Текст книги "Стратегия исхода"

4. выкрасить и выбросить

У Тобиаса Морхауса – самый крупный хрен[98]98
  Мужчины в этом абсурдно помешанном на статусе обществе непрерывно сравнивали размеры своих овощей. Однако большим хреном чаще хвастались – видели его редко. Хрен непрерывно всплывает во множестве мужских диалогов. Известно, что вступая в интимные отношения, мужчина позволял другим людям увидеть или потрогать хрен. Распространена была угроза засунуть хрен в какое-нибудь отверстие. Многие исследователи мужской культуры полагают, что на столь поздней стадии человеческой истории в технологически развитом городском обществе невозможно было бы держать под рукой целую овощебазу. Таким образом, все эти разговоры про хрен могли быть и чисто символическими. Не исключено, что у мужчин и вовсе никакого хрена не было. – ADAVEEN.


[Закрыть] на Уолл-стрит, о чем знали все видные шишки. Лишь немногие государственные старейшины могли засвидетельствовать, что видели легендарный агрегат капиталиста вживую и вблизи, но даже они понятия не имели, какова его настоящая длина.

В 1960-х брокеры шутили, что Тобиас на пари о длине своего хрена заработал больше, чем на товарной бирже. Это, конечно, вранье, однако оно утешительно для Тобиасовых товарищей по клубу.

У него не было их родословной,[99]99
  Очевидно, речь идет лишь о престижности происхождения семьи Морхауса. Считывание генома еще не стало основным критерием корпоративного найма и рекламы. – MRNORMATIVE.


[Закрыть] их образования и связей. Ничего такого – лишь пара-тройка волшебно рассчитанных звонков насчет нефти-сырца в начале войны во Вьетнаме; они и обеспечили Тобиасу место за столом. Многие считали, что Морхаус подкупил старого флотского кореша, но против таких махинаций в открытую не выступишь. Не те времена: информашка флотского интенданта бывшему летчику-истребителю за пивом не более скандальна, чем намек, брошенный за стаканом бренди в Кучерском клубе. Морхаусу, начинающему маклеру из безымянной фирмы, у которой даже места на бирже не было, требовалось проникнуть внутрь, чтобы расти.

Но за вход с него содрали дай боже.

Началось с подначки как-то поздно вечером в Красной гостиной Кучерского клуба – по крайней мере, так рассказывают. Двадцатитрехлетний Тобиас травил байки о двух педиках с авианосца «Вэлли-Фордж». Как они на его снаряд пялились. Как по утрам он его паковал в узкие моряцкие штаны – посмотреть, как педики шныряют по палубе в поисках оптимальной точки обзора. А однажды он его завернул между ног, чтобы педики восторгались, как величественно елда умостилась между ягодицами.

И вот тут джентльмены из Кучерского клуба подбили новичка на состязание. Поставить десять тысяч, что у него длиннее всех в гостиной. В ошеломленном презрении Тобиас оглядел тридцати-примернолетние холеные головы, что тянулись из распластанных крахмальных воротничков. До костей гнилушки, все до единого, решил он, поставив дцатый «скотч» и извлекая дородное тело из кожаного кресла. Такое случалось не раз, и соперники бывали посильнее этих пижонов. Тобиас поставил единственное условие: все соискатели открываются первыми. Тобиас покажет ровно столько, сколько понадобится для выигрыша.

Нежными рукопожатиями старики выразили согласие, а немногочисленный контингент молодых помощников столпился у бара – видимо, рассудил Тобиас, решить, кто из них убедительнее представит клубную мужественность. Или, может, дрочили, чтоб из своих дарований побольше выжать.

Когда массовка наконец расступилась, в центре стоял не Льюис, не Спадз, даже не Родсовский студент Маршалл Теллингтон, но прислуга. Помощник официанта, штаны спущены до лодыжек, а длинный черный необрезанный пенис[100]100
  Обрезание, или уродование мужских гениталий, являлось в XX в. общераспространенной практикой и продолжалось немалую часть XXI столетия, вплоть до запрета Организацией Объединенных Наций. Практика была и, технически говоря, остается требованием еврейского Закона, хотя современная версия причиняет меньше ущерба. В прошлом операция, проводимая специально обученным раввином, называвшимся «моэль», состояла из полного удаления крайней плоти. Сегодня, разумеется, процедура гораздо более символическая – она ограничивается небольшим надрезом крайней плоти, наносимым специальным автоматическим хирургическим устройством (см. «Брит-о-Матика Ронко 5000»). – SHANKEL.
  Примечания к примечанию – Надрез крайней плоти: Крайняя плоть, разумеется, еще не была разумна. – RAYGIRVAN.
  Примечания к примечанию к примечанию – Еще не была разумна: По данному вопросу имеются определенные разногласия. Большинство ученых сходятся во мнении, что крайняя плоть, как и другие органы, стала разумной в результате нейрогенной эпидемии, вызванной широким потреблением генетически модифицированной пищи (см. «Умные Прыг: Попкорн, что допрыгнет до Монсанто», 2014). Однако некоторые считают, что ученые XX в. просто не располагали языком, необходимым для эффективного общения с органами тела, – вероятно, за исключением мозга. – SHANKEL.


[Закрыть] болтается ниже камзола.

– Всех в гостиной, – прохрипел Спадз, тошнотворно, по-девчачьи подхихикивая и на буксире волоча унылого африканца. – Парень тоже был в гостиной, Тоби!

Да, Тобиас выиграл – и что? Он-то понимал, что эти ублюдки заплатили по три сотни с носа, чтобы посмотреть, как он меряется хуями с парнем, которого они звали «ниггер».

После сорока лет твердохренной торговли, андеррайтинга, слияний и поглощений одинокий выживший основатель «Морхаус и Линней» снова ощутил себя вроде как аутсайдером. Времена изменились, нелегко сохранять бычизм на столь абстрактно бескровном рынке. Может, в свои семьдесят четыре Тобиас Морхаус и располагает самым длинным, самым толстым и уважаемым хером на Уолл-стрит, да только накачать этот хер уже нечем.

По крайней мере, так говорил Алек, когда мы ждали его отца за тридцатифутовым черным мраморным столом в поместительном конференц-зале. Дверь красного дерева напротив вела прямо в кабинет Морхауса, стеклянная дверь в гигантской прозрачной стене – к лабиринту загончиков,[101]101
  Устройство, применявшееся для максимального увеличения пространства и ограничения межличностных контактов в рабочей среде. В 2116 г. признано неэтичным Организацией Объединенных Наций. – RABBITROAR.


[Закрыть] где корпели эксперты, андеррайтеры и их помощники. По периметру – офисы и конференц-залы, точно такие, как у Морхауса, только чуть меньше, и каждый отделен от центрального зала толстым зеркальным стеклом, а порой – элегантными белыми жалюзи. Четвертая стена Морхаусова конференц-зала смотрела на финансовый район – с почтенной высоты в 37 этажей.

Все думали, что старик просто-напросто научился лучше прятать активы. Однако правда в том, что активы сократились. На этом рынке Морхаусу не заработать ни гроша – нет ничего реального, не во что вкладывать. Морхаус поднялся на торговой бирже. Нефть, хлопок и медь. Ценность лепилась к вещам, а не историям. К сырью, а не рекламе. Он прогрыз себе путь на новый ринг, но его отсюда уже выпихивали.

Индустрия высоких технологий (если можно вообще назвать ее индустрией – подлинной индустрии тут кот наплакал) – следующий рывок в абстракцию. Ни спроса, ни предложения, ни реальных товаров. Сплошь истории. Победители и проигравшие есть, но на виду никто в игры не играет – во всяком случае, в те игры, которые Тобиас и его ровесники в состоянии опознать. Все ставят на мираж. Притом агностики от новой религии даже иллюзию не распознают. В последний раз мираж прожил пять лет, а затем испарился. В 1999-м, когда Тобиас начинал, все уже катилось под откос. Теперь же иллюзия, подпитываемая заговором оптимистов, обернулась новой реальностью. Богатство не зарабатывалось – оно создавалось. И с Тобиасовой точки зрения, смысла в этом – круглый ноль.

Потому-то все поколение Тобиаса держит поблизости пару детишек вроде меня – чтобы показывали, где кнопки, и не выставляли стариков идиотами. Парней, которым хватает ума оценить новую технологию, но не хватило, чтоб открыть свою компанию, когда ветер дул, куда надо, и еще оставались лазейки для независимых предпринимателей.

В девяностых Тобиас слушался пришлых консультантов. Но синяки и шишки его научили: сколько денег им в зубы ни сунь, не поймешь, правда они с тобой в одной команде или лапшу на уши вешают. «Они как шлюхи, – сказал мне как-то Морхаус. – Сосут лучше жен, но никогда не глотают». Так что теперь он от них отказался и уводил из деловых изданий журналистов «новых медиа» быстрее, чем раньше нанимал гарвардских докторов наук. Но у каждого своя программа действий: карьера, популярность их фразочек в контркультурных кругах, цельность, даже личные убеждения.

И хотя консультанты и журналисты знали об интернет-бизнесе больше любого парнишки, готового на круглосуточную пахоту, их появление не означает, что к тебе на борт забрались интернет-специалисты. Они являются без фанфар и пресс-релизов. Из них не получается историй (если, конечно, они не писали, как ради тебя совершали подвиги, – но и тогда речь шла только о том, как они одной левой спасли твою тупую задницу от неминуемой гибели).

– Карла Сантанджело – лучшее, что папик смог найти, пока ты не появился, – поведал Алек.

– Она ничего, – сказал я. – Умная, напористая, красноречивая.

– Джейми, ты вообще головой думай, с кем спишь. Поосторожней надо бы. Она ж абсолютно некомпетентна. Ты ее место займешь, понял?

– Ты ведь шутишь?

– Для нее попасть на ринг – уже победа. Это мир «Гейм-боев», «Уокменов» и «Рукочуваков».[102]102
  Американцы начала XX в. почти патологически неспособны были выносить любую сенсорную депривацию. Упомянутые портативные устройства развлекали хозяев, когда те лишались своих драгоценных телевизоров и персональных компьютеров.
  Некоторые историки делают вывод, что подобное маниакальное самоотвлечение требовалось для того, чтобы избавить рыночных рабов от негативных последствий их образа жизни. Другие сравнивают медиапотребителей XXI столетия с лабораторными свинками, чьи центры удовольствия подключены к пульту дистанционного управления. – SHANKEL.


[Закрыть] Женщины – целевой рынок, не более того. Жертвы, не игроки. Они не уважают подвигов друг друга – а нам за каким рожном?

– Ребята, вы не говорили… ну то есть, Алек, я что-то про технологии знаю, но…

– Это вопрос не «если», а «когда».

– Но… – Я умолк – из-за двери вышел Морхаус-старший. Я поднялся. Алек – нет.

– Хороший костюм, Джейми. – Тобиас сел у дальнего конца стола, откинулся в кресле, расслабился.

– Да, мне, типа, нравится. «Агнес Би».

– Она теперь с двумя пуговицами шьет? – Неплохо осведомлен, надо же.

– Ну, видимо, да. – Я пересек зал. Самое близкое к Морхаусу кресло – в шести футах.

– А Карла где? – спросил он, вытаскивая из кармана «монблан».

– Не знаю, – буркнул я. Мне что, за всеми тут следить? Морхаус нажал кнопку на телефоне.

– Где Карла? – Устало так. Будто все это было уже не раз.

– К врачу пошла, мистер Морхаус, – бодро отозвался из динамика мужской голос. – Вчера оставила сообщение.

– О господи. – Морхаус вновь нажал кнопку и вырубил динамик. Потом вздохнул. – Ну, расскажи мне про эту затею с безопасностью. Как называется?

– «МойПривратник. сош», – сказал я.

– Угу. Открывается завтра, так?

– Да. Завтра. – Я еще не решил, ждать ли выхода компании на биржу, чтобы сообщить о ее возможном преемнике.

– Ну, Джейми, и что думаешь? – спросил Морхаус. – Все в норме? Чин по чину? – И такое, главное, доверие во взгляде.

– Наверное, – вильнул я. Неохота умалять Карлины заслуги, но и неохота оказаться виноватым в том, что одобрил неминуемый провал.

– Выкладывай. – Алек почуял мою нерешительность. Я с радостью позволил загнать себя в угол. Так моя вина меньше.

– Я в выходные просмотрел бизнес-план, – начал я. – Стратегия определенно убедительная.

– Но… – подсказал Алек.

– Тебе не понравилось? – Тобиас облокотился на стол. Громадные лапы испытали на прочность пиджачные швы.

– Ну, прекрасная идея, все очень продуманно, – сказал я. – Но я не уверен, что Карла учла широту конкурентного ландшафта.

– Не понял? – Тобиасовы брови поползли от доверительного изгиба к треугольной ярости. Он запыхтел, ноздри с каждым вдохом раздуваются, хоть и притворяется спокойным. – Она уверяла, что горизонт чист. – Морхаус нажал кнопку на переговорном устройстве. – Сантанджело найдите, быстро.

– Мне к врачу позвонить? – спросил голос.

– Просто найди ее, Брэд, ясно?

– Я сегодня Карлу не видел, сэр, и ей не говорил. – Я уже заподозрил, что совершил чудовищную ошибку.

– Ее что, вообще сегодня не было? – спросил он. Откуда мне знать? – Джейми. – Тобиас говорил тихо и нежно – это плюс. – Мы все тут разговариваем откровенно. Баки заколачивать некогда, и чувства щадить – тоже. Мы в одной команде.

Ну да, в команде. Это просто игра, напомнил я себе. Что толку играть, если не ради выигрыша? Кроме того, деньги мне платит Тобиас, а не Карла. Успешно подавив колебания, я принялся добивать ее в спину.

– В общем, я узнал об одной австралийской компании. Только что завершила второй раунд. Называется «МойШвейцар. com». Тот же сервис, что у «МойПривратник. com», только без домашнего компьютера. Беспроводная технология, даже умеет звонить на наручный телефон.

– Это возможно? – спросил Морхаус.

– Конечно, возможно, – вступился за меня Алек. – Так, Джейми?

– Пока, строго говоря, нет, – объяснил я. – Но «МойПривратник. com» тоже невозможен. Не в этом дело.

– Так, Джейми. – Морхаус отдышался, стиснул клешни, прижал костяшки к верхней губе, точно дым удерживал. Он выдохнул, и волоски на пальцах затанцевали. – Растолкуй, в чем же дело.

– И то и другое возможно в будущем. Сферу разработок следует оценивать скорее с позиции дарвинизма. Идеи конкурируют за господство. Более удачные финансируются, пока не найдется идея получше. До устаревания очень немногие продвинутся дальше стадии прототипа.

– А рентабельность? А движение капитала? – спросил Морхаус. – Терпеть не могу эти силовые игрища. Сплошная психология, и быстро не выпутаешься.

– Это другой рынок, пап, – объяснил Алек. – Поэтому так важен пиар. Рассказать историю, в которую люди вложат бабки. Получить деньги благодетеля, потом венчурные фонды. Провести второй раунд, может, третий, остаток забить акциями. И подольше историю подкармливать – чтобы хватило времени врубить стратегию выхода и смыться. Экономика роста.

– Мы тут что, блядь, «Эмвэй»?[103]103
  Популярная программа многоуровневого маркетинга, в рамках которой участникам предлагалось продавать дорогие членские билеты родственникам и друзьям. О жертвах подобного мошенничества было написано множество психологических исследований, а затем в 2023 г. схема была объявлена противозаконной. – Сабина Сэмюэлс.


[Закрыть] – Морхаус со всей силы долбанул кулаком по мраморной столешнице. Такой толстой, что удар едва слышен. – Я хочу, чтобы «МиЛ» отличался от мошенников. Чтобы все знали: «МиЛ» принес в новую экономику здравый смысл. Карла обещала, что силовых игрищ в этот раз не будет. Совсем сдурела, что ли?

Время остановилось. Я подсчитывал объем наливающегося кровью громадного Тобиасова черепа. На лбу пульсировала жилка. На секунду все поплыло, и, кажется, я почти различил тени двух шишек, выступающих у Морхауса под кожей. Потом я проморгался в реальность, и все пришло в норму.

Тобиас глубоко вздохнул.

– Джейми, твоя задача – оценить новый проект и понять, можно ли выжать из него деньги. С этой точки зрения, как ты считаешь: Карлин выход на биржу – в интересах «МиЛ»?

– Послушайте, мистер Морхаус, – сказал я, все еще не зная, прокручивать ли кинжал в ране. – Я не бизнесмен. Вы знаете, во что хотите вкладываться. Основы, импульсы, что угодно. – В мозгу промелькнула картина: Карла читает газету на террасе. Мое предательство забило крылами. – Я лишь говорю, что на бумаге «МойШвейцар. com» смотрится лучше, чем «МойПривратник. com». Они выйдут на биржу, и я не могу вообразить человека, который предпочтет клубок проводов комплексному решению. – Ну вот. Я это сделал. Карла, считай, покойница.

– Я Карлу нашел, – гордо сообщил Брэд из динамика. – Звонил и звонил, пока трубку не взяла.

– Джейми, – сурово шепнул Морхаус, – я сам, хорошо? Просто слушай – если что, я тебе скажу.

Алек мигнул – мол, будь спок.

– Спасибо, Брэд, – сказал Морхаус в телефон. – Переключи ее.

– Господи боже, Тобиас! – пронзительно рявкнула Карла из пластмассовой коробки. – Я, блядь, в гинекологическом кресле, и у меня расширитель в пизде!

– Очень смешно, Сантанджело, я тоже как раз о тебе думал, – пошутил Морхаус. О – сарказм вернулся.

– Ха! Врач хотя бы любрикант заливает, а уж потом свои прибамбасы сует.

– Все так же сухо, а? – поддразнил Морхаус. – Говорят, с возрастом хуже становится.

Я запсиховал. Почему они так разговаривают? Они что, спали друг с другом?

– Ай! – завопила Карла. Мы услышали, как ее телефон грохнулся на пол.

Оба Морхауса засмеялись.

– Она там небось под хер приспосабливается, – шепнул Алек.

– Тогда снимите перчатки и поднимите его, понятно? Алло?

– Слушай, Сантанджело, мне очень неприятно тебя отрывать от реконструкции, но у меня хорошие новости.

– Ты помираешь от рака простаты?

– Хит номер два, – ответил Морхаус. – Я высвобождаю остаток акций этого твоего дверного жульничества для членов фонда.

– А? – смутилась она. – Тобиас, это же розничные клиенты. Меньше сотни тысяч. На фига им отдавать?

– Мы тут обсуждали имидж компании, – объяснил Морхаус. – И подумали, неплохо показать, что у швали, которая инвестирует через «МиЛ», шансов достучаться до крутых сделок не меньше, чем у больших шишек.

– Что творится, а? – насторожилась она.

– Ты бы мне спасибо сказала, что ли. Не хочешь – не надо.

– Нет-нет, – смягчилась Карла. – Спасибо, Тобиас. Теперь фонд кругами забегает.

– Ну и хорошо. Значит, договорились.

– А ты что за это хочешь? – спросила она.

– Пообещай мне, Карла.

– Что?

– Когда вернешься после своих гинекологических развлечений, постарайся не метить мебель.

Алек хрюкнул.

– Очень смешно. Больной ублюдок.

– И я тебя люблю, Сантанджело, – ответил Морхаус и нажал кнопку. – Непроходимая тупица. – Он с отвращением покачал головой. – Еле сдержался. И что, она думает, так вообще разговаривают?

Я смутился, запутался и говорить не мог. Алек смутился, но не запутался, и ему хватило ума сформулировать вопрос:

– Ты что делаешь?

– Пускай хоть раз заплатит за свои ошибки. Вот что я делаю.

– Вы разрешаете выход на биржу? – спросил я.

– Слишком поздно отзывать и спасать лицо, – ответил Морхаус. – Но это ж ее лузерский баланс рухнет, когда вы двое объявите, что мы – гаранты «МойШвейцар. com». – Он нажал другую кнопку. – Морт?

– Да? – проскрипел кто-то.

– Мы продаем акции «МойПривратник. com». Только платиновый фонд. Может, еще какие-нибудь из инвестиционной группы. Только первый ярус. И ни звука.

– Есессно, – сказал Морт и отключился.

– Я все равно не врубаюсь, – сказал я. Но я уже врубался – даже слишком хорошо.

– Пусть Карла раскрашивает свой провал собственным жалким фондом. Мы обязались полгода держать шестьсот тысяч акций. Ущерб лучше ограничить ее людьми. Подождем пару дней, потом дернем из-под нее ковер. Ее фонд рухнет, а мы подопрем тонной опционов. Выход заковыристый, но в целом после комиссии мы все равно срываем куш. И в итоге получим роскошный предлог ее уволить и назначить тебя.

– Пап, мы эту сагу используем для рекламы нового духа «МиЛ». – И Алек вдохновенно углубился в свою пиар-стратегию. – Дадим эксклюзив в «Уолл-Стрит Джорнал», представим Джейми эдаким юным перебежчиком: мол, полез вперед, дал гарантии компании, которая прямо конкурирует с одной из наших, лишь потому, что их технология лучше. Проглотят.

– Неплохо, – сказал Морхаус. – И прикроет нас от очередного группового иска.

– Я уже твою реплику придумал. – Алек бешено царапал в блокноте. – Слушай: «Уволить? Черт, да я его повысил! У нас в «МиЛ» за такую дерзость вознаграждают». Может, стоит еще отвезти Джейми на шабаш. В Монтану. Похвастаться им.

Кому надо с такими друзьями терзаться чувством вины?

– В Монтану? – простодушно переспросил я.

– Не раньше следующей недели. – Морхаус поднялся. – Алек тебя просветит.

Я возвращался в кабинет, не зная, праздновать грядущее повышение и вхождение в круги власть имущих или оплакивать погибшую душу. Я пялился на свои блестящие новые ботинки – они шагали по ярко-синему ковру, кожа ритмично поскрипывала. Скрип – будто голоса, что музыкально бранили меня за прегрешения.

– Предатель, – хныкали ботинки. Но это ведь Морхаус решил выкрасить и выбросить, возражал я своему греческому ножному хору. – Да, – пели ботинки, – но ты всю дорогу знал, что так оно и будет! – Я не все обдумал, – твердил я. – Это потому, что ты знал, чем все закончится! – Но я злился, просто выплеснулось, эмоции одолели. – А по нам – так первоклассная интрига! Макиавелли в полный рост! – Я, видимо, интриги выдумываю быстро. Уследить за ними не успеваю. – Ты мог остановиться! Ты мог остановиться! – Хор нарастал.

– На хуй греков, – сказал я вслух. Голос перекрыл скрип ботинок, хор заткнулся. И вообще. Я не грек. Я наследник Маккавеев. Они вытурили эллинистов из Святой земли. Наверное, из-за такого как раз хорового дерьма.

Переход на иудейские рельсы дал лишь крошечную передышку. Чокнутых греков сменило эхо скорбного папашиного голоса – проповедь на Йом-Кипур. Согласно еврейским верованиям, причитал отец, первое, о чем спрашивает Бог, когда умираешь, – как ты себя вел в бизнесе. Нормально, решил я. Сегодня я умирать не планирую.

Даже тогда евреи понимали: сбиться с пути в бизнесе проще всего – даже проще, чем в сексе. Систему законов изобрели главным образом для работы с темной стороной денег. Почему-то погоня за благосостоянием приводит к корысти, а корысть – к разврату. Я поклялся, что впредь буду честнее – даже если все это игра. Одно грязное жульничество – ладно, пусть, но отныне – все выше и выше.

Да черт возьми, я же только учусь. И, конечно, не моя вина, что Карлы не было, когда все случилось. Вот повысят до интернет-стратега – буду великодушен. Извлеку урок. Эволюционирую. В Библии все поначалу ошибались. Эта ошибочка меня многому научила, так что босс из меня выйдет получше, чем Карла. Уж по крайней мере я ни за что так не подставлюсь. А что до секса – ну, пока не буду об этом думать.

В крошечном общем конференц-зале возле моего кабинета сидели Джуд, Рубен и юный Бенджамин. Я назначил встречу, но не особо рассчитывал их увидеть. Утром в воскресенье я перезвонил Джуду и пригласил его показать этот их прототип «абсолютно убийственной мета-прилады». Они с Рубеном называли ее «Тесланет» – говорили, что с ней кабельные модемы и высокоскоростной телефонный доступ устареют в мгновение ока. Джуд хотел показать мне Тесланет на моем лаптопе, попросил привезти железку в Куинз, и может, трубку выкурить, либо пригласить их к себе домой и захватить лаптоп. Я решил, пусть лучше Бенджамин железку отнесет. Я не желал воссоединения на их территории, но не был готов демонстрировать им роскошь, в которой скоро стану обитать. Кроме того, Бенджамин умолял познакомить его с оставшимися Ямайскими Королями. Я послал к ним младшего кузена – показал, что я им доверяю.

Судя по всему, они взяли Бенджамина под крыло: пацан молотил по клавишам моего компа, демонстрашку причесывал.

– Эй, Джейми, – сказал Рубен, почесывая шею. Еще выше, чем я помнил, а оттого совсем уж тощий. Прыщей нету, но надо лбом по-прежнему шипастыми взрывами торчала пакля. Джуд был лидером, но Рубен – Мастером. Вроде папы римского при короле Джуде. Джуд был обязан – ивполне способен – писать мутирующие вирусы или дерзко ломать системы, но касаемо технической стороны дела последнее слово всегда оставалось за Рубеном. Он знал то, чего не знали другие, – шла речь о телефонных протоколах или языках программирования. И мы все ему доверяли, ибо единственный его царь и бог – элегантность кода.

От этого он сходил за либертарианца, хотя сам себя мнил скорее великодушным технократом. Он верил, что рынки, культура и вообще материя достигнут высшей продуктивности с развитием социального и технического программирования. Джуд написал вирус DeltaWave, но Рубен сократил код до крошечных 78 Кб. Мы тащились, представляя, как испортим «Майкрософту» имидж, а Рубен считал, что вирус – подарок Биллу Гейтсу, ибо теперь софтверный магнат исправит дыры в программе. Потому Рубен и потратил столько часов, вычищая из вируса лишнее. Он хотел, чтобы вирус изъяснялся максимально четко и кратко.

Рубен не опасен – если быть в курсе, кого, по его мнению, в данный момент следует осчастливить уроком.

– Рубен! – я ущипнул его за щеку. – Ты чего-то вырос!

– Много времени прошло, – тихо сказал Рубен. И впрямь. Со школы не виделись.

Джуд обнял нас обоих за плечи и притянул ближе.

– И их осталось трое.

– Четверо, – поправил Бенджамин.

– Трое с половиной, – пошутил я и направился к нему. – Ну, доконал мою железку?

– Джейми, перестань, – со всей серьезностью возмутился Бенджамин. – Я знаю, что делаю. Джуд, правда ведь?

Джуд многозначительно подмигнул. Бенджамин просиял. Я положил руки ему на плечи.

– Я знаю, Бенджи. Я знаю. – Странно: как быстро Джуд узурпировал мою роль. Неясно, что меня больше нервирует: как бы мои бывшие друзья не развратили Бенджи или как бы я в процессе не лишился его уважения.

– Кофе и плюшки – это, между прочим, вам, – сообщил я, махнув на хромированный столик у двери. Две черные цилиндрические пластиковые урны, суровые на вид, и восьмиугольная тарелка с печеньем. Все посмотрели на столик. – Ну то есть, когда приходят гости из реального мира, тут всегда так делают.

– Тут, значит, всегда так делают, – повторил Джуд, кидая два печенья в нелепую квадратную чашку и заливая их кофе. – Рубен, ты будешь?

– Нет, спасибо, – отозвался тот, рассматривая один угол чашки. – Из принципа.

Мимо пробежал Алек, прижимая к груди кучу ярких папок. Я помахал ему через прозрачную стену,[104]104
  Компании того периода нередко использовали стекло для ограничения передвижения сотрудников. В некоторых источниках упоминается стеклянный потолок, неустановленным способом предотвращавший карьерный рост женщин. – RAYGIRVAN.


[Закрыть] надеясь, что это сойдет за «привет». Алек намек понял и почесал дальше.

– Давайте уже работать, пока люди не набежали, – сказал я.

– Конечно, – начал Джуд. – Имей в виду, это все только прототип.

– Не переживай. То, что здесь обычно финансируют, как правило, и до этой стадии не доходит.

– Неудивительно. – Рубен все разглядывал фарфор.

– В общем, – сказал Джуд, – посмотрим, что «тут» скажут.

Он стукнул пару клавиш на моем лаптопе, появилась простенькая заставка: «TeslaNet».

– Загружается, – объяснил Рубен. – Будет быстрее.

– Давай, Бенджамин, загрузи на той, – распорядился Джуд.

Бенджамин открыл второй лаптоп на другом конце стола, запустил ту же программу.

– А теперь, – объявил Джуд голосом лохотронщика, – вероятно, по-твоему, компьютеры нужно связать в сеть, чтоб они общались?

– Раз они общаются, они по определению в сети, – отвечал я. Альфа-гик в лучшем виде.

– Ну да. Но их же надо подключить, так? К телефонной линии, кабелю, инфракрасному порту, какой-нибудь сети, так?

– Конечно.

– А теперь смотри. – В руках у Джуда оказался кусок провода с зажимами. – Помнишь эксперименты Тесла со статическим электричеством и заземлением? Как он думал, что осветит все Восточное побережье одной большой катушкой и никаких электропроводов не надо?

– Угу.

– Тесланет коннектится к сети через заземление. Одним концом к твоему лаптопу, – он прицепил зажим к шурупу у лаптопа на заду. – Другим – в землю. – Второй зажим вгрызся в металлическую пластину над выключателем. Бенджамин тем временем цеплял провод от своего компьютера к железному подоконнику.

– Теперь гляди, – сказал Рубен. Я успел позабыть эту его манеру стоять, стиснув руки на груди: мол, его никто и не попросит клаву тронуть – настолько он уверен, что все заработает.

На экране появилась юниксовая[105]105
  ЮНИКС – принадлежавший «Сан Майкросистемз» проприетарный предшественник операционной системы Linux. – Сабина Сэмюэлс.


[Закрыть] командная строка.

– И? – спросил я.

– Валяй, Бенджамин, – сказал Джуд.

Бенджамин заколотил по клавишам. На моем экране волшебным образом возникали слова:

Запрос на чат-сессию от пользователя 17014. Согласны?

(а/н)

Я напечатал «д». На экране появился примитивный чат.

Привет, братец. Как болтается?[106]106
  Стандартное приветствие тех времен: мужчина спрашивает, удобно ли расположены гениталии собеседника. Приблизительный аналог «как дела?» – MRNORMATIVE.


[Закрыть]

– Потрясающе! – сказал я. Правда потрясающе. – В обе стороны работает?

– Еще б. – Рубен позволил себе улыбнуться. – TCP/IP Просто через землю.

– То есть компьютеры соединены, потому что они, по сути, цепляются друг к другу через железки в комнате, так? Общаются через заземление?

– По сути, да, – подтвердил Рубен. – Но на самом деле они умеют и через саму землю. На огромном расстоянии.

– Вот именно, – сказал Джуд. – Легко: цепляешься к водосточной трубе или к палке какой-нибудь, которая в земле торчит.

– Все заземленные входят в сеть, – гордо объяснил Рубен. – Если у них софт стоит. Когда логинишься, оно автоматически дает тебе уникальный адрес.

– Господи боже. – Я затрепетал. – А к Интернету через него можно подключаться?

– В этом и красота, Джейми, – ответил Рубен. – Если одна нода подключена, подключена вся сеть. Тесланет ставит любой крупный сервер – университет, искалка, провайдер, – и канала хватит для миллионов юзеров.

– Да не в этом дело, – почти рассердился Джуд. – Сила-то в чем? С Тесланетом никакой Интернет не нужен. Он – вместо Интернета. Центральных серверов нет. Заземлил комп – оп-ля, подключился. Взял и сунул провод в розетку. У большинства машин они и так уже в розетке. Если на батарейках или на улице – суешь провод в землю. Сеть – сама земля. Чем больше народу использует, тем мощнее сеть и больше покрытие. Абсолютно неподконтрольная штука.

Я смотрел в монитор – зеленый провод тянется к выключателю, на экране мигает сообщение. Что я должен чувствовать? Жадность? Радость? Зависть? Восторг? Ужас? Может статься, это технология на миллиард долларов. Если получится запатентовать. Тогда она просто убьет дюжину других технологий на миллиард долларов. Интернет-провайдеров, телефонные компании, спутниковую индустрию. Революция. Или катастрофа.

А хочу ли я снова работать со старыми друзьями? Если то, что они показали, умеет то, что они говорят, – выбора нет. Но с другой стороны – может, оно вообще не работает. В некотором роде – какое будет облегчение. Я предпочел цинизм.

– Через комнату, значит, оно работает, – сказал я. – А почему вы считаете, что заработает через океан?

– В земле все дело, – пояснил Рубен. – Земля – магнит. Оно заряжается от вращения земли. Потенциальное напряжение выше, чем у всех электростанций, вместе взятых.

– Если ты нам не веришь – нормально, – сказал Джуд.

– Я не об этом. – Я сдал назад. – То, что вы показали – поразительно, честно.

– Тогда продолжим, – предложил Джуд. – Может, из вестибюля?

– Может, с крыши? – возразил я. – И к Интернету меня подключите.

– Сделаем, – кивнул он. – Бенджамин, коннектись, а мы через тебя.

– Ладно, Джуд, – отозвался тот, лучась послушанием. Точь-в-точь я, второкурсник Штювезанда и Джудов апостол. – Где подключаться?

Мне совсем не улыбалось пускать парней в офисную сетку с моим логином и паролем, но иначе все застопорится без техподдержки. Я не хотел выглядеть ламером – будто IP-коннекцию не могу сам настроить. Или будто старым друзьям не доверяю. Кроме того, решил я, они поймут, что там брандмауэр какой-нибудь. В общем, я помог Бенджамину выйти в интранет «МиЛ», а затем и в Интернет.

Мы с Джудом зашагали к лифту. Поднимались на вершину небоскреба молча, в обществе мужчин в серых костюмах и французских голубых рубашках – в точности как у меня. Я-то думал, буду в голубой рубашке индивидуалистом – а это, оказывается, новая униформа. Голубой – нынешний белый. К пятьдесят второму этажу в обшитой деревом кабине остались мы вдвоем.

– Ну, я вижу, ты по уши увяз, – сказал Джуд.

– Не совсем. – У меня шумело в ушах. – Просто удачный способ вернуться в Нью-Йорк. Изучить индустрию, знакомства завязать, вложить что-нибудь ценное в точка-комовское безумие, пока навек не лопнуло.

– И в процессе заработать пару-тройку лимонов.

– Не помешает, – признал я. – Но я – не как все. Я тут максимум на год. Потом открою игровую компанию. Точно.

– Обедаешь с дьяволом – прихвати длинную ложку, – небрежно процитировал Джуд.

– Да я на вытянутой руке все это держу. Не переживай. Я же понимаю – тут сплошь дым и зеркала.

– Уверен, да?

– Ага, уверен.

– Ну то есть – различаешь, что это все игры?

– Абсолютно. – Я формулировал, и моя позиция прояснялась. – Подрываем систему изнутри.

– Приятно слышать, Джейми, – сказал Джуд, обнимая меня за плечи. – Иначе я бы забеспокоился.

– Ты о чем? – Он о чем!

– Ни о чем. Просто рад, что ты ко всему этому не слишком всерьез. Я на днях за тебя тревожился.

– Меня заносит, я знаю. – Двери открылись на последнем, шестьдесят восьмом этаже. – Поэтому мне очень важно, что вы Тесланет принесли сюда. Ко мне. – Я ни с того ни с сего разволновался. Впервые после вирусной атаки я ощущал родство с бывшим соучастником преступления. – Ну то есть я как бы вижу, что вы не считаете меня последним гадом каким-то.

– Я никогда и не считал, – Джуд придержал мне дверь. – Просто в таком месте на раз голова закружится. Не забывай об этом. Фокуса не теряй.

Мне вдруг страшно захотелось признаться, что я сегодня утром натворил. Как я подложил свинью Карле – женщине, с которой лишь на той неделе спал.

– Ты мне будешь рассказывать, – вот и все, что я выдавил. Мы хором рассмеялись и зашагали к лестнице на крышу.

Мы направились к парапету. Ветер трепал нам волосы. Галстук выбился и символом моих оков трепыхался за спиной. Под нами – шестьдесят девять этажей, любимчики Уолл-стрит спешат по делам. Крошечные жалкие муравьи, понятия не имеют о технологии, что вот-вот навсегда изменит их мир.

– Может, тут? – Я махнул зажимом на большую вентиляционную установку.

– Вроде подходит, – сказал Джуд. – Валяй.

Я законнектился, Джуд запустил программу.

Связь установлена.

– Черт! – Я перекрикивал механический грохот. – Это же невероятно, что вы такое сделали!

– Рубен в основном делал, – скромно отозвался Джуд.

– Дай я напишу. – Волнующий момент.