Текст книги "Возмездие"

Глава седьмая

Адмирал Дэвид Андерсон был в первую очередь солдатом. Он хорошо понимал истинный смысл таких слов, как честь, долг и самопожертвование. Двадцать пять лет он верой и правдой служил Альянсу, отказавшись от личной жизни ради защиты человечества, пытающегося занять достойное место в галактическом сообществе. Дэвид побывал в командировках на уйме забытых богом планет, участвовал в бесчисленном количестве сражений, много раз без колебаний рисковал собственной жизнью. Любое задание, любую миссию он стремился выполнять наилучшим образом, без единого нарекания. Но когда приходилось бесцельно терять время на дипломатическую болтовню, выслушивая мнение посла элкоров о его коллеге волусе, адмирал готов был лопнуть от злости.

– Говоря откровенно, – с обычной для его расы монотонностью произнес Калин, подходя к столику Андерсона, – это очень хорошо, что я встретил вас здесь.

Элкоры – крупные и массивные разумные существа – происходили с планеты Декууна, отличающейся повышенной гравитацией. В высоту они достигали почти восьми футов, но были настолько тяжелы, что их короткие задние конечности не выдерживали веса тела, так что приходилось опираться еще и на длинные передние. Это придавало им сходство с огромными серыми гориллами, передвигающимися на четвереньках. У элкоров практически не было шеи, и крупная плоская голова Калина казалась вдавленной в плечи.

Хотя Андерсон и носил звание адмирала, фактически он уже несколько лет не имел никакого отношения к воинской службе. После реструктуризации Совета Цитадели он стал здесь одним из представителей Земли – в «награду» за годы преданной службы.

В последние несколько месяцев Андерсон и Калин участвовали в долгосрочных торговых переговорах между Альянсом, элкорами, волусами и турианцами. Дэвид был лишь номинальным главой делегации, у Альянса хватало настоящих политиков, способных вести переговоры. Но это не останавливало Калина в его попытках приватно переговорить с землянином. Каждый день, когда Андерсон выходил из зала переговоров на обеденный перерыв, посол элкоров неизменно появлялся в ресторане и начинал медленное, но неотвратимое движение к столику Андерсона. Достигнув цели, он тут же начинал жаловаться на посла волусов.

– Без всякого преувеличения, – элкор сразу же перешел к излюбленному своему занятию, – этот Дин Корлак – самый грубый и примитивный индивид из всех, с кем мне когда-либо приходилось иметь дело.

– Я знаю, – едва не скрежеща зубами, ответил Андерсон. – Вы мне уже говорили об этом. И не один раз.

Повышенная гравитация своеобразно повлияла на развитие элкоров, они двигались и говорили с томительной неторопливостью, которая прямо-таки бесила Дэвида. Беседовать с Калином было ничуть не приятнее, чем прослушивать аудиозапись на уменьшенной в четыре раза скорости.

Его раздражение усиливалось еще и тем, что элкоры не имели никакого представления об интонации. В своем кругу для передачи оттенков смысла и подтекстов они использовали язык телодвижений и ультразвук, находящийся за пределами человеческого порога слышимости. К сожалению, универсальный переводчик, с помощью которого различные расы Цитадели могли общаться между собой, не улавливал этих нюансов, и в результате речь элкоров казалась крайне монотонной, лишенной какой-либо выразительности.

К тому же и лица у них были не богаты мимикой. Маленькие, широко расставленные глаза и вертикальный кожный клапан, закрывающий ротовое отверстие, также не позволяли понять настроение собеседника.

– Мои глубочайшие извинения, – пробубнил Калин. – Я не имел намерения докучать вам.

Андерсон прикусил губу, тщательно обдумывая ответные слова. В любом случае не стоило обижать партнера. Пусть адмирал и не знает всех политических тонкостей, но все-таки понимает, что контакт с элкорами необходим Альянсу.

Волусы и турианцы связаны давними отношениями, столетия назад народ Дина Корлака попросил у турианцев военной помощи и защиты в обмен на особые торговые привилегии. И если Альянс хочет добиться каких-то успехов, ему не обойтись без поддержки Калина и его расы.

– Это не вы, – солгал Дэвид. – Это переговоры меня так вымотали.

– Ничего удивительного, – ответил элкор. – У нас очень беспокойная работа.

«Это характерно для нашего столетия», – подумал Андерсон.

Он всегда был человеком действия. Привык доводить задуманное до конца. Но в мире политики все было несколько сложнее. Вращаясь в обществе послов и членов Совета, он чувствовал, что тонет в бюрократическом болоте.

Калин принял извинения, но было невозможно определить, чувствует ли он до сих пор обиду. Чтобы сгладить неловкость, адмирал решил поделиться с ним своим мнением о после волусов.

– Наверное, мне не стоило бы это говорить, – произнес он, – но я разделяю ваше отношение к Дину Корлаку. Это самовлюбленный выскочка и зануда.

– Позволю себе пошутить, – отозвался элкор. – Большая удача для вас, что вы не разделяете с ним рабочий кабинет.

Это классическая военная стратегия: заключить союз против общего врага. Андерсон порадовался тому, что хотя бы что-то из его прежнего опыта может пригодиться в новой должности.

– Следующий раз, когда этот колобок прервет кого-то из нас, – с усмешкой пообещал он Калину, – я ему так наподдам, что он выкатится в коридор.

– Какой ужас, – произнес элкор таким безразличным тоном, словно ему действительно были чужды любые эмоции. – Насилие – не лучший выход.

– Это в переносном смысле, – поспешно пояснил Андерсон. – Я пошутил.

За двадцать пять лет службы он ни разу не наступил на мину, а теперь на политическом фронте не может пройти и мили, чтобы не подорваться.

– У вас, землян, немного пугающее чувство юмора, – заметил элкор.

Дальше обед продолжался в молчании.

По дороге обратно в офис Дэвид всерьез задумался об отставке. Ему всего сорок девять; благодаря достижениям науки и медицины он может как минимум еще лет двадцать не замечать приближения старости. Но морально он опустошен уже сейчас.

Это нетрудно объяснить. На военной службе он всегда понимал, что и зачем делает. А в политике его раздражала полная невозможность хоть что-нибудь изменить. Иногда он чувствовал, что вносит хоть какое-то разнообразие в свою жизнь, когда ошибается, – как сейчас с Калином.

– Как прошел обед, адмирал? – поинтересовалась Сериз, секретарь посольства.

– Нужно было остаться в кабинете, – проворчал он в ответ.

– Хорошо, что вы этого не сделали, – возразила она. – Вас разыскивали Дин Корлак и Ориния.

Андерсон не расстроился из-за того, что разминулся с послом волусов, а вот поговорить с Оринией он не отказался бы. Турианская партнерша по переговорам в прошлом была настоящим боевым генералом. И хотя во время войны Первого контакта она сражалась против землян, их с Андерсоном объединяли общие для всех военных ценности: дисциплина, честь, долг и тщательно скрываемое презрение ко всему этому политическому дерьму, в которое они оба вляпались.

– Вы не знаете, чего они хотели?

– Вероятно, Дин хотел подать официальную жалобу на высказывание кого-то из ваших помощников на прошедшем заседании.

– Почему вы так решили?

– Пока они разыскивали вас, Ориния пыталась отговорить его.

Дэвид кивнул. Действительно, на последней встрече Дин своими претензиями ему все уши прожужжал.

– Да, кстати, – произнес он с беззаботным видом. – Было бы неплохо пригласить в гости делегацию элкоров.

– Почему? – внезапно насторожилась Сериз. – Что-то произошло?

«А она наблюдательна, – отметил Андерсон. – От нее ничего не скроешь».

– Боюсь, что я своими шутками обидел Калина.

– Вот уж не думала, что у элкоров есть чувство юмора.

– Похоже на то, что нет.

– Не переживайте, – заверила его девушка. – Я позабочусь об этом.

Поблагодарив ее, Андерсон поднялся на лифте к себе в кабинет. У него оставалось еще полчаса до встречи с советниками, где опять будет обсуждаться ход переговоров, и адмирал собирался хоть это недолгое время провести в тишине и покое.

Увидев сигнал вызова на своем терминале, Андерсон едва не вышвырнул его в окно. Потом решил просто не обращать внимания. Он не желал беседовать ни с одним из тех, кто мог его сейчас вызывать. Только железная воинская дисциплина не позволила ему пренебречь обязанностями. Он покорно склонил голову и включил запись.

– Дэвид, мне нужно срочно переговорить с тобой.

Он вздрогнул от неожиданности, узнав голос Кали Сандерс.

– Это очень важно. Чрезвычайно важно.

Они не виделись с похорон Гриссома. Да и тогда обменялись едва ли десятком фраз, стараясь не упоминать о событиях двадцатилетней давности.

– Я в Цитадели. Не могу сказать, где именно. Пожалуйста, ответь мне сразу, как только получишь сообщение.

Андерсон отправил ей вызов еще до того, как закончилась запись. Кали не из тех, кто делает из мухи слона. Раз она сказала «чрезвычайно», значит, дело действительно серьезное.

В ту же секунду ее лицо появилось на экране.

– Дэвид? Слава богу!

У него отлегло от сердца, когда он увидел ее живой и здоровой. Правда, сильно взволнованной.

– Я только что зашел в кабинет, – начал он извиняться за долгое ожидание.

– У тебя защищенная линия?

Адмирал покачал головой:

– Вряд ли. Обычная дипломатическая связь. Любой может подключиться.

– У меня к тебе разговор не для посторонних ушей.

– Все будет хорошо, – попытался он успокоить ее, хотя даже не догадывался, что плохо сейчас. Андерсон подумал, что она не может прямо сказать, где находится, из опасения, что их могут подслушать. – Помнишь, где мы с тобой прощались после доклада Сарена о миссии на Камале?

– Отличная идея. Я буду на месте через двадцать минут.

– Через тридцать, – попросил он. – Я должен убедиться, что никто не следит за мной.

Она кивнула:

– Дэвид, спасибо тебе. Мне просто больше не к кому было обратиться.

Связь прервалась. Андерсон поднялся с кресла, запер кабинет и спустился вниз по лестнице.

– Я ухожу, Сериз, – коротко бросил он секретарю и добавил, вспомнив обеспокоенное лицо Кали: – Меня не будет несколько дней.

– А как же переговоры? – спросила она, ошарашенная таким внезапным уходом.

– Удина заменит меня.

– Это не доставит ему удовольствия, – заметила девушка.

– Ничего не поделаешь.

Андерсон дважды пересаживался с монорельса на такси и обратно, пересек четыре уровня станции, чтобы убедиться в отсутствии хвоста. Он не знал, чего опасается Кали, но не хотел из-за собственной неосторожности привести за собой того, с кем она предпочла бы не встречаться. Окончательно уверившись в том, что никто за ним не следит, адмирал вернулся в район Президиума.

Помимо зданий, где размещались представительства всех рас, участвующих в работе Совета, во внутреннем кольце Цитадели раскинулся великолепный парк. Деревья и цветы, птицы и насекомые со множества обитаемых миров мирно уживались в этом зеленом раю, давая возможность дипломатам, послам и другим чиновникам отдохнуть от забот и волнений государственной службы.

В центре парка серебрился небольшой пруд. На его берегу Андерсон и виделся с Кали двадцать лет назад. Сразу после того, как он – первый среди землян кандидат на вступление в «Спектр» – узнал, что его заявление отклонено из-за отрицательного отзыва Сарена Артериуса.

Дэвид не считал себя мстительным, но все же не мог не позлорадствовать, когда узнал, что этот самый турианец, зарубивший его кандидатуру, сам был впоследствии уличен в измене.

Адмирал пересек лужайку и направился к озеру. Кали нигде не было видно. Догадываясь, что она прячется где-то поблизости, он сел на берегу, снял ботинки и носки и опустил ноги в воду. Несмотря на автоматический контроль температуры, она оказалась достаточно прохладной и освежающей.

Через несколько минут Кали присела рядом с ним.

– Хотела убедиться, что ты пришел один, – объяснила она.

– Ты же велела никому не рассказывать.

– Да, я знаю. Извини. Кажется, у меня начинается паранойя.

– Никакая это не паранойя, если кто-то действительно преследует тебя.

Сейчас Кали выглядела еще более взвинченной, чем тогда, на экране терминала. Она сидела, подтянув ноги к груди, наклонив голову и украдкой бросая по сторонам настороженные взгляды.

– Ты привлекаешь внимание, – заметил он. – Расслабься. Веди себя естественно.

Она кивнула, не спеша сняла обувь, подвинулась к нему поближе и тоже свесила ноги в воду. Андерсон понимал, что она приблизилась только потому, что так удобнее шептаться, но все прежние чувства тут же проснулись в нем.

«Единственная, – с нежностью думал он. – Потерянная. И вот теперь вернувшаяся».

Дэвид ждал, когда она начнет разговор, но через несколько минут понял, что должен первым нарушить молчание.

– Кали, расскажи, почему ты оказалась здесь?

Он внимательно слушал все, что она рассказывала про Джиллиан, Грейсона и «Цербер», стараясь никак не проявлять свои эмоции, сохранять спокойное выражение лица. Ради нее же самой. Да и любопытные взгляды посетителей парка им сейчас ни к чему.

– Говоришь, Грейсон работал на «Цербер»? А ты уверена, что больше не работает?

– Да, уверена, – сказала она с абсолютной убежденностью. – Два года назад он сбежал оттуда.

– И ты точно знаешь, что именно «Цербер» охотится за ним?

– Точно.

– А теперь ты боишься, что они придут и за тобой?

– Возможно. Но я обратилась к тебе не поэтому. Грейсон – мой друг. Я должна ему помочь.

Андерсон не стал отвечать сразу. Ему приходилось сталкиваться с «Цербером» гораздо чаще, чем она полагала. Например, он знал о том, что с недавних пор капитан Шеппард объединил усилия с «Цербером», чтобы помешать Коллекционерам похищать людей из Граничных систем. Но он понимал также, что это всего лишь временный союз. Призрак просто использует Шеппарда, как и всех остальных. Когда надобность в нем отпадет, от капитана избавятся обычным для этой организации способом.

– Ты понимаешь, что мы можем прийти на помощь слишком поздно? – осторожно спросил Андерсон.

– Да, – призналась она еле слышно. – Но даже если он уже мертв, я хочу покончить с этим мерзавцем. Я должна это сделать.

– Альянс пытается справиться с «Цербером» уже тридцать лет, – напомнил он. – И пока не очень удачно.

– Грейсон прислал мне документы, – сообщила она, бросая быстрый взгляд через плечо, словно ожидала увидеть стоящего рядом Призрака. – Имена агентов. Расположение секретных баз и конспиративных квартир. Номера банковских счетов и финансовая документация. Все, что нам может понадобиться.

– Я хочу помочь тебе, Кали. Честное слово, хочу. Но не все так просто. Даже если эта правдивая информация, мы не сможем использовать ее, не выдав наши планы «Церберу». У них есть свои люди в правительстве. В армии. Грейсон мог выдать нам часть агентов, тех, на кого ему удалось собрать данные, но как быть с теми, кто работает на Призрака тайно и о ком твой друг ничего не знает? Призрак умен. У него наверняка разработан план и для подобных случаев. Мы начнем арестовывать его людей или устроим рейд по его базам, но он узнает о наших намерениях едва ли не раньше, чем мы начнем действовать. В лучшем случае мы сможем захватить несколько агентов низшего ранга, но крупную рыбу все равно не поймаем. И даже если Грейсон все еще жив, мы только спугнем их, и они убьют твоего друга.

– Ты хочешь сказать, что ничем мне не поможешь? – Голос Кали сорвался, выплескивая наружу все ее разочарование и отчаяние.

– Если ты останешься в Цитадели, – предложил он, – я подберу небольшую команду для твоей охраны, пять-шесть человек, которым я полностью доверяю.

– Этого недостаточно, – упрямо покачала она головой, так же как двадцать лет назад. – Я не собираюсь до конца жизни прятаться от «Цербера». Я не собираюсь бросать Грейсона. Должен быть какой-то способ победить Призрака.

– Возможно, я его нашел! – воскликнул Андерсон с неожиданным воодушевлением. – Лучше всего было бы позвонить Шеппарду, но это невозможно. Одному богу известно, где он находится и чем занимается. Но есть и другой вариант.

Он вскочил на ноги и протянул руку Кали, помогая подняться.

– У тебя есть убежище, где мы могли бы переждать несколько часов?

– Я остановилась в жилых секторах. – В ее глазах внезапно засветилась надежда. – Но зачем? Что ты задумал?

– Альянс не может помочь нам, но я знаю того, кто может.

– Нам необходимо видеть посла Оринию, – сказал он секретарю турианского посольства. – По срочному делу.

Андерсон и раньше встречал этого молодого турианца, но не запомнил его имени. К счастью, тот тоже знал в лицо посла Альянса.

– Я доложу ей, что вы здесь, адмирал, – сказал он, посылая сообщение через терминал.

Был уже поздний вечер. Большинство кабинетов в представительстве давно опустели, но Дэвид не прогадал, рассчитывая на привычку турианского посла работать допоздна.

– Можете зайти, – сообщил секретарь, хотя Андерсону показалось, что на Кали он глядел с подозрением.

По здешним понятиям, Ориния занимала более скромный пост, чем Андерсон, поэтому и кабинет у нее был меньших размеров, но обставлен с той же спартанской простотой, как и у адмирала. Стол и три кресла – одно для самого посла и два для гостей – вот и вся мебель. Стену украшали три флага. Первый – самый большой – флаг Турианской Иерархии. Второй представлял колонию, в которой родилась Ориния; его расцветка совпадала с татуировкой на лицевых щитках посла. Третьим было знамя легиона, в котором она служила. Одинокое поникшее комнатное растение на подоконнике находилось в крайне запущенном состоянии. Скорее всего, это чей-то не слишком удачный подарок.

Ориния приветствовала гостей стоя. Предупрежденная секретарем, она не удивилась присутствию Кали.

– Жаль, что вас не было на сегодняшнем заседании, – сказала она, протягивая руку. – Неужели вам стало так тяжело терпеть Дина Корлака?

Андерсон пропустил шутку мимо ушей и пожал руку посла. Как всегда, приветствие вышло несколько неуклюжим. Общаясь с землянами, Ориния легко переняла этот дружественный жест, но еще не достигла совершенства в искусстве рукопожатия.

– Это Кали Сандерс, – представил адмирал свою спутницу.

– Добро пожаловать, – ответила посол, но руки уже не протянула.

Андерсон так и не понял, почувствовала ли она по его реакции, что опыт лучше не повторять, или просто сочла Кали, по каким-то своим, турианским соображениям, недостойной такой чести.

«Ты бы знал все это, если бы ответственнее относился к своей работе», – мысленно укорил он себя.

– Я полагаю, это не обычный светский визит, – сразу перешла к делу турианка. – Садитесь и объясните, зачем вы пришли ко мне.

Дэвид и Кали, как и было условлено ранее, остались стоять, чтобы подчеркнуть важность предстоящего разговора. Ориния поняла намек и тоже встала.

– Я обращаюсь к вам за помощью, – начал Андерсон. – Как солдат к солдату.

– Мы больше не солдаты, а дипломаты, – осторожно возразила турианка.

– Надеюсь, что это не совсем так. Я не могу сейчас действовать дипломатическим путем. Никто в Альянсе не знает о моем визите к вам.

– Это очень странно.

В ее голосе слышалось недоверие и настороженность. Но не категорический отказ.

– Вы слышали когда-нибудь о «Цербере»?

– Террористическая организация, ставящая своей целью уничтожение всех разумных рас во Вселенной, за исключением своей собственной, – выпалила она. – «Цербер» был главной причиной, по которой мы голосовали против принятия Альянса в Совет Цитадели.

– Не стоит судить обо всех землянах по действиям одной криминальной группировки, – заметил он. – Мы же не считаем всех турианцев ответственными за то, что сделал Сарен.

– Зачем вы пришли? – резко спросила она.

Очевидно, для того, чтобы завоевать ее доверие, нужно было придумать что-нибудь поумнее, чем упоминание имени Сарена.

«В кои-то веки ты действительно захотел быть дипломатом и тут же наделал чертову кучу глупостей», – с раскаянием подумал Дэвид.

– У нас есть информация, способная уничтожить «Цербер», – вмешалась в разговор Кали. – Но нам нужна помощь.

Посол наклонила голову и посмотрела на землян пронзительными птичьими глазами.

– Я слушаю…

Глава восьмая

Сидя в своей ложе в окружении телохранителей-кроганов, Ария Т’Лоак наблюдала, как Санак проталкивается к ней сквозь толпу посетителей «Загробной жизни».

Она прекрасно разбиралась в языке телодвижений батарианцев, как и почти всех разумных рас Галактики. За сотни лет жизни азари научилась распознавать едва уловимые признаки лжи, радости, грусти или испуга, особенно часто испытываемого теми, кто предстает перед Королевой Пиратов. Дожидаясь приближения Санака, она уже знала, что принесенные им новости окажутся неутешительными.

Последние три дня ее люди расследовали историю с исчезновением Пола. Поиск с использованием всех обычных для Омеги методов, включая допросы и пытки, не дал никаких результатов. Никто ничего не знает о его похищении, не знает ничего о нем самом. Он был одиночкой и, за исключением Лизелль, ни с кем не общался, если только это не было связано с работой.

Оставалась последняя надежда – на терминал. Все данные были стерты, но ее техники пытались восстановить хотя бы крупицы информации с оптических дисков. Другая группа искала следы принятых и отосланных Полом сообщений в базе данных ретрансляционного буя, соединяющего Омегу с Галактической информационной сетью.

Стоимость расследования была неимоверной, но Ария могла позволить себе такие расходы. Во-первых, она хотела во что бы то ни стало отомстить за убийство дочери, а во-вторых, знала, что поиски изменника, на которые тратится столько времени и средств, заставят хорошенько задуматься кое-кого из членов ее банды.

Но к сожалению, пока все усилия оставались тщетными.

– Техники опять ничего не нашли? – спросила она, когда Санак вошел в ее кабину.

– Нет, нашли кое-что, – уныло ответил тот.

Ария нахмурилась. При чтении языка телодвижений есть одна маленькая трудность – он слишком условен. Она видела, что Санак чем-то расстроен, но не смогла понять, чем именно.

– Что ты узнал?

– Его настоящее имя – Пол Грейсон. Он работал на «Цербер».

– «Цербер» хочет закрепиться на Омеге? – предположила она.

Батарианец покачал головой, и азари не смогла скрыть своего раздражения.

– Просто расскажи, что тебе известно! – рявкнула она.

Ария всеми способами культивировала у окружающих мнение, что у нее все под контролем. Считалось, что она всегда на два шага опережает конкурентов, потому что заранее знает все, что они скажут или сделают. Ничто не происходит неожиданно для нее, не застает ее врасплох. Но сейчас она выглядела не лучшим образом, высказывая ошибочные предположения. Это портило ее имидж.

– Грейсон раньше работал на «Цербер», но потом вышел из игры. Это как-то связано с его дочерью и с женщиной по имени Кали Сандерс. Дочку мы отыскать не смогли. Она исчезла два года назад. Но мы нашли Сандерс. Техники говорят, что Грейсон созванивался с ней раз в две-три недели. И в ту ночь, когда он сам пропал, тоже отослал ей какое-то сообщение.

– Где сейчас эта женщина? – спросила Ария, предчувствуя, что ответ ей не понравится.

– Она работала в школе для детей-биотиков. Но уехала оттуда на следующей день после исчезновения Грейсона. Мы проследили ее маршрут до Цитадели, но там она находится под защитой адмирала Андерсона.

Ария неплохо разбиралась в политической ситуации за пределами Омеги. Имя Андерсона было ей знакомо: помощник члена Совета Доннела Удины, один из самых высокопоставленных чиновников Альянса.

Королева Пиратов правила на Омеге железной рукой. Ее влияние тем или иным образом распространялось на все Граничные системы. Ее агенты действовали даже в пространстве Цитадели. Но сама Цитадель – это совсем другое дело.

Во многих отношениях эта огромная космическая станция являлась зеркальным отражением Омеги: она была политическим, экономическим и культурным центром всего цивилизованного мира, его столицей. И Ария прекрасно понимала: если власть имущие узнают, что она полезла в их внутренние дела, расплата последует незамедлительно.

Официально Омега не подчинялась Совету, но, если Ария перешагнет границы дозволенного и там решат, что она представляет реальную угрозу, на нее тут же натравят «Спектр».

Ребята из «Спектра» не связаны никакими законами и договорами, которые ограничивают возможности галактической полиции. Вполне может случиться так, что они заявятся на Омегу и попытаются устранить Арию. Шансов на успех такой операции будет немного, но Ария не прожила бы тысячу лет, если бы подвергала себя напрасному риску. Она всегда была осторожной и терпеливой, и даже смерть дочери не могла тут ничего изменить.

– Ничего пока не предпринимайте, но продолжайте следить за ситуацией, – приказала она Санаку. – Если что-то изменится, немедленно дайте мне знать. И постарайтесь все-таки выяснить, куда подевался Грейсон.

Пол очнулся на узкой койке в углу скудно освещенной комнаты. Он лежал по-прежнему голый, без одеяла. Впрочем, в нем, как и в одежде не было нужды, потому что он не ощущал холода. Возле одной стены стоял унитаз, вдоль другой тянулась полка, уставленная армейскими сухими пайками и бутылками с водой на несколько месяцев вперед. Больше в комнате ничего не было. Ни раковины, ни душа, ни даже стульев.

Он не знал, сколько времени провел без сознания. Руки и ноги его отяжелели, голова соображала плохо. Он попытался сесть, и острая боль пронзила голову от макушки до подбородка. Он инстинктивно потянулся к затылку и тут же одернул руку, коснувшись голого черепа.

«Они могли побрить тебя, когда привязывали к столу, – подсказал внутренний голос. – Наверное, для того, чтобы вживить в твой мозг технологию Жнецов».

Ужасные воспоминания о том, что с ним творил «Цербер», еще не успели потускнеть. Как и ощущение чего-то чужого, чуждого, пробирающегося в его мозг. Но почему-то сейчас он ничего похожего не заметил. Может быть, оно ушло? Или просто уснуло?

Он должен был испугаться, запаниковать, но почувствовал только крайнюю усталость. Даже мысли давались с большим трудом. В голове стоял густой туман, и думать он мог только о продолжающихся приступах боли. Но ему все равно необходимо как-то разобраться в том, что произошло.

Зачем его поместили в эту камеру? Может быть, это просто часть эксперимента. Но возможно, что-то пошло не так, и опыты прекратили. В любом случае он все еще оставался пленником Призрака.

Грейсон скрипнул зубами и посмотрел на полку с солдатскими пайками.

«Осторожно, – опять забеспокоился внутренний голос. – Там может быть наркотик. Или яд. Или, допустим, тебя нужно хорошо кормить для того, чтобы та гадость, которую в тебя впихнули, начала расти».

Последнего соображения оказалось достаточно, чтобы он забыл про голод. Хотя бутылку с водой Пол все-таки открыл и сделал большой глоток. Он может долгое время обходиться без еды, но вода ему необходима, чтобы выжить. Грейсон не собирался умирать прямо сейчас.

В течение нескольких минут он обследовал оставшуюся часть комнаты, но ничего достойного внимания там не нашел. Затем усталость навалилась на него, и он снова лег на койку. И сразу же забылся глубоким сном.

Грейсон не имел представления, как долго он находится в этой крошечной камере. Он помнил, что засыпал и просыпался пять или шесть раз, но это не помогло определить, сколько прошло дней на самом деле. Не было сил пошевелиться, да и желания тоже. Даже для того, чтобы просто опять не заснуть, требовались запредельные усилия.

Никто не приходил к нему, но он знал, что они где-то рядом. Наблюдают за ним. Изучают его.

Мерзавцы ввели в его голову зонды, чтобы видеть, что там происходит. Он нащупал маленькие твердые бугорки под кожей, проведя рукой по бритому, но уже поросшему щетиной затылку. Два – возле макушки. Другие два – посредине лба. По одному за каждым ухом, и еще один – побольше – на шее.

Он попытался сковырнуть их ногтями, но только расцарапал кожу до крови. Зонды находились слишком глубоко, чтобы их можно было удалить.

«А может быть, ты просто не захотел это делать. Вспомни, они же способны воздействовать на твой мозг».

Урчание в животе заглушило попытки внутреннего голоса что-то добавить к сказанному. Голод разрывал внутренности Грейсона, словно пытающееся вырваться на свободу живое существо.

Наплевав на осторожность, Пол схватил один из пакетов, вскрыл вакуумную упаковку и начал жадно заглатывать безвкусную питательную смесь. Он уже потянулся за добавкой, когда желудок вдруг болезненно сжался. Грейсон едва успел добраться до унитаза и изверг из себя все, что только что проглотил.

Смыв за собой, он вытер лицо и попытался привести себя в порядок без помощи раковины и зеркала. Открыв одну из бутылок, он полоскал рот и сплевывал в унитаз до тех пор, пока не исчез отвратительный кислый вкус блевотины.

Вторую порцию Пол ел уже медленнее. На этот раз желудок принял пищу.

Вероятнее всего, прошла неделя заточения. Или две. Но вряд ли больше. Находясь в камере, трудно следить за течением времени. Только еда и сон – больше никаких занятий. Ему снились кошмары, но он не мог их потом вспомнить, хоть и просыпался с криком.

Никто из «Цербера» не заходил к нему, но и сказать, что он оставался в одиночестве, тоже было нельзя.

Кто-то разговаривал с ним, в его голове звучал чей-то шепот, слишком тихий, чтобы разобрать хоть слово. Это был не тот циничный, насмешливый внутренний голос, к которому привык Грейсон. Того голоса больше нет, его заглушили другие.

Пол пытался не замечать этот постоянный шепот, но от него было невозможно защититься. Он одновременно и отталкивал, и притягивал к себе, казался то грубым насилием, то приглашением к разговору. Жнецы пробивались к нему сквозь пустоту космоса.

Каким-то образом Пол догадался, что стоит только сосредоточиться, и он начнет понимать их слова. Но он не хотел понимать. Изо всех сил старался не понимать, потому что иначе все будет кончено.

С каждым часом шепот становился все громче, все настойчивее. Но мысли Грейсона все еще оставались его собственными мыслями, несмотря на ужасное устройство, введенное «Цербером» в его голову. И он решил сопротивляться до конца, насколько это в человеческих силах.

– Помнится, вы утверждали, что трансформация продлится не больше недели, – сказал Призрак доктору Нури.

Они наблюдали за Грейсоном через односторонне прозрачное окно в потолке его камеры. Кай Лэнг пристроился в тени у стены так, что был почти незаметен.

В дальнем углу комнаты команда доктора Нури собралась возле голографического экрана. Компьютер отслеживал и регистрировал все, что происходило в камере: дыхание Грейсона, его пульс и мозговую активность, температуру тела и воздуха в комнате, изменения электрического, гравитационного, магнитного полей.

– Вы же сами просили меня действовать осторожнее, когда мы едва не потеряли его при имплантации, – напомнила она.