Текст книги "Первый день поста"

Глава 20

Нет, речь шла вовсе не о гражданской войне, когда люди убивают друг друга во имя веры или какого-то идеала. Люди Хэрлсона были простыми наемниками, и главным стимулом для них были деньги. Их даже не связывала кровная клятва, как тех, кто оплачивал их услуги.

Поэтому Болан вовсе не удивился, когда увидел, что лейтенант Томпсон готов перейти на другую сторону. Тем более, что Болан предложил ему это в весьма убедительной форме:

– Мне совершенно наплевать, умрешь ты своей смертью или подохнешь, как собака с пулей в башке. У меня нет никакого уважения ни к тебе, ни к твоей жизни, поскольку для тебя нет ничего святого. Я без малейшего сожаления всадил бы тебе пулю промеж глаз, а затем сбросил бы твой вонючий труп с вертолета. Во всем этом деле есть лишь одно «но»: мне нужна твоя помощь. Думаю, ты способен помочь и сделаешь это. Лишь по этой причине ты все еще жив. Ты – первый мой пленник за весь день. Я захватил тебя, поскольку ты занимал достаточно близкое положение к верхушке, так что не сомневаюсь: ты должен располагать некоторыми сведениями, которые могут меня заинтересовать. Но у меня нет ни времени, ни терпения выуживать их из тебя силой. В любом случае я не люблю терзать плоть, живую или мертвую. Поэтому я предлагаю тебе сделку, ставка в которой – твоя жизнь. Решай сам. Никто тебя не заставляет. Но я не хочу, чтобы ты питал какие-то иллюзии. Нужно, чтобы ты знал: выбирать придется между верной смертью и ничтожным шансом выжить. Этот шанс я тебе даю. Итак, решай! Ситуация проста: ты останешься со мной до конца сражения. Если победит Хэрлсон, ты умрешь. Если же победа улыбнется мне, ты будешь жить, вернее, я тебя не убью. Впрочем, это и без того ясно. Короче, если ты хочешь сохранить себе жизнь, нужно остановить Хэрлсона; а поскольку ты не в силах сделать это в одиночку, твой единственный шанс – это помочь мне. И моли Бога, чтобы я победил. Теперь, мой друг, я достану ствол пистолета из твоего рта, но на 30 секунд, не больше. Если ты будешь говорить разумно, все о'кей. Я оставлю тебя в покое, и мы отправляемся на войну с Хэрлсоном. Если же ты попытаешься вилять, я засовываю пистолет обратно и нажимаю на курок. По твоим глазам вижу, что ты меня понял. Итак, для решения у тебя 30 секунд.

Разумеется, Томпсон вовсе не нуждался в таком большом промежутке времени. Свое решение он принял задолго до того, как дуло пистолета 45-го калибра освободило его язык. Тем не менее, ему понадобилось две-три секунды, чтобы проглотить слюну и заговорить внятно. В его ответе не было и тени сомнения:

– Который сейчас час?

– Без пяти минут пять. Может быть, у тебя свидание?

– Отвлекающий маневр назначен на пять часов. Его нужно предотвратить в первую очередь.

– Какой вид маневра?

– Паралитический газ. Чтобы объявить состояние полной боевой готовности. По метеосводкам мы предусматривали, что газ со скоростью около 15 километров в час распространится на северо-восток, со стороны большой равнины, зона поражения находится в 300 метрах от нее.

– Как это должно произойти?

– Мы взяли под контроль полигон N 3 – сегодня утром, в 9 часов. Разумеется, бесшумно. Газ хранился в контейнерах с прозрачными крышками, чтобы шишки из НАТО могли увидеть, на что он похож. Мы добавили туда катализатор и начинили снаряд, один из наиболее современных. Снаряд подготовлен для демонстрационной стрельбы в пятницу утром. Но, по случайности, он окажется в той серии, которую предстоит расстрелять сегодня в пять часов вечера.

– А как же гражданское население? – тревожно осведомился Гримальди.

– Намеченная цель расположена не очень далеко, – быстро ответил Томпсон. – Птичка должна пролететь немного к северу от Туларозы, всего в 30 километрах от закрытой зоны. По нашим подсчетам, шансы на заражение гражданского сектора составляют менее одного процента.

– А как бы вам понравился этот один процент, если бы в Аламогордо жили ваша жена и дети?

– Метеосводка...

– И ты еще говоришь о метеосводке! – с отвращением воскликнул пилот.

– Ладно, – сказал Болан, – стало быть, мы имеем отвлекающий маневр, предусмотренный на пять часов. А затем?

Томпсон продолжил, обращаясь скорее к Гримальди:

– Горы остановят распространение газа. В любом случае его действие закончится намного раньше, чем он достигнет зоны проживания гражданского населения. Мы всего лишь хотели посеять панику на территории базы.

– Что дальше? – настаивал Болан.

– Вот уже неделю мы играем в улитку и ее раковину. Девяносто процентов вооружения, присланного сюда для показа руководителям НАТО, было разобрано на составные части и упаковано в контейнеры.

– Куда вы намеревались их отправить?

– В пять часов в Холломан должен быть направлен конвой – по причине объявления полной боевой готовности. Там немало больших транспортных самолетов, а все члены экипажей – наши люди. Они ждут лишь сигнала и готовы подняться в воздух для выполнения тренировочного полета до Пуэрто-Рико. Там они заправят баки горючим и пересекут Атлантику. Место посадки пока держится в секрете, это одна из североафриканских стран. Что будет дальше, я не знаю.

Томпсон тараторил в темпе классного спортивного комментатора.

– А кто в курсе? – спросил Болан.

Томпсон пожал плечами:

– Капитан, наверное. Или банкир. Я лишь знаю, что тренировочный полет заканчивается в Пуэрто-Рико. Мы составили план продолжения полета до базы ВВС в Испании, но в последнюю минуту самолеты изменят курс на Северную Африку.

– А как вы намерены доставить вооружение в Холломан?

– У нас в распоряжении четыре вертолета «Чинук» для перевозки наиболее хрупких частей боевого заряда и самонаводящихся головок. Что касается всего остального, то здесь хватит грузовика. Конвой пересечет ранчо Якундо, затем выедет на 54-е федеральное шоссе и, проехав через Аламогордо, достигнет базы Холломан.

– Эти мерзавцы действительно все продумали! – восхитился Гримальди. – А укрепленный лагерь?

Томпсон пояснил:

– Мы вынуждены были перейти к ускоренному плану и бросили укрепленный лагерь.

Переведя взгляд на Болана, он продолжил:

– Благодаря вашему вмешательству капитан решил не рисковать. Вначале планом предусматривалось посадить, якобы случайно, самолеты с гостями из НАТО, когда те во время парада будут проводить с воздуха осмотр лагеря. Эта акция предусматривалась на утро послезавтрашнего дня.

– А в этом варианте, – произнес Гримальди ядовитым тоном, – вы не рассчитывали степень риска, не так ли?

Томпсон невесело улыбнулся:

– Если вы думаете, что капитан пролил бы слезинку по поводу хоть одного убитого генерала, то, будьте уверены, вы ошибаетесь. После Вьетнама капитан, как, впрочем, большинство из нас, затаил в сердце некую горечь. Нас отправили туда воевать – на войну, которую совсем не собирались выигрывать. Более того, это была даже не война, а скорее, просто политическая игра.

Болан вздохнул и включил радиостанцию.

– "Алиса", – произнес он в микрофон.

– Слушаю.

– Холломан связался с вами?

– Да. Мы только что закончили интересный разговор с генералом, командующим базой. Почему я сам до этого не додумался?

– Не волнуйся. Вот тебе повод для снятия головной боли. Сегодня на пять часов пополудни намечен «случайный» запуск снаряда. То есть не менее чем через пять минут. Срочно вышли ударную группу на полигон N 3. Ты обнаружишь там пусковую установку с весьма интересной начинкой. Запуск должен состояться ровно в пять часов, конечно, если кто-нибудь не прибудет туда раньше.

– За это не волнуйся, – пообещал Броньола и резко оборвал связь.

– В шесть часов, – невозмутимо продолжил Томпсон, – должны приземлиться транспортные самолеты. После их взлета национальная система связи в Эль Пасо даст сбой. – Он остановился, и хитроватая улыбка осветила его лицо. – Следовательно, миллионы семей лишатся вечернего выпуска новостей. Разумеется, очень быстро подключатся спутниковые системы связи, и все будут довольны. Но в то же время кое-кто займется глушением микроволнового диапазона.

Болан кивнул головой и заметил:

– Так вот чем можно объяснить панику, когда лопнуло калифорнийское звено.

– Отчасти да. Еще одна из ваших шуток, полковник. Заметьте, нам удалось наладить связь без особых сложностей. Между нами и Калифорнией расположено множество промежуточных станций. Это было совсем просто.

– Расскажете чуть позже, – оборвал его Болан. – Теперь же я хотел бы знать, какие меры вы предусмотрели на случай блокады воздушного пространства над Холломаном?

– На случай чего?

– Когда члены ваших экипажей арестованы и сидят по замком, а все самолеты остаются на земле.

– Думаю, подобная возможность даже и не допускалась, сэр, – ответил Томпсон.

– Тогда в вашем сценарии имеется серьезный прокол.

– Как это, сэр?

– Я не шучу, лейтенант. Воздушное пространство над Холломаном полностью блокировано.

Томпсон улыбнулся, и вышло это у него как-то совсем по-детски.

– Тогда позвольте сказать, что вы выиграли партию, полковник Феникс. Или я должен называть вас полковник Болан?

Звание, добавленное к его имени, странным эхом отразилось в мозгу бывшего сержанта. Он тут же отчеканил:

– Сержант Болан, лейтенант.

– Когда-то я был майором Томпсоном, – ответил Томпсон. – И я был бы польщен служить под вашим командованием где угодно и когда угодно... полковник.

Внезапно Болану стало жаль этот прирожденный военный ум, столь низко павший. Ради кого? Ради чего?

Впрочем, партию он не выиграл. Пока. Теперь предстояло встретиться еще с одним выдающимся военным умом, который, увы, все же потерпел поражение.

– Сколько людей у Хэрлсона? – спросил Болан.

– На земле, не считая экипажей самолетов, около двух сотен.

– А сколько из них – настоящие солдаты?

– Не больше пятидесяти. Они разбросаны по всем подразделениям.

– Они должны объединиться в пять часов, если я правильно понял?

– Да, именно сейчас они должны объединиться. Я вижу, куда вы клоните. Все верно. Они образуют подразделение из пятидесяти прекрасных солдат.

– В Колорадо их было куда больше.

– Да, сэр, но капитан тогда потерял многих из них. А таких людей заменить совсем не просто. К тому же, насколько я знаю, почти половина уцелевших сразу смотала удочки.

– Вы были вместе с капитаном в Колорадо? – осведомился Болан.

– Нет, сэр. Я прибыл со вторым набором.

– Значит, у вас в Колорадо был брат?

– Вы, несомненно, имеете в виду парня по имени Томас. Он служил в Главном штабе, но его фамилия звучала несколько иначе. Он мертв.

– Я знаю, – пробормотал Болан.

Несколько секунд они молчали. Неожиданно Болан спросил:

– Зачем вам все это, Томпсон?

– Что вы имеете в виду?

Взгляд лейтенанта затуманился, и чуть спустя Томпсон произнес:

– Кажется, я никому не был нужен.

Хороший ответ.

Нет... скорее, плохой! То, в чем никто не нуждался, как раз и было тем, что этот парень делал лучше всего.

И поэтому его ответ прозвучал весьма трагично.

* * *

Они разместились в высохшем овраге к северу от базы Тулароза Пик, являя собой впечатляющую картину.

Во главе колонны – четыре тяжелых транспортных вертолета «Чинук». Новенькие, переливающиеся на солнце, они были готовы взлететь по первому же приказу. Позади них расположились два джипа, три грузовика для перевозки солдат и нескончаемый конвой, состоявший из военно-транспортных машин. Еще два джипа замыкали колонну.

На заднем сиденье каждого из джипов рядом с крупнокалиберным пулеметом сидел человек. А в небе, прямо над ними, висела «Кобра» наподобие той, в которой находился Болан. По первоначальному плану для прикрытия конвоя с воздуха предусматривались три подобные машины. В том случае, если конвой встретит по пути малейшее, пусть даже случайное сопротивление, они должны были принять все меры, чтобы обеспечить его дальнейшее продвижение. Даже транспортные машины относились к тому типу, которые можно непосредственно загружать в специально приспособленные для этого транспортные самолеты. Казалось, все должно идти как по маслу. «Чинуки» вылетали первыми – им надлежало переправить ценнейший груз в отсеки военно-транспортных самолетов точно к прибытию конвоя, после чего вертолеты должны были исчезнуть, словно их никогда и не было.

Да, операцию продумали на совесть. Но у Болана были свои взгляды на этот счет.

Ровно в пять часов Гримальди появился в воздушном пространстве над оврагом. Он держался вдалеке от второй «Кобры», и Болан прекрасно понимал почему. В царящей повсюду суматохе Хэрлсон, несомненно, был единственным, кто понял, что в игру вступил новый игрок.

Болан включил рацию и произнес:

– Капитан, вы проиграли во второй раз.

Ему ответил голос спокойный, неторопливый, который с раскатистым арканзасским акцентом возразил:

– Нельзя проиграть партию в дебюте, Стервятник.

– Рассматривайте создавшееся положение как двухминутный тайм-аут, – посоветовал Болан. – Мяч еще у вас, но вы не сможете его дольше держать. Две минуты истекли.

Вертолет Хэрлсона попытался сблизиться с машиной Гримальди, однако безрезультатно. Хэрлсон, между тем, говорил своему бывшему соратнику по вьетнамскому аду:

– Стервятник, вы еще не знаете моих возможностей. У вас всегда есть время, чтобы присоединиться ко мне и выпить бутылочку шампанского и закусить славными техасскими бифштексами с кровью.

– Игра становится рискованной, – прошептал Гримальди Болану.

Болан проговорил в микрофон:

– В прошлый раз, капитан, вы были щедрее. Курс акций падает?

– Боже мой, совсем наоборот. Любое ваше желание – только скажите! Это вам подходит?

Сидя за ручкой управления, Гримальди разозлился не на шутку: сейчас или никогда. Он схватил микрофон и прокричал:

– Эй, ты, ублюдок, советую тебе держать дистанцию! Если ты поднимешься еще на десяток метров, я пошлю тебе волшебный дымящийся подарочек!

Вертолет Хэрлсона немедленно завис в воздухе. Болан в свою очередь добавил:

– Вы запутались, капитан. Если я связался с вами, то только в ваших интересах, а не в моих. Уже пять часов, и вы, наверняка, спрашиваете себя: почему до сих пор не объявлено состояние боевой готовности? Уверяю вас, сегодня «случайный» запуск ракеты не состоится. Кроме того, вы должны знать, что воздушное пространство над Холломаном блокировано. Ваши люди из экипажей транспортных самолетов сидят под арестом, а сами самолеты – в руках военной полиции. У вас есть только один выход: совершить посадку и выйти из кабины, чтобы я мог вас видеть. Заглушите все двигатели и прикажите вашим людям выйти из оврага. Позади него их уже ждут. Без шампанского и бифштексов, правда, но я обещаю вашим людям хлеб и воду, хотя бы временно. Ну а теперь немедленно снижайтесь или мой друг сам вобьет вас в землю. Немедленно, Хэрлсон!

Разумеется, на земле перехватили их разговор. И тут же раздался дрожащий голос:

– Подчинитесь, капитан. Мы еще возьмем свое.

Затем другой, очень усталый голос добавил:

– Кэп, они нас взяли. Сдаемся.

В ту же секунду люди Броньолы появились на краю оврага: они были одеты в пуленепробиваемые жилеты и вооружены автоматами. Их было не меньше сотни, и они стояли, тесно сомкнув ряды.

Именно этот момент Хэрлсон выбрал для принятия своего решения. Его «Кобра» рванулась в небо, практически став на хвост, пытаясь достать машину Болана. Совсем рядом с «Коброй» Гримальди, оставляя за собой извилистый след, пролетела ракета «воздух-воздух», вслед ей устремилась другая, которая, как и предыдущая, прошла всего в нескольких сантиметрах от цели.

Реакция Гримальди не заставила себя ждать: он заложил крутой вираж, выводя свою машину на боевой курс, и в ответ тоже выпустил две ракеты, однако в пылу боя он не сумел точно определить угол обстрела, и ракеты пронеслись мимо «Кобры» Хэрлсона, а затем вонзились в замерший конвой.

Болан выкрикнул в микрофон:

– Доверни чуть левее!

Гримальди автоматически выполнил команду, и Болан, нажав на гашетку «Вулкана», выпустил длинную очередь вдогонку «Кобре» Хэрлсона. Хвостовая балка вертолета, перебитая пушечной очередью, отлетела в сторону и рухнула на пустынную дорогу, а боевая машина мигом потеряла равновесие и беспорядочно завертелась в воздухе.

Внизу солдаты Хэрлсона вылезали из машин, и люди в панике поднимали вверх руки, давая понять, что сдаются. Пилоты «Чинуков» заглушили двигатели, и члены экипажей пустились наутек.

«Кобра» Хэрлсона скользнула вдоль горной вершины Тулароза Пик, продолжая крутиться вокруг вертикальной оси, – пилот вертолета силился спастись бегством, но дело было абсолютно безнадежным. «Кобра» падала вниз.

Гримальди превратился в сплошной комок нервов, но в голосе его звучала грусть, когда он объявил своему партнеру:

– Ему больше некуда деться. Некуда.

– Следуй за ним! – приказал Болан.

И они бросились вдогонку за исковерканной машиной, которая, казалось, из последних сил стремилась дотянуть до ранчо Якундо.

Да, Хэрлсон направлялся именно туда. И там, в сотне метров от кирпичной постройки, его вертолет рухнул на землю. Раздался Невероятный грохот, от удара вертолет взорвался, и во все стороны разлетелись обломки железа и окровавленные тела.

Гримальди приземлился на достаточном отдалении от места падения машины Хэрлсона, и Болан немедленно выскочил из кабины, чтобы осмотреть зону взрыва. Но ни одно из тел, выброшенных взрывом, не принадлежало Фрэнку Хэрлсону.

Развороченный, полностью разрушенный фюзеляж лежал поперек огромной скалы, распространяя смрадный запах гари.

Именно там Болан обнаружил Хэрлсона – тот сидел, пристегнутый ремнем к креслу, которое, зацепившись краем за один из обломков вертолета, слегка покачивалось в пустоте. Странное зрелище. Глаза Хэрлсона были широко раскрыты, и он внимательно следил за осторожно приближающимся Боланом. Его кровоточащий рот раскрылся, губы дрогнули, пытаясь выплюнуть в лицо врагу последние слова, но голос капитану отказал.

Болан был всего в пятидесяти метрах от Хэрлсона, когда мощнейший взрыв разбросал на многие сотни метров остатки фюзеляжа. Удар был столь силен, что Болан, сбитый с ног взрывной волной, рухнул на землю, стараясь хоть как-то укрыться от летящих отовсюду огненных обломков. Он вернулся к вертолету и залез в кабину. Гримальди напряженно произнес:

– Какой страшный конец.

Лейтенант Томпсон, молчавший с самого начала боя, внезапно вновь обрел способность говорить:

– Странный способ атаковать, полковник. Но этим ударом вы выиграли партию, бесспорно.

Болан устроился в кресле и пристегнул на груди ремни безопасности. Он закурил сигарету и посмотрел на свои дрожащие руки. Затем перевел взгляд на Томпсона, на секунду задумался и тихо пробормотал:

– Нет, майор, в сегодняшней партии победивших нет.

* * *

Проклятый сценарий, нелепая выдумка могла превратиться в кошмарную явь, случись все по-другому.

Облако паралитического газа, мягко пересекающее Нью-Мексико по направлению к Тукумкари и захватывающее по дороге индейскую резервацию; звонящие в колокола последние апачи...

Затем – паника на всем юго-востоке: страна поделена надвое радиопиратами, линии связи порваны, а союзники из НАТО тревожно спрашивают, куда исчезли их генералы. Возможно, вся страна оказалась бы в состоянии полной боевой готовности: все – ракеты, бомбардировщики, атомные подводные лодки – все начеку и ждут лишь приказа Президента...

Но никто даже и не подозревал бы об истинной опасности, пока через дни или месяцы – как венец всего случившегося – проклятое оружие не спровоцировало бы кризис в другой стране.

Вот тогда бы мир содрогнулся...

Да, Филипп, твой сценарий – порядочная гадость.

И Маку Болану было ничуть не жаль этого безумца, который умер, так и не увидев, как плод его больного воображения воплощается в жизнь.

В глубине души Болан испытывал великую грусть, думая о Фрэнке Хэрлсоне: тот очень стремился выжить, но, увы, не сумел сделать этого в мире, где для него не оставалось места.

Эпилог

– Мы держим Минотти в теплом местечке, – объявил Броньола. – К сожалению, как ты догадываешься, у него чистые руки, и я не думаю, что мы сможем долго держать его без предъявления обвинения. Впрочем, так даже, наверное, лучше: мы освободим его, а его друзья сами разберутся с ним. Они сделают это гораздо лучше нас. Насколько я понял, махинация, задуманная на пару с Хэрлсоном, была его собственным детищем... Мои люди в Вашингтоне потратили целый день на проверку: похоже, оба эти мерзавца работали рука об руку, начиная с событий в Колорадо.

Болан горько улыбнулся:

– Если не ошибаюсь, на это дело пошли и деньги Организации, а Минотти явно прикарманил кругленькую сумму. Не жалей его, отдай им его с потрохами. Уж они-то точно устроят ему достойную встречу.

Броньола, казалось, даже удивился, что его друг столь безоговорочно принял его точку зрения.

– Ладно, дело в шляпе. Теперь слушай меня. Сегодня я послал в Даллас одну из моих групп. Они... скажем... почистили город. Теперь там все спокойно.

– Прекрасно, – кивнул головой Болан.

И опять Броньола был удивлен. Несколько секунд он молчал, а затем объявил:

– Следовательно, ты не отступишь от своей программы? Мы можем продолжать?

– Минутку, Гарольд! – воскликнул Болан, поднимая руку в знак протеста. – Я думаю, мне следует пересмотреть свою позицию.

– Ну-ну, только без шуток! По-моему, мы все уже решили. Ты поставишь меня в неудобное положение, если мне придется вернуться в Белый дом и объявить Президенту... Ей-богу, я предпочел бы оказаться на месте Марко!

Болан вздохнул:

– Гарольд, я не хочу взваливать всю ответственность на тебя, я просто хочу подвести итоги с самим собой и понять, к чему это ведет. Мне нужно перевести дух и набраться сил, чтобы понять, на каком я свете.

– Тебя можно понять, – ответил шеф ФБР, хотя такой ответ его отнюдь не восхитил. – Сколько тебе нужно времени?

– Как и договорено, завтра же я найду тебя во Флориде.

– Вот и отлично! А то ты, право, напугал меня. Я думал, что...

– Значит, до завтра?

Болан с усталым видом посмотрел на Розу Эйприл.

– Вы понимаете? – тихо спросил он.

Она кивнула своей прелестной головкой и ответила:

– Естественно. До завтра.

Мак встал и вышел из комнаты. Гримальди ждал его в самолете. Болан устроился радом с ним в кресле второго пилота.

– Поехали!

– Прекрасно, но куда, черт возьми?

– Джек, найди какое-нибудь тихое местечко, неважно где, между Аламогордо и Пенсаколой. Я хочу немного побыть в тишине и спокойствии.

– Ты в бешенстве?

– Пока еще не совсем, – едва слышно откликнулся Болан.

– Я так и почувствовал: это началось сегодня утром и продолжалось весь день. Это не в твоем стиле, старик. Что тебя бесит? И почему?

Но Болан не знал ответ на этот вопрос. Как, впрочем, не знал, на кого была направлена его ненависть. На себя или, возможно, на Фрэнка Хэрлсона, или на Боба Томпсона, или на Фила Джордана, или на Мэри Вальдес – одним словом, на всех актеров этого гнусного сценария. А может быть, и вовсе ни на кого?

Он чувствовал только, как где-то в глубине души невероятная ярость и неудовлетворенность до боли стискивали его сердце. А ведь была среда. Всего лишь среда – первый день поста.