Текст книги "Бывшие люди. Последние дни русской аристократии"

Когда ему это было выгодно, Ленин без малейших колебаний признавал свое дворянство. В 1897 году, сосланный за революционную деятельность в Сибирь, Ленин настаивал на своих дворянских правах, желая смягчить условия ссылки. Проживая много лет в Западной Европе, Ленин и его жена Н. К. Крупская нанимали слуг для приготовления еды и уборки. В 1904 году в Женеве он записался в частную библиотеку как «В. Ульянов, русский дворянин».

2. Шереметевы

С начала XVI столетия Шереметевы занимали высшие посты при дворе великих князей московских и были членами боярской думы. Многие Шереметевы проявили полководческий талант в войнах против татар и в Ливонскую войну, в правление Ивана Грозного. (По одной из версий, слово «шеремет» некогда означало человека, наделенного храбростью льва.) Влиятельный боярин Федор Иванович Шереметев сыграл ключевую роль в 1613 году при избрании Михаила Романова. Иностранцы даже утверждали, что жена царя была прежде служанкой у Шереметева.

Граф Борис Шереметев при Петре Великом был фельдмаршалом, его внук Николай Шереметев – одним из богатейших вельмож в царствование Екатерины Великой, создателем лучшего в России оперного театра, который он набрал из собственных крепостных. Николай Шереметев влюбился в свою бывшую крепостную, певицу Прасковью Ковалеву-Жемчугову и обвенчался с ней. Впрочем, счастье их было недолгим: вскоре Прасковья умерла, родив сына Дмитрия и оставив мужа безутешным вдовцом. Дмитрий был также известен своей благотворительностью, при этом он скопил состояние, включавшее на момент его смерти в 1871 году около 300 тысяч крепостных и более 763 тысяч гектаров земель.

Сын Дмитрия Александр в 1902 году стал адъютантом Николая II. Как и дед, Александр страстно любил музыку. В 1880-е он основал собственный симфонический оркестр, который давал бесплатные концерты в Петербурге. Он был превосходным пианистом и музыкантом, возглавлял придворную певческую капеллу. Другим его увлечением было пожарное дело. В своем поместье Ульянка под Петербургом он создал Пожарную дружину имени Петра Великого, и его пожарные расчеты были экипированы самой современной техникой.

В наследство от отца Александру досталось около двухсот тысяч десятин земли в тринадцати губерниях, дом в Петербурге и десять домов в Москве, в том числе дворец в Останкине. Со своей женой графиней Марией Гейден и четырьмя детьми (Елизаветой, Дмитрием, Александрой и Георгием) он жил на широкую ногу в роскошном петербургском доме на Французской набережной. Он имел обыкновение путешествовать в сопровождении многочисленной свиты слуг и домочадцев, музыкантов, певчих и даже коров из собственных деревень – для обеспечения бесперебойных поставок к столу свежего молока.

Граф Сергей Шереметев, старший брат Александра, был адъютантом великого князя Александра Николаевича, а после его восшествия на престол под именем Александра III граф был пожалован во флигель-адъютанты. Он занимал высокие посты и получал ордена и почетные титулы, поскольку на протяжении всего царствования был одним из ближайших сподвижников императора, мнение которого тот высоко ценил.

Страстью Сергея Шереметева были русская история и культура, которым он отдавал все свое время, энергию и состояние. Он был усердным историком-любителем и попечителем целого ряда научных обществ, по всей стране основывал публичные библиотеки, поддерживал умирающее искусство иконописи, покровительствовал художникам. Хотя граф получил в наследство от отца значительную недвижимость, три дома в Петербурге и два в Москве, он купил еще множество поместий, чтобы сохранить их для будущих поколений. Среди прочих – Михайловское и Остафьево, которое Пушкин называл «русским Парнасом». Сергей щедро тратил деньги на эти поместья. Для дочери Анны он купил усадьбу Вороново с огромным домом в шестьдесят комнат, а для Марии – усадьбу Введенское, где бывали художники М. А. Врубель, И. И. Левитан и В. А. Серов.

Консервативный и набожный граф Сергей придерживался славянофильских взглядов, решительно противостоял тем русским, которые полагали необходимым усвоить западноевропейские политические и юридические институты, и несгибаемо верил в самодержавие как единственно правильную форму власти в России. Для определения русской церкви, монархии, дворянства и истории он пользовался словом «самобытный». При этом выступал против «жидомасонства» и был известен как яростный обличитель космополитизма, модернистского искусства и декадентов. Министр финансов, западник С. Ю. Витте характеризовал Сергея Дмитриевича как «честного, но ненормального человека, столпа дворцовой дворянской камарильи… одного из тайных глав черносотенцев».

Вокруг графа Сергея Шереметева, его затей, прихотей и исповедуемых им идей вращалась жизнь всего большого семейства. Сергей Дмитриевич редко одевался до полудня, предпочитая ходить в роскошном шелковом коричневом шлафроке и ночной рубашке в стиле Людовика XVI. Одевание требовало помощи трех камердинеров, старшему из которых доставалась честь обтирать лицо графа губкой.

Его жена, урожденная княжна Екатерина Вяземская, была внучкой князя Петра Вяземского, поэта и приятеля Пушкина. Мягкая, приветливая и обаятельная голубоглазая блондинка, Екатерина была любимицей семьи. Она интересовалась ботаникой и естественной историей, печатала научные статьи и была счастлива в кругу семьи, мало интересуясь светской жизнью. Екатерина и Сергей жили со своими семью детьми (Дмитрий, Павел, Борис, Анна, Петр, Сергей и Мария), их мужьями и женами, почти двумя дюжинами внуков, бесчисленными родственниками и приживалами. Зиму они проводили в Фонтанном доме в Петербурге, лето – в Михайловском, с длительными остановками в московском Наугольном доме. Навещали и другие шереметевские усадьбы: Кусково, Остафьево, Покровское и Баланду.

Дети Шереметевых воспитывались вместе с императорскими детьми. Дмитрий и Анна были особенно близки с цесаревичем Николаем (будущим последним императором) и его сестрой великой княжной Ксенией, тогда как Петр, Сергей и Мария проводили больше времени с младшими – великим князем Михаилом и великой княжной Ольгой. В 1892 году Дмитрий женился на Ире, графине Ирине Воронцовой-Дашковой, дочери кавказского генерал-губернатора графа Иллариона Воронцова-Дашкова. Свадьба была гвоздем светского сезона, на ней присутствовали более шестисот гостей, включая всю царскую семью. Для доставки свежих цветов на праздник потребовался целый железнодорожный вагон.

Дмитрий служил в Кавалергардском полку и в марте 1896 года, после восшествия на престол императора Николая II, стал его флигель-адъютантом. Дмитрий много раз охотился с Николаем II в царском поместье Спала и в шереметевском имении Баланда, знаменитом своей волчьей охотой. В отличие от отца, который не мог удержаться от нелестного сравнения Николая II с Александром III, Дмитрий питал глубокое уважением к последнему императору, хотя и признавал слабость его характера.

Младший брат Дмитрия Петр также был флигель-адъютантом Николая II. Весной 1914 года Петр скончался от туберкулеза в ялтинском санатории. Его дочь Елена Шереметева, тогда совсем маленькая девочка, описала эти дни в своих воспоминаниях. Царская семья была тогда в Ялте, и Елена вспоминала, что царь и царица навещали ее умиравшего отца, а когда тот умер, пришли в церковь на отпевание. Елена вспоминала также пасхальные вечера в Аничковом дворце, которые устраивала вдовствующая императрица Мария Федоровна. Елена, одетая в бело-голубое шелковое платье и черные чулки, отправлялась туда в карете со своими кузинами из Фонтанного дома. Мария Федоровна встречала детей и затевала с ними охоту за пасхальными яйцами, спрятанными по всему дворцу. Затем следовало выступление иллюзиониста и угощение горячим шоколадом. Дети покидали дворец с большими корзинками, полными пасхальных яиц и подарков. На Рождество в бальной зале Фонтанного дома сооружали огромную деревянную горку для детей и их многочисленных друзей, которые скатывались с нее на маленьких ковриках и неслись дальше по скользкому паркету, визжа от восторга.

Из всех сыновей отцу был ближе Павел, родившийся в 1871 году. Он окончил историко-филологический факультет Петербургского университета и занялся исследованиями и публикациями по истории родов Романовых и Шереметевых, а также дворянских усадеб и монастырей. Он был членом различных научных обществ, писал стихи и картины, которые выставлялись на выставках. После университета Павел служил в Семеновском гвардейском полку и вместе с полком участвовал в коронационных торжествах в 1896 году. Его глубоко поразила трагедия на Ходынском поле, где погибли несколько тысяч человек при раздаче царских подарков. Поскольку царь не отменил дальнейшие коронационные торжества, Павел счел его решение возмутительным и вскоре оставил военную службу.

В 1899 году он переехал в Звенигородский уезд и поступил на службу в губернское земство, где проработал до 1911 года. Разделяя славянофильские взгляды отца, Павел считал, что просвещенное общество слишком увлечено иноземными формами и идеями, не знает жизни народа и не имеет представления о его нуждах и чаяниях. Он не видел противоречия между самодержавием и предоставлением всем подданным более широких возможностей на местном уровне. Наибольшую опасность он видел в бюрократическом произволе, подрывавшем в народе веру в самодержавие.

В 1899 году Павел Шереметев выступил одним из организаторов кружка «Беседа», объединившего аристократов, активных земских деятелей, желавших предотвратить революцию. Здесь были представители различных политических взглядов, от монархистов-славянофилов, как Дмитрий Шипов, до радикальных марксистов, как князь Владимир Оболенский, при наличии большого числа либералов, как князь Михаил Голицын. Все кружковцы были едины в признании необходимости честной, открытой дискуссии о бедах России. Политические организации, подобные «Беседе», были незаконны, Павел и его товарищи – «собеседники» – знали об этом, но ввиду высокого статуса участников государство смотрело на существование кружка сквозь пальцы. Англичанин Бернард Пэрс, который встречался в это время с Павлом Шереметевым, назвал его «самым убедительным защитником консерватизма».

Граф Сергей признал Павла своим духовным наследником. В феврале 1907 года он составил завещание, которое Павел должен был прочесть после его кончины. «К тебе обращаюсь, зная твою любовь и твои чувства к родному прошлому, зная твое особое усердие и сочувствие к семейному минувшему. Сохрани эти чувства вместе с привязанностью к святой церкви и дорогой Родине». И Павел выполнил этот завет отца.

Анна, старшая из двух дочерей Шереметева, родилась в Михайловском в 1873 году. Она получила прекрасное образование и обладала великолепным голосом. Родители даже посылали ее в Италию учиться пению. Анна была фрейлиной при дворе императрицы Марии Федоровны в царствование Александра III, в юности танцевала с цесаревичем Николаем на балах в Зимнем дворце.

Один из современников описывал Анну как тонкую и очаровательную женщину, знавшую о своей роковой власти над сердцами мужчин. Она была глубоко религиозна, тяготела к мистицизму и верила в свои пророческие способности. По семейной традиции она придерживалась монархических взглядов, но в то же время, будучи современной молодой женщиной, читала журнал «Женское дело», разделяла педагогические идеи Монтессори и не отвергала идей феминизма. Анна находила светскую атмосферу удушливой и предпочитала простую деревенскую жизнь. В семейных усадьбах Михайловское и Вороново она учила читать и писать крестьянских детей.

В 1894 году Анна вышла замуж за двадцатичетырехлетнего Александра (Алика) Сабурова. Жених не произвел на тестя впечатления. «Твой вкус не мой вкус», – сказал он дочери. Слова его отчасти объясняются тем, что он не считал Сабуровых ровней Шереметевым, хотя это был старинный московский боярский род. Великосветское общество было с ним согласно. Анна была одной из самых завидных невест, и многие полагали, что она могла бы сделать лучшую партию. Отец Алика был видным дипломатом, а один из дедов, Александр Иванович Сабуров, участвовал в движении декабристов. В 1902 году Алик стал московским вице-губернатором, а в 1916-м – церемониймейстером императорского двора. Он говорил по-немецки и по-итальянски, играл на рояле и был выдающимся танцором, любимым партнером вдовствующей императрицы Марии Федоровны.

Анна и Алик были счастливы в браке. У них родились четверо детей – Алексей (умер молодым), Борис, Ксения и Георгий (в семье его звали Юрием), – с которыми они жили летом в Михайловском, а зимой на французской Ривьере. Незадолго до революции Анна и Алик строили планы о помолвке Ксении и великого князя Федора Александровича, сына великого князя Александра Михайловича и великой княгини Ксении, младшей сестры Николая II.

Младшая сестра Анны Мария родилась в 1880 году и была любимицей отца. Застенчивая, деликатная и религиозная Мария получила прекрасное домашнее образование и обнаружила талант к живописи. Как и Анна, она была фрейлиной при дворе. В 1900 году Мария вышла замуж за графа Александра Гудовича, отставного кавалерийского офицера и камергера. Среди присутствовавших на свадьбе был московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, младший брат Александра III, через пять лет погибший от бомбы террориста.

Сергей Шереметев и Владимир Голицын. «У меня чувство, что я еду в поезде, сошедшем с рельсов»

3. Голицыны

Голицыны вели свой род от великого князя Гедимина, создавшего в XIV столетии литовское государство, и считались одним из старейших и знатнейших дворянских родов. В Московском царстве Голицыны насчитывали в своем роду двадцать два боярина, более, чем любой другой род, а к концу XIX века громадное родословное древо имело уже шестнадцать отдельных ветвей. Голицыны отличались на полях сражений, на дипломатической службе, при дворе, в искусстве и науках. Князь Николай Борисович Голицын, ветеран наполеоновских войн, покровительствовал Бетховену, ему посвящены так называемые голицынские струнные квартеты (Opus 127, 130, 132); князь Борис Голицын был одним из основателей современной сейсмологии и создателем первого электромагнитного сейсмографа; князь Дмитрий Дмитриевич Голицын был первым католическим священником, рукоположенным в Северо-Американских Штатах в 1795 году, в Западной Пенсильвании, где проповедовал Евангелие, он получил прозвище «апостола Аллеганских гор»; князь Николай Дмитриевич Голицын был последним премьер-министром царской России.

Князь Владимир Михайлович Голицын родился в 1847 году в Париже. Большую часть молодых лет он провел во Франции, французский был его родным языком, свободно говорить по-русски он научился только после того, как навсегда вернулся в Россию. Во Франции князь Владимир участвовал в императорских балах, которые давал Наполеон III, где однажды повстречал барона Дантеса, убийцу Пушкина. В Ницце он познакомился с вдовой Пушкина Натальей Гончаровой, а в Берлине был представлен канцлеру Отто фон Бисмарку.

Прослужив много лет в Московской городской думе, в 1883 году князь Владимир был назначен московским вице-губернатором, а через пять лет стал губернатором. Однако в 1891 году за либеральные идеи был отставлен с этого поста новым московским генерал-губернатором великим князем Сергеем Александровичем.

Пацифист, которому было отвратительно насилие в любых формах (он никогда не охотился, не ловил рыбу и даже не рвал цветов), князь Владимир отказывался приравнять патриотизм к слепой верности Романовым; возмущаясь против представления о русских как богоизбранном народе, он называл себя последователем «пантеизма в духе Спинозы» и боготворимого им Гёте. Князь Владимир вернулся к общественной жизни в 1897 году, когда его избрали московским городским головой, и затем трижды переизбирался на этот пост. В качестве городского головы он строил школы и больницы, усовершенствовал водоснабжение, начал разработку планов городской подземки и способствовал успешному завершению переговоров об устройстве Третьяковской картинной галереи. В конце 1904 года «мэр» (так мы будем в этой книге называть князя Владимира) призвал правительство отказаться от традиционных репрессивных мер и ввести свободу совести, печати и собраний. Этот призыв расценили как прямой вызов царской власти. Министр внутренних дел А. Г. Булыгин угрожал «мэру» уголовным преследованием, а черносотенцы возлагали на него вину за вспышку революционного насилия в Москве в 1905 году. Тогда же правительство удалило «мэра» с должности, после чего Московская городская дума единогласно проголосовала за присвоение ему звания почетного гражданина.

В 1871 году князь Владимир женился на Софье Деляновой. Она говорила на пяти языках, играла на фортепьяно и покровительствовала Исааку Левитану, Леониду Пастернаку (отцу Бориса Пастернака) и Валентину Серову, а также экспериментальным группам «Мир искусства» и «Бубновый валет». В салоне, который собирался в московском доме Голицыных, бывали многие творческие люди того времени. С 1872 по 1892 год Софья родила десятерых детей, восемь из которых достигли зрелости. Старший Михаил изучал в Московском университете право; Николай – филологию и позднее стал директором Архива Министерства иностранных дел; Александр – медицину и стал врачом; Владимир изучал физику. Две старшие дочери Софья и Вера были фрейлинами при дворе. Когда в 1914 году разразилась война, все дети Голицыных уже жили своими семьями.

Князь Михаил Голицын и его младший брат Владимир Владимирович росли в Москве и были частыми гостями в шереметевском Наугольном доме, где брали уроки танцев вместе с детьми графа Сергея. Под руководством бывшего танцора Большого театра мальчики и девочки осваивали классические балетные па, учились танцевать вальс, польку и мазурку. Каждый урок завершался большой кадрилью. Юная Мария Шереметева была любимой партнершей Владимира Владимировича. Взрослые собирались посмотреть на молодежь и поощряли ее улыбками. После урока подавали чай с пирожными, а детям позволялось устраивать игры на парадной лестнице и прятки по всему обширному дому.

В 1896 году Михаил оставил Москву и переселился в родовое имение Бучалки в Тульской губернии, там он был избран уездным предводителем дворянства и активно включился в работу епифанского земства. В следующем году Михаил познакомился с графом Павлом Шереметевым, единомышленником в отношении земств и политических свобод. И хотя многие считали Павла консерватором, Михаил находил его либералом и даже леваком. В 1900 году Михаил стал членом кружка «Беседа» и в течение нескольких лет вместе с Павлом проводил заседания в шереметевских домах в Москве и Петербурге.

После 1900 года Павел заметно «поправел», Михаил же, напротив, «левел». Он принимал участие в тайных собраниях либеральных дворян, обсуждавших бедственное положение крестьянства. В своем доме в Бучалках они с женой проводили еженедельные собрания с участием местных учителей, на которых читали и обсуждали политическую литературу. Деятельность и политические взгляды Михаила стали известны тульскому губернатору, который распорядился прекратить собрания и установить за Голицыными надзор. Давление властей и неодобрение консервативных соседей-дворян заставили Михаила покинуть земство, в 1912 году он переехал из Бучалок в Москву.

Самым «красным» из сыновей Голицына считался брат Михаила Владимир Владимирович. Окончив университет, он оставил Москву и поехал управлять родовым имением Ливны в Орловской губернии, возглавив управу и заседая в местной городской думе. Однажды летом он, будучи еще совсем молодым человеком, загляделся на крестьянскую девушку «с большими грустными глазами и очаровательным лицом», которая пасла гусей. Татьяна Говорова была моложе его на двенадцать лет и ничего не знала о мире, в котором жил Владимир, тем не менее в 1907 году они тайно обвенчались. Обучив ее грамоте, Владимир представил Татьяну семье, которая сразу ее приняла. Они жили в Ливнах со своими детьми (Александром, Еленой и Ольгой), где их и застала революция.

Семья легко могла смириться с тем, что Голицын женился на крестьянке, однако либеральные взгляды «мэра» и его сыновей – совсем другое дело. Даже жена «мэра» находила их либерализм безвкусным и ложным. Она приписывала политические взгляды сына Михаила пагубному влиянию других дворян Епифановского уезда, словно не замечая влияния его отца. Дом Голицыных в годы, предшествовавшие революции, сотрясали жаркие политические баталии между Софьей, «мэром» и их детьми; никто не желал отступить или признать за противной стороной хотя бы частичную правоту. Либерализм Михаила и Владимира Владимировичей настолько огорчил их холостого дядю, старшего брата «мэра» князя Александра Михайловича Голицына, что он не упомянул их в завещании и оставил свое большое поместье Петровское их брату Александру. Александр поселился там с женой Любовью в 1901 году. Он основал в имении небольшую бесплатную больницу для крестьян и работал хирургом в звенигородской больнице.

Дочери Софьи и «мэра» покорно выходили замуж за представителей почтенных дворянских фамилий: старшая Софья (Соня) – за Константина Львова, гвардейского офицера; Вера – за графа Бобринского, богатого землевладельца; Татьяна – за Петра Лопухина, брата Анны Лопухиной, жены Михаила Голицына; Елизавета (Эли) – за князя Владимира Сергеевича Трубецкого. Трубецкие, как Шереметевы и Голицыны, – большой аристократический род с древними корнями. Отец Владимира, князь Сергей Николаевич Трубецкой, был известным философом, ректором Московского университета и выдающимся либералом. В 1905 году съездом городских и земских деятелей он был уполномочен представить царю требования созыва народных представителей и основных реформ. Он был принят государем и держал перед ним речь, и царь, казалось, был тронут услышанным, но так ничего и не предпринял. Через несколько месяцев, в возрасте сорока трех лет, в разгар борьбы за автономию Московского университета Трубецкой скончался. Его похороны превратились в многолюдную демонстрацию и сопровождались столкновениями с полицией. Семья Сергея Трубецкого была богата талантами и образованными людьми. Его брат Евгений был религиозным философом, писателем и основателем либеральной кадетской партии, а племянник Николай Евгеньевич стал одним из крупнейших лингвистов XX столетия.

Зато его сын Владимир не разделял ни политических взглядов, ни интеллектуальных запросов семьи. Он плохо учился и в конце концов поступил на службу в Лейб-гвардии кирасирский его величества полк (синие кирасиры). Высокий, ловкий, статный и бесстрашный, Владимир стал образцовым офицером и сделал блестящую карьеру. Он любил, по его словам, «примитивную романтику» полка – традиции и дисциплину, легендарную историю, штандарт и масть коней, полковой дух. Главным событием года были маневры и парады с участием Николая II. Летом 1912 года Владимир впервые увидел царя: «Я почувствовал вдруг, что страстно люблю государя. За что? – в этом я себе не отдавал никакого отчета. Мне пришло на ум, что великим счастьем для меня было бы попасть когда-нибудь в его блестящую свиту», – признавался он позднее.

Тогда же двадцатилетний Владимир женился на Эли, которая была на два года его старше. Никто из синих кирасир не мог выбрать себе невесту без одобрения товарищей. Избранница должна была быть благородного происхождения, богата и образована, товарищи по службе должны были удостовериться в ее хорошей репутации, благородстве и искренности чувств. Эли пройти испытание было нетрудно, и вскоре две прославленные семьи заключили брачный союз. «Мэр» вынужден был признать, что его политические взгляды глубоко чужды зятю. За двадцать пять лет брака у Владимира и Эли родились девятеро детей, а умерли они оба в сталинских лагерях, очень далеко друг от друга.

Голицыны жили зимой в Москве, а летом в Петровском или Бучалках. Сергей Голицын, младший из двух сыновей Михаила и Анны, родившийся в 1909 году, вспоминал детские годы в Бучалках в своих мемуарах. Его семья была не так богата, как Шереметевы или Юсуповы, тем не менее Сергей рос в окружении слуг. Уже в четыре года он знал, что отличается от других детей: он был князем и потомком Гедимина, а следовательно, должен был быть таким же храбрецом, как его предки. Отец его, погруженный в работу, редко бывал дома и мало занимался детьми. От своей либеральной матери маленький Сергей узнал, что они живут в несовершенном обществе, что цари бывают хорошие и дурные и что выступать против плохого царя, как это сделали декабристы, хорошо и правильно; еще он узнал, что царствующий государь окружен дурными людьми, среди которых выделялся «Гришка» – Григорий Распутин. Мать верила в пользу физического труда, в саду Бучалок каждому из детей был отведен собственный маленький участок, за которым они должны были ухаживать. Относительно религии в семье расхождений не было: основанием жизни все они почитали православную веру.

Мы принадлежали к классу господ, и такой порядок считался естественным согласно веками установившимся традициям. Между господами и людьми могла быть искренняя привязанность, но одновременно всегда высилась невидимая стеклянная перегородка. Иные господа слыли либералами, стремились помочь крестьянам, однако они никогда не стали бы, например, убирать за собой постель, выносить горшок; и дети воспитывались в том же духе. Однажды крестьянка пришла к моей матери что-то просить, с нею был сынишка. Я отвел его в сторону к песчаным формочкам, хотел с ним поиграть, а тетя Саша (няня Сергея. – Д. С.) схватила меня за руки и с шипением оттащила прочь.

По липовой аллее, что вела к господскому дому, могли ходить только господа; слуги и все остальные должны были пробираться по узкой дорожке, слева от аллеи. Хотя Голицыны ходили в один храм с деревенскими, для господ был отдельный вход, который вел на приподнятую и закрытую площадку, так называемое княжеское место. Когда Петр Раевский в первый раз приехал в Бучалки на автомобиле – ярко-вишневой иноземной диковинке, пугавшей крестьян шумом и клубами дыма, – возникла проблема, куда за обедом посадить его шофера-англичанина. Его происхождение и вид (темные очки, кожаные шлем и куртка), очевидное мастерство, с которым он управлял машиной, давали ему более высокий статус, чем у слуг, обедавших на кухне, но в то же время представлялось не совсем правильным посадить его на веранде с семьей и гостями. Компромисс был найден: шофера посадили на веранде, но за отдельный столик.

Жизнь была четко структурирована и упорядочена в соответствии с часами, днями и временами года. В три пополудни сервировался чай из самовара. В половине седьмого ливрейный лакей Глеб, звоня в колокольчик, сзывал всех к обеду. К тому времени отец Сергея Михаил Голицын возвращался со службы и присоединялся к другим мужчинам, которые усаживались за маленьким столиком с водкой (всегда № 21 Петра Смирнова), соленой рыбой и грибками, прежде чем занять место за обеденным столом. Бабушка Софья занимала место на одном конце длинного стола, «мэр» – на другом. Мужчины садились ближе к нему, женщины – к ней. Почетный гость всегда сидел по правую руку от Софьи. Перед Владимиром стояла бутылка французского божоле; перед Софьей – немецкого рислинга. Хлеб всегда был только черный и нарезан правильными прямоугольниками. Большую фарфоровую супницу ставили перед Софьей, лакей приносил тарелки. Софья разливала по тарелкам суп и указывала слугам, кому какая предназначена. Детям наливали последним. Подача супа занимала четверть часа. После трех перемен блюд Михаил поднимался из-за стола и возвращался к работе, прочие оставались за столом, пока повар в белом колпаке, стоя рядом с Софьей, записывал указания насчет обеда на следующий день. После этого все поднимались и переходили в гостиную, к кофе, сластям и печенью.

Никакая вещь в доме не могла быть сдвинута с места или заменена, мебель десятилетиями стояла неизменно на одних и тех же местах.