Текст книги "Невозможная загадка"

Глава 6

На следующее утро, пока Джонс был в школе, Руби отправилась к Сэмюелу Рейнхему по приказу Гивенса и Высшего совета, чтобы подробно разузнать о тайне Грейт-Уолсингема. Руби надеялась узнать от Рейнхема и из Книги тайн хоть что-то, что убедило бы Джонса в том, что их задача не такая безнадёжная, как он считал.

Джонс казался таким маленьким и бледным, когда насыпал себе в дрожащие руки шлепковую пыль, после того как мотбэор опустел. Руби крепко обняла его, шепча на ухо, что всё образуется. Но он шепнул в ответ, что ничего не образуется, и отказался объяснить почему. Она не на шутку встревожилась, видя, что он до смерти напуган. Когда ей удалось наконец заснуть, его голос проник в её сны и вызвал кошмарные образы того, что поджидало её в Грейт-Уолсингеме. Теперь, утром нового дня, подставив лицо тёплому солнцу, она ощутила надежду. Вместе они с Джонсом разгадают эту тайну. Вместе им всё по плечу.

Дом Рейнхема затерялся в сельской глубинке, в конце тихой улочки. Каменная кладка переливалась медовыми оттенками, когда её касались лучи тёплого осеннего солнца. Высокий холм поднимался над домом, издалека он походил на гигантскую зелёную волну, которая вот-вот обрушится на тёмную шиферную крышу.

Рейнхем ждал Руби на краю пруда справа от дома, куда впадал узкий бурлящий ручеёк. Он приложил палец к губам, когда увидел её, и продолжил бросать кусочки хлеба в воду, приманивая стайку уток с берега. Долго убеждать их не пришлось, и, смешно переваливаясь, они шумно вошли в воду, чтобы подобрать угощенье. Воюя между собой за кусочки хлеба, они не заметили, что кто-то к ним плывёт. Чёрная змея скользила в воде, поднималась на поверхность, затем снова исчезала в глубине, почти не вызывая рябь. Рейнхем бросил ещё хлеба и даже глазом не моргнул, когда внезапно поднялись брызги и, громко крякая, утки поднялись в воздух – все, кроме одной. Стиснув длинные челюсти, змея уволокла её в глубину, и лишь одно-единственное пёрышко опустилось на поверхность и теперь покачивалось на волнах.

Рейнхем пожал плечами, когда Руби отошла от берега.

– Не бойся, малый водяной змей живёт только в воде. – Он отряхнул руки, и хлебные крошки усеяли траву. – Я взял себе пару особей, чтобы было не так одиноко, раз у меня нет ученика.

– Их можно дрессировать?

– Нет, не думаю, – он улыбнулся. – По крайней мере, не так, как твоего скакку. Весьма впечатляет. – Улыбка снова озарила его лицо, но лишь на мгновение. – Хотя этого мало, как я понимаю.

– Думаешь, скакка пригодится в Грейт-Уолсингеме? У меня есть экземпляр книги Лафура с подробным описанием методов дрессировки.

Рейнхем вздохнул и направился обратно к дому.

– Руби, я не уверен, что смогу помочь вам с Джонсом в этом деле. Зайдём в дом, и я покажу почему.

В прихожей стояли высоченные стопки книг, многие из них обросли пыльной паутиной, и пришлось их осторожно обойти. Раз не было ученика, которому нужно подавать пример, Рейнхем жил так, как ему заблагорассудится, не ограничивая себя строгим кодексом дисциплины и чистоты, которому следовали другие Опустошители. Руби помнила, как Рейнхем простоял почти весь вечер у Гивенса один, в стороне от всех, и решила, что теперь понимает его чуть лучше, – она сама прекрасно знала, что значит быть изгоем.

Пока она шла за ним по дому, она заметила, что почти на всех дверях висят маленькие белые карточки с надписью чёрными чернилами. Она догадалась, что это названия дел из Книги тайн. Некоторые комнаты посвящались одному делу, а некоторые – сразу трём или четырём. Руби остановилась перед одной дверью и прочитала список:

Чертята-вампиры

Золотое пятно

Руины замка Грант

– Всё это очень любопытные дела, – сказал Рейнхем.

– Почему они в одной комнате?

– Иногда я храню дела вместе, чтобы сэкономить место, особенно если я лишь недавно взялся за них и материала немного. Но иногда это помогает мне думать. Если я работаю над делом, которое зашло в тупик, бывает полезно переключиться на что-то другое. Временами что-то в одном деле наводит меня на мысль о другом, словно они раскрывают тайну друг друга.

– Вижу, ты много времени тратишь на размышления, – сказала Руби, открыв дверь и заметив красную нить, протянутую между заметками и бумагами, прикреплёнными к стене.

– Что сказать, я почти всё время один, как ты наверняка заметила.

Руби остановилась у другой двери. Название на карточке заставило её похолодеть, как только она прочитала его. Заглянув в комнату, она увидела очень реалистичный портрет Томаса Гэбриела, приклеенный к стене. У неё волосы на затылке зашевелились, когда она вспомнила, с какой ненавистью мальчик смотрел на неё в их последнюю встречу. Он хотел только одного – отомстить ей за то, что она его перехитрила с помощью волшебного зеркала.

– Зайди, осмотрись, – предложил Рейнхем, открывая дверь настежь.

Руби увидела карты речных островов, на которых она побывала вместе с Джонсом и Томасом Гэбриелом. Тут была фотография аббатства Святого Ансельма. Но её снова привлёк портрет Томаса Гэбриела.

– Он так злился, – прошептала она. – Чёрный амулет изменил его.

– По крайней мере, гнев не лишил его благоразумия. Он надёжно спрятался от всех.

– Знаю, я пыталась разыскать его с помощью волшебного зеркала, но не смогла.

– Может, он что-то говорил тебе? Что-то, что подскажет нам, где его искать?

Руби покачала головой.

– Я не знала Томаса Гэбриела так хорошо, как знаю Джонса. Но, думаю, ему сейчас очень одиноко. Это поможет? – Рейнхем кивнул, а затем нацарапал что-то на листе бумаги и приклеил его на стену. Это было одно слово: «Одиноко?» Он глядел на него с минуту. Затем вздохнул и проводил Руби из комнаты. Руби не удержалась и, уходя, ещё раз взглянула на портрет Томаса Гэбриела. Где же он? – подумала она.

– Ещё кое-что, – сказала она, – если когда-нибудь найдёшь его, я не хочу его видеть. Никогда. После того, что он пытался сотворить со мной и Джонсом. Даже не знаю, что я сделаю, если мы встретимся. Но зрелище будет не из приятных.

Рейнхем задумался, затем кивнул и показал на дальний конец коридора.

– Мой кабинет там. Я взял на себя смелость подготовить для тебя всё, что у меня есть по Грейт-Уолсингему.

В серой бумажной папке на рабочем столе в его кабинете был один-единственный лист. Раздел, вырванный из карты национального картографического агентства, где город Грейт-Уолсингем был обведён красным. Руби едва помнила значение символов на картах, которые учила в школе, совсем в другой жизни, но догадалась, что Грейт-Уолсингем расположен на равнинной части страны. Река, пересекавшая его, извивалась кольцами, как змея, ползущая по странице.

– Это у моря? – спросила она.

– Думаю, да. Я там никогда не был. Нет смысла, – он вздохнул.

– Что же такого ужасного в этом месте?

– Руби, Грейт-Уолсингем – самый таинственный и опасный город в стране, по мнению Ордена. Там пропало без вести больше Опустошителей, чем где-либо ещё. И обычных людей тоже. Никто из Ордена не сумел объяснить почему. Мой предшественник исчез там однажды ночью, а он был выдающимся Опустошителем. Он раскрыл больше двадцати дел из Книги тайн, прежде чем сгинуть, а это больше, чем кто-либо.

Руби глядела на карту и старалась представить себе, как выглядит город на самом деле, – тёмные аллеи, заброшенные здания.

– С чего мне начать? Должны же быть хоть какие-то догадки.

– В Книге тайн собраны некоторые детали, и я, конечно же, покажу их тебе. – Рейнхем покачал головой и тяжело вздохнул, прежде чем вытащить книгу из кармана пальто. – Но здесь почти ничего нет, кроме списка пропавших Опустошителей.

– Почему они отправились туда, если там так опасно? – спросила Руби, пока Рейнхем листал страницы.

– Попытать счастья. Тайна сводила людей с ума – вначале. Большинство Опустошителей хотели оставить своё имя в истории Ордена, став первыми, кто разгадает происходящее. Но новизна и шумиха прошли, когда столько людей исчезли бесследно. Со временем тайна попала в книгу и стала очередным делом моего предшественника – а потом и моим. В наши дни Грейт-Уолсингем привлекает лишь два типа Опустошителей – безрассудных и глупых.

Рейнхем лизнул кончик пальца и перевернул ещё несколько страниц, пока не нашёл, что искал.

– Есть лишь одно описание, – он протянул книгу Руби, чтобы она взглянула на фотографию человека с чёрными усами и аккуратным пробором на голове. – Это дневник Опустошителя по имени Оливер Фредерикс. Он отправился туда незадолго до того, как дело попало в Книгу тайн. Фредерикс не обладал особыми талантами, насколько мне известно. Его записи говорят о довольно посредственных достижениях. Так что вполне возможно, что он искал славы, как все остальные. Однако кое-что его отличало: он был щедрым человеком. Осознавая опасность, он решил оставить дневник на своём рабочем столе, на тот случай если он исчезнет, – чтобы помочь другим.

– Как я понимаю, кроме него никто не додумался до этого.

Рейнхем улыбнулся.

– Ты ведь знаешь Опустошителей с их чудовищным тщеславием. Оставить подсказки – значит подарить кому-то другому возможность разгадать эту тайну.

– Тщеславие не лучшее качество Ордена, правда? – заметила Руби.

– Не скажи. Тщеславие подогревает соперничество, а соперничество порождает смелость и помогает свершиться добрым делам. Но в случае Грейт-Уолсингема тщеславие действительно показало, как опасны алчность и эгоистичность, когда забываешь о благе Ордена.

– Так что же в дневнике?

– Каждую ночь после бессмысленных блужданий по городу Фредерикс возвращался домой и записывал всё, что видел. В течение первой недели ни он, ни его ученик не заметили ничего особенного. Но на восьмую ночь Фредерикс и его мальчик исчезли, и больше их никто не видел. Последняя запись в дневнике за день до этого говорит о том, что он вместе с учеником планировал осмотреть кладбище на краю города. Его исчезновение вызвало новую волну интереса на несколько месяцев. Но никто ничего не нашёл на том кладбище, и Опустошители снова стали исчезать. Как я говорил, вскоре после этого дело попало в Книгу тайн, а значит, этим делом официально запрещено заниматься всем, кроме хранителя книги. Так что я единственный, кто вправе вести расследование, или, лучше сказать, я был единственным до прошлой ночи, – Рейнхем вздохнул. – Мне искренне жаль, что дошло до этого. Я голосовал за изменение Ордена. Но, думаю, этот шанс утрачен навсегда, если, конечно, ты и твой товарищ Джонс не разгадаете тайну, которая забрала жизни стольких Опустошителей.

– Ты умеешь поддержать, – сказала Руби.

– Полагаю, тут есть один плюс. Нет ни одного сообщения о том, что в городе исчезали девочки-Опустошители.

Руби криво улыбнулась, но что-то щёлкнуло и сжалось у неё в груди, ей вдруг стало тяжело дышать. Она показала на фотографию Фредерикса в Книге тайн.

– В дневнике сказано, в котором часу он собирался на кладбище?

– Каждую ночь он выходил из дома около десяти, судя по предыдущим записям. Точнее сказать невозможно, – Рейнхем покачал головой. – Я знаю, о чём ты думаешь, но волшебное зеркало здесь не поможет. Город не появляется в зеркале. Многие мои предшественники уже пытались. А значит, вернуться в прошлое тоже не получится, – Рейнхем откашлялся. – Я слышал о твоих способностях. Поразительно!

– Не возражаешь, если я попробую с твоим зеркалом?

– Почту за честь.

Как и следовало ожидать, когда Руби попыталась вызвать в зеркале нужный образ, слушая описание церкви Грейт-Уолсингема и кладбища, которое читал ей Рейнхем из «Руководства Опустошителя по церквям Великобритании», появилось лишь размытое пятно. Когда она попробовала снова, единственное, что удалось вызвать в зеркале, – причудливый калейдоскоп красок и форм, движущихся по часовой стрелке. Даже когда она приложила руку к стеклу, оно было холодным и жёстким, каким и должно быть обычное зеркало. Пройти сквозь него было невозможно.

– Не отчаивайся, – сказал Рейнхем, пока Руби разглядывала фигуры, движущиеся в зеркале. – Теперь будет новая запись в Книге тайн.

Перед уходом Рейнхем дал ей фрагмент карты и длинный список вещей, которые, по его мнению, могут пригодиться в Грейт-Уолсингеме. Затем он поднял палец, вдруг вспомнив ещё кое-что, и бросился обратно в дом. Руби сложила обрывок карты и сунула в карман, пока ждала его у пруда в бледном солнечном свете. Многие вещи из списка Рейнхема были ей незнакомы, и это расстроило её ещё больше. Надежда узнать что-то полезное разбилась вдребезги, и теперь Грейт-Уолсингем казался ещё более мрачным и зловещим, как малый водяной змей, который притаился в глубине пруда.

– Вот она, – сказал Рейнхем, заставив Руби вздрогнуть от неожиданности. Она не сразу поняла, что он держит в руках. Это была кожаная шлейка с поводком. – Я решил, она поможет, если твой щенок услышит зов земли мёртвых. Она зачарована специально для дрессировки и намного лучше простого поводка, который был у тебя вчера. Мой мастер однажды тоже хотел обучить пса, это было давно. Она всё равно пылится без дела, – он протянул ей шлейку, и Руби взяла её. Тёмно-коричневая кожа пахла перцем, а в руке она была лёгкой и податливой. – Она меняет размер, когда щенок растёт. Если ты всё-таки сумеешь выдрессировать твоего скакку, он пригодится тебе в Грейт-Уолсингеме, особенно учитывая то, что Фредерикса последний раз видели на кладбище.

– Спасибо, – сказала Руби, повеселев. Она обняла Рейнхема, будто не надеялась увидеться с ним снова; поводок шлейки свисал до самой земли, и со стороны казалось, что Рейнхем отрастил себе изящный коричневый хвост.

Глава 7

Джонс изучал список Рейнхема, сидя за кухонным столом в доме у Руби. Из-за присутствия Мэйтланда было сложно сосредоточиться. Действие зелья ослабло, вызвав очень необычный эффект. Мастера было видно, как гаста, и слышно, но он не мог управлять Джонсом, как раньше. Покамест Мэйтланд хранил молчание и маячил перед своим учеником, мрачный словно грозовая туча. Время от времени он обрушивал на мальчика слова негодования, досадуя, что ничего не в силах сделать. Джонсу оставалось только игнорировать его, насколько это было возможно.

– Серебряная клетка для скакки влетит нам в копеечку, – сказал Джонс, показывая на первый пункт в списке и глядя на Руби, старательно избегая зрительного контакта с призрачным Мэйтландом. – Уверен, в доме найдутся взрывные шары. В фургоне достаточно соли и розмарина, а ещё жуков-вредителей, медных чешуек и железных опилок, но некоторые из этих зелий очень редкие; они дорого нам обойдутся. – Джонс провёл пальцем дальше по списку. – Флейта-рапсодия? – он зафыркал, как пропеллер, и покачал головой. – Рейнхем перечислил средства против всех тварей из Карманного бестиария. – Он вычеркнул этот пункт из списка, когда Руби села рядом с ним и отпила свой чай, затем постучал карандашом по бумаге и вздохнул.

– Неужели он не сказал ничего полезного про Грейт-Уолсингем?

– Он дал мне обрывок карты.

– Дай посмотреть.

Руби развернула клочок бумаги и положила на стол.

– И что дальше?

Руби показала на Грейт-Уолсингем.

– Вот он.

– Значит, карта ничего не может? Она не зачарована? Никаких тайных знаков и мест? Ничего необычного?

Руби покачала головой, а Джонс надул щёки.

– Мы хоть знаем, как туда добраться.

– Лучше б не знать. – Он поглядел через комнату, услышав, как Мэйтланд презрительно фыркнул.

– Прости, что так получилось, – сказала Руби. Джонс провёл пальцем по краю своей кружки. – Джонс, я знаю, как сложно будет разгадать эту тайну, Рейнхем не оставил никаких сомнений. Но мы справимся. Мы ведь вместе, а ещё у нас есть твои мозги и моя магия. И не забудь про револьвер. И все другие штуковины, которыми пользуются Опустошители. И книги… фургон… у нас даже скакка есть.

– Ещё не обученный…

– Я его научу, у меня ведь теперь появилась шлейка. Знаешь, я часто вспоминаю, сколько всего мы уже совершили. Никому до нас не удалось отыскать Чёрный амулет.

– Грейт-Уолсингем – совсем другое дело, Руби… – Джонс осёкся, вспоминая всё, что слышал про это место. – Оттуда не возвращаются.

– Когда это ты боялся приключений?

– Я не боюсь. Я хочу быть готовым ко всему.

– То есть следовать девизу Опустошителей?

– Да, чтобы выжить. Но Грейт-Уолсингем отличается от любой привычной охоты на монстров. К нему не подготовишься. Никто не знает, что это за город и что там происходит.

– Ты опять про ту ночь с эльвитом, да? – Джонс отпил чай, глядя на неё поверх кружки. – Мы с тобой разные, Джонс. Ты любишь планировать и готовиться. А я… в общем, я люблю действовать.

– Всегда по-своему, полагаю? – Джонс наклонился вперёд и поглядел Руби в глаза, на золотистые крапинки голубых зрачков. – Обещай мне, что, когда мы туда доберёмся, ты будешь слушаться меня во всём.

– Но ведь мы команда.

– Ты хочешь вернуться из Грейт-Уолсингема живой? Я точно хочу. Там пропадали Опустошители, намного способнее нас. – Джонс ткнул пальцем в обрывок карты. – Будто этот город проглатывает их. – Он откинулся на спинку стула. Мэйтланд наблюдал молча. – Руби, дело не в том, что ты девочка, если ты об этом думаешь. – Мэйтланд фыркнул и проворчал что-то сквозь зубы. – Просто я считаю, что нам нужно действовать осторожно, хотя бы на первых порах.

Он сделал ещё глоток чая, и Руби чувствовала, что он не сводит с неё глаз, ждёт, что она скажет. Ей нравилось быть такой, какая она есть. «До сих пор мне это не мешало, так ведь?» – подумала она. Но она понимала, что Джонс хочет возглавить это дело только для того, чтобы спасти им жизнь. Поэтому она сделала глубокий вдох, чтобы голова немного остыла. Сколько она себя помнила, у неё всегда было желание броситься в самую гущу событий и командовать. Но она не знала, откуда это взялось. Это было очень личное, и она никогда не обсуждала это с Джонсом, и вдруг она задумалась, может, всё-таки стоит однажды поговорить. Но сегодня не самый подходящий день.

– Ладно, ты главный, по крайней мере на первых порах. – Она допила чай и вытерла губы. – А теперь, раз уж мы договорились, займёмся более важными делами. Если в этой ситуации и есть положительная сторона, так это шопинг-терапия. – Джонс поглядел на неё в недоумении. – Покупки! Я забронировала нам место в «Дешам и сыновья» на вечер.

* * *

Руби ещё ни разу не бывала в магазине «Дешам и сыновья». Она радовалась, что наконец увидит место, где закупались Опустошители, ведь она столько слышала о нём. Поездка в Грейт-Уолсингем – прекрасный повод, поскольку им придётся купить целую прорву всякой всячины по списку Рейнхема, далеко не всё нашлось в их доме и в фургоне.

Они появились в одном из отсеков магазина, специально выделенных для путешествий с помощью шлепковой пыли, и снова сверились со списком, положив его на небольшой стол. Матовая стеклянная дверь с красивым узором из крошечных пятиконечных звёзд отделяла их от торгового зала. Небольшой звонок оповещал о том, что следующее прибытие в этот отсек намечено через пять минут.

– Сколько денег Мэйтланда у тебя осталось? – спросил Джонс, и Руби заметила, как он бросает тревожные взгляды в угол, и догадалась, что Мэйтланд всё ещё с ними, хотя она его не видела.

– На всё не хватит.

– Но там ещё много оставалось.

– Придётся выбирать. – Руби достала карандаш из подставки на столе и протянула его Джонсу. Он почесал подбородок, взглянул на список и стал вычёркивать вещи, которые вряд ли пригодятся.

– Куда же подевались деньги? – спросил он, барабаня карандашом по листку.

– На еду, для начала. Я использую тех же поставщиков, что ты и Мэйтланд, но это дорого. Цены выросли. А огородник из меня никакой, как тебе известно; я не выращиваю столько овощей, сколько было у вас, вот тебе ещё одна статья расходов. А теперь у меня появился скакка, и его надо тоже кормить. Не могу же я наколдовать еду из воздуха. Хотя больше всего ушло на налог Опустошителей.

– Это ещё что?

В дверь резко постучали, и за стеклом показался силуэт.

– Проблемы? – раздался приглушённый голос. – Этот отсек придётся освободить через несколько минут.

– Мы уже идём, – крикнул Джонс, вычёркивая из списка серебряный кастет (две штуки). – Так что это за налог?

– Каждый раз, когда Опустошитель наследует дом, например, когда к ученику переходит дом его мастера, нужно уплатить налог Ордену. Вот почему они так пекутся о том, чтобы сообщали о смерти каждого Опустошителя. Мне пришлось уплатить налог за Мэйтланда, а потом ещё и за тебя. Мне сказали, что ты особый случай, потому что, хотя ты больше не живёшь в доме, технически именно ты наследовал его после смерти Мэйтланда, прежде чем передать его мне.

Джонс снова поглядел в угол, будто услышал что-то.

– Неужели до него ещё не дошло? – спросила Руби, кивнув головой туда, куда смотрел Джонс. – Он не понимает, что жизнь продолжается и ему тоже не стоит тут задерживаться?

Джонс покачал головой.

– Я не знаю, как ему это удаётся, – сказал он тихо, почти шёпотом. – Ни в одной книге, что я читал, не сказано об этом ни слова. Но он никуда не собирается уходить. Мэйтланд злится. И он упрямый. Плохое сочетание…

Джонс резко откинулся на спинку стула, и Руби решила, что мастер накричал на него, чтоб он замолчал. Глядя на его ошарашенное, бледное лицо, Руби поняла, что Джонс всё ещё боится своего мастера, ведь почти всю жизнь он беспрекословно слушался его.

Руби взяла список.

– Постарайся не обращать на него внимания, – сказала она. – Займёмся списком. Я потеряла много денег из-за налога на дом, так что теперь каждый пенни на счету. А ты знал, что на мирканга тоже есть налог?

– Шутишь? – сказал Джонс, вычёркивая хлюпающую слизь. – Опустошитель должен платить за каждого убитого монстра?

– Быстрее, пожалуйста, – снова раздался голос за стеклом, уже более взволнованный, чем в прошлый раз.

– Мы уже идём, – крикнула Руби, а затем обернулась к Джонсу. – Налог на мирканга – это мелочь, – сказала Руби, – но, если считать всё вместе, получается кругленькая сумма. Орден посылает отряды, чтобы проверять метки Опустошителей. И если ты не платишь налог, у тебя нет права оставить метку.

– Но тогда ты не сможешь записать эту победу на свой счёт.

– Вот именно. Либо ты платишь, либо никто не узнает о твоих заслугах, и твоё наследие пострадает. Кстати, я оплатила все наши с тобой победы.

– Ясно. – Джонсу стало не по себе.

– Джонс, я тебе стольким обязана. Я вовсе не хотела…

Снова раздался резкий стук, и на этот раз дверь открылась. Мужчина в элегантном костюме с красной бабочкой, в белой рубашке с воротником-стойкой со скошенными углами и ярко-розовом жилете откашлялся.

– Прошу немедленно освободить комнату прибытия. – Он жестом показал, чтобы они вышли, и в ту же секунду зазвенел звоночек, и он шлёпнул по нему, чтобы выключить, затем указал им на открытую дверь. – Моё имя Минкс. Чем могу быть полезен?

Руби никогда не видела ничего подобного. Бесконечные залы товаров. Во многих висела одежда – джемперы и штаны, пальто и плащи, шляпы и шарфы и перчатки. Для девочек, конечно, ничего не было, и Руби представила, как однажды здесь будет несколько залов одежды только для женщин-Опустошителей, и всё благодаря ей и голосованию.

Когда Руби опустила руки в карманы чёрных кожаных курток, она почувствовала бездонное зачарованное пространство. Соседний ряд курток предлагал уже полные карманы, возле них висел длинный список всего, что можно там найти. В воздухе парил большой знак, на котором было написано:

Для искушённого Опустошителя, который хочет быть готовым ко всему!

Джонс бывал в магазине несколько раз и мало чему удивлялся. Поэтому, пока Руби бродила позади него с открытым ртом, он поговорил с Минксом, посоветовался с ним о списке и выяснил насчёт скидок и акций. Но когда они зашли в отдел садоводства, даже Джонс задержался и присвистнул, кивая на длинные ряды растений.

– Их стало больше с тех пор, как я был здесь в прошлый раз.

– Месье Дешам хотел расширить этот отдел, потому что он оказался крайне популярен.

Минкс покатил тележку мимо низкорослых синих кустиков, которые шептали им про погоду, предупреждали о дожде в ближайшие несколько дней. Джонс нагнал было его, но задержался у ярко-красных яблок на молодом деревце, растущем в кадке.

– Это яблоня смерти, – сказал Минкс, и Джонс кивнул.

– Я никогда не видел её, – сказал Джонс. – Говорят, у неё самые блестящие яблоки. Мэйтланд заставил меня вызубрить про них всё, что известно!

– И что в них особенного? – спросила Руби, но Джонс уже перешёл к горшкам красных роз с изогнутыми, как ятаганы, шипами.

– Бойцовые розы, – сообщил он Руби, улыбаясь до ушей. – Никто лучше них не отгоняет врагов. Очень полезны в саду.

Когда он ушёл дальше, чтобы рассмотреть очередную диковину, Руби попросила Минкса положить в тележку одну розу, что он и сделал, ловко уклоняясь от шипов, которые кололи воздух. Руби так впечатлилась, что кивнула Минксу, чтобы выбрал ещё одну.

– Руби, нам они не по карману! – сказал Джонс, когда заметил розы в тележке. – К тому же их нет в списке.

– Я же говорила, что у нас шопинг-терапия, Джонс. То есть это полезно, – она подмигнула Минксу, который подмигнул ей в ответ и кивнул.

Минкс, как они узнали, был вэлпом – недостойным Инициации, но признанным вполне полезным и преданным, чтобы оставить его среди Опустошителей. Сначала он работал на своего мастера, вёл хозяйство, а после его безвременной смерти перешёл на службу в магазин. Причём без малейшего сожаления.

– Никогда не думал, что познакомлюсь с вами, – шепнул он Руби. – Но после голосования и всего, что произошло, нас предупредили, что вы, вероятно, посетите нас перед предстоящей поездкой, – Минкс осёкся и с сочувствием поглядел на Руби. – Лично я считаю, что вы очень храбрая – боретесь за то, во что верите.

– Спасибо, Минкс. Но я ещё и очень бедная. Так что, если в списке можно что-то заменить на более дешёвый, но не менее эффективный аналог, пожалуйста, подскажите нам.

– С удовольствием.

Минкс посоветовал им несколько вполне подходящих вариантов, выбрал зелья и растирки собственной марки магазина, а также ловушки и устройства, которые не всегда рекламируются как самые современные и лучшие. А ещё он объяснил им, что если Руби откроет счёт, то получит скидку, поскольку это её первая покупка. Руби выбрала элегантную кобуру из мягкой чёрной кожи, чтобы носить револьвер на охоту.

Осмотрев весь магазин и сделав все необходимые покупки, она едва держалась на ногах и до смерти устала от взглядов, которые на неё бросали другие покупатели. Сначала она не обращала на них внимания, но теперь они её раздражали. Когда один человек влепил своему ученику оплеуху за то, что тот улыбнулся Руби, она остановилась и сердито проводила их взглядом.

– Вот из-за таких, как вы, меня и отправляют в Грейт-Уолсингем, – процедила она сквозь зубы, но достаточно громко, чтобы он услышал её.

Когда они набрали всё, что нужно, и подсчитали, что не могут позволить себе больше ни одной покупки, они прошли по указателям на кассу, петляя по коридорам с тележкой. Руби остановилась у двери с надписью «Редкое и прекрасное». Она открыла дверь и увидела стеклянные витрины изящной ковки, где на бархатных подкладках стояли сосуды с разноцветными жидкостями.

– Как я понимаю, мы вряд ли раздобудем здесь капли везенья, как у мистера Слупа? – спросила она Минкса. Тот рассмеялся и покачал головой. Джонс тоже фыркнул.

– Капли везения нельзя купить, – сказал ей Минкс. – Было сделано всего несколько партий много лет назад, а потом Опустошитель, который изготовил их, великий смешиватель», мистер Корнелиус Лушетт, погиб в результате несчастного случая, когда создавал новую взрывоопасную смесь. Капли везения раздали Опустошителям по жеребьёвке, так решил вирд. С тех пор они либо закончились, либо перешли по наследству их ученикам. Считается особой честью владеть каплями везения. По сути, Саймон Слуп – единственный владелец столь ценного дара.

– Какая жалость. Нам бы они тоже пригодились.

– Так попроси Слупа, вдруг одолжит, – пошутил Джонс.

Руби бросила на него испепеляющий взгляд.

– Почему жизнь так несправедлива? – спросила она, вздыхая, и закрыла дверь. Джонс и Минкс переглянулись и подняли брови.

Чуть дальше Руби заметила ещё один знак. Он был намного больше и висел на стене возле изящной стеклянной двери.

Клиника Дешам

Она остановилась и задумалась.

– Тут принимают с любой болезнью и проблемой? – спросила она Минкса, просматривая информационный листок, висевший в стеклянной рамке.

– Да, вам нужен диагноз?

– Мне нет, а вот Джонс не отказался бы.

– Они мастера своего дела. Но заняты по горло. Вряд ли они примут вас сейчас.

– Проверим, – Руби открыла дверь и кивнула Джонсу, чтоб не отставал.

Приёмная была окрашена так, что цвет стен менялся с одного успокаивающего оттенка на другой. Звучала тихая музыка, то усиливаясь, то убывая, и Руби вдруг почувствовала тепло, она будто парила, а не шла к стойке регистрации.

– Мне стало намного лучше, как только я вошла, – сказала она, обращаясь к молодому человеку, который кивнул Минксу. – Моему другу, – сказала она, взяв Джонса за плечи, – досаждает один мертвец.

Мужчина за стойкой лизнул кончик указательного пальца и перевернул страницы толстой регистрационной книги.

– Ближайшее окно только через три недели.

– Мы не можем столько ждать.

– Сожалею, но это объясняется высоким профессионализмом наших работников. Они чрезвычайно популярны.

– Но у нас особенная проблема.

– Все проблемы наших клиентов особенные и уникальные.

– Спорим, мы вас увидим.

Молодой человек улыбнулся и собирался сказать ещё что-то, как дверь открылась и в приёмную заглянул мужчина. На двери красными буквами значилось имя Гиллеспи Дж.

– Малкольм, я приму мисс Дженкинс и её коллегу. Пусть заполнят форму, как обычно.

Малкольм откашлялся и выпрямился на стуле.

– Конечно, мистер Гиллеспи. Я провожу их к вам, как только они закончат. – Но как только дверь закрылась, он вперил в Руби ядовитый взгляд.

– Давайте-ка займёмся формами, Малкольм, – сказала Руби, и её глаза хитро заблестели.

* * *

Гиллеспи ощупал и осмотрел Джонса, где только можно, проверил его глаза, уши и зубы. Посыпал и полил кожу мальчика небольшими дозами порошков и зелий и записал реакции. Особенно его заинтересовал зелёный пар, который пошёл из ноздрей Джонса и вонял тухлыми яйцами. Наконец он приложил небольшого вурма к локтевой впадине мальчика, и тот укусил его, хотя Джонс ничего не почувствовал.

– На зубах вурма есть природный анестетик, – объяснил Гиллеспи, не отрывая глаз от своих книг. Он терпеливо ждал, когда вурм набухнет от крови Джонса, и улыбнулся Руби. – Я проголосовал за изменение Ордена, – сказал он. – Как вы понимаете, перемены необходимы в моей профессии, где мы постоянно открываем столько нового. Но, конечно же, Орднунг не поспевает за инновациями так, как нам этого хотелось бы. – Он аккуратно оторвал вурма щипцами и поднёс его раздувшееся тело к газовой лампе на столе, подбавив огня. Когда огонь сузился до тонкой синей полоски, он шепнул: