Текст книги "Невозможная загадка"

– Ну вот, не так уж и плохо, правда?

Руби сама не знала, зачем она это говорит: чтобы успокоить себя или ободрить пёсика?

Скакка гавкнул в ответ, завиляв хвостом. Он принюхался, не сводя глаз с большого куска бекона высоко на столешнице, затем снова тявкнул, попробовал допрыгнуть, но угодил в дверь буфета. Когда Руби положила мясо на пол, в контейнере из алюминиевой фольги, скакка откусил громадный кусок, с жиром и костью, и его мордочка залоснилась.

Руби догадалась, что ему захочется пить, и предложила воды, пододвинув миску, которую заранее наполнила, как советовал справочник. Крошечный розовый язычок принялся жадно лакать, но вдруг щенок остановился и снова рыгнул, затем глухо зарычал. Он опять вырос, больше чем вдвое.

Теперь он походил на самого обычного пса, хотя и маленького, кроха впился в остатки бекона.

К тому времени как Руби взяла со столешницы кусок говядины, скакка уже покончил с угощением и снова присматривался к чертёнку, который охранял дверь кухни.

– Сюда… – сказала она и запнулась, не зная, как обратиться. Она покачала кусок мяса, но скакку больше заинтересовал живой, дышащий чертёнок.

– Стоять на месте, – приказала Руби, прежде чем чертёнок сбежал. – Брось ему что-нибудь, и он от тебя отстанет.

Но когда скакка подошёл ближе, чертёнок запаниковал и стал пятиться к двери. Скакка не отставал ни на шаг, будто был привязан к чертёнку резинкой, и бросился на бедняжку.

– Нет! – крикнула Руби. – Фу!

Скакка обернулся и зарычал, затем принюхался, одной лапой прижимая чертёнка к полу. Руби снова поманила его говядиной.

– Давай же, – сказала она. – Смотри, какая вкуснятина. Намного лучше жёсткого чертёнка.

Скакка обнюхал чертёнка ещё раз и недовольно зарычал, а затем зашлёпал к Руби. Вдруг он замер на полпути, навострил уши и обернулся к двери из кухни. Он смотрел куда-то вдаль, поверх съёжившегося чертёнка, который всё ещё лежал на полу.

Руби ничего не расслышала, но уши скакки поворачивались, стараясь уловить источник звука. Она подумала: возможно, это и есть тот момент, о котором говорится в справочнике, когда скакка слышит зов дома – земли мёртвых. Книга предупреждала, что зов послышится вскоре после рождения. Если скакка вернётся в Йоркшир, она не сможет взять его на голосование да и вообще выдрессировать, потому что связь с землёй, в которой лежало яйцо, слишком сильна и разорвать её невозможно.

Руби поблагодарила судьбу, что пёс ещё не слишком большой, когда протянула руку к ошейнику и поводку, которые Мэйтланд купил заранее, вместе с мясом, и бесшумно сняла их со столешницы.

Вдруг скакка бросился к двери. Руби раскрутила поводок и швырнула его в воздух, кожаная полоска вытянулась змеёй, становясь всё длиннее и длиннее, чары Мэйтланда гудели в ней. Ошейник раскрылся и аккуратно обвил шею скакка. Поводок туго натянулся, но Руби удержала его, пёс дёрнулся в нескольких дюймах от двери, и она потащила его обратно.

Он повалился на пол мохнатым шерстяным комочком. Но в следующее мгновение был уже на ногах, шерсть на загривке встала дыбом, красные глаза свирепо горели. Он забился, как рыба на крючке, но снять ошейник не смог. Когда пёс попробовал укусить кожаный поводок, это ему явно пришлось не по вкусу, и он сразу прекратил, кашляя и отплёвываясь.

Тогда он зарычал и ринулся на Руби. Скакка вцепился в её голень, и Руби с грохотом полетела навзничь. Когда она открыла глаза, скакка стоял над ней, и с его зубов капала слюна. Его крошечные красные глазки горели огнём, и Руби показалось, что он улыбнулся, прежде чем ушлёпать прочь. Она попыталась схватить поводок, но промахнулась и стукнула кулаком по полу.

Раздался свист шлепковой пыли, затем шаги.

– Руби?

Это Джонс.

Он появился из прихожей и остановился на пороге кухни. Мальчик поглядел на чёрного пёсика, который смотрел на него снизу вверх.

– Джонс! Не выпускай его. – Руби заметила, что Джонс дрогнул, когда пёс зарычал. – Не такой уж он и большой, – сказала она, с трудом поднимаясь на ноги. – Он не посмеет на тебя напасть.

Скакка рыгнул и стал вдвое больше.

Теперь это был пёс среднего размера, который легко мог причинить серьёзный вред. И собака прекрасно это понимала, сверкая глазами на Джонса. Мальчик осторожно положил руку в карман пальто и достал рогатку.

– Не стреляй в него, – прошипела Руби, когда Джонс вложил серебряную дробь в седло. – Я возьму его на сегодняшнее голосование. Чтобы показать всем, какая я особенная.

– Это скакка, Руби, – проговорил Джонс как можно спокойнее. – Нужна не одна неделя, чтобы выдрессировать такого зверя, если вообще получится. Возьмёшь его сегодня и можешь распрощаться с победой на голосовании.

– Джонс, я уже распрощалась с ней вчера. Ты бы знал, если бы удосужился прийти. Слуп сделал всё, чтобы я опозорилась перед всеми. Ты бы меня остановил. Всё было бы хорошо, если бы ты не бросил меня.

– Я не мог прийти. – Руби хотела возразить, но Джонс опередил её. – Руби, не стоило тебе выпускать этого пса. Его невозможно дрессировать. – Пёс оскалил зубы и зарычал. Он принялся царапать пол когтями, высекая искры на деревянных половицах. Джонс натянул рогатку. – Ты всего лишь девочка! Зря я тебе дал яйцо. Надо было оставить его себе и вылупить щенка самому и сделать всё правильно.

– Джонс, что ты несёшь? Как ты можешь такое говорить?

В ответ мальчик только заворчал. Руби вдруг пришла в голову блестящая мысль, она направилась прямо к скакке, намереваясь доказать Джонсу, что он ошибается. «И мне всё равно, если он ещё злится из-за вчерашнего, – подумала она, поднимая конец поводка. – Я ему покажу…»

– Джонс, сидеть!

– Что?

– СИДЕТЬ!

– Ты смеёшься надо мн…

– Садись, Джонс! – повторила Руби решительным и властным голосом, волшебные искры обвили пальцы её свободной руки.

– Но…

– Сидеть, я сказала! – рявкнула она на мальчика, и искры потянулись к нему, словно змеиные головы. – Я тебе покажу, на что способны девочки.

Джонс поморщился и проворчал что-то сквозь зубы, прежде чем медленно опуститься на пол, всё ещё целясь в пса из рогатки.

– А ты, – сказала она, сердито глядя на скакку, – ты останешься здесь!

Руби вспомнила, что советует справочник. Опустошитель должен показать, кто в доме хозяин, иначе скакка не станет слушаться. Но пёс не собирался признавать, что она главная.

– Сидеть! – велела она чертенятам, и они сразу выполнили приказ. Затем она подошла к скакке. – И ты тоже, сидеть. – Красные глаза упрямо таращились на неё, и пёс оскалился. – Сидеть!

Отсветы волшебных искр на кончиках её пальцев танцевали в глазах скакки. Он оглядел всех, кто был на кухне, и увидел, что все сидят, кроме неё.

И вдруг он понял. Недовольно заскулив, он повалился на пол, зевнул и стал часто и шумно дышать. Руби подошла на шаг ближе, затем ещё на шаг, и вот она уже стояла возле скакки.

– Молодец, – сказала она тихо. – Хороший мальчик.

Медленно она протянула руку – ещё немного, ещё чуточку, и потрепала пса по голове, и сердце её запело от радости.

– Видишь? Просто ему нужна твёрдая рука, – она сердито глянула на Джонса. Мальчик нахмурился и, казалось, смотрел сквозь неё. – В чём дело? На что ты смотришь?

– Мне нужно что-то тебе сказать.

– Так говори.

– Я приказываю тебе покинуть этот дом. Он больше не твой. Прочти это письмо, – сказал он, достал конверт из кармана пальто и положил на пол. – Прочти, и ты всё поймёшь, а у меня нет времени болтать с девчонкой.

– Джонс, что на тебя на…

– Просто прочти это чёртово письмо! И сделай так, как я прошу. Без вопросов. – Джонс вышел из комнаты, не добавив больше ни слова.

Через мгновение Руби услышала свист шлепковой пыли. Он ушёл.

Глава 5

Скакка сладко спал после столь волнительного рождения, вытянув лапы на кухонном полу. Руби привязала поводок к серебряной ручке духовки, на тот случай если ему снова вздумается прорваться к двери. Но пёс выглядел таким довольным, что в это верилось с трудом. Руби осторожно обошла его, чтобы не задеть хвост, села и открыла письмо Джонса.

Дорогая Руби,

ВСЁ, ЧТО Я ГОВОРИЛ, – ПРИТВОРСТВО

Не могу тебе ничего сказать, зато могу написать. Мэйтланд вернулся. Не знаю как, но он преследует меня, как самый настоящий гаст, – только ещё хуже, потому что он способен контролировать меня. Вот почему я не смог прийти на вечеринку. Он следит за мной практически всё время (я пишу это письмо в туалете!), хочет, чтобы я бросил родителей и стал нормальным Опустошителем. Он злится за то, что я сделал, и на тебя тоже злится. Он не верит, что девочки могут быть Опустошителями. Мне запрещено разговаривать с тобой.

Я прошу тебя, приготовь зелье. Со страницы 356 в книге «Зелья и примочки», том 1. Надеюсь, мне удастся хоть ненадолго избавиться от него и придумать, что делать дальше. Приготовь зелье, как только прочитаешь письмо. Это единственный способ улизнуть от него, чтобы я смог сегодня проголосовать.

Пришли мне зелье ровно в 9 вечера. Я буду в ванной, у себя дома. Не пытайся связаться со мной, иначе Мэйтланд поймёт, что я что-то задумал, и помешает мне. Всё, что тебе нужно, ты найдёшь в доме.

Джонс Х

Руби дважды перечитала письмо, и каждый раз её пробирала дрожь. Когда на кухне что-то заскрипело, она подняла голову и подумала, что увидит Мэйтланда, как он хмурится. Но там никого не было. Всё равно ей никак не удавалось избавиться от неприятного чувства – в доме, который некогда принадлежал Мэйтланду. Она полюбила этот дом с того самого дня, как Джонс подарил его ей, потому что впервые, с тех пор как скиталась по приёмным семьям, почувствовала себя как дома. Она уже пустила здесь корни, словно молодой дубок. Теперь её снова охватило тревожное предчувствие, что нужно сниматься с места.

Она нашла «Зелья и примочки», том 1, на полке в кабинете и принялась готовить зелье под названием «Элементарное изгнание непокорного духа», смешивая ингредиенты в нужной пропорции, взбалтывая и встряхивая. Когда она закончила, смесь пахла как тёплая куча компоста под брезентом в саду, и она задержала дыхание, пока перелила её в стеклянный пузырь и закупоривала пробкой.

Как только она закончила работу, на неё снова нахлынули неприятные мысли, – что же будет этой ночью? Она надеялась, что зелье получилось достаточно мощным, чтобы помочь Джонсу: после того, что произошло на вечеринке, важен каждый голос. Если не хватит голосов за то, чтобы девочки стали частью Ордена, после неё никого не останется. Она будет первой и последней женщиной среди Опустошителей.

Поместив пузырёк в небольшой круг из шлепковой пыли, Руби отправила его Джонсу ровно в девять вечера. Он исчез, оставив пустое место. Она представила вместо него маленькую девочку – её ученицу, как она стоит и смотрит на неё. Кого-то, кто всегда мечтал быть необыкновенным и изменить мир, не зная, как это сделать. Руби закрыла глаза и загадала желание.

* * *

Джонс никогда не бывал в мотбэоре, но знал, что это священное место, где Опустошители собираются в чрезвычайно важные для Ордена времена. Особый свёрток шлепковой пыли, который должен был доставить его туда, прибыл неделей раньше, появился на его подушке однажды ночью, когда он готовился ко сну. Короткая инструкция указывала точное время прибытия – 1:05 утра – и точную дату. Если он опоздает, он лишится права голоса.

Стоя у себя в спальне и глядя на секундную стрелку на часах, Джонс старался не переживать из-за Мэйтланда. Зелье Руби превратило гаста в тёмное пятно, которое он сейчас наблюдал краем глаза. Он уже не слышал Мэйтланда и не ощущал деспотичную силу, которой мастер воспользовался прошлой ночью. Но Джонс понятия не имел, как долго длится действие зелья, и понимал, что рано или поздно ему придётся принять на себя гнев Мэйтланда, если, конечно, он не придумает, как изгнать его раз и навсегда.

Джонс был уверен, что проголосовать за девочек-учениц в Ордене – правильное решение, что бы там ни думал Мэйтланд. Достаточно вспомнить всё, чего они с Руби достигли, с тех пор как познакомились: победили Пустого; встретились с Чарльзом Ди Клементом и научились слушать шёпот надгробий; одолели миссис Истон, Ведьму с Тёмной бутылкой; разыскали Чёрный амулет и победили несметное количество монстров, при виде которых простые люди оцепенели бы от ужаса. Из всех мужчин и мальчиков, голосовавших сегодня, только он знал, сколько Руби совершила, чтобы доказать, что в Пустынных землях девочки ничем не хуже мальчиков. Он проголосует за то, во что верит.

Он произнёс краткую молитву вирду, как раз когда его часы показали 1:05 утра, и хлопнул в ладоши. Последнее, что он увидел, – ярко-красная вспышка зигзагом прочертила комнату, и воздух со свистом закружился вокруг него.

Он оказался на вершине холма, посреди длинной каменной плиты, а внизу расстилалось тёмное море травы. Белое призрачное сияние спускалось сверху, освещая происходящее. Джонс решил, что прибыл одним из первых, потому что увидел всего несколько мальчиков, они стояли поодаль, группкой, и ёжились, будто пташки на холоде.

Гивенс и другие члены Высшего совета стояли в ряд и смотрели на него. Руби была с ними, скакка послушно сидел возле неё на поводке. Джонс загордился, когда увидел её с псом. Он сразу понял, почему она захотела привести его. Это последнее, что увидит каждый Опустошитель, прежде чем отдать свой голос. Он улыбнулся ей, чтобы показать, что тогда, в доме, он просто играл роль, и она подмигнула ему, а в остальном её лицо оставалось непроницаемым.

Опустошитель, стоявший перед Джонсом, поднял толстую книгу и кивком велел подойти. Джонс встал в две выемки, оставленные на каменной плите тысячами ног других Опустошителей. Он вдруг осознал, какой всё-таки Орден древний и что сам он навеки стал частью его истории. Ощутив тяжёлый груз традиции и долга, он задумался, не зачарован ли этот камень, чтобы каждый, кто встанет на него, без тени беспечности, но со всей серьёзностью отнёсся к голосованию.

Опустошитель прочистил горло, и Джонс, смутившись, поднял глаза на открытую книгу перед ним.

– Что я должен делать? – спросил он.

– Проголосовать, конечно же. – Джонс уставился на пустые страницы и открыл рот, потому что всё ещё не понимал, что делать. – Протяни руку и используй магию, мальчик.

– У меня нет магии.

Мужчина сердито поглядел на него поверх книги.

– Значит, это ты зовёшься Джонсом. Ну знаете ли! – Он кивнул ученику, который протянул Джонсу ручку. – Рэндалл Гивенс, глава Высшего совета, предупредил о тебе. Поставь свой голос этой ручкой.

– А что написать?

Мужчина вздохнул, словно книга тяжёлая.

– «Да» или «нет». «Да», если ты хочешь, чтобы Орден допустил девочек, и «нет», если ты против.

Джонс написал «ДА» на одной из пустых страниц, и слово испарилось с листа. А ручка исчезла из его руки.

– Так, а теперь бегом к остальным, – сказал мужчина. – Следующий уже на подходе.

Джонс обернулся и увидел, как мальчик ненамного старше его появляется из воздуха в том же месте, что и он. Он поспешно выбрался из углублений на каменной плите и присоединился к другим мальчикам на траве.

Они стояли молча, наблюдая, как один за другим Опустошители появлялись на том же месте, затем делали шаг вперёд, чтобы отметить свой голос в книге одним взмахом белой магии.

Он узнал несколько человек ещё со времён Мэйтланда. Некоторые глядели на него с неодобрением, проходя мимо. Наверняка они разделяли мнение Мэйтланда, и Джонс изо всех сил старался не обращать внимания на невнятный, но очень сердитый шёпот – тёмное пятно возле него клокотало от ярости.

Вскоре весь холм заполнился Опустошителями, и гул голосов звенел в воздухе. Джонс никогда не знал, сколько всего Опустошителей в Ордене, – оказалось, несколько сотен, не меньше.

До него долетали фрагменты разговоров – такие слова, как «нерушимые ценности» и «нам не нужны перемены». А другие говорили о «модернизации» и упоминали Руби, её бесспорный талант наблюдения через волшебное зеркало и что магия сочла её достойной, хотя Орднунг гласил, что это невозможно. По поводу скакки тоже было немало разговоров и удивлённых возгласов.

– Какая она, эта девочка? – спросил шёпотом мальчик, стоявший рядом с Джонсом, и все вокруг замерли в напряжении, чтобы не пропустить ответ. – Правда, что ты лишился своей магии из-за неё?

– Нет, – сказал Джонс. – Я никогда не хотел обладать магией. – Мальчики зашептались в изумлении. Но Джонса не заботило их мнение. – Надеюсь, вы не позволили этим глупым слухам повлиять на ваш голос. В противном случае идите и проголосуйте ещё раз. – Вдруг он запаниковал и чуть не крикнул: – Неужели вы все проголосовали против?

Но вокруг он видел лишь растерянные лица.

– Она потеряла Чёрный амулет, – сказал один мальчик в тёмном пальто и длинном красном шарфе. – Это веская причина не голосовать за неё.

Джонс открыл было рот, но Опустошитель, державший книгу, захлопнул её с таким грохотом, что эхо пронеслось по холму.

Высший совет выступил вперёд и поднялся на длинную каменную плиту, чтобы обратиться к Ордену. Руби поднялась вместе с ними, скакка торопился, натягивая поводок, будто чувствовал, что грядёт что-то важное. В белом сиянии Руби казалась такой бледной, что Джонс скрестил пальцы на счастье. Впервые за всё время знакомства с ней он пожалел, что у него нет магии, чтобы наколдовать ей хорошее настроение.

* * *

Руби старалась не смотреть на Опустошителей, выстроившихся перед ней, чтобы не видеть столько глаз, разглядывавших её. Хотя причудливое сияние, серебрившее воздух, освещало всех присутствующих, ей казалось, будто она стоит одна под ярким прожектором. В конце концов все эти люди собрались здесь ради неё.

Она погладила скакку, чтобы успокоить его, затем выпрямилась, расправила плечи и устремила взгляд поверх голов на чёрное бескрайнее небо.

– Друзья и коллеги, – начал Гивенс, и голос его прозвучал громко и ясно, таинственным образом усиливаясь от окружавшего их света. – Мотбэор имеет огромное значение для нас, поскольку мы собираемся здесь лишь во время небывалых катастроф, или празднеств, или же в преддверии изменений в Ордене. Как глава Высшего совета, я признаюсь перед всеми вами, как диктует обычай, что я проголосовал за то, чтобы включить девочек-учениц в Орден, изменив путь, проложенный нашими отцами-основателями, а значит, и наше будущее. Настоящим я объявляю, что Высший совет обязуется безоговорочно принять итог голосования, каким бы он ни был. Господа, верю, вы проголосовали сердцем и разумом и моё предложение будет принято. Однако, как велит обычай, я готов покинуть Высший совет, если голоса распределятся не в мою пользу, и другой займёт моё место.

Приглушённые голоса, будто рокочущие волны, пронеслись по толпе.

Когда восстановилась тишина, Руби вдруг поняла, что наступил самый важный момент в её жизни. Будучи приёмным ребёнком, которого постоянно переводили из одного дома в другой, она всегда верила, что ей предназначена совсем другая жизнь, а не та, которую выбрала для неё судьба. Тайная мечта о том, что она особенная и может изменить мир, никогда не покидала её. Именно это придало ей силы сбежать и найти новый путь. Если бы она не улизнула из дома приёмных родителей в ту ночь, больше года назад, она упустила бы этот момент. Потому что самой важной для неё оказалась встреча с Джонсом. Без него всего этого не было бы. Она стала искать его в толпе.

Он смотрел на неё так, словно угадал её мысли. Она улыбнулась ему, и тут все на каменной плите потеснились, чтобы освободить место для Опустошителя с толстой книгой. Он прочистил горло и отыскал нужную страницу.

– Настоящим я объявляю результаты голосования. Число голосов «против» – двести пятьдесят. Число голосов «за»… – он сделал паузу, и Руби заметила, как он вглядывается в страницу, будто не понимает, что же он видит. С замиранием сердца она ждала, что сейчас свершится история. Опустошитель оглядел собравшихся на каменном постаменте с таким видом, будто просил кого-нибудь помочь ему с неожиданной проблемой. – Число голосов «за» – тоже двести пятьдесят. Невероятно, но голоса поделились поровну, такое происходит впервые.

Руби замерла, будто струна, натянутая до предела, которая лишь чудом не лопнула. Не на такой результат она надеялась, но её страхи тоже не оправдались.

Гивенс поднял руки, и гул голосов смолк.

– Выслушаем, как предписано поступить в подобной ситуации.

Опустошитель с книгой быстро листал страницы, и когда он нашёл нужный текст, он прочистил горло.

– Несмотря на то, что вопрос остаётся открытым, голосовать заново запрещено. В подобной ситуации следует достичь компромисса, который позволит принять однозначное и неоспоримое решение. Нам, Опустошителям, присущи изобретательность и справедливость, и все мы доверяемся вирду. Именно он станет нашей путеводной звездой, которая укажет дальнейший путь. Любой может внести предложение, и когда будет высказано самое достойное, сияние над этим священным местом вспыхнет с новой силой.

Белое свечение, которым был пропитан воздух, потускнело, и тут же поднялись руки и несколько мужчин с рвением бросились вперёд. Но все вдруг остановились, уступая дорогу Опустошителю, перед которым расступалась толпа. Это был Слуп.

– Мне бы хотелось взять слово, – заявил он, откупоривая небольшой стеклянный пузырёк. Руби смотрела, как он вылил содержимое себе в рот; одна-единственная зелёная капля коснулась его языка, яркая как светлячок. Будто птица проглотила корм.

– Опять его треклятые капли везенья, – прошипел Гивенс на ухо Руби.

Слуп вставил пробку обратно в пузырёк. Дойдя до первых рядов, он поднялся на каменную плиту, будто там его законное место – с Высшим советом.

– У меня есть предложение, – объявил он. – Надеюсь, оно придётся вам по вкусу – мы простоим тут целую вечность, если станем слушать каждого, а мне пора на боковую. – В толпе засмеялись, и Слуп оглядел Орден будто король и повелитель, купаясь в обожании своих подданных. – И, конечно же, ни у кого, кроме меня, нет капель везенья, которые мой мастер завещал мне на смертном одре. – Он ухмыльнулся, и в бледном сиянии его зубы показались синими.

– Что ты предлагаешь, Слуп? – спросил Гивенс.

– О, думаю, вам понравится, – сказал он.

– Неважно, что нравится мне или кому-либо другому, главное – вирд.

– В таком случае сразу перейдём к делу, – сказал Слуп. – Я предлагаю тебе, Руби Дженкинс, раскрыть дело из Книги тайн, тем самым ты раз и навсегда решишь вопрос, стоит ли допускать женщин в Орден. Ведь в книге собраны дела, над которыми Опустошители бьются много лет, наверняка одно из них послужит вполне подходящей проверкой, как вы считаете? – толпа одобрительно загудела. – Однако не любое дело, а лишь то, что соответствует историческому значению этого голосования – ибо ни у кого не должно остаться сомнений, что Руби Дженкинс достойна такой чести и девочки принесут пользу Ордену. Поэтому дело, которое я предлагаю, – тайна Грейт-Уолсингема.

Руби услышала возгласы изумления членов Высшего совета. Ряды у каменной плиты тоже зашумели, люди стали переговариваться и качать головой. Белое свечение над ними замерцало, будто обдумывало предложение Слупа. Не успела она задать вопрос, как слово взял Гивенс.

– Есть ли среди вас Опустошитель, который оспорит это предложение, прежде чем вирд примет окончательное решение? – спросил он, поглядывая на Руби.

Джонс сразу вышел вперёд и встал вполоборота, обращаясь к тем, кто стоял позади него, и к тем, кто был на каменной плите. Его не заботило, что все глаза устремились на него; его интересовал только один человек. Он заметил, что очертания Мэйтланда стали намного чётче за последние несколько минут, значит, действие зелья прекращается. И Джонс испугался. Но это был подходящий момент, чтобы высказать мастеру всё, что ему давно хотелось высказать. Может, тогда он оставит его в покое.

– Хочу, чтобы вы знали, – начал он дрожащим голосом, который постепенно окреп, – Руби намного превосходит всех Опустошителей, которых я встречал. Она спасла не одну жизнь и проявила отвагу. Но это не всё. Она показала мне то, что я и сам подозревал: Орден слишком горд и эгоистичен и многие Опустошители считают себя лучше обычных людей, потому что обладают магией. Но мы не лучше тех, кого защищаем. Нам пора измениться, вот о чём было это голосование, чтобы Орден стал лучше. Чем когда-либо.

Мальчишки в переднем ряду захихикали. Кто-то выкрикнул, что он больше не настоящий Опустошитель, потому что живёт с родителями. Джонс не обращал на них внимания. Теперь он почти ясно видел Мэйтланда, будто его слова сделали силуэт старого мастера чётче. Изо всех сил он старался не падать духом под его пристальным взглядом и продолжил:

– Руби уже доказала, что девочки достойны войти в Орден. Несправедливо отправлять её в Грейт-Уолсингем. Никакая это не проверка. Это наказание. И это лишь показывает, насколько Орден прогнил и нуждается в переменах, потому что некоторые из вас боятся этой девочки, будто она – самое страшное чудовище в мире. Я говорю обо всех, кто проголосовал против предложения мистера Гивенса или хотел это сделать, – он многозначительно поглядел на Мэйтланда. – Значит, вы боитесь принимать людей такими, какие они есть, боитесь того, на что они способны. Я бы давно покинул Орден, если бы не Руби и желание защищать людей. Она научила меня тому, чему никогда не научит ни один Орднунг. А если кто из вас не верит тому, что я говорю, мне плевать, даже если это мой старый мастер Мэйтланд, который был добр ко мне и заботился обо мне. Такие люди, как он, уже не в счёт.

Глядя на мерцавшую, зернистую фигуру Мэйтланда, Джонс вдруг осознал звенящую тишину, которая плотно окутала его, словно одеяло. Все глаза устремились на него. Одни застыли в ужасе, другие качали головой. Мэйтланд хранил гробовое молчание. Джонс поёжился. Ярость, подогревавшая его решимость, испарилась. А Мэйтланд остался на месте. И не сводил глаз с Джонса.

Слуп поднял руки в белом пульсирующем сиянии и обратился к толпе внизу:

– Разве не этот мальчик – настоящая причина голосования? Разве не он спас мисс Дженкинс и рассказал ей про Орден и все его секреты? Безусловно, их союз тоже следовало бы рассмотреть со всей строгостью. Разве мальчики и девочки, мужчины и женщины способны работать вместе? – Слуп взглянул на Джонса, играя бутылкой с каплями везения, и вдруг снова вытащил пробку. – Что может быть лучше, если ты, мальчик, возьмёшься за тайну Грейт-Уолсингема вместе с твоей подругой мисс Дженкинс?

Слуп поднял бутылку, чтобы принять ещё одну каплю везенья, и сердце Джонса оборвалось: он вдруг понял, как сильны эти капли, он читал о них, ещё когда учился у Мэйтланда. И глядя, как Слуп собирается использовать капли, чтобы помешать Ордену измениться и чтобы наказать его и Руби, Джонс снова разозлился.

– Тебе не нужно пить твои глупые капли, Слуп. Я пойду вместе с Руби, если вирд так решит. Потому что она мой друг.

Слуп застыл с бутылкой в руке и посмотрел на мальчика.

– Как пожелаешь, – он ухмыльнулся.

– Пусть решает вирд, – объявил Гивенс. Свет стал мерцать и пульсировать. Наконец он ярко вспыхнул, прочертив тени на траве, и сердце Джонса замерло в груди, когда он осознал, на что согласился.

– Вирд одобряет, – объявил Гивенс, когда мерцание остановилось, и яркий искристый свет озарил всех собравшихся. – Задача, предложенная Саймоном Слупом, приличествует значительности решения, которое мы сегодня принимаем. – Он обернулся к Руби: – Итак, Руби Дженкинс, теперь только от тебя зависит, примешь ли ты предложение или воспротивишься вирду. – Он опустил голову на мгновение, размышляя, что сказать дальше; он стиснул руки и стал крутить большими пальцами. – А противиться вирду не станет ни один настоящий Опустошитель.

Руби знала, что все смотрят на неё. Она задумалась, что же за тайну скрывает Грейт-Уолсингем. Но пугало её не это, а то, что она не может доказать, что такие люди, как Слуп, ошибаются. Её стремление бороться за правду и справедливость было настолько велико, что ему она доверяла больше, чем другим своим чувствам.

– Мы ждём, мисс Дженкинс, – произнёс Слуп.

Что-то щёлкнуло внутри неё, словно ключ повернулся в замке, и она ответила громко и ясно, чтобы каждый мужчина и каждый мальчик на холме услышал её.