Текст книги "Ранняя пташка"

– А сам Икабод пропал? – спросил кто-то из пассажиров.

– Бесследно исчез. Ллойд вызвал Зимних консулов, но те прекратили поиски через три дня, найдя лишь шапку Икабода, воткнутую между ветками на вершине дуба в двух милях от дома. Они решили, что ночью ему приснился кошмарный сон, он потерял рассудок и бежал. На смену Икабоду был прислан новый фермер, а его исчезновение остается загадкой и по сей день.

– Какие два слова произнес Икабод? – спросил я, наперед зная ответ.

– Он сказал: «О, Грымза», и при этом… при этом устало вздохнул, словно принимая неизбежное.

В вагоне наступила тишина, воздух был насыщен страхом и растерянностью. Грымза лишь недавно была добавлена в число Зимнего люда, и я еще не слышал о ее первом появлении. Я выглянул в окно. Поезд спустился вниз и теперь мчался по берегу замерзшего водохранилища, славящегося каменной плотиной и фильтровальной башней в готическом стиле. Я обернулся к Моуди, понимая, что рассказ еще не закончен.

– Это ведь еще не все, правда? – спросил я, и Моуди кивнул.

– Прибывший на смену Зимний фермер обратил внимание на то, что в течение нескольких недель вкус воды стал горьким. Поэтому он поднялся по вертикальной лестнице и через квадратный люк размером не больше двух футов забрался на чердак. Икабода обнаружили в баке с холодной водой, совершенно целого, если не считать отсутствующего мизинца.

Моуди помолчал для пущей драматичности.

– Консулы заключили, что это было самоубийство, что у Икабода, вероятно, было «необъяснимое желание подкрепить легенду о Зимнем люде». Но у привратника Ллойда были не только голые сомнения. Во время поисков Икабода он обратил внимание на то, что в доме царил порядок, все белье было выстирано, постели заправлены, на граммофоне крутилась пластинка с «Югом Тихого океана» [56]56
  Очевидно, запись первой бродвейской постановки. Жена и дочь Икабода очень любили этот мюзикл.


[Закрыть]. На плите даже стоял горшочек с ланкаширским рагу, на крышке записка, выведенная мелким угловатым почерком.

– Что в ней говорилось? – спросил другой пассажир.

– В ней говорилось: «майорана не хватает».

– Икабод мог сам сложить свою одежду, навести в доме порядок и приготовить рагу, – сказала еще одна пассажирка, оборачиваясь через спинку скамьи. – И поставить пластинку на граммофон. Как сказали Консулы, чтобы придать достоверности легенде.

– Такое возможно, – согласился Моуди, – вот только Икабод не отличался особой аккуратностью и предпочитал рок-оперу «Иисус Христос – суперзвезда».

У меня был один-единственный вопрос.

– Икабод был недостойным?

Моуди обвел взглядом всех нас.

– В баке с водой нашли не только его. Там также были истлевшие останки его жены и десятилетней дочери, которые, как он утверждал, ушли из дома восемь лет назад.

Когда Моуди закончил свое повествование, его небольшая аудитория, одобрительно переговариваясь, вознаградила его угощениями, как того требует обычай. Меньше чем через минуту у него уже были полбатончика «Сникерса», восемь жевательных конфет, маленький батончик нуги и пакетик леденцов с ментолом.

– Встретимся позже в гостинице «Уинкарнис», – сказал мне экспедитор, откидываясь назад, чтобы немного вздремнуть, – и я расскажу тебе всё про синий «Бьюик» – и про «Гибер-тех».

Я вернулся в свое купе, где миссис Тиффен по-прежнему пребывала в целости и сохранности, оставаясь в Ступоре. Поезд сделал короткую остановку в Талибонте, чтобы высадить работника электростанции, и во время стоянки железнодорожники переставили тормоза; и вскоре мы снова тронулись, но теперь уже быстрее, путь был свободен, и поезд набрал большую скорость.

Мы пересекли реку, одетую в кокон льда и снега, затем проехали через заброшенный полустанок, платформы и станционные строения которого были покрыты снегом и льдом. Поезд бежал вперед еще с полчаса и наконец с мягким свистом и приглушенным скрежетом тормозов остановился.

Мое путешествие в один конец закончилось.

Талгарт и «Гибер-тех»

«…Размещение основного комплекса «Гибер-теха» в Центральном Уэльсе было делом случая, однако это обстоятельство оказалось крайне благоприятным, когда для производства «морфенокса» потребовались повышенные меры безопасности. Поскольку Снегодонийский ледник начинается всего в тридцати милях к северу, а водящиеся в окрестностях в больших количествах Злодеи отпугивают путников, с обеспечением надлежащей безопасности никогда не возникало никаких проблем…»

«Краткая история “Гибер-теха”», под редакцией Рональда Фаджа [57]57
  Говорящая фамилия: fudge – вранье; обманщик. (Прим. переводчика.)


[Закрыть]

Пробудив миссис Тиффен из Ступорного состояния куском марципана, сунутым под нос, я скормил ей два ломтя солодового хлеба с фруктовым ароматом и палочку песочного печенья, после чего вывел из купе. Здесь было заметно холоднее, чем в Кардиффе; снег под ногами не скрипел, а скорее визжал. К этому времени уже совсем стемнело, и городок освещался не электричеством, а газом: дрожащие оранжевые огоньки светильников усиливали ощущение нереальности происходящего, словно мы стали свидетелями искривления времени.

Указатель на платформе извещал, что станция называется Талгарт: этот небольшой городок приютил комплекс «Гибер-теха». Я предупредил дежурную по станции, что доставлю свою подопечную по назначению и вернусь тем же поездом, и та ответила, что у меня есть по крайней мере два часа – времени предостаточно.

Пока Моуди наблюдал за разгрузкой, я повел миссис Тиффен к выходу со станции; там Аврору уже встретил мужчина, высокий, худой, с лицом, похожим на недавно смазанную маслом дыню для регби. Я почему-то подумал о старом трупе, сохранившемся в торфяном болоте.

– Консул Уортинг [58]58
  Впервые меня удостоили почетного звания «Консул», а не «Послушник». Я тогда еще не знал, как к этому относиться.


[Закрыть], – сказала Аврора, когда мы с миссис Тиффен подошли к ним, – позволь представить тебе заместителя главы службы безопасности «Гибер-теха» агента Лайонела Хука. Он присматривает за всем в мое отсутствие. Очень надежный человек. Был капитаном в армии до тех пор, пока не перешел к нам.

– Вы… тот самый капитан Хук?

– Да, – подтвердил мужчина, и у него дернулось одно веко, – и если ты скажешь хоть слово про крокодилов, будильники и отрубленную руку, я вырву тебе глаз и заставлю его проглотить.

– Ничего подобного у меня и в мыслях не было, – неискренне пробормотал я, поскольку на самом деле все это промелькнуло у меня в голове.

– Насчет глаза Хук пошутил, – успокоила меня Аврора, после чего, повернувшись к своему заместителю, произнесла уже более вопросительным тоном: – Ты ведь пошутил?

– Естественно, – после некоторой паузы подтвердил Хук, – совершил маленькую глупость. Чтобы разбить лед, понимаешь.

И он одарил меня улыбкой, у которой был такой вид, словно она сошла прямиком со страниц прочтенного наспех пособия по совершенствованию личного обаяния. Что еще тревожнее, Хук шагнул, чтобы заключить меня в Зимние объятия. От него пахло жевательным табаком, кислотой из аккумулятора и недавно околевшей лошадью. Воспользовавшись возможностью, он также шепнул мне на ухо:

– Шаг в сторону – и я тебя уничтожу!

– И я тоже рад с вами познакомиться, – запинаясь, выдавил я, осознав, что смысл этого представления заключался в том, чтобы показать меня Хуку, а не наоборот.

– Хочешь, мы тебя подбросим? – предложила Аврора.

Я ответил, что мне нужны физические упражнения, и тогда она пожелала мне всего хорошего, после чего они с агентом Хуком уехали в полноприводной штабной машине, у которой был такой вид, будто она появилась на свет благодаря прискорбному союзу грузовика и семейного «универсала».

Мы с миссис Тиффен шли по пустынному городку, следуя указателям к комплексу «Гибер-теха». Я обратил внимание на повсеместное наличие закрепленных леерных ограждений – шестимиллиметрового стального троса, пропущенного сквозь ушки, привинченные болтами к стенам и фонарным столбам. Хотя в Кардиффе и Суонси предусмотрена возможность установки подобных ограждений, используются они только в чрезвычайных ситуациях. Здесь, судя по виду, ограждениями не просто пользовались, а пользовались часто. Если видимость упадет до нуля, закрепленные тросы не дадут человеку заблудиться – при условии, что он пристегнулся к ним фалом.

К «Гибер-теху» я подходил, полагаю, с трепетным волнением. Трудно было преуменьшить значение «морфенокса». Теперь, если человек доживал до Весны, это воспринималось как должное, а не как счастливая случайность. Сохранение навыков, пониженное потребление продовольствия, а также блага преобразования и трансплантации уже приносили свои плоды в нашей посткризисной экономике. Южный Альянс, сохранивший естественный сон, в прошлом не уступавший Северной Федерации, теперь безнадежно отставал во всех мыслимых общественных и финансовых сферах. С какой стороны ни взять, «морфенокс» был главным призером – если только ты мог заслужить право им пользоваться. Если мог, все хорошо и замечательно. Ну а если не мог, что ж, черт возьми, по крайней мере у тебя было то, к чему стремиться.

В комплексе «Гибер-теха» царили темнота и тишина: никаких признаков человеческого присутствия. Если бы не парад газовых светильников, освещающих дорогу, ведущую из города, можно было подумать, что он давно заброшен. Я знал, что комплекс площадью шестьдесят акров окружен со всех сторон голой безликой местностью, что было сделано сознательно, и с четырех наблюдательных вышек по углам двадцатиметровой стены открывался отличный обзор во всех направлениях. Большие двустворчатые двери, обитые с обеих сторон сталью, имели по краям узкие амбразуры. Сбоку от входа на стене висел телефон. Сняв трубку, я стряхнул с нее снег, нажал кнопку вызова и назвал себя.

– Младший консул Уортинг, Ч., БДА‐26355Ф, – сказал я, – доставил женщину-лунатика. Тиффен, Л., ХАБ‐31417Ф.

– Гм, – послышался в трубке голос, – мы ждали Логана, Дж, ДжХК‐889521М.

Я объяснил, что Логан погиб и в соответствии с положением СХ‐70 о Преемственности приказов и распоряжений я продолжаю выполнение его задания. После этого последовали новые вопросы, и, наконец, по-видимому, удовлетворившись, администратор отпер наружную дверь и впустил нас. Расставшись со своей «Колотушкой», я вошел в просторный, богато оформленный вестибюль с куполообразным потолком, величественной лестницей в глубине и несколькими широкими коридорами, уводящими в глубь комплекса. Лицом к письменному столу находился большой стенд из матового стекла, рассказывающий историю корпорации «Гибер-тех», а на стене красовалась огромная эмблема «Гибер-теха», зрительно подавляющая портреты Гвендолин XXXVIII и Дона Гектора. Также я обратил внимание на два гольфмобиля, в каждом по лунатику, тупо уставившемуся в пол. Это меня удивило: умение управлять гольфмобилем выходило за рамки навыков тех преобразованных, кого мне доводилось видеть. Что совсем уж не к месту, у лунатиков были бейджики с именами. Какой-то шутник окрестил их Чазом и Дейвом [59]59
  Чаз и Дейв – популярный английский поп-дуэт в составе Чарльза Ходжеса и Дэвида Пикока. (Прим. переводчика.)


[Закрыть].

– Добро пожаловать в «Гибер-тех», – радостным тоном произнес администратор.

По его бейджику я определил, что его зовут Джош. Он был в черной форме с эмблемой «Гибер-теха» на нагрудном кармане, а за спиной у него болтался помещенный в рамку сертификат «Лучшего дежурного администратора недели». Этим было сказано все: или Джош был единственным, или он был единственным, от кого был хоть какой-то толк.

– Всегда рады гостям, – продолжал Джош. – Сам я в каком-то смысле тоже гость, поскольку я из Канады. Вам нужно непременно побывать там. У нас сто сорок восемь горных хребтов, однако почему-то нас в первую очередь знают по нашим деревьям. Вообще-то, почти вся страна занята деревьями.

– Мне бы очень хотелось побывать в Канаде, – сказал я, – но разве там не слишком… как бы выразиться… холодно?

– Ну только в смысле постоянного оледенения и тундры. Да, и давайте сразу уладим все возможные недоразумения: лакросс [60]60
  Лакросс – игра в мяч индейского происхождения; две команды, из 10 человек каждая, пытаются забросить мяч в ворота противника с помощью специальной клюшки. (Прим. переводчика.)


[Закрыть], наша истинная национальная игра, грубая преднамеренно, в то время как хоккей получается грубым неумышленно, и если только у вас нет массы свободного времени, не спрашивайте меня о поддельном кленовом сиропе. Боже милосердный, это бузуки?

– Да, это бузуки, – подтвердил я, и миссис Тиффен прилежно начала исполнять «Далилу».

Джош вернул мне мои документы.

– Бдительность никогда не бывает лишней, – сказал он. – Лазутчики из «Истинного сна» рыщут поблизости. Вам приходилось с ними встречаться?

– Нет, – ответил я, – или по крайней мере я об этом не догадывался: как они выглядят?

– Как совершенно обыкновенные люди. В этом вся беда. – Он долго пристально разглядывал меня, выгнув правую бровь чуть выше левой. – У вас такой вид, будто вы совсем недавно изрядно подпортили себе карму.

– Можно и так сказать.

– Я просто ненавижу вселенскую скорбь. Чем я могу вас подбодрить?

Я подумал о Логане.

– Как насчет того, чтобы стереть в памяти плохие решения, изменяющие судьбу, как это делают путешественники во времени?

– Тут я ничем не могу вам помочь, но, быть может, в моих силах облегчить вызываемую ими боль. Задержитесь на обратном пути, и я приготовлю вам одно из своих творений.

– Творений?

– Доверьтесь мне.

Черкнув мне разовый пропуск, Джош попросил расписаться в журнале. Я с любопытством огляделся по сторонам. По коридорам ходили люди, они двигались неторопливо, и никто ничего не говорил. Несмотря на оживление, в комплексе царила неестественная тишина.

– У вас здесь всегда так тихо? – спросил я.

– Руководство считает, что пустая болтовня отвлекает от созидательных мыслей, – сказал Джош, выбирая лучший лимон из дюжины припрятанных под столом и доставая из шкафчика миксер. – Вы играете в «скраббл»?

– Как-то раз я выложил слово «трепанация» по утроенной ставке, получив сразу двести двадцать восемь очков.

Вскоре после этого я перестал играть. И, честное слово, другого выхода у меня не было. С тех пор все мои потуги повторить успех оборачивались сокрушительным разочарованием.

– Ого! – с восхищением произнес Джош. – Этак вы нас без порток оставите. Обычно мы встречаемся по утрам в «Уинкарнисе», с десяти до полудня. Присоединяйтесь к нам.

Я объяснил, что покидаю город ближайшим поездом.

– А жаль, – вздохнул Джош. – Ладно, как-нибудь в другой раз. Можете подождать вон в той комнате, если что, кричите. И не забудьте задержаться на обратном пути.

Комната ожидания была выкрашена в светло-зеленый больничный цвет, и вся ее обстановка состояла из неломающихся стульев и выцветших плакатов на стене. Самый большой изображал двенадцатую миссис Несбит, по-детски непосредственную и нескладную, обещающую «премию наличными за детовоспроизводство сверх установленных норм». Более радушными были плакаты Валлийского туристического бюро. Один рекламировал местные достопримечательности ставшим с тех пор популярным лозунгом: «Посетите Уэльс – дожди здесь идут не всегда», а на другом был пейзаж побережья в Розилли, с остовом выброшенной далеко на берег «Царицы Аргентины» и радушным и непоколебимым утверждением:

«Пусть всегда будет Говер».

В помещении стоял присущий больницам запах смеси краски, хлорки и свежевыстиранного белья. Я накормил миссис Тиффен двумя корнишонами и плавленым сырком, и она снова начала исполнять «Далилу», но только тише, словно к этому призывала строгая обстановка.

Минут через десять из-за угла появилась женщина, поглощенная чтением бумаг. У нее были короткие волосы и миниатюрные, заостренные черты лица. Совсем как у Люси Нэпп, что едва ли можно было считать удивительным, поскольку это действительно была Люси Нэпп.

– Люси?..

– Привет, Чарли, – улыбнулась Люси, – я слышала, что ты направляешься в наши края.

Встав, я неловко обнял ее.

– Что ты здесь делаешь? – спросил я.

– В рамках Системы быстрого управления я получила назначение в Отдел эффективных преобразований. Здесь занимаются поразительными вещами. – Она оглянулась по сторонам. – А где Старший консул Логан?

– Он умер. Ну, точнее, его убили – Аврора.

– Вот как? И почему?

– Он собирался убить меня.

– Зачем кому бы то ни было убивать тебя?

– Долгая история, и мне нечем гордиться.

– Расскажешь, когда созреешь. Это то, что она умеет? – спросила Люси, указывая на миссис Тиффен, продолжавшую исполнять «Далилу».

– В общем, да.

– Впечатляет. Твою девушку с бузуки используют в научно-исследовательских работах: проект «Лазарь» заключается в эффективном преобразовании лунатиков для того, чтобы они более плодотворно трудились на благо общества.

– Значит, вот в чем заключается проект «Лазарь», – сказал я. – А что насчет «морфенокса-Б»?

– Тут я не могу ничего подтвердить или опровергнуть, – улыбнулась Люси, – а на тот случай, если это ускользнуло от твоего внимания, бумага, которую ты подписал на входе, это Соглашение о неразглашении тайны. Если ты проронишь хоть одно словечко о том, что здесь видел, мистеру Хуку – ты уже познакомился с мистером Хуком?

Я молча кивнул.

– Мистеру Хуку поручено обеспечивать выполнение этого Соглашения, и у меня такое чувство, что удовольствия это тебе не доставит. Говорят, однажды он вступил в схватку с голодным арктическим барсуком – и одержал верх.

– Это не слишком впечатляет.

Арктические барсуки славятся своим злобным нравом, но все-таки размерами они не крупнее средней собаки. Конечно, лично я предпочел бы с ними не связываться, но, если вооружение будет подходящим, скорее всего, для меня все закончится хорошо – разве что барсук отгрызет мне палец или вырвет глаз.

– Ему тогда было всего четыре года, – сказала Люси. – Он из зимокочевников – кажется, из рода Древнелишений. Это было частью его зимнего испытания [61]61
  «Зимокочевники», или «Зимние кочевники», нередко оставляют своих детей Зимой одних, чтобы отделить слабых от сильных.


[Закрыть].

– Хорошо, а вот это уже очень впечатляет.

– По крайней мере так говорят. Ладно, давай я отведу вас в крыло «Б».

Кивком пригласив меня к выходу, Люси дважды хлопнула в ладоши. Оба водителя гольфмобилей посмотрели на нее. У них были медлительные, заторможенные движения, свойственные лунатикам. Люси указала на того, которого звали Дейвом, он медленно подъехал к нам и остановился. Он просто сидел совершенно неподвижно, уставившись в стену выше и правее нас.

Люси предложила нам с миссис Тиффен сесть в гольфмобиль, затем села сама.

– Мы стремимся расширить навыки преобразованных лунатиков за рамки сортировки картошки и открывания дверей, – сказала она, – однако пока что эти работы находятся лишь на стадии производственных испытаний – вот почему мы не выпускаем подопытных за пределы комплекса. Правила компании требуют, находясь в гольфмобиле вместе с лунатиком, иметь при себе сандвич с джемом и коробку миндальных печений. Несмотря на свои навыки, они, проголодавшись, по-прежнему становятся кусачими.

Люси назвала водителю место назначения, и мы рванули с места под визг покрышек. Далее последовала гонка с объезжаемыми впритирку препятствиями и безрассудными вхождениями на полной скорости в слепые повороты, от которой у меня волосы встали дыбом, и лишь непрерывный сигнал клаксона предупреждал пешеходов освободить нам путь. Похоже, управление гольфмобилем интересовало Дейва лишь частично, поскольку почти всю дорогу он таращился на мою руку так, как голодная собака смотрит на мозговую косточку.

Люси предупредила, что мне предстоит встреча с Достопочтимой Гуднайт [62]62
  Говорящая фамилия: good night – спокойной ночи. (Прим. переводчика.)


[Закрыть], и попросила следить за своим поведением.

– Неужели?

– Да, именно так.

Мое удивление было вполне объяснимым: Достопочтимая Шарлотта Гуднайт оставалась последним ныне здравствующим членом «Гибертеховской пятерки», тесной группы тех, кто был рядом с Доном Гектором во время разработки «морфенокса». Гуднайт присоединилась к команде, будучи шестнадцатилетним дарованием в области химии, она лично довела до ума «ювенокс», препарат для тех, кому еще нет двенадцати лет. После смерти Дона Гектора именно она, что совершенно естественно, возглавила компанию.

– Что сказала мать Фаллопия, когда ты объявил ей о своем уходе? – спросила Люси.

– Она названа меня неблагодарным мерзавцем, сказала, что я умру в первую же неделю Зимы, а если место моего захоронения будет известно, она придет и спляшет на моей могиле.

– Так прямо и сказала?

– Ну смысл ее слов был такой.

– И все-таки ты поступил правильно.

Мы въехали в автоматически открывшуюся дверь и оказались в другом длинном коридоре, но теперь он уже был открыт с одной стороны. Мне доводилось видеть фотографии комплекса с воздуха, и я знал, что он подобно учебным заведениям построен вокруг квадратной площадки посредине, однако тут речь шла о пространстве площадью двенадцать акров, с деревьями, кустарниками и даже ручьем, который, если бы не промерз насквозь, начинался бы на возвышении в одном углу, стекал по каменистому руслу, срывался вниз маленьким водопадом и с журчанием исчезал в противоположном углу.

– Весь комплекс изначально возводился как санаторий на четыре тысячи коек для страдающих от Гибернационного наркоза, – объяснила Люси, перехватив мой взгляд, – но когда исследования Дона Гектора и его команды принесли первые значительные плоды, комплекс был передан ему. К тому времени как была разработана первая эффективная версия «морфенокса», все заведение уже занималось исследованиями в области зимней спячки: каким образом обеспечить больший процент выживаемости, как сократить ее продолжительность и как лучше решать психические и физические проблемы, связанные с ранним пробуждением.

– Очень впечатляет, – заметил я.

– А то как же, – ответила Люси. – В программном заявлении «Гибер-теха» говорится о необходимости навсегда избавить человечество от пагубных социальных и экономических последствий зимней спячки.

– Это очень смелое обещание.

– В «Гибер-техе» всегда мыслят большими категориями. Ну вот мы и прибыли.

Гольфмобиль с визгом затормозил перед дверью с табличкой «Проект «Лазарь».

– До-свидания-желаю-вам-всего-хорошего, – произнес Дейв так, словно он заучил эти слова на слух, не понимая их смысла.

Люси отперла дверь, набрав код на клавиатуре, и после нескольких поворотов направо и налево и еще одной двери мы оказались в круглом помещении с письменными столами, креслами на колесах и стеллажами. Из этого круглого помещения во все стороны лучами расходились восемь коридоров, вдоль которых тянулись камеры, где-то по двадцать на каждый коридор. Оттуда доносились звуки – невнятное бормотание и глухие удары, – а также характерный неприятный смрад немытых лунатиков. В глубине одного из коридоров санитар в прорезиненном фартуке поливал из шланга камеру, грязная вода стекала в проходящий посредине коридора слив.

Остановившись, я огляделся вокруг, придерживая за локоть миссис Тиффен. Справа от меня была застекленная дверь, и, не устояв перед любопытством, я подошел ближе и заглянул внутрь. К креслу, похожему на те, что стоят в парикмахерских, был пристегнут лунатик в бледно-зеленом спортивном костюме. Прямо над ним висело странное медное устройство, похожее на конический столбик, какими пользуются дорожные рабочие, острием всего в одном дюйме от головы подопытного. За операционным столом двое техников возились с несколькими большими приборами, сплошь покрытыми кнопками, рукоятками, шкалами и четырьмя большими экранами. Техники что-то говорили, однако их голоса заглушались толстым стеклом в двери.

– Знаешь, до чего любопытство довело Варвару?

Я обернулся. Это была Достопочтимая Гуднайт.

Она оказалась старше, чем выглядела на рекламных плакатах, – по моим прикидкам, на пороге седьмого десятка. Тело в отличной форме, жировая прослойка, соответствующая середине Лета, немигающие голубые глаза. Гуднайт была в накрахмаленной белой форме, буквально излучающей деловую эффективность. Она смотрела на меня с плохо скрытым презрением.

– Ой, – пробормотал я, пристыженный тем, что меня застигли подсматривающим, – извините.

– Ну так как? – спросила Гуднайт.

– Что как?

– Ты знаешь, до чего довело Варвару любопытство.

– По-моему, ей оторвали нос.

– Извини, я тебя не слышу.

– Оторвали нос, – повторил я громче.

– Вот именно. Смысл этого, разумеется, совершенно понятен… – Остановившись, она задумалась на мгновение и повернулась к Люси. – Люси, дорогая, а почему любопытной Варваре нос оторвали?

Люси изучала досье на миссис Тиффен, но как только было произнесено ее имя, она встрепенулась.

– О… э… контекст, в котором были произнесены эти слова, не совсем ясен, мэм, однако идиоматический смысл не вызывает никаких сомнений.

– Вот именно, – согласилась Гуднайт, – я сама не смогла бы выразить это лучше. Идиома. Нашу работу невозможно потрогать руками, однако она необходима для общего блага. Выражаясь идиоматически… Люси?

– Лес рубят – щепки летят?

– Довольно близко.

– По-моему, это скорее… пословица, а не идиома, разве не так? – спросил я.

Обе женщины молча смерили меня взглядом.

– Так, теряем интерес и двигаемся дальше, – сказала Гуднайт. – Где Старший консул Логан?

– Его убила Аврора.

– Просто так, ради удовольствия?

– А Аврора убивает людей просто так, ради удовольствия?

– Не твое дело задавать вопросы, Консул. Токката уже знает о смерти Логана?

– Полагаю, пока что не знает, – сказала Люси.

– Кто ей это скажет? – спросил я.

– Только не я, – поспешно сказала Люси.

– И не я, – добавила Достопочтимая Гуднайт, продолжая пристально разглядывать меня. – Что у тебя с головой?

Опешив от ее бесцеремонности, я непроизвольно ощупал правую часть лица, вогнутую внутрь и закрученную влево, отчего правый глаз у меня ниже левого примерно на ширину полутора глазных яблок. Для меня самого, моих друзей и сестер в приюте я просто был такой как есть, и тут не требовалось никаких комментариев – на самом деле никто этого даже не замечал; однако по реакции окружающих я чувствовал, что отношение ко мне находится где-то между «занятно» и «уродливо».

– Врожденная деформация черепа, – сказал я.

– А, – небрежно бросила Гуднайт, показывая, что ее интерес был обусловлен чисто медицинской стороной дела. – Значит, это не отложение солей кальция?

– Нет, мэм.

– Не повезло тебе, – продолжала она. – Мы работаем над уменьшением и даже обращением последствий отложения солей кальция.

– Сам я не считаю это невезением, – сказал я.

– Знаешь что? – сказала Гуднайт. – На самом деле мне это неинтересно.

И без предупреждения она раскрыла английскую булавку и вонзила острие в предплечье миссис Тиффен. Набухла красная капелька. Я оказался единственным, кто вздрогнул; мертвая женщина даже глазом не моргнула.

– Тебя пугает вид крови, Консул? – спросила Гуднайт. – Сострадание, проявленное не к месту, обернется для тебя гибелью.

– При всем глубочайшем уважении к вам, мэм, я думаю, что это было любопытство.

– Возможно, именно из-за этого Варвара лишилась носа, – после недолгого размышления заключила Гуднайт. – Любопытство… по поводу сострадания. – Она посмотрела на Люси в надежде на семантическую поддержку, но та лишь пожала плечами. – Ну хорошо, – продолжала Достопочтимая Гуднайт, протягивая мне акт о передаче опеки. – Распишись на пунктирной линии.

– Много у вас таких? – спросил я, принимая журнал. – Я имею в виду, Отсутствующих, выполняющих действительно хорошие штучки?

Достопочтимая Гуднайт подозрительно покосилась на меня.

– Мы не разглашаем нашу статистику, – сказала Люси.

– Долгосрочная политика компании, – объяснила Достопочтимая Гуднайт, когда я расписался в акте о передаче опеки. – «Истинный сон» любит припирать нас к стенке нашими же собственными данными, поэтому мы их не обнародуем – факты могут сбить людей с толку. Но, отвечая на твой вопрос: у нас была Шутница, которую когда-то звали Доротеей, так вот, она умела переводить все, что говорили вокруг, в азбуку Морзе. Мы так и прозвали ее «Точка-тире». Мы преобразовали ее в оператора коммутатора, и на испытаниях она работала без выходных, шестнадцатичасовые смены, прерываясь только раз в полчаса на то, чтобы сходить в туалет и перекусить. Ну как вам нравится такая производительность, а?

Если честно, мне стало жутковато.

– Ну да, – сказал я, – поразительно.

– Поразительно? – презрительно повторила Гуднайт. – Жуки, воздушные гимнасты, Роден, суда на воздушной подушке и любые творения Брунелей [63]63
  Имеются в виду отец и сын Марк Изамбард (1769–1849) и Изамбард Кингдом (1806–1859) Брунели, выдающиеся английские инженеры. (Прим. переводчика.)


[Закрыть] – вот что можно назвать поразительным. А то, чем мы здесь занимаемся, выходит за рамки поразительного.

– Потрясающе? – предложил я.

– Беспрецедентно, – сказала Гуднайт и, забрав акт, поставила свою подпись под моей, тем самым сняв с меня ответственность за миссис Тиффен.

– Вот твоя премия, – сказала Люси, протягивая мне расписку на пятьсот евро, подлежащую погашению в «Миссис Несбит». – Извини, – добавила она. – Знаю, обыкновенно расплачиваются наличными, но в «Гибер-техе» сейчас проходит рекламная кампания.

– Да, кстати, – спохватилась Гуднайт, оборачиваясь к нам, – были какие-либо перемены?

– Перемены в чем?

– В ней, – отрезала Гуднайт, указывая на мертвую женщину. – Перемены в поведении. В игре на бузуки, в поступках. Она стала хуже, стала лучше, более капризной, менее капризной, что?

– Прежде она играла «Помоги себе сам», а теперь играет только «Далилу». Это нормально?

– Такое бывает. Всё, на этом конец. «Гибер-тех» тебя благодарит.

С этими словами Гуднайт взяла мертвую женщину под руку и повела ее по коридору к камерам. Без бузуки, что говорило о многом. Меня охватила леденящая дрожь, но Люси уже повела меня обратно к выходу, и как только мы сели в гольфмобиль, началась та же самая бешеная езда. Мы пронеслись вдоль центрального квадрата; растительность внутри была такой буйной и густой, что с трудом проглядывала противоположная сторона комплекса.

– Когда Дон Гектор только появился здесь, все было тщательно ухоженным, – заметила Люси, перехватив мой взгляд. – По рассказам, целые мили усыпанных гравием тропинок среди многообразия деревьев и подстриженных живых изгородей. Место отдыха, где прогуливались пациенты санатория. Тут были водопад, известный как «Ведьмин пруд», теплицы – и даже грот, эстрада и храм Морфея. Теперь все это заросло.

Мы вернулись сквозь двустворчатые двери назад в тепло, визжа покрышками по скользкому линолеуму на полу.

– Тебе не жутко от всех этих экспериментов с преобразованиями? – спросил я.

– Конечно, работа требует постоянного напряжения, – призналась Люси, – но перспектива рабочей силы с потенциальной производительностью восемь с половиной миллионов часов – это не шутка. Только представь себе: преображенные обладают навыками, позволяющими им работать на заводах. Себестоимость всех товаров снизится в разы!

– Ну а «морфенокс-Б»? – спросил я.

– Его представят к следующему лету, и он будет доступен всем. Этот прорыв изменит правила игры – но я тебе ничего не говорила.

Улыбнувшись, Люси подняла брови и приказала водителю гольфмобиля остановиться.

Тот послушно повиновался, и она вышла перед отделом фармацевтического производства.

– Ты прямиком обратно? – спросила Люси. – Насколько я слышала, с Консулами Двенадцатого сектора лучше не связываться.

– Прямиком домой, после того как повидаюсь с одним человеком.