Текст книги "Наводящие ужас"

Глава 6

Мы катили по грязным улицам, обрамленным одноэтажными глинобитными домишками. Город Кананеа оказался обширным и нищим. Веселые оборванные детишки играли в пыли, а рядом слонялись шелудивые собаки неопределенных пород. Ресторан мистера Грина затерялся где-то среди уличных переплетов, и я чертыхался, не в силах отыскать его сразу.

– О, несравненный следопыт! – угрюмо изрекла Глория. – О, великий Кожаный Чулок! О, великолепный Чингачгук!.. Между прочим, кому вы звонили в Дугласе, неподалеку от мексиканской границы? А? Я опасливо покосился.

– Точное время узнавал. Разве это воспрещается? Да, не забудьте перевести стрелки на час назад. В Мексике не принято применяться к дневному свету.

Глория хихикнула.

– Врете, сударь!

– Еще бы! – согласился я. – В нашей службе лжецам – почет и уважение. А я пользуюсь титулом Наиглубочайшеуважаемого... Но касаемо времени – сущая правда.

Мы затормозили подле здания, украшенного аляповатой вывеской "CAFE". Однако, выйдя из машины и проникнув внутрь, я удостоверился: речь идет не о месте, где чашечку-другую можно пропустить, а о лавке, торгующей многоразличными сортами кофе – местного и бразильского.

Чудовищное смешение искаженного испанского с изувеченным английским позволило мне и владельцу лавки выяснить, чего хочет приезжий и где находится искомый ресторан. Заведение мистера Грина обреталось на той же самой улице, только чуток подальше. Миновать его было немыслимо.

– Его миновать немыслимо, – сообщил я, снова усаживаясь за руль.

– Обнадеживает, – заметила Глория, – учитывая, что второй раз подряд сбиваемся с пути... А, вот он!

Глория была права. Прямо впереди, по правую руку, возникла вывеска, возвещавшая: "Заведение мистера Грина. Buen Comer[3]3
  Добрая закуска (eni.).


[Закрыть]". Рядом наличествовали бары «Blanco у Negro» «Senoritas» «Ambiente Familiar».[4]4
  «Черное и белое», «Девушки», «В семейном кругу» (исп.).


[Закрыть] И мотель красовался неподалеку. Понятия не имею, как умудрился не заметить низких кирпичных зданий, проезжая по этой же улице получасом раньше.

Перед рестораном стояла одна-единственная машина, старенький красный форд с номерными знаками Соноры. Я запарковал "альянте" поблизости.

– Давайте-ка сначала испробуем, каково у мистера Грина comer[5]5
  Есть, закусывать (исп.).


[Закрыть] подают, – предложил я. – В животе, честно говоря, бурчит.

– Может, лучше присоединиться к Девицам, или в Семейном Кругу передохнуть? – осведомилась Глория.

– О барах меня вовсе не предупреждали. Говорилось о ресторане мистера Грина. Идемте.

* * *

Ресторан оказался умеренно велик и утешительно чист. Посетителей не наблюдалось, не считая мексиканской пары, пристроившейся за боковым столом – должно быть, владельцев красного автомобиля. Мексиканцы пили пиво.

Обеденный час еще не настал, мы приехали слишком рано. В Мексике, извольте видеть, обедают уже тогда, когда порядочный американский обыватель баиньки собирается. Приятная пышка, облаченная коричневым халатом и голубым фартуком, сообщила, что в нашем распоряжении любое место. Я выбрал угловой столик, от которого можно было спокойно созерцать и входную дверь, и дверь, уводившую в кухню, и фанерную перегородку, помеченную по противоположным сторонам DAMAS и CABALLEROS. Этот "барьер приличия" ставится перед соответствующим помещением, дабы едоки не отвлекались, пытаясь метнуть взгляд на открывающуюся дверцу того или иного сортира.

"Если связной хоть немного смыслит в своем деле, – подумал я, – то подождет, покуда отлучусь по природной потребности". А о чем толковать примется, очутившись со мною наедине, приходилось лишь гадать.

Маскировке моей предстояло первое серьезное испытание: следовало от всей души надеяться, что фотографий подлинного мистера Коди у здешних патриотов не водилось. Если связной сидит неподалеку – пускай немного помается. И если это он поглощает пиво у окна, в компании девицы, которую старается выдать за жену – допустим, за дочку, – тем паче, пускай помается.

Девушка была тонкой, смуглой, хорошенькой. Черные, как вороново крыло, волосы падали на плечи густой волной. Платье на ней красовалось черное, мешковатое, а на ногах были надеты красные туфли. Боги мои... Мужчина, выглядевший старше на много лет, носил клетчатую рабочую рубаху и джинсы. Крепкий, скуластый, с обветренным морщинистым лицом, он изрядно смахивал на индейца.

– Обычно, – заметил я, – я потребляю пиво чрезвычайно умеренно; однако здешние сорта отменно хороши, отлично сочетаются с острой пищей, а после такого переезда, кажется, бочку выпил бы!

Мы заказали "Dos Equis"[6]6
  «Двойной Икс», мексиканское пиво.


[Закрыть] и came asada.[7]7
  Жаркое (исп.).


[Закрыть] Пиво принесли немедленно.Я хмыкнул. Глории Коди, в девичестве Пирс, надлежало бы пригубливать бокал шампанского в изысканном номере хуаресской гостиницы, а не накачиваться вульгарной cervez'ой[8]8
  Cerveza: пиво (исп.).


[Закрыть] в захолустной обжорке.

– Стало быть, – подытожил я, – Буфф Коди намеревался тебя в расход вывести.

– Не он был бы первым, не он последним, – сухо сказала Глория. – Множество дельцов, оказавшихся в затруднительном положении, приходили к резонному выводу: надо заарканить богатую невесту, улестить ее, заставить отписать любящему супругу все деньги, а потом устранить беднягу... э-э-э... не вызывая лишних подозрений.

Глория скривилась.

– Требуется девица, обнаружившая душевную неустойчивость и склонная к покушениям на себя самое. Кому же в голову стукнет задавать вопросы, если дурища снова примется за старое, только с большим успехом? Дядя Буфф не располагал нужным объектом, потому и создал таковой искусственно. Меня. И, не проговорись один из подручных, все было бы шито-крыто... Человека, напавшего на меня в доме, разыскали. И... как это? – раскололи...

Она вздохнула:

– Пойду-ка, наведаюсь в дамский кабинет, покуда принесут заказ...

Я ухмыльнулся. Глория состроила гримаску, взяла со стула сумочку и отбыла в упомянутом направлении. Я прикончил первую кружку пива и немедля попросил вторую. Как уже говорилось, пиво к числу моих излюбленных алкогольных снадобий не относится; но в Германии, либо Мексике устоять попросту немыслимо: уж больно умелы и опытны тамошние пивовары.

Официантка в голубом переднике принесла блюда. Я поколебался. Ждал бы настоящий Коди возвращения дражайшей половины или принялся бы незамедлительно уписывать поданное? Пораскинув мозгами, я решил: миллионер, да еще техасский миллионер, едва ли стал бы тютелька в тютельку блюсти общепринятые в цивилизованном мире приличия. Можно было взяться за нож и вилку...

* * *

Десять минут спустя я положил и то, и другое, отер губы салфеткой и поднялся, благодаря мексиканскую склонность к ханжеству: перегородка надежно скроет меня от присутствующих, и официантка не ринется вослед, квохча по поводу тупого гринго, ломящегося в дверь, ясно и недвусмысленно помеченную «DAMAS».

Но еще больше я благодарил гг. Смита и Вессона, чье тридцативосьмикалиберное детище, заранее заткнутое за пояс, очутилось в моей руке полуминутой позднее. Безотказный револьвер, чуть ли не лучший из ныне существующих.

Миновав заведение для caballeros, яосторожно постучался в соседний сортир:

– Глория! – окликнул я невинным голосом: – Глория, тебе нехорошо? Выходи, блюда стынут.

Ответа, разумеется, не последовало. Я распахнул дверь левой рукой – резко и широко, чтобы треснуть по лбу любого, кто мог затаиться за нею. Выложенная кафелем комната, довольно просторная для ватерклозета. И пустая.

Попятившись, я перевел взгляд на мужскую уборную. "CABALLEROS" не вызывала особого доверия изначально, и все же сперва полагалось проверить нужник дамский. С этим я уже покончил. И теперь встал под углом, дабы не получить пулю в физиономию или грудь, и окликать не потрудился. Коль скоро там засел супостат – а Глория наверняка не сунулась бы в обитель для кавалеров по собственной доброй воле, – он услыхал меня отлично и удостоверился: Коди предпринимает розыски.

Дверь оставалась незапертой. Я пнул ее посильнее и ворвался внутрь.

Там они и были, оба.

Сортир блистал такой же чистотою, как и дамский – умопомрачительная роскошь для Мексики, жители коей считают, что клозет – не операционная, и облегчать утробу вовсе не обязательно в условиях стерильности. Глория и напавший на нее субъект стояли поодаль, подле фаянсового писсуара. Тонкая струйка воды, стекавшая из приоткрытого крана, должна была, по-видимому, являть пример возжелавшему помочиться.

Удостоверившись, что сбоку не затаился никто, и никто не прыгнет на спину, я сделал шаг. От безупречной прически Глории отделился потревоженный локон и свалился прямо на бледное, перепуганное лицо.

– Брось револьвер и закрой дверь, убийца гребаный! – возгласил стоявший позади женщины юнец.

Глава 7

Торопиться было незачем. Дверь я исправно закрыл, а револьвера бросать и не подумал. Безоговорочно слушаться полоумного любителя не стоит. Говорю «любителя», ибо всякий истинный профессионал выстрелил бы, едва завидев меня в дверном проеме. Знатоки своего дела бьют не рассуждая и не выжидая; любителю непременно хочется потолковать сперва с намечаемой жертвой. Так уж любитель устроен.

– Брось револьвер, или твоя жена погибнет!

Я мысленно сказал сопляку спасибо. Упоминание матримониального статуса означало: во-первых, меня считают Горацием Коли. Во-вторых, парень собирается пристрелить не Мэттью Хелма, эсквайра, а упомянутого Горация Коди, миллионера, что было весьма утешительно.

А вдобавок он, сам того не понимая, напомнил: не вздумай обнаруживать особой выучки. Бедолага понятия не имел, что в нашей службе понятие "заложник" попросту не существует. И действующие инструкции гласят: при любой попытке подобного шантажа выводить нахала в расход, не считаясь с возможными последствиями для захваченной им особы. Чем чаще проделываешь это, тем реже будут нажимать на тебя столь подлым образом. Уразумеют: подчиненные Мака не признают сантиментов.

Но сейчас я не был Эриком. Я был Горацием Коди, по кличке Буффало Билл. И в таковом качестве мог валять любого дурака.

Глория глядела отчаянными, умоляющими глазами, безмолвно просила не предпринимать ничего безрассудного, не обеспечивать ее пулей в крестец. Лицо женщины лоснилось от испарины.

Парень прятался за Глорией, старательно пригибаясь, и рост его оставался загадкой. Но физиономию было видать: симпатичный, кареглазый, темноволосый субъект. Волосы были избыточно длинны. Синие джинсы, и джемпер-"водолазка" синий, и куртка-ветровка тоже синяя.

Левой рукой парень охватывал горло Глории. Ствола, которым он тыкал мою мнимую жену в поясницу, я, конечно, видеть не мог, но едва ли эдакий молокосос разыгрывал бы спектакль, угрожая заложнице шариковой ручкой. Молодые особи, возомнившие себя Джеймсами Бондами, обязательно и непременно пользуются настоящими стволами. Блеф, господа хорошие, требует и ума, и опыта, и хладнокровия...

– Брось револьвер, Коди! В последний раз говорю! Команда прозвучала уже трижды. О, боги бессмертные!

– Кто ты, черт возьми? – полюбопытствовал я.

– Мэйсон Чарльз-младший! Да, сын Миллисент Чарльз! Ты ее терпеть не мог, она тебя, между прочим, тоже. Вот ты и выслал своих бандюг с мачете...

– Мэйсон Чарльз! – выдавила Глория. – Вот оно что! Милли много рассказывала о тебе... Я – Глория Пирс, дочь Вилла Пирса! Теперь зовусь Глорией Коди. Перестань, пожалуйста, не вдавливай дуло, мне больно...

– Знаю, кто ты... И не думаю, будто мама особенно болтала с тобою о своем сыне! Ты же прекратила с нею разговаривать, узнав о помолвке! А уж об отродьях Милли Чарльз и подавно слыхать не желала, верно? Ты ненавидела ее, не отпирайся. Еще тогда... когда она просто служила у Вилла секретаршей. Не смей говорить, что вы чуть ли не подругами закадычными были!

– Ошибаетесь! – отчаянно крикнула Глория. – Неправда! Я совсем не...

– Заткнись. Ты презирала ее и сил не щадила, пытаясь настроить отца против будущей жены. Ты матери жизнь отравила, и не думаю, что заслуживаешь особой любезности с моей стороны. А теперь еще и вышла замуж за убийцу Миллисент Чарльз и Вилла Пирса. Твоего батюшки, между прочим!.. Веди себя прилично, и, пожалуй, не пострадаешь.

Я не сразу понял, в чем загвоздка, хотя и знал, за кем ухлестывал папенька Глории, помнил обстоятельства его безвременной кончины. О, Боже! Еще один мститель суровый на мою голову... Мало их, что ли, попадалось в течение долгих лет? Но Мэйсон Чарльз, по всей видимости, поверил в сказку о захолустных bandidosне больше моего.

Обсуждать сыщицкие тонкости было, впрочем, недосуг.

– Слушай, Чарльз, – обратился я к остервеневшему щенку, – что бы я, по-твоему, ни сотворил, кого бы ни велел пристукнуть – Глория здесь ни при чем, правильно? Только смею заверить: никогда, ни при каких обстоятельствах не отдал бы я на растерзание старого друга и партнера. Следовательно, твою мать... тоже.

– Плевал я на твои заверения!

– Послушай, сынишка! – рявкнул я, неуклюже пытаясь говорить не по-английски, а по-техасски: без надлежащей практики это совсем не просто. Нужно проглатывать половину согласных звуков, а половину гласных растягивать, будто арию оперную гнусишь. Именно гнусишь, ибо говорят техасцы так, словно хроническим насморком страдают. – Слово даю, что ни делом, ни умыслом не повинен в смерти твоей матери... Эй, заткнись и дозволь закончить! Сейчас докажу! Заткну револьвер за пояс, развернусь и выйду вон – или не выйду, как тебе самому захочется. Желаешь – пали человеку в спину. А не желаешь – убери пугач, извинись перед дамой и приходи к нашему столу. Место найдется; присядем рядком и потолкуем ладком. Уразумел? Могу заказать тебе мексиканского пива; могу целый сволочной обед заказать, если проголодался. Но поведай, пожалуйста, откуда взял, что я злодей и кровопийца...

Я глубоко вздохнул и уведомил.

– Приготовься, прячу револьвер и выхожу. Стрелять можешь без предупреждения.

Неторопливо спрятав смит-и-вессон, я повернулся, раскрыл дверь и удалился, ежесекундно ожидая страшного удара меж лопаток и обещая себе: когда задание завершится, отыщу гаденыша, нарежу мелкими кусочками и скормлю самым грязным хавроньям, каких сумею отыскать на мексиканских или американских фермах.

Я шлепнулся на стул, единым духом допил кружку выдохшегося пива, попросил новую. Жаль, виски в ресторане не водилось...

Сделано было все мыслимое; дальнейшими событиями я распоряжаться пока не мог, но крепко надеялся, что Чарльз не прикончит Глорию при первой же встрече: она слишком хороша собою, а молодые люди палят в хорошеньких женщин лишь познакомившись с ними поближе.

Carne asada,лежавшая на тарелках, не успела особенно остыть: наверное, все происшествие заняло гораздо меньше времени, чем я полагал. Я жевал мексиканскую говядину и дожидался. Вскоре объявилась Глория, не потерпевшая видимого ущерба. Юный Чарльз вышел с противоположной стороны; оружия в руках у парня не замечалось. Выяснилось, что роста он был весьма высокого, хотя мне проигрывал дюймов пять.

Метнув на меня свирепый взгляд и не произнеся ни слова, Мэйсон Чарльз проследовал к выходу. Автомобильного мотора я не услыхал. Безусловно, у мальца хватило здравого смысла запарковать свое транспортное средство поодаль. Что ж, не всем удается быть остолопами двадцать четыре часа кряду, хотя некоторые субъекты прилагают к этому огромные усилия.

– Обошлось? – полюбопытствовал я, подвигая Глории стул.

Она кивнула безо всякого энтузиазма, еще не оправившись от пережитого потрясения. Вооружившись ножом и вилкой, я возобновил обед.

– Послушай, – сказала Глория, – ты же головой рисковал!

– Совершенно верно.

– И моею тоже! Не бросить револьвер, когда... Он же мог застрелить меня!

– Этот бойскаут? – Я ухмыльнулся: – Помилуйте, сударыня! Меня застрелил бы, признаю – но лишь в том случае, если бы я остался стоять лицом к пистолетному дулу, да еще дозволил бы сопливцу держать гневную речь, накачаться ненавистью, завести пружины душевные для грядущего отмщения... Великие мстители-молокососы всегда хотят уведомить окаянного подлеца, за что ему предстоит поплатиться презренной шкурой. Вспомни дивную писанину Луи Буссенара! А уложить противника, обратившегося спиной... Что вы, что вы!.. Непорядочно... Я, например, не постигаю, отчего всадить пулю в лоб считается подвигом, а в затылок – подлостью. Итог одинаков.

– Понимаю, – сухо заметила женщина.

– Как только я подставил парню тыл, можно было не опасаться ничего. Зубками он скрежетал, а на гашетку надавить не решился бы ни за что на свете.

– Потому и налегаешь на пиво? Нервы железные успокаиваешь?

Спустя мгновение я усмехнулся.

– Расскажи-ка о происшествии подробней. Начнем с пистолета. Какая марка?

– Почем я знаю? Говорила же, что ненавижу любые...

– Стоп! Ты ненавидишь оружие, однако и впрямь ничего не знаешь о нем, да и не стремишься узнать. Хороша ненависть. Если ненавидишь по-настоящему, стремишься изучить противника досконально.

– Кажется... – Глория запнулась. – Кажется... Один из тех, которые зовутся автоматическими. Огромная штуковина – впрочем, у страха глаза велики... По-моему, был курок, только не... как это? Не стоял на взводе.

– Неплохо для ненавистницы пистолетов. Вывод: у Чарльза, наверное, девятимиллиметровый зверь – "беретта", либо смит-и-вессон. То есть, четырнадцать или пятнадцать выстрелов – зависит от того, загоняешь ли предварительно патрон в боевую камеру. Сиречь: мальчику не придется перезаряжать, выпалив пять или шесть раз, как бывает у обладателей револьверов. Судя по твоему описанию, пистолет самовзводный...

Болтал я безо всякого смысла и толка, просто пытался немного успокоить Глорию.

– Переходим ко второму пункту. Как он тебя сцапал?

– Вывалился из дверей соседнего клозета, сгреб и затолкал внутрь. Парень сунул мне в лицо дуло, велел молчать и заявил: дождемся муженька. Я начала было возражать, он ткнул меня пистолетом так, что чуть с ног не свалил... Я ужасно боялась, что проклятая штуковина выстрелит произвольно. Думала, вечность прошла, пока ты вломился...

– Обстоятельный доклад... А теперь приступим к умствованию. Откуда он узнал?

– Узнал... О чем?

– Обо всем.

Я раздраженно помотал головой:

– Вспомни, мы "поженились" несколько часов назад. И в нескольких сотнях миль от Эль-Пасо, в Богом забытом мексиканском захолустье нас караулит человек, отлично об этом осведомленный. У Чарльза что, частная служба новостей имеется?

– Мы ведь не на собственном аэроплане прилетели, – возразила Глория. – Он мог украдкой следить за бракосочетанием, а потом ринуться вдогонку.

– Ничуть не бывало. Иначе прекрасно понял бы: субъект, которого он берет на мушку – отнюдь не тот, который стоял у алтаря в Эль-Пасо. Не тот, который катил по городу в кадиллаке. Даже если Чарльз подстерегал неподалеку от церкви, спутать Буффа Коди со мной он уже не мог.

– Верно... Знал о свадьбе, но принял тебя за настоящего Горация...

– Значит, если не был в Эль-Пасо и не получил весточки от почтового голубя, то как же узнал, куда мчаться и где именно подстерегать? За нами никто не следил; агент, вызванный мною в Дугласе, объявил, что "хвоста" не замечено. И сам я время от времени в зеркальце посматривал – никого за спиной! Вопрос: неужто Мэйсон Чарльз – ясновидящий?

Глория нахмурилась.

– Куда ты клонишь... Гораций?

– Парень знает до неприличия много. Знает, что мы поженились, и место для засады выбрал с толком. Откуда знает, а?

С минуту Глория безмолвствовала.

– И еще, – произнесла она, облизнув губы, – откуда он разнюхал, что ты... что дядя Буфф подстроил убийство моего отца и Миллисент Чарльз?

– Уверена в этом?

– Почему бы и нет? Ведь подсылал же он ко мне... как ты выразился? Молодцев, наводящих ужас. Хотел жениться, убить и прикарманить семейное состояние. А для этого надо было сперва устранить папу... Я не сомневаюсь!

– Хорошо. Думай, что хочешь, но прилюдно изволь с жаром опровергать подобные клеветнические измышления и грязные наветы. Ни одному слову из порочащих дядюшку... виноват, супруга, россказней ты не веришь и верить не собираешься. Понятно? В противном случае наша мнимая свадьба делается начисто необъяснимой.

Глория слабо улыбнулась.

– Дорогой Гораций, давай исходить из того, что мы оба – существа, наделенные разумением.

– Поясни.

– Ты считаешь меня избалованной техасской сучонкой, своенравной и капризной. В придачу – трусливой, шарахающейся от огнестрельного оружия, словно от чумы, дозволившей страхом понудить себя к замужеству. Конечно, для такой операции больше бы сгодилась бой-девка, умеющая драться, точно бешеная, и палить с обеих рук... Нет, погоди, позволь окончить... Я тоже не высокого мнения о твоей особе. Во всяком случае, была невысокого. Считала тупым, жестоким, обожающим стрельбу самцом; из тех, кого не выношу и на понюх.

– Ну, голубушка, нас определили на совместную работу вовсе не взаимных комплиментов ради. Как-нибудь переживу твое презрение.

Глория засмеялась:

– Нет, Гораций, дорогой! Похоже, я чуток ошиблась. Видишь ли, я была совершенно уверена, что ты ворвешься в этот жуткий сортир, паля одновременно из двух револьверов, точно ковбой, берущий приступом салун, из которого был вышвырнут за буйство. Ждала: на полу появится гора кровавых тел, и одно из них будет моим...

Так и представляла, что буду валяться окровавленная, изуродованная возле этого идиотского писсуара... Ничего подобного. Появился хладнокровный, рассудительный, очень храбрый и разумный человек. Я... пойми, в храбрости твоей я не сомневалась... А вот касательно разума... Но ты оказался на высоте.

Приятно было слышать. Но я по-прежнему не понимал, к чему ведет "жена".

– Я, видишь ли, тоже достаточно разумна. И тотчас поняла: обвинения мальчишки нельзя оставить без яростного и неудержимого опровержения. Сразу, еще до твоего прихода, принялась доказывать: нет, ни в коем разе, вы заблуждаетесь, не понимаю, с какой стати, неимоверная чушь!.. Грязная ложь! От кого парень проведал об обстоятельствах материнской гибели, разузнать не удалось. Но кажется, Чарльз немного пошатнулся в своем убеждении.

– Может быть, может быть. Но как бы то ни было, мне очень любопытно: от кого?.. Эта задача может подождать, ибо имеется другая, более насущная: куда запропастился наш человек в Кананеа?

* * *

День еще не погас, но солнце уже клонилось к западному горизонту. Багровый свет и удлинившиеся тени заставляли нищий и грязный город Кананеа казаться почти живописным. Косые солнечные лучи, в которых клубилась подымаемая проезжающими автомобилями пыль, золотили глинобитные стены убогих домишек.

Я приметил, что красный форд исчез. На его месте красовался видавший виды джип. Однако нами с Глорией никто не интересовался чересчур явно.

Глубоко вздохнув, я произнес:

– Долгожданное свидание отменяется. Как выражаемся мы, техасцы, – полный пшик.

– И что же теперь?

– На такой случай распоряжений не отдавалось, но по-прежнему наличествует номер, заказанный Буффом Коди в Эрмосильо... Быть может, связной повстречается с нами там. Не исключаю, что он – или она – попросту осторожничает, выжидает. И в любом случае, выбора пока не имеется.

– Хорошо. Доберемся до места – разбудишь: от мексиканского пива клонит в сон. Пора уже выскочить из платья да в постель человеческую лечь.

Глория метнула на меня пронзительный взгляд.

– В постель. Но не на супружеское ложе. Понятно?

– Si, senora. No amor. Que lastima.[9]9
  – Да, сударыня. Любви не будет. Какая жалость (eni.).


[Закрыть]

–Что значит сия галиматья?

– Очень жаль, говорю.

– Тубо, Рекс, тубо!

Дружелюбно улыбнувшись, Глория двинулась к машине. Я распахнул дверцу, впустил даму, угнездился за рулем, повернул ключ зажигания. Посмотрел на стрелки приборов, глянул в боковое зеркальце.

– Глория, дорогая!

Что-то в моем голосе понудило женщину привстать, мигом стряхнуть накатывавшую дрему и спросить:

– Неполадки?..

– Дай, пожалуйста, бумажную салфетку. Замарали зеркало, бездельники.

Я указал пальцем. На внешнем зеркальце кадиллака были выведены – кажется, обмылком – две буквы и две цифры:

"КМ95".