали с двумя подругами Анны, и они описывают ее совершенно иначе. Анна жила двойной жизнью, для чего ей постоянно приходилось обманывать родителей. Но они ничего не знали и были вполне довольны дочерью. Если верить подругам, Анна курила косяки, пила, а иногда принимала и кое-что покрепче. Она часами сидела в социальных сетях в Интернете и публиковала вызывающие фотографии. Девушки утверждают, что она обожала демонстрировать в вебкамеру свои сиськи. Читаю дословно: «Она была шлюхой, маскирующейся под святошу. У нее даже были отношения с женатым мужчиной».

– С женатым? С кем? Это может быть очень важно… Что еще они вам рассказали?

– Они говорят, что не знают, с кем она встречалась. Или же они не хотят его называть. Судя по всему, связь длилась несколько месяцев, но она собиралась ее разорвать. Она говорила… – он снова начал читать, – … что «этот дядька ее раздражает, и он ей уже надоел».

– Господи боже мой, Ириарте, кажется, мы нашли ниточку: она не хотела продолжать отношения, и он ее убивает. Возможно, у него также была какая-то связь с Карлой и Айноей…

– Возможно, с Карлой. Айноа была девственницей, и ей было всего двенадцать лет.

– Возможно, он ее добивался, но, получив отказ.… Ну ладно, я признаю, что немного притягиваю ситуацию за уши, но мы все равно должны рассмотреть эту версию. Нам, по крайней мере, известно, он местный или нет?

– Девочки говорят, что он почти наверняка из Элисондо, хотя также может жить где-то в окрестностях.

– Надо найти этого типа, которому нравятся молоденькие девочки. Получите ордер на изъятие компьютера, дневников и любых записей, которые могут быть у Анны дома. Осмотрите также ее шкафчик в школе, еще раз побеседуйте со всеми ее несовершеннолетними подругами… Это необходимо сделать у них дома… Ходить по домам только в штатском. Я меньше всего хочу, чтобы те, кто должен нам помогать, пугались при виде полицейской формы. И еще, инспектор, – добавила она, глядя на Ириарте, – пока ни слова родителям Анны. Совершенно ясно, что они понятия не имели о двойной жизни своей дочери.

Подняв руку, она взглянула на часы.

– Через три часа все должны быть в церкви и на кладбище. Та же операция, что и на похоронах Айнои. Как только все закончится, возвращаетесь в комиссариат. У Хонана стоит великолепная программа оцифровки фотографий высокого разрешения. Как только снимки будут готовы, собираемся здесь на совместный просмотр. Хонан, возможно, тебе удастся выудить что-нибудь из компьютера Анны Арбису. Копай поглубже. Даже если это займет у тебя всю ночь.

– Конечно, шеф, я сделаю все, что нужно.

– Как обстоят дела с этими экспертами, из Уэски, с охотниками за привидениями, как их назвали лесничие?

– У меня с ними договоренность сегодня на шесть часов вечера. Мы встретимся, как только они вернутся с гор. Я надеюсь, что к этому времени они уже смогут мне что-нибудь сообщить.

– Я тоже на это надеюсь. Они приедут сюда?

– Ну, я им это предложил, но, судя по всему, у русской аллергия на полицейские комиссариаты, или что-то в этом роде. Она пыталась объяснить мне все по телефону, но я и половины не понял. Так что мы остановились на отеле, в котором они живут. Отель «Бастан», – прочитал Хонан, заглянув в блокнот.

– Я знаю, где это. Постараюсь туда подъехать, – кивнула Амайя, одновременно делая запись в своей записной книжке.

В зал ворвался Сабальса с кипой факсов в руках. Подойдя к столу, он положил на него бумаги.

– Инспектор, звонят из Памплоны. Многие газеты хотят прислать своих репортеров на похороны и отпевание. Нам советуют сделать заявление для прессы.

– Это работа Монтеса, – ответила Амайя, оглядываясь вокруг. – Можно узнать, куда он снова подевался?

– Он позвонил сегодня утром и сказал, что плохо себя чувствует и что он присоединится к нам на кладбище.

Амайя фыркнула:

– Свежо предание… Прошу вас, если кто-то из вас его увидит, скажите ему, чтобы он срочно явился в кабинет инспектора Ириарте. Сабальса, мне необходимо встретиться с родителями Анны. Договоритесь с ними, пожалуйста, часа на четыре, если это возможно.

Час назад начался дождь, и в маленькой церкви уже нечем было дышать из-за удушающе сладкого аромата цветов, смешивающегося с запахом мокрых пальто собравшихся на отпевание людей. Проповедь, на которую Амайя почти не обратила внимания, была повторением предыдущих. Оглядываясь по сторонам, она отметила, что на эти похороны пришло больше народу, видимо, за счет любопытных и психически нездоровых людей и журналистов, которым разрешили присутствовать на отпевании при условии, что они не станут вести съемку в помещении храма. Снова скорбь, плач и причитания… Но появилось и кое-что, чего не было раньше, – в воздухе витал ужас. Он тонкой, но вездесущей вуалью лежал на лицах всех, кто находился в церкви. В первых рядах, кроме родственников, сидела группа совсем юных юношей и девушек, наверняка школьных товарищей Анны. Некоторые из девочек обнимались и молча плакали. Казалось, они совсем выбились из сил. Подобное изнеможение Амайя уже видела у подруг Айнои. Их лица напрочь утратили естественное сияние, присущее юности. Они лишились привычно насмешливого выражения, отражающего уверенность юных в том, что они никогда не умрут. Смерть и старость представляются молодежи чем-то невообразимым и расположенным на расстоянии не менее тысячи световых лет. Но для этих подростков и в этот жестокий момент смерть обрела всю свою чудовищную и осязаемую реальность. Им было страшно. Они были охвачены тем ужасом, который парализует волю и тело человека, пытающегося стать неподвижным и невидимым в надежде, что смерть его не заметит. Уверенность в ее близости как пеплом накрыла эти измученные лица, превратив подростков в молчаливых и сдержанных старичков. Никто из них не мог отвести глаз от гроба с телом Анны. Он стоял перед алтарем в окружении девственно белых цветов и сверкал гипнотическим блеском отраженного света больших восковых свечей.

– Пойдем, – прошептала Амайя Хонану. – Я хочу попасть на кладбище раньше, чем туда потянутся люди.

Кладбище Элисондо располагалось на покатом склоне холма в районе Ансанборда, хотя называть районом три хутора, которые можно было охватить взглядом от кладбищенских ворот, не поворачивался язык. Склон, едва заметный у входа, становился все внушительнее по мере удаления от него. Амайя решила, что подобное расположение места вечного упокоения выбрано не случайно, но для того, чтобы вода от частых дождей не застаивалась в склепах. Некоторые гробницы были приподняты над землей и закрывались массивными воротами, хотя в нижней части кладбища виднелись другие, более скромные захоронения с ушедшими глубоко в землю надгробными плитами. Эти могилы вызвали в ее памяти другие приподнятые над землей склепы, которые она видела в Новом Орлеане два года назад. Она попала туда по программе обмена полицейскими с академией ФБР в Квантико, штат Вирджиния. Эта программа включала в себя симпозиум по созданию вероятностных психологических портретов преступников, завершившийся визитом в Новый Орлеан. В этом городе проходила практическая часть курса по идентификации признаков сокрытия преступления, поскольку под прикрытием урагана Катрина было совершено множество убийств, и в последовавшие за стихийным бедствием годы продолжали всплывать останки жертв и улики, указывавшие на насильственный характер их смерти. Амайю поразило то, что, несмотря на прошедшее после урагана время, в городе все еще были заметны следы постигшего его несчастья, что не помешало ему сохранить свое декадентское и мрачноватое величие, напоминающее блеклую роскошь, которая в некоторых культурах является неотъемлемой частью смерти. Один из сопровождавших ее полицейских, спецагент Дюпре, предложил ей пройти за одной из пышных похоронных процессий, которую до самого кладбища Сент-Луис сопровождал джазовый оркестр.

– Здесь все могилы приподняты над землей, чтобы регулярные наводнения не вымывали трупы из земли, – пояснил Дюпре. – Стихия обрушивается на нас не впервые. В прошлый раз она явилась под именем Катрина, но она бывала здесь и прежде под другими именами.

Амайя в растерянности смотрела на него.

– Вас, наверное, удивляет, что агент ФБР пользуется подобной терминологией, но, поверьте мне, это проклятие моего города. Мертвые здесь не могут быть погребены, поскольку город расположен на шесть футов ниже уровня моря. Трупы складывают в каменные склепы, в которых может лежать много поколений целых семей. Думаю, что причина наших бед кроется именно в этом, в том, что в Новом Орлеане мертвых не хоронят по христианскому обычаю и они не могут упокоиться. Это единственное место в Соединенных Штатах, где кладбища называются не кладбищами, а городами мертвых, как будто наши усопшие продолжают каким-то образом жить.

Прежде чем ответить, Амайя в упор посмотрела на Дюпре.

– По-баскски кладбище называется hilerri. Это буквально означает «селение мертвых».

Дюпре улыбнулся.

– Вот, у нас уже есть еще что-то общее: близость к французскому народу и название наших кладбищ.

Амайя вернулась в настоящее. Возможно, именно желание избежать затопления заставило жителей Элисондо разбить новое кладбище на холме. Старое кладбище согласно традиции окружало церковь, которая в то время стояла рядом с ратушей, на городской площади. Позже ее разобрали, камень за камнем перенесли и вновь возвели на ее нынешнем месте. То же самое произошло и с кладбищем, переместившимся на улицу Алдуидес в районе Ансанборда. В хрониках сохранилось только одно упоминание о причинах переноса кладбища на новое место: «по санитарным соображениям». Однако нетрудно предположить, что мощное наводнение, разрушившее церковь и унесшее камни одной из ее башенок так далеко, что их не удалось найти, не могло не затронуть окружавшие храм могилы.

Точно так же, как над воротами города находится его герб, на воротах кладбища красовался череп, пустыми глазницами взиравший на посетителей и предупреждавший их о том, что они входят во владения этого конкретного губернатора города мертвых. Сразу за воротами, справа от входа рос единственный кипарис, чуть подальше виднелась плакучая ива, а в конце дорожки – бук. В центре кладбища вздымался величественный крест, от подножия которого расходились четыре дорожки, делившие кладбище на четыре идеальных квадрата, внутри которых помещались захоронения. Склеп семьи Арбису находился непосредственно у основания одного из этих ответвлений. На гробнице лежал ангел, и по его апатичному лицу было видно, что он бесконечно далек от человеческих страданий. Казалось, что он со скучающим видом наблюдает за могильщиками, которые сдвинули каменную надгробную плиту, приподняв ее железными ломами. Амайя остановилась за спиной Хонана, погрузившегося в изучение основания креста.

– Я думала, что кресты ставят только на перекрестках дорог, – заметила она.

– Это ошибочное мнение, шеф. Происхождение крестов весьма древнее и столь же туманное. Несмотря на то что их связь с христианством не вызывает сомнений, кресты на перекрестках дорог скорее объясняются суевериями и убеждениями, имеющими отношение к потустороннему миру, а не к миру живых.

– Но разве их ставит не церковь?

– Не обязательно. Церковь их скорее охристианила, чтобы поглотить языческий обычай, который оказался слишком живучим и трудноискоренимым. С глубокой древности точка, где сходятся и пересекаются дороги, считалась местом сомнений и неуверенности, вызванных необходимостью принять решение относительно того, какой путь следует избрать и с кем в результате сделанного выбора встретиться: кто будет идти нам навстречу по избранной нами дороге. Представьте себе человека перед подобным выбором глубокой ночью, в полной темноте и без знаков, подсказывающих нужное направление. Путника охватывал такой ужас, что, дойдя до перекрестка, он останавливался и долго стоял на дороге, по которой пришел, вслушиваясь, напрягая все органы чувств, пытаясь разглядеть во мраке злонамеренный призрак терзающейся души. Существовало глубоко укоренившееся убеждение, что люди, умершие насильственной смертью, а также те, кто стал причиной этой смерти, не могут упокоиться и бродят по дорогам в поисках того места, где они будут отмщены или где они найдут того, кто поможет им справиться с непосильной ношей. Согласно тому же верованию, встреча с подобным призраком может привести к болезни или безумию.

– Погоди, насчет перекрестков все ясно, но что крест делает здесь, на кладбище?

– Ты видишь это место в его нынешнем виде. Но возможно, что в прошлом здесь сходилось несколько дорог. Две из них вполне очевидны – из Элисондо в Беартсун, но, может быть, с этого холма спускалась еще одна, ведущая из Эчайде и исчезнувшая с появлением всех этих шоссе. Не исключена также возможность того, что это место было необходимо освятить.

– Хонан, это кладбище, здесь вся земля освящена.

– Возможно, в хрониках сохранилось упоминание о каком-нибудь событии, происшедшем задолго до возникновения здесь кладбища… Кресты также ставили в местах совершения богомерзких действий в попытке их очистить. Это могла быть насильственная смерть или какое-то другое преступление… Кресты появлялись и в местах, где собирались ведьмы, а здешние края ими изобилуют. Таким образом, у креста двойная задача – освящать место и предостерегать о том, что некто оказался на зыбкой и ненадежной почве. Хотя данный крест могли поставить и уже на кладбище, с учетом его расположения. Четыре дороги, – пояснил он, указывая на планировку кладбища. – Они расположены под прямым углом друг к другу и сходятся строго в центре, но также и под крестом, в потустороннем мире, где, возможно, кишат и томятся души убийц и их жертв.

Амайя с восхищением наблюдала за молодым помощником инспектора.

– Но разве на кладбищах хоронили убийц? Я считала, что их отлучали от Церкви и это делало невозможным погребение на освященной земле, вынуждая хоронить их за оградой.

– Да, да, это так. Но если даже сейчас некоторые убийства остаются нераскрытыми, представьте себе, что было в пятнадцатом веке. Серийный убийца мог жить как в раю, потому что его преступления, скорее всего, вменялись в вину какому-нибудь безграмотному и умственно отсталому крестьянину. Кресты ставили на всякий случай, скорее как защиту от неизвестного, чем от видимого глазу. Существует еще одно объяснение, которое в данном случае не имеет силы, поскольку крест уже находится внутри кладбищенской ограды. Только в первой половине двадцатого века на кладбищах позволили хоронить детей, умерших до крещения, мертворожденных младенцев и выкидыши. Это представляло серьезную проблему для родственников, которые хотели защитить их души от опасностей, подстерегающих их в потустороннем мире. Но закон запрещал захоронение таких детей на кладбище. Часто, если мать умирала при родах вместе с ребенком, семьи прятали младенца у нее под коленями и хоронили их вместе. Кроме того, место у основания креста считается святым, и умершего ребенка тайно хоронили здесь глухой ночью. После этого на кресте высекались инициалы младенца или просто маленький крест. Именно это я и высматривал, но здесь, похоже, ничего такого нет.

– Понятно, по этому вопросу я могу прочитать тебе небольшую лекцию, если позволишь. В долине Бастан, если младенец умирал, не успев пройти обряд крещения, его хоронили возле родительского дома.

Амайя наклонилась и взглянула в сторону ворот. Ей показалось, что среди кустарников, живой изгородью окружавших кладбище, кто-то есть. Она тут же резко выпрямилась в полной уверенности, что узнала того, кто там прячется.

– Кто это? – спросил Хонан у нее за спиной.

– Фредди, мой зять.

Осунувшееся лицо Фредди казалось потемневшим из-за огромных черных кругов, залегших под его покрасневшими глазами. Амайя сделала шаг к ограде, но лицо исчезло среди листвы. А затем пошел дождь. Бесчисленные зонтики и стремление прихожан спрятаться под ними неимоверно затруднили процесс видео-и фотосъемки похорон. Амайя заметила Монтеса, который расположился рядом с родителями Анны. Он поздоровался с ней кивком головы, и ей показалось, что он хочет что-то сказать. Она сделала ему знак молчать.

По возрасту родители Анны могли бы быть ее бабушкой и дедушкой. Анна появилась в их семье, когда казалось, что надежды завести детей уже нет. С тех пор она стала смыслом их жизни. Мать, явно находящаяся под воздействием транквилизаторов, не плакала. Она стояла очень прямо и почти держала на себе другую женщину, возможно, свою невестку. Она обнимала ее одной рукой и смотрела куда-то в пространство между гробом дочери и вырытой в земле могилой. Амайя знала обеих с детства, хотя не была уверена в степени их родства. Отец плакал. Он стоял впереди и, наклонившись, беспрестанно гладил гроб, как будто боялся утратить единственную связь, соединявшую его с дочерью. Он резко отталкивал руки, протягивавшиеся, чтобы его поддержать, и зонтики, которые тщетно пытались защитить его от дождя. Дождевые капли стекали по его лицу, смешиваясь со слезами. Когда гроб начали опускать в яму и мокрая деревянная крышка выскользнула из-под его пальцев, он рухнул, как срубленное под корень дерево, обессиленно упав в лужу, образовавшуюся на присыпанной гравием земле.

Амайя была тронута до глубины души тем, как осиротевший отец до последнего отказывался выпустить руку дочери, которую для него символизировал ее гроб. Этого свидетельства сильнейшей родительской любви оказалось достаточно, чтобы разрушить барьеры, которые ей, как сотруднику отдела по расследованию убийств, приходилось возводить вокруг своих собственных чувств. Отцовская рука и этот жест, которому она втайне всегда завидовала, прорвали дамбу ее эмоций, и в образовавшуюся огромную брешь ринулся океан ее страхов, тревог и нереализованных желаний. Спасаясь от этого губительного прилива чувств и стремясь скрыть от окружающих свое смятение, Амайя попятилась, а затем подошла к кресту. Рука. Это она вывела ее из равновесия. Несмотря на то что она уже несколько лет пыталась забеременеть, ее не особенно привлекали младенцы и маленькие дети, которых она видела у своих подруг. Она никогда не провожала глазами малышей, которых матери держали на руках. Но она остро ощущала, чего лишена, когда смотрела на мать, ведущую своего ребенка за руку. Доверие, о котором говорил этот интимный жест, для нее было превыше любого другого доверия, которое только могло существовать между двумя человеческими существами. Детская ладошка, заключенная в сильной руке взрослого, символизировала для нее всю любовь, самоотдачу и преданность материнства, в котором ей пока было отказано, которому, возможно, вообще не суждено было наступить, что навеки лишило бы ее почетного права взять за руку своего сына или дочь. Материнство означало для нее возможность предоставить другому человеческому существу, плоти от ее плоти, крови от ее крови, счастливое детство, которого сама она была лишена, и любовь, которой она никогда не ощущала со стороны своей собственной измученной болезнью матери.