Текст книги "Фантазии о счастье"

Характер Фионы был спокойным и самоотверженным. Никаких проблем она не создавала, но доктор был непреклонен.

Мать Фионы все плакала и плакала. На нее сильно подействовал всплеск гормонов, она была слишком взвинчена для того, чтобы принять правильное решение. В конце концов, в этом не было ничьей вины, но Фиона снова пережила боль и разочарование.

Хартли коснулся ее руки.

– Ты готова войти в дом?

Даже от одного мимолетного прикосновения этого мужчины по ее коже побежали мурашки вниз по позвоночнику.

– Я могу задать тебе вопрос?

В его низком смехе послышалась горечь.

– Мы с братом цивилизованные люди. Обещаю, кулачного боя не будет.

– Пока, во всяком случае, не было. Это хорошо, – заметила она.

Ее попытка пошутить немного рассеяла мрак на его лице.

– Пошли, – сказал он. – Тебе понравится этот дом.

Босоножки Фионы были на высоких тонких каблуках, поэтому она не протестовала, когда Хартли обнял ее и повел вверх по лестнице. От его прикосновения у нее подкосились ноги.

Она попыталась вспомнить, как злилась на Хартли из-за той легкости, с которой он смотрел на их зарождающиеся отношения. Но ей было приятно сознавать, что он снова рядом. Фиона вынуждена была признаться себе, что готова оставить обиды в прошлом. Именно он заставил ее почувствовать себя чувственной и желанной.

Прежде чем Хартли решил, как поступить – просто войти или позвонить, Лизетта распахнула дверь и поприветствовала их. Фиона задумалась, не сделано ли это нарочно, чтобы у его братьев и сестры не было необходимости приветствовать его возвращение в отчий дом.

– Все собрались в столовой, – объявила Лизетта. – Еда выглядит превосходно, и ее так много, что хватит на полдюжины семей.

Когда все шестеро уселись за стол, экономка начала подавать блюда. Еда была приготовлена на высшем уровне лучшими ресторанами города. Свежие дары моря, свиные ребра, тушеные овощи, жареная кукуруза в початках… Всего и не перечесть.

За едой разговоры шли урывками. Во время одной неловкой паузы, пока наполняли бокалы, Хартли наклонился и тихо заговорил с Фионой:

– Мой брат и сестра все еще относительные новички в подобных собраниях. После свадьбы Мейзи переехала к Джей Би. Джонатан и Лизетта строят свой дом.

Теплое дыхание Хартли коснулось ее уха, она вздрогнула и задрожала. Он положил руку на спинку кресла Фионы.

Джонатан услышал слова брата и поднял бровь.

– Для блудного сына ты хорошо осведомлен о делах семьи.

Резкость в его голосе была очевидна. Хартли с ленивой улыбкой пожал плечами:

– У меня есть свои шпионы.

Фиона отважилась вмешаться в разговор. Кто-то должен был разрядить растущее напряжение.

– А что будет с пляжным домом?

Глава 3

Никто не произнес ни слова в ответ. Фиона смущенно покраснела. Ей не пришло в голову, что беседовать с членами этой семьи все равно что идти по минному полю. На ее взгляд, она задала безобидный вопрос, но ей дали понять, что он бестактен.

Наконец Джонатан заговорил с осторожной, но доброй улыбкой:

– Еще слишком рано об этом думать. Этот дом был крепостью нашего отца, его безопасным местом. Он не говорил мне, как поступить с этим домом, когда его не станет. Но мы все узнаем, когда адвокаты ознакомят нас с его распоряжениями.

Внезапно Хартли почувствовал, что теряет терпение. Ему стало ясно: Джонатан не готов принять брата в лоно семьи. И хотя он этого не сказал, но дал понять Хартли, что его не простили.

Он резко встал.

– Я был рад видеть вас всех. Спасибо за угощение. Я бы хотел прогуляться с Фионой по пляжу, а потом мы уедем.

Мейзи выглядела потрясенной.

– Ты опять уезжаешь из города?

Возникло неловкое молчание.

Хартли медленно покачал головой:

– Нет. Я вернулся навсегда.

Он мог бы многое объяснить, раскрыть семейные тайны, но не хотел перевернуть жизнь братьев и сестры только ради того, чтобы оправдать свое поведение.

Может быть, он никогда не расскажет им об этом.

Фиона тоже встала.

– Было приятно познакомиться со всеми вами. Жаль, что это было при таких печальных обстоятельствах.

Они спустились с крыльца на подъездную дорожку, и Хартли посмотрел на босоножки Фионы.

– Ты не сможешь гулять по пляжу на таких каблуках.

– Ничего, пойду босиком. – Она сняла босоножки и бросила их в машину, туда же отправилась и маленькая сумочка-клатч.

Хартли скинул пиджак, галстук, ботинки и носки. Он всегда любил этот пляж и этот дом в особенности.

– Земля здесь неровная, – сказал он. – Садись мне на спину, и я отнесу тебя на песок.

Фиона искоса взглянула на него:

– Я в состоянии идти сама.

Он стиснул зубы.

– Это предложение помощи, а не прелюдия к сексу.

– Не сердись на меня, Хартли. Я тебе не враг.

– Извини, – сказал он. – Ну, полезай.

Глядя, как она приподнимает подол, он подумал, что одного вида стройных ног Фионы достаточно, чтобы мужчина потерял покой. Она подошла к нему сзади, он поднял ее на спину и обхватил руками ее бедра, при этом почувствовал, как возбуждается.

К счастью для его самообладания, тропинка от дома к воротам была недлинной.

Фиона протянула руку, чтобы открыть замок, и вскоре они уже были у кромки воды. Он позволил ей медленно соскользнуть с его спины и поддержал, полуобняв за талию, когда она споткнулась.

Ночь была безлунной, в темной воде, казалось, таится угроза. Но шум волн с детства стал привычным для него. Он попытался очистить свой разум от всех печалей и смятений, которые тяготили его с тех пор, как он узнал, что отец умер. И океан помог Хартли, он почувствовал, как на душе становится легче.

Фиона молча стояла рядом с ним, ее присутствие одновременно успокаивало и раздражало. Дважды он занимался с ней любовью и уходил без объяснений. Он не хотел впутывать ее в проблемы своей семьи.

Внезапно ему пришло в голову, что он использует Фиону, конечно, он же обратился к ней, когда ему понадобилась поддержка. Возможно, надо было позволить ей понять его. Если он хочет спать с Фионой, а он хочет этого сильнее, чем прежде, то должен заслужить ее прощение. И кстати, объяснить ей, что он собой представляет, так сказать, в деловом отношении.

И, словно подслушав его мысли, Фиона тихо спросила:

– Чем ты зарабатываешь на жизнь, Хартли? Мы флиртовали и спали вместе, но я почти ничего не знаю о тебе.

– Ну, еще до моего отъезда из Чарлстона на длительный срок я стал полноправным партнером компании «Тарлтон шиппинг». Мы работали над проектом новой верфи, собирались строить прогулочные суда. Это производство должно было стать моим детищем.

– А теперь?

Он пожал плечами:

– Сомневаюсь, что мой брат захочет работать со мной после всего, что произошло.

– Из-за этой загадочной размолвки?

– Да. – Он вздохнул. – Джонатан – один из лучших людей, которых я когда-либо знал. Он честен и прямолинеен. Мы с ним похожи внешне, но характеры у нас совершенно разные.

– Почему вы не жили в пляжном домике?

– Мне надоело спорить с отцом из-за бизнеса. Джонатан сумел найти к нему подход. Мы с папой только кричали друг на друга. Несколько лет назад я купил инвестиционную недвижимость в одном из лучших гольф-сообществ, расположенных к северу от города. Мне нравилось быть на свежем воздухе, хотя гольф меня мало интересует. Но на поле я заключал сделки и наращивал бизнес.

– Кто выполнял твою работу в «Тарлтон шиппинг», пока ты отсутствовал?

Она задала простой вопрос не для того, чтобы причинить ему боль. Но чувство вины поразило его в самое сердце.

– Даже не знаю.

Фиона была не единственной, кому он причинил боль, когда сбежал в Европу. Он оставил семью и бизнес, оборвал все связи. У него были на то свои причины.

Фиона беспокойно зашевелилась.

– Пляж чудесный, Хартли, но мне действительно нужно домой.

– Я обещал все тебе объяснить. Но уже поздно. Не уверен, но могу ли я спать на твоем диване? – спросил он, не надеясь на положительный ответ. Маленький домик Фионы олицетворял для него мир и утешение, которые он потерял год назад.

– Нет, – резко ответила она. И, не говоря больше ни слова, направилась к воротам в высокой кирпичной стене.

– Вполне справедливо.

Он догнал ее и подхватил на руки. Ему было необходимо обнять ее.

Фиона не сопротивлялась. Но, как только они вернулись к машине, она вырвалась из его объятий. Затем она пригладила волосы, стряхнула со ступней песок и надела босоножки.

Потом она встала, уперев руки в бока, и стала смотреть, как он переодевается.

– Ты ничего не должен мне объяснять. Я тебе это уже говорила.

Он обогнул машину и осторожно обхватил ладонями ее лицо.

– Но я хочу объяснить, Фи. И скажу тебе честно, я хотел бы снова спать с тобой, у нас был отличный секс.

– Спать со мной? Секс?

– Секс, – пробормотал он и вдруг понял, что ведет себя как полный придурок. Но он не хотел выворачивать душу наизнанку и больше ничего не мог предложить. Его жизнь – настоящий хаос. Фиона потребует от него полной откровенности, но он сам еще не во всем разобрался.

Он видел по ее лицу, что она разгневана.

– Секс – это не решение твоих проблем, Хартли, – сказала она.

– Может быть, и нет, но это было бы чертовски здорово, и если ты будешь честна с самой собой, то согласишься, что я прав. Я знаю, что все испортил, но больше так с тобой не поступлю.

– Как я могу тебе верить? – Она невесело рассмеялась. – Доверие – болезненная тема для меня. Ребенком я испытала, что такое быть брошенной, жила в разных приемных семьях. Меня так и не удочерили. Так что у меня мало оснований для того, чтобы быть доверчивой. Твое отношение ко мне убедило меня в том, что я права.

У скольких женщин хватит мужества на такую искренность? Ему было что сказать по этому поводу, но он не знал, как исправить то, что натворил.

– Я очень хочу поцеловать тебя, Фи, – пробормотал Хартли, – но изо всех сил стараюсь уважать твои желания.

На ее ресницах блеснули слезы. Она фыркнула.

– Заткнись и сделай это, ты раздражаешь меня, мужчина.

Хартли только этого и ждал. Он поцеловал ее и в этот поцелуй вложил всю свою нежность, все свое сожаление о той оплошности, которую он совершил.

Фиона издала сдавленный горловой звук и наконец ответила на его поцелуй.

Когда ее тонкие руки обвились вокруг его шеи, он почувствовал себя так, словно выиграл в лотерею.

Она была такой нежной, такой податливой, когда прижалась к его груди. Он поднял ее на руки и прижал к себе, желая продлить поцелуй.

– Прости, – пробормотал он. – Мне так жаль, что я причинил тебе боль.

– Ты прощен. И я не жажду наказывать тебя.

Она оттолкнула его, и он неохотно отпустил ее.

– Ну и что теперь? – тихо спросил он.

– Ничего. По крайней мере, не сегодня. И даже не завтра. Дважды я позволила тебе прыгнуть в мою постель, как будто я впервые влюбившаяся шестнадцатилетняя девчонка. Это было моей ошибкой. Я ничего не обещаю, Хартли. Ничего.

Он пожал плечами, с сожалением осознавая, что питал некоторые иллюзии относительно сегодняшнего вечера.

– Понятно, – вздохнул он.

Он завел мотор и подождал, пока она заберется на переднее сиденье. Ветер с океана взъерошил ей волосы. Они поднялись вокруг ее головы словно нимб, и ему пришло в голову, что она похожа не то на усталую богиню, не то на озорную нимфу.

Чего же в ней больше? Ангела или сексуальной феи? В его воображении она была и тем и другим.

Отъезжая от дома отца, Хартли посмотрел в зеркало заднего вида. Джонатан стоял у окна на верхней ступени лестницы, скрестив руки на груди.

Встреча с братом сегодняшним вечером оказалась на удивление болезненной. Была надежда на то, что Джонатан смягчится, ведь он должен был понимать – и он понимал это интуитивно, – что Хартли никогда не причинит вреда своей семье.

Но, по-видимому, некоторые раны были слишком глубоки. Джонатан не захотел начать все с чистого листа. Хартли был предоставлен самому себе.

Когда они добрались до улицы Фионы, она взяла свою сумочку и открыла дверцу машины, как только они припарковались. Хартли взял ее за запястье.

– Подожди, Фи. Пожалуйста.

– Что?

– Позволь мне пригласить тебя завтра на ланч. Я расскажу тебе всю историю с начала и до конца.

– Завтра я должна работать, – сказала она.

– Значит, ужин? – Он был близок к тому, чтобы просить ее о милости на коленях.

– Хорошо. Но если эта история окажется такой же запутанной, какой она выглядит, лучше устроить ужин у меня дома. Я приготовлю спагетти.

– Я хочу тебя угостить, – возразил он.

– Ты не можешь выбалтывать непривлекательные секреты посреди переполненного ресторана. Кроме того, это не свидание, Хартли. У тебя, кажется, есть потребность облегчить свою душу, и я согласилась тебя выслушать. Это все.

– Ты жестокая женщина.

– Самое время начать быть такой, тебе не кажется?

– Я помню, как мы занимались с тобой любовью, Фи. Ты не можешь винить мужчину за то, что он хочет воссоздать магию счастливых мгновений.

– Магия исчезла. Ты убил ее.

Ее слова прозвучали резко, но она все еще сидела в его машине. Он воспринял это как хороший знак.

– Я люблю спагетти, – наконец произнес он. – В котором часу?

– В шесть. Не думай, что тебе удастся уговорить меня позволить тебе остаться на ночь. Это не обсуждается.

– Да, мэм. Ты такая милая, когда бьешь меня по яйцам.

– Будь умницей, Хартли. Теперь у меня к тебе иммунитет.

«Теперь у меня к тебе иммунитет». Фиона никогда в жизни не лгала так бессовестно.

Она плохо спала и проснулась на следующее утро измученная. Вечер с Хартли снова разжег голод в ее теле. Она хотела Хартли, он по-прежнему занимал ее мысли и возбуждал тело.

Фиона собиралась работать как обычно и в положенное время. Но сосредоточиться на новом проекте оказалось труднее, чем следовало бы. Ей предстояло создать три больших панно, которые будут украшать одну из главных комнат Чарлстонского гостевого центра.

Такие заказы, как этот, обеспечивали ей хлеб с маслом. Этими деньгами она оплачивала счета и набивала едой холодильник. Но работа не тяготила ее.

Ее набросок, одобренный городским советом, включал исторические события, произошедшие в Чарлстоне от его основания до Новейшего времени.

У нее была привычка работать в течение нескольких часов, когда она просыпалась, а затем устраивать перерыв на кофе и легкий поздний завтрак. После этого она трудилась еще пять-шесть часов. И так каждый день. Благодаря упорному труду и целеустремленности она достигла хороших результатов и была полна решимости добиться настоящего успеха.

Но сегодня утром она почувствовала, что ее охватила необъяснимая усталость и сонливость, что заставило ее отправиться на поиски калорий всего после сорока пяти минут работы в студии.

На кухне ей вдруг представилось, как они с Хартли здесь, в ее кухне, готовят яичницу с беконом, при этом то смеются над чем-то, то жадно целуются.

То, что она переспала с ним дважды, не имело большого значения. Им было весело.

Их сексуальная химия зашкаливала. Он был умен, добр и забавен, и она никогда не встречала более привлекательного мужчины.

Но ее беспокоило будущее. Хартли мог разрушить ее жизнь, которую она построила с таким трудом. Фиона гордилась своей независимостью. Она не опиралась ни на одного мужчину для того, чтобы получить поддержку.

А Хартли, не прилагая усилий, заставил ее захотеть забыть осторожность. Когда она была с ним и даже без него, но с мыслями о нем, умная, осторожная часть ее мозга отключалась. Она могла думать только о том, как сильно хочет лежать рядом с ним в постели голой и распутной, теряя себя в стихийном порыве сексуального возбуждения.

Хартли сделал ее живой. И ей это нравилось. Но вместе с великой радостью пришло и великое горе.

Судя по тому, как она себя чувствовала, готовить что-либо было слишком трудно. Она позавтракала хлопьями и бананом. Чашка горячего чая согрела ее холодные пальцы.

Покончив с завтраком, она отнесла в столовую вторую порцию чая в гостиную и свернулась калачиком на диване. Держа в руках фарфоровую чашку, она раздумывала, не отменить ли ей сегодняшний ужин. Если Хартли придет, хватит ли у нее духу сказать «нет»? Нет, не хватит.

Тарлтоны принадлежат к высшему обществу Чарлстона. Они и семья Джей Би, Воганы, финансировали библиотеки и больницы, создавали благотворительные фонды. Их родословные восходили к временам, предшествующим Гражданской войне.

Фиона, конечно, знала себе цену: она хороший художник, независимая женщина и, несмотря на свои романтические мечты, – прагматик. Вряд ли внимание Хартли к ней будет долгим. Сейчас Фиона интересует его потому, что в его жизни наступил кризис.

Шансы на то, что он действительно ответит на любовь Фионы, слишком малы. Может быть, сейчас он очарован ею, но, когда новизна померкнет, он отправится в другое приключение, с другой женщиной. А Фиона останется с разбитым сердцем.

Несмотря на всю свою рассудительность, она не могла заставить себя написать Хартли, чтобы он не приходил. Она отчаянно хотела видеть его. И потом, конечно, ее интересовало, где он был все это время. И почему исчез без объяснений.

Фиона допила чай и встала, но голова вдруг пьяно закружилась, пришлось снова сесть. Через пять минут она снова попыталась встать. На этот раз знакомые очертания ее мебели остались на месте, но тошнота усилилась. В последний момент она бросилась в ванную, и ее вырвало два раза подряд.

Фиона была так слаба, что едва смогла дотащиться до своей спальни.

Она свернулась калачиком в центре кровати, дрожащая, словно одурманенная, и, потянув за край одеяла, кое-как накрылась.

И тут ее осенило. Может, она беременна? Эти странные эпизоды случались у нее уже несколько недель. Каждый раз она списывала недомогание на что угодно, кроме очевидной причины.

Сердце бешено колотилось в груди. Она потянулась к ящику, достала календарь и оцепенело уставилась на немаркированные клетки. Один месяц, два, три. Наконец она нашла короткую запись, сделанную ее рукой. У нее начались месячные дней за десять до того, как Хартли в последний раз появился в ее доме.

Боже милостивый! Но ведь он использовал презерватив, потому что она сказала, что не принимает таблеток. Он был нежным, заботливым любовником. Но ни один метод контроля рождаемости не является стопроцентным. Три месяца назад они занимались любовью несколько раз в течение ночи, когда оба находились в полусне. Неужели они все испортили?

Она дрожала. Но не может ему сказать. Пока нет. Не раньше, чем будет абсолютно уверена. Со стоном она зарылась лицом в подушку.

Но даже когда она дрожала от страха, возбуждение и счастье расцветали в ее груди. Ребенок? Неужели она действительно беременна? Это может быть будущее, о котором она всегда мечтала, семья, о которой грезила.

Хартли не должен вмешиваться, но ему придется сообщить новость.

Глава 4

Хартли думал, что он похож на парусник со сломанной мачтой. Он вернулся домой, чтобы остаться. Он уезжал не навсегда. Но его брат и сестра об этом не знали, он сам не знал, поэтому ничего не мог им сказать.

Он уехал из Чарлстона, чтобы исправить положение. И ему это удалось, частично. Ответы на все вопросы были найдены благодаря его длительному визиту в Европу. По иронии судьбы, эти ответы были слишком опасны и болезненны для того, чтобы познакомить с ними Джонатана и Мейзи.

На следующий день после похорон отца он не находил себе места в поисках решения. Что он будет делать, если Джонатан не захочет вернуть его в «Тарлтон шиппинг»? Его огромный дом, примыкающий к гольф-клубу мирового класса, ему не нужен.

Он провел весь день решая мелкие проблемы с обслуживанием, а потом позвонил риелтору и договорился о встрече на следующее утро. Он собирался продать свой дом.

Может быть, он снимет что-нибудь по соседству с Фионой, пока поймет, каким будет его следующий шаг.

Хартли сгорал от страсти к этой женщине. К тому времени, когда пробило четыре тридцать, он был разгорячен и возбужден, но чувствовал себя прекрасно. Он вошел в душ, напевая, и в его пении было больше энтузиазма, чем исполнительского мастерства. Предвкушая встречу с Фионой сегодня вечером, Хартли был полон оптимизма.

Без десяти шесть он подъехал к ее очаровательному дому и, прихватив приготовленные подарки, запер машину. Ему показалось, что он увидел, как дрогнул край занавески, но может быть, и нет.

Он постучал, и дверь почти сразу открылась.

– Привет, Хартли. Ты вовремя.

На ней был желтый сарафан, открывавший плечи и подчеркивавший изящные линии ее небольшой груди. Он поцеловал ее в щеку.

– Это для тебя.

Она взглянула на этикетку трехсотдолларовой бутылки вина и подняла бровь.

– Немного чересчур для домашнего спагетти, тебе не кажется? А что, если мы оставим его для особого случая? Я приготовила чай со льдом. А в холодильнике есть пиво, которое ты любишь.

Он был до смешного доволен, что она помнит его предпочтения. Мельчайшая деталь, но это хороший знак, который рождает надежду.

– Похоже на план, – сказал он. – Мне поставить цветы в воду?

Он привез ей желтые и белые розы, летний букет, который ей очень понравился и соответствовал ее дому и ее характеру.

– Да, спасибо. Ты найдешь вазу под раковиной.

– Как прошел день? Тебе удалось поработать над твоим проектом?

Она резко обернулась, широко раскрыв глаза.

– Почему ты спрашиваешь об этом?

Он склонил голову набок.

– Ты сказала, что начинаешь новый большой проект.

– О! – Она покраснела, ее взгляд скользнул в сторону.

– Все прекрасно. Начало всегда дается с трудом.

– Ты в порядке, Фи?

Теперь, когда он спросил, она показалась ему слишком бледной и нервозной.

– Конечно, я в порядке. – Она склонила голову, и, видимо, от этого ее голос звучал приглушенно.

Он взглянул на плиту.

– По-моему пора выключить. Спагетти кипят.

– О, черт. – Она развернулась, и как раз вовремя, чтобы спасти их ужин.

Он положил руки ей на плечи и приобнял.

– Фиона, успокойся. Вдохни глубоко.

Она высвободилась из его объятий и прижала руки к щекам.

– Извини. Я немного нервничаю из-за того, что ты здесь.

Ну вот, снова. Эта грубая честность. Он поморщился.

– Я могу и уйти. Если ты этого хочешь.

Они смотрели друг на друга, и у обоих в глазах была надежда.

– Нет, – сказала она наконец. – Я не хочу, чтобы ты уходил.

«Слава богу», – подумал он, взял ее за руку и переплел свои пальцы с ее пальчиками.

– Клянусь тебе, я буду хорошо себя вести.

Фиона улыбнулась ему, правда, ее губы при этом дрожали.

– Я мало в это верю. – Она положила голову ему на плечо. – Я рада, что ты здесь. Правда, Хартли.

– Что ж, значит, нас двое, – заключил он с улыбкой. – А теперь скажи, чем я могу помочь с ужином.

Все, казалось, шло своим чередом. Они ели простую еду и вели безобидный разговор.

– Пойдем в гостиную, – предложила она, когда они убрали со стола и вместе загрузили посудомоечную машину. – Если ты собираешься обнажить свою душу, я хочу устроиться поудобнее.

Хартли, посмеиваясь, последовал за ней.

– Я вроде этого не обещал.

Она села на стул, потому что на нем мог уместиться только один человек. Нет смысла искушать судьбу.

– Ты и не должен этого делать, – сказала она.

Хартли пожал плечами:

– Ты – идеальный слушатель, к тому же незаинтересованный наблюдатель.

У Фионы упало сердце. Это было совсем не то, что она надеялась услышать.

Ее гордость была уязвлена, и тогда она напомнила себе, что Хартли не ее прекрасный принц. И никогда им не будет.

– Начни с самого начала, – произнесла она ровным голосом. – Я освежу твою память, – услужливо предложила она. – После свадьбы наших друзей я пригласила тебя ко мне домой. Мы оба знали, что произойдет, и это случилось трижды, а когда я проснулась, тебя уже не было.

– Господи, Фиона. Ты говоришь об этом так небрежно, так холодно, – с удивлением отметил он, беспокойно расхаживая по комнате.

– Что ж, представь свою версию.

– Я заказал билеты на самолет на утро после свадьбы. Я должен был успеть на рейс из Чарлстона в семь утра. У меня возникли неожиданные осложнения. Я не знал, как это объяснить.

– Ах! – воскликнула она.

– Это правда.

– Куда ты направился?

– Сначала в Лондон. Я познакомился с частным детективом, который раньше работал в Интерполе.

Фиона сморщила нос.

– Зачем тебе понадобился частный детектив?

Хартли ссутулился, выражение его лица было мрачным.

– За два дня до нашей с тобой встречи на свадьбе я получил записку от шантажиста.

– Серьезно? – недоверчиво спросила она.

– В письме шантажист угрожал сделать достоянием гласности неприятную семейную тайну Тарлтонов, если я не выплачу ему миллион долларов.

– Хартли, это похоже на шпионский роман.

– Дело в том, что моя мать содержалась в психиатрической клинике в Вермонте. Ее поместили туда, когда мы с братом и сестрой были подростками. Несколько человек в Чарлстоне знают правду.

– И что же вы решили делать?

– Здоровье моего отца пошатнулось. Джонатан надрывал свою задницу в «Тарлтон шиппинг», пытаясь удержать бизнес на плаву. Моя сестра тосковала по матери. Наша жизнь не была безмятежной. Но нам не нужны сплетни.

– Все знают, что от шантажиста невозможно навсегда откупиться.

– Конечно нет. Но мне нужны были деньги, на всякий случай. Я не мог знать, что предпримет шантажист, если не получит деньги.

– Что сказал Джонатан?

– Я ему ничего не сказал. Думал, что справлюсь со всем своими силами. Оглядываясь назад, я понимаю, что это было не слишком умно.

– Вынуждена согласиться с тобой, ты должен был ему рассказать. У вас в банке был миллион долларов?

– Не совсем. Я уже говорил тебе о Джонатане. Он играет только по правилам.

Ее глаза расширились.

– И что ты сделал?

Хартли пожал плечами:

– Я снял деньги с нашего счета на работе. Это не было воровством. Я владею четвертью бизнеса.

– Но ты не сказал Джонатану, что происходит.

– Нет. Я хотел взять эту гранату в руки и обезвредить ее. Я никогда не думал, что мой брат и мой отец сделают самый худший вывод.

Она медленно покачала головой:

– Ты слишком многого хочешь, Хартли. Ты требуешь слепой веры.

– Разве они меня не знают? Зачем мне брать деньги, если не по чертовски веской причине?

– Секреты все время дают обратный эффект. – Фиона поморщилась. – Не могу сказать, что я виню их, Хартли. Конечно, ты понимаешь, что это было ошибкой.

Может, сейчас, с оглядкой на прошлое, он это понимал.

– Ну, я не могу изменить того, что сделано.

– Мейзи, кажется, простила тебя.

– Только потому, что отец и Джонатан держали ее в неведении. Если бы она знала правду, тоже оказала бы мне холодный прием.

– Давай вернемся назад. Итак, ты взял деньги и поехал в Лондон. Что дальше?

– В конце концов мне удалось отследить письмо до маленькой деревушки в Швейцарии. Оказалось, что шантажист – родственник нашей матери, точнее, ее дядя.

– Но зачем ему причинять вред вашей семье?

– Как оказалось, он всего лишь пытался привлечь мое внимание. Для дяди Ганса настали тяжелые времена. Затянувшаяся болезнь лишила его сбережений. Он рисковал потерять свой дом и молочную ферму.

– Ты передал его властям?

– Как я мог? Он старый, больной человек. Семьи не осталось. Я чувствовал, что чем-то ему обязан.

– Значит, ты все-таки дал ему деньги?

– Я расплатился за его дом и положил немного наличных на его банковский счет. Совсем немного, но он был благодарен, и меня это радовало. Из того миллиона, что я взял, почти ничего не потрачено. В конце концов я остался с Гансом на пару месяцев, заполняя пробелы в своих знаниях о семье. У него сохранилось много вещей – наследие, которое нужно передать дальше.

Фиона нахмурилась.

– Ты что-то недоговариваешь. Зачем ты вернулся в Чарлстон три месяца назад? А потом снова уехал?

– Я вернулся, чтобы поговорить с отцом, братом и сестрой о том, почему уехал. У меня была информация, которую они должны были знать. Но я струсил в последнюю минуту. То, что я узнал в Европе, было бомбой, которая угрожала взорваться у меня перед носом. Ты была единственным человеком, с которым я виделся и разговаривал. После той ночи в твоей постели я вернулся в Швейцарию, чтобы забрать свои вещи.

– И что потом?

– Дядя скончался. Довольно неожиданно. Я был вынужден улаживать его дела.

– Даже тогда ты не поговорил со своей семьей?

– Я не мог, этот разговор нужно было вести лицом к лицу. Но теперь, когда Ганса не стало, думаю, не лучше ли мне оставить при себе то, что я узнал.

– Что это за ужасная тайна, Хартли?

– Наша мать, которая содержится в клинике в Вермонте и которая больше не узнаёт нас, потому что ее психика полностью разрушена, – на самом деле не является нашей матерью.

Фиона вскочила и подошла к Хартли. Обняв его за талию, она прижалась щекой к его груди.

– Это даже не имеет смысла.

Он высвободился из ее объятий и стал снова мерить шагами комнату.

– По-видимому, когда мы с братом и сестрой были совсем маленькими, отец увез нашу мать в Швейцарию, навестить ее семью. Она не была там с тех пор, как они поженились. Родители оставили нас в Чарлстоне с няней. По словам Ганса, наша мать покончила с собой, когда они были в Швейцарии. Очевидно, она это планировала уже некоторое время. Там была записка. Ганс все еще помнил об этом. По мнению матери, лучше всего было совершить самоубийство там, откуда слухи не дойдут до Чарлстона. Может быть, она думала, что мой отец представит ее гибель как несчастный случай. Черт возьми, я не знаю. Она была очень больная женщина.

– Но я не понимаю. Кто в таком случае живет в Вермонте?

Он остановился и повернулся к ней.

– Моя тетя. Сестра-близнец моей матери.

– Господи… – У Фионы закружилась голова.

– По словам Ганса, после смерти моей матери тетя вызвалась выйти замуж за моего отца, вернуться с ним в Штаты и стать нашей матерью.

– Но наверняка кто-нибудь заметил бы.

– Я же говорил тебе, что мой отец практически изолировал семью. Теперь, когда я знаю, в чем причина, вся эта секретность имеет гораздо больше смысла. Может быть, он боялся. Он знал, что его бизнес держится на плаву только благодаря его усилиям. Может быть, он думал, что справится. Или, может быть, он так обезумел от горя, что помешался.

– В это трудно поверить…

– Ганс показал мне фотографии двух женщин, стоявших рядом. Сестры были похожи как две капли воды. Весь домашний персонал здесь, в Южной Каролине, тщательно проверялся, это были доверенные люди. А мы, дети, были слишком малы, чтобы заметить разницу.

– Не знаю, что и сказать. Возможно, я покажусь тебе легкомысленной, но быть приемным ребенком не так уж плохо, поверь мне. Выходит, твой отец потерял не одну, а двух жен из-за душевной болезни?

– Да. И, я полагаю, он рассудил правильно, изолировав вторую миссис Тарлтон, когда она начала проявлять признаки того, что может навредить себе или одному из нас. Она не была той женщиной, которую он любил. Это трагедия. Он так рано потерял любовь всей своей жизни.

– Несчастный человек!

– Это очень трудно понять. Тогда все было по-другому. Мой отец был много старше моей матери. Он, должно быть, пережил шок, когда произошло самоубийство. Но почему моя тетя добровольно взвалила на себя ответственность за семью сестры? Возможно, она была недовольна своей жизнью в Швейцарии. Мы никогда этого не узнаем, потому что никто из нас не может достучаться до нее.