Текст книги "Дом огней"

11

– Доктор Джербер.

Он почти дошел до «дефендера», когда услышал, как его окликает Майя Сало. Она шла ему навстречу, в спешке натягивая кардиган: беспокоилась, что доктор уедет прежде, чем им удастся поговорить.

Солнце почти зашло, волосы девушки, казалось, притягивали последние оранжевые лучи.

– Если у вас нет других дел и есть желание, можете остаться на ужин, – сказала она.

Психолог не ожидал приглашения.

Майя заметила его удивление и, возможно, боясь, что зашла слишком далеко, прибавила:

– Синьора Ваннини приготовила очень вкусный зубчатый пирог, нам с Эвой вдвоем никак не справиться.

– Не прощу себе, если вкусный зубчатый пирог не будет съеден до последней крошки, – видя, что девушка стесняется, торжественно провозгласил Джербер.

Майя явно обрадовалась.

– Тогда решено, – заключила она, запахнула кардиган и направилась к темному дому. На мгновение Джербер даже вроде бы уловил на ее губах тень улыбки.

Вначале девушка занялась Эвой – отнесла ей ужин в комнату и сидела рядом, пока та не уснула.

Джербер ждал, сидя за дубовым столом перед огромным камином. Как всегда, домоправительница вернулась к своей семье перед заходом солнца, и ему даже не с кем было поболтать. Зубчатый пирог, прикрытый холстиной, источал многообещающий аромат. Психолог понял, что, если не считать спален Майи и девочки, кухня была единственным обжитым помещением во всем огромном доме.

Прочие залы покрыты пылью. И погружены в тишину.

Мало того что Эва была удалена от всего и от всех, – она жила практически в стенах своей комнаты, словно в заточении. Разве что вместо решеток – немыслимые обои с маргаритками.

Ты нашел свою красивую ручку.

Откуда она могла знать, что авторучка пропала? Сказала наугад? Психолог вспомнил свист, который услышал у себя в кабинете. Нет, это невозможно, сказал он себе.

Прошел почти час, и он услышал знакомые шаги на лестнице. И вот финская девушка возникла на пороге.

– Простите, что заставила вас так долго ждать, – извинилась Майя. – Сегодня Эва никак не могла уснуть.

– Ничего страшного. – Джербер хотел было объяснить, что бессонница – побочный эффект гипноза. Но потом одумался: это значит, что терапия сработала, а он не в силах разгадать смысл истории, которую девочка рассказала, будучи в трансе.

Майя не заметила запинки. Чуть ли не летая по кухне, вынула бокалы из буфета, извлекла бутылку красного вина, уже откупоренную и самым нелепым образом поставленную в холодильник. Джербер не возмутился при виде такого святотатства, поскольку глаза Майи блестели, когда она, прихватив все это, остановилась перед ним.

– Идемте со мной, – пригласила она; вручила ему вино и бокалы, а сама прихватила пирог.

Они уселись на каменных ступеньках, ведущих к дому, не замечая холода, под огромной белой луной, делающей излишним всякое другое освещение. Между ними – остатки ужина, который они ели просто так, без приборов, беря пирог с противня прямо руками.

– Синьора Ваннини рвется передать мне какие-то из своих рецептов, но это бесполезно: у меня ни за что не получится такая вкуснятина, – проговорила девушка с набитым ртом.

Джербер вспомнил зубчатый пирог Аделе, домоправительницы в Порто-Эрколе.

– Мука, сахар, яичные желтки и растопленное сливочное масло. Для начинки: свекольная ботва, кедровые орешки, изюм без косточек, черствый хлеб, щепотка корицы и, только никому об этом не говори, немного рома. – Невероятно: он до сих пор помнил рецепт. – А «зубчатый» он потому, что у него такие же края. – Джербер поднял руку и указал на тянувшийся вокруг всего дома карниз, чтобы Майя уловила сходство.

Это по-настоящему ее восхитило.

– И ты смог бы такой испечь?

– Однажды я провел целое лето с ногой в гипсе. Видя, что я смертельно скучаю, одна женщина, очень ко мне привязанная, научила меня готовить.

Девушка, заинтересованная, склонила голову набок. Перед ними среди холмов сверкали огни Сан-Джиминьяно.

Майя взяла бокал обеими руками, поднесла его к губам и сделала глоток, не отрывая взгляда от городка на горизонте. Она помрачнела, заметил Джербер.

– Знаешь, сколько раз я собиралась уехать из этого дома, – призналась Майя.

Действительно, он и сам задумывался, почему она до сих пор этого не сделала. Решение затвориться в огромном пустом доме с проблемной девочкой было нелегко понять. Кому в самом деле под силу вести такую жизнь?

– Но я уже почти отослала свой диплом в университет по электронной почте. Осталась заключительная часть, и потом я вернусь в Хельсинки, – добавила она, словно объясняя, почему медлит с отъездом.

Объяснение не совсем убедило психолога.

– Если у тебя складывается впечатление, будто ты бросаешь Эву, то это не так, – поддержал он девушку, поняв настоящую причину. – Ее уже бросили родители, особенно мать.

– Об отце я вообще практически ничего не знаю, дочь о нем не говорит, его как будто и не существует, – сменила тему Майя. – А мать меня наняла по телефону.

– Не пожелала даже с тобой встретиться?

Майя покачала головой:

– Я ее ни разу не видела.

Гипнотизер сначала не поверил, но быстро произвел подсчеты в уме: синьора Ваннини сказала, что хозяйка не приезжала даже на Рождество, а Майя прибыла в Тоскану писать диплом три месяца назад. Ему бы самому догадаться: как от него могла ускользнуть такая простая вещь?

– Значит, ты не знаешь, что за человек Беатриче Онельи Кателани…

– Если мне нужно с ней поговорить, я посылаю эсэмэс. Потом Беатриче перезванивает, когда ей удобно. Иногда через несколько дней, – добавила девушка.

Знаю, каково это – расти без матери, подумал психолог. Хотя сравнение верно лишь отчасти: ведь его мать умерла до того, как могла бы по-настоящему ему что-то дать. Так или иначе, не помогало делу и общество овдовевшего отца, такого как синьор Б.: он не только не был способен выразить нежные чувства, но даже не мог преодолеть свое горе. Грустный человек, слоняющийся по дому, – таким он виделся сыну.

– Ты называешь Беатриче по имени, – отметил Джербер. – Вот я и подумал, что у вас близкие отношения.

– Она попросила так себя называть. В самом деле, она открытая и непосредственная. Не то что другие работодательницы: те, как правило, относились ко мне свысока.

– Мне показалось, однако, что синьора Ваннини плохого мнения о матери Эвы. – Джербер вспомнил, как вспылила женщина при их первом знакомстве.

Майя пожала плечами:

– Она и отца Эвы последними словами честит.

– Не знаешь, как давно она здесь служит?

– Нет, но иногда Ваннини говорит о старых добрых временах, когда она командовала целым штатом прислуги и в доме всегда было полно народу. Кажется, Онельи Кателани обычно прибывали сюда летом и устраивали невероятные празднества, которые длились несколько дней, а гости съезжались со всего света.

– А десять лет назад все изменилось, – подытожил Джербер, вспомнив, сколько лет девочке.

Они помолчали.

– Как по-твоему, Эва действительно слышит голос своего воображаемого друга? – задала Майя более чем закономерный вопрос.

– Если у нее шизофрения, то, разумеется, слышит, – отвечал Джербер. – Но еще рано ставить диагноз. Однако, чтобы подкрепить свою историю, Эва развила в себе удивительную способность лгать.

– Что ты имеешь в виду?

– Например, я заподозрил, что она выходила в сеть, чтобы найти информацию обо мне, а сегодня она, как будто случайно, пожаловалась, что интернет не работает. Но ты совсем недавно сказала, что посылаешь диплом по электронной почте.

– Интернет и в самом деле подвисает, – признала Майя, словно пытаясь оправдать девочку. – Но, как ты говоришь, это ничего не меняет: Эва действительно тебе солгала.

Джербер был рад, что обрел союзницу. Обычно люди, живущие рядом с хроническими лгунами, стремятся отрицать очевидное.

Ставя бокал на ступеньку, девушка коснулась его руки. Джербер инстинктивно обернулся и заглянул ей в лицо.

– Ты сегодня хорошо поработал с Эвой, – сказала та, не отводя взгляда. – Пока я укладывала ее спать, она только о тебе и говорила.

Джербер был бы и рад подтвердить, что так и есть, он хорошо поработал с Эвой. Но тревога не отпускала.

Ты нашел свою красивую ручку.

Хоть он и был убежден, что Эва – искусная лгунья, история с авторучкой заронила в нем сомнения.

Джербер вспомнил, как Майя спросила, можно ли из поведения девочки заключить, что ее странности объясняются чем-то еще, кроме шизофрении. Тон, каким был задан этот вопрос, ему не понравился – она будто хотела намекнуть, что есть некая причина, ускользающая от его понимания.

– Что случилось? – спросила девушка, выводя его из задумчивости. – Я что-то не то сказала?

Он хотел бы признаться, что, наверное, не в силах помочь Эве, ибо сначала Ханна Холл, а потом сказочник отняли у него уверенность в себе, а заодно и целые фрагменты его жизни. Сначала он потерял жену и сына, потом и все остальное. Остались какие-то крохи, и он боялся, что ему нечего больше предложить. Может быть, прежний Пьетро Джербер и оказался бы на высоте задачи, но опустившийся тип, в которого он превратился, – лишь тень улестителя детей.

– Во Флоренции бытует легенда о художнике, по творчеству которого ты пишешь диплом, – стал он рассказывать. – Однажды Чимабуэ увидел, как пастушок рисует на скале овечку. И решил стать его учителем, обнаружив талант, который все прочие не замечали.

– Я не знала этой истории, – заявила Майя. – При чем тут Эва?

– Дети часто проявляют из ряда вон выходящие дарования, – сказал доктор. – Но порой это не дарования, а проклятия. Великий мастер может распознать первые. Детский психолог должен уметь определить вторые, а я не знаю, способен ли я еще на это.

– Никто не знает, на что он способен, пока не попробует, – утешила его девушка. – Почему ты так уверен, что Чимабуэ оказался прав?

Джербер уставился на нее, остолбенев:

– Потому что тот пастушок был Джотто.

Открытие ее потрясло: складывалось впечатление, будто Майя понятия не имела, что Чимабуэ был учителем Джотто. Как такое возможно?

Она, наверное, прочла недоверие в его взгляде и отстранилась. Наступившее молчание мигом разрушило чары.

Джербер поднялся.

– Пора ехать, – объявил он, взял свой бокал и предложил помочь убрать со ступенек.

– Не надо, – отказалась Майя. – Я потом сама приберусь.

Казалось, ее несколько разочаровало завершение этого пикника под луной. Может, только у Джербера сложилось такое впечатление, но проверять настроения не было.

Они вместе направились к машине. Их дыхание застывало в воздухе. Никто из них не произносил ни слова. Но когда они подошли к внедорожнику, Майя задала вопрос:

– Как этому научиться?

– Чему? – рассеянно осведомился Джербер, открывая дверцу.

– Гипнотизировать детей.

Он задумался, как бы половчее ответить.

– Меня научил отец.

– Я так и думала, что у тебя, как и у Джотто, был хороший учитель, – сказала она, пытаясь загладить недавнюю оплошность.

– Я не сомневаюсь, что, будь он жив, дети предпочитали бы его… В моем кабинете всего лишь стоит кресло-качалка, а он воссоздал «Книгу джунглей» из папье-маше. Я включаю метроном, чтобы погрузить в транс, а он ставил старую пластинку с песенкой «Простые радости». Поэтому маленькие пациенты звали его синьор Б.

– Как медведь Балу, – сразу догадалась Майя.

Джербер был рад, что разделил с ней это воспоминание и получил в награду такой звонкий, сверкающий смех. Вечер, по крайней мере, завершился достойно.

Он забрался в «дефендер» и завел мотор.

Майя помедлила перед открытой дверцей.

– Но сегодня ты не использовал метроном. Эва рассказывала, что ты усыпил ее с помощью шара со снегом, который сам ей и подарил.

– Этот шар – что-то типа музыкальной шкатулки, – пояснил Джербер.

Но не сказал, что миниатюрный домик с зеркальными окнами не только воспроизводит мелодию: в него помещена скрытая камера, которая фиксирует все, что происходит в комнате Эвы в его отсутствие.

12

Около четырех часов следующего дня Пьетро Джербер сидел за рулем «дефендера», направляясь в Сан-Джиминьяно.

Время от времени он бросал взгляд на соседнее сиденье, куда положил смартфон. На дороге, которая вилась среди холмов Кьянти, сигнал пропадал, и психолог время от времени дотрагивался до дисплея, надеясь увидеть черточки, позволяющие сделать звонок.

Рядом с сотовым лежала старинная книжица в пурпурном переплете и с пожелтевшими страницами.

Перед тем как ехать в имение Онельи Кателани, Джербер выкроил время и зашел в букинистический магазин Гоннелли на улице Риказоли, основанный в 1875 году. Он обожал заходить в такие места, искал там прибежища в дождливые дни, бродил среди незнакомцев, которые, как и он, знали и любили те места во Флоренции, где еще можно было вкусить неких тайных радостей. Запах бумаги и клея, абсолютная тишина, прерываемая только шелестом страниц и шагами посетителей, послание, заключенное в драгоценных словах, копившихся столетиями…

В этой лавке он купил редкую и старинную книгу о Чимабуэ. Для Майи, в знак благодарности за вечер под луной, зубчатый пирог и беседу. И чтобы загладить неловкость: он рассказал об ученике художника, а она и не знала, что это Джотто.

Но он не был уверен, что в конце концов вручит ей книгу. По правде говоря, кроме этой несостыковки, его удерживало что-то еще. Причины, по которым Майя оставалась в том доме, не были для него до конца ясны. И потом, психолог боялся, что его дар будет не так понят. Но он думал о финской девушке. Уже давно Джербер не отвлекался на мысли о какой-либо женщине.

Наконец смартфон прицепился к ячейке ретранслятора, и на экране появилась черта. Продолжая вести машину, Джербер обратился к голосовому ассистенту и продиктовал номер. Потом включил громкую связь и стал дожидаться ответа.

– Меня уверяли, будто вы человек терпеливый, – сразу напустился на него Калиндри. – Еще и двух дней не прошло, мне нечего сообщить вам насчет ПДР. – Он тут же расшифровал. – Персоны для разъяснения.

Джербер забыл, что сыщик любит аббревиатуры.

– Я звоню не по поводу Ханны Холл, – перебил он собеседника. – И отвлекать вас не собирался, но мне нужно узнать одну вещь.

– Ладно, спрашивайте… – снизошел частный детектив, которому Джербер поручил следить за собой.

– Позавчера я вернулся во Флоренцию около десяти вечера, но пошел не домой, а в свой центр. Я хотел спросить, не находились ли вы где-то рядом. – Психолог помнил, что велел Калиндри начать наблюдение за зданием.

– Не знал, что вы и по ночам работаете, – обиделся сыщик.

Так что нет, его там не было, сказал себе Джербер.

– Хорошо, все нормально, я только спросил, – заторопился он.

Он ведь и на звонок решился, рассудив, что, если повезет, можно выяснить, кто принес авторучку.

– Что случилось, доктор? – обеспокоился Калиндри.

Джербер не хотел об этом говорить, но потом подумал, что детектив заслуживает хоть какого-то объяснения.

– Возможно, кто-то проник в мой кабинет.

– У вас что-то украли?

– Думаю, просто хотели запугать.

Или заставить усомниться в собственном душевном здоровье, подумал он про себя, вспомнив свист, предшествовавший находке.

– Вы были там, когда это случилось?

– Да, – подтвердил Джербер.

Сыщик что-то промычал.

– Что вы думаете делать, если это повторится снова?

– Ничего, – признался Джербер как на духу.

– У вас есть СИЗ?

– СИЗ?

– Система индивидуальной защиты… Одним словом, оружие есть у вас?

– Нет, – разозлился Джербер. Ему никогда не требовалось оружие.

– Обычно люди считают, что в состоянии защитить себя, но могу сказать по опыту: купить пистолет – не выход.

– Я и не собирался его покупать, – возразил психолог, немного задетый.

– Вот и хорошо.

Джербер никогда не чувствовал себя в опасности. Не было причин. Теперь слова сыщика вселили в него новый страх.

– Так или иначе, я буду настороже, – заверил его Калиндри, прежде чем прервать связь.

Джербер покачал головой, выдохнул и вновь сосредоточился на дороге. Через ветровое стекло уже можно было различить большой дом. Ему показалось, что на площадке рядом с неработающим фонтаном кто-то стоит. Он не был уверен, но, похоже, то была Майя Сало, и она смотрела на внедорожник, словно дожидалась его приезда.

Хотелось бы Джерберу верить, что девушке не терпится увидеть его, но он счел более вероятным другой вариант: в его отсутствие в доме что-то случилось.

– На этот раз я не сдержалась. – Майя Сало была явно рассержена, кроме того, потрясена. – Клянусь, я, как правило, проявляю понимание, стараюсь судить здраво. Но не думаю, что после сегодняшней ночи смогу смириться с таким положением вещей.

Джербер не мог уразуметь, о чем она.

– Мне пришлось ее отругать, – продолжала девушка. – Я никогда не повышала на нее голос, но как иначе, если она продолжает отрицать очевидное?

Все это, несомненно, касалось Эвы.

– И мне страшно! Да, страшно! – в гневе призналась Майя. – Эта девочка внушает мне страх, вот в чем дело. Я в ужасе, но бросить ее не хватает духу. Можно ли быть такой дурой?

Стараясь успокоить, психолог взял ее за руки. Майя закусила губу; казалось, она вот-вот расплачется.

– Сейчас ты мне все подробно расскажешь, хорошо? А потом мы вместе решим, как действовать дальше.

Девушка взглянула на него полными слез глазами и кивнула. Она в него верила.

– Пойдем, сам посмотришь, – сказала она и потянула его к дому.

Осколки шара со снегом лежали в железном совке, предназначенные на выброс. Синьора Ваннини смела их с пола в Эвиной комнатке, но Майя попросила не выкидывать их сразу. Хотела предоставить Джерберу доказательство того, что случилось.

– Она мне сказала, что шар упал с полки, – пояснила Майя. – Но невооруженным взглядом видно, что его расколотили об пол.

Джербер смотрел на осколки стекла, которые сверкали даже внутри темного чуланчика, расположенного рядом с кухней. Только миниатюрный домик с зеркальными окнами уцелел. Хотя без воды и поддельного снега он казался призрачным.

А Майя тем временем продолжала:

– Но не это самое главное: когда я спросила Эву, как такое могло случиться, та ответила с самым невинным видом, что она тут ни при чем. Если бы она призналась, что нечаянно разбила эту штуку, вопрос был бы на этом закрыт. Но она меня уверяла, что шар упал сам.

Психолог изумился:

– Она не стала винить воображаемого друга?

С точки зрения Эвы, это было бы проще и логичнее всего. Если в твоем распоряжении имеется невидимый мальчик, почему бы этим не воспользоваться?

– Нет, – отрезала Майя. – Даже не упомянула о нем.

– Я так понимаю, это случилось сегодня ночью, – начал Джербер: он хотел узнать все детали и выстроить последовательность событий.

– Около трех часов, – уточнила Майя. – Я спала у себя в комнате, а она напротив комнаты Эвы; грохот разбудил меня. Я скорее бросилась к ней: девочка сидела на кровати и показывала на что-то перед собой, в темноте. Я зажгла свет и увидела на полу разбитый шар и все мягкие игрушки.

Психолог представил себе эту сцену.

– Стало быть, Эва утверждает, что она тоже спала, когда это случилось.

Девушка кивнула, все еще расстроенная.

Очень хитрый ход, подумал Джербер. То, что Эва не приплела своего несносного дружка, теперь приобретало смысл. Не упоминая о нем, Эва на самом деле хотела, чтобы они сами вовлекли его в происходящее. Не хотите верить мне, так я вас заставлю. Безупречная логика.

– Могу я наконец выбросить эти стекляшки, пока никто не порезался? – спросила синьора Ваннини у них за спиной. Она тоже была разгневана. – Эта маленькая врунья заслуживает хорошей взбучки.

Джербер не был убежден, что наказание поможет. Наверное, полезнее было бы заставить ее взглянуть в глаза правде. Поэтому он нагнулся над осколками шара со снегом и, делая вид, что рассматривает их, вынул крохотную карту памяти из подставки с устройством, воспроизводящим музыку.

Карта содержала запись всего, что там происходило.

Он посмотрит видео этим же вечером.

– Теперь пора пойти к Эве, – объявил доктор.

– Ты опоздал, – тут же поставила ему на вид девочка своим обычным серьезным тоном.

Она никогда не улыбается, подумал Пьетро Джербер.

– Извини, – сказал он, закрывая за собой дверь.

Несмотря на то что день был в разгаре, Эва, все еще в пижаме, сидела на разобранной постели. Последствия беспорядочного дня, подумал психолог. Он заметил пустое место на полке, куда, однако, вернулись зверушки. Но не стал упоминать о случившемся, главным образом чтобы не дать ей повод солгать и ему тоже.

– Не возражаешь, если мы снова сыграем во вчерашнюю игру? – спросил он.

Как всегда, девочка повернулась к креслу с подлокотниками в поисках ответа.

– Он говорит: хорошо, – сообщила она. – Но как же я засну без красивой музычки?

Упоминание о музыке, звучавшей из шара, было явной провокацией, но Джербер решил не поддаваться. Ты не заставишь меня говорить о том, что было ночью, подумал он.

– К счастью, я всегда ношу с собой одно устройство, – сказал он, вытаскивая из кармана плаща футлярчик чуть больше спичечного коробка. Открыв его, психолог начал собирать странную конструкцию с маленькой иголкой по центру.

Девочка с любопытством наблюдала за его действиями.

– Это метроном, – пояснил наконец Джербер. Потом продемонстрировал механизм в работе: легким нажатием большого пальца запустил стрелку, та стала раскачиваться, и раздался ритмичный стук. – Можно заставить его идти медленнее или быстрее, – добавил он и установил ритм 60 ударов в минуту.

– Вряд ли эта штуковина меня усыпит, – заявила девочка скептически.

Все так говорят, подумал Джербер. Хотя бы в этом Эва не отличается от своих сверстников.

Через пять минут она уже впала в транс.

– Ты меня слышишь? – начал гипнотизер.

– Да, – отвечала Эва.

– Не хочешь закончить вчерашнюю историю? – спросил он у воображаемого дружка.

Рассказ прервался в тот момент, когда двое проходимцев, осознав, что совершили серьезную ошибку, решили все-таки, что могут обернуть сложившуюся ситуацию себе на пользу, извлечь выгоду из импровизированного похищения. И главное, женщина с татуировками дала своему сообщнику понять, что, если полицейские придут искать маленького заложника, они его не найдут.

На этой скрытой угрозе Эва остановилась.

Сейчас девочка что-то проговорила вполголоса. Чтобы расслышать, Джерберу пришлось склониться к ней.

– Повтори, пожалуйста.

– Нужно сидеть тихо, иначе эти двое меня найдут…