Текст книги "Подсказчик"

Прежде чем включить его, она вставила маленький гаджет в USB-порт. Стерн включил магнитофон, поставив его возле клавиатуры. Роза вслух комментировала все, что делает:

– Соединила компьютер Бермана с источником внешней памяти. Если ПК зависнет, гаджет мгновенно восстановит всю память.

Остальные молча стояли вокруг нее.

Она включила компьютер.

После приветствия послышался привычный гул запускающегося драйвера. Все казалось нормальным. Несколько медленно компьютер выходил из летаргического сна. Старая модель, уже снятая с производства. По очереди на экране возникали данные оперативной системы; потом они уступили место картинке рабочего стола. Ничего особенного, всего лишь голубой экран с иконками распространенных программ.

– Компьютер как у меня, – подал голос Борис.

На его реплику никто не отреагировал.

– Так. Посмотрим, что в папке документов господина Бермана.

Роза кликнула по ярлыку. Пусто. Пустыми оказались также «Изображения» и «Недавние документы».

– Ни одного текстового файла. Как странно, – заметил Горан.

– Может, он все сбрасывал по окончании каждого сеанса? – предположил Стерн.

– Если так, я их восстановлю, – уверенно заявила Роза.

Она вставила в гнездо диск и быстро загрузила программу, способную восстановить все удаленные файлы.

Компьютерная память никогда не опустошается полностью. Некоторые данные удалить практически невозможно, они остаются в памяти навечно. Миле кто-то говорил, что кремниевые микросхемы, вмонтированные в компьютер, действуют как человеческий мозг. Даже когда мы что-то забываем, у нас в голове есть группа клеток, удерживающая эту информацию и выдающая ее по мере надобности в виде если не образа, то хотя бы инстинкта. Не важно, помнит ли ребенок, когда он впервые обжегся, главное – это знание остается с ним, очистившись от всех биографических подробностей, и всякий раз предостерегает от опасности ожога. Мила думала об этом, в который раз глядя на свои забинтованные руки. По-видимому, у нее в мозгу информация отложилась неправильно.

– Здесь ничего нет.

Сокрушенный голос Розы вернул Милу к действительности. Компьютер оказался совершенно пуст.

Впрочем, Горана это не убедило.

– А в браузере?..

– Но он не подключен к Интернету, – сообщил Борис.

Однако Сара Роза поняла, к чему ведет криминолог. Схватив мобильник, она проверила уровень сигнала сети.

– Выход есть. Можно подключиться через телефон.

Роза мигом вошла в Интернет и открыла список адресов в браузере. Собственно, адрес был только один.

– Вот куда заходил Берман.

И она показала всем ссылку:

http://4589278497.894744525.com

– Должно быть, это адрес засекреченного сервера.

– Это как понять? – спросил Борис.

– Ссылка просто так не откроется, надо знать пароль. Возможно, он заложен в компьютер, а если нет, нам будут вечно отказывать в доступе.

– Значит, надо соблюдать осторожность, по примеру Бермана, – сказал Горан и повернулся к Стерну. – Его сотовый у нас?

– Да, он у меня в машине вместе с его домашним компьютером.

– Ступай принеси.

Вернувшись, Стерн застал в комнате полное молчание – все с нетерпением ждали его. Он передал Розе сотовый телефон Бермана, и она подключила его к компьютеру. Связь установилась тут же, но какое-то время ушло на распознавание вызова: сервер обрабатывал данные. Затем быстро начал загрузку.

– Кажется, входим без проблем.

Все смотрели на монитор, ожидая изображения. Может быть все что угодно, думала Мила. Сильнейшее напряжение сплотило всех членов группы, как будто электрический заряд передавался от одного к другому. Казалось, в воздухе потрескивали искры.

Монитор принялся складывать пиксели, располагавшиеся на экране, словно кусочки пазла. Но сыщики так ничего и не дождались. Энергия, которая только что заполняла помещение, вмиг иссякла вместе с энтузиазмом.

Экран был черный.

– Должно быть, есть защитная система, – объявила Роза, – и она сочла наше вторжение незаконным.

– А ты замаскировала сигнал? – с тревогой спросил Борис.

– Ну конечно! – огрызнулась Роза. – Ты за дуру меня держишь? Но там, видимо, есть какой-то код или что-то в этом роде.

– Что-то типа логина и пароля? – спросил Горан, который тоже не понял, в чем дело.

– Что-то в этом роде, – рассеянно повторила Роза. И тут же пояснила: – Ссылка – скорей всего, для прямой связи. Логин и пароль уже не обеспечивают полной безопасности. Они оставляют следы и могут привести к пользователю. А тот, кто входил отсюда, хотел сохранить анонимность.

Мила до сих пор не произнесла ни слова, и эти разговоры ее раздражали. Она глубоко дышала и стискивала кулаки – так, что потрескивали суставы. Что-то не вписывается, но она никак не может понять что. Горан на короткий миг повернулся к ней, как будто его уколол ее взгляд. Мила сделала вид, что ничего не заметила.

Тем временем атмосфера в комнате все накалялась. Борис решил излить свое разочарование на Сару Розу:

– Раз ты знала, что доступ могут заблокировать, почему не воспользовалась параллельной связью?

– Что ж ты мне не подсказал?

– А что бывает в таких случаях? – полюбопытствовал Горан.

– Если система находится под защитой, проникнуть в нее нельзя!

– Давайте сменим код и еще раз попробуем, – предложила Роза.

– Ну ты даешь! – взвился Борис. – Там же миллионы комбинаций!

– Да пошел ты! По-твоему, одна я во всем виновата?

Мила продолжала молча наблюдать за выяснением отношений.

– Если у кого-то были идеи или советы, надо было раньше высказываться!

– Да ты же на всех кидаешься, стоит кому-то рот открыть!

– Оставь меня в покое! Между прочим, я тоже могу…

– А это что?

Фраза Горана упала, как перегородка между спорщиками. Тон его не был ни встревоженным, ни раздраженным, как могла бы ожидать Мила, и тем не менее он вмиг заставил обоих замолчать.

Криминолог указывал на экран компьютера.

Он уже не был черным.

В верхней части, на границе левого поля, появился знак:

Ты здесь?

– Ах ты черт! – воскликнул Борис.

– Так что это? – повторил Горан. – Кто-нибудь может мне сказать?

Роза опять села перед монитором и положила руки на клавиатуру.

– Мы вошли.

Остальные склонились над ней.

Индикатор продолжал мигать, как будто в ожидании ответа, но ответа пока не было.

Это ты?

– Мне кто-нибудь объяснит, что это значит? – Горан начал терять терпение.

Роза кинулась объяснять:

– Это дверь.

– То есть?

– Ну, дверь, вход. Мы вошли в какую-то сложную систему. Вот диалоговое окно, чат, одним словом. На том конце кто-то есть.

– И хочет с нами побеседовать, – добавил Борис.

– Или с Александром Берманом, – поправила Мила.

– Так чего мы ждем? Надо отвечать! – заторопился Стерн.

Гавила посмотрел на Бориса, специалиста по коммуникациям. Молодой агент кивнул и встал прямо за спиной у Сары Розы, чтобы подсказывать ей, что писать.

– Скажи, что ты здесь.

И она написала:

Да, я здесь.

Они подождали, пока на мониторе не возникнет фраза:

тебя не было + я волновался

– Так. Раз «волновался», значит мужчина.

Борис удовлетворенно кивнул и продиктовал Саре Розе следующий ответ, но велел писать только маленькими буквами, как и собеседник, объяснив, что большие буквы иногда пугают пользователей и ни к чему настораживать незримого собеседника.

я был очень занят, а как твои дела?

задавали массу вопросов, но я не раскололся

Кто-то задавал ему вопросы? По какому поводу?

У всех, особенно у Горана, возникла мысль, что человек, с которым они беседуют, замешан в чем-то незаконном.

– Может, его допрашивала полиция, но не сочла нужным задерживать, – высказала догадку Роза.

– Или ей было достаточно доказательств, – поддержал ее Стерн.

У каждого в сознании уже сформировался образ сообщника Бермана. Мила вспомнила сцену в мотеле, когда ей показалось, что кто-то преследует ее по гравийной площадке. Она ни с кем не поделилась этим ощущением, надеясь, что это не более чем ощущение.

Борис решил спросить у таинственного собеседника:

кто задавал тебе вопросы?

Пауза.

они

кто они?

Ответа не последовало. Борис решил проигнорировать эту заминку и зайти с другой стороны:

что ты им сказал?

историю которую мне расказал ты, и это сработало

Горана, помимо непонятного смысла фраз, тревожили орфографические ошибки.

– Это могут быть условные знаки, – объяснил он. – Он, вероятно, ждет ошибок и от нас. Если мы их не сделаем, он прервет связь.

– Он прав. Копируй правописание, вставляй в слова его ошибки, – посоветовал Розе Борис.

А на экране тем временем высветилось:

йа приготвил все как ты с-казал только с-кажи когда

Так они ничего не добьются. Борис велел Саре Розе написать, что скоро будет известно «когда», но пока надо подытожить весь план, чтобы удостовериться в его правильности.

Мила сочла это отличной идеей: они таким образом скроют свое неведение от собеседника. И тот спустя какое-то время ответил:

план выти ночью чоб никто не видел. кода будет 2 доти до конца улицы спрятаться в кустах ждать фары машины спыхнут 3 раза тода могу выти

Никто ничего не понял. Борис озирался, ожидая пояснений. Наконец встретил взгляд Гавилы:

– Вы что думаете, доктор?

Криминолог о чем-то размышлял.

– Не знаю. Что-то ускользает, никак не ухвачу.

– У меня такое же ощущение, – подхватил Борис. – Этот собеседник, похоже… умственно отсталый или психически неполноценный.

Горан шагнул к Борису:

– Надо выманить его.

– Как?

– Не знаю. Скажи, что не уверен в нем и думаешь отказаться от плана. Скажи, что «они» теперь и на тебя нацелились. А потом потребуй у него доказательств. Пусть позвонит по надежному номеру.

Роза быстро напечатала вопрос. Но в поле для ответа долгое время лишь мигал курсор.

Потом на экране появилась надпись:

не могу говорить по телефону они меня слушают

Ясное дело: либо он большой хитрец, либо и впрямь боится, что его засекут.

– Настаивай. Пытайся дознаться, кто такие «они», – посоветовал Горан. – Спроси, где «они» сейчас.

На сей раз ответ не задержался:

они близко

– Спроси, насколько близко, – не унимался Горан.

тут рядом со мной

– Это что еще за чертовщина? – фыркнул Борис и схватился за голову.

Роза откинулась на спинку кресла и недоверчиво нахмурилась:

– Если они так близко и держат его под присмотром, почему же они не видят того, что он пишет?

– Потому что он видит не то, что видим мы.

Это произнесла Мила и с удовольствием отметила, что теперь никто не уставился на нее как на привидение. Ремарка, однако, вызвала в группе живой интерес.

– Что ты имеешь в виду? – спросил Гавила.

– Мы решили, что у него, как и у нас, перед глазами черный экран. А что, если перед ним экран, на котором присутствуют другие элементы, скажем рисунки, надписи, изображения… Вот почему «они» хотя и рядом, но не знают, что он общается с нами.

– Точно! – воскликнул Стерн.

Всех снова охватила непонятная эйфория.

Горан повернулся к Саре Розе:

– А мы можем зайти на этот сайт?

– Конечно. Я подключусь с другого компьютера, и мы получим его IP-адрес. – Давая объяснения, Роза открыла свой ноутбук, чтобы создать второе подключение к Сети.

Спустя некоторое время на экране появилось:

Ты еще здесь?

Борис покосился на Горана:

– Что отвечать?

– Выжди. Только не спугни его.

Борис попросил немного подождать: мол, ему звонят в дверь, он пойдет откроет.

А Сара Роза тем временем сумела скопировать IP-адрес их собеседника.

– Есть, готово, – объявила она.

Потом забила его в строку и нажала ввод.

Спустя несколько секунд страница открылась.

Никто не мог произнести ни слова – то ли от удивления, то ли от ужаса.

На экране медведи танцевали с жирафами, бегемоты отбивали ритм на бонго, шимпанзе играл на укулеле. Комнату наводнила музыка. На фоне веселья в сказочном лесу разноцветная бабочка приветственно махала им крыльями.

Ее звали Присцилла.

Они замерли, не веря своим глазам. Затем Борис бросил взгляд на главный экран, где по-прежнему сиял вопрос:

Ты еще здесь?

И тогда спецагент проронил четыре слова, тяжелых, словно камни:

– Черт… побери… это… ребенок.

10

Самое популярное слово в поисковиках – секс. Второе место занимает Бог. Горан всякий раз удивлялся: для чего людям искать Бога в Интернете. На третьем месте два слова – Бритни Спирс. И еще – death, смерть, – с той же частотностью.

Секс, Бог, Смерть и Бритни Спирс.

Впервые Горан забил в поисковике имя своей жены – сам не знал зачем. Просто так, инстинктивно. Он вовсе не рассчитывал ее найти и, конечно, не нашел. Но здесь он мог найти хоть какую-то информацию. Почему он так мало знал о ней? С того момента что-то словно заработало у него внутри.

Он понял, зачем преследует ее.

На самом деле ему не надо знать, где она. Если на то пошло, это совершенно не важно. Ему достаточно знать, счастлива ли она сейчас, – и все. Его приводит в бешенство то, что она избавилась от него и Томми, чтобы обрести счастье в другом месте. Значит, можно разбивать жизнь другим ради эгоистичных поисков счастья? Видимо, можно. Она так и поступила и, что еще хуже, не вернулась назад, чтоб залечить рану, после того как по живому оторвала себя от одного человека, с которым делила жизнь, и от другого, который был плоть от плоти ее. А вернуться она может, должна. У всех рано или поздно наступает момент, когда для того, чтобы жить дальше и смотреть только вперед, надо оглянуться и посмотреть, не изменилось ли что-то у тебя за спиной и в тебе. Отчего же у нее этот момент не наступил? Отчего она даже не попробовала? Ни единого безмолвного звонка среди ночи. Ни единой открытки без слов. Сколько раз Горан, провожая в школу Томми, оглядывался в надежде увидеть ее, тайно следившую за сыном. Но нет. Она не удосужилась даже справиться, здоров ли он. И Горан начал спрашивать себя, что за человека он думал удержать возле себя всю жизнь?

А раз так, то чем он, по сути, отличается от Вероники Берман?

Она тоже обманута. Муж воспользовался ею, чтобы создать себе респектабельный фасад, ведь именно она заботилась обо всем, что он имел: о добром имени, о доме, об имуществе – обо всем. А его счастье было на стороне. Но, в отличие от Горана, та женщина почувствовала пропасть, разверзшуюся под прикрытием идеальной жизни, уловила запах гниения. И закрыла глаза, проглотила обман, стала сообщницей молчания, партнершей в игре, спутницей во благо и во зло.

А Горан даже не подозревал, что жена может бросить его. Ни слова, ни знака, ни малейшего звука, на который можно было бы мысленно обернуться и сказать: «Да! Это же было так очевидно, а я ничего не замечал!» Уж лучше б он понял, что был никудышным мужем, и потом винил бы себя – за недостаток внимания к ней, за небрежное отношение. Он пытался искать причину в себе: так он хоть что-то понял бы. Но нет, тишина. И сомнения. Остальному миру он объявил без объяснений: ушла и все. Пускай каждый сам выработает свою версию событий. Один скажет: бедный муж. Другой: дыма без огня не бывает. Он с готовностью примерил на себя обе роли, переходя от одной к другой. В конце концов, всякое горе – дело житейское, ничего не попишешь.

А она?.. Как долго она притворялась? Как долго вынашивала этот план? Сколько времени ей потребовалось, чтобы таить в себе эти мысли, прятать под подушку эти мечты, засыпая с ним рядом. Долго прикрывала свое тайное желание повседневным поведением жены и матери, пока не разработала свой план, свой замысел? План. Когда она поняла или внушила себе, что его можно реализовать? Куколка держала в себе тайну своей метаморфозы и продолжала жить рядом – с ним и Томми. И готовила, молча готовила свое превращение.

Где она теперь? Ведь где-то же она живет, в параллельной вселенной, рядом с такими же людьми, которых Горан видит каждый день, которые обустраивают дом, терпят мужей и жен, заботятся о детях. В таком же банальном мире, но далеко от него и Томми, среди новых красок, новых друзей, новых лиц, новых имен. Что она ищет там, в новом мире? Чего ей так не хватало здесь? В сущности, все мы ищем тех или иных ответов в параллельной вселенной, размышлял Горан. Как те, кто ищет в Интернете: Секс, Бога, Смерть и Бритни Спирс.

Александр Берман же охотился в Интернете на детей.

Это всплыло мгновенно. Как только на компьютере Бермана открылся сайт Бабочка Присцилла, сразу же, по обнаружении международного сервера, управляющего этой системой, все стало понятно.

Сеть педофилов с филиалами во многих странах.

Мила права: в эту сеть входил и «ее» учитель музыки.

Специальный отдел преступлений в Сети выявил почти сотню абонентов этого сайта. Пошли первые аресты, скоро возьмут нескольких приверженцев. Их не так много, но все респектабельные люди – вне подозрений, занимающие хорошие должности, все состоятельные и потому способные выложить значительные суммы за свою анонимность.

Среди них Александр Берман.

Возвращаясь домой вечером, Горан рисовал в своем воображении деликатного, приветливого, морально устойчивого индивида, каким, по описаниям друзей и знакомых, был Берман. Безупречная маска. Странно, почему мысль о Бермане он совмещает с мыслью о жене. А может, он все знал, только не хотел себе в этом признаваться? Так или иначе, едва он переступит порог дома, сразу же прогонит эти мысли и предоставит себя в полное распоряжение Томми, как пообещал ему по телефону, когда сообщил, что вернется сегодня пораньше. Сын принял это известие со щенячьим восторгом и спросил, можно ли будет заказать пиццу. Горан легко согласился: как мало ребенку надо для счастья! Дети умеют получать его от любых мелочей.

В итоге Горан заказал пиццу со стручковым перцем для себя и с двойной порцией моцареллы для Томми. Они вместе сделали заказ по телефону, поскольку пицца – это совместный ритуал. Томми набирал номер, а Горан говорил. Потом они поставили на стол большие тарелки, специально для этого приобретенные. Томми будет пить сок, Горан позволит себе пиво. Прежде чем поставить стаканы на стол, их положили в морозилку, чтобы они покрылись инеем и как следует охладились.

Но Горан никак не мог успокоиться – все возвращался мыслями к этой идеальной организации. Агенты особого отдела раскопали базу данных, в которой содержалось более трех тысяч имен детей с адресами и фотографиями. Порочная сеть прикрывалась липовыми доменами, посвященными заботе о детях, и заманивала жертв в ловушку. Бабочка Присцилла. Животные, красочные видеоигры, безобидные песенки…. Все так похоже на мультики, которые Горан и Томми стали вместе смотреть после ужина по спутниковому каналу. Голубой тигр и белый лев. Сын прижался к отцу и увлеченно следил за приключениями двух лесных друзей. А отец наблюдал за ним.

«Я должен защитить его», – сказал он себе.

И ощутил в глубине сознания липкий комок темного страха. Он боялся не сделать того, что нужно, боялся что-то упустить. Потому что одного родителя мало, пусть даже они с Томми справляются. Но что будет, если за черным экраном компьютера Бермана вместо того неизвестного ребенка окажется его Томми? Сможет ли он, Горан, вовремя заметить, как кто-то подбирается к сознанию и жизни его сына?

Пока Томми делал уроки, Горан уединился в кабинете. Еще не было и семи. Он снова стал листать досье Бермана, выискивая детали, которые могли пригодиться в расследовании.

Первым было кожаное кресло, на котором Крепп не обнаружил отпечатков.

«На всем остальном есть, а на нем нет… Почему?»

Наверняка не без причины. Но как только ему кажется, что он ухватил эту причину, она ускользает в сторону. По направлению к опасностям, подступающим к жизни его сына.

Горан – криминолог, он знает, из чего соткано зло. Но до сих пор он наблюдал его со стороны, как ученый. И никогда не поддавался мысли, что это самое зло может протянуть свою зловещую руку и дотронуться до него. А теперь он думает об этом.

Когда человек становится монстром?

Это определение он официально отвергает, но оно тайком пробирается в его мозг. Зачем ему знать, как это происходит? Когда они переступают эту грань и замечают ли это сами?

Берман входил в четко отлаженную структуру с установленной иерархией и соответствующим уставом. Коммерческий агент примкнул к ней еще в университете. В те времена еще не было таких охотничьих угодий, как Интернет, и требовались немалые усилия, чтобы оставаться в тени и не вызывать подозрений. Поэтому адептам советовали обустроить себе образцовую жизнь, надежное укрытие своей истинной натуры и тайных импульсов. Мимикрия – ключевое слово для подобной стратегии.

Берман вернулся из университета, имея точный план дальнейшей жизни. Во-первых, он разыщет давнюю подругу, которую не видел несколько лет. Вероника никогда не была достаточно красива, чтобы парни, в том числе и он сам, интересовались ею. Он убедил ее, что давно влюблен и только скрывал свои чувства из робости. Она, как и следовало ожидать, сразу согласилась выйти за него. Первые годы супружества прошли, как у всех, во взлетах и падениях. Он часто уезжал в командировки, и в этих путешествиях пользовался свободой, чтобы отлавливать своих маленьких жертв.

С появлением Интернета все упростилось. Педофилы быстро овладели этим бесподобным инструментом, который позволял им не только действовать инкогнито, но и манипулировать добычей с помощью хитроумных ловушек.

Но Александр Берман не обеспечил себе абсолютной мимикрии, потому что Вероника никак не могла родить ему ребенка. Это было недостающее звено, благодаря которому он стал бы и впрямь выше любых подозрений, поскольку отец семейства не интересуется чужими детьми.

Криминолог подавил естественное негодование и закрыл досье, изрядно пополненное за последние часы. Нет, он не станет больше читать. Сейчас ему хочется лишь лечь в постель и забыться сном.

Кто, если не Берман, мог быть Альбертом? Хотя им еще предстоит как-то увязать его с кладбищем рук и пропажей остальных пяти девочек, чьи трупы пока не найдены, но едва ли кто другой мог заслужить звание мясника.

Но чем дольше Горан думал об этом, тем больше его одолевали сомнения.

В 20:00 Рош официально объявит о поимке маньяка в переполненном зале пресс-центра. Горана теперь мучила эта мысль; фактически она свербит в мозгу с того момента, как они открыли тайну Бермана. Неясная, словно туман, мысль коварно приютилась в уголке сознания. И в этой тени продолжала пульсировать, показывая, что никуда не делась. И только теперь, в тишине дома, Горан решил осмыслить ее во всей полноте.

«Что-то не складывается в этой истории… По-твоему, Берман невиновен? Да нет, виновен, конечно, он же педофил. Но он не убивал этих девочек. Он ни при чем… Откуда такая уверенность?»

Да если б Александр Берман действительно был нашим Альбертом, мы нашли бы в его багажнике последнюю девочку, шестую, а не Дебби, первую. Ее он должен был расчленить уже давно.

И как раз когда эта мысль оформилась в его сознании, Горан посмотрел на часы: до восьми, до пресс-конференции, всего несколько минут.

Роша надо остановить.

Старший инспектор созвал весь цвет журналистики, как только узнал про новый виток в деле Бермана. Было официально заявлено – он не желает, чтобы СМИ получали сведения из вторых рук, из неофициальных источников, где их могут переврать. Но на деле его беспокоило, что сюжет просочится по другим каналам и вся слава достанется не ему.

Рош мастерски водил репортеров на коротком поводке. Поэтому пресс-конференции он всегда начинал с опозданием на несколько минут, давая понять, что шефа опергруппы задерживают неотложные дела.

Рош наслаждался шумом из конференц-зала рядом с его кабинетом; это было своего рода энергетической подпиткой его эго. Эти несколько минут он спокойно сидел, положив ноги на стол, который унаследовал от предшественника, под чьим началом служил много лет – слишком долго, на его взгляд, и потому без лишней щепетильности он спихнул его восемь лет назад.

В дверь постучали.

– Войдите. – Рош повернул голову к двери.

Переступив порог, Мила уловила самодовольное выражение на лице старшего инспектора и спросила себя, какого черта она ему понадобилась.

– Агент Васкес, хочу лично поблагодарить вас за неоценимый вклад в данное расследование.

Мила наверняка бы смутилась и покраснела, если б не понимала, что это лишь прелюдия к тому, чтобы избавиться от нее.

– Я не так уж много сделала, господин инспектор.

Рош взял со стола нож для разрезания бумаги и начал острием чистить ногти. Не отрываясь от своего занятия, рассеянно произнес:

– Напротив, вы были нам весьма полезны.

– Мы так и не установили личность шестой девочки.

– Установим, как и все остальное.

– Господин инспектор, я прошу разрешения дать мне хотя бы день-другой для завершения работы. Я уверена, что добьюсь результата.

Рош выпустил нож, убрал ноги со стола, встал и направился к Миле. Одарив ее лучезарной улыбкой, он взял ее за правую руку, все еще забинтованную, и пожал ее, не замечая, что делает ей больно.

– Я говорил с вашим шефом, сержантом Морешу, он заверил меня, что вы получите заслуженное вознаграждение за вашу работу.

С этими словами он подвел ее к двери:

– Желаю вам счастливого пути, агент Васкес. И не забывайте нас.

Мила кивнула. Что тут скажешь?.. В мгновение ока она оказалась за порогом, дверь за ней захлопнулась.

Надо бы обсудить ситуацию с Гораном Гавилой: наверняка он не в курсе ее внезапного отъезда, но он уже уехал домой. Несколько часов назад она слышала, как он давал по телефону указания насчет ужина. Судя по его тону, он разговаривал с ребенком лет восьми-девяти. Они собирались заказать пиццу.

Мила поняла, что у Горана есть сын. Может, есть и женщина, которая разделит приятный вечер с отцом и сыном. Она почему-то почувствовала зависть к этой женщине.

На выходе она сдала жетон и получила конверт с билетом на поезд. На сей раз никто не станет провожать ее на вокзал. Надо будет вызвать такси, в надежде, что ее начальство оплатит расходы, и заехать в мотель за вещами.

Оказавшись на улице, она сказала себе, что спешить некуда. Огляделась, вдохнула воздух, внезапно показавшийся чистым и благотворным. Город как будто погрузился в огромный холодный шар в преддверии перемены погоды. Один градус выше или ниже – и все изменится. Такой разреженный воздух – не что иное, как заблаговременное обещание снегопада. Вряд ли все надолго останется в этой неподвижности.

Она вытащила из конверта билет: до отправления поезда еще три часа. Но думала она о другом. Успеет ли она за этот срок сделать то, что наметила? Все равно не узнаешь, пока не попробуешь. Даже если это напрасный труд, никто все равно не узнает. А уехать, не разрешив сомнений, она не может.

Три часа. Пожалуй, должно хватить.

Она взяла напрокат машину и провела в дороге около часа. Вершины гор впереди окаймляли небо. Вокруг – деревянные дома с покатыми крышами. Из труб поднимается серый дым, пахнущий смолой. Во дворах видны поленницы. Из окон льется уютный желтоватый свет.

По Сто пятнадцатому шоссе Мила свернула на двадцать пятом километре и поехала к интернату, где училась Дебби Гордон. Надо осмотреть ее комнату. Она уверена, что найдет там какой-нибудь след, ведущий к девочке номер шесть, к ее имени. Хотя старшему инспектору Рошу это вроде бы уже и не нужно, Мила не могла оставить дело неоконченным. Она обязана совершить этот жест милосердия. Весть о том, что девочек было не пять, а больше, не распространилась широко, и потому ни у кого нет возможности оплакать шестую жертву. Над безымянной жертвой никто, понятное дело, этого делать не станет. Так неужели ей суждено остаться белым пятном на могильном камне, безмолвной паузой в конце короткого перечня имен, всего лишь номером, добавленным к бесстрастной бухгалтерии смерти?

Вообще-то, ее больше тревожила другая мысль, ради которой она проделала такой путь. Собственно, даже не мысль, а ощущение щекотки в надключичной ямке.

Она приехала на место уже после девяти вечера. Интернат был расположен в красивом пригороде на высоте тысяча двести метров. Улицы в этот час были пустынны. Здание школы находилось на окраине городка, на холме, в окружении прекрасного парка с манежем, теннисными кортами и баскетбольной площадкой. Ко входу вела длинная подъездная аллея, по которой припозднившиеся школьники возвращались после занятий спортом. Тишину вечера то и дело нарушали взрывы звонкого детского смеха.

Мила обогнала детей и припарковалась на площадке. Вскоре она уже входила в канцелярию за разрешением посетить комнату Дебби, в надежде, что ей не станут препятствовать. Проконсультировавшись у директора, секретарша сказала, что разрешение получено. К счастью, мать Дебби после разговора с Милой позвонила в школу и предупредила о ее визите. Секретарша вручила Миле пропуск с надписью «посетитель» и объяснила, где находится комната Дебби.

Мила прошла по коридорам в крыло здания, где обитали девочки. Найти комнату Дебби не составило труда. Ее соученицы украсили дверь ленточками и записочками на цветной бумаге. Они писали о том, что скучают по ней и никогда ее не забудут. И конечно, неизменное: «Ты навсегда останешься в наших сердцах».

Она думала о Дебби, о ее телефонных звонках домой, о просьбах забрать отсюда, об одиночестве девочки ее возраста – робкой, неловкой, возможно даже затравленной соученицами этого престижного заведения. Отсюда и эти безвкусные билетики, запоздалое лицемерное сочувствие. «Раньше надо было сочувствовать, когда она тосковала здесь, – укорила их Мила, – или когда кто-то похитил ее прямо у вас на глазах».

Из глубины коридора доносились крики и веселый галдеж. Перешагнув через давно погасшие свечи, которые кто-то расставил перед порогом, Мила вошла в бывшее убежище Дебби.

Она закрыла за собой дверь, и сразу стало тихо. Протянув руку к лампе, зажгла ее, и перед ней предстала крошечная комнатка. Впереди окно, выходившее в парк. У стены письменный стол в безупречном порядке. Над ним книжные полки, плотно заставленные книгами: Дебби любила читать. Справа дверь в ванную, закрытая. Мила решила, что ее осмотрит в последнюю очередь. На кровати несколько плюшевых игрушек, которые таращились на Милу холодными неживыми глазами, так что ей сразу стало неловко за свое вторжение. Стены увешаны постерами и фотографиями Дебби дома с псом Стингом и другими близкими существами, от которых ее оторвали, устроив в этот престижный интернат.

Дебби со временем обещала стать красавицей, отметила Мила. Ее сверстницы не замечали этого, а потом, быть может, стали бы раскаиваться, что вовремя не разглядели лебедя в этом гадком утенке. Но тогда уже и она стала бы их игнорировать, по заслугам.

Миле пришло на память вскрытие, на котором она присутствовала, и то, как Чан очистил от пластикового мешка лицо в обрамлении волос, сколотых заколкой в виде белой лилии. Убийца причесал ее, и Мила тогда еще подумала, что это было сделано в расчете на полицейских.