Текст книги "Город на грани: поездка по окраинам Сан-Паулу"

3. Модернизм: Зезинью-Магальянис

Жилой комплекс Зезинью-Магальянис, спроектированный Жуаном Виланова Артигасом и Паулу Мендесом да Роши

Вырвавшись на шоссе Айртона Сенны, мы – в полном соответствии с его названием – увеличиваем скорость до 100 километров в час, вот только едем мы не в том направлении. Город оказывается справа от нас, а должен быть слева – значит, мы движемся на юг вместо севера. На ближайшей развязке мы поворачиваем, и через 10 минут, вернувшись на наш маршрут, уже мчимся мимо международного аэропорта Гуарульос. На обочине – десятки пустых ржавеющих билбордов, хотя здесь в аэропорту этот вид рекламы разрешен (в самом Сан-Паулу его запретили в 2006 году). Впрочем, нет – пара щитов не пустует. Вот на одном реклама «Мерседеса», на другом – «Ауди», модель класса «люкс» разумеется. В таком окружении они выглядят крайне неуместно – роскошь нуждается в «обрамлении» из множества других рекламных плакатов.

Когда мы въезжаем на территорию жилого комплекса Зезинью-Магальянис, его огромные размеры поначалу не бросаются в глаза, а ведь он состоит из трех секторов и 72 многоквартирных домов. И по плану он должен был быть вдвое больше! Микрорайон, спроектированный по заказу военной диктатуры в 1967 году, должен был иметь площадь 130 гектаров и население 50 000 человек. Зезинью замышлялся как образец массового «социального» жилья. Главный архитектор проекта Виланова Артигас рассматривал его как эксперимент с блочным строительством, надеясь вывести его на промышленный уровень эффективности. Его помощник Мендес да Роша вспоминает: «Целью… было достичь степени совершенства, которая показала бы, что качество жилья связано не с уровнем жизни того или иного социального класса, а с современными техническими достижениями, обеспечивающими продуманное и честное строительство жилья, доступного для всех».

Подобные идеалистические представления, еще преобладавшие в 60-х, позднее почти сошли на нет. Идея о том, что технологии способны обеспечить социальное равенство, так и не укоренилась по-настоящему. Но главная причина, по которой и правительства, и архитекторы отошли от этого благородного подхода к социальному жилищному строительству, была связана с затратами. Парадоксально, но факт: еще в конце 1960-х – начале 1970-х реакционные военные режимы не только в Бразилии, но и в Аргентине были готовы выделять большие суммы на строительство жилья по проектам самых уважаемых архитекторов. В тот период «высокий модернизм» все еще пользовался политической поддержкой, пусть и со стороны диктатур, к которым сами архитекторы относились только отрицательно. Однако по мере того как становилось ясно, что эти «образцовые» проекты не соответствуют по масштабам росту численности населения, а потому не позволяют сократить дефицит жилья, политическая воля к их осуществлению начала слабеть. Можно с уверенностью констатировать, что с конца 1970-х идеалистическая централизованная стратегия превратилась в прагматическую и бессистемную: результатом стали жалкие разрозненные постройки вроде тех, что мы видели в Сан-Матеуше.

На окраине Зезинью притулился оживленный рынок – неплохое место для «питстопа». Мы стоя позавтракали пастелями – жареными пирожками с мясом, запив их свежевыжатым соком сахарного тростника, а затем пешком отправились бродить по микрорайону. Он содержится на удивление хорошо: сады ухожены, дома недавно покрашены в горчичный цвет. Отчасти такое внимание связано с тем, что этот комплекс – несомненный памятник старины, словно ожившее постановление Международного конгресса современной архитектуры (даже для своего времени он выглядит традиционным). Длинные невысокие дома выстроены четкими рядами. В них всего по три этажа, но здания приподняты на пилонах, чтобы создать свободное пространство для парковки машин. Латиноамериканские модернисты обожали эти опорные колонны, но зачастую они создавали мрачные, угрожающе нависающие своды. Однако здесь, поскольку здания довольно узки и невысоки, а вокруг много зелени, пространство под этими сводами хорошо освещено и выглядит вполне уютно. По меркам бразильского рабочего класса комплекс выглядит роскошно, и у меня возникает странное ощущение, будто я попал в американский кондоминиум.

Выбрав наугад лестницу, мы поднимаемся наверх и оказываемся на опоясывающем дом балконе, куда выходят двери квартир, – он напоминает длинную веранду. Входы во многие квартиры «индивидуализированы» облицовкой безумных расцветок или плиткой, имитирующей кирпич либо камень. Похоже, здешние жильцы предпочитают бетону любое покрытие, которое только можно купить в магазине. Хотя это «украшательство» режет глаз стороннику чистоты форм, подобная «самодеятельность» – здоровый признак заботы людей о собственном жилище.

На балконе у своей двери курит Сержио: с сигаретой в зубах, в мешковатых джинсах и белой жилетке, он словно сошел с рекламы Levi’s. Сейчас ему под шестьдесят, в Зезинью он поселился 25 лет назад, когда еще работал на местном заводе Форда. Здесь абсолютно безопасно, рассказывает он, это хорошее место для семей с детьми. Примерно 60 % нынешнего населения микрорайона составляют его первоначальные жители, хотя некоторая «джентрификация» тоже происходит. Когда представители среднего класса стремятся переехать в дома, построенные для бедняков, это как минимум означает, что здания хорошо спроектированы. С другой стороны, Зезинью уже трудно назвать «социальным» жилым комплексом: квартплата здесь составляет 700 реалов (350 долларов) в месяц, при том, что минимальная зарплата в Бразилии равняется 545 реалам. Рыночная цена квартиры в таком доме – 130 000 реалов (65 000 долларов).

Сержио показывает нам свою квартиру. Потолки здесь довольно низкие, но поскольку жилые блоки узки, все квартиры выходят на обе стороны дома и хорошо проветриваются. Впрочем, главной «изюминкой» проекта Артигаса является отсутствие капитальных стен внутри квартир – там есть лишь гипсовые перегородки, позволяющие жильцам перепланировать пространство по собственному усмотрению. Сержио стучит костяшками пальцев по новой пустотелой стене. Он увеличил кухню, поскольку именно там все собираются, когда приходят гости. Сержио принимается энергично объяснять детали своего замысла, ничуть не смущаясь присутствием трех незнакомцев в своем доме: напротив, он с гордостью говорит о размерах комнат – там, дескать, можно просто заблудиться. Трудно представить себе, чтобы в богатом квартале жители с такой же готовностью удовлетворяли наше любопытство. Более того, я не могу вообразить, чтобы группа бразильских архитекторов и антропологов, напросившись в муниципальную квартиру в Лондоне, встретила столь же радушный прием. Бразильцам, похоже, льстит сам наш интерес к их жизни.

Не знаю, поддерживаются ли стандарты этого дома во всем комплексе Зезинью, но качество жизни и гордость за свой микрорайон, что мы наблюдаем здесь, несомненно говорят в пользу проекта Артигаса и идеи централизованного жилищного строительства в целом. Из всех мест, что мне довелось сегодня повидать, я бы предпочел жить именно здесь. Хотя, конечно, дома, построенные по программе mutirão, намного больше квартир в Зезинью, и кроме того, они созданы руками самих жильцов, что приносит дополнительное удовлетворение – но вспомним, что даже после стольких усилий у них нет гарантий, которые дает официальное право собственности.

Так или иначе, тоталитарный подход к централизованному строительству «социального» жилья устарел не только с политической, но и с урбанистической точки зрения. Более того, само обеспечение жильем даже перестало быть важной проблемой. Внимание в ходе градостроительного дискурса сместилось, если хотите, от отдельного объекта к «сети». Фавелы больше не считаются «позором», который следует вырезать из тела города как раковую опухоль и заменить аккуратными рядами многоэтажек на пилонах. Они уже воспринимаются как данность, и вопрос заключается в том, как включить их в структуру города. Новыми средствами расширения возможностей горожан стали инфраструктура и взаимосвязанность.

Грандиозные проекты вроде Зезинью, возможно, стали достоянием истории, но у них и сегодня есть сторонники. Один из них – сам Мендес да Роша. Поскольку он социалист (покойный Артигас, следует заметить, был коммунистом), урбанистический идеал коллективной жизни должен быть ему близок, но этот архитектор заходит еще дальше. Он по-прежнему придерживается догм модернизма, как в плане эстетики, так и в плане индустриальных методов строительства – собственно, его проект Олимпийской деревни для Игр-2016 в Рио выполнен в том же ключе, что и Зезинью. Более того, да Роша считает неоправданным строительство индивидуальных домов как таковых. Здесь, однако, не обошлось без лицемерия – архитектор построил себе прекрасную виллу; правда, он в ней больше не живет. Как-то Роберту спросил его об этом, и восьмидесятилетний да Роша ответил: «Это была величайшая ошибка в моей профессиональной биографии».

4. Цитадель: Вила Мария Зелиа

Следующий пункт на нашем «орбитальном» маршруте унесет нас еще глубже в историю – мы познакомимся с «предтечей» Зезинью-Магальяниса. Строительство Вилы Мария Зелиа, начатое в 1914 году, предшествовало первым попыткам создания «социального» жилья в Бразилии, а точнее – было одной из этих первых попыток. Они предпринимались не государством, а промышленниками, стремившимися обеспечить жильем своих рабочих. Вила Мария Зелиа во всех отношениях была самым идеалистическим из этих проектов – «образцовым» поселком, на строительство которого денег не жалели. Она находится примерно в 13 километрах к западу от нас: мы срежем путь через северо-восточную окраину города по шоссе Президента Дутры.

Где-то на полдороги мы решаем нанести визит в Вила Нова Пантаналь – фавелу, в свое время необычайно страдавшую от затоплений. Власти истратили 60 миллионов реалов (30 миллионов долларов) на осушение земель и создание альтернативной инфраструктуры и весьма гордятся достигнутым. Мы убеждаемся в этом, остановившись на въезде у двух билбордов, оповещающих, что эти работы выполнены правительством штата Сан-Паулу, и для верности украшенных гербом штата. Думаю, необходимость в этом объявлении возникла потому, что дренажная система – не слишком заметное и не слишком фотогеничное сооружение. Чтобы компенсировать этот недостаток, в фавеле также провели косметический ремонт. Фасады домов выкрасили в зелено-розовые тона, так что теперь они напоминают разноцветные леденцы. Краску – в рамках социальной ответственности бизнеса – бесплатно предоставила фирма, производящая красители. Но даже если абстрагироваться от расцветки, волнообразные узоры на стенах до боли напоминают детскую игровую комнату. Во всем этом есть некий неприятный налет патернализма.

Куда больше внимания привлекла подобная акция в Рио – два голландских художника прилетели туда, чтобы украсить фавелу Санта-Марта настенными панно. Я верю в социальную действенность эстетических жестов, но меня беспокоит, когда объектом «разрисовывания» становятся целые общины. Фавела не холст, и ее проблемы – не эстетического порядка, сколько бы вы ни возражали, что свежая краска на домах вызывает чувство гордости у жителей, хотя это несомненно так, и особенно, что «веселенькие» фасады повышают акции фавелы в глазах «официального» города. Что ж, в Вила Нова Пантаналь покраска по крайней мере сопровождалась осушением болотистой местности. Тем не менее мне не один раз приходилось слышать от бразильцев фразу «pra Ingles ver» – «это показуха для англичан».

Рядом с фавелой государственная строительная компания CDHU возвела «социальные» дома для жителей, переселенных с территории, особенно часто подвергавшейся затоплению. Они построены в конце 1990-х, но имеют поблекший вид, будто простояли здесь полвека. Такие здания – опять позаимствуем формулировку у Леви-Стросса – «вечно молоды, но всегда нездоровы». Они напоминают кадр из фильма Пазолини – эту унылую безлюдность итальянского неореализма. Перед домами двое детей пытаются высвободить красного воздушного змея, запутавшегося в цепной изгороди. Настоящая жанровая сцена, суровая и живописная. Пока мы с Тельмой фотографируем, Роберту сидит в машине, не выключая двигатель. Впервые за сегодняшний день он слегка нервничает: он чувствует, что за нами наблюдают, и хочет поскорее уехать отсюда. Доверившись его интуиции, мы отправляемся в путь.

Кварталы муниципального жилья в районе Вила Нова Пантаналь

Наша следующая остановка – Вила Мария Зелиа – находится на юго-западе, но мы движемся на северо-запад. Мы делаем небольшой крюк, чтобы пообедать в ресторане «Мокото», специализирующемся на кухне северо-восточного региона Баиа. Наполненные впечатлениями за шесть часов путешествия, мы с удовольствием расслабляемся за тарелкой дымящейся фавады – густой похлебки из бобов фава. Я слышал, что от этих бобов происходит и слово «фавела». Его этимология вызывает споры, но, согласно одной из версий, солдатский лагерь в Минас-Жерисе во время восстания Канудус в XIX веке назывался «фавела». Считается, что такое название лагерю было дано из-за того, что рядом находилось поле, засеянное фавой, а не в честь самих бобов, но кто знает…

Место, где мы обедаем, находится на северном рубеже города – довольно странное расположение для такого хорошего ресторана. С другой стороны, отсюда до Праса да Се всего 9 километров. Сан-Паулу не слишком разросся на север – здесь городские кварталы вскоре уступают место густому лесу, а затем горам. Его щупальца тянутся на юг к водохранилищам и на восток – к побережью. С вершины холма, где мы находимся, центр кажется близким и виден четко. Он напоминает Манхэттен, если смотреть с другого берега Гудзона, – только больше по площади и плотнее застроен. Возможно, такая ассоциация навеяна недавним обедом, но эта внушительная стена «высоток» напоминает шоколадки, выложенные рядком в киоске с их какофонией разноцветных упаковок. Только цвета здесь не такие кричащие: преобладают пастельные тона, цвета мороженого – фисташкового и мангового. На производстве этих «фруктовых» красок кто-то очень неплохо наживается!

Вернувшись на шоссе Президента Дутры, мы вскоре обнаруживаем, что снова заблудились. Мы нашли место под названием «Вида Мария», но Вила Мария Зелиа нет как нет. Останавливаемся, чтобы спросить кого-то из старожилов, и нам везет. Один из стариков показывает нам правильное направление своим узловатым пальцем – выясняется, что там жил его двоюродный брат. Мы срезаем угол через парковку Carrefour, французского сетевого гипермаркета, конкурирующего с Walmart в борьбе за кусок латиноамериканского пирога, и через несколько минут, за шинным заводом, находим то, что искали. В воздухе явственно пахнет резиной – как резко это контрастирует с тем, что мы видим! Вила Мария Зелиа – словно буколическая картинка из прошлого Старого Света. Она напоминает декорации к фильму – макет старой деревни в натуральную величину. Церковь с восьмигранным шпилем словно доставлена вертолетом из какой-нибудь баварской деревушки. Вдоль прямых улиц выстроились прекрасные домики, каждый из которых выполнен в собственном стиле. Этот поселок можно было бы считать зримым манифестом «нового урбанизма», если бы он не был таким явным порождением урбанизма «старого».

Недавно бразильский рэпер Криоло снял здесь видеоклип – стильное ретро из жизни маленького бразильского городка 70-х (производство спонсировала Nike). Вила Мария Зелиа стала идеальной декорацией для ностальгического видео: ведь и она сама порождена идеализмом. В 1916 году ее построил промышленник Жоржи Стрит в качестве поселка для рабочих своей текстильной фабрики, изготавливавшей джутовые мешки для кофе – в то время Сан-Паулу, несомненно уступавший пальму первенства Рио, уже был столицей бразильского кофейного бизнеса. Подобные vilas operárias (рабочие поселки), по сути, стали первой разновидностью «социального» жилья в стране. Стрит – позднее он станет министром труда и борцом за права рабочих – не пожалел денег на Вила Мария Зелиа. Дома выстроены в различных стилях – португальском, испанском, итальянском, польском, – соответствующих происхождению рабочих-иммигрантов. При поселке действовали школы, финансируемые промышленником, детский сад, аптека, парикмахерская и даже кафе-мороженое. Это был маленький островок Европы.

Сегодня этот странный «пришелец из прошлого», окруженный со всех сторон реальным Сан-Паулу, похоже, существует сразу в двух эпохах. Многие дома надстроены и свежевыкрашенны, возле них припаркованы недешевые машины, явно принадлежащие представителям среднего класса. В то же время объекты местной инфраструктуры превратились в полуразрушенные строения-призраки. Две школы, стоящие лицом друг к другу по разные стороны улицы – одна предназначалась для мальчиков, другая для девочек, – некогда представляли собой элегантные здания с арочными входами и фронтонами на окнах. Теперь внутри пустых «коробок» растут деревья, протянувшие ветки через оконные проемы. Еще одно большое красивое здание – судя по остаткам оборудования внутри, здесь была какая-то мастерская – превратилось в развалины с провалившейся крышей. Больно смотреть, как тонкая работа и продуманные архитектурные детали превращаются в ничто. В 1990-х годах Вила Мария Зелиа была признана объектом национального исторического наследия, но это «почетное звание», увы, не повлекло за собой мер по ее сохранению.

К нам подошел мужчина. Он говорит, что охраняет разрушенные здания и занимается «устной историей»: если мы не верим на слово, он может показать диплом Университета Сан-Паулу, где указана его специальность – «история индустриализации города». У этого человека широкое лицо с резкими чертами – наследство деда-индейца, поселившегося в Вила Мария Зелиа в 1919 году, и бабушки-португалки. Нашего собеседника зовут Деде; ему уже за шестьдесят, но живет он в том же доме, где родился.

Деде ведет нас в небольшой музей – он работает его смотрителем. Прежде здесь была аптека, но теперь в деревянных стеллажах для лекарств расположились выцветшие черно-белые фотографии. В основном это официальные групповые снимки, сделанные в 1940– 1950-х: мужская футбольная команда, женская баскетбольная, стройные ряды школьников в шортах и школьниц в белых платьях, с бантами в волосах. Девчушка, стоящая на одном колене в первом ряду, держит государственный флаг (несомненно ее специально отобрали для этой почетной миссии, но вид у школьницы не слишком довольный). На знамени – национальный девиз «Ordem e Progresso». «Порядок и прогресс». Конечно, эти снимки – само воплощение порядка, а поселок – символ прогресса. В то время, когда он строился, большинство рабочих жили в доходных домах, в условиях чрезвычайной скученности, и это начало вызывать нервозность у имущих классов. Вила Мария Зелиа стала одной из новых cidadela – цитаделей, призванных стать образцами «идеализированного» жилья для рабочих. Некоторые говорят, что они воплощают собой мечту буржуазии о контроле над рабочим классом, о его зависимости от «патриархов»-работодателей. Но если сегодняшнее путешествие что-то доказывает, то лишь то, что независимость не принесла рабочим улучшения бытовых условий. Социальный прогресс не сопровождался прогрессом материальным.

Допустим, что, раскошеливаясь на архитектурные изыски и инфраструктуру, Жоржи Стрит руководствовался собственными интересами – когда рабочие довольны, производство идет в гору. Но тем не менее трудно поверить, что сто лет назад некоторые рабочие жили лучше, чем большинство их коллег в наши дни. Может быть, «покровительство» частных предпринимателей – более эффективный способ позаботиться об интересах рабочих, чем строительство «социального» жилья руками государства? Возможно, этот аргумент противоречит чьим-то прогрессивным убеждениям, но за исключением комплекса Зезинью-Магальянис – еще одной идеалистической аномалии – Вила Мария Зелия представляется самой комфортной жилой зоной из всех, что мы видели сегодня. Или, по крайней мере, она была бы таковой, если бы ей не позволили прийти в запустение. Пол бывшей аптеки покрыт прекраснейшим плиточным орнаментом, но в нынешнем виде она напоминает инсталляцию Кристиана Блотански – с голыми лампочками, подсвечивающими фото давно умерших людей.